Религиозный ресурс политического участия этнических диаспор в современной России

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Саратовский национальный исследовательский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского

Религиозный ресурс политического участия этнических диаспор в современной России

Долгополый Сергей Юрьевич /Dolgopoly Sergey Yurievich -

магистрант, кафедра политических наук, юридический факультет

Аннотация

В статье анализируются особенности политического участия диаспор в современной России с точки зрения потенциала использования ими для достижения своих целей религиозного ресурса. Рассматриваются основные способы этого участия и делаются выводы о значимости в них религиозного фактора.

Ключевые слова: диаспоры, религия, политическое участие, миграция.

Вряд ли будет преувеличением сказать, что массовая миграция населения является одной из важнейших характерных черт современного глобализирующегося мира. Усиление миграционных процессов, сосуществование под одной крышей представителей различных культур и связанные с этим проблемы -- в XXI веке стали одной из центральных тем общественно-политических дискуссий на Западе -- и в том числе в России. «Глобализация делает «национальные перегородки» более прозрачными, и потому миллионы людей в поисках лучшей доли покидают родину и устремляются в другие страны. За последние 50 лет численность международных мигрантов увеличилась почти в три раза. Если в 1960 г. во всем мире насчитывалось 75,5 млн человек, проживающих вне страны своего рождения, то в 2000 г. - 176,6 млн, а в конце 2009 г. их стало уже 213,9 млн. Согласно оценкам экспертов ООН, в настоящее время каждый 35-й житель земного шара является международным мигрантом, а в развитых странах - уже каждый десятый» [1]. При этом ученые отмечают, что резкое увеличение масштабов миграции идет параллельно с консолидацией иммигрантских этнических сообществ. «Оказавшись на новом месте, переселенцы, как правило, стремятся объединиться, чтобы не только выжить, но и сохранить свои обычаи, традиции, язык в чуждой для них, зачастую весьма враждебной этнокультурной среде. С этой целью они либо присоединяются к уже существующим диаспорам, либо создают новые. В результате число диаспор в мире непрерывно увеличивается» [1].

Все это обуславливает интерес научного сообщества к диаспорам и актуальность изучения связанной с ними проблематики -- в том числе политического участия. Однако в существующих трудах отечественных ученых по этой теме, посвященных современной России, относительно слабо затронут религиозный аспект данного процесса. В связи с этим, именно изучению религиозного фактора в политической деятельности российских этнических диаспор посвящена данная работа.

Религия на протяжении всей истории человечества была и остается одним из важнейших факторов, влияющих на мировоззрение и поведение людей, что делает ее существенным политическим ресурсом. Проведенное в 2012 году компанией Pew Research Center исследование показало, что восемь из десяти жителей Земли отождествляют себя с какой-либо религиозной конфессией или группой -- верующими посчитали себя примерно 5,8 млрд из 6,9 млрд жителей Земли [2]. Во многих странах, в первую очередь исламских, религиозный фактор до сих пор является одним из определяющих в политической и общественной жизни. Наряду с этничностью, религия остается одним из главных способов самоидентификации людей. По-прежнему значима религия и для современной Западной цивилизации, выросшей на христианских ценностях и традициях. Хотя для стран Европы и Северной Америки в XX веке было характерно, в той или иной мере, снижение влияния христианства на общественную жизнь, частичный отказ от ряда традиционных ценностей, религиозная проблематика существенно актуализировалась там в последние годы за счет беспрецедентного роста миграции преимущественно мусульман из Северной Африки и Ближнего Востока.

«Ренессанс» религиозности после активной пропаганды атеизма в СССР, наблюдается и в современной России, и в странах постсоветского пространства. В России это выражается как в относительном усилении позиций православия, так и в усилении ислама в ряде республик Северного Кавказа и Поволжья. Для большинства же бывших советских среднеазиатских республик, а также (в меньшей степени) Азербайджана, и вовсе характерна тотальная исламизация. При этом активная миграция жителей этих стран в Россию, пусть даже главным образом сезонная, создание ими тут собственных иммигрантских сообществ -- дополнительно повышает роль религии, и в первую очередь речь идет именно об исламском факторе, в политическом дискурсе нашей страны.

Интересно, что, несмотря на большое количество научных работ, посвященных изучению диаспор, четких критериев и устоявшегося общепринятого определения этого феномена до сих пор не выработано. В качестве рабочего определения под диаспорой (от греч. «рассеяние») мы будем понимать «часть народа (этноса), проживающую вне страны своего происхождения, образующую сплочённые и устойчивые этнические группы в стране проживания, и имеющую социальные институты для поддержания и развития своей идентичности и общности» [3, с. 282]. Более того, диаспоры не только стремятся сохранить свою идентичность, но и часто оказывают серьезное влияние на принимающие страны, поскольку меняют их демографическую структуру, этнический и конфессиональный состав. «Диаспоры не только сохраняют свои традиции, обычаи, обряды, но зачастую и навязывают обществу чуждые для него ценности. Возрастает воздействие диаспор не только на внутреннюю, но и на внешнюю политику принимающих стран, поскольку крупные транснациональные диаспоры, располагающие значительными финансовыми ресурсами, активно лоббируют интересы тех стран, которые еще недавно были для них родиной и с которыми они имеют тесные связи. <...> В последнее время все большее значение приобретает политическая функция диаспор, которая проявляется в форме лоббирования интересов диаспоры, а также в разнообразных мерах, предпринимаемых диаспорой с целью получения ею дополнительных прав и гарантий» [1]. Однако насколько высоко политическое участие диаспор в современной России и насколько в этой деятельности значим религиозный фактор?

Отвечая на этот вопрос, в первую очередь необходимо сказать о конфессиональном составе диаспор, проживающих в России. Однако привести точные данные здесь не представляется возможным -- также как не представляется возможным точно подсчитать численность представителей той или иной диаспоры. Можно лишь примерно оценить её, исходя из численности соответствующей этнической группы. Разумеется, следует помнить, что отношение человека к той или иной этнической общности отнюдь не означает его «членство» в диаспоре. Кроме того, Россия, согласно оценкам ООН за 2013 год, занимает второе место (после США) среди стран мира по числу проживающих на ее территории мигрантов из других государств -- их в нашей стране порядка 11 миллионов человек [4]. Между тем, нелегальные и временные мигранты так же могут относиться к той или иной диаспоре, а не только официально и постоянно проживающие в стране граждане.

Так или иначе, самые многочисленные в современной России этнические меньшинства, согласно официальной статистике -- это украинцы, армяне, казахи, азербайджанцы и белорусы. По состоянию на 2010 год украинцев в России насчитывалось почти 1,93 млн чел., армян -- почти 1,2 млн чел, казахов -- чуть менее 650 тысяч, азербайджанцев -- примерно 600 тысяч, этническими белорусами назвали себя 520 тысяч россиян. При этом число украинцев и белорусов после распада СССР в России сократилось примерно в два раза -- в 1989 году в РСФСР их насчитывалось 4,3 млн и около 1 млн человек соответственно (по-видимому, причиной этого является размывание их национальной идентичности под влиянием русского языка и культуры). Самой устойчивой диаспоральной группой в России является казахская. За последние 25 лет она без особых колебаний находится в пределах 630 -- 650 тысяч человек. Численность азербайджанцев за эти годы почти удвоилась, а армянская диаспора выросла и вовсе более чем в два раза [5]. Следует напомнить, что речь выше идет только о гражданах России. Учитывая легальных и нелегальных мигрантов (число которых, как уже отмечалось, по оценкам ООН превышает 10 млн человек) -- из преимущественно Узбекистана, Украины и Таджикистана -- можно сделать вывод, что самыми распространенными религиями российских диаспор является христианство (православное и Армянская апостольская церковь), а также ислам суннитского толка.

На наш взгляд, потенциал использования диаспорой религиозного фактора в политических целях во многом зависит в первую очередь от самой религии, которую исповедуют представители этого сообщества. Наибольший такой потенциал, полагаем, имеется у ислама -- самой молодой и «пассионарной» из мировых религий. Ислам переживает свой «расцвет» и захватывает все больше умов по всему миру -- в отличие, например, от христианства, которое, напротив, сдает позиции. Большая популярность современного ислама основывается, в том числе еще и на идеологии протеста современному капиталистическому обществу. Если раньше такой альтернативой был социализм, то после крушения социалистического блока для многих бедных и малообразованных людей эта религия смогла предложить не только привлекательную систему моральных ценностей, но и альтернативную, более справедливую модель общественного и государственного устройства. Ислам был и остается наиболее связанным с практической политикой (что выражается, например, в исламском праве или халифате) религиозным учением, нежели христианство (даже средневековые теологи ставили себя выше светской власти) и тем более такая «миросозерцательная» религия как буддизм. Эта пассионарность приводит к тому, что мусульмане едва ли не наиболее активно среди представителей других мировых религий стремятся сохранить свою религиозную идентичность и даже навязать ее другим, слабо адаптируются к культуре принимающей страны.

Особенно это видно на примере Западной Европы, где исламская диаспора составляет уже не менее 20 млн чел. «В результате массовой миграции в Европу миллионы мусульман начинают жить в секулярных государствах, где преобладающей конфессией является христианство, а они оказываются в любом случае меньшинством. Проблему адаптации осложняет одно существенное обстоятельство. <...> Ислам исторически утвердился как религия большинства, в нем не заложен инструмент приспособления мусульманской уммы к роли группы меньшинства. Отчасти поэтому европейские мусульмане формируют транснациональную и, как гротескно выразился французский исламовед Оливье Руа, «воображаемую умму»» [6].

В итоге, мусульмане-мигранты (особенно вновь прибывшие) сначала создают в странах своего пребывания закрытые для посторонних (в том числе полиции) мусульманские районы, а затем начинают активно выдвигать политические требования, начиная со строительства новых мечетей и права без ограничений носить традиционную исламскую одежду, и заканчивая попытками объявить районы своего проживания «зоной шариата». Для сравнения, евреи и китайцы, которые также склонны ревностно сохранять свою идентичность и крайне слабо ассимилируются в принимающих их обществах, к подобной агрессии по отношению к местным жителям и их порядкам не склонны.

Возвращаясь к России, следует отметить, что в нашей стране ситуация значительно отличается в лучшую сторону. Связано это, полагаем, главным образом с тем, что, во-первых, подавляющее большинство мигрантов-мусульман являются, как уже отмечалось, сезонными, а значит, находясь на нелегальном положении, «сидят тихо и не возмущаются», так как политические выступления и попадание в поле зрения властей для них приведут к проблемам. Вторая причина -- многонациональная природа нашей страны. Если мусульмане, прибывшие совсем недавно, для национальных европейских государств являются совершенно чуждыми, то в России ислам и буддизм являются такими же традиционными религиями, как и православие. Большой опыт построения полиэтнического государства и совместного сожительства представителей различных конфессий дает лучший потенциал для интеграции мигрантов, которые намерены остаться в стране. Выражается это хотя бы в том, что они могут молиться в мечетях, где поддерживаются давние традиции умеренного ислама, наравне с местными жителями-мусульманами (правда есть и негативные примеры, когда мигранты своим влиянием, напротив, радикализируют умеренную исламскую общину).

В отличие от Европы, где имеют место даже исламские политические партии, в России религиозный фактор в политической активности диаспор выражается гораздо слабее. В качестве одного из важнейших признаков, позволяющих считать ту или иную этническую общность диаспорой, исследователи называют наличие у нее определенных организационных форм существования, начиная от такой формы, как землячество, и кончая наличием общественных, национально-культурных и политических движений [1]. В России это проявляется главным образом в создании большого количества национально-культурных автономий и других этнически ориентированных НКО. Некоммерческая организация в нашей стране является единственным доступным для диаспоры способом юридически оформить свой статус (в Саратовской области, например, действует более 30 таких организаций). Однако как показывает практика, религия не играет в функционировании большинства из них (причем как во внутренних делах, так и во внешних) существенной роли. Религиозный фактор, бесспорно, является одним из ресурсов этнической солидарности диаспоры, однако не следует его переоценивать. Этническая солидарность (а значит составляющие ее религия и национальная культура) может быть мобилизована, когда это выгодно, или игнорироваться, когда такой необходимости нет. Потребность в ней может ослабевать, в частности, по мере интеграции мигранта и его потомков в принимающее общество [7].

Этнические НКО в условиях России являются главным образом способом прямого выхода на представителей власти, что позволяет их лидерам «решать вопросы» своих соотечественников. Вокруг них группируются т.н. «этнические предприниматели» -- слой активистов, пытающихся персонифицировать «этнос» и говорить от его имени с властями [7]. Тематика этих «разговоров» может быть самой разной и зависит, во многом, от прочности положения диаспоры в обществе. Учитывая специфику российских мигрантов, большинство из которых приезжают в Россию временно и для осуществления трудовой деятельности, ключевым мотивом их консолидации и лоббистской деятельности, видимо, служат сугубо экономические интересы, например рыночная и ларечная торговля. Перед такими молодыми диаспорами (мигранты из Средней Азии, кроме Казахстана, из Азербайджана, Китая и т. п.) в основном стоит задача помочь своим представителям адаптироваться к условиям принимающей страны, найти источник дохода, защитить членов диаспоры в случае проблем с правоохранительными органами и т. п.

Гораздо ближе к задачам НКО, как организациям по развитию и поддержанию национальных культур, оказались, на наш взгляд, представители «старых» диаспор (которые проживали в России в таком качестве еще с дореволюционных времен) -- в первую очередь армянской и еврейской. Перед ними уже не стоит задачи адаптации к российским условиям и, в итоге, на первый план выходят проблемы их собственной этничности, связей с «родиной предков», желание изучать родной язык и культуру.

Это ярко видно, в частности, на примере Саратовской области, где армянская и еврейская диаспоры, а также диаспор немцев Поволжья, за последние годы реализовали ряд гуманитарных проектов (строительство армянской церкви, установка креста Хачкар и ежегодные мероприятия в память о геноциде армян, строительство синагоги, еврейского культурного центра и т.п.). Другие, в том числе более многочисленные диаспоры -- казахская, украинская, узбекская, таджикская -- в подобных проектах замечены не были [8, с. 148], что может свидетельствовать об иных приоритетах в их деятельности.

Еще одним важным аспектом политического участия диаспор является работа их представителей в органах государственной и местной власти, избрание в законодательные органы всех уровней. Однако в России потенциал религии как политического ресурса существенно ограничивается действующим законодательством. Так, например, запрещено создание политических партий по религиозному и национальному принципу (п. 3 ст. 9 ФЗ «О политических партиях»). Религиозные организации не должны осуществлять предвыборную агитацию, запрещена также агитация, пропагандирующая исключительность, превосходство либо неполноценность граждан по признаку их отношения к религии, национальной или религиозной принадлежности (см. п. 7 ст. 48, п. 1 ст. 56 ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»).

Кроме того, в российском политическом пространстве в настоящее время отсутствуют хоть сколько-нибудь значимые силы, которые можно было бы назвать выступающими в защиту интересов мигрантов и диаспор, что нельзя сказать о партиях и политиках, которые пытаются с переменным успехом эксплуатировать идеи русского национализма. Распространенность среди этнических русских (которые даже во многих национальных республиках составляют более половины избирателей) антимигрантских и антиисламских настроений, а также небезуспешные попытки многих политических сил (причем не только маргинальных) использовать эти настроения в качестве инструмента политической мобилизации и борьбы за власть -- приводят к тому, что публичный акцент на своей этничности и религиозной принадлежности, как правило, является неуместным и может лишь помешать политической карьере нерусских политиков. Боле того, следует отметить, что в качестве трамплина для своей политической карьеры многие (если не подавляющее большинство) из них используют партию «Единая Россия», которая всегда публично позиционирует себя как партия всех россиян всех религий.

Например, Л. Е. Козлов, анализируя роль диаспор в политическом процессе на примере Дальнего Востока России, отмечает, что «достигая высокого положения, неславянские политики предпочитают не акцентировать свои этнические корни и не демонстрировать видимых связей с диаспорой». При этом, «к высшим постам в системе исполнительной власти (губернаторы, вице-губернаторы, мэры, директоры департаментов) добивались выходцы из тех диаспор, которые были русифицированы в советское время (украинская, еврейская, татарская и т. п.). Армяне, корейцы, чеченцы в единичных случаях добивались высоких политических постов, но только в законодательных органах. Для азербайджанцев и узбеков единственным инструментом повышения политического веса до последнего времени оставалась служба в правоохранительной системе и органах исполнительной власти. Китайцев, остающихся на постоянное жительство в России, немного, а получающих российское гражданство -- единицы, поэтому их перспективы политического участия весьма туманны (равно как и таджиков)» [9, с. 130]. Полагаем, это в общих чертах может быть справедливо не только для Дальнего Востока, но и для большинства российских регионов, кроме национальных республик.

Между тем, зависимость интенсивности политического участия людей от их религиозности бесспорно существует. Недавние российские исследования по этой тематике в частности показали, что православные и мусульмане при прочих равных менее активны политически в сравнении с условными атеистами, однако религиозное участие, тем не менее, увеличивает вероятность участия политического. «Этот религиозный предиктор стабилен во времени, а также оказывает сходное воздействие на все основные группы респондентов: православных, мусульман и атеистов. Таким образом, люди, которые не считают себя последователями какой-либо религиозной традиции, окажутся более активными политически, если изредка будут посещать религиозные мероприятия. Для православных респондентов эффект религиозного участия на склонность к политическому меньше, чем для атеистов и мусульман, однако он существует и он стабилен» [10, с. 41]. Причиной этого, по мнению ученых, является вовлеченность «активных верующих» в социальные отношения внутри православного прихода или исламской общины. «Низкая политическая активность мусульман, не посещающих мечеть, объясняется тем, что они менее вовлечены в социальные отношения, не знакомы с общиной, а значит, не чувствуют себя и частью другой, большой, социальной группы» [10, с. 42].

Таким образом, лидеры диаспор могут использовать религию как минимум для повышения политического участия членов этой общности, однако, можно сделать вывод, что в настоящее время в условиях России это встречается крайне редко. Диаспоры в России чаще становятся объектом, нежели субъектом политики, причем их политическая субъектность серьезно проявляется только на региональном уровне, и ее мотивом служат в первую очередь бизнес-интересы представителей этнической элиты, а не их религиозные убеждения. Религия в жизни диаспор, наравне с национальной культурой и обычаями в целом, выполняет главным образом функцию внутренней консолидации и сохранения собственной идентичности этих общностей, ярким примером чему является армянская и еврейская диаспоры. При этом, когда речь заходит о трудовых мигрантах, то религия в качестве консолидирующего фактора и вовсе уступает первое место семейным связям и отношениям по принципу «патрон-клиент», когда обладающие нужными связями и деньгами лидеры диаспоры помогают новым членам и ставят их таким образом в зависимость от себя. Религиозный фактор в условиях российской политики выступает для диаспор в качестве значимого и сугубо положительного, пожалуй, только в случае с армянской, украинской и белорусской диаспорами, так как общая с русским большинством религия -- православие -- положительно сказывается на их имидже и способствует интеграции в российское общество.

религиозный политический диаспора

Литература

1. Кондратьева Т. С. Диаспоры в современном мире: эволюция явления и понятия. [Электронный ресурс]. «Фонд исторической перспективы». Режим доступа: http://www.perspektivy.info/print.php?ГО=48886/ (дата обращения: 20.10.2016).

2. Социологи подсчитали количество верующих: треть населения Земли -- христиане, четверть -- мусульмане // [Электронный ресурс]. «Зеркало недели. Украина». Режим доступа: http://zn.ua/SOQETY/sotsюlogi_podschitali_koИchestvo_ veruyuschih_na_zemle_bolshe_vsego_hristian_i_musulman.html/ (дата обращения.

3. Социология: Энциклопедия // Сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин, Г. Н. Соколова, О. В. Терещенко. Минск: Книжный Дом, 2003. 1312 с.

4. Опубликован доклад ООН о числе иностранных мигрантов -- среди лидеров США и Россия. [Электронный ресурс]: «NEWSru.com». Режим доступа:

http://newsru.com/world/12sep2013/mirg.html (дата обращения: 20.10.2016).

5. Арутюнян Ю. В. Об этнических диаспорах в российской среде // Социологические Исследования, 2013. № 7. С. 34-44.

6. Наумкин В. В. Западная цивилизация и мусульманская диаспора. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://oneislam.ru/?p=3415/ (дата обращения: 20.10.2016).

7. Дятлов В. И. Миграции, мигранты, «новые диаспоры»: фактор стабильности и конфликта в регионе. [Электронный ресурс]: Демоскоп Weekly, 2007. № 271-272. Режим доступа: http://demoscope.ru/weekly/2007/0271/analit01.php/ (дата обращения: 20.10.2016).

8. Долгополый С. Ю. Особенности формирования имиджа этнических меньшинств в региональных электронных СМИ (на примере ИА «Взгляд-Инфо») // Социальноэкономические науки и гуманитарные исследования: сборник материалов XIII Международной научно-практической конференции. Новосибирск: Издательство ЦРНС, 2016. С. 144-149.

9. Козлов Л. Е. Диаспоры в региональных политических процессах Дальнего Востока России // Россия и АТР, 2010. № 1. С. 128-136.

10. Кулькова А. Ю. Религиозность и политическое участие: роль политики в российских религиозных общинах // Высшая школа экономики. Серия WP14. «Политическая теория и политический анализ», 2015. № 02.

Размещено на Allbest.ru