Кошка - священный образ Казымской богини: к вопросу о пермском компоненте в хантыйской культуре

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кошка - священный образ Казымской богини: к вопросу о пермском компоненте в хантыйской культуре

Т.В. Волдина, И.М. Молданова

Одним из значимых обско-угорских божеств является Казымская богиня (Wut imi, Kasam naj, Kasam imi Используется финно-угорская транскрипция согласно Н. Б. Кошкарёвой, В. Н. Соловар [Кошкарёва, Соловар 2007].), её почитают не только казымские ханты, считающие её своим легендарным предком, но и другие диалектно-этнографические группы обских угров. Как и другие духи-покровители обско-угорских народов, богиня Казыма может принимать зооморфные образы, наиболее популярный из них, ассоциирующийся с богиней, - чёрная белогрудая кошка. Исследование опирается на этнографические сведения, фольклорные материалы, а также на источники по хантыйскому и коми языкознанию. Цель работы - рассмотреть данные языка и культуры, связанные с культом кошки у казымских хантов, а также сопоставить их с материалами, характеризующими образ кошки в пермских культурах: авторами дано его описание (сакральный облик животного, в который перевоплощается Казымская богиня), раскрыто семиотическое значение, проведён сравнительно-сопоставительный анализ. Интерес представляет номинация kan, предположительно происходящая из коми языка. Однако анализ хантыйско-русских словарей выявил похожую словарную единицу kan, kan, kan со значением `песец; белый зверь' в восточных и южных диалектах хантыйского языка. Рассмотрен специальный язык, предназначенный у казымских хантов для кошек и собак, олицетворяющий собой образы божеств. Из общих угро-пермских представлений о кошке: она считается «медиумом» и способна защитить от неприятностей.

Ключевые слова: казымские ханты, культ кошки, пермский компонент, Казымская богиня, «специальный» язык обращений с животными.

T.V. Voldina, I.M. Moldanova

THE CAT IS A SACRED IMAGE OF THE KAZYM GODDESS: ON THE PERMIAN COMPONENT IN THE KHANTY CULTURE

One of the most significant Ob-Ugric deities is the Kazym goddess (Wfa imi, Kasam naj, Kasam imi); she is revered not only by the Kazym Khanty, who consider her their legendary ancestor, but also by other dialect- ethnographic groups of the Ob Ugrians. Like other patron spirits of the Ob-Ugric peoples, the Kazym goddess can take zoomorphic images, the most popular of them, associated with the goddess, is a black white-breasted cat. The research is based on ethnographic information, folklore materials, as well as sources on Khanty and Komi linguistics. The purpose of the work is to consider the data of the language and culture associated with the cult of the cat among the Kazym Khanty, as well as to compare them with the materials characterizing the image of the cat in the Perm cultures: the authors give its description (the sacred appearance of the animal into which the Kazym goddess is reincarnated), reveal the semiotic meaning, and carry out a comparative analysis. The nomination kan, presumably originating from the Komi language, is of interest. However, the analysis of the Khanty-Russian dictionaries revealed a similar vocabulary unit kon, kan, kan with the meaning `arctic fox; white beast' in the eastern and southern dialects of the Khanty language. A special language intended for cats and dogs by the Kazym Khanty, personifying images of deities, is considered. From the general Ugro-Permian ideas about a cat: it is considered a “medium” and is able to protect from trouble.

Keywords: Kazym Khanty, Permian component, Kazym goddess, cat cult, “special” language of animal treatment.

кошка пермский хантыйский культура

ВВЕДЕНИЕ

В обско-угорской мифологии богиня Wut imi - дух-покровитель р. Казым и проживающей там диалектно-этнографической группы хантов - является дочерью верховного бога и предстаёт женщиной-богатыркой. В своей священной песне, исполняемой в сакральной части медвежьих игрищ казымских хантов, она выступает как naj - светлый женский дух, богиня-мать.

Фольклорные произведения дают представление о её жизни, военных подвигах, освоении территории, что объясняет характер архетипа территориального духа-покровителя, а также раскрывает существование в древности межэтнических связей предков казымских хантов, в культуре которых отчётливо просматривается пермский компонент. Согласно актуальным верованиям и сказаниям, богиня имеет несколько священных зооморфных образов - соболя, горностая, утки-кряквы и кошки.

Сведения о культе Казымской богини в верованиях одноименной локальной группы хантов имеются в этнографических источниках, среди которых и собранные исследователями из числа самих казымских хантов. Прежде всего, в работах Т. Молданова, Т. Молдановой [Мол- данов, Молданова 2000; 2001]; в фольклорных сборниках [Земля кошачьего... 2001; 2003], [Поющая женщина... 2014], [Песни реки Казым... 2019] и др. Использованы материалы статей Т. Г. Голевой [Голева 2011] и Е. Л. Федосеевой [Федосеева 2018], а также работа Б. А. Эрен- бурга [Эренбург 2017]. При анализе языкового материала мы опирались на работы В. Штей- ница [Steinitz 1976], Н. Б. Кошкарёвой, В. Н. Соловар [Кошкарёва, Соловар 2007]; хантыйско- русские словари [Steinitz 1966-1991, Могутаев 1996]; коми словарь [Краткий этимологический словарь. 1970].

Авторы задались целью рассмотреть особенности культа кошки у казымских хантов с привлечением этнографических и языковых материалов, что позволяет сопоставить их с опубликованными данными об образе кошки у пермских народов.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ

Основными источниками для статьи являются труды исследователей, фольклорные и этнографические материалы, устные сообщения информантов, словари. В ходе исследования использованы сравнительно-сопоставительный, семиотический, описательный методы. В примерах система записи соответствует первоисточнику, в остальных случаях используется финноугорская транскрипция, приведенная в книге Н. Б. Кошкарёвой, В. Н. Соловар [Кошкарёва, Соловар 2007].

РЕЗУЛЬТАТЫ

В священных песнях и сказаниях о Казымской богине в образе кошки она предстаёт в критические и наиболее важные моменты своей жизни: этот облик помогает ей узнать о смертельной опасности, благодаря ему она скрывается от преследования, а также принимает его в момент освоения новой территории. Остановимся на некоторых примерах из фольклорных текстов Казыма, где повествуется об этом перевоплощении богини. Есть сведения, что кошка, в которую превращается богиня, имеет черный окрас:

Щадта ин ими нухемщэс-мухэмщэс, питы катъи хура йис² `Женщина покрутилась, повертелась, приняла образ черной кошки' [Поющая женщина из Эхт Югана 2014, 40];

Питы катъи - щит ин Вут имэн, дув щи хура щи йувємидвс `Черная кошка - образ, который принимала Казымская богиня' [Поющая женщина из Эхт Югана 2014, 43].

В священной песне Касум ими касадты ар `Песня Казымской богини' имеется также такое описание:

Рвхацад кати йемацад ай хур-в `Белогрудой маленькой кошкой обернулась' // Наяд ма-в павты-йв-иядмэм-в ищи-йв `Богиня обернулась тоже' [Песни реки Казым. 2019, 82]. То есть в изображении животного указано белое пятно на груди.

Нередко и сами казымские ханты ассоциируются у других локальных групп обских угров с чёрными кошками, например, в сновидениях; во снах же представителей данной группы этот образ связывается с Казымской богиней [Молданова 2001, 186-187]. В реальной действительности можно наблюдать случаи, когда выходцы из Казыма, находясь в гостях у хантов и манси других территорий, становясь объектом внимания домашней кошки, могли услышать в свой адрес такие слова: «Бабушка видит (привечает) своего внука (внучку)» [ПМА 1993].

Религиозное почитание кошек у казымских хантов отражается иногда и в бытовом поведении. Известна история одинокой пожилой женщины, проживавшей в Юильске (хант. WUtwos), который расположен рядом с культовым центром казымских хантов, местом почитания Казымской богини. Она посвятила остаток своей жизни кошкам, их было у неё очень много, специально готовила для них, а если кто-то брал у неё котенка, то следила за тем, как с ним обращаются новые хозяева, и если, по её мнению, его обижали, - забирала обратно [ПМА 1993].

В хантыйском языке казымского диалекта кошка, кроме бытового наименования kat'i, имеет сакральное наименование kan. Представим отрывок из сказки, в которой зафиксировано данное слово:

- Я, сит муй вэн вер, - юхуы нёхмас кати. Сяута, я, ин митрайт верты щи питсаууэ. Ин катеу тыв навару, кань посау ар ёшу тыв тахуауэ, тухи тахуауэ. Юх тыята хэухйс, юх тыйт нюхаутыяуаууэ, ин юх тыйт вэтся сэврияууайут. Ин уув кейты руваун, вота ювмау мурт [Рандымова, Молданова 1994, 104-106] `- Ну, разве это большое дело, - говорит кошка. Затем стала показывать чудеса. Кошка сюда прыгнет, свои лапы священного животного сюда бросит, туда бросит. На верхушки деревьев залезла, качает их, верхушки деревьев друг друга касаются. Пока она таким образом чудеса показывала, ветер поднялся' [перевод наш - И. М.].

Сакральное название зооморфного образа богини-кошки kan указывает на пермское происхождение данного культа. Территорию своего расселения - бассейн р. Казым - казымские ханты называют Kan kuns эХэу `Земля кошачьего локотка'. На это в своё время обратила внимание исследователь фольклора и мифологии казымских хантов Т. А. Молданова: «кань - это коми-зырянское название кошки, и, возможно, что в хантыйском языке оно является заимствованием» [Молданова 2001, 186-187]. В то же время лексема kan «кошка» появляется и в языке коми довольно поздно - «после отделения коми от удмуртов» (около 1 тыс. н. э.) - и происходит от коми-зырянского изобразительного слова, «характеризующего движение кошки, ср. кань-кань `неслышно, бесшумно, незаметно (о движении)': кань-каньон, канебон `украдкой, тайком'» [Лыткин, Гуляев 1970, 116; Федосеева 2018, 194]. Однако в хантыйских словарях, например, у В. Штейница также зафиксировано слово kon (V Vj.), kan (Kam. Kr. Sog. Ts.), kan (Patk.) - в значении `песец', (Sog.) `белый зверь' [Steinitz 1966-1991, 651]; в словаре М. К. Мо- гутаева (васюганский диалект) кёнь `песец' [Могутаев 1996, 79]. Это вызывает дополнительные вопросы относительно слова kan.

Исследователи отмечают, что в пермских культурах кошка первоначально также была наделена высоким сакральным статусом, позднее сменившимся на демонизацию её образа (возможно, под влиянием христианизации), подчеркивается её связь со сверхъестественным. Например, согласно мифологическим верованиям коми-пермяков, кошка, как и собака, «первой встречает человека в загробном мире и выступает как медиатор и посредник», является неким связующим звеном между человеком и потусторонними (колдовскими) силами [Голева 2011, 176]. В коми-пермяцкой культуре отмечаются сложившиеся «параллели между женщиной и кошкой <...> при сравнении поведения, особенностей характера, присущих именно женскому полу: гибкость, грациозность, самодостаточность» [Федосеева 2018, 198].

Среди общих с пермскими народами обско-угорских поверий, связанных с кошкой, - её способность уберечь хозяев от неприятностей, включая опасность смерти. Наиболее ярко это проявлено в обычае, существующем и у русских - первой впускать в новый дом кошку [Голева 2011, 109; Федосеева 2018, 195]. Считается, что она способна забрать на себя негатив, болезни. По поведению кошки определяли также погоду, например, если она прячет нос - к похолоданию; если она тщательно намывает мордочку - к скорому прибытию гостей и т. д.

В то же время сам образ кошки значительно отличается от привычных для культур охотников-рыболовов зооморфных обличий божеств. Обычно это лесные птицы и звери, рыбы - как правило, объекты промысла, но табуированные для отдельных родов (Казымская богиня, кроме кошки, например, может принимать образы соболя, горностая и утки-кряквы). Исключение из этого ряда вместе с кошкой составляет, пожалуй, только такое доместицирован- ное животное, как собака, которая повсеместно выделяется как образ повелителя мира смерти и болезней, связана с нижним миром и способна видеть духов. Но и этот образ ассоциируется с диким представителем фауны - волком и имеет более древнюю историю бытования на данной территории (эта связь просматривается и в традиционных верованиях Божество, образом которого является собака, принимает и облик волка. обских угров). О более позднем появлении кошки в качестве сакрального образа свидетельствует также отсутствие в обско-угорских культурах специальных орнаментов и других изображений этого священного животного, а также его локализация только с диалектно-этнографической группой Казыма.

Примером встраивания образа кошки в систему зооморфных образов хантыйской культуры является одна из сказок казымских хантов, зафиксированная этнографами в 1935 г.: кот является супругом белки и оказывается мудрее простодушного, хоть и самого сильного зверя, - медведя, повсеместно почитаемого животного в культуре обских угров [Как белка с котом жили 2019].

Обращают на себя внимание и литые изображения пермского звериного стиля, представленные в работе Б. Эренбурга, в которых легко прочитываются мифологические мотивы народов ханты и манси. На это неоднократно указывает и сам автор [Эренбург, 2013]. Здесь мы находим антропоморфные изображения богинь, которые близки образу Wut imi, как её представляют в народе: её косы - это змеи («бабушкины косы»), завязки на её шубе-сахе - живые ящерицы («бабушкины завязки саха»). Здесь же мы находим информацию и о «земле-кошке»: «В IX веке у бьярмов Бьярмы или биармцы - народ, скорее всего финского происхождения, жители Биармии - исторической области, пред-положительно располагавшейся на территории современной Архангельской области, в бассейне Северной Двины. По сообщениям викингов, бьярмы говорили на языке, похожем на язык «терфиннов» («лесных финнов»), ныне неиз-вестном. появляются кошки. Кошки стерегут от грызунов амбары с зерном, а бьяр- мы рассказывают детям такую историю. Земля - это огромная Кошка, она все время спит. Её шерсть - это леса, а насекомые, которые ползают в шерсти и вьются рядом - это люди, животные и птицы. Все природные катаклизмы, землетрясения, бури и ураганы - это следствие того, что Кошка изредка просыпается и движется» [Эренбург 2014, 60].

До недавнего времени у верхнеказымских хантов еще использовался зафиксированный этнографами специальный язык для общения с кошками - с добавлением -ян (-ен) в конце слов. Например, когда кошка умывала свою мордочку, хозяева, обращаясь к домашнему питомцу, говорили: Кати-ян, ям пойк пойки-ян `Кошечка, добрую молитву моли'. Если после этого кошка начинала более усердно мыть свою головку, при этом захватывая ушки, считалось, что она «молит» хозяевам что-то хорошее [ПМА, 1993]. По отношению же к кошке как к богине могли сказать: Кани-ен питы-ен маны-ен `Кошечка-богиня черная идёт'. Обратившись к коми-зырянскому языку, Т. А. Молданова перевела это выражение как «кошка-бог, чёрная- бог, идёт-бог», т. к. ен на языке коми-зырян обозначает `бог' [Молданова 2001, 186-187]. Данные примеры зафиксированы с использованием слогового принципа русской графики, что затрудняет вычленение хантыйских суффиксов, спрятанных под «окончаниями» -ян (-ен).

Передача этих фраз финно-угорской транскрипцией позволяет точнее определить морфемный состав слов, а также смысл. Например, Kat'=ij=en, jam pojsk pojk=ij=en `Кошечка=твоя, добрую молитву моли=твоя'; Kan=ij=en pit=ij=en man=ij=en `Кошечка (священная)=твоя чёрненькая=твоя идёт=твоя'. В данном случае, к существительным kat'i `кошка', kan `кошка (как сакральный образ, священная)', глаголамpojskti `молиться, умолять', manti `идти', прилагательному piti `чёрный' добавляются диминутивный суффикс =ij(e)= + притяжательный суффикс 2 лица единственного числа =en. Об употреблении посессивного и диминутивного суффиксов в языке фольклорных песен (см. [Steinitz 1976, 50-57]). Таким образом, через кошку, воспринимаемую как образ богини, идёт обращение к духу-покровителю (с зашифрованным указанием принадлежности к ней). При этом в повседневной жизни с кошкой разговаривали не на обычном языке, а на близком к фольклорному, с использованием уменьшительноласкательного маркера.

Следует отметить, что в языке казымских хантов также проявляется обычай «иного» обращения и для собак. Для примера рассмотрим специальные команды, которые хозяин адресует своей собаке: pirr! `прочь!', oXss! `лежать!' (букв.: `лёг'), porss! `кусать!' (букв.: `укусил'), Xewss `есть (в значении кушать)!' (`ешь/съел'),pirr jira mansX(s)! `прочь в сторону идёт/ушёл!', Xorta! `лай!' (ср. в русском языке побудительные команды собакам в неопределенной форме глагола: «лежать!», «стоять!», а также использование применительно к скоту и в ругательном смысле: «пошла! (к лошади)», «пошёл прочь!» и др.) [ПМА, 2021]. Как видим, в основном, эти сигналы употребляются в третьем лице прошедшего времени изъявительного наклонения, кроме команд: pirr! `прочь!' (междометие со значением повеления) и xorta! `лай!' (стоит в императиве второго лица единственного числа). Отмечена также форма pirr jira mandA(s)!, которая употребляется и в настоящем, и в прошедшем времени, но в третьем лице. Вероятно, это связано с тем, что собака является олицетворением Xin iki `мужчины Хинь' - божества, насылающего болезни и смерть. В мифологии урало-алтайских народов этот образ олицетворяет также мир прошлого.

Таким образом, при обращении к собаке использовался такой же «специальный язык», как и к кошке, дабы не навлечь на себя гнев духов-покровителей. Но при этом очень хорошо видна разница. В первом случае мы видим ласковый апеллятив к кошке как животному-медиуму, посвященному богине, и звучит он как песня. Во втором - по отношению к собаке применяются жесткие и краткие команды и как к посреднику, связанному с нижним миром, миром прошлого - все её действия как будто уже произошли. Использование глаголов в третьем лице по отношению к собаке напоминает обычай избегания, хорошо описанный в этнографической литературе, согласно которому свёкор и сноха свои просьбы изъявляли друг к другу не напрямую, а в 3-м лице или через посредника.

Необходимость специального языка в общении с животными объясняется в фольклоре. Существует предание, что когда-то люди обращались к домашним животным на обычном языке, но однажды собака заговорила как человек, и её хозяйка, услышав из уст животного человеческое слово, упала замертво. С этих пор, по мнению рассказчиков, и был введен запрет на прямое обращение к собакам и кошкам, и этим объясняется появление особого языка, применимого только для общения с ними [ПМА, 1993].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Чёрная кошка - заметный зооморфный образ Казымской богини, который запечатлён в памяти локальной группы казымских хантов. Данный образ зафиксирован в преданиях, священных песнях. Сакральное наименование kan указывает на пермское происхождение данного слова, вместе с тем подобное слово, но с другим значением зафиксировано также у восточных и южных групп ханты. Для кошки, впрочем, так же как и для собаки, существует специальный язык, который подчёркивает её особое положение в хантыйском мировоззрении.

В пермских культурах у кошки в прошлом также был высокий статус, наряду с собакой она была «посредником и медиатором» в загробном мире. Среди общих представлений, характерных для пермяков и казымских хантов, - способность кошки уберечь от неприятностей, а также от смерти.

СОКРАЩЕНИЯ

V - Mundart am Vach; Vj - Mundart am Vasjugan; Kam. - Mundart von Kamenskije (Kaminskije, Kamovskije) an der Konda [Irt.]; Kr. - Mundart von Krasnojarskije an der Konda [Irt.]; Sog. - Mundart am Sogom [Irt.]; Ts. - Mundart von Tsingala am Irtysch [Irt.]; Patk. - Aufzeichnungen aus dem Irtysch-Dialekt, nach Patkanov um 1886.

ПОЛЕВЫЕ МАТЕРИАЛЫ АВТОРОВ

ПМА, 1993 - Полевые материалы Т. В. Волдиной, г. Ханты-Мансийск (информанты: Вол- дина (Вагатова) М.К., 1936 г. р.).

ПМА, 2021 - Полевые материалы И. М. Молдановой, п. Казым, Белоярский район, август - сентябрь, 2021 (информанты: Каксина (Тарлина) Е. Д., 1968 г. р.).

ЛИТЕРАТУРА

Голева Т. Г. Мифологические персонажи в системе мировоззрения коми-пермяков. СПб.: Издательство «Маматов», 2011. 272 с.

Земля Кошачьего Локотка = Кань Кунш Оуйу. В. 2. / Тимофей Молданов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. 242 с.

Земля Кошачьего Локотка = Кань Кунш Оуйу. В. 3. / Тимофей Молданов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003. 230 с.

Кошкарева Н. Б., Соловар В. Н. Увты муй увты: Курс практической фонетики хантыйского языка (казымский диалект). Новосибирск: Гео, 2007. 178 с.

Краткий этимологический словарь коми языка / Авт.-сост. В. И. Лыткин, Е. С. Гуляев. М., 1970. 274 с.

Могутаев М. К. Хантыйско-русский словарь (васюганский диалект). Томск: Томский госпедуни- верситет, 1996. 352 с.

Молданова Т. А. Архетипы в мире сновидений хантов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. 354 с.

Молданов Т., Молданова Т. Боги земли казымской. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. 114 с.

Поющая женщина из Эхт Югана = вхэт йухан арэу ими / Сост. Е. Д. Каксина. Тюмень: ООО «ФОРМАТ», 2014. 128 с.

Песни реки Казым в собрании Окружного Дома народного творчества, г. Ханты-Мансийск / Сост. Т. А. Молданов. Тюмень: Тюм. изд. дом, 2019. 244 с.

Рандымова Е. Н., Молданова С. П. Солнышко: кн. для доп. чтения в 3-4 кл. хант. шк. (казым. диалект): Пособие для уч-ся / ил. худож. Н. Е. Циолика. СПб.: отд. изд-ва «Просвещение», 1994. 143 с.

Федосеева Е. Л. Ономасиологический портрет кошки (кань) в культуре и языке коми-пермяков // Молодая филология - 2018. Человек, культура, социум: материалы конференции. Пермь: Изд-во Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета, 2018. С. 195-201.

Как белка с котом жили = Хуты уауки кати пща ввсуэн (хантыйская народная сказка) / Сост., пер. на рус. язык С. Д. Дядюн. Ханты-Мансийск: ООО «Печатный мир г. Ханты-Мансийск», 2019. 24 с.

Эренбург Б. А. Загадки и мифы звериного стиля. Пермь: Сенатор, 2017. 56 с.

Steinitz W. Dialektologisches und etymologisches Worterbuch der ostjakischen Sprache. Berlin: Akademie Verlag, 1966-1991. 2018 p.

Steinitz W. Uber die Anwendung des Possessivsuffixes -en in der Liedersprache und uber ein angeblich denominales Suffix -n im Ostjakischen: Ostjakologische arbeiten. B. II. Budapest: Akademial Kiado, 1976. S. 50-57.

REFERENCES

Goleva T. G. Mifologicheskie personazhi v sisteme mirovozzreniya komi-permyakov [Mythological characters in the worldview of the Komi-Permyaks]. Saint-Petersburg, Mamatov Publ., 2011. 272 p. In Russian.

Zemlya Koshach'ego Lokotka. Kan' Kunsh Ojay: 2 [The Land of the Cat's Elbow: 2]. Comp. Timofei Moldanov. Tomsk, Izd-vo Tom. un-ta Publ., 2001. 242 p. In Khanty, Russian.

Zemlya Koshach'ego Lokotka. Kan' Kunsh Ojay: 3 [The Land of the Cat's Elbow: 3]. Comp. Timofei Moldanov. Tomsk, Izd-vo Tom. un-ta Publ., 2003. 230 p. In Khanty, Russian.

Koshkareva N. B., Solovar V. N. Uvty mui yvty: Kurs prakticheskoi fonetiki khantyiskogo yazyka (kazymskii dialekt) [Flow or shout: A course of practical phonetics of the Khanty language (Kazym dialect)]. Novosibirsk, Geo Publ., 2007. 178 p. In Khanty, Russian.

Kratkii etimologicheskii slovar' komi yazyka [A short etymological dictionary of the Komi language]. Comp. V. I. Lytkin, E. S. Gulyaev. Moscow, Nauka Publ., 1970. 274 p. In Komi, Russian.

Mogutaev M. K. Khantyisko-russkii slovar' (vasyuganskii dialekt) [Khanty-Russian Dictionary (Vasyugan dialect)]. Tomsk, Tomskii gospeduniversitet Publ., 1996. 352 p. In Khanty, Russian.

Moldanova T. A. Arkhetipy v mire snovidenii khantov [Archetypes in the dream world of the Khanty]. Tomsk, Izd-vo Tom. un-ta Publ., 2001. 354 p. In Russian.

Moldanov T., Moldanova T. Bogi zemli kazymskoi [Gods of the land of Kazym]. Tomsk, Izd-vo Tom. un-ta Publ., 2000. 114 p. In Russian.

Poyushchaya zhenshchina iz Ekht Yugana. Qkhat iukhan aray imi [The singing woman the Ekht Yugan]. Comp. E. D. Kaksina. Tyumen, OOO FORMAT Publ., 2014. 128 p. In Khanty, Russian.

Pesni reki Kazym v sobranii Okruzhnogo Doma narodnogo tvorchestva, g. Khanty-Mansiisk [Songs of the Kazym River in the collection of the District House of Folk Art, Khanty-Mansiysk]. Comp. T. A. Moldanov. Tyumen, Tyum. izd. Dom Publ., 2019. 244 p. In Khanty, Russian.

Randymova E. N., Moldanova S. P. Solnyshko: kn. dlya dop. chteniya v 3-4 kl. khant. shk. (kazym dialekt): Posobie dlya uch-sya [Sunny: book for additional reading in 3-4 classes of the Khanty school (kazym dialect): A manual for students]. Desig. N. E. Tsiolika. Saint-Petersburg, otd-nie izd-va Prosveshchenie Publ., 1994. 143 p. In Khanty.

Fedoseeva E. L. Onomasiologicheskii portret koshki (kan') v kul'ture i yazyke komi-permyakov [Onomasiological portrait of a cat (kan) in the culture and language of the Komi-Permyaks]. Molodaya filolo- giya - 2018. Chelovek, kul'tura, sotsium: materialy konferentsii [Young Philology-2018. Man, culture, society: conference materials]. Perm, Izd-vo Permskogo gosudarstvennogo gumanitarno-pedagogicheskogo universiteta Publ., 2018. P. 195-201. In Russian.

Kak belka s kotom zhili. Khuty Xayki kat'i piXa vqsyan (khantyiskaya narodnaya skazka) [How the squirrel and the cat lived (Khanty folk tale)]. Comp. S. D. Dyadyun. Khanty-Mansiysk, OOO Pechatnyi mir g. Khanty- Mansiisk Publ., 2019. 24 p. In Khanty, Russian.

Erenburg B. A. Zagadki i mify zverinogo stilya [Animal-style Riddles and myths]. Perm, Senator Publ., 2017. 56 p. In Russian.

Steinitz W. Dialektologisches undetymologisches Worterbuch der ostjakischen Sprache. Berlin: Akademie Verlag, 1966-1991. 2018 p. In Khanty, German.

Steinitz W. Uber die Anwendung des Possessivsuffixes -en in der Liedersprache und uber ein angeblich denominales Suffix -n im Ostjakischen: Ostjakologische arbeiten. B. II. Budapest: Akademial Kiado, 1976. S. 50-57. In German.

Размещено на Allbest.ru