К характеристике архитектурных памятников Коломны времени Дмитрия Донского

Из сопоставления данных Павла Алеппского и писцовой книги 1577-1578 гг. с очевидностью явствует, что со времени создания Донским и до 1682 г. собор не перестраивался - он и именуется в XVI в. «Донским» и имеет придел «Дмитрия великого».

Это подтверждается и данными археологической разведки: в шурфе у алтаря собора был прослежен лишь один предшествующий постройке 1676-1682 гг. слой строительства из белого камня.

Теперь рассмотрим данные Писцовой книги 1577-1578 гг. и описания Павла Алеппского вместе, чтобы представить с возможной полнотой облик Успенского собора 1379-1382 гг.

Прежде всего возникает вопрос о типе здания: был ли это небольшой четырехстолпный храм или большой шестистолпный собор. Как показали наши разведки, он был меньше существующего, его северная стена шла параллельно стене последнего на расстоянии 1 м, точно так же и алтарная апсида оказалась внутри новых стен, заложенных на новом фундаменте; можно думать, что внутри существующего собора оказались также южная и западная стены древнего собора. Но и при этом он был внушительным зданием, очень немногим уступая, например, Успенскому собору во Владимире (в его первоначальном виде 1158-1160 гг.). Внутренние размеры последнего равны 15.20 X 24.90 м; предполагаемые внешние размеры Коломенского собора примерно 15.60X25.38 м.77 Павел Алеппский с полным правом мог назвать его «великой» и «величественной» церковью.

Следовательно, храм Донского был большим шестистолпным городским собором, пер-

стр.232

вым в XIV в. (московские соборы Ивана Калиты были четырехстолпными) и единственным во всем московском зодчестве XIV- XV вв. Характерно и само посвящение собора Успению как храма Калиты и как собора Андрея Боголюбского во Владимире. Но если собор Калиты, как доказано К. К. Романовым, 78 следовал «образцу» сравнительно небольшого Георгиевского собора 1230- 1234 гг. в Юрьеве-Польском и лишь своим посвящением указывал на преемство значения владимирского епископского и митрополичьего собора» то собор Донского в Коломне впервые ставил задачу приблизиться и к масштабам центрального памятника великокняжеского Владимира. Возможно, что к этой мысли толкало и наличие во враждебной Твери большого шестистолпного Спасского собора.

Успенский собор, по словам Павла Алеппского, имел в нижней части «склепы и подвалы», т. е. большой подклетный этаж. Его наличие установлено и нашей разведкой. На этом этаже поднимался самый храм, так что к его трем тесаным из белого камня перспективным порталам вели высокие лестницы, почему храм и показался Павлу Алеппскому «как бы висячим». Это был прием, уже известный русскому зодчеству XIII-XIV вв.- «высокие степени» перед входами имел тверской собор Спаса, построенный в 1284- 1290 гг.79 Вероятнее полагать, что подклет Коломенского собора был одноэтажным, хотя определенность указания, что церковь «приподнята на значительную высоту», может наводить на мысль и о двухэтажном подклете, какой, например, московские мастера сделали при перестройке в 30-х годах XV в. собора Чудова монастыря.80 Почти современный Успенскому собору храм Голутвина монастыря имел, по данным писцовой книги 1577- 1578 гг. и Павла Алеппского, подклеты, и к его трем входам также вели три лестницы.81 Подклет имела, как мы видели, и Воскресенская церковь в Коломне.

Далее Павел Алеппский указывает на наличие в соборе нартекса, а над ним «есть еще ярус, где помещается казнохранилище епископа». Писцовая книга упоминает «полати» с двумя приделами на них Леонтия и Никиты. Следовательно, западная четверть храма имела хоры, ставшие в XVII в. епископской ризницей. Возможно, что пространство под ними отделялось от помещения для молящихся суженными арочными проемами, что и дало

Павлу Алеппскому повод говорить о нартексе как особом помещении.

С востока к основному объему храма примыкали, скорее всего, три обычные алтарные апсиды. У нас нет решительно никаких оснований решать этот вопрос иначе: например, так, что средняя апсида была большой и высокой, а боковые - пониженными,82 тем более, что сам Павел Алеппский отмечает «обыкновенность» устройства тройного алтаря Коломенского собора («как обыкновенно все их церкви»). В апсиде диаконика и помещался придел патрона князя Дмитрия - «Димитрия великого».

С этим связан вопрос о размещении трех глав собора. Судя по описанию перекрытия его верха, где говорится о трех закомарах с каждой стороны храма, западное членение здания - его нартекс - было пониженным. Над ним и апсидами поднималась симметричная, квадратная в плане, основная часть храма. Над пересечением центральных нефов возвышалась большая глава. Две малые помещались, невидимому, над угловыми ячейками квадрата (это и будет, по П. Алеппскому, «над боковыми алтарями»), образуя асимметрическую композицию верха, повторение которой мы встретим позже во многих памятниках конца XV - начала XVI в. 83 Павел Алеппский особо отмечает, что все три главы были «снизу приподняты»; трудно решить, что следует разуметь под этим определением - выдвижение ли барабанов на особых постаментах или что-либо иное; но, во всяком случае, эта ремарка, очевидно, вновь подчеркивает вертикальную направленность композиции храма («церковь весьма величественна и высока»). Центральная глава была покрыта (в начале XVI в.) городчатой серой лощеной черепицей, которую Павел Алеппский принял за «четырехугольные резные из деревянных досок фигуры в виде крестов величиною с ладонь».

Наибольший интерес представляет приведенное выше описание Павлом Алеппским композиции перекрытия храма, которое, как и в Воскресенской церкви, представляло ступенчатую пирамиду, образованную вторым рядом закомар и кольцом кокошников в основании барабана большой главы. Если справедлива гипотеза П. Н. Максимова о воспроизведении в соборе Симонова монастыря 1543-1549 гг. системы покрытия его предшественника - собора 1379-1405 гг., то и Коломенский собор мог иметь аналогичную композицию перекрытия.84

Некоторым дополнением к описанию Павлом Алеппским верха Успенского собора слу-

стр.233

жит рисунок Коломны, приложенный к путешествию Олеария.85 Здесь панорама города представлена с северо-восточной стороны из-за Москвы-реки (ошибочно названа «Осса fluvius») и Коломенки, куда Кремль обращен фронтом от северо-восточной «наугольной - Свибловой стрельни» и далее на запад до Грановитой «Коломенской» башни. Среди многочисленных храмов (выделяются своей высотой-справа, в западной части Кремля, шатер церкви Брусенского монастыря, а слева - весьма странной формы верх Успенского собора (рис. 8).

Он обобщен в виде куполообразного покрытия с маленькой главкой наверху и тремя вытянутыми «закомарами». Эта форма, видимо, передает общее впечатление «приподнятого» ярусного завершения собора.

V

Коротко подведем итоги сделанным наблюдениям.

Коломна во второй половине XIV в. действительно являлась центром большого каменного строительства, связанного с выдающимся значением города в подготовке борьбы с Ордой. Можно предположить, что первым каменным зданием был неизвестный по имени епископский храм, от которого происходит рельеф церкви на Городище; однако это лишь домысел, настаивать на котором нельзя. До 1366 г. на княжеском дворе возникла белокаменная Воскресенская церковь. Далее, в конце 70-х годов, был построен белокаменный собор Голутвина монастыря. Наконец, в 1379-1382 гг. Дмитрием Донским был сооружен большой Успенский собор в Кремле.

Судить с полной точностью об облике этих памятников мы не можем,- в них многое спорно; лишь сочетая показания письменных источников с данными очень ограниченных археологических разведок, нам удалось составить общее представление о первоначальном виде Воскресенской церкви и Успенского собора. Однако и эти неполные, «пунктирные» контуры исчезнувших зданий времени Донского позволяют сделать некоторые существенные выводы.

Воскресенская церковь принадлежит к древнему типу небольших придворных храмов, связывавшихся переходами с хоромами феодала. Успенский собор также органически примыкает к столь же древнему типу городских шестистолпных соборов, восходящих к «великой церкви» Киево-Печерской лавры XI в. Посредствующими звеньями являются владимиро-суздальское зодчество XII-XIII вв. и белокаменное строительство Ивана Калиты начала XIV в.

Наиболее типична Воскресенская церковь. Если допустить, что описанная писцами конца XVI в. топография зданий княжого двора с их белокаменными подклетами сохранила свои старые черты XIV в., то и «сени» и «переходы» от «чертогов» к дворцовому храму живо напомнят нам элементы дворцовых ансамблей в Боголюбове XII в. или в Ярославле XIV в.86 С этим традиционным ансамблем хорошо вяжется одноглавый четырехстолпный храм с хорами, отличный от своих предшественников XII в. лишь наличием подклетного этажа и своим ярусным пирамидальным верхом.

стр.234

Павел Алеппский особо отметил высокое совершенство белокаменной техники Успенского собора (что, несомненно, относится и к Воскресенской церкви). Кроме перспективных порталов, его внимание привлекли окна, также, видимо, со сложной перспективной обработкой косяков, в числе элементов которой были «отшлифованные тонкие колонны». Сам продолговатый шестистолпный план собора и его общие размеры, как мы отмечали, напоминают владимирский Успенский собор Андрея Боголюбского. Асимметрическое трехглавие верха находит параллель в трехглавии Суздальского собора 1222-1225 гг. Под «каймой скульптурной работы», опоясывавшей Коломенский собор, вполне естественно разуметь, вероятно, тройной плоский орнаментальный пояс, какой был, повидимому, уже в соборе Спаса на бору 1329 г.87 и известен по памятникам последующего времени - соборам Звенигорода и Троице-Сергиевской лавры конца XIV - начала XV в.88

Созданный «реконструкцией» Некрасова облик собора Донского, по собственному признанию автора, совершенно выпадал из связи с владимиро-московский линией развития зодчества. 89 Это и понятно, так как этот фантастический «научный призрак» слагался из сочетания черт храма XVII в. с данными Павла Алеппского о храме XIV в., почему и оказалось, что «куб (здания) слишком плотно расселся на земле».90 Уже это вопиющее противоречие данной «реконструкции» всему тому, что мы реально знаем о зодчестве XIV в., должно было бы заставить усомниться в ее реальности. Однако эта «реконструкция» стала краеугольным камнем столь же антинаучной «теории» «белорусского влияния» на московское зодчество XIV в. В действительности же, как мы видим, собор Коломны прочно стоит в русле развития московского зодчества XIV в., исходящего из владимиро-суздальской архитектурной традиции XII-XIII вв.91

Но памятники Коломны вскрывают не только черты традиции, сила и национальное значение которой понятны в условиях монгольского ига и борьбы с ним. Они содержат и много нового, ведущего вперед и связывающего их уже не с местной традицией владимирского северо-востока, но с исканиями национальных архитектурных форм общерусского значения. Речь идет о композиции верха здания, видимо сходной у дворцовой Воскресенской церкви и Успенского собора.

В своей обзорной статье я уже конспективно изложил мое представление о зарождении начальных вариантов данной композиции и ее развитии в XII-XVI вв.92 Ранние стадии этого процесса документированы такими памятниками XII в., как собор полоцкого Спасо-Евфросиниева монастыря и Троицкий собор в Пскове. Теперь к ним можно прибавить храм Пятницы в Чернигове,93 дающий на рубеже XII-XIII вв. чрезвычайно смелую композицию, как бы предвосхищающую решение верха собора Андроникова монастыря в Москве (до 1427 г.).94 Можно предположить, что необычную композицию перекрытия имели и последние памятники владимирского зодчества XIII в.- Суздальский и Юрьево-Польский соборы.95

Естественно ожидать, что с возрождением Руси в XIV в. мы встретимся и с дальнейшим развитием этой общерусской архитектурной темы. Однако ее исходные «образцы» домонгольского времени были теперь недоступны: Полоцк и Чернигов лежали в XIV в. за рубежами Руси, и их памятники были, вероятно, забыты. Только Псковский собор конца XII в. с его пониженным нартексом, притворами и трехлопастным постаментом под главой, дожил до 1365 г., а в 1365-1367 гг. псковский зодчий Кирилл создал на его месте новый храм. Этот выдающийся памятник русского зодчества, известный по сохранившимся его чертежам конца XVII в., являлся новым и крупным шагом русской архитектурной мысли в деле переработки крестовокупольной системы храма. Основной объем здания, поднимавшийся над притворами и пониженной ступенью нартекса, приобрел сложное расчлененное построение: своды архитектурного креста поднялись над угловыми, постамент под главой приобрел сложную, заимствованную из деревянной архитектуры форму «восьмерика на четверике», обработанного по граням чередующимися полукруглыми «кокошниками» и фронтончиками. Новизна и смелость художественной мысли псковского зодчего оставили далеко позади все сделанное до того в этой теме.96

стр.235

Как же развивался этот процесс в ранне-московском зодчестве?

Мы не знаем с достоверностью, каким был верх Успенского собора Калиты 1326 г., хотя есть основания думать, что и он обладал сложной композицией перекрытия, вероятно и вызвавшей быстрое разрушение его сводов. Только для следующего этапа московского строительства, развернувшегося в княжение Дмитрия Ивановича, мы имеем документально подтвержденные описанием Павла Алеппгкого данные о своеобразной композиции коломенских храмов.

Их характерной особенностью были подклетные этажи. Вызванные к жизни практическими потребностями того тревожного и бурного времени и являясь «несгораемыми» хранилищами ценного имущества на случай пожаров, подклеты играли и весьма существенную композиционную роль. Основной объем храма значительно поднимался кверху, что усиливало впечатление его ступенчатого перекрытия. Высокие лестничные «всходы» к порталам как бы предваряют появление излюбленных позднейшим зодчеством XVI в. «гульбищ» - галлерей с их живописно расположенными лестницами.

Успенский собор имел пониженный нартекс, ступень которого подчеркивала возвышенность основного, квадратного в плане объема храма. Этой единственной чертой он и напоминал собор полоцкого Евфросиниева монастыря XII в. и псковский собор Троицы (в обоих его «редакциях» XII и XIV вв.).97 Композиция же венчающих частей была, как явствует из описания собора Павлом Алеппским и данных последующих памятников московского зодчества, отличной и от названных памятников домонгольского времени и от Псковского собора 1365-1367 гг.

Согласно гипотезе архитектора П. Н. Максимова, 98 к которой я полностью присоединяюсь, над закомарами фасадов сравнительно невысоко поднимались, отступая вглубь, закомары диагональных «сводов-крыш» и таких же, но несколько более приподнятых, «сводов-крыш» по осям архитектурного креста, а в основании барабана был положен венок чисто декоративных кокошников. Как и в отношении подклетов, можно сказать, что эта композиция верха решала одновременно практические и чисто художественные задачи; последними продиктованы «своды-крыши» архитектурного креста и пояс кокошников в основании барабана. Эта композиция была вполне своеобразной и отличалась от композиции верха с трехлопастным постаментом под барабаном (Полоцк, Псков XII в.), от динамического ярусного построения Пятницкой церкви в Чернигове XII-XIII вв. и от сложного и живописного решения задачи псковским мастером Кириллом в XIV в.

Самое существенное в этом отличии состоит в том, что московская редакция этой архитектурной темы характеризуется большей сдержанностью и спокойствием: ярус «закомар-крыш» совершенно не нарушает целостности «кубического» объема крестовокупольного храма, кокошники в подножии барабана являются его деталями, но не образуют особой ступени или постамента. В целом композиция не столько усиливает динамику здания, сколько служит как бы его торжественным увенчанием. Процесс переработки крестовокупольной системы в московском зодчестве как бы затормаживается, а самый образ храма приобретает иное звучание. Если Пятницкая церковь в Чернигове предвосхищает композицию верха собора Андроникова монастыря в Москве (до 1427 г.), а собор Троицы в Пскове мастера Кирилла является как бы гениальным прозрением архитектурных идей XVI в. (столпы Дьяковской церкви), то Успенский собор Коломны ведет к той уравновешенной статической композиции верха храма, какую дает собор Ферапонтова монастыря конца XV - начала XVI в.

Весьма вероятно, что Воскресенская церковь Коломны имела более скромную редакцию верха того типа, который сохранен Успенским собором Звенигорода, т. е. только с диагональными «сводами-крышами» и кокошниками в основании барабана.

Охарактеризованные особенности московского варианта общерусского процесса выработки национальных архитектурных форм, начавшегося в домонгольское время и с новой силой продолжавшегося в пору возрождения Руси в XIV в. и борьбы с монголами, определяются, на наш взгляд, прочностью владимиро-суздальской традиции в культурном и политическом развитии Московского княжества. Каменное строительство остается, как и во Владимирской земле XII-XIII вв., в руках княжеской власти и церкви; политический строй развивается в сторону всемерного усиления власти великого князя, главы складывающейся феодальной монархий. Художественные идеалы, запечатленные, по воле «владимирских самовластцев» ХII в., гением владимирских зодчих в их белокаменных храмах, становятся как бы официальным художественным credo великокняжеской Москвы,

В подражании этим высоким «образцам» не только Символизируется преемственность политической традиции объединения Руси, но

стр.236

и незыблемость феодального могущества и верховной власти великого князя. Представительность, демонстративная величественность и строгая красота белокаменных соборов Владимира как нельзя более отвечают вкусам московской династии. Не случайно, что московские зодчие не только следуют этим «образцам», но и проводят, по приказу московского князя, первые «реставрации» владимиро-суздальских архитектурных реликвий. Самодовлеющая ценность образа незыблемого «кубического» массива храма, увенчанного тяжелой главой, остается еще господствующей в сознании строителей - князя и духовенства и их зодчих.

Первоначально, может быть, чисто практические соображения приводят к появлению диагональных сводов-крыш над угловыми сводами храма; в этом случае данное новшество служит лишь приспособлению обычной, старой системы позакомарного покрытия к физическим условиям русского климата. Но несомненно, что в этом шаге зодчих заложен и чисто художественный смысл, который уже вполне ясно раскрывается в композиции верха Успенского собора Коломны. Представляя ее в виде реконструированного П. Н. Максимовым верха Симонова собора, можно признать, что, в отличие от радикальных новшеств мастера Кирилла, ломающего самый «куб» храма, московские зодчие лишь как бы «накладывают» на него, не меняя его по существу, слабо поднимающиеся «своды-крыши», которые, так же как кокошники в основании барабана, являются лишь декорацией его поверхности. В общем облик храмового верха приобретает выражение церемониальной нарядности и праздничной торжественности; это как бы царственный венец, «корона».

Памятуя, что все эти новые явления в архи тектуре Москвы рождаются в обстановке начавшейся борьбы с татарами, в атмосфере огромного подъема народных сил и национального самосознания, можно понять мотивы, определившие именно это, а не иное выражение архитектурного образа. Коломенское строительство Донского - это демонстративное строительство на «переднем крае» борьбы с татарами, Успенский собор строится буквально накануне Куликовской битвы; для его постройки снимаются зодчие, начавшие строить собор Симонова монастыря. Может быть, они переносят в Коломну и замысел последнего, что подкрепляет с новой стороны гипотезу П. Н. Максимова о родстве композиции верха обоих памятников.99 Рухнувший верх Успенского собора, видимо, недостаточно продуманный с конструктивной стороны, восстанавливается уже к 1382 г. Это еще раз подчеркивает огромное значение, какое придавал Донской новому храму. Он стал памятником Куликовской победы.

Едва ли случайно, что в Москве конца XIV - начала XV в. мысль зодчих снова обращается к творческой критике «образцов» и создает свои, навеянные новой борьбой с «погаными», монументальные творения; в литературе точно так же воскресает великий «образец» «Слова о полку Игореве», ложащийся в основу поэмы о Куликовской битве - «Задонщины». Связь этих фактов, несомненно, исторически закономерна. Их дальнейшее исследование, не сомневаюсь, шире раскроет и подтвердит картину древних истоков русской национальной художественной культуры.

В заключение несколько слов о пресловутом «белорусском влиянии» на Москву XIV в.

Собственно эта «теория» Некрасова не заслуживала бы разбора - столь очевидна ее историческая несообразность. Все изложенное выше достаточно ясно показывает действительный ход развития архитектуры в княжение Донского, его внутренние импульсы и связи с прошлым и будущим. По словам Некрасова, после монгольского разгрома и гибели Киева лишь в Белоруссии «сохранялась творческая работа в области искусства, передаваясь на восток и на север». 100 Однако, как известно, никаких памятников этой «творческой работы» XIII-XIV вв. в западных областях Руси, попавших в состав Литовского княжества, не существует, и Некрасов вынужден оперировать теми же памятниками XII в., о которых мы не раз говорили выше. Но эти памятники никак не могут определяться, как «белорусские» - это еще памятники разных школ древнерусского зодчества периода феодальной раздробленности. Следовательно, в XIII-XIV вв. не создалось в этих землях ничего, что можно было бы «передавать на восток и на север».

Суммируя основные черты стиля реконструированного им и, как мы видели, далекого от истины Успенского собора в Коломне, Некрасов указывал, что его «слагаемость масс напоминает западный романский принцип», а «противоречивая пространственная ориентировка» здания, когда абсиды «выскакивают (!-Н.В.) перпендикулярно из восточной стены храма, как хоры западной романской базилики из своего трансепта», также вела на Запад, при этом не XIV, а XI-XII вв.101 Следовательно, суть «белорусского влияния» состоит в передаче «отсталой» Руси все тех же «благотворных воздействий» «передовой» - западной культуры, которая в данном случае давала уже не то, чем жило в XIV в. архитектурное искусство, а некие «зады» романского прошлого. Извращенность этой концепции не требует комментариев. Тем более, что

стр.237

и сам памятник, созданный Донским, совсем не похож на «памятник», построенный фантазией исследователя.

По мнению Некрасова, Коломенский собор Донского был «копией» Успенского собора Калиты.102 Отсюда фантастические черты первого переносятся на второй, а тем самым «белорусское влияние» оказывается у самого корня истории московского зодчества. Как говорилось выше, московский Успенский собор 1326 г. следовал образцу Георгиевского собора в Юрьеве-Польском. Тогда Москва лишь начинала свой славный исторический труд «собирания Руси». Собор Донского строился в момент, когда Москва, собрав силы всей Руси, победоносно обрушила их на ордынские полчища Мамая. Собор Донского претендовал на сравнение с владимирским Успенским собором Андрея Боголюбского и, может быть, главным храмом Спаса сильнейшей соперницы Москвы - Твери, которой Донской нанес тяжкий удар походом 1375 г. Следовательно, и эта связь «белорусской» теории лопается

Московское зодчество времени Донского является творчески полнокровным и глубоко своеобразным искусством, образующим важнейшее звено в процессе сложения русского национального зодчества.



Сноски

коломна архитектура монастырь собор

стр.217

1А. И. Некрасов. Города Московской губернии. М., 1928, стр. 164-170; его же, Возникновение Московского искусства, I, М, 1929, стр. 11-39.

2Ю. П. Кивокурцев. Памятник домонгольской эпохи близ Коломны. Тр. Кабинета истории материальной культуры I МГУ, вып. V, М., 1930, стр. 66-71.

3Н. П. Милонов. Историко-археологический очерк гор. Коломны. Историко-археол. сб. НИИМКР. М., 1948, стр. 74-92.

4Основные выводы названной работы А. И. Некрасова были повторены им в «Очерках по истории древнерусского зодчества», М., 1936, стр. 181-186.

5Исследование и археологические разведки памятников Коломны проведены летом 1947 г. автором этих строк. В работах принимал участив аспирант ИИМК П. А. Раппопорт.

стр.218

6ПСРЛ, т. XV (Рогож лет.), стр. 83-84.

7Н. А. Гейнеке. По Москве. М., 1917, стр. 355 сл

8ПСРЛ, т. XVIII, стр. 103; т. VIII, стр. 28.

9ПСРЛ, т. XVIII, стр. 151.

10В. П. Адрианова Перетц. Задонщина. Тр. отдела древнерусской литературы, т. V, М. - Л., 1947, стр. 199.

11ПСРЛ, т VIII, стр . 21.

12П. Си меон. История Серпухова. М., 1880, стр. 25-26; В. А. Рождественский. Историческое описание серпуховского Владычного монастыря. М., 1886.

13П. Симеон. Указ. соч., стр. 26-27; ПСРЛ, т. VIII, стр. 21; т. XVIII, стр. 114.

14«Сказание о зачале Владычня монастыря, что в Серпухове». Список XVII в. Сб. отдела рукописей ГИМ. Синодальная библ., № 85, л. 74 об.

15«Слово о житии» Афанасия Высоцкого. Синодальная библ., № 85, л, 50; П. Симеон. Указ. соч., стр 27.

16ПСРЛ, т. XVIII, стр. 129.

17П. Симеон. Указ. соч., стр. 30.

18О. П. Б улич. Коломна. М., 1928, стр 18-19.

19ПСРЛ, т. XI. стр. 54; Синопсис, СПб., 1807, стр. 147-148. Эти укрепления были сожжены в 1438-1439 гг. ПСРЛ, т. VIII, стр. 107

стр.219

20ПСРЛ, т. VI, стр. 122.

21В. В. 3веринский. Материал для историко-топогр. исслед. о правосл. монастырях в Российской империи, т. I, СПб., 1890, стр. 87, № 45.

22О. П. Булич. Указ. соч., стр. 12.

23Н. Тихонравов. Древние жития Сергия Радонежского. М., 1892, отд. II, стр. 73-74, 101-102. Этот храм в общих словах описан а писцовой книге Коломны 1577-1578 гг. (ПКМГ, т. I, ч. 1, стр 325- 326) и Павлом Алеппским (Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в., вып. II, М., 1897, стр. 143). Н. Иванчин-Писарев отметил, что «в подвалах» нового монастырского собора «еще видно место заложенного св. Сергием; небольшой четырехугольный обвод из камней в виде фундамента. (Н. Иван чин-Писарев,. Прогулка по древнему Коломенскому уезду. М., 1844, стр. 154). Мы не имели возможности проверить эти данные путем раскопок.

24Каменный храм Бобренева монастыря описан впервые в писцовой книге 1577-1578 гг. (ПКМГ, т. I, ч. I, стр. 323 и 325).

25П. Строев. Списки иерархов... СПб., 1877, стр. 1029.

26ПСРЛ, т. VIII, стр. 14.

27ПСРЛ, т. VIII, стр. 31, П. Строев. Указ. соч., стр. 255.

28ПСРЛ, т. VIII, стр. 34 и 62.

29И. М. Карамзин. История государства Российского Изд. Эйнерлинга, т. V, стр. 152.

30И. Иванчин-Писарев. Прогулка по древнему Коломенскому уезду. М., 1844, стр. 133.

31Там же, стр. 133-134 и табл. VII.

стр.221

32Ю. П. Кивокурцев. Указ. соч.

33Там же, стр. 66 и 69.

34А. И. Некрасов. Города..., стр. 164-165.

35Чертежи церкви на Городище исполнены П. А. Раппопортом.

36Раскоп велся пластами по 20 см, с учетом находок по слоям. Нулевая точка вертикальных замерок - верхняя кромка подоконника южной апсиды.

37Под новой четырехскатной кровлей на сводах эта черепица местами сохранилась in situ.

стр.222

38Л. А. Давид. Церковь Трифона в Напрудном. Архитектурные памятники Москвы ХV-ХVII вв., М., 1947, стр. 33-54.

39Изображение единорога встречается в миниатюре Радзивилловской летописи, рисующей поле битвы (л. 1916). Так как эти иллюстрации копируют лицевой свод 1214 г., то несомненно, что и изображение еди-норога восходит к XIII в. Н. Н. Воронин. Рецензия на книгу А. В. Арциховского «Древнерусские миниатюры как исторический источник». ВАН, 1945, № 9, стр. 108.

40Состав раствора под рельефом: известь с примесью мелкозернистого песка (51%), коллоидального кремнезема о окислами железа, кусочков стебля осокового или злакового растения. Раствор кладки стены отличен лишь по характеру органических включений: кусочков угля лиственной пароды. Анализ лаборатории ИИМК.

41Н. Н. Соболев. Русский зодчий XV в. В. Д. Ермолин. Старая Москва, вып. II, М., 1914; Н. Иванчин-Писарев. Указ. соч., стр. 137.

42Г. и В. Лукомские. Кострома. СПб., 1913, стр. 58; Н. Н. Воронин. Переславль-Залесскйй, М., 1948.

стр.223

43П. Строев. Указ, соч., стр. 1029.

44В. Касаткин. Димитриевский собор. Владимир, 1914, стр. 13-14; Изв. Археол. об-ва, т. IV, 1863, стр. 342.

45Павел Алеппский, вып. II, стр. 146.

46Там же, стр. 148-149.

47Приношу сердечную благодарность Е. В. Михайловскому за разрешение сослаться на результат его исследования.

стр.224

48Н. Иванчин - Писарев. Указ. соч., стр.139.

49А. И. Некрасов. Возникновение..., стр. 37.

50Там же.

51Там же, стр. 36-37.

стр.225

52А. И. Некрасов. Города.., стр. 166.

53Его же. Возникновение. стр. 37.

стр.226

54ПКМГ, т. I, ч. 1, стр. 301, 303, 304.

55Там же, стр. 304-305.

56Там же, стр. 304. А. И. Некрасов почему-то не привлек данных писцовой книги к своим заключениям о Воскресенской церкви.

57ПСРЛ, т. VIII, стр. 269, 271, 278.

стр.227

58Кремлевская церковь Рождества богородицы, построенная княгиней Евдокией, сменила деревянную церковь Воскрешения Лазаря и имела придел, посвященный этому празднику (Н. А. Скворцов. Археология и топография Москвы. М., 1913, стр. 469). Любопытно, что московские воеводы, участвовавшие в знаменитой Шелонской битве, поставили деревянный придал Воскресения у московского Архангельского собора (ПСРЛ, т. VIII, стр. 165).

59ПСРЛ, т. VIII, стр. 34.

60ПСРЛ, т. XVIII, стр. 129.

61ПСРЛ, т. XXIII, стр. 125.

62ПСРЛ, т. VIII, стр. 62; т. XXI, под 1392 г. Иванчин-Писарев полагал, что собор был заложен по возвращении Донского с Куликова поля, строительство прервалось нашествием Тохтамыша и было закончено лишь в 1392 г.: «Надлежит вернее полагать, что строение собора началось в 1381 г., было прерываемо и, окончившись только в 1392 г., поспело к росписи». (указ. соч., стр. 141).

63А. И. Некрасов. Возникновение..., стр. 14-20.

стр.228

64А. И. Некрасов. Возникновение..., стр. 29-32 и рис. 4.

65Ср. А. И. Некрасов. Возникновение..., стр. 22.

66Н. В. Султанов. Памятники древнего зодчества в Коломенском и Бронницком уездах. Зодчий, 1883, стр. 50.

67А. И. Некрасов полагал, что «собор своим цоколем сплошь ушел в землю», подобно московскому Успенскому собору, вросшему на 3.20 м (Возникновение..., стр. 23).

68Площадь шурфа: 1.5 м по стене апсиды и 4 м - перпендикулярно ей. За нулевую точку для вертикальных измерений принят низ цокольного плинта. Съемка слоя, как и в предыдущих раскопах, пластами по 0.20 м.

стр.229

69Условия работы были здесь крайне неблагоприятны. Собор был почти лишен света: большие окна были забиты щитами; рассеянный свет падал лишь из некоторых окон главы и одного окна на южном фасаде. Под снятым чугунным полом оказался еще промороженный строительный слой необычайной прочности, по углублении раскопа стенки оттаивали и осыпались, увлекая за собой новые плиты чугунного пола. Все это вызвало опасение обрушения солеи и заставило вести работу возможно быстро. При этом по-

стр.230

70По определению Центр. рест. мастерских, эти фресковые фрагменты могут восходить к XIV в.

71Сделать дополнительные шурфы внутри собора не представлялось возможным по независящим от нас обстоятельствам.

стр.231

72А. И. Некрасов. Возникновение. стр. 27.

73Павел Алеппский, вып. II, стр. 147

74Там же, стр. 148-149

75Н. Иванчин-Писарев. Указ. соч., стр. 141-143; И. Э. Грабарь Феофан Грек, стр. 17 (оттиск из «Казанского музейного вестника», 1922, № 1)

76ПКМГ, т. I, ч. 1, стр. 293, 297, 298.

77Изложенное совершенно лишает почвы и смысла рассуждения А. И. Некрасова о «поперечно-ориентированном пространстве» собора XIV в. (Возникновение, стр. 25).

стр.232

78Доклад в секторе древнерусского зодчества ГАИМК в 1929 г., посвященный критике книги А. И. Некрасова.

79Н. Н. Воронин. Тверское зодчество XIII- XIV вв. ИОИФ, 1945, № 5, стр. 379.

80Двухэтажность подклета Чудова собора была вызвана его назначением усыпальницы, тогда как собор Коломны этой функции не имел.

81ПКМГ, т. I, ч. 1, стр. 325-326; Павел Алеппский, вып. П, стр 143

82А. И. Некрасов. Возникновение..., стр. 23-24.

83А. И. Некрасов, считавший алтарную часть существующего собора сохранившей конфигурацию XIV в., помещал малые главы над боковыми апсида миприделами (Возникновение..., стр. 23).

84См. выше статью П. Н. Максимова.

стр.233

85А. Олеарий. Описание путешествия в Московию. СПб., 1906, стр. 352.

86Н. Н. Воронин. Основные вопросы реконструкции Боголюбовского дворца, КСИИМК, вып. XI, М.-Л., 1945; Н. Серебрянский. Древнерусские княжеские жития, М., 1915, стр. 91 (прилож.).

стр.234

87И. В. Рыльский. Архитектура Московского кремля. Русская архитектура, М., 1940, стр. 42; см. также выше статью П. Н. Максимова.

88Ср. А. И. Некрасов. Возникновение..., стр. 23.

89Там же, стр. 32-35.

90Там же, стр. 35.

91Может быть, некоторым штрихом в характеристике отношения этого времени к владимирской древности является посвящение приделов на хорах Успенского собора Леонтию ростовскому и Никите переславскому.

92Н. Н. Воронин. У истоков русского национального зодчества. Архитектура СССР, 1944, № 5; см. также нашу статью «Главнейшие этапы русского зодчества X-XV столетий». ИОИФ, 1944, № 4, стр. 169-170.

93П. Д. Барановский. Собор Пятницкого монастыря в Чернигове. Памятники искусства, разрушенные немецкими захватчиками в СССР, М.- Л., 1948.

94П. Н. Максимов. Собор Спасо-Андроникова монастыря в Москве. Архитектурные памятники Москвы XV-XVII века, М., 1947.

95Н. Н. Воронин. Памятники владимиро-суздальского зодчества XI-XIII вв. М., .1945, стр. 77-78.

96Об этом подробнее ом. в моей работе «У истоков русского национального зодчества», ч. 1. Вышгород, Полоцк, Псков. Ежегодник Института истории искусств, т. I, М,- Л., 1949.

стр.235

97Отметим здесь, что сопоставление описания Павлом Алеппским собора Коломны с Троицким собором в Пскове могло бы дать основание для вывода о подобном же размещении глав на соборе Донского. Как мы знаем из писцовой книги 1577-1578 гг., на его хорах было два придела, и указание Алеппского, что малые купола размещаются «над обоими алтарями», можно было бы понимать как постановку их на углах нартекса как в Пскове. Однако текст Алеппского очень точно разделяет описание алтарной части и нартекса, и сказанное не более как догадка.

98См. выше статью П. Н. Максимова (стр. 214,216)

стр.236

99Весьма вероятно, что заложенный в 1379 г. собор Симонова монастыря был памятным храмом в честь победы князя Дмитрия над татарами на р. Воже в 1378 г.

100А. И. Некрасов. Возникновение..., стр. 10.

101Там же, стр. 27

стр.237

102Там же, стр. 75.



Иллюстрации

Рис. 1. Церковь на городище под Коломной: а - план; б - западный профиль раскопа I и кладка стены; 1 - культурный слой; 2 - перерытый слой; 3 - песок; 4 - глина; 5 - кирпичный щебень; 6 - известь и известняковый щебень; 7 - засыпь рва; 8 - зола; 9 - уголь



Рис. 2. Резной камень из церкви на Городище

Размещено на Allbest.ru

...