Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность

Валерий Георгиевич Виноградский, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Центра аграрных исследований Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации.

Александр Владимирович Гордон, доктор исторических наук, заведующий сектором Восточной и Юго-Восточной Азии ИНИОН РАН.

Игорь Анатольевич Кузнецов, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института общественных наук Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.

Александр Александрович Куракин, старший научный сотрудник Центра аграрных исследований РАНХиГС, старший научный сотрудник НИУ ВШЭ,

Александр Михайлович Никулин, кандидат экономических наук, директор Центра аграрных исследований Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации.

Любовь Александровна Овчинцева, кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Отдела устойчивого развития сельских территорий и сельской кооперации Всероссийского института аграрных проблем и информатики им. А.А. Никонова,

Александр Васильевич Петриков, доктор экономических наук, академик РАН, директор Всероссийского института аграрных проблем и информатики им.А.А. Никонова, в 2007-2016 гг. -- заместитель министра сельского хозяйства России.

Татьяна Александровна Савинова, кандидат экономических наук, начальник отдела организационно-методической и кадровой работы Российского государственного архива экономики; 11

Теодор Шанин, профессор, президент Московской высшей школы социальных и экономических наук, председатель редакционного совета журнала «Крестьяноведение».

Круглый стол «Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность», состоявшийся в Центре аграрных исследований РАНХиГС представил собой междисциплинарное обсуждение историками, социологами, экономистами, культурологами актуальности научного наследия А.В. Чаянова его коллег не только для аграрных, но и в целом для общественных и гуманитарных наук особенно в связи с рядом юбилейных дат в биографиях ученых организационно-производственной школы.

Круглый стол «Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность»

В центре дискуссий участников круглого стола находились вопросы генезиса и исторических предпосылок организационно-производственного направления, анализ идей чаяновской школы в связи с историей и современностью сельского развития России и мира. Особое внимание было уделено обсуждению недавно обнаруженных уникальных архивных находок последних лет: ответы А.В. Чаянова и Н.П. Макарова на критику со стороны Л.Н. Литошенко и А.А. Мануйлова в связи с теоретическими и методологическими основаниями концепции экономики крестьянского хозяйства организационно-производственной школы, а также текстам, написанным А.В. Чаяновым для журналов Германии, Франции и США, в которых представлена всесторонняя характеристика особенностей развития российской и советской аграрно-экономической науки.

В связи с интеллектуальным наследием не только А.В. Чаянова, но также его коллег А.А. Рыбникова, А.Н. Челинцева, Б.Д. Бруцкуса, Н.П. Макарова, А.Н. Минина, Г.А. Студенского были подвергнуты обсуждению вопросы соотношения народнической, социалистической и либеральной традиций в развитие российского и мирового крестьяноведения, а также были названы имена и концепции ряда других замечательных аграрников, в определенной степени предшественников и последователей организационно-производственной школы.

Ключевые слова: крестьяноведение, междисциплинарные исследования, организационно-производственная школа, крестьянского хозяйства, народничество, социализм, либерализм, сельское развитие.

организационный производственный аграрный экономический

Round table “Organization-production school in the Russian agrarian-economic thought: History and the present time”

The round table “Organization-production school in the Russian agrarian-economic thought: History and the present state” at the Center for Agrarian Studies of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration gathered historians, sociologists, economists, and culturologists for an interdisciplinary discussion of the relevance of the scientific legacy of A.V. Chayanov and his colleagues not only for agrarian science, but also social sciences and humanities on the eve of the anniversaries of the organization-production school representatives. The participants of the round table focused on the genesis and historical prerequisites of the organization-production school, and on the ideas of the Chayanov's school as influencing the rural development of Russia and the world in the past and present. The participants of the round table were particularly interested in the recently discovered unique archival papers, such as the responses of A.V. Chayanov and N.P Makarov to criticism of L.N. Li- toshenko and A.A. Manuylov considering the theoretical-methodological foundations of the organization-production school's idea of peasant economy; and the Chayanov's texts for the German, French and American journals comprehensively describing features of the Russian and Soviet agrarian-economic science development. The intellectual legacy of A.V. Chayanov and his colleagues A.A. Rybnikov, A.N. Chelintsev, B.D. Brutskus, N.P. Makarov, A.N. Minin, and G.A. Studentsky was considered from the perspective of populist, socialist and liberal traditions in the development of Russian and international peasant studies. The participants of the round table also mentioned theories of other remarkable agrarians that can be called predecessors and followers of the organization-production school.

Keywords: peasant studies; interdisciplinary studies; organization-production school; theory of peasant economy; populism; socialism; liberalism; rural development.

А.М Никулин.: Уважаемые коллеги! В январе этого года исполняется 130 лет со дня рождения выдающегося российского ученого-аграрника Александра Васильевича Чаянова. Этот чаяновский юбилей совпадает в определенной степени еще с рядом памятных дат в биографиях его коллег по организационно-производственной школе: 140 лет со дня рождения и 80 лет со дня смерти Александра Александровича Рыбникова, 80 лет со дня смерти Бориса Давидовича Бруцкуса, 120 лет со дня рождения Геннадия Александровича Студенского. Впрочем, даже независимо от всех текущих юбилейных событий 2018 года вклад Александра Чаянова и его коллег в развитие российской и мировой аграрной науки столь значителен, что подвергается непрерывному и систематическому изуче-нию в нашей стране и за рубежом. Напомню, что восемь лет назад мы уже собирались со многими из здесь присутствующих коллег на круглом столе¹ по проблемам организационно-производственного направления, и я рад, что сейчас мы снова вместе собираемся обсудить новые материалы, факты, идеи, связанные с Чаяновым и его школой.

Редакция журнала «Крестьяноведение» предлагает сконцентрировать обсуждение прежде всего вокруг следующих тем, которые, на наш взгляд, с достаточной полнотой отражают современный интерес к организационно-производственному направлению в междисциплинарной аграрной мысли:

-- проблемы генезиса и исторических предпосылок организационно-производственного направления;

-- идеи экономистов организационно-производственного направления и современная экономика России и мира;

-- библиография работ ОПН: архивные находки последних лет.

Пожалуй, придерживаясь исторического принципа, я попрошу Вас, Игорь Анатольевич как историка начать наше обсуждение с вопросов генезиса школы Чаянова и недавних открытий новых архивных материалов, связанных с организационно-производственной школой.

И.А. Кузнецов: Мой интерес к теме в последние годы развивался в двух направлениях. Во-первых, я углубился в истоки чаяновской школы, прослеживая их в науке о сельском хозяйстве в России в XIX веке. Я пытался понять, как появилась и какое место занимала организационно-производственная школа в развитии российской «сельскохозяйственной экономии». Второй аспект связан с находками новых текстов. Некоторые из них, которые обнаружила Татьяна Александровна Савинова, были прежде совершенно неизвестны, а некоторые, хотя в принципе известны, но не были введены у нас в оборот, как, например, статьи А.В. Чаянова, публиковавшиеся в зарубежных журналах. Работая в архиве Академии наук, я случайно нашел русскоязычные варианты его статей, одна их которых была подготовлена для французского журнала и опубликована в 1928 году, другая вышла в американском журнале в 1930 году. Они хранились в фонде Л.Н. Крицмана -- видного большевистского теоретика, аграрника, который в конце 1920-х годов фактически сосредоточил в своих руках руководство всей аграрной экономической наукой в СССР. Причем, судя по архивной описи, авторство одного из этих чаяновских текстов было ошибочно приписано Крицману. Кажется, исследователи их по-настоящему еще не прочитывали и не анализировали, а это весьма интересные статьи. В них Чаянов кратко излагает свое видение истории возникновения научной школы и вообще палитры всех аграрноэкономических исследований в СССР в 1920-е годы. Примечательно, что французская статья вызвала тогда резкую критику со стороны молодых аграрников-марксистов, с нападками на Чаянова выступил И.Д. Верменичев. Чаянов пытался отражать эти нападки, написал ответ Верменичеву, который не публиковался, но также нашелся в архиве. Просматривая экономические издания начала 1920-х годов, я недавно случайно наткнулся на публикацию стенограммы неизвестного (по крайней мере, мне) доклада Чаянова 1919 года на одном из заседаний в Наркомате финансов, где обсуждалась проблема налогообложения, и Чаянов разъяснял основы своей теории крестьянского хозяйства, которые он предлагал заложить в основу фискальной политики К налоговому обложению землепользования в РСФСР (1921) // НКФ. Ин-ститут экономических исследований. Труды сельскохозяйственной сек-ции. Т. 1/ Под ред. Н.Н. Деревенко, В.И. Рудковского. Пг. С. 65-80.. Думается, этот текст может быть интересен для характеристики взглядов Чаянова в период «военного коммунизма».

Тексты, которые нашла в архиве Т.А. Савинова, я считаю сенсацией для историков нашей аграрно-экономической мысли. До этого мы знали, что в 1923 году Л.Н. Литошенко набросился и теоретически «покусал» организационно-производственное направление. Теперь мы знаем, что они ему содержательно отвечали. Оказывается, это была живая дискуссия. В связи с этим отметим еще один момент: полемическая брошюра Литошенко была давно известна, но его большой труд «Социализация земли в России» опубликован впервые только в 2001 году. В этой большой монографии Литошен- ко анализировал опыт «военного коммунизма» в аграрном вопросе и делал вывод о том, что социалистическая политика фактически привела к катастрофе сельское хозяйство и, шире, экономику России. Поскольку монография была закончена где-то в 1922 году, следовательно, его книжка против организационно-производственной школы писалась сразу вслед за этим, и ее надо читать встык с заключением к «Социализации земли». Тогда видно, что в сумме они образуют цельную экономическую программу, которую предлагал Литошенко для, как тогда говорилось, «возрождения России», то есть для выхода из кризиса, порожденного «военным коммунизмом». С этой точки зрения найденные в архиве ответы А.В. Чаянова и Н.П. Макарова на критику Л.Н. Литошенко дают исследователям недостающий пазл, позволяющий получить полную картину их идейной дискуссии, которая, конечно, еще требует дальнейшего анализа.

А.М. Никулин: Хотелось бы уточнить, как Вам видятся исторические истоки организационно-производственного направления? Каково было положение аграрно-экономической науки до организационно-производственной школы и в момент, когда она история формируется?

И.А. Кузнецов: Изучение истории «сельскохозяйственной экономии» в XIX веке привело меня к выводу, что в ней существовали два направления. Одно развивалось в тесной связи с агрономической наукой, оно изначально имело организационно-производственный характер, но видело своей целью организацию частного помещичьего имения. Экономической теорией, на которую оно опиралось, была классическая политическая экономия, предполагавшая единство законов рыночной экономики. Крупнейшим его представителем был А.П. Людоговский, предлагавший уже в первой половине 1870-х гг. маржиналистские подходы к решению задач по оптимизации рыночного, товарно-ориентированного сельскохозяйственного предприятия. Другое научное направление сложилось в рамках московской школы политической экономии, лидером которой был А.И. Чупров. Ее представители смотрели на аграрную экономику с народнохозяйственной точки зрения, и под «организацией хозяйства» понимали не организацию сельскохозяйственного предприятия, а организацию сельского хозяйства в целом как отрасль народного хозяйства. Это направление синтезировало идеи К. Маркса, германской исторической школы и самобытные российские концепции. Оно отвергало экономический либерализм, считая его теорией капитализма, а вместе с ним и идею единства экономической модели, единства экономических законов. Сторонники этой позиции -- обычно их называют народниками -- считали возможным построить для России альтернативную, некапиталистическую модель развития. Их теоретическая мысль была направлена на то, чтобы найти в действительности некие социально-экономические основы для этой некапиталистической модели. Сначала они предполагали их наличие в крестьянской общине. Затем возникло представление, что сельское хозяйство развивается по особым экономическим законам, отличным от экономики промышленности. Наконец, к концу XIX века их мысль сфокусировалась на том, что крестьянское хозяйство является особым экономическим типом, который не описывается классической политэкономией. Многие экономисты почти синхронно начали писать о необходимости выработки специальной теории крестьянского хозяйства, предлагая разные подходы к созданию такой теории. В этом контексте чаяновская организационно-производственная школа, возникшая в 1910-е годы, представляется наследницей обоих направлений. От первого она унаследовала организационно-производственный характер, однако с тем отличием, что ее объектом стало крестьянское хозяйство, а не частновладельческое. С другой стороны, она органично укладывалась в русло народнической экономической теории, построив оригинальную теорию крестьянского хозяйства как хозяйства некапиталистического, трудопотребительского и семейно-трудового.

А.В. Чаянов достроил идейные искания предшествующего поколения экономистов-народников до уровня научной теоретической модели. В этом плане мне представляется, что Л.Н. Литошенко был, безусловно, прав, когда называл это направление неонародниками. У них действительно были те же социальные идеалы, но обоснованные по-другому. Нео -- та же суть в новом.

Но что мне кажется важным подчеркнуть: крестьянского хозяйства, которую Чаянов разрабатывал как организационную теорию, не была самодостаточной. Мне представляется, его задачей была не организация индивидуального крестьянского хозяйства. Конечной целью была кооперация. В результате должно было возникнуть не предпринимательское крестьянское хозяйство, а кооперативное крестьянское хозяйство. К этому вела дифференциальных оптимумов Чаянова. Она давала объяснение того, какие стимулы могут толкать мелкое крестьянское хозяйство к укрупнению и объединению. Разные отрасли сельского хозяйства имеют различные оптимальные размеры предприятий, считал он. Поскольку крестьянское хозяйство многоотраслевое, оно может расщеплять свою деятельность и передавать те части, которые требуют более крупного размера, на уровень кооператива. Отсюда же его общественной агрономии, унаследованная от А.Ф. Фортунатова. Имелось в виду движение земских, то есть неправительственных, общественных агрономов, которые, помогая крестьянам техническими советами на местах, подталкивали их к кооперированию, выступали организаторами местных крестьянских кооперативов. И все это выстраивалось у Чаянова в единую концепцию: от теории крестьянского хозяйства до концепции аграрной политики, построенной на общественной агрономии. В этом видится его величина как ученого и лидера нового направления, в отличие от его коллег-современников, у которых не было столь масштабной и цельной картины.

Т. Шанин: Я вполне согласен с Вашей оценкой важности кооперативов и других элементов как единой системы. Это был план для понимания того, что есть крестьянское хозяйство как система и как оно вписывается в более широкий контекст. Но я в свое время занялся тем, что рассчитал те формулы Чаянова, которые он предложил для оценки динамики крестьянского хозяйства. Я вышел на результат, который показал, что это не срабатывает, и в этом смысле математизация теории Чаянова не удалась. Это было сорок лет тому назад, в то время я решил просто отложить это дело в сторону и не закончил. Так часто бывает, когда начинаешь работать над чем-то, что оказывается куда более тяжелым с точки зрения количества времени, которое требуется. Но у меня осталась оценка того, что математизация не давала результатов и что теорию Чаянова предпочтительно строить без этой математизации, и тогда ее внутренняя логика срабатывает вполне. Надо или ставить это вне математизации, или же построить другую математизацию.

Л.А. Овчинцева: Я хотела бы поддержать мысль Игоря Анатольевича о том, что крестьянского хозяйства очень тесно связана с теорией кооперации и теорией общественной агрономии. Кооперация и общественная агрономия ставят теорию крестьянского хозяйства на крепкие ноги экономической практики. Кооперация как форма оптимизации и прогресса крестьянского хозяйства, и все элементы, приемы общественной агрономии были ответом на вопросы: каким образом вовлечь в более крупные организационные формы массу крестьян, которые привыкли жить в соответствии с традициями земледелия, по своим привычкам, каким образом укрупнить производство продукции в крестьянском секторе, не нарушая заведенный порядок. Причем провести укрупнение эволюционным путем. Эту мысль А.В. Чаянов многократно развивает в своих работах по общественной агрономии.

Игорь Анатольевич также упомянул, что организационно-производственная школа опиралась на аграрную экономию как науку об организации крупного помещичьего хозяйства. Я совершенно согласна, на это нам указывают документы Московского общества сельского хозяйства, где велись дискуссии по вопросам эффективного ведения крупных помещичьих хозяйств. Московское общество сельского хозяйства начало свою работу в 1820 году, а выборные органы местного самоуправления, земства, были введены в 1864 году. И крестьяне были плательщиками налогов на содержание земства. Но платежеспособность их была очень низкой. Поэтому земства задумались над тем, как помочь крестьянам стать полноценными плательщиками земских сборов. Так к концу XIX века появился новый объект агрономического воздействия -- крестьянские хозяйства, и возникла земская агрономия. Земских агрономов содержало за свой счет земство, они должны были работать именно с крестьянскими хозяйствами, консультировать, обучать, помогать вводить улучшенные способы земледелия, создавать земские склады сельскохозяйственной техники, держать опытные поля. При этом существовали и правительственные агрономы в губерниях, но они выполняли в большей степени административные функции, доводили директивы вышестоящих органов до мест, и также занимались обучением.

Хотела бы также заметить, что термин «общественная агрономия» указывает на то, что эти агрономы работали с крестьянскими общинами, «обществом». А правительственные агрономы в годы Столыпинской реформы работали с землеустроенными хозяйствами, с теми крестьянами, которые вышли на хутора и отруба. На это прямо указывают материалы съездов агрономической помощи населению, которые проходили в Москве и Киеве. Таким образом, мелкие крестьянские хозяйства стали объектом воздействия аграрной политики. И эта линия продолжается до сегодняшних дней. Отечественная статистика учитывает результат личных подсобных хозяйств населения в валовом сборе продукции сельского хозяйства, нетоварные хозяйства включены в число объектов наблюдения сельскохозяйственной переписи. Временной интервал, отделяющий нас от Чаянова, расширяется, но его концепции продолжают сохранять свою актуальность для практики аграрного развития многих стран. С удивлением узнала о переиздании трудов Чаянова в Бразилии. Возможно, в скором времени возникнет интерес к нему, например, в Индии.

Т. Шанин: В Индии и во многих других странах к Чаянову уже давно существует систематический интерес.

А.В. Гордон: Игорь Анатольевич занялся тем, чем я собирался заняться лет двадцать тому назад, но перешел на другие сюжеты. То есть тем, что я для себя назвал «русской аграрной философией»: это действительно безбрежное море движения мысли, творческих поисков и этим заниматься очень продуктивно. Но вот в чем я не согласен с Игорем Анатольевичем: просто выводить Чаянова и вообще организационно-производственное направление из народничества нельзя. Почему нельзя? Действительно, вся наша аграрная наука и даже крестьяноведение имеет родимые пятна в народническом прошлом. И тем не менее Чаянов и сподвижники обособились. Обособились в каком смысле? Позволю себе такое личное воспоминание. Вы, конечно, помните Леонида Васильевича Милова. У нас с ним были в последние годы его жизни постоянные дискуссии. Он доказывал, как вы знаете, что Россия была обречена на экстенсивную форму хозяйствования. Доказывал очень рьяно, полемически. Ну, например, он говорил: «Вот у вас... (поскольку я занимался французским сельским хозяйством) У вас уже в XI веке были университеты. А у нас что? А почему? А потому, что был недостаточный прибавочный продукт. А почему? А потому, что русская земля и климат не могли позволить такое интенсивное хозяйствование, как во Франции». И понимаете, его точка зрения ведь имеет основания. Леонид Васильевич был великолепным знатоком быта русской деревни и самой техники хозяйствования на земле! Слышал, как Виола Линн говорила ему: «Я бы Вас слушала, и слушала, и слушала. Как сказку». Притом он был, прямо скажем, человек «идеологический». Хотел доказать, что в общем-то Россия обречена была не только на экстенсивное хозяйствование, но и вместе с ним на внеэкономическое принуждение, на деспотизм, поскольку объективной необходимостью оказывалась самая жесткая форма извлечения прибавочного продукта. Понимаете, в народничестве суть та же: главное -- не производство, а распределение. Не важно, как хозяйствовать, было бы землицы побольше. А что это значило? Это значило расширение той же экстенсивной формы, только на более широкую площадь. И все! Что же касается организационно-производственного направления, ведь им же говорили: «Какое там хозяйствование? Деревня вымирает. Крестьянству некуда податься. А вы там что-то такое пытаетесь организовать». «Сколько на душу-то? Земельное утеснение. Даешь помещичью землю!» Толстовцы, почвенники, социалисты -- все в одну дуду. Земля -- тем, кто ее обрабатывает! Получили «черный передел». А дальше? У нас коллективизацией сохранили экстенсивную форму хозяйствования, прибавив тракторизацию. А насчет культуры производства -- минимум. Сельхознаука развивалась, семеноводство и т.п., но все на прикладном уровне. Леонид Васильевич съездил к себе на родину и говорит: «Надо же, пашут -- ну против всяких правил, не поперек... Там спуск был к оврагу. Они не поперек, а прямо в овраг. Но что-то получается!» Трактора есть, и все, так сказать, идет на лад. Вы говорите «кооперация»? Ведь кооперация кооперации рознь. Коллективизация тоже кооперация. Но Чаянов как-то не слишком ее одобрял. Помните различие -- вертикальная интеграция и горизонтальная интеграция. Он-то стоял за вертикальную. И вот эта идея, кстати, актуальна. Это показывает Франция, где серьезные позиции занимает фермерство и даже сохранилось что-то вроде ЛПХ, они же интегрированы через госкредиты и госконтроль, через партнерство с крупным агробизнесом в народно-хозяйственную систему.

Т. Шанин: Через систему кооперативов?

А.В. Гордон: В том числе через сбытовую кооперацию, а на местном уровне и через трудовую взаимопомощь. Но главное с точки зрения актуальности идей ОПН -- сохраняется первичная хозяйствующая ячейка в виде семейного хозяйства (иногда, правда, усеченного). Да, и еще этимологически хотел сказать о происхождении термина, что «крестьянское хозяйство» -- это проекция «крепостного хозяйства», то есть вот в начале пореформенного периода была формулировка, которую, кажется, Петр Струве дал в своей докторской диссертации.

Т.А. Савинова: Парадигма, может быть.

А.В. Гордон: Нет, не парадигма, а формулировка, бином, что ли, соединение субъекта с хозяйством. Там субъект (агент или актор) был помещик, а здесь стал уже крестьянин. А вот схема перекочевала. Так мне кажется. Был ли Чаянов и его сподвижники общинниками? Кооперация -- да. Но кооперация, по Чаянову, скорее была отрицанием патриархальной передельной общины.

И.А. Кузнецов: Есть что возразить.

А.В. Гордон: Да, пожалуйста.

И.А. Кузнецов: Когда я начал открывать для себя труды экономистов-народников, я был удивлен тем, как мало и плохо я знал их идеи раньше. Например, уже в заглавии книги Н.А. Каблукова 1899 года «Об условиях развития крестьянского хозяйства в России» речь идет не об умирающей деревне, не о деградации крестьянства, а именно о его развитии. И в ней уже был четко зафиксирован тезис об экономической специфике крестьянского хозяйства и о необходимости специальной теории крестьянского хозяйства.

Мне кажется, сердцевина идеологии народников -- не община. Народники -- это прежде всего социалисты. Они искали альтернативу капиталистическому развитию. Они искали ответ на вопрос: как России избежать тех «ужасов капитализма», через которые пришлось пройти западным странам? Им казалось, что социалистические теории, возникшие на Западе, то есть марксизм, дают ответы, как выйти из капитализма капиталистическим странам, но для России надо искать иной путь, чтобы не входить в капитализм. При этом сами они активно использовали категориальный аппарат политэкономии Маркса, в области экономической теории они свободно говорили на марксистском языке. Тот же Каблуков в своей книге ссылался на Маркса 46 раз. Причем только один раз в полемическом контексте, а 45 раз -- в подтверждение собственных слов. И его книжку можно назвать квинтэссенцией народничества в области крестьянского хозяйства.

Круглый стол «Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность»

А.В. Гордон: То есть что: социализм -- это квинтэссенция народничества?

И.А. Кузнецов: Народничество -- это разновидность социализма. Аграрный социализм. И модель социалистической экономики народники видели в крестьянском хозяйстве.

А.В. Гордон: Однако для марксизма крестьянство -- это класс, обреченный на уничтожение. Помните, да? То, что народники были разные -- бесспорно. Ленин, кстати, дал такую замечательную характеристику, что народничество -- это была полоса общественной мысли России. То есть все мыслили народнически. Даже Александр III мыслил как народник. Это ничего еще не говорит. Это безбрежное море народничества. Кстати, Каблуков в этом отношении просто не очень характерный народник. Были гораздо более одержимые идеей общины, требовали: даешь революцию, пока община окончательно не разложилась. Конечно, Чаянов и другие представители организационно-производственного направления встраиваются в некапитализм -- да, у них были идеи особого пути, некапитализма, трудового крестьянского хозяйства и пр., которые носились в воздухе пореформенной жизни. Но главное -- чем Чаянов выделился, чем это направление выделилось из предшествующей народнической мысли -- упором на хозяйствующего субъекта. Субъект -- крестьянин, индивидуальное крестьянское хозяйство. Семейное хозяйство -- это биосоциальный организм, где сочетаются усилия по воспроизводству семьи и хозяйства. Не народническая это идея.

А.А. Куракин: Не будучи историком, я не хочу вступать в исторические дебаты, но скажу несколько слов о том, как мне видится место Чаянова и организационно-производственной школы в современном мире. Может быть, это прозвучит странно, но Россия является одной из наименее подходящих стран, где сейчас можно приложить чаяновскую теорию, потому что объект уже практически исчез, скоро можно будет крестьян, которых описывал Чаянов, заносить в Красную книгу и выставлять в зоопарке. Редкий представитель, вымирающий вид.

А.В. Гордон: Крестьянство все время «вымирает». Как община, которая всегда «разлагалась». Начиная с первобытнообщинно- история го строя, вся наша история -- это история «разложения общины». и Как она сохранилась спустя тысячи лет -- загадка.

А.А. Куракин: Точно так же как на уроках истории в школах «разлагается» Византийская империя. Она «разлагалась» так долго, что современным государствам можно пожелать прожить хотя бы половину этого срока.

Мне кажется, что наибольшее приложение организационно-производственной школы может найти в странах Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, Африки. Это как раз те страны, на которые направлен взгляд современных американских и европейских исследователей сельского хозяйства и сельских обществ. И здесь опять поднимаются те старые идеологические споры, которые были во времена Чаянова: и марксизм, и либерализм, и народничество. Но в новой форме. Только теперь уже место марксизма, доминировавшего во времена Советского Союза, занимает глобальная неолиберальная идеология, с которой антилиберально настроенные ученые-аграрники дружно борются, защищая местное сельское население, -- по крайней мере, на страницах своих статей в журналах. Пишут, как бороться с глобальным капитализмом и что с ним можно сделать.

А.В. Гордон: Популизм. Сейчас как раз время глобального популизма.

А.А. Куракин: Ну популизм и народничество -- это ведь калька.

А.В. Гордон: Да, да.

Т. Шанин: Есть и довольно серьезное международное политическое движение «Via Campesina» («Путь крестьянства») -- мощное, неплохо сорганизованное и довольно эффективное в нажимах на правительства некоторых стран.

А.А. Куракин: Скажем, глобальный ответ на глобалистское движение.

Т. Шанин: Да.

А.А. Куракин: Однако наша страна здесь не участвует вообще никак. Там страсти кипят, а у нас -- тишина. Мы постепенно движемся в сторону крупнокапиталистического хозяйства. По последней переписи у нас количество того, что мы идентифицируем как крестьянско-фермерские хозяйства, снижается, а размер земли на одно хозяйство увеличивается. Следовательно, происходит укрупнение, и если дело пойдет таким образом (а кстати, не факт, что пойдет, могут быть разные зигзаги, и простая экстраполяция здесь невозможна), то мелкие фермеры, возникшие в 1990-х, тоже превратятся в нормальные, более-менее крупные капиталистические хозяйства.

А.В. Гордон: Ну вряд ли агрохолдинги позволят им выдвинуться.

А.А. Куракин: Здесь важно учитывать региональную дифференциацию. Где-то этих фермеров совсем нет, а где-то есть, и часто они работают в той же нише, что и агрохолдинги: зерно, подсолнечник и т.д. Здесь они вступают с ними в конкуренцию.

А.В. Гордон: Да и в животноводстве тоже.

Круглый стол «Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность»

A. А. Куракин: Тем не менее новый ренессанс чаяновских идей, скорее всего, можно ожидать в тех странах, где для этого есть социальная и практическая почва, те крестьяне, о которых писал Чаянов. Поэтому закономерен интерес к Чаянову в Бразилии, хотя там и так его знают, конечно, но, по-видимому, есть желание познакомиться с ним лучше.

B. Г. Виноградский: Мне приходится часто, практически несколько раз в год наблюдать то, как сейчас исчезают и появляются те самые зигзаги, о которых говорил Александр Куракин. Это все происходит очень странно, и здесь можно говорить скорее не о ренессансе крестьянских хозяйств, и вообще -- возрождении деревни. Русская деревня исчезает и, скорее всего, в конечном счете в ее традиционном виде прекратит сколько-нибудь полноценное существование. Но не исчезнет то, что можно назвать сельским миром. Думаю, что произойдет не так называемый «деревенский ренессанс», не возрождение, а то, что я бы назвал «перерождением». Будет совершаться именно перерождение крестьянских занятий. Перерождение -- это процесс, если так можно сказать, модификации крестьянского труда на неких неклассических основах. В глубинке, в тех социологических полях, где я довольно часто бываю, приходится все чаще наблюдать совершенно новое явление: люди, далекие от сельского хозяйства изначально -- и по образованию, и по жизненному опыту, и по привычкам, и по судьбе, -- люди, как правило, городские, начинают весьма увлеченно и очень продуктивно заниматься сельским хозяйством и делают свои хозяйства товарными, реконструируя, перерождая традиционные крестьянские производства на какой-то неведомой здешним людям, новой для этих мест, основе. Например, возьмем пчеловодов. Я знаю одного. У него традиционная русская пасека, несдвигаемая, стационарная. Она размещена на склоне горы, в редком лесу. Ульи там стоят, как пни, -- как это можно видеть на картинах старых русских художников. И он производит мед натуральный, традиционный, но в самом конце этого процесса добавляет в него разные вкусовые наполнители, цветовые органические присадки. И у него до шестнадцати разновидностей меда, у каждого из которых свой потребитель есть на ярмарке в областном центре. В итоге некий кусок деревенского продуктивного пространства им освоен и продолжает осваиваться, но уже не как прогрессивное фермерство, а как традиционное, мелкомасштабное, семейное (ему помогает отец и жена) крестьянское производство, которое своеобразным и очень точным способом встроено в природные биоритмы. Он не возит ульи к медоносам, как это практикуют добычливые и расчетливые хозяева. Теперь -- второй человек. Он пару десятков лет прожил в Испании, работал на уборке сначала апельсинов, мандаринов, винограа, потом устроился сантехником, затем монтировал солнечные батареи на общественных зданиях. Заработав кое-какие деньги, он вернулся, переехал в глубинную российскую деревню (полгода выбирал подходящее место), построил себе дом в европейском стиле, купил коз, сначала двух или трех, козла и теперь постепенно расширяет стадо, налаживает производство и производит сыр по старинным испанским рецептам, которые он подсмотрел, когда в Испании жил. Начал делать йогурт бесподобного вкуса. У него наладился сбыт, очень хороший, потому что друг по дружке пошла реклама. Поскольку он с виду весьма колоритен и говорлив, им заинтересовались телевизионщики. Уже вышли в эфир полдюжины сюжетов. И в моем полевом багаже еще есть несколько таких примеров. Может быть, здесь появляется ранее неведомая, какая-то специализированная социальная ниша? А может быть, это возникает какая-то неклассическая форма перерождения или возрождения чаяновских схем, идей и так далее? И эти примеры вселяют надежду, поскольку очень уж заразительны эти вот первоначальные, базовые, увлеченно-азартные формы общения с природой.

Сейчас есть два отряда, два «ручейка» людей, которые переезжают в деревню. Во-первых, это дачники, которые летом занимаются огородом, развлекают и растят детей. Во-вторых, это переезжающие на постоянное место жительства горожане, разных профессий и мотивировок. И эти две группы людей по-своему еще удерживают нынешнюю деревню на плаву. Потому что вся остальная деревня -- это пенсионеры, которые живут на пенсию, сажают крохотный огородик. Молодежи почти нет. Деревня начинает напоминать пустыню. Но островки какие-то, точки какие-то светящиеся -- они есть. Это и на Кубани тоже наблюдается. Хотя на Кубани станицы пока многолюдные, но перерождение сельскохозяйственных практик там связано с обостряющейся экологической проблематикой. На Кубани плохая экология -- очень много применяется удобрений, гербицидов и десикантов, поэтому люди начинают заниматься производством экологически чистой продукции с адресной продажей ее специальному, стремительно сформировавшемуся кругу потребителей. Это касается и козьего молока, и коровьего молока, и гусиного мяса, которое выращено на отборном зерне и никаких там биодобавок как на крупных птицефермах, нет. То есть вот какие-то процессы начались, идут, расширяются. И именно они, как мне кажется, позволяют удержаться традиционным крестьянским микропрактикам природопользования в их классическом облике и общей исправности.

А.В. Петриков: Предваряя дискуссию, председатель напомнил, что в 2018 году отмечается не только чаяновский юбилей, но и еще ряд памятных исторических дат, связанных с биографиями его выдающихся сподвижников, но, к сожалению, забыл, что в этом году исполняется 100 лет со дня рождения академика Александра Александровича Никонова -- последнего Президента ВАСХНИЛ -- человека, благодаря которому в июле 1986 года состоялась реабилитация А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, Н.П. Макарова и других представителей организационно-производственной школы и их наследие стало в России общедоступным. Не заговорили об этой дате и остальные участники круглого стола. А ведь об этом надо помнить, и не только для того, чтобы воздать должное А.А. Никонову, его гражданскому и политическому мужеству (инициируя реабилитацию ученых-аграрников, А.А. Никонов многим рисковал, ведь широкая реабилитационная кампания в стране еще не началась). Помнить необходимо и по другой причине, а именно чтобы понять, что сделал для аграрно-экономической науки А.В. Чаянов и насколько современно его творчество.

Ведь что двигало Никоновым, начинавшим реабилитационное дело? Сужу об этом не понаслышке, а как сотрудник ВАСХНИЛ, помогавший вместе со своими коллегами Александру Александровичу готовить записку «наверх». Конечно, в известной степени им руководило стремление восстановить историческую правду: правду «маленькую», чтобы смыть с ученых клеймо «кулацких идеологов», и правду «большую», чтобы пересмотреть сложившиеся в советском обществе взгляды на сталинскую коллективизацию (в этом смысле вместе с идеологами крестьянства, реабилитировалось и само до- колхозное крестьянство).

Но главный мотив Никонова состоял, на мой взгляд в другом: он считал, что изменение советских аграрных порядков, решение накопившихся в сельском хозяйстве проблем невозможно без научного наследия Чаянова и всей организационно-производственной школы.

И не вспоминая имя Никонова, мы забываем именно об этом. Реабилитация Чаянова явилась актом внутренней аграрной эволюции 1980-х годов и подготовки в стране земельной и аграрной реформы. Она не была привнесена из-за рубежа, ни западными, ни восточными крестьяноведами. Не была инициирована отечественными аграрными историками и историками экономических учений, хотя многие из них предоставили Никонову необходимые материалы. Она была выстрадана и осуществлена человеком, отвечавшим за научное обеспечение развития АПК, за разработку современной аграрной политики.

Мне странно слышать утверждения о том, что Чаянов -- теоретик натурального (патриархального, нерыночного) сельского хозяйства, что его труды востребованы только в странах Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, Африки и не годятся для просвещенной Европы, Америки (для России годятся отчасти, лишь чтобы объяснить феномен существования «отсталых» личных подсобных хозяйств). С такими трактовками своей теории Чаянов сталкивался при жизни, полемизируя с С.Н. Прокоповичем, Л.Н. Литошен- ко, аграрниками-экономистами Германии и Швейцарии -- представителями «Betriebslehre», живучи они и ныне.

Мы как бы забыли о главном в чаяновском наследии. Он теоретик семейной фермы -- самой распространенной в мире формы сель- история скохозяйственного производства, которая является частью аграр- И ной структуры всех без исключения стран, хотя ее исчезновение (как и крестьянства как такового) предрекали и предрекают многие. Но заметим -- не только семейной фермы, но и сельскохозяйственного предприятия вообще, ибо и в семейной ферме проявляются черты, общие для любой сельскохозяйственной единицы (например, территориальная рассредоточенность производства, существенная (даже при современных технологиях) зависимость от природных условий и др.). Хотя, конечно, основное внимание Чаянов сосредоточил именно на семейной ферме, ибо экономика сельскохозяйственных предприятий (помещичьих и других частновладельческих хозяйств) в то время, да и сейчас, была исследована в большей степени, чем крестьянских.

Если говорить о предтечах Чаянова, то это в первую очередь А.И. Чупров. Краеугольным камнем аграрной теории Чупрова является устойчивости мелкого земледелия или семейного крестьянского хозяйства и его конкурентного превосходства перед крупным частновладельческим (помещичьим), с использованием наемного труда хозяйством.

К этому выводу Чупров пришел, исследуя пореформенное развитие России после отмены крепостного права, аграрный опыт западноевропейских стран, а также теоретическое наследие ведущих экономистов своего времени. В этом смысле взгляды Чупрова и других экономистов-народников составляют теоретическую альтернативу марксизму и взглядам русских социал-демократов во главе с Лениным. Интересно отметить, что Чупров и Ленин сделали противоположные выводы из анализа одних и тех же данных земской статистики. Правда, Чупров, в отличие от Ленина, не только их анализировал, но и организовывал земские статистические обследования: в 1883 году он стал председателем статистического отделения Московского юридического общества -- центра земских статистиков. Но дело не только в этом. Ленин из факта дифференциации крестьянских хозяйств делал вывод об их неустойчивости, размывании среднего класса, превращении большинства крестьян в наемных работников, а немногочисленной группы -- в сельскохозяйственных капиталистов. Чупров видел, что, наряду с обусловленной рынком дифференциацией хозяйств, происходит формирование институтов, укрепляющих их устойчивость. Ленин же в своих работах, и прежде всего в «Развитии капитализма в России», вообще не замечает этих институтов, главными из которых являются кооперация и агрономическая помощь крестьянству, говоря современным языком, сельскохозяйственное консультирование.

По существу, Чаянов -- это Чупров первой трети ХХ века. К чупровской аргументации устойчивости мелкого земледелия он добавил свои доводы, оперируя методологией У.С. Джевонса (одного из основоположников теории предельной полезности) и опираясь на бюджетные исследования крестьянских хозяйств. Отвечая на обвинения С.Н. Прокоповича в «евразийстве» (видимо, как синониме доморощенности чаяновской концепции), Чаянов писал ему (предположительно в 1923 году), что его формулировки -- «теоретически... последовательное развитие положений Госсена-Дже- вонса» -- лидеров европейской экономической мысли, но никак не евразийцев. Идеи Джевонса, как и Чаянова, не устарели до сих пор.

Новое звучание Чаянова об устойчивости семейной фермы приобретает в связи с современными представлениями о многофункциональности аграрной деятельности. Если традиционно сельское хозяйство сводили к производству продовольствия и сырья для промышленности, то теперь речь идет также о производстве общественных благ -- обеспечении социального контроля над обширными территориями, воспроизводстве традиционной культуры, сохранении исторически сложившегося ландшафта и др. Как следствие, в результате сельскохозяйственной активности территория остается обжитой, укрепляется геополитическое положение страны, создаются условия для удовлетворения социально-духовных и рекреационных потребностей общества.

В контексте теории многофункциональности необходимо сравнивать и различные типы сельскохозяйственных фирм, одни из которых (аграрные предприятия) преимущественно ориентированы на производство сельскохозяйственной продукции, другие -- на производство общественных благ (семейные хозяйства). Предприятия и хозяйства различаются по стимулу деятельности, размерам производства, уровню стандартизации, масштабам применения наемного труда, характеру технологии.

Двойственность полезного эффекта, получаемого обществом от сельского хозяйства, имеет важные последствия как для оценок динамики отрасли, так и для совершенствования аграрной политики. Притчей во языцех стало утверждение об отсталости нашего дореволюционного сельского хозяйства. Но когда говорят об этом, имеют в виду только производственные показатели: произведенную продукцию, урожайность, надои и т.д. Не учитываются вклад крестьян в колонизацию новых территорий и обеспечение социального контроля над этими территориями. А ведь именно благодаря этой крестьянской колонизации были существенно расширены границы российского государства.

Но оставим ретроспективные оценки, вот одно из характерных прогностических суждений. Утверждается, что личные подсобные и мелкие крестьянские (фермерские) хозяйства бесперспективны, ибо на их долю приходится все меньше и меньше товарной продукции. Это, конечно, так, но как без мелких семейных ферм сохранить сельскую поселенческую сеть? Ведь в каждой деревне холдинг по определению не откроешь.

Т.А. Савинова: Я хотела вернуться к тому, что говорил Александр Владимирович Гордон. Я тоже не сторонница того, чтобы использовать термин «неонародники», и вообще чтобы вешать какие-либо ярлыки. Катя Бруиш их аграристами назвала³. Как писал Теодор в предисловии к английскому изданию 1987 года, Чаянов был интеллектуал высокого класса, высокообразованный человек, знающий три языка и видящий все гораздо шире, как бы смотрящий сверху на это все. И опускать его до народничества -- значит делать его более примитивным, чем он был на самом деле. Желание сделать его пейзантистом «основано на слабой информированности и неверно»⁴. Да, они были учениками народников, в этом прав Игорь Анатольевич, но это были их учителя, а они были людьми уже другого поколения, и они жили в другое время и делали другое. Как писал Александр Владимирович, эта школа -- это философия, это система взглядов.

Широта взглядов проявлялась у Чаянова и в личном плане. Чаянов и Кондратьев, как известно, между собой не ладили.

А.В. Гордон: Мягко говоря.

Т.А. Савинова: Но тем не менее Чаянов Кондратьеву все время помогал, несмотря на то что личные отношения у них были плохие. Сначала плановыми работами в Наркомате земледелия занимался Чаянов. И первый план сельского хозяйства был сделан Чаяновым в 1921 году. Но когда он понял, что у Кондратьева это получается гораздо лучше, отошел от этого, не стал мешать ему. А, наоборот, только помогал. В этом проявлялась его мощная личность. Для него важнее было дело, а не какие-то личные взаимоотношения.

И.А. Кузнецов: Научное руководство плановыми работами в Наркомземе перешло к Кондратьеву, думаю, в связи с развитием НЭПа, рыночных отношений. Так называемая «пятилетка Кондратьева» строилась на рыночной основе, тогда как коммунистические идеи Чаянова о нерыночном учете потеряли уже актуальность. План Чаянова и план Кондратьева были не просто разные этапы одной работы, это были совершенно разные работы.

А.В. Гордон: Это серьезный вопрос об отношениях к рынку, потому что все-таки у Чаянова был пережиток того народнического взгляда, что рынок несет с собой уничтожение крестьянства, отрицание крестьянства. Что рынок чужд крестьянству. Идея трудопотребительского баланса -- она ведь абсолютно нерыночная. В этом отношении Литошенко прав. Но в целом все-таки, мне кажется, Литошенко не все учел. Понимаете, на самом деле интенсификация крестьянского хозяйства может быть только на основе рынка. Кстати, «зеленая революция» в упоминаемой здесь Юго-Восточной Азии это показала. Но то, что Александр Васильевич стоял за интенсификацию хозяйства, мне кажется, это не вызывает сомнения.

Круглый стол «Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность»

А.М. Никулин: Я не могу согласиться с тем, что Чаянов был против рынка и что идея его трудопотребительского баланса есть идея абсолютно нерыночная. Как упоминал сам Чаянов в 1920-е годы, подобного рода нерыночную ориентацию в организационнопроизводственном направлении можно обнаружить лишь в некоторых ранних работах Чаянова и его коллег.

Мне пришлось в последнее время достаточно много читать и перечитывать самые различные сочинения Чаянова и для себя я метафорически сформулировал два исторических образа Чаянова. Первый -- ранний или «ветхозаветный» Чаянов -- Чаянов в основном до 1917 года. Это Чаянов действительно преимущественно натурального хозяйства и трудопотребительского баланса. А второй -- «новозаветный» Чаянов, после 1917 года. Это Чаянов многоукладной экономики, теорий некапиталистических систем хозяйства, междисциплинарного альтернативного мышления.

И, к сожалению, тут происходит путаница в восприятии мировоззрения Чаянова. Путаница происходила у Льва Литошен- ко -- он страстно критиковал «ветхозаветного» Чаянова, утверждая, что его трудопотребительский баланс -- это «каменный век», старое народничество под новой маской.

Но я должен предупредить, что и Чаянов, и все его коллеги по организационно-производственной школе в принципе никогда не выступали против рынка. Чаянов при этом подчеркивал, что существуют и другие, иные нерыночные экономические миры со своими экономическими закономерностями. И задача ученых -- видеть это сложное сочетание различных экономических систем (смотри чаяновскую работу «К вопросу о теории некапиталистических систем хозяйства»). Да, мы у Чаянова находим и утопические нерыночные допущения, например, работы об изолированном государстве-острове, статью про систему нерыночных трудовых эквивалентов без рынка -- это в действительности его маржина- листские экономико-математические этюды абстрактных альтернативных экономик. Он был виртуозом моделирования иных альтернативных социально-экономических миров, здесь он был уникален в этом своем занятии. За свою жизнь он написал несколько оригинальнейших утопий, где упоминались или подразумевались нерыночные экономические системы. Но это не означает, что он лично был противником рынка, в отличие от большинства народников. Да, народники действительно в массе своей с большим недоверием относились к рынку и считали, что он в конце концов погубит крестьянство. Позиция Чаянова и его коллег была принципиально иная.