Концепт "путь" и средства его языковой объективации в поэтической речи Н.С. Гумилёва

б) «прогулка», где спокойное движение лирического субъекта вдоль берега или по аллее парка, обычно маркированное глаголом «идти», играет сюжетообразующую роль:

Он идёт путём жемчужным / По садам береговым («Христос»);

Вот идут по аллее, так странно нежны, /Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя («Современность»).

Герой может плыть на лодке, наслаждаясь красотой природы и отдыхая от суеты жизни. Его взор обращён к небу, ему хочется забирать на холмы, горы, где воздух чист:

Сердце радостно, сердце крылато,/ В лёгкой маленькой лодке моей / Я скитаюсь по воле зыбей/ От восхода весь день до заката/ И люблю отражения го/ на поверхности чистых озёр («Сердце радостно, сердце крылато»);

…люблю отражения гор/ На поверхности чистых озёр («Сердце радостно»);

Как любил я бродить по таким же дорогам,/ Видеть вечером звёзды, как крупный горох,/ Выбегать на холмы… («Абиссиния»);

в) «паломничество», «библейский мотив пути». Номинация путь в поэтической речи Н.С. Гумилёва имеет и сакральный смысл - крестный путь: лирический герой становится избранным высшими силами паломником («Христос», «Молитва» и др.). Истинная жизнь, по мнению Н.С. Гумилева, - это жизнь души, «Индия Духа», истина, в которую можно верить и строить свою жизнь как восхождение к ней:

Я когда-то был твоим,/ Я плыл, покорный пилигрим,/За жизнью благостной и мирной («Ослепительное»);

Мой путь к Престолу Высших Сил («Андрей Рублев»).

Где я? Так томно и так тревожно/ Сердце моё стучит в ответ: / Видишь вокзал, на котором можно/ В Индию Духа купить билет («Заблудившийся трамвай»);

г) «мировая культура как путь к духовному прозрению». Культура - способ понять мир и запечатлеть его в Слове, картине, архитектуре, музыке. Путь творческого человека - это тоже путь духовных исканий и духовного просветления, ибо это жизнь души:

И сами боги тленны,/ Но стих не кончит петь,/ Надменный,/Властительней, чем медь.// Чеканить, гнуть, бороться, - И зыбкий сон мечты/ Вольётся/ В бессмертные черты («Искусство»);

д) путь героя как «космическое путешествие». Мыслительная структура «путь» уже в начале творчества объективируется у поэта посредством ввода в текст смысла «преследование чего-то удалённого и недоступного», часто вербализованного номинацией «звезда» (звезда, лилея голубая, преследовать звезду, сын голубой высоты). В поэзии Н.С. Гумилёва путь «к звёздам», в вечное часто связан с языковой объективацией мотивов творчества (тема поэта и поэзии), любви («Синяя звезда»), смерти (отойти в селения святые; заблудился в бездне времён, войти в круги планетного движенья):

Там, где всё сверканье, всё движенье,/ Пенье всё, - мы там с тобой живём; Здесь же только наше отраженье/ Полонил гниющий водоём («Канцона вторая»).

Размышления автора об особенностях инопланетной жизни (на Венере) нашли воплощение в стихотворении «На далёкой звезде Венере». Рассмотрим несколько стихотворений Н.С. Гумилёва в аспекте выделенных нами ассоциативно-смысловых полей.

Путь лирического героя ранних произведений Н.С. Гумилёва, воина, завоевателя, пролегает «по пропастям и безднам», как бы вне земли, без опоры. Наблюдается уход поэта от реальной действительности, стремление к экзотике, к героическому. Его герой легко покоряет пространство. В некотором роде это человек, присоединяющий «там» к «здесь»:

Я пропастям и бурям вечный брат,/Но я вплету в воинственный наряд/ Звезду долин, лилйю голубую («Я конквистадор в панцире железном»);

И я из светлого эфира,/ Припомнив радости свои,/ Опять вернулся в грани мира/ На зов тоскующей любви («Высоты и бездны»).

Использование лексики ирреального (друиды, маг, магия, девы-дриады, чародей, тролль, дракон, Люцифер, гном, джины, великанши и др.) говорит о мифологичности сознания героя ранних произведений Н.С. Гумилёва, его убеждённости в существовании тайного знания, данного избранным, в сообщество которых он входит и потому способен совершать путешествия в иные миры и пространства:

Там, где похоронен старый маг,/ Где зияет в мраморе пещера,/ Мы услышим робкий, тайный шаг,/ Мы с тобой увидим Люцифера («Пещера сна»);

Я смотрел, как огромных верблюдов пасут/ У широких прудов великанши («Галла).

Жизнь для героя Н.С. Гумилева - реализация вымыслов, дерзновенных стремлений, исполнение назначенного свыше, и потому его Муза - «Муза Дальних Странствий», «муза битв и опасностей». Преодолевая, герой обретает веру в себя, в высшие силы, осознаёт своё предназначение:

…Мир иль наш, или ничей,/ Правду мы возьмем у Бога / Силой огненных мечей («Голос тягостной печали»);

…Променял веселую свободу / На священный долгожданные бой («Память»).

В поэме «Капитаны», где концепт ПУТЬ интерпретируется через ассоциативно-смысловое поле «странствие», нашла своё воплощение мысль Н.С. Гумилева о том, что человек должен бежать прочь от постылой плоскости серого существования-прозябания. Он должен к чему-то стремиться, преодолевать, мужать, постигать неизведанное.

Характеристика «капитанов» идеальна: они бесстрашны, опытны в мореплавании, решительны. Им «не страшны ураганы» и присуща дерзость первооткрывателей, воля в достижении поставленной цели. Капитаны из тех людей, «Кто иглой на разорванной карте/ Отмечает свой дерзостный путь»:

Пусть безумствует море и хлещет,/ Гребни волн поднялись в небеса, - / Ни один пред грозой не трепещет,/ Ни один не свернёт паруса.

Повтор конструкции «ни один» служит объективации типа героя поэмы. Поэт подчёркивает, что речь идёт не об одном исключительном герое, а о многих, прославившихся в веках, смело вступающих в сражение с морской стихией. В конце первой главы «Капитанов» к образам первооткрывателей добавляется воин (возможно даже пират), китобой, контрабандист. Эти герои напоминают о знаменитых приключенческих романах Стивенсона, Конрада, Киплинга.

Во второй главе частотны местоименные формы с общим значением собирательности, создающие обобщённый типаж отважных путешественников (вы все, ваши грёзы, ваши имена):

Вы все, паладины Зелёного Храма,/ Над пасмурным морем следившие румб,/ Гонзальво и Кук, Лаперуз и де Гама,/ Мечтатель и царь, генуэзец Колумб! Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий,/ Синбад Мореход и могучий Улисс,/ О ваших победах гремят в дифирамбе/ Седые валы, набегая на мыс!

Капитаны теперь «паладины Зелёного Храма», т.е. автор подчёркивает их доблесть и рыцарское служение своему делу, морю. Слово «мальстремы», используемое в поэме в форме множественного числа, не только напоминает новеллу Э. По, но и указывает на умение капитанов в любой экстраординарной ситуации сохранять светлый ум и не поддаваться эмоциям.

Заметим, что большинство упомянутых в поэме мореплавателей совершали свои открытия или путешествия на Тихом океане, на Востоке, рядом со столь любимой Гумилёвым Африке. Поэт в понятие «капитаны» включает и морских разбойников, и рыцарей-крестоносцев, и даже «первых людей на первом плоту». Это люди, объединённые общим стремлением променять спокойное и благополучное существование на «счастье дерзновенья». Поэт использует эмоционально окрашенные предикаты (дерзать, искать, опостылеть, хотеть дерзко хохотать) для маркирования эмоционально-смысловых доминант текста:

И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,/ Кому опостылили страны отцов,/ Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,/ Внимая советам седых мудрецов!

Повтор и обыгрывание однокоренных слов дерзает («дерзать» - `смело стремиться к чему-нибудь высокому, новому, благородному'), дерзко (`непочтительно, грубо') с общей семой `активное действие, направленное вовне' служит репрезентации доминантного смысла `преодоление привычного, косного'. Автор восхищается своими героями и мысленно уподобляется своим кумирам. Использование в тексте большое количество глаголов подчёркивает важность совершения человеком поступков.

В заключительных строках второй главы развивается мотив романтической мечты, грёзы о далёких путешествиях, ещё не открытых землях, «куда не ступала людская нога,/ Где в солнечных рощах живут великаны/ И светят в прозрачной воде жемчуга». Эта часть построена в виде полемического диалога романтика-мечтателя и так называемого «мудреца» - обывателя, по мнению которого в мире уже всё известно и открыто, даже звёзды пересчитаны. Поэт включает в этот спор-размышление и читателя, позволяя каждому определить свою позицию.

Проблемы поиска смысла жизни и личного самопознания, самоопределения находят своё преломление в произведении:

Но в мире есть иные области,/ Луной мучительно томимы,/ Для высшей силы, высшей доблести/ Они навек непостижимы.

О каких «иных областях» говорит Гумилёв? О мистике, оккультизме, астрологии? Думается, нет. Все варианты легенды о «Летучем Голландце» сходны в одном: «капитан с лицом Каина» (в тексте Н.С. Гумилёва) всегда убийца, заключивший союз с дьяволом, богохульник, наказанный за свои грехи, проклятый навек. Образ «Летучего Голландца» в поэме имеет важное философское значение. Как известно, встреча с кораблём-призраком грозит морякам бедой. Но Н.С. Гумилёв переводит разговор в мир вечных человеческих ценностей: добра и зла, жизни и смерти, бессмертия, преступления и наказания. Тайна бытия влечёт и пугает, но бесконечен путь постижения неведомого, и только бесстрашный этот путь сможет преодолеть.

Ядро ассоциативно-смыслового поля «странствие», интерпретирующего концепта ПУТЬ в поэме Н.С. Гумилева «Открытие Америки» составляет сложная номинация «Муза Дальних Странствий», объективирующая настроенность героя на романтические приключения, опасности, открытия, желающего покинуть дом, отречься от уюта, победить свою тоску. В голосе Музы Дальних Странствий лирический герой слышит «скорбь о высшем», и это звучит как призыв:

Свежим ветром снова сердце пьяно,/ Тайный голос шепчет: «Всё покинь!» - / Перед дверью над кустом бурьяна/ Небосклон безоблачен и синь,/ В каждой луже запах океана,/ В каждом камне веянье пустынь.

Лексема «странствие» имеет в своём составе сему `далёкое путешествие'. Номинации ветер, океан, море, волны, рифы, остров, порт, парус, каравеллы, корабли, адмирал, Колумб выступают в роли репрезентантов мыслительных структур авторского сознания: «странствие, осуществляемое морским путём»; «путь, полный опасностей»:

И никто на корабле, бегущем,/К дивным странам, заповедным кущам,/ не дерзал подумать о грядущем; В шуме волн он (Колумб) слышит сладкий зов,/ Уверенья Музы Дальних Странствий; Эти воды Богом прокляты!// Этим страшным рифам нет названья!

Идея движения, перемещения в пространстве маркирована в поэме и синтаксически: двусоставными предложениями (В океанах ходят корабли; Двадцать дней как плыли каравеллы; Двадцать дней как компасные стрелы / Вместо карт указывали путь; Вольный ветер веял парусами); именными конструкциями свежий ветер, степные дороги, мерный скрип колёс, белый парус, божественное движенье, пути земные, жажда славы, дикое море, аромат невиданных цветов; глагольными конструкциями вспенить океан, грезить о пространстве, уплыть в страны, увидеть остров одинокий. Все эти конструкции составляют ближнюю периферию «поля странствия». Поэт называет странствие «божественным движеньем», так как преодоление трудностей пути преображает человека, выявляет его суть:

Ах, в одном божественном движенье,/ Косным, нам дано преображенье,/ В нём и мы - не только отраженье,/ В нём живым становится, кто жил…// О пути земные, сетью жил,/ Розой вен вас Бог расположил!

Дальняя периферия «поля странствия» представлена номинациями подвиг, дух, склеп, предикатами и предикативными синтаксическими конструкциями печален, томится дух, теперь уже не нужен, выступающими в качестве репрезентантов смысла «окончание странствия», «неосуществлённый замысел»: Как любовник, для игры иной/ Он покинут Музой Дальних Странствий.

Концепт ПУТЬ интерпретируется Н.С. Гумилёвым и посредством ассоциативно-смыслового поля «прогулка». Слово «прогулка» имеет следующее лексическое значение `хождение или недалёкая поездка для развлечения, отдыха на открытом воздухе' [Ожегов 1988: 494].

В творчестве Н.С. Гумилёва описание прогулок почти нет, так как «его поэтический темперамент слишком динамичен для созерцательного шага» [Куликова 2010: 179]. Но в небольшом цикле «итальянских стихов» поэта есть стихотворения «балладного» типа, в организации которых присутствует повествовательный и описательный элементы, некоторая декоративность, особое внимание к внешним деталям. К такого рода стихам относится и «Венеция», в котором описывается таинственная прогулка героя по ночному городу. Автор текста скрыт под маской «гуляки праздного», а образ Венеции раскрывается через фантастический сюжет. В тексте присутствует традиционный для Венеции предметный ряд - чёрные гондолы, зеркала, лагуна, крылатый лев на соборе Св. Марка, голуби. Всё это - эффектные декорации к мистической ночной прогулки лирического героя. Сам город превращается в сцену, на которой разворачивается театральное действие.

Ночь и страх окутывают героя (Путнику жутко), но город завораживает его красотой и тайной, зловещим предзнаменованием гибели тому, кто попытается эту тайну разгадать (Сердце ночами бесстрашней). Не случайно поэтому появление в тексте ирреальной лексики при описании города:

а) наяды (`В греческой мифологии: нимфа рек и ручьёв' [Ожегов 1988: 321]);

б) колдуньи (`Те, кто владеет таинственными магическими приёмами, имеющими целью воздействовать на силы природы, на людей, исцелять их или наводить болезни' [Там же: 229]):

Город, как голос наяды,/ В призрачно-светлом былом,/ Кружев узорней аркады,/Воды застыли стеклом.// Верно, скрывают колдуний/ Завесы чёрных гондол….

Венеция как бы закрывается от путника. Город нем, и эта тишина пугает. Слышны только шаги героя, лёгкий плеск воды и воркование голубей.

Лирический герой сам выстраивает в своём сознании сюжет страшной сказки. Его внимание приковывает к себе вода, застывшая стеклом. В ней отражаются огни лагуны. Блуждая в зеркальном пространстве Венеции, путник теряется в отражениях, огнях - на лагуне и горящих очах льва на колонне Св. Марка, колдовской воде и венецианских зеркалах. Реальный город в воображении путника становится нереальным, сказочным. Он притягивает и обманывает. Н.С. Гумилёв помещает путника «в искажённый венецианский мир, подобно тому, как младенец из “Лесного царя” Гёте-Жуковского попадает в таинственный лес. В этом топосе всё двоится и расслаивается…» [Куликова 2010: 182]. Каждая деталь обманывает путника, одно подменяется другим, что объективировано, в частности, использованием приёма сравнения, играющего важную роль в смысловой организации текста: Город, как голос наяды; Воды застыли стеклом; … огни на лагуне - Тысячи огненных пчёл; Лев на колонне <…> Как серафимы крылат.

Герой гибнет: его заманили и погубили колдуньи, огни, в которых есть что-то дьявольское, зеркала венецианских вод: Он, оборвавшись, упал/ В зыбкие, бледные дали/ Венецианских зеркал.

Стихотворение «Венеция» перекликается с ранним стихотворением Н.С. Гумилёва «Ужас» (1907). В обоих произведениях герои «одиноким шагом» ночью пересекают неведомое пространство, наполненное враждебными объектами: статуи из ниш; в угрюмом сне застыли вещи; в тени столпившихся колонн («Ужас»); Гиганты на башне/ Гулко ударили три; Скал и воды колдовство, /Марево; Крикнул. Его не слыхали («Венеция»). В обоих стихотворениях герой гибнет в глубине «бесчисленных зеркал».

Мотив прогулки, нашедший своё воплощение в рассмотренных нами стихотворениях, интерпретирует концепт пути как перемещение в пространство ирреальное, фантастическое, пугающее, «балладное». Н.С. Гумилёв вообще видит мир экзотическим, его образы одновременно и вымышлены, и вычитаны из книг, навеяны жизненными впечатлениями, сотнями пройденных дорог.

Ядром ассоциативно-семантического поля «прогулка» в стихотворениях выступает лексемы «ночь», «полумрак», создающие эмоциональный фон текстов. Ближняя периферия поля формируется лексемами «ужас», «жутко», «страх», выступающими в роли репрезентантов мыслительной структуры авторского сознания «прогулка, опасная для жизни». Дальняя периферия поля представлена лексемами «зеркала», «воды», «бледный» - маркерами мыслительной структуры «гибель героя». Заметим, что зеркало символизирует собой неподлинность, обманчивость, дверь в потусторонний мир [Адамчик 2006: 64].

Концепт ПУТЬ в поэтической речи Н.С. Гумилёва реализуется и через мотив «паломничество». Такого рода интерпретация пути трактуется как возможность обрести веру, разобраться в вопросах бытия. Это путь к Богу, к Истине, к самому себе, в «сады души».

Дейктические доминанты «поля паломничества» (здесь, там, где-то, оттуда, вечно, навеки) формируют ключевые оппозиции семантической структуры текстов Н.С. Гумилева. Реализуется метафора пути, странствия из «здесь» в «там», так как, по мнению поэта, жизнь земная является «чужбиной» человеку (На ласковой земле, сестре звездам,/ Мы на чужбине…; И совсем не в мире мы, а где-то/ На задворках мира средь теней;…отражение потерянного навсегда ), местом, где «трудно дышать, и больно жить». Человек мучается, томится, не может понять причин своих несчастий и страданий. Эмоциональное состояние лирического героя маркировано предикатами таиться, томиться, быть запертым, задыхаться, высыхать, предикативными конструкциями трудно дышать, больно жить, биться в огненном бреду, клониться без сил: Ушли надежды, и мечты бежали («Думы»).

В книге поэта «Огненный столп» реализация «здесь» и «там осуществляется через языковую объективацию мыслительных структур «поиски мира иного, гармоничного», «обретение высшего знания», «высота и сила Духа», «путь в Богу». Остановимся подробнее на библейских мотивах пути в лирике Н.С. Гумилёва.

Акмеизм стал началом нового художественного понимания силы слова после обращения поэтов этого литературного направления к библейскому Слову. Слово - это Сын Божий, Логос, Иисус Христос. Слово поможет защитить человека и искусство от скоротечно меняющегося внешнего мира, надвигающейся пустоты, от суеты жизни, поможет постичь мир как единое целое. Слово в поэзии акмеистов вновь становится сакральным, в противовес существующему речевому хаосу начала ХХ века. Возможно, что стремление к целостности, точности выражения мысли стало одной из причин появления в творчестве акмеистов, в том числе и в поэзии Н.С. Гумилёва, библейского мотива пути.

Рассмотрим лексико-семантический фон (термин Е.М. Верещагина) слова «путь» в тексте Библии, где христианство осмыслено как путь: «Глагола ему Иисус: аз есть путь и истина и живот: никтоже приидит ко Отцу, токмо Мною» [Ин. 14: 6]. Номинация «путь» употребляется в Библии для описания религиозной и нравственной жизни человека, его духовно-нравственных исканий. В Библии человеку открываются два пути - путь добра и путь зла: «Яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет» [Пс. 1: 6].

Социально-экономические и социально-культурные процессы, происходившие в России на рубеже XIX -XX веков, способствовали возникновению ощущения драматизма земного бытия у многих поэтов и писателей [Пороль 2012: 30]. Не избежал этого и Н.С. Гумилёв, пытавшийся найти своё место, обрести себя, отыскать свой путь во времени и пространстве. Обращения поэта к памяти, инобытию, Логосу, религии - попытка разобраться в основах бытия, желание заполнить возникшую духовную пустоту. В стихах последних лет поэт видит действительность такой, какая она есть:

Ты прости нам, срамным и незрячим,/ До конца униженным, прости!// Мы лежим на гноище и плачем,/ Не желая божьего пути («Франция»);

Люди заняты ненужным,/ Люди заняты земным («Христос»).

Земная жизнь в представлении Н.С. Гумилёва - жизнь суетная, полная невзгод, боли, томлений:

Я не прожил, я протомился/ Половину жизни своей,/ И, Господь, вот Ты мне явился / Невозможной такой мечтой («Я не прожил, я протомился»);

…жизнь, чудовищная сводня,/ Выкинула мне недобрый жребий («Ягуар»);

Есть на море пустынном монастырь/ Из камня белого золотоглавый,/ Он озарён немеркнущего славой.// Туда б уйти, покинув мир лукавый,/ Смотреть на ширь воды и неба ширь… («Пятистопные ямбы»).

Замена мотива дороги на мотив пути свидетельствует о выборе лирическим героем «духовного вектора»: от горизонтального (географического) движения к движению по вертикали. Так, в стихотворении «Потомки Каина» (1909) наблюдается сосуществование двух мотивов: широкого вольного земного пути и пути крестного, трудного.

Земной путь в стихотворении репрезентирован номинациями «дорога», «труды», «плоды». Понятие «люди» раскрывается через следующие лексемы: «юноши», для которых открыты все дороги; «старцы», постигающие «все запретные труды», «девушки», которые мечтают о принце и замужестве (в текст вводится образ единорога). Казалось бы, люди получив своё, должны быть счастливы. Но герой восклицает:

Но почему мы клонимся без сил,/ Нам кажется, что Кто-то нас забыл,/ Нам ясен ужас древнего соблазна,/ Когда случайно чья-нибудь рука / Две жёрдочки, две травки, два древка/ Соединит на миг крестообразно?

Вопросительная синтаксическая конструкция служит языковым выражением мучительных сомнений героя, понимающего тщету всех земных радостей, их кратковременность; чувствующего покинутость, одиночество (Нам кажется, что Кто-то нас забыл). Местоимение «Кто-то» - репрезентант Бога. Не Бог забыл людей, а, наоборот, они его забыли. Потому и нет у них сил. Еле бредут они каждый своей дорогой, заботясь о хлебе насущном и забывая о вечном, духовном.

В стихотворении «Вечное» (1912), входящем в сборник «Чужое небо», семантика пути раскрывается через употребление лексики, имеющей значение «духовный поиск», противопоставленной по смыслу номинациям, приобретающим в контексте произведения негативные коннотации: коридор, гнёт, тревоги, червь. Семный состав этих номинаций представлен семемами `узкое пространство', `давить', `мучить', `ползать', объективирующими личностный смысл `мучительный поиск истины и свободы':

Я в коридоре дней сомкнутых/ Где даже небо - тяжкий гнёт,/ Смотрю в века, живу в минутах, / Но жду Субботы из Суббот;/ Конца тревогам и удачам,/ Слепым блужданиям души… .

Мотив пути здесь эксплицирован синтаксической конструкцией «слепые блуждания души», являющейся маркером внутреннего состояния героя, его неудовлетворённостью земной жизнью, минутной, суетной, кратковременной и однообразной.

Номинации день, Суббота, солнце, формирующие отношения оппозиции, в контексте стихотворения объединены общей семой `свет' и маркируют ценностные ориентации говорящего, его идеал. Эту же функцию выполняют синтаксические конструкции буду зрячим и странно знающим, золотая дорога, дорога к солнцу от червя, душу обрету иную, имеющие позитивную, «светлую» коннотацию. Объективируется Н.С. Гумилёвым понимание истинной жизни как стремления к высокому, как постижение её смысла, своего предназначения.

Смысл «жизнь как стремление к высокому» маркирован в тексте оппозицией дня сегодняшнего, «минутного» и будущего, светлого дня, когда герой «обретёт душу иную», избавится от тревог и суеты и приобщится к вечному, к солнцу, к Богу:

Я душу обрету иную,/ Всё, что дразнило, уловя.// Благословлю я золотую дорогу к солнцу от червя.

Смыслы «земная жизнь как блуждание души» и «жизнь как стремление к высокому» постигаются через языковое обозначение понятия «время»: это лексемы «дни», «минуты» (т.е. «мгновения», то, что исчезает) и «вечное», «века». Так в тексте противопоставляется жизнь души (духовное) жизни тела (материальное): О день, когда я стану зрячим/ И странно знающим, спеши! Ценностные составляющие концепта ПУТЬ и смысловой сферы автора объективированы оппозицией номинативных текстовых доминант солнце (= вечность, свет, жизнь) и червь (= прах, слепота, тлен).

Лексемы «солнце» и «червь» - известные библейские образы. Христос в русской культурной традиции отождествляется с образом Солнца. Например, в праздничной песне Рождеству Христову есть выражение «Тебе кланяемся. Солнцу правды», а предикат «воссиять» встречается в акафисте Иисусу Сладчайшему: «Воссия вселенней просвещение истины твоея» (т.е. истина слов Иисуса воссияла во вселенной, как Солнце).

Образ червя по специфике своих ассоциаций сложнее образа солнца. Он мог быть заимствован Н.С. Гумилевым из книг Ветхого Завета, Псалтири или из более поздних литературно-философских текстов. В Псалтири есть псалом, где описываются страдания Христа: «Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей» [Пс. 21: 7]. Пройти дорогу от червя к солнцу способен лишь тот, кто наделён духом, этим ангелом-хранителем, «товарищем от Бога».

Предикаты «учить», «идти рядом», «жесток», «милостив», приём контраста в построении синтаксических конструкций объективируют смыслы «тот, кто учит и ведёт за собой», «духовное прозрение», «преодоление пути», «дух»:

И тот, кто шёл со мною рядом/ В громах и кроткой тишине,/ Кто был жесток к моим усладам/ И ясно милостив к вине;/ Учил молчать, учил бороться,/ Всей древней мудрости земли, - / Положит посох, обернётся/ И скажет просто: «Мы пришли».

Лирический герой Гумилева, этот Адам, живущий на земле, понимает, что его долг - вернуть Эдем на землю, одухотворить земное, в котором много несовершенного, тёмного. Опора для него - Дух, помогающий всё преодолеть и познать «мудрость земли», подняться к солнцу, к правде, вечной истине, олицетворением которой выступает Христос. Так выстраивается в тексте аксиологическая вертикаль авторского сознания, проявляющая себя и в других стихотворениях поэта:

О, если бы и мне найти страну,/В которой мог не плакать и не петь я,/Безмолвно поднимаясь в вышину/ Неисчислимые тысячелетья! («Деревья»);

Я жду товарища от Бога/ В веках дарованного мне/ За то, что я томился много/ По вышине и тишине («Тот другой»);

Я всей вселенной увижу звенья,/ Моё стремленье иного просит,/ Иных жемчужин, иных каменьев («На мотивы Грига»);

Есть Бог, есть мир, они живут вовек,/А жизнь людей мгновенна и убога,/ Но всё в себе вмещает человек,/ Который любит мир и верит в Бога («Фра Беато Анджелико»).

Таким образом, ядро ассоциативно-смыслового поля «паломничество» как реализации замысла движения героя к Богу, истине, свету формируют лексемы Господь, Бог, солнце, свет, Суббота, божий путь, душа. Ближняя периферия представлена лексемами с положительной коннотацией, объективирующими ценностные составляющие концепта ПУТЬ: мечта, вышина, золотая дорога, посох, дух, товарищ от Бога, мудрость; предикатами благословить, обрести, учить, идти, подниматься, эксплицирующими мотивы постижения героем истины, работы его души, обретение им веры в Бога. Дальнюю периферию представляют лексемы, имеющие отрицательную коннотацию и маркирующие тьму, суету и несвободу земной жизни: гнёт, ужас, коридор, червь, соблазн, клониться без сил. Н.С. Гумилёв полагал, что вера в Бога и духовность есть путь к свету, к свободе, путь в вечность:

Сады моей души узорны <…> Я не смотрю на мир бегущих линий,/ Мои мечты лишь вечному покорны («Сады души»);

За то, что не был ты как труп,/ Горел, искал и был обманут,/ В высоком небе хоры труб/ Тебе греметь не перестанут («Адам»).

Считаем возможным выделить в поэтическом творчестве Н.С. Гумилёва и такую ипостась пути как «путь к духовному прозрению через приобщение к мировой культуре». В этом смысле роль Поэта как властителя дум, учителя, проводника тайного знания велика (И будут, как встарь, друиды/ Учить с зелёных холмов.// И будут, как встарь, поэты/ Вести сердца к высоте; Поэт, лишь ты единый в силе/ Постичь ужасный тот язык,/ Которым сфинксы говорили). Поэт - «угрюмый и упрямый зодчий/ Храма, восстающего во мгле»; «Жаркое сердце поэта/ Блещет, как звонкая сталь».

Ядерными номинативными доминантами «поля культуры» в стихах Н.С. Гумилева являются лексемы чародей, властитель, друиды, поэт, певец. Ближнюю периферию составляют номинации рок, труд, вдохновение, слово, зодчий, эксплицирующие смысл «поэтическое творчество есть предназначение, судьба» (Наше бремя - тяжелое бремя:/ Труд зловещий дала нам судьба,/ Чтоб прославить на краткое время,/ Нет, не нас, - только наши гроба). Поэт у Н. Гумилёва - пророк и герой, посредник между небом и землей. Слово поэта - способ не просто вырваться из пут «здесь», но и, выполнив своё предназначение, «там» войти в «сад ослепительных планет»:

… точно разовое пламя/ Слово проплывало в вышине («Слово»);

Я буду вихрем грозовым,/ И громом, и огнем!/ Я тайны выпытаю их,/ Все тайны дивных снов,/И заключу в короткий стих,/ В оправу звонких слов («С тобой я буду до зари»).

Дальнюю периферию «поля культуры» формируют номинации скрипка, арфа, статуя, сад, радуга, крылья, глаза, небо, звезда, природа, душа, искусство, век - маркёры мыслительной структуры «великое родство и вечность природного мира и искусства»:

Так век за веком - скоро ли, Господь? - / Под скальпелем природы и искусства/ Кричит наш дух, изнемогает плоть,/ Рождая урган для шестого чувства («Шестое чувство»).

Герой Н. Гумилева - эстет, любящий и понимающий искусство, поэтому в тексты вводятся имена художников, поэтов, композиторов, имена персонажей их произведений, что объективирует диалогическую компоненту поэтического текста, направленную на побуждения рефлексий, ассоциаций читателя и основанную на его фоновых знаниях:

Здесь с криком чудовищных глумлений ‹…› / Пер Гюнт летал на бешеном олене/ По самой неприступной крутизне («Норвежские горы»);

Он поднял голову Медузы/ Стальной, стремительной рукой («Персей»); Об Адонисе с лунной красотой,/ О Гиацинте тонком, о Нарциссе/ И о Данае, туче золотой,/Ещё грустят аттические выси («Канцоны»);

Судьба Италии - в судьбе/ Её торжественных поэтов ‹…› спокойней величавых рек,/ С ней разговаривал Вергилий («Ода д?Аннунцио»).

Интермедиальные связи в текстах Н.С. Гумилёва (Андрей Рублев, да Винчи, Рафаэль, Челлини, собор в Падуе, Даная, Адонис, Персей (статуя Кановы), Пер Гюнт и др.) служат объективации в языке мыслительной структуры «творчество - рок и тайна приобщения к высокому, мучительный поиск, способствующий развитию души».

Поэт у Н.с. Гумилёва - пророк и герой, посредник между небом и землей. Слово поэта - способ не просто вырваться из пут «здесь», но и, выполнив своё предназначение, «там» войти в «сад ослепительных планет».

Номинация «небо» в поэтическом мире Н. Гумилева получат следующие приращения смысла: `абсолютное воплощение верха', `истинная духовность', `место обитания Высшей силы'. Номинации «глаза», «сердце», «душа», «мир» - наиболее частотные во всех восьми книгах Гумилёва и эксплицируют смысл `то, с помощью чего устанавливается контакт с высшей силой'. Номинация «слово» у поэта приобретает сакральное значение: творчество ставится в прямую зависимость от Бога, что маркировано синтаксическими конструкциями с семой верха: нездешние слова, радуга созвучий, солнце останавливали словом, розовое пламя, проплывать в вышине, слово осияно.

Отношение автора к поэтическому труду эксплицируется атрибутивными оценочными конструкциями, дающими метафорическое описание стихов и самого поэта: жаркое сердце поэта, радуга созвучий, звёздный свет, оправа звонких слов, гармония песни больной, дрожащая струна, вечные скитальцы, слова многодумные, песня битв, ритмов бывших и небывших дом, окрыленные стихи. Предикативные конструкции лететь, рождать, набухать вселенской душой функционируют у Н.С. Гумилева в качестве репрезентантов смысла «поэзия - способ духовного прозрения». Путь поэта к своим читателям труден, но благороден, так как поэт способен воздействовать на умы и сердца людей, вселять в них веру в самих себя:

Но когда вокруг свищут пули,/ Когда волны ломают борта,/ Я учу их, как не бояться,/ Не бояться и делать, что надо («Мои читатели»).

Анализ поэтических текстов Н.С. Гумилёва доказывает наличие сквозной метафоры «высота», определяющей структурное и эмотивно-смысловое своеобразие произведений поэта, их образные и ассоциативные особенности, способы языкового означивания смыслов. Поэтому можно говорить об осмыслении героем пути как мечты побывать в иных пространствах и мирах, что позволяет выделить ассоциативно-смысловое поле «путь героя как космическое путешествие». Так, в стихотворении «На далёкой звезде Венере» (1921) художественное пространство сочетает в себе психологическое и космическое, что акцентирует авторскую мысль о равенстве внутреннего мира человека космосу. Стихотворение является формой выражения философски направленных смыслов.

Акцентуация смысловой доминанты производится в абсолютном начале текста: На далёкой звезде Венере/ Сердце пламенней и золотистей. Описание Венеры осуществляется с помощью синтаксических конструкций, объективирующих мыслительную структуру «необычное, отличное от земного». Герой совершает воображаемое путешествие на далёкую звезду, где «у деревьев синие листья», ангелы говорят «языком из одних только гласных». Там нет смерти «терпкой и душной» и «блуждают золотые дымы». Автор мечтает о гармонически устроенном мире, где человек сможет быть счастливым.

Номинации сердце, Венера служат формированию эмотивной конструкции, отражающей грустно-мечтательное настроение субъекта речи: На Венере, ах, на Венере…. Вербализируется, с одной стороны, недосягаемость того, о чём мечтается, а с другой - отсутствие называемых эталонов и характеристик здесь, на Земле.

Венера - космическое тело, живущее по своим законам, а значит, свободное. Ядерные номинации реки, гейзеры, водопады, синтаксические конструкции вольные звонкие воды, песнь свободы служат объективации смысла «путь в космическое пространство как способ найти красоту, гармонию и свободу».

Словоформа лампады, предикат пламенеет являются в стихотворении маркерами мотива «возвышенное». С помощью отрицательных синтаксических конструкций Н.С. Гумилев акцентирует трагичность судьбы человека, зависящего от произвола власти, живущего в душной атмосфере страха и знающего о конечности своего существования. А на Венере «Нету слов обидных и властных»; «нету смерти терпкой и душной».

Номинация ангел также маркирует в тексте мыслительную структуру «возвышенное»: Говорят ангелы на Венере / Языком из одних только гласных. Гласные, в образовании которых присутствует только голос, не создают неблагозвучных сочетаний. Они - сама нежность, радость: Если скажут «еа» и «аи» - /Это радостное обещанье.// «Уо», «ао» - о древнем рае / Золотое воспоминанье. Номинация пар - репрезентант мотива лёгкой и вовсе не страшной смерти: там, на Венере, смерть осознаётся как переход в иное состояние: Если умирают на Венере - / Превращаются в пар воздушный; в золотой дым. Души, «как радостные пилигримы,/ Навещают ещё живущих». Этимологически родственные корни в рифмующихся словоформах душной, воздушный ассоциируется со словами дух, душа. Рифмующиеся номинации пилигримы, дымы имплицитно репрезентируют тему поэта. Именно поэт способен соединить земное и вселенское: звонкие воды распевают песнь свободы; пламенное сердце; пламенеть, как лампада; золотые дымы блуждают; пилигримы навещают живущих. Природное и духовное, земное, бренное и вечное в этом стихотворении находят своё воплощение, реализуя ядерные структуры смысловой сферы автора. Идеологемы поля «космическое путешествие» звезда, свет, высота.

Подводя итоги, отметим, что архетип пути в поэзии Н.С. Гумилева - роковой дерзновенный путь, полный опасностей; он всегда преодоление, восхождение к истокам, к Богу.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Современная лингвистика рассматривает язык как особую систему, являющуюся средством концептуализации действительности, закрепляющую в языковом значении итоги освоения человеком окружающего мира, эксплицирующую результаты познания. Изучение семантики языковых единиц и факторов, обусловливающих ту или иную семантическую структуру, влечет за собой рассмотрение способа представления мыслительных категорий в языковых значениях, что обосновывает саму возможность сочетания когнитивного и семантического аспектов исследования.

Интерес лингвистов к исследованию художественного дискурса обусловлен вниманием учёных к творческой языковой личности как носителю эстетически значимых представлений о мире и человеке и объективирующего эти представления в произведениях речетворчества через создание посредством языковых единиц художественных образов, представляющих собой попытку автора осмыслить «вечные» проблемы человеческого бытия и найти свой путь в их решении. В таком случае художественное творчество есть часть когнитивной деятельности личности.

Основу авторского художественного сознания составляют: эгоцентрический способ восприятия; образно-ассоциативный способ отражения действительности, обусловленный спецификой эстетического переживания; аксиологичность; направленность на диалог с виртуальным читателем. Художник слова выступает как субъект смысловой регуляции произведения, его сознание является системой координат, в которой развёртывается речемыслительная деятельность языковой личности и формируется контекстуально проявленное содержание слова, маркирующее ценностные, смысложизненные ориентации автора. Через ценностную составляющую смысловая сфера личности связана с концептосистемой по линии «частное - общее», ибо культурные смыслы присваиваются каждым индивидуально, проходя стадии личностного осмысления «под углом» значимого, необходимого, испытанного, актуального, т.е. в фокусе образа мира личности и её жизненных смыслов.

Структура и семантика текста коррелирует со структурами авторского сознания и смысловой сферой языковой личности. Мотивы, интенции творческой личности формируют смысловую структуру текста, а уникальность системы отношений индивида с миром обусловливает уникальность системы авторских смысловых образований и актуальных личностных смыслов, детерминирует выбор языковых единиц для их репрезентации.

Тезаурус автора, его предметный ряд «высвечивают» особенности видения личностью объективной реальности и отношение к ней. Выявление в процессе интерпретации текста ключевых слов и определение круга их текстовых ассоциатов позволяет определить смысловой потенциал лексемы, специфическую соотнесённость мысли и слова. Ассоциаты эксплицируют индивидуально-авторское понимание реалий действительности, работают на создание художественного образа как микросмысла, «вписываются» в создаваемый автором когнитивный образ ситуации - некую ментальную схему (что индивид думает об этой ситуации, как её «видит»), под которую подводятся денотативные ситуации и которая объясняет процессы семантического варьирования языковой единицы. Ассоциаты «разворачивают» узуальное значение лексемы в русло актуальных для автора образов и смыслов, служат языковыми маркерами авторских рефлексий, функционируют в качестве «векторов мысли».

На предметно-тематическом уровне у Н.С. Гумилева прослеживается тенденция к изображению действительности сквозь призму внутреннего мира лирического героя, что предопределило фиксирование средствами языка результатов восприятия, чувств, эмоций, рефлексии героя. Решение мировоззренческих проблем, осмысление своего места в жизни и «вечных» вопросов человеческого бытия, определение основных жизненных ориентиров обусловило появление в творчесвте поэта мотива пути.

Анализ поэтических текстов Н.С. Гумилева, являющихся частью литературного наследия не только русской, но и мировой культуры, показал, что осмысление поэтом концепта ПУТЬ» коррелирует с лексикографическим содержанием лексемы, однако результаты личностного освоения автором действительности обусловливают «приращение» смыслов, что формирует особенности её образно-художественного отражения и знакового воплощения в тексте. Семантика пространства у Н.С. Гумилева сводится к линейной схеме духовного пути, на что указывает частотность употребления номинаций душа, дух, солнце, небо, звезда. Смысловую доминанту лирических произведений образуют ценностные смыслы: духовность, память, вечное. Вера в Бога была естественным завершением этого духовного пути поэта - завершением тем более подлинным, поскольку Н.С. Гумилев, обретя веру, не утратил собственного голоса, но обнаружил особую его силу.

Концепт ПУТЬ раскрывается в поэтических текстах Н.С. Гумилева через реализацию определённых когнитивных образов ситуации: а) движение внешнее (перемещение в пространстве, путешествие, странствие, прогулка); б) движение внутреннее (духовное становление, поиск Истины, «странничество духа», самопознание, поиски Бога).

Основным средством репрезентации концепта ПУТЬ у Н.С. Гумилева являются номинации «дорога», «путь» и лексемы, имеющие в своём составе семы пути (корабль, фелука, пирога, пароход, челн, гондола, ладья, парус, каравелла, конь, верблюд, трамвай, посох), глаголы движения-перемещения, передающие семантику пути (идти, бежать, мчаться, нестись, падать, лететь, плыть, спускаться, спешить, красться, катиться, ползти, влачиться, блуждать, брести и др.) и удаления (уходить, покидать, выйти, удаляться, уноситься, отправляться, улетать, оставить, отступать, отплыть и др.). Знаки конца пути - это разные страны, острова, вселенная. Конечная точка движения его героя - это чаще всего некий Идеал, нечто абстрактное, совершенное, и, как правило, недостижимое. Поэту важно акцентировать внимание на самом стремлении к этому Идеалу, на постоянном «порывании» человека к Совершенству. Преобладание глаголов, передающих семантику пути и удаления, позволяет характеризовать лирического героя Н.С. Гумилева как «героя пути»: движение для него является единственно возможным способом существования.

Изучение речевой экспликации концепта ПУТЬ, раскрывающего в поэзии Н.С. Гумилева мотив движения, позволяет раскрыть своеобразие речевой реализации этого мотива, выявить специфические черты авторской смысловой сферы, помогает проникнуть в особенности авторского миропонимания.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Адамчик, В.В. Словарь символов и знаков / В.В. Адамчик. - М.: АСТ; Мн.: Харвест, 2006. - 240 с.

2. Адаскина, А.А. Особенности проявления эстетического отношения при восприятии действительности / А.А. Адаскина // Вопросы психологии. - 1999. - № 6. - С. - 100-112.

3. Артемьева, Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики / Е.Ю. Артемьева. - М.: Смысл, 1999. - 352 с.

4. Асмолов, А.Г., Насиновская, Е.Е., Басина, Е.З. Принципы исследования смысловых образований личности / А.Г. Асмолов, Е.Е. Насиновская, Е.З. Басина // Развитие эргономики в системе дизайна: тезисы докл. Всеросс. конф. - Боржоми, 1979. - С. 219-224.

5. Асоян А.А. Миропереживание Николая Гумилева // Межкультурная коммуникация в современном славянском мире: мат-лы первой междунар. научн. конф.- Тверь, 2005. - Т. II. - С. 77-82.

6. Бабенко, Л.Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа / Л.Г. Бабенко. - М.: Академический Проект, 2004. - 464 с.

7. Бахтин, М.М. Литературно-критические статьи / М.М. Бахтин. - М.: Худ. лит., 1986. - 543 с.

8. Беспалова, О.Е. Концептосфера поэзии Н.С. Гумилева в её лексическом представлении : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.01 /О.Е. Беспалова : Российск. гос. пед. ун-т. - СПб., 2002. - 24 с.

9. Библия. - М., 1992. - 895 с.

10. Болотнова, Н.С. Эмотивные реакции в структуре ассоциативного поля текста: психолингвистический аспект / Н.С. Болотнова // Эмотивный код языка и его реализация: кол. монография/ВГПУ. - Волгоград: Перемена, 2003. - С.134-138.

11. Братусь, Б.С. К изучению смысловой сферы личности / Б.С. Братусь // Вестник Моск. ун-та. Серия 14. Психология. - 1981. - №2. - С. 46-56.

12. Бутакова, Л.О. Авторское сознание в поэзии и в прозе: когнитивное моделирование: монография / Л.О. Бутакова. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001. - 283 с.

13. Валгина, Н.С. Теория текста: учебное пособие / Н.С. Валгина. - М.: Логос, 2003. - 280 с.

14. Васильев, И.А. Роль интеллектуальных эмоций в регуляции мыслительной деятельности / И.А. Васильев // Психол. журнал, 1998. - № 19. - С. 49-60.

15. Воркачев, С.Г. Концепт счастья: понятийный и образный компоненты / С.Г. Воркачев // Известия РАН. Серия литературы и языка. - Т.60. - № 6. - 2001а. - С.47-58.

16. Воркачев, С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании / С.Г. Воркачев // Филологические науки. - 2001б. - № 1. - С. 66-70.

17. Воркачев, С.Г. Культурный концепт и значение / С.Г. Воркачев // Труды Кубанского государственного технологического университета. Сер. Гуманитарные науки. Т. 17. Вып. 2.- Краснодар, 2003. - С. 268-276.

18. Воркачев, С.Г. Дискурсная вариативность лингвоконцепта (1): Любовь - милость / С.Г. Воркачев // Известия РАН. - Серия литературы и языка. - 2005. - Т.64. - № 4. - С.46-59.

19. Воркачев, С.Г. Любовь как лингвокультурный концепт / С.Г. Воркачев. - М.: «Гнозис», 2007. - 284 с.

20. Вилюнас, В.К. Психология эмоциональных явлений / В.К. Вилюнас. - М.: Изд-во Моск. гос. ун-та, 1976. - 142 с.

21. Вилюнас, В.К. Психологические механизмы мотивации человека / В.К. Вилюнас. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. - 285 с.

22. Гачев, Г.Д. Жизнь художественного сознания. Очерки по истории образа. Ч. 1 / Г.Д. Гачев. - М.: Искусство, 1972. - 200 с.

23. Гачев, Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр / Г.Д. Гачев. - 2-е изд. - М.: Изд-во Моск. ун-та; Изд-во «Флинта», 2008. - 288 с.

24. Гумилев, Н.С. Избранное / Гумилев Николай Степанович. - М.: Панорама, 1995. - 544 с.

25. Гумилев, Н.С. Полное собр. соч.: В 10 т. РАН; Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом) / Гумилев Николай Степанович. - М.: Воскресенье, 1998.

26. Гумилев, Н.С. Стихотворения / Гумилев Николай Степанович. - М.: ЭКСМО, 2002. - 412 с.

27. Гумилев, Н.С. Полное собр. соч. в одном томе / Гумилев Николай Степанович. - М.: Изд-во «АЛЬФА-КНИГА», 2011. - 1148 с.

28. Залевская, А.А. Текст и его понимание: монография / А.А. Залевская. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. - 177 с.

29. Залевская, А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды / А.А. Залевская. - М.: Гнозис, 2005. - 543 с.

30. Карасик, В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик. - М.: Гнозис, 2004. - 390 с.

31. Кинцель, А.В. Экспериментальное исследование эмоционально-смысловой доминанты как текстообразующего фактора : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.19 / А.В. Кинцель; Алтайск. гос. ун-т. - Барнаул, 1998. - 20 с.

32. Кинцель, А.В. Психолингвистическое исследование эмоционально-смысловой доминанты как текстообразующего фактора / А.В. Кинцель. - Барнаул: Изд-во Алтайск. ун-та, 2000. - 152 с.

33. Колесов, В.В. Язык и ментальность / В.В. Колесов. - СПб.: Петербургское востоковедение, 2004. - 240 с.

34. Кубрякова, Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика - психология - когнитивная наука / Е.С. Кубрякова // Вопросы языкознания. - 1994 - № 4. - С. 34-47.

35. Кубрякова, Е.С. Концепт / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина // Краткий словарь когнитивных терминов. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. - С. 90-93.

36. Кубрякова, Е.С. Языковое сознание и языковая картина мира / Е.С. Кубрякова // Филология и культура: мат-лы 2-й междунар. конф. - Тамбов: Изд-во Тамб. Ун-та, 1999. - Ч. 3. - С. 6-13.

37. Кубрякова, Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика - психология - когнитивная наука / Е.С. Кубрякова // Вопросы языкознания. - 1994 - № 4. - С. 34-47.

38. Кубрякова, Е.С. Концепт / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина // Краткий словарь когнитивных терминов. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. - С. 90-93.

39. Кубрякова, Е.С. Языковое сознание и языковая картина мира / Е.С. Кубрякова // Филология и культура: мат-лы 2-й междунар. конф. - Тамбов: Изд-во Тамб. Ун-та, 1999. - Ч. 3. - С. 6-13.

40. Куликова Е.Ю. Прогулка по Венеции Николая Гумилёва// Критика и семиотика. Вып. 14. - 2010. - С. 179-185.

41. Левченко, М.Л. Концептуальная картина мира Н.С. Лескова и её отражение в идиостиле писателя (экспериментальное исследование) : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.19 / М.Л. Левченко ; Алтайск. гос. техн. ун-т. - Барнаул, 2000. -22 с.

42. Лихачев Д.С. Концептофера русского языка// ИАН СЛЯ. - 1993. - Т.52. - № 1. - С. 3-9.

43. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история / Ю.М. Лотман. - М.: Языки русской культуры, 1996. - 464 с.

44. Леонтьев, Д.А. Личностный смысл и трансформация психического образа / Д.А. Леонтьев // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. - 1988. -№ 2. - С. 3-14.

45. Леонтьев, Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности / Д.А. Леонтьев. - 2-е изд., испр. - М., 2003. - 487 с.

46. Маковский, С. Николай Гумилев / С. Маковский // Николай Гумилев в воспоминаниях современников. Репринтное издание. - М.: «Вся Москва», 1990. - С. 45 - 72.

47. Маковский, С. Николай Гумилев по личным воспоминаниям / С. Маковский // Николай Гумилев в воспоминаниях современников. Репринтное издание. - М.: «Вся Москва», 1990. - С. 73-103.

...