"Дворцы" Древнего Киева и византийские резиденции IX-XV веков

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский государственный университет

«Дворцы» древнего Киева и византийские резиденции IX-XV вв

Д.Д. Ёлшин

А.А. Фрезе

Аннотация

Гражданские постройки на Старокиевской горе прочно вошли в историографию как сооружения дворцового характера. Приписанная им функция резиденций великих князей - интерпретация, основанная лишь на наборе использованных в строительстве и декорации материалов и местоположения зданий. Однако многолетние архитектурно-археологические работы по их изучению выявили ряд конструктивных и композиционных черт, характерных для византийских резиденций: компактный прямоугольный блок постройки, многоярусность, наличие открытых аркад, приложенных к фасадам. Эти особенности архитектурного решения киевских дворцов позволяют рассматривать их как составляющую часть византийской традиции дворцового строительства. Определение места и значения киевских памятников в истории византийского зодчества актуально не только для получения более полной картины появления и бытования гражданской архитектуры в домонгольской Руси, но и для определения путей ее трансформации в более поздних постройках на княжеских, монастырских и архиерейских дворах, таких как Владычный двор в Новгороде Великом.

Ключевые слова: древнерусская архитектура, византийская архитектура, Древний Киев, дворцовая архитектура, гражданская архитектура

Гражданская архитектура домонгольской Руси все еще является областью исследований, к которой редко обращаются историки древнерусского зодчества. Публикуются отдельные статьи, освещающие результаты раскопок того или иного памятника светского строительства, рассматриваются отдельные концепции и феномены См. последние исследования [Попов; Гайденко; Ёлшин, 2019; Фрезе].. Но со времени выхода свода археологических источников по древнерусскому жилищу в 1975 г. [Раппопорт, 1975] не было создано ни одного обобщающего труда, в котором была бы представлена история гражданского зодчества домонгольской Руси на основе современных археологических материалов. Тем не менее за четыре с половиной десятилетия, прошедших с момента публикации свода П. А. Раппопорта, выявлены несколько ранее неизвестных гражданских построек и уточнены данные о давно известных. В последние годы ведутся обширные археологические работы на территории Владычного двора в Новгороде - комплексе, функционировавшем в качестве резиденции новгородских архиепископов начиная с XI столетия [Антипов; Antipov]. Отсутствие обобщающего исследования во многом обусловлено нерешенными проблемами функциональной интерпретации построек, их типологическим разнообразием и скудными данными об их градостроительном контексте внутри княжеских, архиерейских и монастырских дворов [Jolshin]. К тому же до сих пор опускался вопрос о происхождении первых каменных гражданских построек Древней Руси, их связи с зодчеством Византийской империи и стран Западной Европы - исследователи лишь приводили точечные примеры, близкие по типологии к рассматриваемым памятникам.

Цель данной статьи - постановка гражданских построек («дворцов») на Старокиевской горе в Киеве в контекст светской архитектуры средне- и поздневизантийского периода. Чтобы решить эту проблему, необходимо провести новое обобщение сведений, определить ключевые конструктивные и композиционные особенности киевских построек и сопоставить их с характеристиками памятников византийского дворцового зодчества. Для сравнительного анализа используются и материалы по дворцовым комплексам Плиски и Преслава - двух первых столиц Первого Болгарского царства. Актуальность такого сопоставления обусловлена схожими культурно-историческими обстоятельствами - принятием христианства, связанной с этим интенсификацией культурного взаимодействия с Византийской империей и резким увеличением масштабов каменного строительства.

Сооружения, окружающие Десятинную церковь в Киеве, - наиболее известный и изученный комплекс древнерусских гражданских построек. Открытые раскопками В. В. Хвойко, Д. В. Милеева и С. П. Вельмина в 1907-1914 гг. [Хвойка, с. 67-69; Отчеты, 1914, с. 48-62; Отчеты, 1918, с. 168] остатки этих построек, сохранившихся частично, в виде фундаментов и фундаментных рвов, надолго оказались основным археологическим источником о древнерусской каменной гражданской архитектуре домонгольского периода [Ржига, с. 18-19; Воронин, с. 221-222]. М. К. Каргер, впервые обобщивший сведения об том комплексе построек, аргументировал их раннюю датировку и указал на их византийское происхождение [Каргер, 1955; Каргер, 1961, с. 59-77, 91-93]. На родство архитектурнотипологических особенностей и планировки комплекса с византийскими сооружениями указывали и позже [Холостенко, с. 80-84; Mezentsev; Пуцко, с. 238], но выбор аналогий был относительно случайным по причине отсутствия соответствующих обобщающих трудов. Кроме того, поднимались и вопросы датировки построек и синхронности комплекса [Schafer, S. 204-210; Комеч, с. 174-175; Ёлшин, 2010]. В последние десятилетия были накоплены новые данные о гражданских постройках на Старокиевской горе: обнаружены ранее неизвестные полевые материалы раскопок начала XX в. и проведены новые археологические исследования. Анализ этих данных позволяет внести существенные уточнения в характеристику построек, реконструкцию их облика и относительную хронологию2. Приведем здесь наиболее важные уточнения.

Северо-восточная постройка («Восточный дворец»)3. Практически все исследователи отмечали сложность или невозможность реконструкции плана этой постройки по причине некорректных материалов фиксации раскопок В. В. Хвойко: на планах разных исследователей различаются размеры постройки, количество и габариты ячеек (ср.: [Толочко, с. 28; Килиевич, с. 138, рис. 94; Раппопорт, 1982, с. 132; Михайлов, Ёлшин, с. 229]). Недавние архивные исследования позволили выявить ранее неизвестные материалы раскопок В. В. Хвойко 1907 г. и Ф. Н. Молчановского 1936 г., полностью меняющие представление об этом памятнике. В. К. Козюба, скрупулезно разобравший эти материалы, пришел к справедливому заключению о том, что хрестоматийно известные рисунки-реконструкции постройки, исполненные

В.Хвойковнесколькихвариантах,нетолькопротиворечивы,ноисовершеннонесоответствуют тем остаткам, которые впоследствии были изучены работами Ф. Н. Молчановского 1936 г., М. К. Каргера 1939 г. и П. П. Толочко 1966 г. [Козюба, 2010, с. 69-70; Козюба, 2018]. Сведения о трехкамерном «дворце» [Воронин, с. 222; Корзухина, с. 341; Раппопорт, 1982, с. 9] при отсутствии внятной графической и фотофиксации работ оказываются под очень большим сомнением вплоть до постановки вопроса о фальсификации памятника В. В. Хвойко (преднамеренной или нет) (Рис. 1, 2). На нескольких фотографиях траншей В. В. Хвойко видны лишь крайне плохо выявленные развалы красного кварцита, без раствора, мощностью в один слой Санкт-Петербургский филиал архива РАН. Ф. 115. Оп. 2. Д. 849. При исследованиях 1936 г. было специально отмечено, что обнаружены лишь развалы красного кварцита, а конструкций in situ из этого материала не выявлено (Научный архив Института археологии Национальной академии наук Украины. Ф. 20. 1936. № 38. Л. 19).. Напротив, остатки кладки, выявленной почти в том же месте на самом краю склона Ф. Н. Молчановским в 1936 г., верифицируются довольно хорошо Не найдены пока существовавшие полевой дневник и отчет о раскопках, но сохранились множество фотографий и чертеж северного фасада кладки (Научный архив Института археологии Национальной академии наук Украины. Ф. 20. 1936. № 37а), а также заключение экспертной комиссии с описанием конструкции, основные положения которого были подтверждены раскопками М. К. Каргера и П. П. Толочко [Козюба, 2018, с. 38-39]. (Рис. 1, 3). Ее сохранившаяся длина составляла 5,6 м, ширина - 1,7 м, мощность фундамента из песчаника на растворе - 0,4 м, высота сохранившейся стеновой кладки - до 0,5 м. Фотографии не оставляют сомнения в том, что в стеновой кладке использована техника кладки с утопленным рядом, а также плинфа определенного типа - та, которая была применена как в основном объеме, так и в галереях Десятинной церкви [Ёлшин, 2017, с. 101-102]. Использование в фундаменте ожелезненного песчаника, а не кварцита соответствует материалу, примененному в основании фундаментов только центрального объема церкви и юго-восточной постройки [Ёлшин, Никитенко, с. 141]. На фотографиях и чертеже северного фасада отчетливо видны границы (откосы) проема или проемов, расстояние между которыми составляет 3 м. Восточная торцевая часть кладки представляла собой прямоугольный пилон 1,7 х 1,3 м. Возможно, проем между откосами был закрыт аркадой, не исключено, что между ними располагался и еще один, утраченный пилон. К югу от кладки в уровне верха ее фундамента зафиксированы участки растворной заливки (пола?) постройки. Отсутствие поворотов и примыкающих кладок не позволяет сделать заключение о плане постройки; сохранившаяся кладка могла носить характер субструкции (искусственной террасы?) или части лестничного всхода, уместного на самом склоне холма.

Юго-восточная постройка («Южный дворец») (Рис. 1, 4). В 2005 и 2016 гг. была повторно изучена часть остатков фундаментных кладок большой гражданской постройки, открытой и тщательно исследованной Д. В. Милеевым в 1910-1911 гг. и доисследованной П. Вельминым в 1914 г. Эти новые исследования позволили окончательно установить полную тождественность технологии фундаментов постройки и фундаментов центрального объема Десятинной церкви (а именно использование системы деревянных субструкций с лежнями и кольями, ожелезненного песчаника в основании фундаментов и блоков красного кварцита в кладке фундамента, а также характерной плинфы [Івакін та ін., с. 62]). Было подтверждено наличие единственного внешнего выступа фундамента («лопатки»?) на северо-западном углу постройки [Иоаннисян и др., с. 363], возможно, связанного с какими-то переходами в сторону церкви. В. К. Козюба предположил, что после устройства фундаментов постройка так и не была завершена [Козюба, 2019, с. 43-45], однако, на наш взгляд, архивные фотографии и чертежи Д. В. Милеева, да и авторское описание, свидетельствуют об обратном На них хорошо видны мощное заполнение выбранных фундаментных рвов постройки щебнем строительного раствора, а также участки растворной стяжки (вероятно, остатки подготовки под пол постройки) [Отчеты, 1914, с. 52-53]; по сведениям С. П. Вельмина, в них было встречено большое количество фрагментов фресок и мозаик [Отчет о деятельности, с. 5].. Щебневое заполнение фундаментных рвов этой постройки перекрыто слоем сырца, который, вероятнее всего, является остатками стены, снесенной в XI в. [Баранов, Ёлшин, с. 253]. Не подвергавшиеся сомнению симметричность и трехкамерность постройки в действительности совсем не очевидны: в 1914 г. был открыт лишь юго-восточный угол [Отчеты, 1918, с. 168], а вся западная стена южного квадратного помещения постройки скрыта под стоящим зданием на Владимирской улице, 4, и нам остается неизвестной точная конфигурация юго-западного угла [Павлова, с. 85]; Национальный художественный музей Украины. Ф. 2. Д. 25..

Юго-западная постройка («Западный дворец») (Рис. 1, 5). В истории изучения этого здания показательны изменения, вносившиеся в реконструкции плана постройки по мере постепенного открытия ее неизвестных частей. Автором первых раскопок постройки С. П. Вельминым была выдвинута идея о том, что постройка состояла из центральной квадратной ячейки, расположенной приблизительно на центральной продольной оси Десятинной церкви, и двух симметрично фланкирующих ячейку прямоугольных помещений. Графически оформленные в таком виде реконструкции Н. В. Холостенко и Ю. С. Асеева [Холостенко, 1965, c. 81; Асеев, с. 27] оказались полностью дезавуированы новыми раскопками. Работы В. А. Харламова 1982, 1987-1988 гг. [Харламов, 1995] и А. А. Козловского и М. М. Иевлева 2008-2009 и 2012-2013 гг. [Козловський, Ієвлев, Крижановський, 2016] открыли асимметричную структуру здания с узкими восточной и западной галереями размерами около 54 х 24 м Во избежание путаницы в описании юго-западной постройки, ориентированной, как и Десятинная церковь, под углом почти 45 градусов к сторонам света, мы именуем ее северо-восточные элементы восточными, юговосточные южными и т. д.. Часть постройки (квадратная южная ячейка основного объема и западная галерея), как выяснилось, никогда не была достроена В отличие от фундаментных рвов северо-западной части постройки, где частично сохранилось тело фундамента, представляющее собой заливку прочным известково-цемяночным раствором с мелким щебнем на глубину не менее 0,6 м, во рвах западной галереи и части торцевой южной стены основного объема не выявлено никаких следов разборки фундаментов: истлевшие субструкции были непосредственно перекрыты плотным гумусированным суглинком без каких-либо строительных остатков. Это может свидетельствовать только о том, что в откопанных рвах никогда не было каменных кладок [Козловский, Иевлев, с. 416-419; Козловський, Ієвлев, Крижановський, 2014].. Из-за плохой сохранности культурного слоя и фрагментарности следов самих фундаментов не представляется возможным определить, имело место незавершенное строительство, частичный отказ от первоначального проекта или изменение проекта в ходе строительства Увы, даже остатки этих рвов были варварски уничтожены при строительстве нового офисного здания по Десятинному переулку, 3-5, в январе 2014 г.. Отличительной особенностью этой постройки от первых двух являются выступающие лопатки, для которых были устроены мощные выступы фундамента с выносом не менее 0,5 м Сохранность фундаментных рвов и следов субструкций не дала возможности проследить наличие как фундаментных лент, так и интерьерных лопаток в длинной ячейке центрального объема. К сожалению, единственная пока итоговая реконструкция плана постройки [Козловський, Ієвлев, Крижановський, 2015, с. 70] была сведена авторами последних раскопок с целым рядом неточностей. В частности, оказались неверно нанесены выступы лопаток, из-за чего «потерялись» несколько компартиментов (ср.: [Гнера, с. 76-77; Козловський, Ієвлев, Крижановський, 2014; Ієвлев, Козловський, Крижановський, с. 72]).. Основания под лопатки хотя и не выявлены на первых двух описанных гражданских постройках, но зафиксированы на фундаментах как галерей, так и центрального объема Десятинной церкви, следовательно, этот признак не может служить основанием для более поздней датировки юго-западной постройки. Однако в связи со слабой сохранностью фундаментных кладок нет и возможности аргументировать более узкую датировку, чем период конца X - первой половины XI в. (структура деревянных субструкций фундаментов характерна для этого периода, а техника самого фундамента без применения кладки из крупных камней не находит прямых аналогий). Одним из открытий авторов последних раскопок стал вывод о том, что каменное здание юго-западной постройки было разобрано не позднее конца XI - начала XII в., когда на его месте появилась усадьба из нескольких богатых жилых каркасно-столбовых построек [Ієвлев, Козловський, Крижановський].

Таким образом, к настоящему моменту только юго-восточная постройка может быть (лишь предположительно) охарактеризована как трехчастная и симметричная в плане, югозападная постройка в воплощенном варианте представляла собой асимметричное трехчастное здание с галереей по всей длине восточного фасада, а северо-восточная постройка вообще не может рассматриваться при сравнении планов. В то же время общие габариты юго-восточной постройки и воплощенного основного объема юго-западной постройки вполне сопоставимы: их размеры около 45 X 11,5 м, длина стены в интерьере квадратных объемов должна была составлять не менее 8-8,5 (в юго-восточной) и 9,5 (в юго-западной) м12. Мощность фундаментов юго-восточной постройки (ширина - 1,7 м, глубина - 1,9-2 м от древней поверхности) превышает аналогичные характеристики фундаментов основного объема и галерей Десятинной церкви, которые достигали 15-18 м в высоту [Зыков, с. 152]. Параметры фундаментов югозападной постройки несколько меньше (ширина - 1,4 м, северная поперечная стена - 1,7 м, глубина - 1,7 м от древней поверхности), но мощные лопатки должны были компенсировать эту разницу. Это дает основания полагать, что указанные светские постройки имели не менее двух каменных этажей.

Важнейшей характеристикой киевских каменных гражданских построек является их обособленность в расположении в комплексе: юго-восточная постройка находилась на расстоянии более 10 м от основного объема церкви, северо-восточная - на расстоянии более 20 м, юго-западная - на расстоянии около 60 м от церкви и от юго-восточной постройки. Тем не менее каменные постройки, скорее всего, существовали в комплексе с сырцовыми конструкциями (Рис. 1, 6), а также с деревянными строениями (в том числе могли иметь верхние деревянные ярусы или переходы). Об этом говорят и находки в непосредственной близости от юго-западной постройки скопления фрагментов орнаментальных фресок с отпечатками круглых бревен на тыльной стороне [Харламов, 1985, с. 112-116]. Прочие происходящие из перемешанного культурного слоя фрагменты фресок, кирпичные и каменные архитектурные детали практически невозможно соотнести с той или иной гражданской постройкой комплекса, а также размежевать их с материалами строительного развала огромного и многофазного сооружения Десятинной церкви [Ёлшин, 2010, с. 154-155, 160-161].

Строительная техника и материалы фундаментов юго-восточной постройки полностью тождественны центральному объему Десятинной церкви, материалы северо-восточной постройки также позволяют отнести ее к самому начальному периоду монументального строительства. На это же указывает и согласованность первых двух построек в плановой структуре всего комплекса. По всей видимости, уже в первой половине XI в. комплекс монументальных построек претерпел существенные изменения: были разобраны юго восточная постройка и сырцовая стена [Баранов, Ёлшин, с. 253-255]. Данных пока недостаточно, чтобы убедительно датировать это событие, а также синхронизировать его с достройкой галерей Десятинной церкви или строительством юго-западной постройки, но сама пространственная организация комплекса подсказывает, что эти перепланировки были взаимосвязаны.

Беспрецедентные для этого времени монументальность и масштаб гражданских построек, их многоэтажность и ансамблевое соотношение с церковью несомненно свидетельствуют об их дворцовом назначении. Хотя мы и не располагаем прямыми археологическими данными (культурным слоем in situ с элитарными предметами), сложно представить чисто хозяйственную функцию этих построек, впрочем, ставшее традиционным соотнесение их с летописными «гридницами» - не более чем историографический казус [Ёлшин, 2019, с. 398-401]. Одновременное возведение гражданских построек и первой киевской каменной церкви Богородицы, тождественность их строительных приемов указывают, безусловно, на авторство византийских строителей. Кроме источника архитектурных форм, это говорит в пользу того, что постройки должны были стать главными церемониальными строениями двора киевского князя, хотя топография его в целом пока далека от ясности.

Как и древнерусское светское строительство, византийская гражданская архитектура в период после эпохи иконоборчества находится в тени церковного зодчества. В историографии этой области все еще остаются нереализованными многие ключевые исследовательские задачи. Особенно это касается средневизантийского периода, от которого сохранилось меньшее количество памятников, чем от ранне- и поздневизантийских столетий. Однако в последнее время вышел ряд публикаций, позволяющих по-новому подойти к исследованиям дворцовой архитектуры Византии в IX-XII вв., более точно и полно определить ее место в истории гражданского зодчества [Kourelis; Curcic; Niewohner; Macrides]. Была выдвинута гипотеза о большей автономности, чем это считалось прежде, византийской архитектурной традиции дворцового строительства. В этой парадигме основная особенность дворцового здания в средневизантийский период - блочный характер его архитектурной формы - оказалась не привнесенным извне элементом, а изначально присущей строительной концепцией.

Так, ранее пытаясь объяснить типологию Текфур Сарая (Малого Влахернского дворца), дворца в Нимфейоне и зданий во Дворце деспотов в Мистре, историки архитектуры обращались к архитектуре итальянских средневековых палаццо [Krautheimer, p. 449-450; Sinos]; анализируя резиденции каппадокийских представителей знати - к архитектуре арабского Востока [Mathews, Daskalakis-Mathews], а отдельного явления - дворцового зала, расположенного на крепостных стенах, - к зодчеству сельджуков [Asutay-Effenberger]. Были попытки проследить параллели и с архитектурой древней Армении [Qagatpay]. Но уже К. Курелис высказывался о возможности поиска моделей для поздневизантийских дворцов не за границами Византийской империи, а в пределах ее территорий - среди сохранившихся сельских усадеб провинциальной византийской знати [Kourelis, p. 120-121]. Эту типологическую линию - от позднеантичных усадеб до дворцов поздневизантийской эпохи - смог выстроить Ф. Нивонер, проследив историю «блочного типа» (block-like) дворца на материале самих византийских памятников. Компактным дворцовым корпусам Мирелейона, Текфур Сарая, Нимфейона, по мнению исследователя, могли предшествовать позднеантичные постройки в Кирсе Яни (Кария), Андриаке (Ликия) и Синек-кале (Киликия), также представлявшие собой компактные архитектурные объемы, не следовавшие традиционному перистильному типу [Niewohner].

От средневизантийского времени наибольшее количество материалов о дворцовом строительстве получено в ходе исследований руин дворцовых комплексов Константинополя:

во Влахернах, Манганах и Мирелейоне, а также в цитадели Херсона. В поздневизантийское время были возведены достаточно хорошо сохранившийся дворцовый комплекс в Мистре, дворец в Нимфейоне, Текфур Сарай, а также дворцовый комплекс Мангупа. Хорошо изучены резиденции правителей и патриархов в двух первых столицах Первого Болгарского царства. Дворцовые здания, входящие в эти ансамбли, обладают общими типологическими чертами, к которым, кроме уже обозначенной выше концепции постройки как компактного прямоугольного блока, относятся устройство аркад, украшавших фасады здания, и многоярусность его объема (Рис. 2).

Дворец как автономная объемно-пространственная единица. Блочный тип дворца, в противовес резиденции перистильного типа, где ряд построек своими внешними стенами образует периметр внутреннего двора комплекса, представляет собой законченную архитектурную форму, которая читается как компактный прямоугольный массив. Если в перистильной резиденции композиционный акцент ставился на оформлении пространства двора и затем интерьерных решений наиболее функционально значимых помещений, то в блочном типе на первый план выходит построение массы отдельного здания, внимание зодчих все больше занимает экстерьер и его объемное построение. Внутри этого блока главную роль играет большой зал, как предполагается, выполнявший основные церемониальные функции.

Именно таким реконструируется здание дворца в Мирелейоне, возведенное в начале Х в. на остатках массивной ротонды, входившей в ранневизантийский дворцовый комплекс (Рис. 2, 3). Руины ротонды стали субструкциями для средневизантийского здания, а также использовались в качестве цистерны для всего комплекса. Главный предположительно двухъярусный зал дворца (около 22 х 8 м) предварялся лоджией, встроенной между двумя квадратными ячейками [Naumann, S. 211-216; Striker, p. 15-16]. Фундаменты и субструкции дворца в Манганах середины XI в. также формируют представление о новой резиденции Константина IX как о едином массивном (около 40 х 60 м) корпусе, составленном из нескольких серий ячеек [Demangel, Mamboury; Curcic, p. 354-355] (Рис. 2, 4).

Текфур Сарай, последняя перестройка которого датируется второй половиной XIII - началом XIV в. (Рис. 2, 9), обладает наилучшей сохранностью и наименьшей площадью из известных дворцовых зданий Константинополя (около 10 х 15 м, ровно в четыре раза меньше дворца в Манганах). Постройка входила во Влахернский комплекс. Его многоярусный компактныйблокбылвстроенвпространствомеждудвумякрепостнымистенами,окружавшими столицу Византии, и соединен с башней бывших феодосиевых укреплений, специально переделанной под нужды дворца. При этом не исключено, что какое-то дворцовое сооружение существовало на этом месте уже в средневизантийское время. На западной крепостной стене находилась еще одна прямоугольная зальная постройка, входящая в резиденцию [Ahunbay; Muller-Wiener, S. 244-247].

Дворец, выстроенный в первой трети XIII в. в резиденции никейских императоров в Нимфейоне, также представляет собой прямоугольный многоярусный блок размерами 25,75 х 11,75 м (Рис. 2, 5). Его стены сохранились на высоту до 3 ярусов [Buchwald, S. 263-268].

Блочную структуру демонстрирует и комплекс фемного претория в Херсоне конца IX в. (Рис. 2, 6): два симметричных здания, каждое из которых состояло из нескольких помещений- ячеек, расположены с северной и южной сторон двора, образуя его внешние стены [Антонова, с. 14-18]. Общие размеры комплекса - 23,5 х 5,7 м. Более ранний «дом командира» середины IX в. (18 х 6,5 м), снесенный для строительства нового административного корпуса в цитадели Херсона, реконструируется как двухъярусное здание с каменной лестницей, первый этаж которого состоял из трех помещений [Сорочан, 2013, с. 329, 406-407].

Все дворцовые и жилые корпуса резиденций Плиски и Преслава, датируемые в пределах IX - конца Х в., - достаточно массивные, но компактные в своем объеме здания. Существующие переходы, связывающие группы построек друг с другом, не мешают их восприятию как автономных архитектурных форм. Наконец, относительно хорошо сохранное здание Е во Дворце деспотов Мистры (37 х 16,5 м) демонстрирует не только композиционную, но и функциональную автономность (Рис. 2, 11): на его первом, полуцокольном, этаже находились хозяйственные помещения, на втором ярусе размещались жилые покои, а весь третий этаж занимал двухсветный тронный зал, как считается, выстроенный по заказу императора Мануила II Палеолога [Sinos, S. 117-125; X1V09, и. 337-373].

Аркады. Оформление зданий открытыми галереями со сводчатыми или скатными перекрытиями, лоджиями, небольшими притворами на колоннах - одно из устойчивых решений византийской дворцовой архитектуры и константинопольской традиции церковного зодчества. Так, не исключено, что главный корпус дворца в Манганах имел открытые сводчатые галереи по своим продольным фасадам [Curcic, p. 354-355; Demangel, Mamboury]. По данным архитектурно-археологических исследований Р. Науманна, дворец Мирелейона имел лоджию (15,1 х 5,9 м), чьи арки поддерживали пять колонн [Naumann, S. 212-213]. Лоджия в Текфур Сарае занимала пространство всего первого этажа (примерно 10 х 15 м) и открывалась на площадь двумя двойными арками, внутри ее своды поддерживали шесть колонн [Ahunbay]. В комплексе патриаршего двора в Преславе, перенявшем, как считается, ряд черт планировки патриаршей резиденции у собора Св. Софии и Большого дворца в Константинополе, активно используются аркады и арочные переходы. Открытая галерея реконструируется у южного фасада патриаршего дворца в Преславе, его главный вход, расположенный на северной стороне, был оформлен тройной аркой (Рис. 2, 7). Кроме того, преславский дворец патриарха был связан с кафедральным собором переходом, видимо, двухъярусным, нижний ярус которого был решен как открытая арочная галерея [Овчаров, Аладжев, Овчаров]. Предположение об ориентации зодчих в Преславе на константинопольский образец подкрепляется последними исследованиями, выявившими следы арочной галереи у восточного фасада патриаршего комплекса у юго-западного угла собора Св. Софии в Константинополе [Dark, Kostenec, p. 46-54]. О существовании же двухъярусной стои - перехода из Большого дворца в Софийский собор - уже давно известно по письменным источникам [Беляев, с. 133-140; Mango, p. 87-92]. Аркады украшали главный юго-восточный фасад здания Е и северный фасад здания Д во Дворце деспотов в Мистре [Хио$, и. 337-373] (Рис. 2, 11), в Мангупе шестиколонный двойной портик предварял блок, в котором предположительно размещался тронный зал князей Феодоро [Герцен и др.] (Рис. 2, 10).

Реконструкция высотности дворцовых зданий. Во дворце никейских императоров в Нимфейоне, по-видимому, было устроено четыре этажа, последний ярус имел деревянные перекрытия, остальные - сводчатые. Все верхние ярусы были разделены на три приблизительно равные по площади части. Согласно наблюдениям Х. Бухвальда, боковые ячейки были перекрыты большими коробовыми сводами, которые пересекали малые, более низкие своды, опиравшиеся на пилястры. Лестница была размещена в крайнем северном отсеке, причем ширина лестничной секции всего около 1 м [Buchwald, S. 263-268]. постройка памятник византийский зодчество

Многоярусным был и другой дворец, возведенный в XIII столетии, - константинопольский Текфур Сарай. Его первым этажом была открытая лоджия, второй этаж был разделен на три помещения, главный зал занимал весь третий этаж постройки. В нем, однако, не было найдено следов внутренних лестниц: доступ на второй этаж осуществлялся через систему переходов внутри крепостных стен Константинополя; как был устроен проход на верхний этаж, до сих пор неизвестно [Ahunbay].

В патриаршем дворце Преслава исследователи реконструируют четыре лестницы, размещавшиеся в угловых компартиментах здания: северо-западная и юго-западные ячейки сохранили столбы, служившие для устройства винтовых лестниц (Рис. 2, 7).

В Мистре монументальная лестница, устроенная параллельно фасаду здания E, вела на крышу двухъярусной аркады, с которой осуществлялся доступ в тронный зал. Подъем на верхние этажи в других корпусах, входящих в резиденцию деспотов Мореи, осуществлялся с помощью как внутренних лестниц, так и лестничных башен [Xrvo$, о. 337-373; Sinos] (Рис. 2, 11).

Глубина и толщина фундаментов, а также стен могли сильно варьироваться, и высота самого здания не находилась в прямой зависимости от этих показателей. Мощность фундаментов и особенности их конструкции зависели от грунта, который менялся от местности к местности. Так, например, жилые постройки в Гераки (XIII-XV вв., Пелопоннес) имели два этажа при толщине стен всего около 0,6 м [Sigalos, p. 74, 202-208]. Напротив, преславские постройки имеют очень мощные фундаменты и массивные стены. Глубина фундаментов патриаршего дворца - 1,5 м, их ширина колеблется от 2,2 до 3 м для внешних стен и от 1,4 до 1,6 м для внутренних; обрез фундамента - 0,1 м [Овчаров, Аладжев, Овчаров, с. 32-42]. Кроме того, в Константинополе многие сооружения возводились на монументальных субструкциях - порой очень высоких цокольных кирпичных этажах, перекрытых мощными сводами. Именно так были возведены дворцы Мирелейона и Манган.

Планиграфия дворцовых комплексов. В отличие от традиционного представления о византийском дворце - распластанном на обширной территории комплексе залов, кубикул, дворов, терм и храмов, либо непосредственно примыкавших друг к другу, либо связанных через систему площадей и переходов [Palatia; Verzone], резиденция нового типа может состоять из одного или нескольких компактных в своем плане строений - автономных блоков, расположенных практически в произвольном порядке на ограниченной площади.

К сожалению, в известных средневизантийских комплексах и части поздневизантийских комплексов не были открыты следы сооружений, которые использовались бы для служб, обеспечивающих функционирование дворцовой резиденции. Здание дворца в Нимфейоне на фотографиях начала ХХ столетия создает впечатление одинокой постройки, стоящей посреди поля. Текфур Сарай, встроенный в пространство между крепостными стенами, как уже отмечалось, был соединен переходами с башней и еще одной зальной постройкой на западной стене, перед ним, по-видимому, существовал небольшой двор. Тем не менее можно утверждать, что неотъемлемым элементом любого дворца должна была являться постройка церковного характера: храм или часовня. Резиденция Константина IX Мономаха в Манганах была окружена храмовыми комплексами, возможно, принадлежавшими крупным столичным монастырям, в числе которых - церковь Св. Георгия. В комплекс Мирелейона входил и храм, поднятый до уровня дворца на специально выстроенных для этого субструкциях. Ансамбль фемного претория в Херсоне включал здание небольшой, но богато украшенной базилики, выстроенной сразу после окончания возведения гражданской постройки.

О существовании перед дворцом двора, на котором возводилась церковь, свидетельствуют и письменные источники, сохранившие описания дворцовой архитектуры Византии. Так, в византийской поэме «Дигенис Акрит», созданной в период с Х по XII в., содержится описание дворца, который был построен главным героем на берегу Евфрата. Чтение данного отрывка варьируется у разных переводчиков, но некоторые черты «воображаемого дворца» все-таки можно отметить. Прежде всего, упоминается большой размер резиденции и очертания плана в форме квадрата. Он был построен из обработанного камня, имел колонны13. По обе стороны от дворца были выстроены вытянутые триклинии, а во дворе резиденции - храм, посвященный св. Феодору14. Кроме того, недавняя гипотеза Р. Макридес, в том числе использующая свидетельства письменных источников, предполагает, что основная резиденция в императорском комплексе во Влахернах, который достраивался и перестраивался в XI-XIII вв., могла представлять собой группу высоких зданий, размещенных по сторонам внутреннего двора, на котором была возведена церковь Богородицы Никопеи. В одном из этих зданий находился и тронный зал Алексея I Комнина, расположенный, по мнению исследовательницы, на одном из верхних ярусов дворца [Macrides; Muller-Wiener, S. 223-224].

Резиденции царей и патриархов Первого Болгарского царства сохранились гораздо полнее, чем византийские комплексы. В цитадели Плиски были открыты два парных здания, которые могли использоваться для официальных мероприятий, небольшая дворцовая церковь, «дворец патриарха», бани и ряд зданий, скорее всего, со вспомогательными функциями [Ваклинов, с. 106-111, 173-174; Curcic, p. 280-285]. В Преславе царская и патриаршая резиденции были спроектированы как системы дворов-площадей с внутренними стенами - своеобразные кварталы, на которых размещались постройки. На севере находился самый большой «квартал» - царская резиденция, в которую входили как минимум три здания с церемониальными функциями15, постройки с жилыми покоями царя (Рис. 2, 8), а также Большая базилика, чьи размеры превышали размеры кафедральной церкви, находящейся в патриаршем «квартале». Последний, также окруженный собственными стенами, включал патриарший дворец, соединенный монументальным переходом с кафедральным собором Преслава, небольшую церковь, а также несколько административно-хозяйственных зданий, выстроенных у внутренних стен комплекса. Патриарший и царский дополнялись другими служебными «кварталами», на которых находились административные здания, казармы и другие вспомогательные постройки [Ваклинов, с. 190-195; Ваклинова, Щерева, Борянова; Овчаров, Аладжев, Овчаров; Curcic, p. 285-288; Penkova].

Данные, полученные в ходе исследований киевских построек, являются важным дополнением в истории византийской дворцовой архитектуры Х-XI вв. - времени, от которого дошли лишь археологические остатки дворцовых комплексов в Манганах и Мирелейоне, а также резиденции болгарских царей и патриархов в Преславе. Несмотря на крайне плохую сохранность и невозможность полной реконструкции объемно-пространственной композиции построек, киевские памятники демонстрируют те же архитектурные решения, которые использовались при возведении константинопольских комплексов, хоть и в несколько редуцированном варианте. Благодаря киевским дворцам, выстроенным приглашенными византийскими зодчими, Манганы и Мирелейон не воспринимаются как изолированное явление в истории византийской архитектуры, встраиваясь в общую логику развития блочного типа византийской резиденции. Средневизантийские комплексы, включая и киевские постройки, могут рассматриваться как непосредственные предшественники дворцов в Нимфейоне, Мистре, Мангупе и Текфур Сарая. Таким образом, существование дворцовых зданий в Киеве, возможность корреляции их строительных особенностей с современной византийской традицией в гражданском зодчестве являются еще одним доказательством в пользу концепции об автономности дворцовой архитектуры Византии. В связи с этим, не отрицая существования отдельных конструктивных и декоративных элементов (таких как готическая декорация оконных и дверных проемов во Дворце деспотов Мистры), пришедших из строительной практики соседних с Византией стран, дворцовое зодчество Византийской империи на всем протяжении ее существования можно рассматривать как цельное явление, которое определялось внутренними процессами трансформации архитектурной формы.

Архитектурный облик киевских дворцов должен был оказать влияние и на последующую архитектуру княжеских и архиерейских резиденций Древней Руси. Однако выявленные археологически памятники пока не подтверждают этого: гражданские постройки XII-XIII вв. в Чернигове, Смоленске, Полоцке и Гродно представлены небольшими в плане, но, вероятно, башнеобразными зданиями, а «трапезная» Киево-Печерского монастыря и постройка в Новгороде-Северском - это крупные здания с более сложной структурой сводов на столпах. Возможно, древнерусские светские постройки, в которых воплотилась средневизантийская традиция строительства дворцов «блочного» плана, еще предстоит обнаружитьИмеющие сходство в плане каменные гражданские постройки в Звенигороде Галицком и Перемышле относятся к западноевропейской традиции.. Главной задачей приглашенных византийских зодчих при строительстве киевских дворцов была адаптация к местным природным особенностям (ландшафт, строительные материалы) и конкретным требованиям заказчиков. Однако при строительстве первых монументальных сооружений в Киеве мог быть недооценен холодный климат, делавший неудобным использование больших каменных неотапливаемых залов в зимнее время. Возможно, именно этот аспект препятствовал дальнейшему распространению этого типа дворцового здания на древнерусских землях.

Рис. 1. План исследованных остатков комплекса монументальных сооружений X-XI вв. на Старокиевской горе:

1. церковь Богородицы Десятинная; 2. северо-восточная постройка по раскопкам В. В. Хвойко (локализация

Г. Ф. Корзухиной); 3. северо-восточная постройка по раскопкам Ф. Н. Молчановского (локализация В. К. Козюбы);

4. юго-восточная постройка; 5. юго-западная постройка; 6. фрагмент упавшей сырцовой стены с арочной конструкцией; а. существующие здания XIX-XX вв.; б. разобранные здания XIX-XX вв.; в. контуры фундаментных рвов и фундаментов зданий X-XI вв.; г. контуры фундаментных рвов зданий X-XI вв. по следам субструкций (кольев); д. реконструируемые контуры фундаментных рвов зданий X-XI вв.; е. кладки фундаментов и стен зданий X-XI вв. in situ; ж. заполнение фундаментных рвов грунтом без строительных остатков.

Рис. 2. Планы дворцовых зданий Киева, Византии и Первого Болгарского царства:

1. Юго-Восточная постройка, конец Х в., Киев; 2. Юго-Западная постройка, начало XI в., Киев; 3. Дворец в Мирелейоне, начало Х в., Константинополь; 4. Дворец в Манганах, середина XI в., Константинополь; 5. Дворец в Нимфейоне, первая треть XIII в., Нимфейон; 6. Комплекс фемного претория, конец IX в., Херсон; 7. Дворец патриарха, конец IX - начало X в., Преслав; 8. Дворец с личными покоями царя, 870-880-е гг., Преслав; 9. Текфур Сарай (Малый Влахернский дворец), вторая половина XIII - начало XIV в., Константинополь; 10. Дворец, середина XV в., Мангуп; 11. Дворец деспотов, реконструкция на середину XV в., Мистра (1, 2, 7, 8 - план фундаментов, 4-6, 9-11 - план стен первого этажа).

Литература

1. Антипов И. В. Новгородский Владычный двор в XIV-XV вв. Новые данные и перспективы изучения // НИС. Великий Новгород, 2015. Вып. 15 (25). С. 45-57.

2. Антонова И. А. Административные здания херсонесской вексилляции и фемы Херсона (по материалам раскопок 1989-1993 гг.) // Херсонесский сборник. Севастополь, 1997. Вып. 8. С. 10-22.

3. Асеев Ю. С. Архитектура Древнего Киева. Киев, 1982. 158 с.

4. Баранов В. И., Ёлшин Д. Д. Стена княжеского двора в Киеве и вопрос об истоках древнерусской сырцовой фортификации X в. // Stratum plus. 2019. № 5. С. 243-266.

5. Беляев Д. Ф. Byzantina. Очерки, материалы и заметки по византийским древностям. СПб., 1891. Т. 1. Обзор главных частей Большого дворца византийских царей. [8], 200 с., 1 л. план.

6. Бонев С. Втора, предпоследна, публикация на дворцовата сграда в югозападната част на големия царски дворец във Велики Преслав // Плиска - Преслав. София, 2018. Т. 13. С. 243-258.

7. Ваклинов С. Формиране на старобългарската култура VI-XI век. София, 1977. 294 с.

8. ВаклиноваМ., Щерева И., Горянова С. Преславският дворец след Станчо Ваклинов // Проф. Дин. Станчо Ваклинов и средновековната българска култура. Велико Търново, 2005. С. 11-23.

9. Воронин Н. Н. Жилище // История культуры Древней Руси. М.; Л., 1948. Т. 1. Материальная культура. С. 205-233.

10. Гайденко П. И. Архиерейские дворы домонгольской Руси (перспективы дальнейших исследований) // Палеороссия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. 2019. № 1 (11). С. 28-43. DOI 10.24411/2618-9674-2019-10002

11. Герцен А. Г, Науменко В. Е., Душенко А. А., Иожица Д. В. Княжеский дворец Мангупского городища. Проблемы архитектурно-археологической реконструкции памятника // Материалы VI Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные вопросы охраны и исследования культурного наследия Крыма». Симферополь, 2019. С. 60-70.

12. Гнера В. Дослідження садиби по Десятинному провулку, 5 (за матеріалами розкопок 2008-2013 років) // Opus Mixtum. 2013. № 1. С. 74-79.

13. Ёлшин Д. Д. О «монументальной архитектуре» Киева в X в. // Диалог культур и народов средневековой Европы. К 60-летию со дня рождения Евгения Николаевича Носова. СПб., 2010. С. 151-164.

14. Ёлшин Д. Д. Киевская плинфа X-XIII веков: опыт типологии // Культурний шар. Статті на пошану Гліба Юрійовича Івакіна. Київ, 2017. С. 98-128.

15. Ёлшин Д. Д. Каменная гражданская архитектура XIV-XV веков в контексте истории изучения гражданских построек домонгольской Руси // Актуальные проблемы теории и истории искусства. М., 2019. Вып. 9. С. 395-407. DOI 10.18688/aa199-3-36

16. Ёлшин Д. Д., Никитенко И. С. О фундаментах Десятинной церкви в Киеве (по материалам исследований строительного камня) // Записки Института истории материальной культуры РАН. 2009. № 4. С. 138-156.

17. Зыков П. Л. Материалы к реконструкции Десятинной церкви в Киеве на основании археологических исследований // Первые каменные храмы Древней Руси. Материалы архитектурно-археологического семинара 22-24 ноября 2010 г. СПб., 2012. (Труды Государственного Эрмитажа. Т. 65). С. 136-161.

18. Иоаннисян О. М., Ёлшин Д. Д., Зыков П. Л., Ивакин Г. Ю., Козюба В. К., Комар А. В., Лукомский Ю. В. Десятинная церковь в Киеве (предварительные итоги исследований 2005-2007 гг.) // Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света. СПб., 2009. (Труды Государственного Эрмитажа. Т. 49). С. 330-366.

19. ТвакЫ Г. Ю., Козюба В. К., Манїгда О. В., Чекановський А. А. Дослідження Південного палацу в Києві // Археологічні дослідження в Україні в 2016 р. Київ, 2018. С. 62-64.

20. Тввлев М. М., Козловський А. О., Крижановський В. О. Садиба другої половини XI - початку XIII ст. на місці «Західного палацу» у «Місті Володимира» в Києві // Південноруське місто у системі міжцивілізаційних контактів. Археологія і давня історія України. Київ, 2016. Вип. 4 (21). С. 71-87.

21. Каргер М. К. Княжеские дворцы древнего Киева // Ученые записки Ленинградского государственного университета. Л., 1955. Вып. 193. Сер. ист. наук. № 22. С. 67-101.

22. Каргер М. К. Древний Киев. Очерки по истории материальной культуры древнерусского города. М.; Л., 1961. Т. 2. Памятники киевского зодчества X-XIII вв. 661 с., 6 л. ил.

23. Килиевич С. Р. Детинец Киева IX - первой половины XIII веков. Киев, 1982. 175 с.

24. Козловский А. А., Иевлев М. М. Исследования «Западного дворца» на Старокиевской горе в Киеве в 2008-2009 гг. // Архитектура Византии и Древней Руси IX-XII вв. Материалы международного семинара 17-21 ноября 2009 года. СПб., 2010. (Труды Государственного Эрмитажа. Т. 53). С. 412-419. Козловський А. О., ІєвлевМ. М., Крижановський В. О. Дослідження Західного палацу у Києві 2008-2013 рр. // Археологічні дослідження в Україні в 2013 р. Київ, 2014. С. 304.

25. Козловський А. О., Квлев М. М., Крижановський В. О. Дослідження по пров. Десятинному в м. Києві // Археологічні дослідження в Україні в 2014 р. Київ, 2015. С. 69-71.

26. Козловський А. О., Ієвлев М. М., Крижановський В. О. Науковий звіт про археологічні дослідження по провулку Десятинному, 3 літ. А, Б та 5 літ. Д («Західний Палац князя Володимира») у Шевченківському районі м. Києва в 2008-2009, 2012 та 2013 рр. Київ, 2016. Т. 1. 124 с.; Т. 2. 238 с.

27. Козюба В. К. Фотографії та малюнки розкопок В. В. Хвойки 1907-1908 рр. в садибі М. М. Петровського у Києві // Науково-дослідницька та просвітницька діяльність Вікентія Хвойки. До 160-річчя з дня народження. Материали наукової конференції, с. Халеп'я, 19 лютого 2010 р. Трипілля, 2010. С. 59-78. Козюба В. К. «Східний» палац у давньому Києві: новий погляд на відому пам'ятку // Opus Mlxtum. 2018. № 6. С. 27-40.

28. Козюба В. К. Південний палац кінця X століття в Києві // Opus МіхЦіт. 2019. № 7. С. 30-46.

29. Комеч А. И. Древнерусское зодчество конца X - начала XII в. Византийское наследие и становление самостоятельной традиции. М., 1987. 317, [3] с.

30. Корзухина Г. Ф. Новые данные о раскопках В. В. Хвойко на усадьбе Петровского в Киеве // Советская археология. 1956. № 25. С. 318-342.

31. Михайлов К. А., Ёлшин Д. Д. Новые архивные материалы по археологическому изучению древнего Киева // Археологические вести. 2004. № 11. С. 226-232.

32. Овчаров Д., Аладжев Ж., Овчаров Н. Големият царски дворец във Велики Преслав. София, 1991. Т. 1. Преславската патриаршия през Х век. 178 с.

33. Отчет о деятельности Историко-этнографического кружка при Университете св. Владимира за 1911/12 учебный год // Университетские известия. 1914. Октябрь. Прил. II. C. 4-7.

34. Отчеты Археологической комиссии за 1911 г. Пг., 1914. 123 с.

35. Отчеты Археологической комиссии за 1913-1915 гг. Пг., 1918. 295 с.

36. Павлова В. В. Київський археолог Сергій Вельмін // Матеріали і дослідження з археології Прикарпаття і Волині. 2015. Вип. 19. С. 82-92.

37. Попов И. О. Княжеские резиденции в домонгольской Руси: летописные известия и археологические реалии // Stratum plus. 2000. № 5. С. 391-406.

38. Пуцко В. Г. Архитектурный ансамбль княжего двора в Киеве // Кремли России. М., 2003. (Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль». Материалы и исследования. Вып. 15). С. 224-241.

39. Раппопорт П. А. Древнерусское жилище. Л., 1975. (Свод археологических источников. Вып. EI-32). 179 с.

40. Раппопорт П. А. Русская архитектура X-XIII вв. Каталог памятников. Л., 1982. 136 с.

41. Ржига В. Ф. Очерки из истории быта домонгольской Руси. М., 1929. (Труды ГИМ. Отдел исторический общий. Вып. 5). 100 с.

42. Сорочан С. Б. Византийский Херсон (вторая половина VI - первая половина Х вв.). Очерки истории и культуры. Харьков; М., 2013. Ч. 2. 658, [1]

43. Толочко П. П. Киев и Киевская земля в эпоху феодальной раздробленности XII-XIII вв. Киев, 1980. 224 с.

44. Фрезе А. А. Гражданская постройка («баня») в Переяславле и архитектура резиденций русских архиереев XI-XV веков // Актуальные проблемы теории и истории искусства. М., 2019. Вып. 9. С. 389401. DOI 10.18688/аа199-3-34

45. Харламов В. А. Исследования каменной монументальной архитектуры Киева X-XIII вв. // Археологические исследования Киева 1978-1983 гг. Киев, 1985. С. 106-120.

46. Харламов В. А. Дослідження найдавніших палаців Стародавнього Києва // Архітектурна спадщина України. Київ, 1995. Вип. 2. Національні особливості архітектури народу України. С. 185-190.

47. Хвойка В. В. Древние обитатели Среднего Приднепровья и их культура в доисторические времена (по раскопкам). Киев, 1913. 103 с.

48. Холостенко М. В. З історії зодчества Древньої Русі X ст. // Археологія. Киев, 1965. Т. 19. С. 68-85.

49. Ahunbay M. Tekfur Saray // Косрік] расаіштік] ар%ітЈктотік] ста БаХкатіа, 1300-1500. EntpsXsta S. Curcic, Еи. Хат^трЬфштод. ©єспсаХотікг], 1997. X. 248-250.

50. Antipov I. First secular masonry buildings of the Novgorodian Archbishop's court: written sources and archaeological data // Estonian Journal of Archaeology. 2019. Vol. 2 (23). P. 126-145.

51. Asutay-Effenberger N. Spuren seldschukishen Lebensstils in der imperialen Architectur Konstantinopels im 12. Jahrhundert / Eds. Muller-Wiener, Martina // Grenzgange im ostlichen Mittelmeerraum. Byzanz und die islamische Welt vom 9. bis 13. Jahrhundert. Wiesbaden, 2008. S. 169-187.

52. Buchwald H. Lascarid Architecture // Jarbuch der Osterreichischen Byzantinistik. Wien, 1979. Bd. 28. S. 261-296.

53. Qagatpay S. How Western Is It? The Palace at Nymphaion and its Architectural Setting // First International Sevgi Gonul Byzantine Studies Symposium. Change in the Byzantine World in the Twelfth and Thirteenth Centuries. Istanbul, 2010. P. 357-362.

54. Curcic S. Architecture in the Balkans. From Diocletian to Suleyman the Magnificent. New Haven, London, 2010. 913 p.

55. Dark K., Kostenec J. Hagia Sophia in Context. An Archaeological Re-Examination of the Cathedral of Byzantine Constantinople. Oxford, 2019. 141 p.

56. Demangel R., Mamboury E. Le quartier des Manganes et la premiere region de Constantinople. Recherches franpaises en Turquie 2. Paris, 1939. 161 p.

57. Jolshin D. On the Variety of Stone Architecture of Stone Civil Architecture in 10th - 13th Century Rus' // 39th Symposium on Byzantine and Post-Byzantine Archaeology and Art. Athens, 2019. P. 96-97.

58. Kourelis K. The Rural House in the Medieval Peloponnese. An Archaeological Reassessment of Byzantine Domestic Architecture // Archaeology in Architecture: Studies in Honor of Cecil L. Striker. Mainz, 2005. P. 119-128.

59. Krautheimer R. Early Christian and Byzantine Architecture. 4th ed. rev. by R. Krautheimer and S. Curcic. New Haven, 1986. 553 p.

60. Macrides R. The “Other” Palace in Constantinople: the Blachernai // The Emperor's House, Palaces from Augustus to the Age of Absolutism. Berlin; Boston, 2015. P. 159-168.