Новая модель роста для российской экономики

Стимулирующие меры -- стандартное средство контрциклической политики, оправданное при краткосрочном спаде (как в 1998 или 2008-2009 гг.). Однако если мы вступили в период длительного снижения цены на нефть, то вызванное этим масштабное сокращение внутреннего спроса невозможно компенсировать за счет денежного или бюджетного стимулирования. Так, в октябре -- ноябре 2014 г., в условиях дешевеющей нефти, даже повышение базовой ставки Банка России не остановило переток денег на валютный рынок. Чистый отток капитала в октябре, по оценкам, достиг 28 млрд долл. -- больше, чем суммарный отток на 2014 г., прогнозировавшийся ЦБ РФ. Этот процесс удалось затормозить, только ограничив предоставление банкам ликвидности. Ясно, что смягчение денежной политики привело бы лишь к дополнительному оттоку капитала, а не к увеличению внутреннего спроса. Представляется, что предложения использовать стимулирующие меры -- пример стандартных рекомендаций, не работающих в нынешней нестандартной ситуации.

Отнесенные ко второй группе меры, связанные с увеличением бюджетных расходов и финансированием крупных дополнительных проектов, нацелены на замещение приходящих извне ресурсов другими источниками и в основном предполагают передачу этих ресурсов государственным компаниям. Это означает, что речь идет скорее о попытках сохранить старую, чем построить новую модель роста. Кроме того, при реализации мер рассматриваемой категории возникают серьезные ограничения. Во-первых, источником их финансирования сейчас выступают в основном сбережения, накопленные в ФНБ в период устойчивого улучшения нефтяной конъюнктуры, иными словами, остатки (достаточно ограниченные) поступивших извне сверхдоходов. Следовательно, результатом может стать лишь краткосрочное оживление производства до исчерпания резервных ресурсов. Во-вторых, как показывает анализ международного опыта, реализация инфраструктурных проектов положительно влияет на экономический рост преимущественно в период их проведения, после чего нельзя рассчитывать на его заметное ускорение (Warner, 2014). Наконец, в-третьих, государственные инвестиции ускоряют рост лишь при условии жесткого общественного контроля над их эффективностью (здесь нам предстоит сделать очень многое) -- низкое качество и завышенная стоимость сводят их положительное воздействие на нет (Morozumi, Veiga, 2014). Вспомним, что в последние 10-15 лет существования СССР, несмотря на очень высокую норму накопления (27-30% ВВП) и реализацию мегапроектов (например, БАМа), рост российской экономики последовательно замедлялся (Пономаренко, 2002).

В целом можно заключить, что реализация крупных проектов может продлить на некоторое время срок действия «ресурсной» модели. Однако, учитывая, что реформы, как правило, проводятся, когда в них появляется крайняя необходимость, реальным результатом второй группы мер станет задержка с началом создания новой модели роста, то есть потеря остродефицитного времени.

Примером мер, направленных на улучшение инвестиционного климата и условий для бизнеса, могут служить «дорожные карты» в рамках Национальной предпринимательской инициативы (НПИ), предусматривающие устранение ключевых ограничений для деятельности бизнеса. Так, одна из них предполагает сокращение числа административных процедур, необходимых для получения разрешения на строительство, с 51 в 2012 г. до 11 в 2018 г., а время их прохождения -- соответственно с 423 до 56 дней. Успешная реализация таких мер могла бы сделать Россию существенно более привлекательной для инвесторов. Однако решить поставленные задачи крайне сложно, поскольку результаты будут определяться не только и даже не столько изменениями в нормативной базе, сколько практическими действиями работников органов власти всех уровней по всей стране. В силу этого совершенствование нормативной базы должно сопровождаться серьезным улучшением системы государственного управления. В противном случае эти реформы могут повторить судьбу обновленной версии Таможенного кодекса, принятого в 2003 г. При его разработке, как и в рамках нынешних «дорожных карт», были сформулированы амбициозные количественные цели по облегчению таможенного оформления при экспорте и импорте. Тем не менее в 2008 г. Россия занимала по этому показателю лишь 155-е место среди 178 стран в рейтинге ведения бизнеса Всемирного банка¹¹.

Подводя итог, можно сказать, что меры, которые обсуждаются или реализуются сегодня, не соответствуют масштабам проблем, стоящих перед российской экономикой. Содержанием новой модели роста должно стать создание сильной мотивации к повышению эффективности как для компаний, так и для системы государственного управления. Деятельность последней необходимо максимально ориентировать на формирование благоприятных условий для экономического развития и минимизацию всех видов экономических и институциональных рисков.

Сложность исходных условий, в которых предстоит решать поставленную задачу, можно проиллюстрировать на ряде примеров.

Госуправление

1. Чем больше численность занятых в секторе госуправления в российских регионах, тем хуже их экономические показатели (Libman, 2012). Можно предположить, что такая парадоксальная связь обусловлена ростом регуляторного бремени по мере увеличения численности бюрократии.

2. Анализ факторов, определявших вероятность переназначения губернаторов российских регионов в 2005-2010 гг., не выявил их значимой зависимости от экономических результатов региона (Reisinger, Moraski, 2013). В то же время А. Яковлев (2015) указывает, что в Китае продвижение региональных руководителей определяется прежде всего результатами, достигнутыми территориями под их руководством, что, вероятно, обеспечивает блестящие показатели роста страны.

3. Согласно Указу Президента РФ № 1199 от 21.08.2012 г., при оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов РФ одним из критериев выступает уровень безработицы. Теоретически его можно снизить, создавая условия для развития бизнеса, однако на практике нередко используют более простой способ -- вводят неформальные ограничения на увольнение работников. Тем самым становятся невыгодными, а значит, блокируются многие проекты модернизации производства.

4. Один из важнейших стимулов для региональных и муниципальных властей при создании благоприятных условий для бизнеса -- заинтересованность в расширении налоговой базы для увеличения собственных бюджетных доходов. Однако этот стимул перестает действовать, если при повышении собираемости налогов сокращаются трансферты из центра. Эконометрический анализ распределения трансфертов между муниципалитетами не позволяет отвергнуть гипотезу о такой компенсации (Alexeev, Kurlyandskaya, 2003). Для решения этой проблемы при распределении федеральных трансфертов между регионами был разработан достаточно эффективный механизм объективного расчета трансфертов на выравнивание бюджетной обеспеченности, однако в последнее время его удельный вес сокращается по сравнению с другими, «неформальными», что может снижать стимулы для регионов.

Бизнес

1. По защищенности прав собственности Россия занимает 120-е место среди 144 оцениваемых стран (ВЭФ, 2014). Понятно, что простота захвата чужой собственности снижает стимулы для инвестиций -- успешное развитие повышает вероятность потерять бизнес или создает необходимость «откупаться».

2. По степени регуляторной нагрузки на бизнес Россия занимает 111-е место из 144 (ВЭФ, 2014).

3. В совместном исследовании Всемирного банка и ГУ--ВШЭ показано, что в каждой отрасли российской промышленности разрыв в уровне производительности труда между 20% лучших и 20% худших предприятий составляет 10-20 раз (Голикова и др., 2007). На предприятия-аутсайдеры приходится незначительная часть выпуска, но существенная доля материальных ресурсов и занятости. Это подтверждает широкое распространение в российской экономике мягких бюджетных ограничений. Использование большого набора средств, помогающих выживать всем предприятиям, можно образно назвать «промышленным патернализмом».

4. По уровню инновационной активности Россия отстает не только от наиболее развитых стран, но и от всех стран с формирующимся рынком (табл. 7)¹². Это свидетельствует об очень слабых стимулах у российских компаний повышать эффективность своей деятельности.

Таблица 7

Показатели инновационной деятельности, 2012 г

Источник: Индикаторы инновационной деятельности, 2014.

Фундаментальный характер задач, которые необходимо решить для построения новой модели экономического роста («модели стимулирования роста» -- МСР), означает, что необходимо не просто принять отдельные меры по его стимулированию, а провести глубокие изменения в экономической политике и в системе государственного управления, внедрив в них сильные стимулы к повышению эффективности. Невозможно в рамках отдельной статьи дать развернутые предложения по всем возникающим при этом проблемам -- мы намечаем лишь общие направления действий. Ниже перечислены ключевые задачи, которые нужно решить для построения МСР.

Отметим, что практически по каждому направлению выработаны конкретные предложения, реализация которых могла бы обеспечить серьезный прогресс¹³. Более того, по многим ключевым проблемам уже определены серьезные меры, которые в ряде случаев должны были быть исполнены еще полтора-два года назад¹⁴. Однако анализ показывает, что они либо до сих пор не реализованы, либо исполнены лишь формально. Вряд ли сейчас нужно изобретать новые меры -- важнее понять, почему не проводятся в жизнь или не дают результата ранее предложенные реформы и что необходимо сделать, чтобы они начали работать. В таблице 8 приведены важнейшие задачи, которые нужно решить для построения «модели стимулирования роста», и уже предложенные меры (в правом столбце).

Таблица 8

Задачи и меры, требуемые для создания основы «модели стимулирования роста»

* Бюджетное Послание Президента Российской Федерации о бюджетной политике в 2014-2016 годах. www.kremlin.ru/acts/18332.

Разумеется, не следует считать, что указанных в правом столбце таблицы 8 мер достаточно для достижения поставленных целей, речь идет об обозначении вектора, в котором требуется развернуть экономическую политику. Важно зафиксировать, что большинство задач уже осознаны как приоритетные и намечены подходы к их решению. К сожалению, большинство этих мер не реализуется, в отличие от мер, предусматривающих дополнительные государственные расходы или инвестиции. Однако без повышения качества государственного управления реализация финансируемых государством проектов в лучшем случае даст ограниченный по размерам и во времени эффект.

В качестве примера приведем концепцию реформы правоохранительной системы, подготовленную Институтом проблем правоприменения (2013) для Комитета гражданских инициатив.

Диагностический анализ, проведенный Институтом проблем правоприменения, выявил следующие системные причины постоянного снижения качества выполнения правоохранительной функции:

· избыточная централизация правоохранительных ведомств;

· преобладание вертикальной иерархической координации;

· множественность параллельных вертикалей управления;

· сохраняющаяся «палочная» система оценки, порождаемая централизованным управлением;

· отсутствие внешнего контроля, связи с местными сообществами и гражданскими властями.

Разработанная концепция реформирования правоохранительных органов включает три основных направления:

1. оптимизация управления правоохранительными структурами;

2. освобождение их от непрофильных функций и за счет этого сокращение численности;

3. реформа системы оценки и контроля деятельности правоохранительных органов.

В качестве ключевого шага реформы предлагается создать трехуровневую полицию -- федерального, регионального и муниципального уровней -- с соответствующими каждому уровню полномочиями, обязанностями и подотчетностью. В целом концепция предлагает систему взаимосвязанных мер с целью ориентировать правоохранителей на решение выявленных проблем при сохранении всех необходимых функций правоохранительной системы и ее работоспособности.

Примером задачи, требующей комплекса взаимодополняющих мер, может служить изменение устойчивой тенденции к снижению доли валовой прибыли в структуре ВВП. Это особенно трудно в условиях сокращения рабочей силы, создающего дополнительное повышательное давление на оплату труда. Необходимо, во-первых, избавляться от избыточной занятости там, где она есть; во-вторых, по возможности увеличивать предложение труда; в-третьих, пытаться не допустить опережающего повышения зарплаты по сравнению с ростом производительности труда. Анализ показывает, где имеются резервы для решения этих проблем:

· численность занятых в бюджетном секторе явно избыточна (по их числу на 1000 человек населения Россия превосходит как развитые страны, так и страны с формирующимся рынком);

· в последние годы резко повышалась зарплата в ряде отраслей государственного сектора, что затем распространялось на всю экономику;

· в России установлен едва ли не самый низкий среди сопоставимых стран пенсионный возраст.

Исходя из этого, можно предложить следующий комплекс мер:

· отказ от повышения зарплаты в бюджетном секторе, которое не увязано с ростом его производительности;

· оптимизация численности занятых в бюджетном секторе;

· переход от борьбы с безработицей (размеры которой вряд ли будут значимыми) к борьбе за конкурентоспособность;

· повышение мобильности и расширение переобучения рабочей силы;

· совершенствование механизмов регулирования миграции в интересах привлечения необходимых рынку труда работников;

· поэтапное повышение пенсионного возраста.

Необходимо восстановить доверие инвесторов и к макроэкономической устойчивости российской экономики, и к политике институциональных изменений. К обоим направлениям относится, в частности, решение долгосрочных проблем пенсионной системы. Их острота определяется, во-первых, тем, что долго обсуждавшиеся изменения в пенсионной системе, вступающие в силу в 2015 г., не решают проблему старения населения; во-вторых, замораживанием на два года накопительной системы, еще более усугубляющим долгосрочные дисбалансы. Инвесторы хорошо понимают, что без энергичных мер по их устранению пенсионные проблемы в будущем придется решать за счет повышения налогов, что дополнительно ослабляет их стимулы вкладывать средства в российскую экономику. Конкретные подходы к проведению действенной пенсионной реформы предлагались неоднократно (см.: Стратегия-2020, 2013; Кудрин, Гурвич, 2012; Гурвич, 2011).

Формирование доверия к действиям правительства увеличит горизонт принятия решений как бизнесом, так и гражданами. Однако для этого власть должна избегать непоследовательных действий, когда объявленные меры вскоре отменяются или пересматриваются.

Особенно важно восстановить доверие инвесторов к перспективам улучшения условий ведения бизнеса в России. В качестве общего принципа можно, например, объявить длительный мораторий на ухудшение деловой среды. При крайней необходимости можно принять изменения, имеющие косвенные негативные последствия для нее, но это должно компенсироваться другими мерами, обеспечивающими весомые выгоды для бизнеса.

Важно поддержать ранее сформировавшиеся тенденции, в частности заимствование передовых технологий. Этот путь признан наиболее эффективным для повышения производительности в странах, находящихся на нашем уровне развития. Надо сознавать, что ни одна страна не в состоянии самостоятельно заново создать все технические новинки. Так, суммарные расходы на исследования и разработки десяти стран-лидеров более чем в 30 раз превышают расходы России на эти цели (расчет по ППС).

Как отмечалось выше, для построения новой модели роста нужно существенно изменить образ действий и органов исполнительной власти, и бизнеса. Однако на начальном этапе ведущую роль должна принять на себя власть, от которой потребуется:

· создать новую систему стимулов в рамках системы государственного управления;

· начать формирование по-настоящему рыночной среды для бизнеса;

· показать на своем примере, как можно подходить к сокращению издержек и повышению операционной эффективности.

Решение перечисленных в таблице 8 задач позволит сделать большой шаг в направлении построения новой модели роста, не зависящего от притока внешних ресурсов. Усиление стимулов создаст спрос компаний на инновации (которые могут частично удовлетворяться благодаря импорту современного оборудования, а частично -- за счет собственных разработок). Повышение эффективности бюджетных расходов даст возможность выполнять обязательства государства без увеличения налоговой нагрузки, а сокращение производственных издержек увеличит как прибыль, так и оплату труда, расширяя спрос и создавая возможности для дальнейшей технологической модернизации. Потенциал ускорения роста российской экономики при реализации намеченной программы очень велик.

Прямые потери от неэффективной антимонопольной политики составляют не менее 2,5% ВВП (РАНХиГС, 2012). Значительный выигрыш связан с перераспределением ресурсов в более эффективные производства за счет устранения мягких бюджетных ограничений. Оптимизация распределения ресурсов может повысить общую факторную производительность Китая на 30-50%, а Индии -- на 40-60% (Hsieh, Klenow, 2009). Представляется, что для России соответствующий потенциальный выигрыш был бы не меньше. Потенциал дополнительного роста российского ВВП в случае успешного проведения комплекса структурных реформ (регулирование товарных рынков, рынка труда, налогов на труд и пенсионной системы) оценен на уровне 6% за пять лет и 13% за десять лет (Bouis, Duval, 2011). ). Огромны возможности экономии бюджетных средств: так, оценки потерь при проведении госзакупок достигают 1 трлн рублей в год. При этом значимый эффект может быть получен только в случае энергичной реализации широкой программы согласованных и взаимодополняющих реформ, а не отдельно взятых мер. В частности, невозможно добиться положительного эффекта от реформ без достаточной защиты собственности (Christiansen et al., 2009). Худшее, что можно сделать, -- свернуть всю поддержку производства, сохранив при этом давление на бизнес и избыточное госрегулирование.

Предлагаемый путь построения новой модели роста трудный, требует большой политической воли, в том числе проведения непопулярных реформ. Однако мы убеждены, что альтернативы этому курсу нет.

Подведем итоги.

1. В России сформировалась модель экономического роста, ориентированная на превращение нефтегазовых сверхдоходов (их общая сумма за 2000-2013 гг. превысила 2 трлн долл.) во внутренний спрос. Она обеспечила быстрый рост производства, рекордное увеличение зарплаты во всех отраслях и социальных трансфертов, повышение макроэкономической стабильности. Однако бизнес-стратегии оказались ориентированы на расширение производства, а повышение эффективности не стало приоритетной задачей.

2. В ближайшие годы нельзя надеяться на возвращение идеальных условий, в которых сформировалась «модель импортированного роста». Соответственно нет шансов на выход российской экономики из стагнации без создания новой модели роста.

3. Проблемы нашей экономики носят хронический характер и не могут быть решены отдельными мерами, такими как смягчение денежно-кредитной или бюджетной политики. Причины этих проблем в слабости рыночной среды, вызванной доминированием государственных и квазигосударственных компаний, имеющих искаженную мотивацию по сравнению с обычной рыночной логикой и «неформальные» отношения с государством.

4. Меры, которые обсуждаются или реализуются сегодня, не соответствуют масштабам проблем, стоящих перед российской экономикой. Большая их часть предполагает расширение тем или иным способом внутреннего спроса, что позволит лишь ненадолго продлить действие старой модели роста, но не способствует формированию новой модели.

5. Содержанием новой модели роста должно стать создание сильной мотивации к повышению эффективности как для бизнеса, так и для системы государственного управления. Требуется радикально ослабить бремя госрегулирования и защитить права собственности. Необходимо обеспечить жесткую и равную рыночную ответственность всех компаний за результаты своей деятельности независимо от их принадлежности, отказавшись от «промышленного патернализма».

6. Ряд шагов, необходимых для построения новой модели роста, предусмотрен указами президента РФ и другими нормативными документами. К сожалению, большинство из них не выполняется или выполняется лишь формально, в отличие от активно принимаемых решений о выделении средств на реализацию тех или иных государственных проектов.

7. Потенциал ускорения роста российской экономики при реализации намеченной программы очень велик, однако для этого требуется энергично проводить целый комплекс реформ, а не ограничиваться набором отдельных мер.

Список литературы

1. Бессонова Е.В. (2010). Влияние внутренней конкуренции и иностранных инвестиций на эффективность российских промышленных предприятий // Прикладная эконометрика. № 1. С. 106 -- 127. [Bessonova E. V. (2010). The Impact of Internal Competition and Foreign Investments on the Efficiency of Russian Industrial Enterprises // Prikladnaya Ekonometrika. No 1. P. 106 -- 127.]

2. ВЭФ (2014). Рейтинг глобальной конкурентоспособности 2014--2015 / Всемирный экономический форум. [WEF (2014). The Global Competitiveness Report 2014--2015 / World Economic Forum.]

3. Голикова В., Гончар К., Кузнецов Б. и др. (2007). Российская промышленность на перепутье. М.: ГУ--ВШЭ. [Golikova V., Gonchar K., Kuznetsov B. et al. (2007). Russian Industry at the Crossroads. M.: SU--HSE.]

4. Гурвич Е. (2010). Нефтегазовая рента в российской экономике // Вопросы экономики. № 11. С. 4--24. [Gurvich E. (2010). Natural Rent in the Russian Oil and Gas Sector // Voprosy Ekonomiki. No 11. P. 4--24.]

5. Гурвич Е. (2011). Принципы новой пенсионной реформы // Вопросы экономики. № 4. С. 4--31. [Gurvich E. (2011). Roadmap for the New Pension Reform // Voprosy Ekonomiki. No 4. P. 4--31.]

6. Гурвич Е. (2013). Долгосрочные перспективы российской экономики // Экономическая политика. № 3. С. 7--32. [Gurvich E. (2013). Long-Term Development Prospects for the Russia's Economy // Ekonomicheskaya Politika. No 3. P. 7--32.]

7. Гурвич Е., Прилепский И. (2013). Как обеспечить внешнюю устойчивость российской экономики // Вопросы экономики. № 9. С. 4--39. [Gurvich E., Prilepskiy I. (2013). How to Secure External Sustainability of the Russian Economy // Voprosy Ekonomiki. No 9. P. 4--39.]

8. Институт проблем правоприменения (2013). Правоохранительная деятельность в России: структура, функционирование, пути реформирования. Санкт-Петербург. [Institute for the Rule of Law (2013). Law Enforcement Activity in Russia: Structure, Functioning, Ways of Reforming. St. Petersburg.]

9. Корнаи Я. (1990). Дефицит. М.: Наука. [Kornai J. (1990). Economics of Shortage. Moscow: Nauka.]

10. Кудрин А. (2006). Стабилизационный фонд: зарубежный и российский опыт // Вопросы экономики. № 2. С. 28 -- 45. [Kudrin A. (2006). Stabilization Fund: Foreign and Russian Experience // Voprosy Ekonomiki. No 2. P. 28 -- 45.]

11. Кудрин А. Л. (2012). Чего мы ждем от нового правительства // Экономическая политика. № 2. С. 59--72. [Kudrin A. (2012). What We Expect from a New Government // Ekonomicheskaya Politika. No 2. P. 59--72.]

12. Кудрин А. (2013). Влияние доходов от экспорта нефтегазовых ресурсов на денежно-кредитную политику России // Вопросы экономики. № 3. С. 4--19. [Kudrin A. (2013). The Influence of Oil and Gas Exports on Russia's Monetary Policy // Voprosy Ekonomiki. No 3. P. 4--19.]

13. Кудрин А., Гурвич Е. (2012). Старение населения и угроза бюджетного кризиса // Вопросы экономики. № 3. С. 52--79. [Kudrin A., Gurvich E. (2012). Population Aging and Risks of Budget Crisis // Voprosy Ekonomiki. No 3. P. 52--79.]

14. Пономаренко А. Н. (2002). Ретроспективные национальные счета России, 1961--1990. Москва. [Ponomarenko A. N. (2002). Russia's National Accounts in Retrospect, 1961 -- 1990. Moscow.]

15. РАНХиГС (2012). Последствия слабой конкуренции: количественные оценки и выводы для политики // Экономическая политика. № 6. С 5 -- 53. [Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (2012). The Consequences of Weak Competition: Quantitative Evaluation and Policy Implications (Think Tank Report) // Ekonomicheskaya Politika. No 6. P. 5 -- 53.]

16. Стратегия-2020 (2013). Стратегия-2020: Новая модель роста -- новая социальная политика. Т. 1--2. М.: Дело. [Strategy-2020 (2013). Strategy-2020: A New Model of Growth -- New Social Policy. Vol. 1--2. Moscow: Delo.]

17. Яковлев А. (2015). Стимулы в системе государственного управления и экономический рост: опыт СССР, Китая и России // Общество и экономика. № 1 [в печати]. [Yakovlev A. (2015). Incentives in the System of Public Administration and Economic Growth: The Experience of USSR, China and Russia // Obshchestvo i Ekonomika. No 1 (forthcoming).]

18. Aghion P., Bessonova E. (2006). On Entry and Growth: Theory and Evidence // Revue de l'OFCE. Vol. 2006/3. No 97 bis.

19. Alexeev M., Kurlyandskaya G. (2003). Fiscal Federalism and Incentives in a Russian Region // Journal of Comparative Economics. Vol. 31, No 1. P. 20--33.

20. Bartel A., Harrison A. (1999). Ownership versus Environment: Why Are Public Sector Firms Inefficient // NBER Working Paper. No 7043.

21. Beck T., Laeven L. (2006). Institution Building and Growth in Transition Economies // Journal of Economic Growth. Vol. 11, No 2. P. 157--186.

22. Bogetic Z., Olusi O. (2013). Drivers of Firm-Level Productivity in Russia's Manufacturing Sector // World Bank Working Paper. No WPS6572.

23. Bouis R., Duval R. (2011). Raising Potential Growth after the Crisis: A Quantitative Assessment of the Potential Gains from Various Structural Reforms in the OECD Area and beyond // OECD Working Paper. No 835.

24. BP (2014). BP Statistical Review of World Energy, 2014.

25. Brixiova Z., BuUr A. (2002). Growth Slowdown under Central Planning: A Model of Poor Incentives // William Davidson Working Paper. No 448.

26. Christiansen L., Schindler M., Tressel T. (2009). Growth and Structural Reforms: A New Assessment // IMF Working Paper. No WP/09/284.

27. Davis J., Ossowski R., Fedelino A. (eds.) (2003). Fiscal Policy Formulation and Imple-mentation in Oil-producing Countries. Washington: IMF.

28. De Rosa D., Ioott M. (2012). Are Natural Resources Cursed? An Investigation of the Dynamic Effects of Resource Dependence on Institutional Quality // World Bank Policy Research Working Paper. No 6151.

29. Dobrynskaya V., Tьrkisch E. (2010). Economic Diversification and Dutch Disease in Russia // Post-Communist Economies. Vol. 22, No 3. P. 283--302.

30. Easterly W., Fischer S. (1994). The Soviet Economic Decline: Historical and Republican Data // World Bank Policy Research Working Paper. No 1284.

31. Fatas A., Mihov I. (2009). Macroeconomic Policy: Does It Matter for Growth? The Role of Volatility // Commission on Growth and Development Working Paper. No 48.

32. Gonzalez A., Iacovone L., Subhash H. (2013). Russian Volatility Obstacle to Firm Survival and Diversification // World Bank Policy Research Working Paper. No 6605.

33. Hallward-Driemeier M. (2009). Who Survives? The Impact of Corruption, Competition and Property Rights across Firms // World Bank Policy Research Working Paper. No 5084.

34. Hsieh C.-T., Klenow P. (2009). Misallocation and Manufacturing TFP in China and India // The Quarterly Journal of Economics. Vol. 124, No 4. P. 1403 -- 1448.

35. IMF (2014). World Economic Outlook. October. Washington.

36. Ito K. (2008). Oil Price and Macroeconomy in Russia // Economics Bulletin. Vol. 17, No 17. P. 1 -- 9.

37. Jacks D. (2013). From Boom to Bust: a Typology of Real Commodity Prices in the Long Run // NBER Working Paper. No 18874.

38. Karas A., Schoors K., Weill L. (2008). Are Private Banks More Efficient than Public Banks? Evidence from Russia // BOFIT Discussion Papers. No 3.

39. Korhonen I., Ledyaeva S. (2010). Trade Linkages and Macroeconomic Effects of the Price of Oil // Energy Economics. Vol. 32, No 4. P. 848 -- 856.

40. Kuboniwa M. (2012). Diagnosing the 'Russian Disease': Growth and Structure of the Russian Economy / Institute of Economic Research, Hitotsubashi University // Japan Comparative Economic Studies. Vol. 54, No 1. P. 121 -- 148.

41. Libman A. (2012). Democracy, Size of Bureaucracy, and Economic Growth: Evidence from Russian Regions // Empirical Economics. Vol. 43, No 3. P. 1321 -- 1352.

42. Morozumi A., Veiga F. (2014). Public Spending and Growth: The Role of Institutions // NIPE Working Paper. No 11/ 2014.

43. OECD (2014). Economic Outlook No 95: Long-term Baseline Projections. May.

44. Oomes N., Kalcheva K. (2007). Diagnosing Dutch Disease: Does Russia Have the Symptoms? // IMF Working Paper. No WP/07/102.

45. Ospina S., Schiffbauer M. (2010). Competition and Firm Productivity: Evidence from Firm-Level Data // IMF Working Paper. No WP/10/67.

46. Rautava J. (2013). Oil Prices, Excess Uncertainty and Trend Growth. A Forecasting Model for Russia's Economy // Focus on European Economic Integration. Q4/13. P. 77-87.

47. Reisinger W., Moraski B. (2013). Deference or Governance? A Survival Analysis of Russia's Governors under Presidential Control // Russia's Regions and Comparative Subnational Politics / W. Reisinger (ed.). London: Routledge. P. 40 -- 62.

48. Rodrik D. (2010). Diagnostics before Prescription // Journal of Economic Perspectives. Vol. 24, No 3. P. 33 -- 44.

49. Shafiee S., Topal E. (2010). A Long-term View of Worldwide Fossil Fuel Prices // Applied Energy. Vol. 87, No 3. P. 988 -- 1000.

50. Sharafutdinova G., Kisunko G. (2014). Governors and Governing Institutions. A Comparative Study of State--Business Relations in Russia's Regions // World Bank Policy Research Working Paper. No 7038.

51. Suni P. (2007). Oil Prices and the Russian Economy: Some Simulation Studies with NiGEM. Helsinki: The Research Institute of the Finnish Economy.

52. Vahabi M. (2012). Soft Budget Constraint and the Parastatal Sector // MPRA Paper. No 37926.

53. Wang M., Rieger M., Hens T. (2010). How Time Preferences Differ: Evidence from 45 Countries // Swiss Finance Institute Research Paper. No 09-47.

54. Warner A. (2014). Public Investment as an Engine of Growth // IMF Working Paper. No WP/14/148.

55. World Bank (2014). Russia Economic Report No 31. Washington.

Размещено на Allbest.ru