Наблюдение как метод психологического исследования

Думается, что данные интроспекции имеют не меньшее значение для познания внутреннего мира человека, чем данные "объективных" методов, которые сами неизбежно несут печать субъективизма, исходящего от исследователя (экспериментатора, интервьюера, диагноста). Ценность показаний самонаблюдения не столько в относительной непосредственности связи между субъектом и объектом наблюдения, сколько в возможностях преодоления пространственно-временных ограничений чувственного познания, в возможностях отлета от конкретики объективизированных проявлений психики, в возможности включения в самонаблюдение элементов высшей абстракции. Это раскрывает перспективы к переходу от познания внутреннего мира человека на макроскопическом уровне его организации (что олицетворяется термином "психика") к его познанию на космическом уровне его организации (что олицетворяется понятием "душа" и непривычным пока для нашего научного слуха понятием "универсум"). Блестящие примеры использования самонаблюдения как метода не только познавательного, но и метода регуляции, дает многовековая традиция многих восточных учений, ориентированных на самосовершенствование человека. В современной науке впечатляют данные трансперсональной психологии, получаемые с помощью самонаблюдения.

Классик гуманистической психологии, автор всемирно известных "Я-концепции" и "клиенто-центрированной психотерапии" К. Роджерс считал, что интроспекция как обращение к внутреннему опыту есть "основной путь познания, это глубокое организменное чувствование, на базе которого мы формируем и уточняем наши сознательные представления и концепции". На эвристический характер данных самонаблюдения указывал крупный отечественный ученый С. В. Кравков, считая и сам метод источником постановки неизвестных проблем.

Таким образом, следует признать, что "интроспекция не замыкает нас во внутреннем мире сознания, а, напротив, выводит нас во внешний -- природный и социальный -- мир".

Относительно советской психологии следует указать на излишне жёсткое противопоставление материализма и идеализма, что в современных условиях представляется некоторым анахронизмом времен идеологического противостояния. Именно таким бескомпромиссным отвержением идеализма, видимо, продиктовано и отношение советской психологии к интроспекции: поскольку этим методом широко пользовались ученые-идеалисты, постольку он неприемлем для марксистско-ориенти-рованной психологии. Отсюда и соответствующие определения интроспекции: "Ошибочный метод психологии, уточненный понятием самонаблюдения"; "Основной метод идеалистической психологии. В научной материалистической психологии метод интроспекции служит подсобным методом, требующим объективного контроля"; "Нужно различать самонаблюдение как наблюдение, направленное на самого себя, на самопознание, и собственно интроспекцию, т. е. определенную порочную трактовку самонаблюдения"; "Конечно, интроспекция не может претендовать на роль единственного метода познания психики, как это пыталась утверждать идеалистическая психология. Она вообще вряд ли является научным методом".

Из-за указанной "запятнанности" интроспекции идеализмом в отечественной психологии советского периода предпочитался термин "самонаблюдение". Эта традиция жива и по сей день. Нов силу двойственности понятия "самонаблюдение" размывается его значение как исследовательского метода. Так, в одном из лучших наших психологических словарей самонаблюдение трактуется как психическое явление, а не как научный метод. Там прямо указывается, что "самонаблюдение не следует смешивать с интроспекцией как субъективным методом". Хотя такой взгляд редок, но он оттеняет двусмысленность категории самонаблюдение.

Искусственное дистанцирование советских психологов от интроспекции приводило даже к уклонению от прямого использования термина "самонаблюдение" и замене его на неуклюжее "использование данных самонаблюдения". Верхом виртуозности в подобной терминологической эквилибристике было изобретение термина "моноспекция". Воистину, "цель оправдывает средства"!

Открещивание от интроспекции, а в ее лице и от идеализма, довело это "правое дело" до отказа "моноспекции" в статусе метода: "Регистрация фактов сознания -- не метод научного исследования, а лишь один из способов получения исходных данных". Не будем спорить, является ли "использование данных самонаблюдения" научным методом, но насчет того, что "способ получения исходных данных" -- это не метод, следует возразить категорически. Любой эмпирический метод есть "лишь" способ получения первичных (исходных, сырых) данных об объекте и предмете исследования. Превращение этих данных во вторичные, в результаты производится не на эмпирическом этапе исследования, а на стадии их обработки.

Несогласованность, а, следовательно, и зыбкость позиций советской психологии в этом вопросе иллюстрируется следующим высказыванием: "В отличие от самонаблюдения как метода получения эмпирических данных, какими бы "глубинными" они ни были, интроспекция представляет собой методологический принцип, лежащий в основе не только получения, но и понимания психологического материала".

Большинством отечественных психологов самонаблюдение все же рассматривается и как разновидность восприятия, и как научный метод. Но при этом ему, как правило, отказывается в самостоятельности. Особо подчеркивается невозможность научного объяснения наблюдаемых фактов в рамках самонаблюдения. Типичны в этом отношении следующие суждения: "В целом самонаблюдение нельзя признать самостоятельным методом психологии, оно лишь поставляет исследователю эмпирический материал, в котором объект изучения представлен в непрямой, требующей специального истолкования форме"; "...самонаблюдение дает лишь исходный материал для объективного причинного объяснения процессов и фактов сознания"; "...самонаблюдение не может дать объяснения психических явлений, но дает иногда очень ценные сведения, которые должны становиться объектами для дальнейшего анализа и синтеза". Представляется, что все сказанное по поводу объяснительных возможностей самонаблюдения с равным успехом можно отнести на счёт любого эмпирического метода, если рассматривать его как способ сбора данных об объекте исследования. Объяснение получаемых фактов -- это уже иной этап исследования, а именно стадия интерпретации результатов, а не составная часть эмпирического метода, коим является и самонаблюдение. Иначе говоря, признак "объяснительности" присущ научному исследованию (как один из его этапов) и исследователю (как его способностей к научному анализу и синтезу), а не эмпирическому методу, направленному не на объяснение, а на добывание психологических фактов. Таким образом, если снять с метода самонаблюдения незаслуженный упрек в невозможности с его помощью объяснить наблюдаемые психические явления, то автоматически снимаются и претензии к его несамостоятельности. Самонаблюдение столь же самостоятельный способ сбора данных, как и любой другой эмпирический метод.

В связи с этим, по-видимому, целесообразно реабилитировать в нашей науке термин "интроспекция" как обозначение самонаблюдения в смысле исследовательского приема, исключающего его параллельную трактовку как психологического феномена. Такой подход просматривается в психологическом словаре руководителя: "интроспективный метод -- метод психологии, основанный на самонаблюдении в процессе восприятия, мышления и т. п. и последующем словесном отчете; используется в научной материалистической психологии наряду с объективными методами изучения психики". Особенно привлекают в этом определении два момента. Во-первых, это указание на самонаблюдение как на психическое явление, лежащее в основе метода. И второе -- признание самонаблюдения естественным компонентом других психических процессов: восприятия, мышления и т. п. Это означает, что вне протекания восприятия, мышления, воображения, памяти, чувств самонаблюдение невозможно. Но эта несамостоятельность самонаблюдения как психического явления вовсе не означает несамостоятельности его как научного метода. Именно как метод самонаблюдение обладает самостоятельным статусом и включает в себя перцептивные, мнемические, опознавательные, мыслительные, аффективные, волевые и другие процессы.

Итак, интроспекцию следует признать полноправным эмпирическим методом, в основе которого лежит способность человека к самонаблюдению, понимаемому как сложное взаимодействие всех его психических процессов, функций и свойств. Более того, в силу такой психической основы и процедурных особенностей интроспекцию следует особо выделить из всей совокупности эмпирических методов психологии как ее предельно специфический метод

Именно это обстоятельство вынудило в историографии психологической науки выделить в качестве ее специального направления "интроспективную психологию". Это направление объединяет плеяду великих ученых, зачастую выступавших резкими оппонентами друг другу. Это направление объединяет весьма разноплановые школы и течения в психологии, нередко занимающие непримиримые мировоззренческие позиции. Но в одном они были едины -- это признание и плодотворное применение интроспективного метода.

Истоки интроспекционизма восходят к взглядам Р. Декарта (1596-- 1650) и Д. Локка (1632--1704). Они считали, что внутренний мир человека может познаваться принципиально иначе, чем мир внешний. У Декарта эти взгляды отражены в его учении о непосредственной достоверности самосознания и о "врожденных идеях", у Локка -- в учении об "идеях ощущений" (и соответствующих первичных объективных качествах физического мира) и "идеях рефлексии" (и соответственно вторичных субъективных качествах, в которых отражаются первичные).

В период формирования психологии как самостоятельной экспериментальной науки метод, намеченный Декартом и Локком, был принят на вооружение В. Вундтом. Как известно, Вундт соединил интроспекцию с экспериментом. Главное в этом соединении заключалось в двух особенностях.

Во-первых, строго регламентированные условия, в которых проводится самонаблюдение, способствуют повторяемости процедуры и проверяемости полученных в самоотчетах данных. Такой объективный контроль повышает надежность и "научность" свидетельств испытуемого. Именно это обстоятельство позволяло Вундту противопоставить свой метод предшествующей умозрительной "ненаучной" интроспекции. Строгость данных особо повышалась, по мнению Вундта, тем, что наблюдению подлежали не сложные многосоставные акты психической жизни типа мышления и воли, а простые структурные элементы психики ("атомы" сознания) -- ощущения и их представления в памяти, а также простейшие чувства. Этим фактом предопределилось наименование вундтовского направления -- "структурная психология".

Вторая специфическая черта метода Вундта -- это формирование у испытуемых особой аналитической установки, помогающей постигать психологическую реальность. Такой специальный настрой на восприятие элементов психической деятельности усиливался выработкой навыков самоотчета о том, что испытуемый непосредственно осознает в момент предъявления раздражителя. Ответы формулировались в терминах ощущений. Ответы в терминах раздражителей Тит-ченер называл "ошибкой стимула".

Несколько иной вариант интроспекционизма представлял немецкий философ Ф. Брентано и его последователи К. Штумпф, Т. Липпс и О. Кюльпе. Они видели задачу психологии в том, чтобы непредвзято реконструировать все переживаемое индивидом во всей полноте и конкретности. Эти идеи были восприняты возглавляемой О. Кюльпе Вюр-цбургской школой. Не ограничивая интроспекцию отчетом о непосредственных раздражителях, эта школа соединила ее с ретроспекцией -- последующим воспроизведением того, что раньше испытывалось субъектом при решении им интеллектуальных задач. Таким образом, применение интроспекции в сочетании с экспериментом было распространено на изучение сложных психических образований (мышление).

С интроспекцией связаны и исследования гештальт-психологии. Но, в отличие от Вундта, гештальтисты широко применяли интроспекцию для изучения не "элементов" психики, а ее целостных функциональных конструкций (гештальтов). Расчленяющая "аналитическая" установка структурной психологии была заменена на естественную "феноменологическую" установку, предполагающую свободное и непредвзятое описание переживаний во всей их полноте, целостности и конкретности, так, как они обнаруживают себя наблюдателю. Отрицание гештальт-психологией вундтовско-титченеровского структурализма отнюдь не мешало ей эффективно использовать метод интроспекции.

В России проводником интроспекции в вундтовском варианте был Н. Н. Ланге, стоявший у истоков отечественной экспериментальной психологии. В целом дореволюционная российская психология, хотя и критично, но довольно интенсивно пользовалась интроспекцией.

Однако интроспекция встречала и множество противников. Крайняя точка зрения заключалась в признании невозможности самонаблюдения как психического явления. Весьма резко эту позицию выразил основоположник позитивизма и социологии Огюст Конт (1798-1857). Исходный тезис "позитивной философии" Конта -- требование, чтобы наука ограничилась описанием внешнего облика явления и отринула "метафизику" как учение о сущности явлений. Он уподоблял самонаблюдение в психологии попытке глаза увидеть самого себя или попытке человека выглянуть в окно, чтобы посмотреть, как он сам проходит мимо по улице. Самонаблюдение невозможно, по Конту, потому, что невозможно самораздвоение человека на субъект и объект познания одновременно. Либо человек что-то переживает, либо он наблюдает. В первом случае некому наблюдать, т. к. субъект поглощен переживанием.

Во втором случае нечего наблюдать, т. к. сосредоточившись на наблюдении, субъект ничего не переживает. Но, несмотря на все изящество аргументации Конта, отрицание самонаблюдения как психического явления есть, по сути, отрицание возможности осознания наших переживаний, а в конечном счете, и существования сознания. А этого позитивизм в принципе не отрицал.

Другая критика интроспекции связана не с ее отрицанием, а с указанием на трудности самонаблюдения и в связи с этим ненадежности получаемых с его помощью данных. Первое, на что обращалось внимание, это на несовместимость одновременно двух процессов -- наблюдения и того, который подлежит этому наблюдению. Тогда самонаблюдение по существу становится не интроспекцией, т. е. непосредственным восприятием настоящего, а ретроспекцией, т. е. восстановлением воспринятого ранее. Второй сомнительный момент в интроспекции -- это влияние наблюдения на предмет наблюдения, поскольку любое обращение внимания на собственное переживание вносит в последнее искажение, не дает протекать этому процессу свободно и независимо. Но такого рода трудности -- естественный атрибут любого познавательного акта в системе "субъект -- объект". Просто для самопознания через самосозерцание и самоанализ эти трудности становятся очевидными, тогда как для познания внешних объектов они не обнажены. Нужны были десятилетия напряженного труда во всех областях научного знания, чтобы признать неизбежность влияния наблюдателя на "объективные" характеристики наблюдаемого объекта. Следовательно, признание наличия таких эффектов самонаблюдения вовсе не должно означать отказа от него как от метода, поставляющего достоверные знания.

Целенаправленное самонаблюдение исследователя является неотъемлемым элементом и некоторых психологических методов. Например, в профессиографии используется метод внедрения ученого в изучаемый процесс, овладения им определенными производственными операциями с последующим самоотчетом о результатах его самонаблюдения.

В-третьих, роль исследователя, не только отчитывающегося о своих переживаниях, но и интерпретирующего их, иногда сознательно передается испытуемому. Но испытуемому квалифицированному, специально подготовленному. Таковы были многие опыты в школе Вундта. И здесь опять же нет ничего антинаучного.

Наконец, хотим мы того или нет, но в каждом случае изучения психики с помощью субъективных методов исследователь вынужден в той или иной мере делегировать свои функции испытуемому и полагаться на его умения и навыки в изучаемой психической деятельности, его откровенность, ответственность добросовестность. И тут интроспекция ничем не отличается от любого субъективного метода, базирующегося на самонаблюдении.

Итак, и сущность интроспекции, и ее история убедительно говорят о том, что она является естественным, полезным и перспективным методом изучения психики, причем методом, специфически присушим психологии.

ЛИТЕРАТУРА

Ильин Е.П.: Мотивация и мотивы. - СПб.: Питер, 2011

Ильин Е.П.: Психология индивидуальных различий. - СПб.: Питер, 2011

Маклаков А.Г.: Общая психология. - СПб.: Питер, 2011

Москвин В.А.: Межполушарные асимметрии и индивидуальные различия человека. - М.: Смысл, 2011

под ред. Ю.А. Александрова: Психофизиология. - СПб.: Питер, 2011

под ред.: И.Б. Ханиной, Д.А. Леонтьева; рец.: А.А. Бодалев, А.Н. Гусев: Психология субъективной семантики: истоки и развитие. - М.: Смысл, 2011

Р. Нисберт и др.; пер. с англ. М.С. Жамкочьян ; под ред. В.С. Магуна ; Фонд "Либеральная миссия": Культура и системы мышления: сравнение холистического и аналитического познания. - М.: Фонд "Либеральная миссия", 2011

Рубинштейн С.Л.: Основы общей психологии. - СПб.: Питер, 2011

Зинченко В.П.: Сознание и творческий акт. - М.: Языки славянских культур, 2010

Маклаков А.Г.: Общая психология. - СПб.: Питер, 2010

Марцинковская Т.Д.: Общая психология. - М.: Академия, 2010

Петренко В.Ф.: Многомерное сознание: психосоматическая парадигма. - М.: Новый хронограф, 2010

под ред. Ю.А. Александрова: Психофизиология. - СПб.: Питер, 2010

Сергиенко Е.А.: Контроль поведения как субъектная регуляция. - М.: Институт психологии РАН, 2010

Сластенин В.А.: Психология и педагогика. - М.: Академия, 2010

Штейнмец А.Э.: Общая психология. - М.: Академия, 2010

Алексеенкова Е.Г.: Личность в условиях психической депривации. - СПб.: Питер, 2009

Размещено на Allbest.ru