Автономия аффекта

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автономия аффекта

Массуми Брайан - профессор. УниверситетМонреаля. Canada, Outremont (QC),

Эссе Б. Массуми, включенное в его книгу «ParablesfortheVirtual» («Притчи о виртуальном») в качестве первой главы, посвящено анализу аффекта как теоретикокультурной категории. Опираясь на результаты нескольких научных экспериментов, автор анализирует физиологические проявления аффекта и показывает, что механизм его функционирования невозможно описать в рамках доминирующих в культурной теории семиотических подходов. Между уровнями аффективных реакций тела и лингвистических квалификаций сознания обнаруживается непреодолимый разрыв. Дополняя полученные результаты тематически близкими концепциями А. Бергсона, Ж. Делёза, Ж. Симондона и Б. Спинозы, автор формулирует теорию аффекта, характеризующую его как доинвидидуальную, лингвистически неквали- фицируемую, находящуюся в поле эмердженции, виртуальную, автономную сущность, сопутствующую восприятиям и эмоциям. Такая интерпретация аффекта позволяет автору проанализировать парадоксальные с точки зрения доминирующих теорий культуры политические и медийные эффекты, производимые Р. Рейганом и Б. Клинтоном. Применение теории аффекта к этим кейсам позволяет автору продемонстрировать первостепенную важность аффективного для политики постмодерна и определить пути для разработки альтернатив доминирующим способам политической мобилизации аффекта.

Ключевые слова: аффект, Бергсон, Делёз, политика постмодерна, семиотика, Си- мондон, Спиноза, теория культуры

The autonomy of affect

University of Montreal. Outremont, QC, H2V 2S9, Canada

The essay by B. Massumi, also included in his book “Parables for the Virtual" as the first chapter, deals with the analysis of affect as a category of cultural theory. Building upon the results of several scientific experiments, the author analyzes the physiological manifestations of affect and shows that the mechanism of its functioning cannot be described within the framework of the semiotic approaches that dominate in cultural theory. There is an insurmountable gap between the levels of affective reactions of a body and linguistic qualifications of consciousness. Complementing the results with thematically similar concepts developed by A. Bergson, J. Deleuze, J. Simondon and B. Spinoza, the author formulates the theory of affect, which characterizes it as a pre-individual, linguistically unqualified, virtual, and autonomous entity dwelling in the field of emergence and accompanying perceptions and emotions. Such an interpretation of affect allows the author to analyze the political and media effects produced by R. Reagan and B. Clinton, marked as paradoxical by dominant cultural theories. By analyzing these cases in terms of the affect, the author demonstrates the paramount importance of the affective for postmodern politics and identifies ways to develop alternatives to the dominant methods of political mobilization of affect.

Keywords: affect, Bergson, Deleu

Человек вылепливает снеговика в своем саду на крыше дома. Под вечерним солнцем снеговик начинает таять. Человек смотрит. Потом он относит снеговика в прохладу гор, и тот перестает таять. Человекпрощаетсяиуходит.

Только визуальный ряд, без слов, очень просто. Это история из короткометражки, которую показывали на немецком телевидении, чтобы заполнить пробелы между передачами. Фильм вызвал жалобы родителей, которые сообщали, что он пугает детей. Это привлекло внимание группы психологов. Проведенное исследование примечательно тем, что ученым не удалось обнаружить его предполагаемый предмет - сознательное мышление (cognition) Sturm H. Emotional Effects of Media. Montreal, 1987. P. 25-37.. рейган клинтон политика постмодерна

Ученые, возглавляемые Гертой Штурм, использовали три версии фильма: оригинал без слов и два варианта с закадровым голосом. Первая озвучка была «фактической» - визуальный ряд дополнялся пошаговым описанием происходящего на экране. Вторую версию назвали «эмоциональной». Она почти не отличалась от фактической, но в ключевых моментах развития действия были добавлены слова, выражающие эмоциональный тон изображаемых событий.

Группы девятилетних детей протестировали на запоминание [содержания фильма] и попросили оценить версию, которую они просмотрели, по шкале «приятности» (pleasantness). Фактическая версия всегда получала наименьшую оценку и запомнилась детьми хуже всего. Наиболее приятной оказалась оригинальная версия без слов, которая лишь ненамного опережала эмоциональную. Последняя оказалась наиболее запоминающейся.

Это уже вызывает некоторое замешательство. Нечто более странное произошло, когда участников исследования попросили оценить отдельные сцены из фильма по шкале «радостно-грустно» и «приятно-неприятно». «Грустные» сцены оценили как наиболее приятные - чем грустнее, тем лучше.

Немедленно напрашивается предположение о том, что происходит некий не по годам ранний антифрейдистский протест, когда дети оценивают любое возбужденное состояние как приятное. Однако, поскольку исследование было эмпирическим, участников исследования подключили к аппаратуре, их физиологические реакции регистрировались. Фактическая версия вызывала наиболее выраженное возбуждение при том, что ее оценили как наименее приятную (т.е. как «радостную») и запомнили хуже всего. Оказывается, дети находились в состоянии психологического раскола: фактичность увеличивала скорость сердцебиения и глубину дыхания, оригинальная невербальная версия вызывала наибольшую реакцию кожи. Эффект возбуждения, выражавшийся через дыхание и сердцебиение, угасал при повторном воспроизведении фильма, но кожная реакция оставалась настолько же выраженной. Кожно-гальваническая реакция служит мерой автономной активности организма.

Исследователи, судя по тону их доклада, были удивлены полученными результатами. Они установили, что различие между грустью и радостью совсем не такое, как предполагалось, и, кроме того, были обеспокоены, поскольку различие между детьми и взрослыми тоже оказалось совсем не таким, как предполагалось (судя по исследованиям запоминания взрослыми новостных передач). Единственный положительный вывод исследования - превосходство аффективного в восприятии образов.

Принимая и развивая этот вывод, можно отметить, что превосходство аффективного отмечено разрывом между содержанием(content) и эффектом(effect): кажется, сила или длительность эффекта образа не имеет никакой прямой логической связи с его содержанием. Но это не значит, что связь и логика отсутствуют. Содержание образа здесь понимается как его указание на конвенциональные значения в интерсубъективном контексте, его социолингвистическая квалификация. Это указание фиксирует определенные качества(qualities) образа; силу и длительность его эффекта можно назвать интенсивностью(intensity). Оказывается, между качествами и интенсивностью невозможно надежно установить отношение соответствия или согласованности. Если между ними существует какая-либо связь, то она устанавливается по-другому.

Переведем это негативное наблюдение в позитивное: восприятие образа включает множество или, по крайней мере, два уровня. Реакция [на образ] распределяется по двум системам. На уровне интенсивности происходит короткое замыкание семантических проводов: здесь грусть приятна. Этот уровень интенсивности организован в соответствии с логикой, которая нарушает закон исключенного третьего. То есть она не подчинена семантическому или семиотическому порядку. Интенсивность не устанавливает различия. Вместо этого она неуловимо, но настойчиво соединяет то, что обычно отмечается как раздельное. Когда ей предлагают обозначить себя, она делает это в форме парадокса. Существует разделение между порядком означающих и интенсивностью, выстраивающей иной порядок соединения параллельно с первым. Разрыв, отмеченный выше, возникает не только между содержанием и эффектом. Он также отделяет форму содержания - сигнификацию как конвенциональную систему определенных различий - от интенсивности. Разрыв между формой/содержанием и интенсивностью/эффектом не просто негативен: он также делает возможным соединение иного рода, другое различие, существующее параллельно.

Оба уровня, интенсивность и квалификация, имеют непосредственные воплощения. Интенсивность выражается в исключительно автономных реакциях, наиболее явным образом проявляющихся в коже - на поверхности тела как границе его раздела с вещами. Глубокие реакции принадлежат скорее к уровню формы/содержания (квалификации), несмотря на то, что они тоже связаны с автономными функциями, такими как сердцебиение и дыхание. Возможная причина заключается в том, что глубокие реакции связаны с предвосхищением (expectation) событий, которое требует от субъекта сознательного размещения себя на непрерывной линии нарратива. Модуляции сердцебиения и дыхания отмечают отток сознания в автономные глубины, сопровождающийся подъемом автономного в сознание. Эти реакции представляют собой смесь сознания и автономности, меру их участия друг в друге. Интенсивность находится за пределами этой петли, как бессознательное, никогда-не-сознаваемый, автономный остаток, который находится за пределами предвосхищения и адаптации, настолько же отделенный от порядка значений, от повествования, насколько и от жизненной функциональности. Интенсивность лишена своего места в нарративе, она распространяется по обобщенной поверхности тела как побочный отголосок переплетения функции и значения, перемещаясь вертикально между сердцем и головой.

Язык, несмотря на свою прямолинейность, не просто находится в оппозиции к интенсивности, он также выполняет по отношению к ней функцию установления различий. Фактическая версия истории о снеговике произвела успокаивающий эффект. Сухая фактичность снижает интенсивность. В нашем случае сухая фактичность заключалась в удвоении последовательности образов повествованием, выражающем в объективной манере интерпретацию движений на экране с точки зрения здравого смысла и общепринятых значений, насколько это возможно. В результате возникало искажение эффекта образов. В эмоциональной версии были добавлены несколько фраз, которые акцентировали линию повествования квалификациями эмоционального содержания, противопоставленными объективному содержанию повествования. Эффект образов усиливался квалификациями эмоционального содержания, как если бы они вступали в резонанс с уровнем интенсивности, не искажая ее. Эмоциональная квалификация на мгновение прерывает непрерывность повествования, чтобы зафиксировать [переживаемое] состояние - фактически, повторно зафиксировать состояние, которое уже пережито, поскольку кожа [действует] быстрее, чем речь.

Отношение между уровнями интенсивности и квалификации - не согласованность или соответствие, а скорее резонанс и искажение, усиление или приглушение. Языковое выражение может вступать в резонанс с интенсивностью и усиливать ее, теряя при этом собственную функциональную значимость и становясь избыточным (redundant). С другой стороны, когда квалификация удваивает последовательность движений, прибавляет к ней смысл развития событий - в данном случае это более-менее определенное предвосхищение, указание на то, что должно следовать в конвенциональном представлении о ходе действия, - тогда квалификация противопоставляется интенсивности и снижает ее. Интенсивность, похоже, связана с нелинейными процессами: резонанс и обратная связь, которые мгновенно отсрочивают линейное развитие повествования от прошлого к будущему. Интенсивность можно квалифицировать как эмоциональное состояние, и это состояние - шум во временной статике и нарративе. Это состояние отсрочки (suspense), потенциально - разрыва. Когда мы осознаем его или описываем, оно похоже на временную впадину, дыру во времени. Его нельзя назвать пассивным, поскольку оно наполнено движением, вибрациями, резонансом. И в то же время, это не активность, поскольку такое движение невозможно направить (даже символически) на практическую цель в мире определенных объектов и задач (даже на экране). Конечно, в других контекстах квалификация эмоции как таковая становится элементом повествования, который развивает действие, размещенное на социально приемлемых линиях воздействия и реакции. Но в таких случаях возможность резонанса с интенсивностью тем меньше, чем более выражена такая функция квалификации. Резонанс возникает ровно в той степени, в какой он становится избыточным по отношению к нарративной или функциональной линии.

В любом случае, язык удваивает поток образов на другом уровне, в другом ряду. Наравне с избыточностью резонанса, которая активизирует и усиливает (производит разъединение, порождая иной род соединения), существует избыточность обозначения, которая снимает напряжение и переводит в линейную форму (внедряет петлю обратной связи между витальной функцией и значением на линии социально одобряемых воздействий и реакций). Либо язык попадает в совершенно разные порядки, в зависимости от того, какую форму избыточности он производит, либо он всегда производит обе формы в большей или меньшей мере - два языка, два измерения любого высказывания: одно - внелинейное, другое - линейное. Всякое событие происходит на обоих уровнях - и между обоими уровнями, как их совместный резонанс, образующий большую систему из двух взаимодействующих подсистем, построенных по совершенно различным правилам. Для большей ясности лучше дать двум половинам события разные названия. В этом случае отсрочка может быть отделена и связана с предвосхищением как внели- нейное и линейное измерения того же самого образа-события, который одновременно будет и выражением-событием.

Осмысление образа в его отношении с языком будет незавершенным, если оно оперирует только на семантическом или семиотическом уровне в любом из его определений (лингвистическое, логическое, нарратологиче- ское, идеологическое или сочетание их всех в символическом). Все эти подходы упускают, в частности, событие выражения - заменяя его структурой. Теория культуры может существенно выиграть, если в ней откроется измерение интенсивности. Выигрышем будет возможность осмысления нового. Ведь структура - это место, где никогда ничего не происходит, это рай объяснений, в котором все событийные преобразования заранее определены завершенным набором неизменных порождающих правил. В событии нет ничего предопределенного. В нем структурные различия уничтожаются, порождая интенсивность, правила производят парадокс. Отсрочка инвариантов заставляет радостное радоваться, грустное грустить, функцию функционировать, а значение - означать. Возможно ли, что новое возникает, когда предвосхищение отсрочивает эту отсрочку? Эхо несводимого излишка, безвозмездное усиление словно надстраивается над развитием действия, привнося в линии воздействия и реакции тона непредвиденности, параллельности, беспричинности. Изменение правил. Выражение-событие - это система невыразимого: возникновение в системе регенерации (воспроизводства структуры) элемента, который противостоит ей. В случае снеговика непредвиденное и невыразимое в полученных результатах было связано с различиями между радостью и грустью, детьми и взрослыми; все эти различия оказались не такими, как предполагалось; к большому сожалению нашей науки - изменение правил. Интенсивность невозможно присвоить.

В рамках настоящего исследования будем считать интенсивность и аффект тождественными. В теории медиа, литературы и искусства зарождается интуиция о том, что аффект играет ключевую роль для понимания нашей позднекапиталистической культуры, основанной на информации и образе; считается, что в ней так называемые большие нарративы потерпели крах. Невзирая на [заявления] Фредерика Джеймисона, многие потеряли веру, но не потеряли аффект. Наше состояние характеризуется, прежде всего, его избытком. Проблема в том, что в культурной теории нет словаря для описания аффекта Тезис об угасании аффекта из классического эссе Джеймисона о постмодернизме убеди-тельно ставит вопрос об аффекте в теории культуры. См.: Jameson F.The Cultural Logic of Late Capitalism // Jameson F. Postmodernism, or, The Cultural Logic of Late Capitalism. Durham (NC), 1991. P. 1-54. Самоепоследовательноеиплодотворноеисследованиеаф-фектаизопубликованныхвходепоследовавшегообсуждения: Grossberg L. We Gotta Get Out of This Place: Popular Conservatism and Postmodern Culture. N.Y., 1992. Настоящее эссе по многим пунктам поддерживает Гроссберга, включая убежденность в том, что аф-фект не угасает, а распространяется повсеместно. Расхождения с точкой зрения Гроссбер- га будут указаны в последующих примечаниях.. Весь наш словарь является производным от теорий сигнифика- ции, которые все еще состоят в браке со структурой, несмотря на все непримиримые разногласия (постструктурализм как развод - временный или постоянный?). В отсутствие философии аффекта без означающего старые психологические категории могут воскреснуть и отменить масштабную работу по деконструкции, проделанную постструктуралистами. Аффект чаще всего используют как синоним эмоции Гроссберг часто соскальзывает в отождествление аффекта и эмоции. Здесь аффект рас-сматривается как первичный по отношению к количеству, и, следовательно, его нельзя считать инвестированием, а качественно он - источник заботы (Grossberg L.Op. cit. P. 82). Это делается, чтобы избежать возможной ловушки - утверждения, что аффект лишен формы и структуры, хода, который, по мнению Гроссберга, делает анализ невоз-можным. В данном эссе утверждается, что аффект, безусловно, не имеет ни формы, ни структуры, но при этом он обладает высокой степенью организации и может быть про-анализирован (он не полностью удерживается познанием, но, в конечном счете (ineffect), возможен анализ его эффекта). Ключевой момент заключается в том, что форма и струк-тура - не единственные возможные режимы различия. Здесь аффект рассматривается как первичный по отношению к количеству и, следовательно, не может быть разновидностью инвестирования. (Если будет корректно искать аналогии в области термодинамики, то можно сказать, что здесь пойдет речь не о классической, а о квантовой термодинамике, далекой от состояния равновесия - но об этом позже.). Но один из главных выводов первой истории заключается в том, что эмоция и аффект - если мы отождествляем его с интенсивностью - следуют разным логикам и принадлежат к разным порядкам.

Эмоция - это субъективное содержание, социолингвистическое закрепление качества опыта, которое отныне определяется как личное. Эмоция - это квалифицированная интенсивность, конвенциональная, общепринятая точка внедрения интенсивности в семантически и семиотически оформленные последовательности, в замкнутые циклы воздействий и реакций, выражаемые в повествовании, функции и значении. Эмоция - это приватизированная и распознанная интенсивность. Критически важно теоретически осмыслить различие между аффектом и эмоцией. Если у кого-нибудь возникает впечатление, что аффект потерял силу, то только потому, что он не был квалифицирован. Как таковой, он не может быть присвоен или распознан, и, следовательно, он сопротивляется [культурной] критике.

Нельзя сказать, что в философии не было прецедентов, на которые можно было бы опереться. Скорее, это просто нетипичные источники для исследований литературы и культуры. В философии есть значимый предшественник высказанных ранее тезисов: о различии по природе между аффектом и эмоцией; о несводимости телесной и автономной природы аффекта к чему-либо другому; об аффекте как отсрочке циклов воздействия-реакции и линейного времени внутри провала, который следует называть «страстью», чтобы отделить его и от пассивности, и от активности; об отождествлении аффекта и эффекта; и о форме/содержании общепринятого дискурса как отдельном слое, противопоставленном полному проявлению аффекта, его утверждению и положительному развитию, его выражению как такового и ради самого себя. Все эти тезисы можно подписать именем Баруха Спинозы. И заглавие его ключевой работы - Этика - указывает на назначение проекта по осмыслению аффекта У Спинозы общепринятый дискурс обозначается как «общие понятия» (понятия класси-фикации, которые приписывают вещам характеристики их структурных свойств и подчи-няются закону исключенного третьего) и «трансцендентальные термины» (телеологиче-ские понятия, объясняющие вещь через отсылку к началу или цели, каким-либо образом проявляющимся в ее форме): SpinozaB.Ethics// SpinozaB.CollectedWorks. Vol. 1. Prince-ton, 1985. P. 475-477 (II P40 S1)..

Еще одна история, на этот раз - о мозге: загадка пропавшей половины секунды.

Участниками ряда экспериментов стали пациенты, в кору головного мозга которых в медицинских целях были имплантированы электроды. Слабые электрические импульсы подавались на электроды и на участки кожи. В обоих случаях стимуляция воспринималась только когда ее длительность превышала 0,5 секунды: полсекунды, минимальный шаг восприятия. Если электрод в мозге включали за половину секунды до раздражения кожи, пациенты отмечали, что первым почувствовали импульс на коже. Исследователи пришли к заключению, что ощущение предполагает «обратную отсылку во времени» - иными словами, ощущение изначально организовано рекурсивно, а затем представляется в линейной форме перед тем, как оно будет перенаправлено вовне, чтобы принять участие в цепи сознательных воздействий и реакций. Мозг и кожа образуют резонирующий сосуд. Стимуляция обращается вовнутрь, вкладывается в тело, только в теле нет ничего внутреннего, потому что оно радикально открыто, оно впитывает импульсы быстрее, чем их можно воспринять, и, следовательно, вибрирующее событие оказывается целиком бессознательным, «из ума вон». Затем эта аномалия ретроспективно корректируется таким образом, чтобы подпадать под требования непрерывности, линейности и причинно-следственной связи, выдвигаемые сознанием Ретроспективный характер приписывания линейной причинности и логического следова-ния проанализирован Анри Бергсоном под названием «возвратного движения истины». См.: Bergson H. Creative Mind. N.Y., 1946. P. 27-28, 107-125..

Чем заполнена эта пропавшая половина секунды? Некоторые подсказки дает второй эксперимент.

Мозговая активность здоровых добровольцев фиксировалась электроэнцефалографом (ЭЭГ). Участников эксперимента просили сгибать палец, когда они захотят, и запоминать время принятия решения по позиции перемещающейся по кругу точки. Сгибание происходило через 0,2 секунды после принятия решения, но ЭЭГ регистрировал выраженную мозговую активность за 0,3 секунды до принятия решения. Снова отмечаем промежуток в полсекунды между событием в теле и его завершением в направленном вовне, активном выражении.

На предложение поразмышлять о следствиях всего этого для теорий свободной воли ученый Бенджамин Либет ответил, что «мы можем проявлять свободу воли не через наши намерения, а через их запрет, согласие с ними или иную реакцию на них» Цит. по: Horgan J. Can Science Explain Consciousness? // Scientific American. 1994. Vol. 271. No. 1. P. 76-77. Такжесм.: Libet B. Unconscious Cerebral Initiative and the Role of Conscious Will in Voluntary Action // Behavioral and Brain Sciences. 1985. Vol. 8. Issue 4. P. 529-566. В приложении к эссе Либета есть обширная подборка результатов полевых исследований..

Иными словами, половина секунды пропущена не потому, что это время ничем не занято, а потому что оно переполнено, избыточно по отношению к выполненному действию и приписанному ему значению. Воля и сознание взаимовычитаемы. Это ограничивающие, производные функции, которые упрощают сложность, слишком насыщенную для функционального выражения. Следует, в частности, отметить, что на протяжении загадочной половины секунды то, что мы называем «свободными», «высшими» функциями, такие как воля, очевидным образом выполняются автономными, «телесными» реакциями в мозге, но за пределами сознания, и, кроме того, между мозгом и пальцем, но до действия и выражения. Целеполагание по необходимости сопровождается и поддерживается его осознанием (cognition). Возможно, исследователи снеговика из первой истории не смогли найти мышление потому, что они искали не в том месте - в «разуме», а не в теле, активность которого они фиксировали. Разговор об интенсивности неизбежно приводит к возражению: такое представление включает отсылку к доре- флекторной, романтически незамутненной, реальности примитивного богатства опыта - элементу природы в нашей культуре. Но речь идет не об этом. Во-первых, нельзя назвать опытом что-либо происходящее вне сознания, в теле, непосредственно поглощающем свое внешнее. Во-вторых, воля, познание и, возможно, другие «высшие» функции обычно локализуют в сознании, понимаемом как загадочное вместилище ментальных сущностей, непонятным образом отделенных от тела и мозга, но в нашем случае эти функции присутствуют либо действуют в этой уже не такой незамутненной реальности. Резонанс предполагает обратную связь. «Высшие функции» переводятся из области квалифицированной формы/содержания (в которой определенные, способные к самовыражению личности взаимодействуют в соответствии с общепринятыми циклами воздействий-реакций, следуя при этом линейному времени) в область интенсивности и рекурсивной причинности. Тело не просто поглощает импульсы отдельных стимуляций, оно вкладывает в себя контексты, определения воли и познание, которые ни в коей мере не автономны. Интенсивность находится за пределами общественного, но и не предшествует ему - она включает социальные составляющие, но смешивает их с сущностями, принадлежащим к иным уровням функционирования, и соединяет их в соответствии с иной логикой. Почему так? Только потому, что след прошлых действий, включая след их контекстов, сохраняется в мозге и в плоти, но за пределами сознания и тела, понятых как квалифицируемые интериорности, активная и пассивная соответственно, дух как таковой и косная материя. Только потому, что прошлые действия и контексты сохранялись и повторялись, автономно воспроизводились, но не выполнялись, начинались и не завершались. Интенсивность - это зарождение (incipience), зарождающееся действие и выражение. Но интенсивность - не только зарождение. Она также запускает отбор: зарождается множество взаимоисключающих путей действия и выражения, но впоследствии все, кроме одного, будут подавлены, не смогут полностью актуализироваться. Толпа претендентов на актуализацию стремится к завершению в новом контексте отбора. Эта новизна означает, что зарождение не может быть только сохранением и воспроизведением прошлого - это зарождение тенденций, т.е. прошлого, открывающегося непосредственно в будущее без настоящего. Ведь настоящее потеряно вместе с половиной секунды, проходящей слишком быстро, чтобы ее можно было воспринять и чтобы она вообще случилась.

Это требует переработки нашего способа мышления о теле. То, что происходит слишком быстро, чтобы случиться, фактически, виртуально. Тело настолько же виртуально, насколько и реально. Виртуальное, эта напирающая толпа зарождений и тенденций, представляет собой сферу потенциального. В потенциальном будущность непосредственно соединяется с минувшим,

внешнее вложено, грусть радостна (потому, что побуждение к действию и выражению - это и есть жизнь). Виртуальное - проживаемый парадокс, в котором сосуществуют, сливаются, соединяются противоположности, в котором то, что не воспринимаемо (experienced), невозможно не ощутить (feel) - пусть даже в упрощенной или ограниченной форме. Ведь из этого напирающего множества возникнет единичное действие или выражение, которое будет зафиксировано сознанием. Безличное «воление» к возникновению, квалификации, к приобретению социолингвистического значения, к включению в линейные цепи воздействий-реакций, к превращению в содержание чьей-нибудь жизни - через подавление.

Поскольку виртуальное не проживается даже в тот момент, когда происходит, можно помыслить его как форму надлинейной абстракции, которая не подчиняется закону исключенного третьего, отличается по организации от конкретного действия и выражения тела, но неотделима от него. Тело настолько же абстрактно, насколько и конкретно; его действия и выражения на своей оборотной стороне словно развоплощаются в бестелесное, но при этом совершенно реальное измерение напирающих потенциалов.

Философ Анри Бергсон - предшественник многих из этих положений: мозг как центр неопределенности; сознание как вычитание и подавление; восприятие как попытка вкладывания развернутых действий, выражений и их контекста (situatedness) в измерение интенсивности или, иными словами, интенсионал, противопоставленный экстенсионалу; непрерывное удвоение реального тела в измерении интенсивности, понятом как внелинейная, сверхабстрактная сфера потенциального; присущая этой виртуальной сфере особенная структура времени, в рамках которой прошлое и будущее соприкасаются без опосредующего их настоящего, а причинность выстраивается особенным, рекурсивным образом; виртуальное, достигающее полной силы в начальном пространстве эмердженции, где полуактуальные действия и выражения вздымаются, подобно волнам, большая часть которых немедленно возвращается в море См., вчастности: Bergson H. Matter and Memory. N.Y., 1988..

Бергсона, вероятно, можно прочесть в паре со Спинозой. Одно из его базовых определений аффекта - это «состояние тела (corporisaffectiones) [иными словами, нечто захватывает тело, овладевает им. - Б.М.] и в то же время идея этого состояния» Spinoza B. Ethics. P. 493. Рус. пер. с лат. Н.А. Иванцова: Спиноза Б.Сочинения: в 2 т. Т. 1. СПб., 1999. С. 335. - Прим. пер. (курсив мой. - Б.М.). Все это кажется подозрительно похожим на Бергсона, если учесть, что «захваченное» тело описывается Спинозой как заполненное отсрочками-страстями, как существующее скорее вовне самого себя, скорее в отвлеченной (abstracted) деятельности действующей [на тело] вещи, и отвлеченном контексте действия, чем внутри себя, и, если к тому же учесть, что идея, о которой идет речь, - не только не находится в сознании, но и никоим образом не принадлежит «разуму».

Обратное воздействие элементов «более высоких» уровней организации на уровень эмердженции - ключ к переосмыслению аффекта. Специалист по философии науки Жильбер Симондон обнаруживает эти процессы даже на физическом уровне, где «зародыши» (germs) форм присутствуют в эмер- джентном измерении наравне с бесформенными элементами, такими как тропизмы (аттракторы), распределения потенциальной энергии (градиенты, характеризующие метастабильность) и нелокализованные отношения (резонанс). Согласно Симондону, измерение эмержденции, которое он называет «доиндивидуальным», невозможно истолковать в терминах формы, несмотря на то, что в него вложены ее «зародыши». Эмердеженцию можно проанализировать только как непрерывное, но в высшей степени дифференцированное, поле, которое находится «вне фазы» оформленных сущностей (т.е. имеет топологию и порядок причинности, отличные от «индивидов», возникающих из этого поля и возвращающихся в него) См.: Simondon G. L'individu et sa genиse physico-biologique. Paris, 1964, в особенности гла-ву 2 (анализ химии кристаллов). На протяжении всей своей работы Симондон произво-дит далекоидущую критику понятий формы и структуры в философии, естественных и социальных науках.. Зародышевую или «имплицитную» форму нельзя понимать как геометрические очертания или структуру. Скорее это связка потенциальных функций, локализуемых в виде выделяющейся области внутри большего поля потенциального. По мере того как эти области смещаются по отношению к другим, с которыми они находятся в напряжении, в каждой из них намечаются и сразу же стираются очертания или структура. В турбулентном супе вихрящихся потенциалов возникает нечто вроде пузырьков структурации. Области разделены скорее подвижными зазорами (thresholds), чем границами (boundaries). Симондон называет области потенциала «квантами», даже в тех случаях, когда они проявляются на макрофизическом уровне или уровне человека - отсюда и отсылки к атомам Simondon G. L'individuation psychique et collective. Paris, 1989. P. 99.. Упомянутые «области» настолько же абстрактны, насколько и актуальны, в том смысле, что они не определяют ограниченные пространства, а скорее являются подвижными различиями в открытом поле, характеризующемся воздействием его составляющих (аттракторы, градиенты, резонанс) друг на друга на расстоянии. Края области и всего поля (Вселенной) определяются дальностью совместного действия их элементов. Края в данном случае не будут очерчены четко, скорее их можно представить как постепенное, бесконечное угасание. Это поле отрыто в том смысле, что для него не существует внутреннего и внешнего. Оно предельно и беспредельно.

«Имплицитная» форма - это связывание потенциальных функций, вкладывание или контракция потенциальных взаимодействий (интенсионалов). Реализация этих потенциалов предполагает раскладывание(unfolding) в трехмерном пространстве и линейном времени - протяженность как актуализация, актуализация как выражение. Угасание, о котором говорилось выше, осуществляется в выражении. Пределы поля эмерджентности - это его реальное выражение. Имплицитную форму можно помыслить как присутствие суммы взаимодействий вещи, за вычетом самой вещи, в ее эффекте. Вещь как измерение реального становится независимой от своих отношений. Это высвобождение отношений - условие возможности обратного воздействия функции «более высокого» уровня. Повторимся, эмерджент- ность - это двусторонняя монета: одна сторона в виртуальном (автономия отношений), другая - в реальном (функциональное ограничение). То, что в данном эссе называется аффектом, оказывается именно такой двусторон- ностью, одновременным участием виртуального в реальном и реального в виртуальном, по мере того, как одно возникает из другого и возвращается в него. Аффект и есть эта двусторонность с точки зрения реальной вещи, выраженная в восприятиях и мыслях. Аффект - это виртуальное как точка зрения (при условии, что визуальная метафора используется с достаточной осторожностью). Ведь аффект - синэстетическая сущность, предполагающая участие нескольких чувств друг в друге: мера потенциалов взаимодействия живого существа определяется его способностью переводить аффекты из одного сенсорного режима в другой. Осязание и зрение - очевидные, но ни в коем случае не единственные примеры; интроцепция и, в особенности, проприоцепция также играют ключевую роль. Аффекты - это виртуальные синэстетические перспективы, укорененные в реально существующем, в единичных вещах, которые их воплощают (функционально определяют). Автономия аффекта - это его участие в виртуальном. Его автономия - это его открытость. Аффект настолько же автономен, насколько он освобождается от заключения в конкретном теле, для которого он становится витальностью, или потенциалами взаимодействия. Оформленные, квалифицированные, размещенные восприятия и мысли выполняют функции реальной связи или блокирования - это фиксация и замыкание аффекта. Эмоция - это самое интенсивное (в наибольшей степени контракционное) выражение этой фиксации(capture) - и того факта, что нечто всегда, с неизбежностью остается на свободе. Нечто остается неактуальным, неусвояемым любой частной, функционально определенной перспективной, но в то же время и неотделимым от нее. Вот почему все эмоции в той или иной степени сбивают с толку, и их традиционно описывают как выход из себя, до такой степени, что этот «сам» оказывается в непосредственном и непередаваемом соприкосновении с собой и своей витальностью. Если бы не было ускользания на свободу, избытка или остатка, бесконечного угасания, вселенная лишилась бы потенций, стала чистой энтропией, смертью. Реально существующие, структурированные вещи живут в том и посредством того, что освобождается от них. Их автономия - это автономия аффекта.

Высвобождение аффекта невозможно не ощутить как дополнение к восприятиям, фиксирующим его. Это побочное восприятие может быть точечным, размещенным в событии (например, внезапном осознании того, что радость и грусть - не такие, как предполагалось). Когда событие точечно, его, как правило, описывают в негативных терминах, таких как шок (внезапное прерывание функций действующей связи) Здесь можно провести параллель с работой Вальтера Беньямина о шоке и циркуляции об-разов. Сьюзен Бак-Морсс цитирует отрывки из «Проекта "Пассажи”» Беньямина о «мо-надологической структуре» и «диалектических образах». Эта структура - «силовое поле», проявляющее нелинейную темпоральность (конфликт между непосредственно со-общающимися «пред-историей» и «пост-историей», пропускающими настоящее, без ко-торого, тем не менее, противостояние между ними было бы невозможным: «чтобы мо-мент прошлого отозвался на актуальность настоящего, между ними не должно быть связи» (цит. по: Buck-Morss S.Dream-WorldofMassCulture: WalterBenjamin'sTheoryofModernityandtheDialecticsofSeeing// ModernityandtheHegemonyofVision. Berkeley, 1993. P. 312).. Но оно может быть и непрерывным, фоновым восприятием, сопровождающим любое, даже самое обыденное, событие. Когда непрерывность высвобождения аффекта выражается в словах, возникают в основном позитивные коннотации. Ведь это не что иное, как восприятие собственной витальности, чувство жизни, изменчивости (часто именуемой свободой). «Чувство жизни» - это непрерывное, неосознанное самовосприятие (неосознанное самоотражение или прожитая самореференциальность). Восприятие этого самовосприятия, его именование и осознание делает возможным анализ аффекта - в той степени, насколько возможно построение словаря для описания того, что невосприни- маемо, но чье освобождение от восприятия невозможно не ощутить, пока мы живы Великолепный анализ аффекта в терминах интенсивности, витальности, синестезии («амодального воспроятия») и бессознательного самоощущения см. в: SternD.Thelmer- personalWorldoftheInfant: AViewfromPsychoanalysisandDevelopmentalPsychology. N.Y., 1985..

Симондон отмечает эту связь между самоотражением и аффектом. Он даже распространяет способность самоотражения на всех живых существ - хотя трудно понять, почему результаты анализа не побуждают философа охватить все сущности, как живые, так и неживые Simondon G. L'individuation psychique et collective. P. 149.. (Разве резонанс - не род самоотражения?) Можно вычитать эту операцию и у Спинозы, в его определении идеи аффекции как следа - который порождает свои отголоски. Или даже более радикально: с его точки зрения, идеи сохраняют наиболее адекватное (в наибольшей степени самоорганизованное) выражение не в нас, но в разуме Бога. Однако Спиноза тут же определяет Бога как Природу (включающую в себя человека, искусственное, изобретенное). Делёз же намерен избавиться от Бога. Признак его философии, наиболее четко отделяющий его от современников, - представление о том, что идеальное - это измерение материи (также включающей человека, искусственное, изобретенное) См., вчастности: Deleuze J. Difference and Repetition. N.Y., 1994. P. 271-272; Deleuze J., Guattari F.A Thousand Plateaus. Minneapolis, 1987. P. 141..

Различие между живым и неживым, биологическим и физическим заключается не в наличии или отсутствии отражения, а в его непосредственности (directness). Наш мозг или нервная система осуществляют высвобождение отношений внутри интервалов инфра-восприятия, несмотря на то, что эта операция появляется из восприятия и возвращается в него. У более примитивных существ высвобождение осуществляется через распределенные по всему организму сети интероцептивных и экстероцептивных рецепторов, чьи импульсы не сосредоточены в мозге. Медуза, можно сказать, тождественна своему мозгу. У всех живых существ автономизация отношений осуществляется центром неопределенности (локализованной или распределенной по всему организму функции резонанса, которая выводит причинность из линейной траектории, чтобы ввести ее обратно, поменяв ее направление: от восприятия к реакции). На фундаментальном физическом уровне нет таких посредников Делёзобсуждаетвосприятие, мозгиматериюв: Deleuze J. Cinema 1: The Movement-im-age. Minneapolis, 1986 в главах 1 и 3 (в связи с философией Бергсона). Делёз и Гваттари обнаруживают связь между мозгом и хаосом в заключении к: DeleuzeJ., GuattariF. Whatisphilosophy? N.Y., 1994.. Пространство физической непосредственности виртуального и реального исследуется квантовой механикой. Подобно тому как «высшие» функции оказывают обратное воздействие - вплоть до субатомного уровня (т.е. положения и момента), - квантовая неопределенность устанавливает прямую связь. Она поднимается по фрактальным бифуркациям, пронизывая наложенные друга на друга уровни реальности и их границы. На каждом уровне она возникает в уникальном режиме, адекватном этому уровню. На уровне физических макросистем, рассмотренных Симон- доном, этот режим будет потенциальной энергией и элементом «игры», которую она вводит в детерминистические системы (в обобщенном виде этот момент выражен в «проблеме трех тел», столь любезной сердцу теории хаоса). На биологическом уровне это момент неопределенности, сопровождающий каждое восприятие, который сливается с конвертируемостью одного чувства в другое. На уровне человека это такая же неопределенность, устанавливающая прямую связь с мышлением, как это показывает возможность деконструирования любой структуры идей (выраженная, например, в теореме Гёделя или diffйrance Деррида). Каждый индивидуальный и коллективный человеческий уровень имеет свой «квантовый» режим. На физиологическом уровне к различным формам неопределенности в логических и означающих системах присоединяется эмоция, на политическом - сопротивление, призрак кризиса, преследующий капиталистические экономики и т.д. Эти режимы устанавливают прямые и обратные связи друг с другом, порождают отзвуки друг в друге, каждый - во всех.

Определение «квантовый» используется нами за пределами квантовой механики не как метафора (даже в области психологии человека). Каждый из уровней нуждается в рабочем понятии для объективной неопределенности, которая на субатомном уровне обозначается как «квантовая». Это предполагает анализ каждой формации как элемента так называемого неявного порядка(implicateorder) (термин Дэвида Бома), который пересекает все уровни и дублируется на каждом из них Bohm D., Hiley B.J. The Undivided Universe. L., 1993.. Аффект - подходящий общий термин для любого взаимодействия между неявным и явным порядком Главное отличие между этой точкой зрения и взглядами Лоуренса Гроссберга заключает-ся в том, что его подход не предлагает устойчивого различения между неявным и явным порядками (между виртуальностью и реальностью, интенсивным и экстенсивным). Ме-ган Моррис не пользуется термином «аффект», но ее анализ функции телеэкрана в фило-софском плане приближает ее подход к СМИ, к подходу, развиваемому здесь. В работе «EcstasyandEconomics (APortraitofPaulKeating)» она описывает образ на экране как триггер «фазы усиления (empowerment)», которая также оказывается «переходом» или «транспортом» не между местами, но между местом и не-местом, «иным местом»: «экран... - не граница между сопоставимыми местами или пространствами... То, что зримо «существует» там, «погруженное» в сияние - только лишь «что», относительное местоимение, фрагмент языка, отношение, которое «описывают ваши слова». Этоотно-шение - дружескоеразногласие» ^м.: Morris M. Too Soon, Too Late: History in Popular Culture. Bloomington, 1998. P. 90).. Возвращаясь к различию между физическим и биологическим: ясно, что не может быть четкой грани, отделяющей одно от другого, а также от человека. Аффект, как мысль или отражение, может быть распространен на любой уровень, при условии, что принята в расчет уникальная функциональность аффекта на этом уровне. Различие между мертвым, живым и человеком - это не вопрос формы или структуры и не вопрос свойств, которыми обладают материализации этих форм и структур, и не вопрос квалифицированных функций, выполняемых этими материализациями (т.е. их полезность или способность выполнять работу). Различия между родами вещей и уровнями реальности - это вопрос степени: способа, посредством которого режимы организации (такие как отражение) по-разному присутствуют на каждом уровне, за исключением предельных. Предельные уровни - это квантовофизический и человеческий, в том отношении, в котором он стремится к божественному или принимает себя за божественное (так происходит, когда в игру вступают понятия вечности, самотождественности и сущности). Ни один из пределов нельзя охарактеризовать как существующий, хотя каждый из них может быть реальным, но совершенно разными способами: квантовый предел производит окончательную (effective) реальность, а божественный производится в конечном итоге (effectively) как фикция. Между ними пролегает континуум существования, разделенный на уровни или регионы потенциального, между которыми нет границ, только подвижные зазоры.