Сибирские староверы: вне государственной поддержки и опеки

Размещено на http://www.allbest.ru/

Статья по теме:

Сибирские староверы: вне государственной поддержки и опеки

Юлия Боровик

Белокриницкое согласие (современная Русская православная старообрядческая церковь, РПСЦ) появилось достаточно поздно -- в конце 1840-х гг., но быстро распространилось на территории Российской империи и заняло ведущие позиции в поповском течении старообрядчества. После ужесточения репрессивной политики правительства Николая I и разгрома крупнейшего поповского центра в Поволжье на р. Иргиз, откуда прежде старообрядческие общества получали «исправленных» беглых священников, часть старообрядцев перешла к беспоповской практике (как это сделали на Тюменском соборе 1840 г. староверы Зауралья, признававшие, однако, необходимость священства), а другие, следуя решению собора на Рогожском кладбище в 1823 г., продолжали искать епископа за пределами Российской империи. Их усилия увенчались успехом 28 октября 1846 г., когда в с. Белая Криница (на территории австрийской Буковины) к старообрядцам присоединился удалённый константинопольским патриархом со своей кафедры из-за конфликта с турецкой администрацией и бедствовавший в Константинополе на покое митрополит Босно-Сараевский

Амвросий (Папа-Георгополи), вскоре рукоположивший двух епископов и восемь иереев. За ними последовали прежде всего общества бывших бегло-поповцев, «по нужде» окормляемые наставниками. К стремительно развивавшемуся согласию «австрийцев» исследователи проявляли устойчивый интерес с последней четверти XIX в., активно изучается оно и в настоящее время. Однако процесс возникновения белокриницких общин в провинции, их региональная специфика, особенности мировоззрения и полемическое творчество местных лидеров остаются ещё малоизученными. Труд сотрудника сектора археографии Сибирского отделения Института истории РАН Н.А. Старухина, подготовленный под научным руководством академика Н.Н. Покровского (1930-- 2013), заполняет многие лакуны и существенно расширяет круг источников, позволяющих лучше понять как обстоятельства становления согласия в целом, так и эволюцию урало-сибирских общин в имперский период.

Работа состоит из введения с обзором исследований и источников, шести глав и заключения. Первую главу открывает подробный экскурс в историю становления Белокриницкой иерархии в России. Автор освещает создание и развитие структуры управления и административно-территориального деления Московской архиепископии, а также основные дискуссии в среде староверов второй половины XIX -- начале XX в. (прежде всего вокруг «Окружного послания»). В книге подробно показана организация Духовного совета -- совещательного органа при московском архиепископе, в 1863--1898 гг. игравшего ведущую роль в руководстве общинами по всей России. Анализируя проект образования Духовного совета и текст его устава, исследователь приходит к выводу, что инициатива создания этого органа принадлежала группе, связанной с московским купечеством. Более того, в Уставе изначально содержались положения, предоставлявшие исключительно широкие полномочия столичным попечителям и старейшинам, что впоследствии привело к противостоянию между руководством согласия и провинциальными общинами (в том числе сибирскими), которые стали поддерживать оппозиционную Духовному совету общественную организацию старообрядческих полемистов -- Братство Честного и Животворящего Креста. Как отмечается в книге, другие противоречия были вызваны неоднородностью общин как в центре, так и в провинции. В них не всегда совпадали взгляды даже внутри отдельных групп (духовных лидеров, священников, попечителей, рядовых членов).

Вторая глава посвящена изменениям в законодательстве и государственной политике в отношении старообрядчества во второй половине XIX в. С 1864 г. количество запретов постепенно сокращалось, права старообрядцев расширялись. В 1874 г. они получили возможность легализовать свои семьи, внося записи в метрические книги при волостных и поли- 222 цейских управлениях. Тем не менее в Святейшем Синоде были чрезвычайно обеспокоены распространением влияния «австрийцев», которое считалось опасным и «вредным». Для его уменьшения заштатным священникам в 1895 г. даже разрешили переход к беглопоповцам. Попытки пресечения «раскола» вызывали у старообрядцев противодействие. Так, в Томской губ.они выходили из православных приходов, отказывались от уплаты руги, угрожали клиру, распространяли подложные «государевы указы». В начале XX в. белокриницкие начётчики вели активную полемику с миссионерами.

Главы 3--6 раскрывают историю белокриницкого согласия в Томской епархии, выделенной из Тобольской в 1886--1887 гг.: процесс закрепления старообрядческого епископата в Сибири и возникавшие при этом трудности. Рассматриваются специфические варианты организационного оформления местных мирских и иноческих общин, положение и роль состоятельного слоя прихожан, деятельность епископов Савватия (Левшина), Мефодия (Екимова) и Антония (Паромова), а также руководителя крупнейшего западносибирского скитского центра игумена Феофилак- та (Савкина), их взаимоотношения с московской архиепископией. По словам автора, «нередко установление властной вертикали, особенно на первых этапах становления согласия, приводило к столкновению иерархии со сложившейся стихийной практикой общин, традициями независимого прихода; зачастую сложно вписывались в выстраиваемую иерархическую систему и взаимоотношения мирских и духовных лидеров» (с. 71). Чаще всего причиной разногласий и претензий со стороны общин становились поставления, перемещения или запрещения священников без согласования с местными попечителями и прихожанами (с. 88, 100--101, 103, 112--113). Впрочем, в этом видится, скорее, процесс определения границ полномочий общин с хорошо развитыми традициями самоуправления, нежели собственно оппозиция руководству согласия.

Старухин обстоятельно показывает, как происходило распространение белокриницкого священства среди беглопоповцев Томской губ.с начала 1860-х гг. и как складывались взаимоотношения этих направлений старообрядчества. Судя по обнаруженным среди рукописей РГБ письмам епископа Савватия, он считал недействительными крещения и бракосочетания, совершаемые наставниками часовенного согласия. Однако у него не вызывали нареканий аналогичные действия белокриницких уставщиков и наставников (с. 93, 107), которым в Сибири, где духовенства не хватало, разрешалось тогда крестить и венчать -- так же, как это делалось у часовенных. Повенчанные ими браки должны были впоследствии лишь довершаться священником.

Анализируя количественные и сословные характеристики белокриницких обществ, исследователь с подобающей осторожностью использует как сводные данные церковной и гражданской статистики, так и сведения самих «австрийских» иерархов. Например, епископ Мефодий, постоянно проживавший у себя на родине в д. ВыдрихаБийского округа и не желавший переноса своей резиденции в Барнаул, явно завышал численность своей паствы в районе Семипалатинска, доводя её до 4 тыс. и, напротив, насчитывая всего 1,5 тыс. барнаульских старообрядцев, тогда как его предшественник в 1879 г. сообщал о 2 тыс. (с. 83, 99). В Томске Мефодий «знал» о четырёх семьях, а спустя два месяца игумен Феофилакт писал о двенадцати (с. 99). Сопоставляя данные разных источников, наиболее надёжными Старухин считает сведения середины 1880-х гг., когда Томская епархия Белокриницкого согласия насчитывала 51 мирскую общину, 40 из которых располагались в сельской местности (в основном -- в южном районе).

В четвёртой главе говорится о формировании иноческих и мирских (сельских и городских) белокриницких общин в Алтайском горном округе, где были сосредоточены главным образом сельские общества, принявшие священников «австрийской» иерархии в начале 1860-х гг., и вокруг Томска, где они появились под влиянием скитов в 1880-х гг. Сибирские городские общины имели священника (как правило, поставленного из крестьян) и состояли преимущественно из мещан и нескольких представителей купечества, в большинстве своём являвшихся горожанами в первом поколении. Священники выбирались (или, по крайней мере, согласовывались) и содержались общиной, которая также выделяла средства на культовые здания и походные церкви. Неудивительно, что миряне, особенно те, кто брал на себя крупные расходы, оказывали заметное влияние на организацию приходской жизни. Порою попечители выражали недовольство передачей местности в ведение редко бывавшего в ней епископа или отстаивали право влиять на перемещение епископской кафедры в регионе (с. 82, ПО). В Барнауле, где основу прихода составляли переселенцы из подмосковных сёл, заметную роль играло купеческое семейство Афониных из крестьян Богородского уезда Московской губ. Кстати, члены этой фамилии находились в числе первых «австрийских» попечителей и на Урале3. О тесной связи старообрядцев Урал о-Сибирского региона свидетельствовала поддержка екатеринбургскими купцами, проживавшими в Томске, белокриницкого скита на р. Юксе (с. 138).

Чрезвычайный интерес вызывают страницы монографии, посвящённые иноческим организациям Томской епархии, которые являлись «локомотивами» укрепления иерархии. Обращаясь к неизвестным ранее источникам старообрядческого происхождения, автор детально восстанавливает историю Казанского скита, характеризует его состав и внутреннюю организацию. Особое внимание уделено биографии устроителя этой обители о. Феофилакта (Савкина). При исследовании скитского движения (возникновение и деятельность пустынь, их перемещение внутри региона, влияние на мирские общины) историк опирается на максимально возможный круг источников, включающий переписку, документы и сочинения о. Феофилакта из Отдела рукописей РГБ и архива митрополии РПСЦ, описания скитов «синодальными» наблюдателями из фондов Государственного архива Томской области. Обнаруженные Старухиным взаимосвязи между динамикой иноческого движения и полемическими выступлениями авторитетных белокриницких скитников свидетельствуют о преобладании в начале 1880-х гг. дебатов со старообрядцами других согласий (в основном с часовенным согласием, меньше -- с поморцами и странниками), тогда как позднее, по мере распространения влияния томских скитов на большую часть обществ севера губернии, споры всё чаще велись уже между самими «австрийцами» и были нередко связаны с обличением «сильных и богатых». Изучение творчества энергичного томского игумена о. Феофилакта позволило автору существенно уточнить хронологию и содержание дискуссий на эсхатологические темы, происходивших как между представителями часовенного и белокриницкого согласий, так и внутри каждого из них. Кроме того, проповедь «сибирского Златоуста», обличавшего «враждебные власти» и «рачителей богатства» -- как местное, так и столичное купечество, а также часть духовенства, сыграла заметную роль в идейном противостоянии Духовному совету в 1880-х гг. (с. 190-- 195).

Представленные в монографии возможности влияния мирян, попечителей и лидеров иноческих обществ на принятие решений в согласии открывают новые перспективы для понимания особенностей жизни духовенства и прихода вне государственного контроля и опеки.

Примечания

московский архиепископ духовный совет

1. Субботин Н.И. Происхождение ныне существующей у старообрядцев так называемой австрийской и белокриницкой иерархии. М., 1874.

2. Субботин Н.И. Материалы для истории так называемой австрийской, или белокриницкой, иерархии. М., 1897.

3. Субботин Н.И. История так называемого австрийского, или белокриницкого, священства. М., 1899.

4. Смирнов И. С. Исторический очерк поповщины // Миссионерский сборник. 1893. № 1--3, 5.

5. Беликов Д.Н. Старообрядческий раскол в Томской губернии по судебным данным. Томск, 1894.

6. Беликов Д.Н. Томский раскол: исторический очерк от 1834 по 1880-е годы. Томск, 1901.

7. Крахмальников А.П. Сочинения староверов белокриницкого согласия (1846-- 1862 гг.). М., 2012.

8. Юхименко Е.М. Старообрядческий центр за Рогожской заставою. Изд. 2. М., 2012.

9. Белобородов С.А. «Австрийцы» на Урале и в Западной Сибири (из истории Русской православной старообрядческой церкви -- белокриницкого согласия) // Очерки истории старообрядчества Урала и сопредельных территорий. Екатеринбург, 2000. С. 157-158.

Размещено на Allbest.ru