О трудностях и истории толкования Песни песней

Размещено на http://www.allbest.ru/

О трудностях и истории толкования Песни песней

Романенко В.И.

Книга Песнь песней -- возможно, самая удивительная из книг Библии -- занимает в ней особое место. В христианском каноне она завершает раздел книг мудрости, создавая некую связь с последней книгой Четвероевангелия и последней книгой всего Нового Завета -- книгой Откровения, написанными апостолом любви святым Иоанном. Уже своим названием, дословно переводимым с древнееврейского именно как Песнь песней, она претендует на самое высокое место среди других книг песенного характера. Для нас такое название, возможно, станет более понятным рядом с подобными древнееврейскими сочетаниями: Святое святых (Исх. 26:33 и дальше; Лев. 16:33; Чис. 4:4, 19; Иез. 41:4; 43:12 и дальше), царь царей (сначала о самом Соломоне -- 3 Цар. 10:23; 2 Пар. 9:22; затем о язычниках -- Езд. 7:12; Иез. 26:7; а в последней книге о Господе -- Откр. 17:14; 19:16), то есть с наивысшими, немирскими понятиями. В большинстве современных языков -- греческом, английском, шведском, венгерском, румынском, многих славянских -- такое название сохраняется до сих пор, но в итальянском, испанском, французском укоренилось название, производное от латинского «Canticum canticorum», что формально обозначает то же самое. А в немецком вслед за Лютером закрепилось название Hohelied -- Высокая песнь, так же как в голландском Hooglied, аналогично в датском, финском, норвежском. Равным образом, в других языках применяются более прозаичные названия книги: в словацком -- Великая песнь, в чешском -- Самая первая из песней, в португальском -- Самая прекрасная из песней, составленных Соломоном. Приписывание книги Соломону сохраняется во всех названиях, и многие исследователи только для этой книги используют сокращение Sol наряду с более распространенными Song и Cant, считая, что только в отношении этой книги-песни из всех 1005 написанных Соломоном песен (3 Цар. 4:32) можно говорить о его авторстве.

Датировка и авторство книги не являются предметом этого исследования. Но следует отметить, что иудейская традиция и православно-церковное святоотеческое толкование очень близки в этом вопросе, в основном, исходя из аллегорического толкования книги и в своем историческом развитии пройдя сходные пути. С самого начала истории толкования книги Соломоново авторство не вызывало сомнений: если не эта песнь его, то какая же тогда (из 1005)? Так считают и Церковь Божия, и евреи, от которых передано нам Слово Божие . РАШИ утверждал, что Соломон написал эту книгу пророческим духом, и большинство иудейских толкователей приводили слова своих мудрецов: «Всякое упоминание (имени) Шломо (т. е. Соломона) в Песни песней свято и (относится) к Царю, Чьим (достоянием) является мир (шалом)».

При этом и сам РАШИ, и Овадья Сфорно, и ряд современных иудейских толкователей по поводу авторства употребляют слова: «Соломон сочинил, на-писал, составил...» Святые отцы считали царя Соломона лишь «орудием», а «истинным Соломоном» называли Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа . Авторство царя Соломона практически не оспаривалось исследователями до XVIII в., но затем и до настоящего времени и иудейские исследователи (Яков Лах, Меир Левинов и др.), и христианские стали предполагать, что предлог, употребленный в Танахе в над- писании перед именем Соломона, надо понимать как «для», «о», «к». Хотя Яков Эйделькинд с таким аргументом не согласен, считая, что употребление такого предлога «с именем человека указывает именно на авторство (ср. заголовки псалмов Пс. 3:1; 42:1; 75:1 и т. п.)» . Таково мнение и некоторых западных библеистов. При этом следует отметить, что в Вавилонском Талмуде указано: «Езекия и его помощники записали Исайю, Притчи, Песнь песней и Екклесиаста» (Бава батра, 15а).

Начиная с XIX в. стало «популярным отрицать возможность Соломонова авторства, и это отрицание строилось в большинстве на лингвистических основаниях» , из чего библеисты делали вывод о множестве поздних авторов , о неправомочном использовании ими имени Соломона , о недостаточной добродетельности самого Соломона (в отношении женщин) для написания такого текста и даже о возможном женском авторстве (Олтейла Бреннер, Соломон Гойтейн, Дафна Ар- бель, Андрэ Лакок, Р. Вимз и др.). «Такие места, как 1:2-6, 3:1-4, 5:17 и 5:10-16, настолько женственны, что мужчина вряд ли мог успешно имитировать их тон и текстуру» . Большинство библейских критиков окончательно сошлись на датировке книги V-III вв. до Р. Х. При этом, несмотря на то, что именно протестант Иоганн Готфрид Гердер предложил версию об антологичности и фольклорности Песни, убежденные протестанты -- идейный реформатор адвентизма и соорганизатор Церкви адвентистов седьмого дня Элен Уайт, лютеране Кристофер Митчелл, Джон Бруг и другие -- жестко отстаивают авторство Соломона: «Тема... литературный стиль и грамматика Песни гармонично сочетаются с авторством Соломона, поэтому. нет причин уходить от этой устоявшейся еврейской и христианской традиции» . Баптист Дуэйн Гаррет не настаивает твердо на авторстве Соломона, но уверен в целостности книги, в отсутствии доказательств множественности авторов и в датировке книги временем Соломонова правления. Всё же большинство протестантских исследователей согласны в признании «божественного вдохновения Песни и богословского измерения любви, прозвучавшей в ней» . Хотя вопросы определения вида любви (платоническая, эротическая, сексуальная или всеобщая), о которой говорится в Песни, и дискуссии о ее божественности остаются открытыми с самого начала толкования до сегодняшних дней.

Подавляющее большинство комментаторов говорят о «всеобщности и божественности любви» (евангелист и межконфессиональный богослов Дэвид Хаббард) , ее полноценности, включая и сексуальность (евангелист Ллойд Карр) , комплексности, но и исключительности: по-настоящему любить можно только одного Бога, одного возлюбленного (католик Отмар Кил) . С другой стороны, лютеранские богословы Андерс Нигрен и Роберт Дженсон, отталкиваясь от христианского мировоззрения, считали, что речь может идти только о чистой жертвенной любви («агат»), но никак не о сексуальной («эрос»). И вообще, эти два вида любви являются несовместимыми. Привлекательным и для других исследователей (Ллойд Карр) представился анализ любви через текст Септуагинты и греческий язык, где слово «любовь» представлено как минимум четырьмя словами: 1) «сторге» -- естественная, природная любовь; 2) «эрос» -- чувственная любовь; 3) «филео» -- товари-щеская, дружеская любовь; 4) «агат» -- безусловная, безоговорочная любовь, уважение, радость, самопожертвование. Первое практически не используется в Библии, лишь дважды как часть слова «филосторге» -- в 4 Мак. 15:13 в значении родительской любви и в Рим. 12:10 -- братской. «Эрос» вообще не встречается в Библии, но сщмч. Игнатий Богоносец в своем Послании к римлянам пишет: «Моя страсть (эрос) (то есть Христос) распята...» (7:2). «Филео» в Песни применяется дважды (1:2; 8:1), но в древнееврейском тексте в этих местах стоит «поцелуй». Последнее слово -- «агат» встречается в Септуагинте семь раз (1:3, 4, 7; 3:1, 2, 3, 4) и везде точно соответствует еврейскому «ahaba» (любить). Таким образом, использование Септуагинты и греческого языка в понимании и различении любви в Песни Песней не является эффективным. В греческой философии под любовью понимали также «людус» -- свободную любовь, игру, удовольствие; «манию» -- любовь-одержимость; «прагму» -- рассудочную, прагматичную (удовлетворяющую не только в материальном смысле) любовь.

Тема любви, ее мотивов, образов влюбленных, описания их красоты в большей или меньшей мере естественно присуща многим древним источникам -- как светским, так и культовым. Но при этом, по мнению большинства исследователей книги, нельзя говорить о каких-либо прямых заимствованиях. В то же время более сложные темы -- творения мира, человека, рая, потопа, спасения -- в древних религиях имеют явные параллели с Библией, а самая тяжелая -- тема страдания -- еще за тысячу лет до написания книги Иова воплотилась в известном шумерском повествовании . Самюэль Крамер, правда, пытался увидеть связь шумерской мифологии и с Песнью песней (1:2-4; 2:4-6; 5:2-6; 7:3) (в чём-то с ним согласен Феофил Мик), но его доводы многим ученым показались огульными и неубедительными (Роланд Мерфи, Иоханес Ренгер, Н. Шмидт). «Шумерские тексты... мало похожи на поэтические диалоги, монологи и описания, которые характеризуют Песнь » . Еще меньше сходства можно увидеть с угаритскими и аккадскими источниками: «Ни одна из опубликованных угаритских табличек не представляет любовной баллады (человеческой или божественной), описания или эротического диалога. едва ли что-либо в документах (угаритских и аккадских), собранных до сих пор, имеет сходство с первичными темами и тонкой любовной поэзией Песни» . Можно говорить только о сходстве приемов с угаритской любовной поэзией: параллелизм, фиксированные пары слов, метафоры, выражения и образы. Следует также отметить и минимальное персидское влияние на Песнь песней, особенно по сравнению с таким влиянием на другие книги Библии, в частности, на книги Есфирь, Ездры, Неемии.

Изображение влюбленных на лоне природы и в гармонии с ней, возможно, было наиболее распространенным в древнеегипетской любовной поэзии. Адольф Эр- ман (1854-1937), а за ним современные исследователи Отмар Кил, Гиллис Герлеман и Джон Бредли Уайт считали, что «древний Израиль стал наследником египетской традиции любовной поэзии, опосредованной через хананеев в предмонархический период» , «литература, наиболее похожая на еврейские песни о любви, -- это именно древние египетские песни» , и «библейская Песнь не может считаться всего лишь продуктом народной культуры Израиля, как это предложил Гердер» . Хотя Роланд Мерфи считал, что, несомненно, «библейская песня обязана, по крайней мере косвенно, старым традициям ближневосточной любовной поэзии» ; он, как и ряд других авторитетных библеистов, уверен, что «зависимость Песни от наличествующих египетских источников гораздо менее непосредственна, чем вероятная связь между “Поучением Аменомопе” и Притчами 22:17-23:11» . Поэтому из множества из-вестных текстов любовной тематики (Папирус Харриса 500, Каирские песни о любви, Туринский папирус, Папирус Честера Битти), пожалуй, только в последнем сборнике в группе А можно увидеть определенную связь в тексте, где молодой человек описывает красоту своей возлюбленной так же, как в Песни песней 6:4-7. Говоря же о схожести форм египетской поэзии и Песни песней, ученые, в первую очередь, подчеркивают их антологичность.

Ряд исследователей искали связь Песни песней и с другими произведениями восточной любовной поэзии, иногда со значительно более поздними. Например, с индийской Гитаговиндой, написанной в XII в. Известный протестантский библеист Адам Кларк (1762-1832) считал ее «самой любопытной поэмой духовного и аллегорического рода», знание которой способствует лучшему пониманию Песни, даже в большей степени, чем Таргум .

Вопрос каноничности книги не обошел ни один из исследователей Песни, поскольку, пожалуй, ни одна книга Писания (за исключением, возможно, книги Екклесиаста) не вызвала столько дискуссий относительно времени и причин включения ее в канон. Многие посвящали этой теме отдельные глубокие работы: Max L. Margolis «How the Song of Songs Entered the Canon», Wilhelm Rudolph «Das Hohe Lied im Kanon», Aage Bentzen «Remarks on the Canonization of the Song of Solomon», Andrй Lacocque «L'insertion du Cantique des Cantiques dans le Canon» и др. Ученые называют два (иногда три) фактора включения Песни песней в еврейскую Библию: 1) признание Соломонова авторства; 2) отказ от буквального ее толкования и обязательность аллегорического подхода; и иногда 3) ее культовое, религиозное значение (в том числе чтение в восьмой день еврейской Пасхи) . К концу XX в. большинство исследователей пришли к выводу, что на Совете в Ямнии (Явне) в 90 г. после Р. Х. не рассматривался вопрос включения Песни песней в еврейский канон (как предложил Генрих Грац), ибо никто не оспаривал, что к тому времени она уже находилась в каноне. Споры были лишь по поводу того, правильно ли, что она уже пребывала в ряду священных книг . Почти все библеисты приводят слова равви Акибы: «Никто в Израиле никогда не оспаривал, что Песнь Соломона оскверняет руки (то есть является священной). Ибо во всём мире нет ничего равного тому дню, когда Песнь Соломона была дана Израилю. Все Писания святы, но Песнь песней -- Святая святых, и если был спор, то это касается только Екклесиаста» (Мишна. Ядаим 3:5). Согласны с равви Акибой были и равви Иегуда, и равви Шимон бен Аззай, и другие участники Совета (см. там же).

Приведенная выше цитата из Вавилонского Талмуда (Бава батра 15а) также косвенно указывает на более раннее вхождение Песни в еврейский канон. Также равви Акиба почти два тысячелетия назад предупреждал об опасности светского понимания Песни: «Тот, кто делает Песнь песней веселой песней в банкетном доме, приносит зло в мир» (Вавилонский Талмуд. Санхедрин 101а), «не будет иметь части в грядущем мире» (Тосефта. Санхедрин 12, 10). песнь песней библия

Песнь песней в еврейской Библии относится к разделу Писаний (кетувим), но сначала располагалась там рядом с другими книгами, приписываемыми Соломону, -- Притчами и Екклесиастом, а затем закрепилась в подразделе Свитков (мегилот) на первом месте соответственно годичному кругу чтений в еврейской традиции, а именно: Песнь песней читается на самом важном еврейском празднике -- Песахе (Пасхе); книга Руфь -- на Шавуот (Пятидесятнице); Плач Иеремии -- в день памяти разрушения Иерусалима в 587 (607) г. до Р. Х.; книга Екклесиаста -- на Суккот (праздник Кущей); и книга Есфирь, естественно, на Пу- рим (в Ленинградском кодексе порядок другой: Руфь, Песнь, Екклесиаст, Плач, Есфирь). Если в другие праздники связь с чтениями довольно очевидна, то традицию чтения Песни иногда связывают с весенним периодом, а время ее возникновения относят к доталмудическим временам . Но большинство ученых всё же считают, что первое подтвержденное свидетельство такой традиции можно отнести лишь к VIII в. после Р. Х. (Рудольф, Кил, Мерфи и др.). К тому времени значение Песни в праздничной службе ощутимо возрастает: по мнению иудейских учителей, она содержит в себе всю Тору, всю историю сотворения мира и еврейского народа вплоть до прихода на свою землю и строительства Храма. Исследователи же чаще связывают ее чтение лишь с 13-й главой книги Исход. Читается Песнь песней в субботу Песаха, если суббота приходится на время между первым и последним днем Песаха; если же первый день праздника падает на субботу, Песнь песней читается в первый день праздника . Кроме того, на еврейских свадьбах сложилась традиция петь стих 2:16: Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему, и гравировать эти слова на обручальных кольцах.

Христианство -- религия любви: Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь (1 Ин. 4:8), но сложилось так, что Песнь песней не читается на службах большинства христианских деноминаций и конгрегаций. Правда, в Лекционариях для месс Римско-Католической Церкви, изданных в США в 1970 и 1998/2002 гг., рекомендуется перед Рождеством Христовым 21 декабря на первом чтении читать Песнь 2:8-14; в день памяти Марии Магдалины -- 3:1-4а; святых дев -- 8:6-7; на брачной мессе -- 2:8-10, 14, 16а; 8:6-7а; на освящении девственниц и священнослужителей -- 2:8-14; 8:6-7. В лютеранских, иезуитских и других лекционариях таких указаний нет. В Лютеранской Церкви сложилась интересная ситуация. Мартин Лютер очень осторожно относился к Песни песней, считая ее эротической. Он также был сторонником еврейского запрета на чтение этой книги до достижения тридцатилетнего возраста, правда, прочитал 24 лекции с «короткими, но ясными комментариями на Песнь песней». Но его современные последователи видят явную необходимость использовать Песнь песней во многих службах: на свадебной церемонии чтение псалма 45 заменяют чтением стихов 2:8-13 Песни, а также используют их на воскресных службах; стих 2:15 предлагается использовать в проповедях как указание на людей, которые могут причинить вред Церкви, но также для миссионерских целей; стихи 2:16 и 6:2 очень уместны на похоронных службах; 8:7 -- в День матери и т. д. Но при этом всё же призывается быть осторожными со стихами, восхваляющими телесные черты главных героев (4:1-7; 5:9-16; 6:4-10; 7:2-10) .

Всё же «трудно понять, как поэма о сексуальной любви может быть частью искупительной цели Бога для человечества» . Действительно, Песнь песней -- единственная книга Библии, полностью посвященная любви; никакая другая не описывает так женскую красоту (доброту, стыдливость, благоразумие, добродетельность, богобоязненность, но не красоту: Миловидность обманчива и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы. -- Притч. 31:30; ср.: Сир. 26). Самое изысканное и многословное описание женской красоты во всей Библии, кроме Песни песней: «красива станом и красива лицем» в Быт. 29:17 и Есф. 2:7. Песнь песней -- единственная книга Писания, где нет упоми-нания Бога (если не считать текст Септуагинты книги Есфирь), это одна из четырех книг Ветхого Завета, которые не упоминаются в Новом Завете. Может сложиться впечатление, что влюбленные думают и живут только для себя, без всякого отношения к Господу, не боятся Его, а ведь начало мудрости -- страх Господень (Притч. 1:7; 9:10; Пс. 110:10), а Песнь песней относят в христианском каноне именно к книгам мудрости. Некоторые исследователи посчитали, что книгу можно назвать даже «менее благочестивой, чем египетские любовные стихи» и говорить об «антипатии Яхве к такой сексуальности».

Не так это, не так!

Господь Сам сотворил женщину -- венец Своего творения, не друга, не брата Адаму, но жену -- противоположный пол. Это Его Божественный замысел. То есть Господь увидел неполноценность одного человека: Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему (Быт. 2:18), -- и сотворил ему помощника. Не просто сексуального партнера (это не уступка плотской невоздержанности) или инструмент для продолжения рода, но то, чего не хватало человеку, без чего он был ущербен. Соответствующими были и цель, и задачи женщины. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились (Быт. 2:25). И только после отпадения человека от Господа всё изменилось: и у обо-их, и у каждого в отдельности. Появились и стыд, и одежда, и искушения. Возможно, поэтому прелюбодеяние, кровосмешение, скотоложство, гомосексуализм стали тяжкими грехами, наказуемыми смертью. И в ветхозаветном обществе сложилось особое отношение к сексу и сексуальности. «Это явная дань важности того, что Бог установил в брачных отношениях. При этом следует также помнить, что именно люди с такой высокой сексуальной этикой дали нам эту песнь человеческой любви» . Ее можно правильно и полно понять, только вернувшись к Богу, утолив свою естественную тоску по Небесам, снискав Духа Святого, Которым и написана Песнь песней. Любовь -- от Бога, брак -- от Бога, и понимание Песни песней -- тоже от Бога.

Всё же каждый комментатор Песни предлагал какой-то конкретный метод толкования, почти всегда анализируя при этом и другие подходы. Тема интерпретации (история развития, зависимость от времени и места исследования, от вероисповедания толкователя) -- самая сложная и важная именно для этой книги Библии. «Ни одна другая книга Библии (кроме, возможно, Откровения) не страдает от стольких радикально отличающихся толкований, как Песнь песней» . «Ни одна книга Библии не получила такого большого внимания и не имела столько расходящихся толкований по каждому ее слову» . Истории интерпретации книги посвящено множество отдельных исследований: Rowley, H. H. «Interpretation of the Song of Songs», Tanner, J. P. « The History of Interpretation of the Song of Songs» и особенно -- Littledale, R. F. «A Commentary on the Song of Songs. From Ancient and Mediaeval Sources». Последнее -- наиболее часто цитируемое в замечательной работе Марвина Поупа -- более 120 раз. И в своих комментариях на Песнь песней авторитетные библеисты уделили этому вопросу особое внимание и значительное место: Роланд Мерфи -- 46 страниц (11-41; 91105); Кристофер Митчелл -- 113 (14-б6; 451-510); Марвин Поуп -- 141 (89-229)! Пожалуй, именно эти авторы (католик, лютеранин и так называемый либеральный протестант) -- одни из наиболее цитируемых как в данной работе, так и в исследованиях большинства современных библеистов. Действительно, без изучения и понимания интерпретационных подходов других исследователей относительно этой книги неразумно и даже вредно для себя и других приступать к ее толкованию. Здесь крайне важно Соломоново предостережение из другой его книги: Бывает нечто, о чём говорят: «смотри, вот это новое»; но [это] было уже в веках, бывших прежде нас (Еккл. 1:10). Хотя историю интерпретации именно Песни песней критики часто называют «сборником курьезов» или «сказанием о горе» .

Многие библеисты (свящ. Александр Глаголев, Марвин Поуп, Марк Бреттлер, Кентон Спаркс) приводили замечательные слова Саадии Гаона (882-942) -- основоположника раввинистической литературы и еврейской рационалистической философии, пытавшегося примирить Библию и философию, разум и откровение, о котором равви Моше бен Май- мон (Маймонид или РаМБаМ) (1138-1204) писал: «...Не будь Саадии, Тора почти исчезла бы из среды Израиля». Правда, как правило, цитировалась только первая часть его блестящей мысли. Он писал: «Знай, брат мой, что ты найдешь много различий в толковании Песни песней. Они отличаются, потому что книга поистине напоминает замок, ключ от которого утерян.», и добавлял: «.или бриллиант, слишком дорогой, чтобы купить его» . Таким образом Саадия обозначил необходимость определения места (ценности) книги (бриллиант; Святая Святых -- равви Акиба) и цели ее толкования, которая именно для этой книги особенно зависит от личности исследователя, причем настолько, что иногда при ознакомлении с некоторыми современными работами «возникает неудобное чувство, что мы больше узнаём о самом ученом, чем об объекте его изучения. Более того, (при неразумном использовании аллегории) мы сталкиваемся в данном случае скорее с аллегорией его психики, чем с представлением текста книги» .

Но при этом именно аллегорический метод толкования всегда занимал в богословии привилегированное положение, ведь он являлся обязательным условием принятия книги в библейский канон. Следовательно, если принимаешь Песнь как часть Библии -- толкуй ее только аллегорически. Да и сама аллегория предполагает обязательность иносказания, это не метафора, гипербола или типология. Текст при аллегорическом толковании обозначает нечто совершенно отличное от его естественного (материального или исторического) смысла. Поэтому, чтобы исполь-зовать такой рискованный метод, необходимо иметь для этого какие-либо указания или хотя бы намеки. Но евангелист Ллойд Карр, лютеранин Роберт Дженсон, баптист Дуэйн Гаррет и Марк Бреттлер уверенно указывают, что в тексте Песни таких указаний нет: «Если бы сам автор намеревался использовать аллегорическое чтение, мы могли бы ожидать, что это будет показано в его тексте» . В Библии есть множество других мест, где описание земной любви дает ясный импульс к аллегори-ческому толкованию в отношении Бога: Ос. 1-3; Ис. 62:5; Иер. 2:2; 2 Кор. 11:2; Еф. 5:31-32; Откр. 21 :2 . Авторитетный евангелический библеист Тремпер Лонгман заявляет: «В Библии содержатся аллегории... но Песнь песней -- это не аллегория. Сама книга не имеет никаких сигналов о том, что ее нужно читать каким-либо другим способом, чем песнь о любви» . Кроме того, такой подход таит в себе серьезную угрозу: ведь преувеличение и неконтролируемая фантазия могут принести значительный вред экзегетической точности , так что, «прочитав сто аллегорических интерпретаций, будешь подавлен и пожелаешь отказаться от них всех. Аллегорические интерпретации не выдерживают сравнения и анализа. Ни одна интерпретация не претендует на большую легитимность или глубокий смысл, чем любая иная» , и даже «если два аллегориста согласны в толковании стиха, то только потому, что один скопировал другого» . Христиане попытались ограничить широкую ва-риативность аллегорических толкований и на Трулльском Соборе 692 г. приняли правило: «Не всем быть истолкователями. не ищи мудрых мудрейший быти. Если кто будет обличен в нарушении сего правила, да будет отлучен на сорок дней» (Правило 64). Кроме того, что очень важно, «сложность и фактическая невозможность объективного контроля за фантазиями, поразительные и сбивающие с толку результаты почти двух тысячелетий применения аллегорического метода -- всё это способствовало его постепенной дискредитации и почти полному отходу».

Корни аллегорического подхода можно увидеть в работах Фереки- да Сиросского и Теагена из Регия (оба -- VI в. до Р. Х.), которые попытались таким образом спасти величие и глубину произведений Гомера, Гесиода, древнегреческих мифов от капризности, мелочности, пьянства и непристойности языческих богов. Затем в течение столетий этот метод совершенствовался среди греков (Пифагор, Ксенофан, Платон) и в конце концов нашел путь к интеллектуальным центрам Александрии, где его сначала принял еврей Аристобул (около 160 г. до Р. Х.), а затем Филон Александрийский (25 г. до Р. Х. -- 50 г. после Р. Х.), который на иудейской герменевтике и греческом аллегоризме создал свою систему толкования Библии. Ориген же утвердил аллегорический метод в христианской интерпретации Песни песней. «Именно этот метод был добросовестно принят ранними еврейскими и христианскими толкователями, чтобы быть твердыми в своей вере. Они искренне чувствовали, что явная сексуальность Песни противоречила остальной части Библии, и поэтому использовали аллегорическую интерпретацию для изменения поверхностного смысла в соответствии с тем, что, как они думали, преподавалось в остальной части Библии» . Обязательная привержен-ность аллегорическому методу при толковании Песни является редким примером согласия иудейского и христианского богословия; возникали только споры: кто раньше предложил такой подход (ведь первоисточников первых веков практически не сохранилось) и кто на кого больше влиял? О недоказуемости первичности иудейской аллегорической экзегезы уверенно утверждают Роланд Мерфи и Кристофер Митчелл , хотя второй в большей мере ссылается на авторитетное мнение первого. «Толкования некоторых еврейских мудрецов третьего и четвертого веков “во многих конкретных случаях поразительно похожи на те, которые встречаются в святоотеческих комментариях”... эту связь подтверждает и диалог между еврейским мудрецом раввином Йохананом из Тве- рии (Йоханан бар Наппаха) (180-279) и Оригеном (185-254) в третьем веке, хотя неясно, кто на кого мог повлиять » . В сохранившихся текстах равви Йоханана заметно его желание оппонировать Оригену, да и сам он толкует, как и Ориген, Септуагинту, а не еврейский текст. Но большинство исследователей (Марвин Поуп, Тремпер Лонгман, Деннис Кинлоу и др.) всё же считают, что «первоначальный импульс для чтения Песни как аллегории, несомненно, исходил от евреев» . Со временем «конкуренция между иудеями и христианами в интерпретации Песни продолжалась и усиливалась, впрочем -- для взаимного назида-ния и полемики» . Так что Дуэйн Гаррет, например, даже назвал толкование современного американского иудейского исследователя Носсона Шермана (род. в 1935 г.) «августинским по тону и даже неоплатоническим» .

Классическое еврейское, а значит, аллегорическое толкование представлено в Талмуде, Таргуме, Мидрашах (Мидраш Рабба, Аггадат Шир Ха-Ширим и Мидраш Шир Ха-Ширим). Ни о какой плотской любви, человеческой красоте, отношениях между влюбленными в них не могло быть даже намека. Только отношения между Господом (женихом) и Его народом (невестой) и история этих отношений, история греха и искупления, которая в Таргуме подразделяется на пять периодов: стихи 1:2-- 3:6 -- исход, Синай, завоевание Земли обетованной; 3:7--5:1 -- строительство храма Соломона; 5:2--6:1 -- отступничество Израиля и плен; 6:2--7:11 -- возвращение и восстановление храма; 7:12--8:14 -- рассеяние и мессианская эра . То есть такой подход можно скорее назвать историко-аллегорическим. Далее еврейская экзегеза преимущественно соответствовала своей традиции: Саадия (882--942), в основном, но не полностью, следовал за Таргумом; РАШИ (1040--1105) и его внук Рашбам (1085--1158) не внесли в толкование каких-либо значительных отклонений. Авраам ибн Эзра (1089--1167) также держался этой линии, но в своих комментариях предложил и дополнительный «простой смысл» текста -- как аллегорическую драму о молодой женщине, которая влюбляется в пастуха. Но естественно, что в то время он не осмелился настаивать на таком толковании. Вскоре Маймонид (1138--1204), а за ним Иосиф бен Иуда бен Иаков ибн Акнин (1150--1220), Самуил ибн Тиббон (1160--1232) и Моисей ибн Тиббон (1195--1283) предложили более философскую трактовку, заменяя народ в отношениях с Господом отдельным человеком. А следующий за ними Леви бен Гер- шон (Герсонид) (1288--1344) уже решительно прорвал господствующую иудейскую традицию и увидел в Песни аллегорию эпистемологии -- путь к достижению истинного знания. Дон Ицхак бен-Иегуда Абраба- нель (1437-1508) усмотрел в Песни любовь самого Соломона к Мудрости. Мудрость также рассматривалась как жена Бога, ведь еще Филон утверждал, что Бог -- муж Мудрости.

Таким образом в средневековом иудаизме начал формироваться мистический подход, «который представлял любовный роман Песни как союз активных и пассивных аспектов интеллекта» . В мистических толкованиях использовалось также понятие Шекины (Божественного присутствия), женского аспекта Божественности, получившего широкое использование в каббалистических толкованиях. Исследованию мистического метода интерпретации Песни (в первую очередь, в иудей-ском богословии) больше всего внимания уделил Марвин Поуп, который, в свою очередь, следовал в этом вопросе за Рафаэлем Патаем (более ста цитат). Он подчеркивал значительное влияние и присутствие элементов иудейского мистицизма в средневековой христианской экзегезе: «В средневековых монастырях так же, как и среди евреев в закрытых поселениях, ни одна другая книга Священного Писания не привлекала больше внимания, чем Песнь песней... ставшая любимой книгой аскетов и монахов, нашедших в ней и в обширных проповедях и комментариях к ней стремление подняться в чистой платонической любви девственной души к Богу над земными и плотскими страстями».

Это удивительно и восхитительно: Песнь песней -- любимая книга монахов! И действительно, основоположник мистического подхода в христианской традиции Бернард Клервоский (1091-1153) не написал ни одной работы относительно других книг Библии, но успел составить 86 пространных проповедей (более 170 000 слов) только на первые 35 стихов Песни песней -- в среднем по две проповеди на каждый стих. Любопытно, что эту работу продолжили и закончили его последователи-цистерцианцы Гилберт из Хойланда (47 проповедей) и Джон Форд (120), то есть всего вышло 253 проповеди на 117 стихов Песни -- более чем по две на один стих. Святой (канонизированный в Католической, Англиканской и Лютеранской Церквах) Бернард сочетал в себе жесткий управленческий талант, проявившийся в организации строгой монашеской жизни (им был написан первый устав духовно-рыцарского ордена), Крестового похода и борьбы с еретиками и вольнодумцами (особенно с Пьером Абеляром), мистический религиозный опыт (по легенде, в 1146 г.

Дева Мария брызнула в глаза Бернарда молоком из Своей правой груди и таким образом исцелила его глазную болезнь) и монашеский аскетизм. В юношестве именно стремление бороться с плотской страстью привело Бернарда к монашеской жизни, аскетизм, а впоследствии и мистицизм стали основополагающими в его жизни и трудах; возможно, поэтому «его целью стало освобождение Песни песней от любого возможного предположения плотской похоти» . «Читая или слушая этот трактат о любви, принеси свои целомудренные уши и никогда не мысли о том, что думают мужчина и женщина, но о Слове Божьем и Душе» (Бернард Клервоский. Проповедь 61). По мнению Бернарда, Душа ищет своего Небесного Жениха и вводится Им в особые места -- в сад, на банкет, в спальню; поцелуй (1:1) же трактуется как Воплощение Христа. Испанские мистики пошли дальше: нард (1:11) -- искупленное человечество; мирра (5:1) -- Страсти Христовы; тернии (2:2) -- искушения невзгод, преступлений и еретиков; колесницы Аминадава (6:12 Танаха, Септуагинты и Вульгаты) -- сила дьявола . В 1577 г. написала свою мистическую «Концепцию Божественной любви на примере некоторых мест Песни» и св. Тереза Авильская. Однако мистический подход сам по себе и в применении к Песни песней однозначно требует осторожности. Сама св. Тереза сожгла уже написанную «Концепцию», а на примере жестокости и мстительности Бернарда ряд авторитетных исследователей предупреждают об опасностях неконтролируемых фантазий и нездоровой сублимации сексуальности: «Бернард стал своевременным напоминанием о том, что неестественное подавление сексуальной любви может привести к ужасным последствиям». Его упомянутые выше проповеди считаются весьма оторванными от текста книги и не отягощенными прямыми экзегетическими задачами.

Размещено на Allbest.ru