Деятельность духовенства Русской Православной Церкви в Центральной России в 1958-1988 гг. по созданию религиозного социума

Размещено на http://www.allbest.ru/

Деятельность духовенства Русской Православной Церкви в Центральной России в 1958-1988 гг. по созданию религиозного социума

Протоиерей Дмитрий Сазонов

Кандидат богословия, докторант Общецерковной аспирантуры свв. Кирилла и Мефодия

Аннотация

духовенство православный церковь хрущевский

В статье дается анализ состоянию и деятельности духовенства Русской Православной Церкви в период с хрущевских гонений до начала перестроечного времени. На основании источников показано неправомерность позиции некоторых современных историков, что Церковь во время своего существования в атеистическом государстве, которое ограничивало ее каноническую деятельность, была «порабощена» и поставлена под тотальный контроль. В реальности, Церковь, в лице иерархии, использовала предоставленные ей властью площадки «борцов за мир», «патриотическую деятельность», и смогла подготовить новые высокопрофессиональные кадры, завоевать авторитет не только в советском обществе, но и во всем мире. Качественно и количественно окрепнув, она вошла в 1990-е годы ХХ века со своей программой преобразований соответствующей духу перемен и встала на путь полномасштабного возрождения и укрепления своего авторитета и влияния в российском обществе.

Ключевые слова: приходская жизнь, духовенство, Церковь, государство, священник, образование.

В период с 1958 по 1988 гг. состояние приходского духовенства Русской Православной Церкви можно охарактеризовать как крайне сложное: священнослужителям приходилось совершать свое служение не только в атеистическом государстве, непримиримо враждебном христианству, но и в условиях разлада и ненормальности приходской жизни внутри самой Церкви. Сокращалось количества приходов, искусственно создавалось нетерпимое отношения к религии в обществе, что создавало внешнее давление на Церковь. Внутренне давление было выражено в недопущении Церкви к присущей ей деятельности в социальной, благотворительной, воспитательной сферах жизни христианина.

Ненормальность положения священника в обществе и на приходе и духовно-нравственного состояния верующих людей всячески поощрялась властью, которая вносила притеснения как с внешней стороны: путем пропаганды и агитации, закрытия храмов, искусственно созданного кадрового голода, выхолащивания духовной канонической жизни. Внутри Церкви это выражалось в разладе приходской жизни, создании конфликтной ситуации между священнослужителями и приходским советом, прихожанами. Расшатывались сами устои Церкви как общества единства во Христе. Всеми мерами власть создавала общество потребления не только в сфере общественной жизни, но проецировало модель на религиозную сферу жизни, тем самым выхолащивая основы веры, строящиеся на духовны критериях. Выхолащивание духовной канонической атмосферы в храмах происходило следующим образом: в больших городах власть сознательно не допускала наличия соответствующего количеству верующих людей числа храмов. В большинстве случаев, искусственное скопление народа в церквах, из-за недостатка самих церквей и потребностей народа меняло сам характер прихода как стабильного организма и превращало храмы в помещения религиозной направленности с вечно меняющимся потоком людей. Можно сказать, что властью, сократившей количество приходов (особенно в больших городах), были созданы «комбинаты религиозного обслуживания», где священник, как нанимаемое лицо выполнял функции обслуживающего персонала, народ же туда приходил для «удовлетворения религиозных нужд», по аналогии с комбинатами бытового обслуживания, где граждане удовлетворяли свои потребности. Там, где в нормальной обстановке в приходе должен был служить один (или два) священника, служили пять, шесть, а иногда и десять священников, что изменяло приходскую обстановку, предназначенную свидетельствовать об «общности и единстве Церкви» с ее неразрывной связью между приходом и людьми, проживающих в данной местности. Таким образом, подменялись каноническое понятие Церкви как общества спасаемых во Христе, на граждан отправляющих обряды и религиозные потребности, постепенно, по мнению партийных установок, изживаемые по мере строительства социализма и, в ближайшем будущем, коммунизма.

Священноначалие Церкви, осознавая опасность ситуации смены государственного курса в отношении религии выражало крайнюю озабоченность тем обстоятельством, что антицерковные материалы, в частности, широко пропагандируемые СМИ отречение прот. А. Осипова и других священников-ренегатов от веры в Бога, печатались не только в партийных, но и в государственных изданиях: «Печатается явная ложь, оскорбления, карикатуры», - заявлял митрополит Крутицкий Николай, назвав подтасовкой и ложью высказывания в газетах, которые приписывались Григорию Богослову[8, с.42-46].

Руководство Церкви видело свое значение для государства в своей востребованности как международных переговорщиков по линии религиозных структур, традиционно авторитетных для западных политиков. Ситуация для маневра складывалась следующим образом: вынужденная быть лояльной власти, учитывая весь набор и способы давления с ее стороны в прошлом и настоящем, Церковь, начиная с середины 40-х годов, следовала в фарватере государственной политики, в частности, тема «защиты мира» стала для Московской Патриархии одним из главных направлений, благодаря которому, с одной стороны, удавалось выходить из под удара ревнителей полной ликвидации религиозных организаций, был найден способ заявить о своей нужности государству, своей лояльности власти «провозглашающей построение коммунизма без религии», которое для внешней политики вынуждено было терпеть существование Русской Православной Церкви и само «религиозное пространство». Несмотря на то, что «добровольные пожертвования» - взносы в Фонд мира, тяжелым бременем ложились на финансовую сторону жизни Церкви, руководство Патриархии регулярно требовало своими предписаниями исполнение сбора, т. к. считало такое «изъятие» оправданным - собирая неучтенные гос.планом деньги, большая часть которых шла на поддержку национально-освободительного движения по всему миру. Начиная с конца 60-х годов каждый настоятель (каждый священник) должен был ежегодно рапортом, с приложением №№ квитанции отчитаться о добровольно сданной им сумме взноса в Фонд мира[4, с.24]. В адресе, по случаю награждения в 1979 году архиепископа Костромского и Галичского Кассиана (Ярославского) медалью советского Фонда мира уполномоченный СДР по Костромской области М. В. Кузнецов отмечал: «Приятно отметить, что духовенство в нашей стране и в нашей области по примеру Священного Синода и лично Патриарха Московского и всея Руси Пимена, проявляют не просто политическую лояльность по отношению к соц.строю, но и активно содействуют усилиям нашего государства в борьбе за мир, разоружение и справедливое отношение между народами. Борьба за мир стала традицией РПЦ, ее усилия в этом деле получают сегодня высокую оценку Советского правительства, советской общественностью»[3, c.95]. Финансовые отчисления, производимые епархией были тому подтверждением. Если, например, Костромская епархия отдавала на нужды Патриархии 70 000 руб., то в Фонд мира она сдавала 50000 руб.[2, с.2]. Такая политика Церкви давала свои дивиденды в виде некоторых послаблений строго контроля и нетерпимого отношения к религии со стороны властей. Со временем, с 70-х годов был увеличена квота поступающих в Духовные семинарии, что допускало возможность решать острый вопрос с нехваткой кадров. Таким образом, в основу своих отношений с властями Патриархия придерживалась нейтральной линии о воздаянии «кесарева кесарю», а Божие Богу», утверждая в речах своих иерархов, особенно за рубежом, что Церковь призвана разделять судьбу родного народа и жить своей благодатной жизнью при любом политическом строе[16, с.30].

Лояльность к власти и патриотизм, материальное выражение патриотизма - отчисления в Фонд мира, служили оценкой деятельности не только руководителей Патриархии, но и епархиальных управляющих и священников на приходах. По признаку политической совместимости, как заявлял зам. пред. Совета по делам религий В. Фуров в своем докладе, оценивались епархиальные архиереи [21, с.33-35]. Такие формулировки говорили о том, что под контролем Совета и власти находились все сферы бытия религиозных организаций, особенно под их жестким контролем находились кадры священнослужителей, причем не только на приходе, но в первую очередь в учебных заведениях. Все эти заключения были сделаны с целью выработки общего подхода и стратегии для работы партийных и государственных деятелей с представителями религиозных организаций. В процессе учебы в Семинариях, власти держали под контролем идеологическую сферу бытия студентов Семинарий. Владимир Фуров говорил присутствующим партийным функционерам, что Духовных школах налажен процесс воспитания духовенства в духе патриотизма и любви к Советской Родине. По его словам эта работа осуществлялась с помощью иерархов, руководителей духовных школ. В программу Семинарий были включены следующие предметы: история СССР, Конституция СССР, были пересмотрены в интересах международной политики государства учебные пособия по ряду церковных предметов. Например, в предмет нравственного богословия была введена тема: «Международный мир как нравственная задача христиан и людей доброй воли». Использовались политические лектории среди учащихся духовных школ, индивидуальные и доверительные беседы. Тех, кто не вписывался в общие рамки отчисляли [21, с.52-54]. Все вышеперечисленное показывает, как власть контролировала воспитание будущих пастырей в нужном для себя русле. Нужно отметить, что временем учебы такая опека не заканчивалась - власть контролировала, «опекала» учащегося Семинарии - Академии далее, после принятия им священного сана, уже на приходе, проходящего различные иерархические ступени. Наиболее подходящих по соответствующим критериям, власти, и соответствующие органы (КГБ), использовала для своих целей за рубежом. Все епископы обязаны были пройти Духовные школы, где их отбирали, и воспитывали в применительно к целям и задачам. Все эти данные были отражены в докладе В. Фурова партийным функционерам [21, с. 9].

Однако, будучи лояльными к существующей власти, духовенство не могло не говорить (или думать - Д. С.) о притеснениях внутреннего характера, в частности, о вмешательстве властей в приходскую жизнь Церкви, где духовенству отводилась роль наемного служащего. В этой антагонистической вилке и происходило возмущение подавлением религиозных свобод и сопротивление духовенства существующему строю. Свободомыслие проникало в архиерейскую среду, особенно среди тех архиереев, кто побывал за рубежом. О чем свидетельствовал тот же Фуров [21, с.56].

В Открытом письме московских священников к Патриарху Алексию I в 1965 году указывалось, что борьба идет не просто между Церковью и властью, борьба ведется между лучшими представителями Церкви - епископами, священниками, мирянами и против антирелигиозной политики власти, и против официальной политики Московской Патриархии, которая в некоторых случаях превращается в инструментарий власти по отношению к священникам на приходе. В том же письме недвусмысленно уточняется положение Совета по делам Русской Православной Церкви, реорганизованного в 1966 году в Совет по делам религий при Совете Министров СССР: с назначением председателем СДРПЦ В. Куроедова вместо Г. Карпова, Совет превратился из государственного органа - посредника, регулирующего отношения между Церковью и государством, в орган неофициального, диктаторского управления Московской Патриархией, которая в нарушении советского законодательства подчинялась устным распоряжениям власти[20, с.162].

По настоянию властей и совета Архиерейский собор, собравшийся 18 июля 1961 года в Троице-Сергиевой Лавре своими решения отстранил священника-настоятеля от управления приходом. Принятые Собором постановления рассматривались государственной властью как форма тотального контроля за церковными финансами. «Попа надо брать за брюхо!» - утверждал в своих антирелигиозных высказываниях Н. С. Хрущев. 15 января 1960 года Г. Карпов в докладной записке Н. С. Хрущеву, сообщая об итогах работы Совета за последние годы, приводил красноречивые цифры, свидетельствующие о работе Совета против Церкви: «что касается последних 12 лет, то мы сдерживаем натиск <верующих>, прямо игнорируя все заявления об открытии церквей и молитвенных домов <…> За 1959 гг. нами закрыто 300 церквей и молитвенных домов. По сравнению с 1948 г. число церквей уменьшилось более чем на 1300»[9, с.13-14]. В докладе зампедседателя СДР В. Фурова указывалось, что областные уполномоченные Совета по делам религий в тесной связи с местными органами власти принимали меры как по ограничению приема в Духовные семинарии, так и по недопущению приема нежелательных элементов[20, с.51]. Он отмечал, что стараниями Совета по недопущению абитуриентов к поступлению в Семинарии, к 1974 году среди церковных кадров доля престарелых священнослужителей (старше 60 лет) составляла 48,5%, т.е., почти половина от общего числа. Образовательный уровень духовенства оставлял желать лучшего: количество священнослужителей со средним духовным образованием (окончивших Семинарии - Д. С.) составляет 39% от общего числа духовенства, что, по его мнению, показывает: а) фактор отмирания религии, б) не самую высокую квалификацию кадров[21, с.28-29]. Его слова подтверждаются действиями власти, создававшей условия для дефицита кадров - «кадровый голод», следствием которого на законном основании можно было закрывать церкви.

Всякий отход от политики невмешательства в епархиальные дела вызывал неудовольствие уполномоченных и конфликты между ними и епархиальными архиереями. О «неуправляемости» архиерея уполномоченный сразу докладывал в Москву. Конфликт приводил во многих случаях к смещению «активного и деятельного архиерея» с кафедры Центральной России в епархии находящиеся на окраинах Союза. Активность архиерея характеризовалась следующими признаками: а) увеличение числа архиерейских служб, при которых присутствует большое количество молящихся, б) частое посещение приходов; требование к духовенству увеличения богослужений и произносимых проповедей, в) обеспечение религиозных объединений литературой и предметами культа; г) своевременное обеспечение приходов кадрами священнослужителей, д) привлечение молодежи в Церковь, е) вмешательство в финансовые и организационные дела общин и т.д. Такой активностью обладал, например, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), безвременно, смещенный со всех административных церковных постов и безвременно почивший в 1961 году. В докладной записке о результатах проверки деятельности уполномоченного Совета по делам Русской православной церкви по Москве и Московской области А. А Трушина, адресованной заместителю Совета С. К. Белышеву, говорилось: «В отличие от других областей, в Московской области в составе духовенства из года в год происходит увеличение числа служителей культа молодых возрастов <…> В большинстве своем (68 человек) это служители культа не старше 35-летнего возраста, составляющие активную часть духовенства, принимающие всяческие меры к укреплению и расширению влияния церкви <…> Многие священники, недавно покинувшие духовные учебные заведения, своей деятельностью значительно оживили и активизировали приходы, считавшиеся «бедными» и от службы в которых ранее отказывались служители культа»[6, с.65-66]. Вышеприведенный текст свидетельствует о том, что несмотря на принятые меры по недопущению молодежи к поступлению в Духовные учебные заведения, несмотря на компанию запугивания и административные воздействия, число абитуриентов неуклонно росло, кадры омолаживались. Так, заявление о приеме в Духовные школы в 1960-м году подали более 30 человек из Москвы и Московской области, что превышало показатели предыдущего 1959 года. Однако в 1960-1964 гг. прошло закрытие Ставропольской, Киевской, Саратовской, Минской, Волынской семинарий, и к 1965 году у Русской Православной Церкви осталось лишь три семинарии - Московская, Ленинградская и Одесская и две духовные академии Московская и Ленинградская.[22, с 284].

Наряду с вышеприведенным опытом противостояния государственной политике дискредитации религии и сокращения религиозных объединений, в 60-е годы наметилось давление на епархиальных архиереев, которые в силу своих личных качеств, биографии, и общественного положения, не имели возможностей своих предшественников. Не всем удавалось противостоять государственному нажиму. Так, после «соответствующей работы» уполномоченного по Москве и области А. Трушина с преемником митрополита Николая митрополитом Питиримом (Свиридовым), последний пересмотрел состав благочинных, сменив 8 из 12-ти наиболее активных и принципиальных пастырей на людей более покладистых для власти. На протоиерея Богдана Стефанко было заведено уголовное дело по обвинению в незаконном приобретении строительных материалов для постройки храма. Кроме того, в Московской епархии были сокращены штаты второштатных священников и прекращены назначения для временного служения заштатных клириков, об отказе в рукоположении лицам, оставившим гражданскую службу, пенсионерам, запрете дополнительных сборов и других мерах, направленных на укрепление позиций Церкви. В течение следующих 4 лет в Московской области было закрыто 30 храмов и значительно сократилось число священнослужителей: с 1959 г. до 1965г. количество храмов сократилось с 211 до 134; количество священнослужителей сократилось с 388 священников и 107 диаконов до 181 и 30 соответственно[6, с.15].

Таким образом, оценивая ситуацию в епархиях и на приходах Центральной России в обозначенный временной период отметим, что несмотря административное давление властей, положение религиозных институтов во многом напрямую зависела от личности правящего архиерея, его авторитета, отношений с уполномоченным по делам религий. Ситуация и на приходах была аналогичной епархиальной. Дипломатический талант, выдержка, умение наладить диалог, играли огромную роль в отношениях между священником и церковным советом, священником и уполномоченным, райсполкомом. О высоте архиерейского и пастырского служения, об авторитете священнослужителя среди верующих и неверующих говорят факты, а они таковы, что несмотря на противодействие государственных и партийных органов архиепископ Кассиан не только не закрывал храмы в своей епархии, но с 1964 по 1983 гг. рукоположил 45 священнослужителей, найдя, что было весьма не простым делом, кандидатов на священнические места, т.к. Учебный комитет не «баловал» епархии присылаемыми кадрами, направляя для служения в епархию 1-2-х человек в 2-3 года, а то и в 5 лет. По состоянию Костромской епархии на 1988 год, в ней насчитывалось 67 действующих храма. Такой показатель держался фактически весь период служения архиепископа Кассиана в Костроме. Из чего можно заключить, что за период своего служения в Костромской епархии владыка рукоположил священнослужителей к 67% храмов своей епархии[3, с.95].

Таким же образом обстояло дело и привлечением молодежи в храмы. Несмотря на запреты, в храмах Московской области продолжалось привлечение молодежи к церковной жизни. К немалому возмущению уполномоченного по делам религии А. Трушина, накануне начала нового учебного года 30 и 31 августа 1960 года в храме г. Коломны молились 47 школьников, над 5 первоклассниками было совершено таинство Крещения[23, с.84,94].

Будучи внешне вынужденной быть лояльной власти и отрицать на международных площадках гонение на религию, священноначалие Патриархии с конца 1950-х гг. укрепляло через епархиальных архиереев дисциплину среди духовенства, что свидетельствовало о заботе и повышении авторитета духовенства как среди верующих, так и в обществе: «Осуществляя свои задачи по укреплению разлагающихся приходов «намеченных Советом к закрытию, они незамедлительно делали соответствующие переводы тех служителей культа, которые в глазах верующей части населения теряли свое достоинство, активно реагировали на внутрицерковные склоки»[18, с.94-96].

Как уже отмечалось, роль священника в приходе была снижена до роли наемного служащего. Управление приходом не только светской властью, но и церковной, было отдано фактически старостам и приходскому совету. Священник не мог служить в приходе без т.н. «регистрации», являющейся разрешением власти на право совершать богослужение. В 1961 году при специальной перерегистрации духовенства всем священнослужителям было предложено к исполнению распоряжение власти о том, что все требу на дому и панихиды на кладбищах можно совершать только по письменному разрешению власти. Регистрация священникам выдавалась только в том случае, если они расписывались, подтверждая, что будут беспрекословно выполнять данное распоряжение. Получить разрешение на требы практически было невозможно, таким образом, духовенство оказалось лишенным возможности выполнять требы по просьбе верующих. Но если она была и дана, то в любой момент под любым предлогом священник снимался с регистрации, и фактически выбывал за борт жизни без пенсии и пособия, т.к. пенсии выплачивала Епархия только тем священникам, кто добровольно вышел за штат, еще выплачивала вдовам священнослужителей. Снятые с регистрации священнослужители были фактически выброшены за борт жизни: без пособий и пенсий. Таким образом, путем регистрации церковных треб власть проводила совершенно отчетливо выраженную политику религиозной дискриминации верующего населения СССР.

Под официальным запретом была благотворительная деятельность Церкви, что лишало Церковь и духовенство выполнение главной миссии - заботе о страждущих, немощных и больных: «В СССР созданы условия, при которых становится невозможным и ненужным возрождение в какой-либо форме благотворительности, этого позорного пережитка эксплуататорского общества <…> Гроши, выделяемые церковью из своих огромных доходов, способны лишь унизить человека»[13, с.86]. Но заштатные и престарелые священно- и церковнослужители, их вдовы, оставшиеся без государственных пенсий, так не считали[24, с.19-24].

Социальный характер между городом и деревней вносил свои разделения между сельским и городским духовенством. В данном контексте дистанция огромного размера отделяла сельского священника от настоятеля собора в областном, или столичном городе как в материальном, образовательном, культурном плане, а также, в формате общения с властями, в вынужденной солидаризации с государственной идеологией.

Однако, все вышеперечисленные меры по воспитанию нового поколения священников, разложению приходов, дискредитации религии, не приносили должного результата. Именно такой вывод делает уполномоченный СДР по Смоленской области в 1987 году: «Идет процесс воспроизводства религии, причем в новых поколениях советских людей. Имеют место факты мировоззренческой незрелости отдельной части молодежи, проявления нездорового интереса к религиозному прошлому, неосознанного участия в церковных праздниках и обрядах»[11, с.7-8]. С каждым годом увеличивались доходы Церкви: Рязанской области в 1978 году в 14 районах произошел рост денежных поступлений в церкви на сумму более 90 тыс. рублей[10, с.49].

Отметим, что несмотря на пессимистические прогнозы Фурова по поводу воспроизводства церковных кадров[21, с.29], несмотря на жесткий подход со стороны контролирующих органов епархии с каждым годом пополнялись образованными клириками прошедшими курс как очного, так и заочного отделений Духовных школ. К примеру, архиепископ Костромской и Галичский Кассиан окончил Ленинградскую духовную академию и защитил кандидатскую диссертацию в 1958 г. в возрасте 57 лет. От клириков своей епархии он неуклонно требовал повышения образовательного уровня. В целом, в епархиях Центральной России (исключая Москву и Московскую область, где уровень образования был выше), чем на окраинах СССР, количество священнослужителей с кандидатской богословской степенью было 12% от общего количества духовенства[5, с.1].

Главное, что показали годы вытеснения религии из публичного пространства - Церкви удалось воспитать новые кадры, кадры преданные религиозным императивам. Как показывают документы, не только контролирующие органы уделяли внимание воспитанию церковных кадров. В первую очередь этим занималась Церковь, которой в тяжелое время гонений, преодолевая препоны власти, удалось воспитать новую генерацию священнослужителей, да еще и в нужном ей контексте. Говоря о заботе и внимании, которые уделялись священноначалием монастырям и Духовным школам приведем слова Патриарха Пимена, который говорил, что задача духовных школ: «Подготовить достойных священнослужителей, которые проводили бы «жизнь благочестивую, трезвую, от суетных обычаев устраненную, в духе смиренномудрия и кротости»[17, с.370-371]. Серьезной мотивацией к повышению уровня образования духовенства были назначение окончивших академии в городские приходы и на должности благочинных. Священники стремились окончить заочно духовные академии и семинарии, чтобы получить приход более достойного содержания. Например, в Костромской епархии в 80-е годы из 6 благочинных 5 были кандидатами богословия[1, с.2]. Приведем воспоминания священника Ивановской епархии настоятеля соборного храма в г. Кинешма, благочинного, протоиерея Алексея Тумина, который вспоминал: «отношение к академистам было лояльное, и, можно сказать почтительное. И в церковном и в светском мире академическое образование считалось высшим»[13, с.5].

1988-89 гг. стали переломными в церковно-государственных отношениях. Со времени «хрущевских гонений» начала 60-х гг. прошло двадцать лет. Обещанный на XXII съезде партии коммунизм так и не был построен, страна вступала в эпоху перемен, «горбачевской перестройки». Были открыты 32 монастыря, 3000 новых приходов, 3 духовные семинарии, 6 духовных училищ, множество воскресных школ, увеличился прием в духовные учебные заведения, начались внебогослужебные катехизические занятия с верующими, духовенство получило доступ к СМИ, стали участвовать в общественном диалоге свидетельствуя о колоссальном духовном опыте и огромных созидательны возможностях. Церковной властью практически были выполнены все пункты по преодолению духовного кризиса 1960-1970 гг., к выполнению которых призывали активисты правозащитного движения, в частности, в обращении С. Красовского от 4 июля 1987 года[19, с.141-142]. Более того, за время с 60 по 80-е годы РПЦ стала влиятельной международной силой. Время шло. После годов «бури и натиска» 60-х, пребывания в гетто на протяжении брежневской эпохи, пусть не так разительно, но перемены к улучшению положения Церкви происходили. 25 мая 1978 года в выступлении на торжественном праздновании 60-летия Патриаршества Святейший Патриарх Пимен констатировал невозможные ранее факты, а именно, открытие и регистрацию семи новых приходов. Конечно, они располагались на окраинах Союза: В Томской, Ростовской областях, Алтайском крае, в Узбекской, Казахской ССР, в Новгородской и Новосибирской епархиях, что само по себе вызывало позитивный прецедент[17, c.14]. Конечно, об изменении ситуации со свободой религии в СССР на тот момент не могло быть и речи, однако отметим знаменательное в своем роде событие: в 1981 году Издательский отдел РПЦ переехал из тесных помещений Новодевичьего монастыря в отреставрированное здание на Погодинской улице, в 1983 году началось восстановление Данилова монастыря в Москве.

Сделаем выводы. Церковь, после репрессий 20-х, 30-х годов, когда были уничтожены ее лучшие кадры, залечив раны, подошла к концу 80-х имея хороший кадровый потенциал, воспитанный не только в патриотическом духе и в лояльности к власти, но, удалось воспитать людей подлинно церковных, болеющих за церковное дело. За двадцать лет - с 60-х по 80-е гг., Церковью был приостановлен процесс закрытия храмов «запущенный» Н. С. Хрущевым. Генерация молодых священнослужителей, стоявших на патриотических позициях и пользовавшихся возможностью формы сотрудничества с властью в сфере «борьбы за мир», своей деятельностью на благо общества переломила ситуацию, и образ церковника как врага власти в сознании людей отобразился образ высокообразованного, духовного пастыря-патриота своей многонациональной Родины. Глубоко закономерно, что в 1989 году в народные депутаты РСФСР, нескольких автономных республик и областей, а также в окружные, городские районные и сельские советы по всей стране были избраны десятки священнослужителей Русской Православной Церкви. Патриарх Пимен был избран в состав высшего депутатского корпуса - он стал народным депутатом СССР[12, с.290-291]. 3 апреля 1990 года было озвучено заявление Священного Синода Русской Православной Церкви, которое явилось историческим документом исключительного значения. Как подметил в своей оценке документа митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (ныне Патриарх Московский и всея Руси - Д. С.), ничего подобного ранее не заявляли ни Синод, ни архиерейские Соборы: «Документ свидетельствует о новом курсе, который приняла Русская Церковь в начале 1990 года. Суть курса заключается в том, чтобы, во-первых определить позицию перед лицом быстро меняющейся политической ситуации, сохранить мир и единство Церкви, сформулировать главные проблемы, которые волнуют Церковь, и наметить пути ее преобразования. В документах сообщается о создании комиссии по возрождению религиозно-нравственного воспитания и благотворительности <…> Документ содержит в себе ясную и принципиальную оценку внутрицерковного положения, открытую критику в адрес правительства и, в частности, в Совета по делам религий, предложения, направленные на коренные, принципиальные изменения церковно-государственных отношений. Вспомним, что документ был написан в далеком уже 1990 году, когда власть, к которой обращала своей слово Церковь, имела еще возможность в очередной раз противопоставить себя Церкви и заглушить ее голос»[15, с.36].

Подводя итог анализу состояния и деятельности духовенства Русской Православной Церкви в Центральных областях России в обозначенный временной период необходимо отметить, что Церковь смогла выстоять в годы натиска и ликвидации ее структур благодаря тому, что смогла внутренне дисциплинироваться, защититься от государственного идеологического давления желанием быть полезной своему Отечеству - государству, подразумевая под термином «государство» Родину, благоденствию которой служила на протяжении всех веков своего существования. В целом несла высокий авторитет своего служения благодаря пастырям, искренне избравшим служение Богу целью своей жизни. Выдержав гонения 60-х гг., Церковь смогла не только устоять в годы притеснений, но постепенно, ведя благоразумную политику с государством, строя отношения на принципах своего служения и полезности Родине, расширяться, завоевав авторитет в народе, придя к концу 80-х гг. значимой частью общества, игнорировать которую, у государства, освобождавшегося от идеологических пут, не было возможностей. Все это стало возможным благодаря народной поддержке Церкви, которая всегда служила ей опорой.

Библиографический список

1. Архив Костромского Епархиального управления. Годовой отчет Костромской епархии за 1988 год. - Кострома, 1989.- 37с.

2. Архив Костромского Епархиального управления. Годовой отчет Костромского Епархиального Управления за 1988 г. Раздел: Наименование статей расходов. - Кострома, 1989 - 12с.

3. Архив Костромского Епархиального управления. Личное дело архиепископа Костромского и Галичского Кассиана (Ярославского). - 95с.

4. Архив Костромского Епархиального управления. Личное дело протоиерея Степанова Владимира Михайловича. -69с.

5. Государственный архив Владимирской области (ГАВО). Ф р-632. Оп.7. Д. 2. -62с.

6. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6991. Оп.1. Д. 1037. - 101с.

7. ГАРФ. Ф. р-6991. Оп.2. Д. 136. - 56с.

8. ГАРФ. Ф. 6991. Оп.2. Д. 284. - 82с.

9. ГАРФ. Ф. 6991. Оп.2. Д. 1747. - 93с.

10. Государственный архив Рязанской области (ГАРО). Ф. р-56-29. Оп.1. Д. 33. - 58с.

11. Государственный архив Смоленской области (ГАСО). Ф. 985. Оп.2. Д, 75. - 46с.

12. Журавский А. В. Приход в Русской Православной Церкви. ХХ век.// Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М., 2000. .- С.290-291.

13. Иванов А. «Хрущевская оттепель» //Ивановский епархиальный вестник 1998. №4. - С. 5-13.

14. Носов В. Церковное подаяние. Наука и религия. 1960. №5. -86-90.

15. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. От редакции. Предисловие к разделу «Новейшая история русской Церкви в документах»// Церковь и время». 1998. №1(4). С.36-38.

16. Окончание учебного года в Одесской духовной семинарии.// Журнал Московской Патриархии.- М.,1959. №7. - С.30-31.

17. Пимен, Патриарх Московский и всея Руси. Речь на выпускном акте МДА 14 июня 1973 г. //Слова, Речи, Послания, Обращения. 1957-1977.Т. 1. - Изд. Московской Патриархии. М.,1977. - С.370-371.

18. Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 5.Оп.33. Д. 5.-113с.

19. Русов А. Открытое письмо А. Красовского. //«Русское возрождение». Нью-Йорк - Москва - Париж. 1987. (IV). №40. - С. 141-144.

20. Сообщения Института по изучению СССР. Мюнхен. 1965. №1. - 212с.

21. Фуров В. Отчет Совета по делам религии членам Центрального комитета коммунистической партии СССР.- Нью-Йорк-Монреаль. 1991. - 79с.

22. Федотов А.А. Русская Православная Церковь в 1943-2000 гг.: внутрицерковная жизнь, взаимоотношения с государством и обществом (по материалам Центральной России). Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Иваново, 2009. - 465 с.

23. Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО). Ф. 7383. Оп.3. Д. 28. - 132с.

24. ЦГАМО. Ф. 7383. Оп.3. Д. 29. - 115с.

25. ЦГАМО. Ф. 7383. Оп.1. Д.53. - 84с.

Размещено на Allbest.ru