Организационно-производственное направление российской аграрно-экономической мысли: история и современность

Они (дословно) говорили: давайте играть по правилам рынка, давайте играть в рыночной экономике, мы готовы доказать, что в рыночной экономике крестьянство вполне конкурентоспособно, если будет развиваться обосновывавшийся Чаяновым вертикальный тип крестьянской кооперации. Здесь, за нашим круглым столом, мне кажется, до сих пор прежде всего и в значительной степени имели в виду «ветхозаветного» Чаянова. «Ветхий завет» Чаянова -- это натурально-хозяйственная демографическая циклическая эволюция крестьянского хозяйства. «Новый завет» Чаянова -- это конгломератная и многоукладная, и рыночная и нерыночная революция мирового хозяйства, в котором именно крестьянству будет суждено еще сыграть исключительно важную и современную роль. «Новозаветный» Чаянов -- это уже не только экономист аграрник, но также -- социолог, культуролог, политолог.

Т. Шанин: И философ.

А.М. Никулин: Ну и в связи с его способностью работать в самых различных пространствах человеческого знания, объединяя их в универсальные познавательные модели, он, безусловно, философ. Так, например, чаяновская крестьянского хозяйства вполне вписывается в науковедческую концепцию социологических теорий среднего уровня Роберта Мертона. Меня вот что немножко раздражает: в этот юбилейный год будет опять серия чаянов- ских конференций, на трибуну будут выходить докладчики, часто твердя одно и то же: какой молодец Александр Васильевич, создал теорию трудового крестьянского хозяйства, теорию сельскохозяйственной кооперации, методы исчисления дифференциальных оптимумов. И вот эту триаду будут склонять на всех конференциях и в рамках этой триады и будут прежде всего мылить и обсуждать чаяновское наследие. Да послушайте! Есть же огромные пласты чаяновской мысли, которые нами еще не поняты, не подняты, ими-то и надо дальше заниматься! Ну, например, тема: Чаяновская школа в исследованиях колхозов и коллективных хозяйств. Обычно у нас и за рубежом говорят (фактически не задумываясь и повторяя мнение сталинских аграрников-марксистов), что организационнопроизводственное направление не занималось, не интересовалось экономикой коллективных хозяйств. Но это не так! Именно Чаянов и его коллеги были настоящими первопроходцами в познании и понимании феномена колхоза. Алексей Минин еще в 1913 году предлагал создавать сельскохозяйственные артели (фактически колхозы) для бедных крестьян, и для своего времени это было чрезвычайно конструктивное предложение. Я хочу сказать, что не было еще таких проницательных и серьезных критиков колхозной системы, как, например, Чаянов и Бруцкус, и одновременно не было таких специалистов, которые внесли столько ценных предложений по поводу того, как можно развивать и совершенствовать колхоз (Чаянов, Челинцев, Минин, Макаров). Такая критика колхозной системы со стороны организационно-производственного направления чрезвычайно конструктивна. Дальше. Скажем, сверхкрупное аграрное хозяйство -- совхоз. Чаянов, Студенский здесь были одними из первых. Да, это не самая любимая тема Чаянова, но он занялся этим совхозом и дал целых два десятка блестящих статей с прогнозом того, каковы могут быть перспективы совхоза, какие его подстерегают системные опасности и что возможно с ними делать.

Особо мне хотелось бы подчеркнуть, что сама организационно-производственная школа, состоявшая прежде всего из великолепной семерки профессоров: Челинцев, Бруцкус, Рыбников, Макаров, Чаянов, Минин, Студенский, -- идейно меж собой была не совсем однородна. Внутри нее возможно обнаружить более либерально рыночных и более народническо-социалистически ориентированных экономистов. И уникальность Чаянова среди этих своих коллег и единомышленников заключалась в том, что он находился в центре, он был именно центристом в самом продуктивном и объединительном значении этого слова. Он всегда стремился найти некоторую оптимальную точку зрения между конфликтами, интересами экономическими, теоретическими, политическими вообще и даже внутри собственно организационно-производственной школы. Ну опять, организационно-производственное направление можно понимать очень широко. Это, возможно, тысячи две агрономов-экономистов на местах в сельской России 1920-х годов, разделявших воззрения школы Чаянова, многие их которых также оказались репрессированными в годы коллективизации.

Но если брать организационно-производственное направление в узком смысле этого слова -- то это великолепная семерка ученых, где на левом народническо-социалистическом фланге располагаются прежде всего Александр Челинцев и Алексей Минин. На правом фланге находятся Борис Бруцкус, Геннадий Студенский, Николай Макаров, в центре -- Александр Чаянов и, пожалуй, Александр Рыбников. Причем главный «левофланговый» -- Александр Челинцев, а главный «правофланговый» -- Борис Бруцкус. Главный «центрист» -- Чаянов. И тем не менее, несмотря на определенные внутренние политэкономические разногласия в понимании того, что происходит в сельской России и мире, это действительно единая команда, которая -- это очевидно, придерживается единой исследовательской методологии, несмотря на то что Бруцкус -- явно либерал, а Челинцев -- это еще больший социалист, чем Чаянов. А Чаянов даже здесь, внутри школы, находится в центре, виртуозно балансируя между либерализмом и социализмом, он стремится отнюдь «не сидеть на двух стульях», но создавать в политэкономии и политологии единый союз, единый фронт либерализма и социализма. Актуально ли это в наше время? Безусловно. Вот недавно целый ряд европейских интеллектуалов -- левых либералов и правых социалистов -- издали новейший сборник политологических работ о том, как в современных условиях искать компромисс между либерализмом и социализмом. Чаянова они, конечно, не читали. Но если вдуматься, чем занимался Чаянов как социальный философ и политолог, окажется, что занимался именно этой проблематикой, которая совершенно необходима в современную эпоху. Далее. Меня всегда удивляла уникальная способность Чаянова продуктивно балансировать между анархизмом и этатизмом. Самая первая его работа, еще студенческая, опубликованная в провинциальной газете «Вятская жизнь», это обзор классического труда Эльцбахера «Анархизм». Чаянов, по нему это видно, всегда с симпатией относился к анархизму вообще, и к анархизму Петра Алексеевича Кропоткина в особенности. С другой стороны, Чаянов -- это государственник. В 1917 году он выступает за национализацию земли. А в работе В.П. Данилова «Чаянов и Русская революция» очень точно подмечено, что в решающие политические моменты Александр Васильевич Чаянов всегда становился на последовательно государственническую точку зрения. Как удавалось этому человеку, придерживавшемуся в политэкономии принципов анархизма, в политике подчеркивать необходимость сильного государства? В изучении наследия Чаянова-политолога нас будет ожидать еще много сюрпризов.

Наконец, мы должны помнить и осознавать еще один из важнейших заветов «новозаветного» экономиста-культуролога Чаянова: в социальных реформах культурные реформы важнее и труднее, чем реформы экономические. Об этом Чаянов писал в «Путешествии моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» и не только. Приоритет культуры над экономикой продемонстрировал свою актуальность уже в XX веке и является настоящим вызовом веку XXI.

Вновь возвращаясь к мировоззренческим ценностям «ветхозаветного» Чаянова, я предлагаю обратить внимание на его понимание изначальной мощи и значения натурально-хозяйственных, дорыночных стихий в экономике. Чаянов подчеркивал, что этот изначальный натурально-хозяйственный базис всегда существует и будет существовать, о нем надо помнить, его надо изучать, несмотря на все могучие и сложнейшие надстройки рынка, государства и всех прочих социально-экономических институтов.

Что меня в творчестве Чаянова смущало и смущает... Великий энциклопедист А.В. Чаянов, живший в «золотой век» российских крестьяноведческих исследований, не только социально-экономических, но также антропологических, литературных, во всем своем многообразном творчестве не оставил ни одного социально-психологического образа конкретной личности крестьянина. У Чаянова возможно обнаружить различные глубокие психологические портреты реальных и вымышленных интеллигентов, но не крестьян.

Т. Шанин: Я бы хотел продолжить ту линию дискуссии, по которой пошел Александр Никулин. Я думаю, что самое важное в Чаянове, что определяет Чаянова в моих глазах -- это не то, что Чаянов говорил, хотя он говорил очень много ценного, но кем Чаянов был. Я думаю, что он сумел доказать всей своей жизнью свою фундаментальную, если хотите, либеральность по отношению к другим ученым. Он вел институт, в котором действовали марксисты, не-маркси- сты и антимарксисты -- все. И он сумел не только работать с ними, он сумел добиться того, что они работали вместе. И продолжали спорить. Беспрестанно спорили. Но работали вместе. И институт Чаянова был ведущей научной структурой. И если бы она удержалась, я надеюсь, коллективизации бы не было. Потому что он нес в себе способность слышать всех, организовать свое мышление -- не через агрессию против тех, с кем он не соглашался, но на базе объединения. Я думаю, что это особо ценно в России, потому что даже теперь, тридцать лет после того, как я начал жить и работать в России, меня раз за разом выводит из себя, когда я слышу, как агрессивно спорят русские, даже интеллектуалы. Чаянов умел слышать других, и он интересовался другими. В спорах, в которых он участвовал, его интересовал этот спор, его не интересовало выиграть этот спор. Очень часто он стремился вводить, интегрировать элементы этого спора в свое мышление. Его институт совершенно точно и четко шел в эту сторону в своей работе и в своих предложениях правительству, ведь он был также готов работать со всеми. С правительством большевиков? А почему нет? С врагами большевиков? А почему нет? Если говорят дело. Почему нет? Наоборот, очень важно иметь их, потому что не удержать их -- это потеря для страны. Поэтому я стопроцентно согласен с тем, что сказал Саша. Я счастлив, что мы вышли на этап, на котором понимание Чаянова углубляется. Мы уважаем его. Мы рады, что он был. Мы учимся у него. Это же надо сказать и о Марксе, и о Вебере, и о целой серии ученых и мыслителей. Чаянов был человеком, который объединял. Он был цивилизованным мыслителем. Вся его биография говорит об этом. Я бы сказал, он символизирует своей жизнью, какой следовало быть русской интеллигенции. Вот то, что я хотел добавить о Чаянове.

А.В. Гордон: Экономисты уже давно пришли к выводу, что экономика сама по себе не проблемна, а проблемны, так сказать, ее предпосылки, и прежде всего культура, характер культуры, уровень культуры. То, что Теодор говорил насчет монологизма русской культуры, -- это верно. Я помню, когда Вы, Теодор, только появились у нас, меня поразил Ваш стиль речи. Потом стал прислушиваться к англоязычной речи. Не «это так», а «I think» -- я думаю. Или probably -- «вероятно так». Да, кстати, и у французов то же самое: Je pens'que -- «Я думаю, что». Такая вот форма, предполагающая взаимоуважительный диалог. У нас же в значительной степени ушла эта деликатность. Наверное, с пореформенного периода, с разночинцев. Был такой классический русский либерал Борис Николаевич Чичерин. Когда ему предложили стать цензором, он сказал: «Русской прессе нужен не цензор, а палач». Так что призыв к уважительности я приветствую.

Л.А. Овчинцева: Хотела бы поделиться своими соображениями о том, почему Чаянов нигде не рассматривает конкретного крестьянина. Ответ дает его система мировоззрения. Мне кажется, мы должны вспомнить о том, что в основе его воззрений была определенная философия и определенный способ мышления. Как ученый он стоял на позициях эволюционного развития. Его очень занимала идея внесения культуры в крестьянские массы, причем культуры не только агрономической и сельскохозяйственной, но в самом широком смысле этого слова. Вспомните образ сельской ярмарки из его утопии, когда крестьянские бабы с увлечением рассматривают образцы изысканной северной вышивки, а крестьянские парни прицениваются к антикварной мебели и скупают брошюры о западноевропейской живописи. Этот образ он вынес из практики дореволюционной кооперации, когда на средства кооперативов открывались в сельской глубинке народные театры и содержался в Москве университет им. А.Л. Шанявско- го. Поэтому ему и не был присущ взгляд современного этнографа или социолога, который стремится запечатлеть образ исчезающего крестьянства. Что лучше, современный ему крестьянин, запутавшийся в сетях трехполья и чересполосицы, или культурный кооперированный крестьянин? Конечно, его больше привлекал образ крестьянина лучшего будущего, нежели подлежащего улучшению настоящего.

Также ему, как мне кажется, доставляла большое удовольствие концептуализация, рефлексия, построение моделей. Не количественных, а именно качественных. Все, что попадало в поле его зрения, он старался превратить в теорию. Он не мог быть просто наблюдателем, который что-то фиксирует. И это, с одной стороны, делало его интегратором идей, организатором, а с другой, может быть, придавало некоторую идеальность его научным м, потому что он всех превращал в такие красивые гармоничные модели. Это свойство личности, свойство мышления, присущее, возможно, ему лично.

Не соглашусь с высказанной оценкой о том, что Чаянов в своем раннем периоде, когда он изучал крестьянское хозяйство, был не рыночник, а народник. Принять эту оценку -- означало бы полностью отрицать Чаянова как деятеля кооперации, а ведь именно кооперация и вводит крестьянское хозяйство в рынок. Чаянов работал в кооперации еще будучи студентом, поэтому такая оценка противоречит фактам.

А.А. Куракин: Комментарий по поводу тезиса о «новозаветном» и «ветхозаветном». Если здесь «новозаветный» означает преодоление «ветхозаветного», мне кажется, вряд ли это так. Для меня то, что было названо «ветхозаветным», представляется ценным в чисто позитивном ключе. Не нормативно, не в смысле, что натуральное хозяйство -- хорошо, а в плане описания действительности, того, как это было в жизни. Сама по себе чаяновская модель крестьянского хозяйства красивая, и действительно на определенном этапе она работает. И это самое ценное, а все эти наши оценки (хорошо крестьянское хозяйство или плохо) -- это уже вторично.

А.М. Никулин: Дорогие коллеги, мне кажется, мы сами не ожидали, сколько в результате нашего обсуждения будет сформулировано интересных тем и упомянуто замечательных имен, связанных с наследием Чаянова и всего организационно-производственного направления. Я благодарю всех участников за эту живую и продуктивную дискуссию, еще раз доказывающую актуальность школы Чаянова в контексте российской и всемирной аграрной мысли. Будем же продолжать изучать и развивать идеи организационно-производственного направления дальше.

Размещено на Allbest.ru