Трансформация социокультурного пространства кадетских корпусов Российской империи в конце XVIII – первой половине XIX веков

Размещено на http://www.allbest.ru/

Орловский государственный технический университет, г.Орёл, Россия

Трансформация социокультурного пространства кадетских корпусов Российской империи в конце XVIII - первой половине XIX веков

Гребенкин А.Н.

Аннотация

В статье анализируется трансформация социокультурного пространства кадетских корпусов Российской империи в конце XVIII - первой половине XIX в. Автор приходит к выводу, что итогом замены либеральной модели управления военным образованием, основанной на идеях Просвещения, на репрессивно-авторитарную стали разрушение образовательного пространства, возникновение грубости нравов воспитанников и ухудшение качества преподавательского состава.

Annotation

THE TRANSFORMATION OF SOCIOCULTURAL SPACE OF MILITARY SCHOOLS IN RUSSIAN EMPIRE IN THE END OF XVIII - THE 1st HALF OF XIX CENT.

This article gives the analysis of the transformation of socio-cultural space of military schools in Russian Empire in the end of XVIII - the 1st half of XIX centuries. The author comes to the conclusion that the replacement of the liberal model of direction by military education based on the ideas of Enlightenment by the repressive model led to the destruction of the educational space, the beginning of rudeness of pupils' manners and the worsening of the quality of the teaching staff.

Вторая треть XVIII в. - это время появления привилегированных военных учебных заведений для дворян - Сухопутного шляхетного корпуса и Артиллерийского и Инженерного шляхетного корпуса, положивших начало системе отечественного военного образования. Организованный в соответствии с педагогическими идеями И.И. Бецкого, Сухопутный шляхетный корпус стал, по словам Екатерины II, «рассадником великих людей». Наивысшая точка его расцвета пришлась на 1787-1794 гг., когда во главе корпуса стоял генерал Ф.Е. Ангальт, дальний родственник Екатерины II, долгое время пользовавшийся ее покровительством. Руководство Артиллерийского и Инженерного шляхетного корпуса, директором которого с 1783 г. был П.И. Мелиссино, придерживалось схожей политики, направленной на развитие личности каждого отдельного воспитанника. Знаменитая «говорящая стена» в саду Сухопутного шляхетного корпуса, свободный доступ к книгам, просвещенные и гуманные наставники, отсутствие телесных наказаний - все это способствовало формированию самостоятельного мышления, высокому уровню интеллектуального развития кадет, выработке у них понятий о гражданском долге, об обязанностях дворянина перед Отечеством. Из стен корпусов выходили блестяще образованные, высоконравственные люди, полные благих намерений и горевшие желанием воплотить их в жизнь.

Однако педагогическая система Бецкого и Ангальта, направленная на воспитание «новой породы» людей, очень быстро стала давать серьезные сбои. Директор сознательно превратил военное учебное заведение в некое подобие пансиона благородных девиц, полностью изолировав кадет от окружающего мира, чрезмерно холя и лелея их.

Роковую ошибку быстро осознали современники. По словам выпускника Сухопутного шляхетного корпуса Ф.Н. Глинки, «метода Ангальта превращала корпус в какую-то нравственную оранжерею… Вынося из своего уединения избыток чувствительности, доброты, часто простодушной до забавного, и романтическую наклонность к мечтам, они [кадеты - А.Г.], несмотря на всю роскошь своего воспитания, долго не могли сделаться деловыми, годными работниками…» [1].

После смерти Ангальта его преемники сочли своим долгом отказаться от традиции «оранжерейного» воспитания. Новый директор корпуса, М.И. Кутузов, при вступлении в должность так обрисовал кадетам свои педагогические принципы: «Граф Ангальт обращался с вами, как с детьми, а я буду обходиться с вами, как с солдатами» [2].

Однако настоящий перелом в правительственной политике в отношении системы военного образования, во многом определивший новый социокультурный облик военных учебных заведений, произошел в начале XIX в. Его последствия нельзя назвать удачными: одна крайность сменилась другой. Вместо того чтобы, сохранив благожелательную атмосферу, способствовавшую умственному развитию кадет, приблизить образование к жизни и отказаться от изоляции кадет от окружающей действительности, решено было покончить с образованием. Именно образованность, а не оторванность воспитанников от мира, находившегося за стенами корпуса, была объявлена главным злом, с которым необходимо было бороться. Тем самым военному образованию был причинен колоссальный вред: «умствовать» и «рассуждать» отныне запрещалось, а кадеты и их наставники на долгие годы обратились в простых статистов, марионеток, всецело зависевших от воли высокого начальства и не имевших права на собственное мнение.

Смена принципов руководства, действительно необходимая, на деле обернулась простым возвратом к жесточайшим репрессиям петровских времен. Либеральную модель руководства, многое отдававшую на усмотрение непосредственных руководителей военно-учебных заведений, вытеснила репрессивно-авторитарная система, сочетавшаяся с детальной регламентацией внешнего и внутреннего уклада корпусной жизни.

В 1800 г. Императорский Сухопутный шляхетный кадетский корпус был переименован в Первый кадетский. Тем самым было продекларировано его превращение из «Рыцарской академии» в узкопрофильное училище, готовившее офицеров для войск.

Новым требованиям отвечало и новое руководство корпуса. В том же 1800 г. директором Первого кадетского корпуса стал Фридрих-Максимилиан Клингер. Это был известный писатель, давший своей пьесой «Sturm und Drang» название литературному направлению «штюрмеров», и близким другом Гёте. В России Клингер, однако, зарекомендовал себя далеко не с лучшей стороны. «Будучи хорошо образованным человеком, он, по воспоминаниям большинства современников, все же не снискал любви воспитанников, так как совсем не интересовался педагогикой и не любил детей» [3]. От идеального офицера, по его мнению, требовались владение иностранными языками, некоторые начальные знания, отличная строевая выправка и безукоризненная дисциплина.

Широкая образованность для офицера была нежелательным качеством не только в глазах Клингера, но и в глазах самого императора Александра I. Занятия науками сменились строевыми упражнениями, а телесные наказания стали явлением обыкновенным. Один из бывших питомцев Ангальта А.Н. Соковнин, уже в 20-е гг. XIX в. отдавая своих детей в корпус, по собственному признанию, «ужаснулся той перемене, какую я нашел теперь. Куда девалась вежливость, благородное обращение! У нас наказание розгами было вещию редкой, а тут каждый офицер дерет, когда ему вздумается. Стыд наказания пропал, - разницы между кадетом и солдатом не стало. Невежество, необразованность…так ли было в наше время?..» [4].

Кадеты «клингеровской формации» отличались не только невежеством, но и свирепой, первобытной дикостью. «Во всяком случае можно считать, что Клингер - если не основал, то усилил…грубость в кадетских нравах…» [5], - писал В.М. Жемчужников. Окрик и розга в сочетании со строгой изоляцией воспитанников от окружающего мира породили протест против существующих порядков, выражавшийся в своеобразной форме кадетского нигилизма - «закальстве». Вот портрет типичного «закала»: «Куртка и брюки запачканные, а иной раз и разорванные, крючки на воротнике и несколько пуговиц на борту не застегнуты, сапоги не чищенные, волосы взъерошенные, руки исцарапанные с грязными ногтями, кулаки сжатые, физиономия мрачная, а иной раз и подбитая». «Закалы» дерзили учителям и офицерам, издевались над младшими воспитанниками, устраивали корпусные «бунты» и «балаганы». Начальство боролось с ними с помощью розог, но результат был прямо противоположен ожидаемому: увенчанная нимбом мученичества, традиция «закальства» лишь крепла, чему способствовали все новые и новые витки репрессий.

Кульминацией репрессивной политики, эпохой ее торжества стало николаевское время, когда главным директором кадетских корпусов стал ханжа и обскурант генерал-адъютант Н.И. Демидов, сокративший преподавание наук до минимума. На возражения директора Первого кадетского корпуса, либерального и просвещенного М.С. Перского, Демидов отвечал: «Помилуйте, пустое! Вот я ничему не учен и книжек не читаю, а извольте видеть - служу честно и аксельбант ношу!» [6].

Подобных же взглядов придерживался и сам Николай I. Когда при осмотре одного из кадетских корпусов ему представили талантливого воспитанника, император заявил: «"Мне таких не нужно; без него есть кому думать…мне нужны вот какие!" - с этими словами он берет за руку и выдвигает из толпы дюжего малого, огромный кус мяса, без всякой жизни и мысли в лице и последнего по успехам» [7].

Разрушив образовательное пространство кадетских корпусов екатерининской эпохи, реформаторы александровской и николаевской эпох нанесли жестокий удар и по преподавательскому корпусу. Знаковым явлением стало изгнание из Сухопутного шляхетного корпуса при Павле I французских наставников - так называемых «аббатов». Они были заменены строевыми офицерами, знавшими лишь одно средство воздействия на воспитанников - розги. А скудное жалованье, которое в первой половине XIX в. выплачивалось штатским педагогам, отнюдь не способствовало приходу в корпуса профессоров и писателей. Способные учителя ушли; их место заняли случайные люди.

Тяжелое материальное положение учителей, их низкий социальный статус не позволяли им завоевать авторитет в глазах воспитанников. Часто наставники будущих офицеров приходили на занятия бедно одетыми, в поношенной одежде и стоптанных сапогах. Бывший воспитанник Второго кадетского корпуса, обучавшийся в нем в 1822-1832 гг., вспоминал: «…был у нас учитель немецкого языка, Гр…н, вероятно, человек очень бедный, ибо приходил в класс одетый крайне неопрятно: иногда с разорванными локтями, а иногда в сапогах, из которых выглядывали пальцы… Были и такие учителя, которые собирали с кадет дань медными пуговицами, говоря, что это годится на самовар, или булками, которые, нимало не конфузясь, увязывали в платки» [8]. В Военно-сиротском доме «учитель арифметики Иноземский…постоянно старался разжалобить кадет своей бедностью, и кадеты собирали ему сальные огарки и куски хлеба» [9]. От нужды не были застрахованы даже заслуженные преподаватели. Профессор Иванов, в течение 18 лет преподававший в Первом кадетском корпусе, отдав шинель в починку, вынужден был ходить в 30-градусный мороз в одном сюртуке.

В таких условиях военные учебные заведения оказались наводнены разного рода случайными людьми, не обладавшими специальными познаниями и не имевшими ни малейшей склонности к преподавательской деятельности.

В Московском кадетском корпусе в начале 30-х годов преподавателями были корпусные офицеры; «ученость их была весьма сомнительна, почему и выезжали они больше на щелчках, да на толчках. Поверки познаниям и учительским способностям их тогда никакой не было, а потому попасть в преподаватели было очень легко - была бы только охота» [10]. Некий капитан Ф-р 1-й, «человек бездарный во всех отношениях», читал русскую грамматику слово в слово по учебнику и даже не помышлял о расширении собственного умственного кругозора» [11].

Как сообщал в 1834 г. член Совета о военно-учебных заведениях И.М. Фовицкий, учителя в своей массе - «такая посредственность, что строгим требованиям звания [учителя] не удовлетворяют»; «если в корпусе появятся два-три хороших преподавателя, их обычно переманивают на лучшие места. Московский корпус «не может иметь даже посредственных учителей». В провинции же, по словам генерала Сиверса, вообще было «невозможно находить хороших учителей» [12].

Статус учителей в корпусах оставался неопределенным вплоть до 1836 года, когда они были приравнены к государственным чиновникам. Кроме того, по «Положению» 1836 г. для желающих преподавать в корпусах должны были проводиться предварительные испытания. Конкурс в военно-учебное заведение состоял в том, что каждый из соискателей вакантных мест давал пробную лекцию в присутствии инспектора классов, одного или двух старших учителей того же предмета этого же военно-учебного заведения и профессора высшего учебного заведения [13].

Лишь эта мера возымела действие: в 40-е гг. и особенно в предреформенное время среди корпусных учителей было немало лиц с университетским образованием. Однако на репрессивной системе это почти не отразилось, и розги и «закалы» по-прежнему продолжали оставаться неотъемлемыми атрибутами кадетских корпусов.

Подводя итоги, следует сказать, что итогом воздействия правительственной политики на социокультурное пространство российских кадетских корпусов была радикальная трансформация последнего. Излишне тепличная атмосфера Сухопутного шляхетного корпуса, призванного воспитывать образованных и самостоятельно мыслящих офицеров, была заменена системой ограничительных и репрессивных мер, регламентировавшей каждый шаг воспитанников. Просвещенность уступила место муштре; «рассадник великих людей» был превращен в казарму. Розги не усмирили, а лишь озлобили кадет, мстивших за унижения офицерам и учителям, чье положение в то время было приниженным. Профессора покинули стены кадетских корпусов, и преподавательские должности стали замещались случайными людьми, не имеющими ни малейших способностей к педагогической профессии. Хотя к началу 50-х гг. кризис преподавательского состава был преодолен, руководству корпусов стало ясно: долгие годы палочной дисциплины породили у воспитанников столь глубокую ненависть к преподавателям и образованию, что кадетские корпуса практически перестали наделять будущих офицеров необходимыми для службы знаниями. Именно поэтому Д.А. Милютин решился на радикальный шаг: в ходе предпринятых им реформ кадетские корпуса были реорганизованы в военные гимназии, в которых шагистика и муштра уступили место наукам, а грубость нравов была ликвидирована.

кадетский корпус военный реорганизация

Литература

1. Взгляд на прошедшее. Первый кадетский корпус. Волынь и дальнейшие сношения мои с Милорадовичем. Ф. Глинки. (Отрывок 3-й) // Москвитянин. 1846. Ч. 1. № 2. С. 37-38.

2. Глинка, С.Н. Записки. М.: Захаров, 2004. С. 138.

3. Михайлов, А. Жизнь под барабан // Родина. 2003. № 1. С. 75.

4. Из давних воспоминаний, статья В.В.Селиванова // Русский архив. 1869. № 6. С. 160.

5. Записки В.М. Жемчужникова. Из посмертных бумаг // Вестник Европы. 1899. № 2. С. 641.

6. Данченко В.Г., Калашников Г.В. Кадетский корпус. Школа русской военной элиты. М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. С. 268.

7. Соловьев С.М. Записки Сергея Михайловича Соловьева. Пг., 1915. С. 113.

8. Воспоминания бывшего воспитанника 2-го кадетского корпуса // Военный сборник. 1861. № 7. С. 150-151.

9. Кадетский быт двадцатых-тридцатых годов. 1826-1834 гг. (отрывок из воспоминаний генерал-лейтенанта В.Д.Кренке) // Исторический вестник. 1882. № 4. С. 122-123.

10. Корсаков, А.Н. Воспоминания московского кадета // Русский архив. 1882. № 1. С. 373-374.

11. Краткий отчет о положении и ходе Военно-Учебных заведений в двадцатипятилетнее царствование Императора Николая. СПБ., 1850. С. 153.

12. Кочаков Б.М. Педагогические кадры военно-учебных заведений в царской России // Труды Высшего военно-педагогического института им. М.И. Калинина. Т. 2. Л., 1947. С. 156.

13. 2-е ПСЗ. Т. XI. 9712.

Размещено на Allbest.ru