В ходе изучения процессов социальных изменений, происходящих в обществе, сложились неоднозначные взгляды на направления развития территориальных общностей: от их распада в высокоурбанизированных обществах до констатации изменений в терминах теории трансформации. Так, некоторые исследователи, базируясь на противопоставлении традиционного и современного обществ, выдвинули гипотезу о возможном исчезновении территориальной общности как элемента социальной организации в урбанизированном обществе в результате передачи функций другим институтам и организациям и, как следствие, эволюционного перерастания, либо ассимиляции и слияния с обществом.

Некоторые исследователи считают, что современные территориальные общности характеризуются ослаблением связей, нарастанием чувства отчужденности, изолированности и стремлением к самоидентификации с другими (не территориальными) общностями. Тем не менее, небольшая территориальная общность (например, село) в современных условиях ослабления внешних связей сохраняет (а в ряде случаев и усиливает) внутренние Горяченко Е.Е. Территориальная общность в изменяющемся обществе // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Отв. ред. Т.И. Заславская, З.И. Калугина. Новосибирск: Наука, 1999. С. 512..

Мы полагаем, что существуют черты сельской жизни, которые остались относительно неизменными в разные периоды функционирования социально-экономических отношений, а так же те, которые изменились коренным образом.

Прежде всего следует отметить существенные сдвиги, которые произошли в сфере социально-экономических отношений. Сельское, как и остальная часть населения нашей страны долгое время жило в рамках раздаточной экономики.

Этот период характеризуется высоким уровнем развития сдаточно-раздаточных отношений, когда практически все финансовые и материальные ресурсы раздаются, а вся произведенная продукция сдается. Все трудоспособное население получало материальные условия жизни в основном по месту работы: денежный оклад, жилье, детские дошкольные учреждения, путевки в оздоровительные комплексы, пионерские лагеря, земельные участки для посадок и т.д. Это означало, что без участия в государственном производственном процессе население не могло иметь средств к существованию. Не имея работы, нельзя было получить прописку и жилье в городах, без прописки невозможно было получить бесплатное медицинское обслуживание и образование.

Занятое в общественном хозяйстве население осуществляло и денежные сдачи, например, в форме подоходного налога с населения. Этот платеж, хотя и назывался налогом, на самом деле представлял собой денежные сдачи на формирование жилищного сектора, квартиры из которых бесплатно раздавались «за службу или за условия службы».

Сегодня в Кыргызской деревне можно встретить то, что было здесь долгие годы, но можно встретить и совершенно новые явления, возникшие сравнительно недавно или воссозданные по образцам старой досоветской, досоциалистической деревни, по аналогии с зарубежной практикой жизни сельских сообществ. Современные крестьяне, сохранив свои старые традиции, оказались в совершенно новой обстановке социального пространства. Такая ситуация неизбежно ведет к формированию такого социального явления как социальная эксклюзия.

Термин «социальная эксклюзия» постепенно сложился в ходе изучения таких процессов, как бедность, маргинализация, лишение (депривация).

По выражению координатора одной из программ по борьбе с социальной эксклюзией в Европе, Г. Рума «индивидуумы страдают от социальной эксклюзии, когда: 1) находятся в невыгодном положении с точки зрения образования, квалификации, занятости, жилищных, финансовых ресурсов и т.д.; 2) их шансы получить доступ к основным социальным институтам, распределяющим эти жизненные шансы, существенно ниже, чем у остального населения; 3) подобные ограничения длятся во времени» Observatopy on National Policies to Combat Social Exclusion. 1989. 29 September^..

Социальная эксклюзия - это процесс маргинализации, связанной с ограниченным доступом к социетальным институтам интеграции. Это постмодернистский эквивалент бедности, состояние, когда меньшинство маргинализируется от общества средней массы ^{Абрахамсон П. Социальная эксклюзия и бедность // Общественные науки и современность. 2001, №2. С. 158-166.}.

Концепция социальной эксклюзии впитала в себя и недостаток прав, и ограниченный доступ к институтам, распределяющим ресурсы. В концепции социальной эксклюзии большое внимание уделяется гражданским правам или ограничению этих прав путем дискриминации от институтов социальной интеграции, в первую очередь от рынка труда, подчеркивается важность социальных услуг, способствующих интеграции, прежде всего таких, как образование и возможность трудиться.

Как отмечает Э. Гидденс, «исключение не обозначает градацию неравенства, но является механизмом, отдаляющим группы людей от главного социального потока» Giddens A. The Third Way. The Renewal of Social Democracy. Cambridge: Polity Press. </span>1998. Р. 104-105.. Э. Гидденс указывает на две основные формы социального исключения, проявляющиеся в современном обществе. Первая форма расположена на вершине социальной иерархии и связана с «добровольным исключением», элитным самоогораживанием. Вторая экстремальная форма - «жертв структурации» - сосредоточена внизу иерархии, является результатом структурных и культурных изменений общества и, по мнению, Э. Гидденса, угрожает социальному пространству и солидарности Там же. С.105..

Социальная эксклюзия (исключение) является характеристикой:

отношения государства к депривированным группам, испытавшим резкое снижение уровня материальной обеспеченности и социального статуса;

группового поведения, нацеленного на отождествление себя с бедными, признание экономической зависимости и закрепление практики выживания вне достижительных сценариев.

В рамках сельской общности в современных условиях наблюдаются одновременно два разнонаправленных процесса: интеграция и дезинтеграция. Итог их взаимодействия в каждой конкретной общности опосредуется степенью удовлетворенности жителей условиями жизнедеятельности, привязанностью к месту жительства, осознанием своей принадлежности к территориальной общности. В последние годы происходит стягивание пространства идентификации в точку вокруг своей семьи и близкого окружения. Подтверждением тому служат и высокая степень связанности людей со своим поселением, проблемы которого воспринимаются острее всего, и достаточно сильные семейно-родственные связи именно в границах своего поселения.

Сельское сообщество - микромир, который предопределяет непрерывность традиций социальной жизни, причем, чем больше число прожитых лет в общине, тем выше чувство принадлежности людей к пространству вокруг своего места жительства, более сильны внутренние социальные связи и взаимодействия.

Жизнеспособность сельских общин основывается на сильных коллективистских традициях. Эти эмоциональные связи, по-видимому, являются ценным культурным достоянием. Однако традиций недостаточно для соответствия современным проблемам. Вышесказанное позволяет обозначить тенденцию усиления значения факторов местного (общинного характера) в современной жизни Кыргызского села.

При всем многообразии мнений о путях и механизмах модернизации, о роли национальной элиты, вряд ли кто-то станет отрицать значимость «человеческого фактора» для успешного продвижения в этом направлении. Да, роль элиты бесспорно, велика, но именно скромные «социальные акторы» «делают» модернизацию, именно на этом фронте определяется успех или провал модернизационного проекта. В научном дискурсе этот тезис находит свое отражение в признании роста социального, человеческого капитала, доверия и пр. в качестве приоритетного направления модернизации. Поэтому хотелось бы обратить внимание на тот социальный контекст, в котором протекают процессы модернизации, и, в частности, на последствия углубления социального неравенства в современном кыргызском обществе.

В современном кыргызском обществе существует колоссальный разрыв в обеспеченности различных групп населения экономическими, социальными, культурными, властными, квалификационными и иными видами ресурсов. А значит, некоторая часть кыргызского населения не просто бедна - она оказалась на периферии социального пространства, практически утратив связи с остальной частью общества. И в этом случае можно говорить о его социальном исключении (социальной эксклюзии), под которым Э. Гидденс понимал «механизм, отделяющий группы людей от главного социального потока».

Социальная эксклюзия углубляется в тех случаях, когда разрушается социетальность, возникает аномия и нарастает дисфункциональность социальных институтов. Именно это и произошло в конце 90-х гг. ХХ в. в России. В ситуации крайне высокой степени поляризации современного кыргызского общества мы, несомненно, можем наблюдать характерные признаки социальной эксклюзии - когда определенная часть населения, оказавшись внизу «социальной лестницы» уже практически не в состоянии выбраться из этого поистине безвыходного положения. Усиление экономического и социального неравенства сопровождается социокультурным расколом и является серьезной угрозой его стабильности. Вполне вероятно, что непринятие мер по преодолению исключения может привести к тому, что часть населения будет выпадать из процессов общественного развития, скатываясь в состояние стагнации и полной социальной зависимости.

Отечественные ученые дают разные количественные оценки распространенности социальной эксклюзии. Пожалуй, наиболее пессимистичен Ф. Бородкин, по мнению которого свыше 50% населения России - исключенные, то есть люди, вынужденные существовать на обочине жизни, не будучи включены в активные трудовые, социальные, политические, культурные процессы.

Более адекватным представляется предположение Н.Е. Тихоновой о масштабах социальной эксклюзии в кыргызском обществе, которая, основываясь на данных общекыргызского репрезентативного исследования Академия Наук, называет цифры 12-13%. Весьма интересное исследование Н.Е. Тихоновой подтвердило гипотезу автора о том, что «существует тенденция качественного изменения социальной структуры кыргызского общества»; автор отмечает «возникновение в нем гораздо более широкого слоя исключенных, чем просто привычная бедность». Однако в своих более поздних работах Н.Е. Тихонова и Н.М. Давыдова корректируют прежнюю оценку и относят к исключенным уже 30-35% населения, скептически оценивая возможность сокращения глубины социального неравенства в современном кыргызском обществе.

Аналогичные результаты показывают данные мониторинга общественного мнения Левада-Центра: в 2012 г. к низшему слою общества отнесли себя от 12 до 14% опрошенных; именно в этой социальной группе и наблюдается концентрация множества проблем: постоянно испытывают напряжение и раздражение 48%, страх и тоску - 13% опрошенных. Материальное положение семей в этой группе чаще всего оценивается как плохое - 62% или очень плохое - 19%; 23% респондентов так и не смогли приспособиться к новым социальным реалиям, а 38% свыклись с постоянной депривацией, когда им приходится отказывать себе практически во всем ради выживания. Неудивительно, что 40% выразили свое отношение к сложившейся ситуации словами: «терпеть наше бедственное положение уже невозможно», а 25% отмечают безысходность и отсутствие жизненных перспектив.

Здесь уместно упомянуть исследования Г. Зиммеля, объектом которых являлся современный большой город. В первую очередь Г. Зиммеля интересует воздействие условий жизни в большом городе на процессы индивидуализации. Для образа жизни людей в больших городах характерны замкнутость и обособленность. Это продиктовано условиями жизни в городе - большой численностью и скученностью населения, высокой частотой контактов. Житель большого города обращается с людьми как с вещами, имеющими функциональное значение. Интенсивность давления со стороны людской массы вызывает стремление индивида к замкнутости и обособленности. Житель города сосредоточен прежде всего на самом себе. В основе этой замкнутости лежит не просто безразличие, а, как полагает Г. Зиммель, «некоторое отвращение, взаимная отчужденность», которые «при близком соприкосновении тотчас переходят в ненависть и борьбу».

Замкнутость, взаимная отчужденность и антипатия - обратная сторона, необычайной свободы, которой пользуется житель большого города. В отличие от небольших территориальных образований, большой город предоставляет индивиду огромный спектр возможностей для реализации своей индивидуальности и личной ответственности. И эта тенденция не в меньшей степени присуща городской жизни, чем тенденция к обезличиванию.

Еще более жестко характеризует современный город Ж. Бодрийар. Анализируя проблемы стихийного насилия, которое захлестывает большие города, Ж. Бодрийар видит его причину в ненависти, которая переполняет городских жителей. Носители ненависти - человеческие «отбросы», которые производят современные большие города. Превращение человека в «отбросы» естественно вызывает у него ненависть. Однако это превращение происходит не по чье-то злой воле, а согласно внутренней логике существующей «системы». И ненависть, вызываемая этим превращением, не имеет и не может иметь определенного объекта, «направления», - то есть она бессмысленна, иррациональна. Ж. Бодрийар отмечает: «материальные, количественные отбросы ... - это всего лишь симптом качественных, человеческих, структурных отбросов, образующихся в результате предпринимаемой в глобальном масштабе попытки идеального программирования, искусственного моделирования мира, специализации и централизации функций и распространения по всему миру искусственных построений». Кажется, что Ж. Бодрийар говорит именно о социальной эксклюзии, которая выбрасывает «за борт» тех, кто не смог вписаться в новую реальность постмодернистского мира. Вероятно, социокультурные условия города будут способствовать социальному исключению, разрушая социальные связи между людьми.

В небольших же общностях характер отношений между людьми иной (здесь сразу вспоминается работа Ф. Тенниса «Общность и общество»; черты «общества» характерны прежде всего для крупных городов, а признаки «общины» скорее обнаруживаются в сельской местности

В (пост)современном урбанизированном обществе село в целом оказалось вытесненным на периферию, исключенным из «мейнстрима» социокультурного процесса. Сельская местность в сравнении с городской отличается более тяжелыми (менее комфортными) условиями жизни, более напряженной ситуацией на рынке труда. Передача объектов социальной сферы на балансы местных администраций, не располагающих достаточными финансовыми и материально-техническими ресурсами на их содержание и развитие, привела к сокращению деятельности и закрытию в ряде сельских поселений учреждений культуры, образования, здравоохранения; резко сократилось строительство новых объектов социальной сферы. Не случайно именно отсутствие развитой социальной инфраструктуры является основным фактором эксклюзии в сельской местности. Особенно неблагоприятная в этом смысле ситуация складывается в мелких поселениях слабоурбанизированных, периферийных районов.

Таким образом, социокультурная среда выступает фактором, определяющим как возможности, так и ограничения доступа индивидов к ресурсам. Социкультурные феномены и процессы, свойственные городскому образу жизни, - индивидуализация и анонимность, замкнутость и обособленность жителей - становятся питательной средой эксклюзии. Важнейшим фактором исключения в условиях города является разрыв социальных сетей, одиночество; в частности, социальное исключение здесь испытывают мигранты, пожилые и молодые люди, утратившие социальные связи. Сельская эксклюзия тесно связана с территориальной эксклюзией и отсутствием развитой социальной инфраструктуры.

Однако люди, проживая в схожих условиях, далеко не всегда оказываются в одинаковой ситуации в смысле социальной эксклюзии / инклюзии. Поскольку с позиций ресурсного подхода считается, что результаты исключения будут тем более угрожающими, чем менее доступны ресурсы, необходимые для социальной инклюзии, мы попытались классифицировать индивидов (группы) по степени социального исключения в соответствии с их ресурсной обеспеченностью.

Опираясь на теорию капиталов П. Бурдье, в которой он рассматривает капитал как ресурс и в качестве основных форм выделяет «три большие группы, три категории капиталов», мы предлагаем классифицировать индивидов (группы) по наличию экономического, культурного и социального ресурсов. П. Бурдье идентифицирует экономический, культурный, социальный и символический (как разновидность социального) капиталы, утверждая, что их распределение в пространстве социальных отношений детерминирует социальное поведение людей.

В.В. Радаев, анализируя различные подходы к понятию «капитал» в экономико-политическом дискурсе, определяет его как «накапливаемый хозяйственный ресурс, который включен в процессы воспроизводства и возрастания стоимости путем взаимной конвертации своих разнообразных форм». Далее автор - на основе взглядов Бурдье и Коулмана - выделяет следующие формы капитала: экономический, физический, культурный, человеческий, социальный, административный, политический, символический.

Культурный капитал в инкорпорированном состоянии воплощается в форме «длительных диспозиций ума и тела», саморазвития, усвоения культуры. В объективированном состоянии он выражается в виде «культурных благ», материальных предметах, становящихся знаками и символами в социальной коммуникации; в институционализированном состоянии - в виде образовательных квалификаций. Другими словами, культурный капитал - результат социализации, образования и воспитания, воздействия среды, выражающийся через язык, особенности поведения и проч. Социальный капитал формируется на основе сети социальных связей, необходимых для получения и передачи информации, экономии ресурсов, взаимного обучения правилам поведения и т.д. Главной становится принадлежность к некоей группе людей, степень включенности в нее и возможность и умение пользоваться ее ресурсами. Символический капитал - право интерпретировать, навязывать мнение другим, имя и репутация.

«В случае если соотношение капиталов идентично или схожее, наблюдаются схожие диспозиции и социальные практики», а различия в соотношении данных капиталов служат предпосылками для социальной дифференциации. Также весьма важным для нас является представление о капитале, как о динамическом ресурсе, что выражается в накоплении и конвертации - перетеканию его форм друг в друга.

Концепция неэкономических форм капитала П. Бурдье, таким образом, развивает классическое представление о ресурсах человека, влияющих на его социально-экономический статус и стратегии преодоления жизненных трудностей. Раскрывая особенности ресурсного подхода как новой теоретико-методологической парадигмы в исследовании социальной стратификации, Н. Е. Тихонова подчеркивает его плодотворность для изучения социальной структуры современного кыргызского общества. В своей работе она указывает на то, что в настоящее время в различных концептуальных дискурсах актуализируется «превращение многих характеристик индивида, не выступавших еще 50-70 лет назад в массовом масштабе как значимые виды ресурсов, в современном обществе в активы, прямо влияющие на экономическое положение, жизненные шансы и угрожающие индивиду риски».

С позиций ресурсного подхода мы рассматриваем социальную эксклюзию как отсутствие у индивида или группы того или иного вида капитала, который может стать ресурсом для преодоления эксклюзии. Мы выделяем три вида ресурсов наличие или отсутствие которых являются по нашему мнению ключевым для отнесения индивида (группы) к категории исключенных:

§ Экономические ресурсы -- обладание материальными благами, к которым относятся деньги и товары. Показателями здесь могут служить уровень материального благополучия, динамика положения домохозяйства за последние 5 - 10 лет, наличие и благоустроенность жилья, стабильная оплачиваемая работа и пр.

§ Культурные ресурсы -- образование и культурный уровень индивида, выражающийся через язык, особенности поведения и пр. как результат социализации. На наш взгляд, здесь важны соответствие культурного и образовательного уровня нормальному для данного сообщества; доступность обычных в данной культуре форм досуговой деятельности; самоидентификация (субъективное восприятие ситуации исключения, определение себя как исключенного или как интегрированного в сообщество); установки («жертва обстоятельств» / «активный деятель»).

§ Социальные ресурсы -- связанные с принадлежностью к группе людей, степень включенности в нее, возможность и умение пользоваться ее ресурсами (родственные, дружеские связи, соседство, сообщество).

При соответствии индивида (группы) по большинству этих показателей норме для изучаемого сообщества, можно считать, что у него имеется данный вид ресурса. Если же большинство показателей ниже принятого в данном сообществе, то будем считать, что ресурс отсутствует.

Таким образом, социальная эксклюзия обусловлена отсутствием у индивида (группы) экономического, социального и культурного капитала, который может стать ресурсом для ее преодоления. Эмпирические исследования автора позволили выделить восемь типов индивидов (групп) по степени эксклюзии/инклюзии с различной комбинацией доступных им ресурсов. Один из типов находится в благополучной ситуации и не подвержен риску эксклюзии (обеспеченность всеми типами ресурсов); у трех - риск исключения есть, хотя он и не столь высок (отсутствие одного из трех типов ресурсов); еще три находятся в зоне высокого риска (два из трех типов ресурсов отсутствует) и еще один, безусловно, подвержен эксклюзии (полная ресурсная необеспеченность). Чем менее индивид или группа обеспечены ресурсами, тем выше вероятность их социального исключения и, соответственно, тем больше они нуждаются в содействии для компенсации недостающих ресурсов.

Сегодня, когда огромное значение приобретают развитие институтов гражданского общества и четко артикулированная государственная политика, направленная на развитие человеческого потенциала, причем во всех социальных группах без исключения. Типология социальной эксклюзии, основанная на территориальном и ресурсном подходах, может иметь большое практическое значение при разработке системы мер, способствующих социальной инклюзии уязвимых групп населения. Декларируемая роль России в качестве социального государства должна найти свое реальное воплощение прежде всего в целостной концепции социальной политики, способствующей социальной интеграции и повышению уровня и качества жизни населения страны.

2. Государственная политика Кыргызстана по преодолению бедности

2.1 Уровень жизни населения КР: социально-экономические измерения уровня жизни населения