Специфика трансформационной цикличности экономики России и императивы посткризисного развития

Размещено на http://www.allbest.ru/

Специфика трансформационной цикличности экономики России и императивы посткризисного развития

К.А. Хубиев

В последние два десятилетия экономика России проходила большой трансформационный цикл (БТЦ). Финансовый кризис 1998 г. и экономический цикл конца первого десятилетия XXI в. (малый экономический цикл, МЭЦ) инкорпорированы в БТЦ. Влияние негативных факторов БТЦ не позволяет последнему развернуть модернизационный потенциал МЭЦ, свойственный фазе оживления. Исходя из того, что модернизация экономики России является безальтернативной необходимостью, стоит обратить внимание на то, что нынешние владельцы ресурсов с этой задачей не справляются, хотя при приватизации они получили принадлежавшие государству ресурсы, активы, потоки доходов. Предлагается провести реформу, включающую: проведение открытых инвестиционных конкурсов на приватизированных предприятиях, превращение ресурсных преимуществ в конкурентные преимущества, создание инвестиционных зон без коррупции, зон, где будут привлекательными инвестиционные и налоговые условия, земельную реформу с учетом интересов производителей сельскохозяйственной продукции.

Закономерности экономического развития России не могут быть сведены к анализу цифровых рядов. Как объект исследования она представляет собой исторически уникальное явление. Половинное сокращение ее производства (ВВП) в 1990-е гг. без войн и природных катастроф, сокращение населения без тотальных эпидемий, сокращение средней продолжительности и качества жизни абсолютного большинства населения ставят вопросы об объективной обусловленности, необходимости и смысле принесенных жертв. С исторической точки зрения произошла великая трагедия -- распад государства, с экономической -- разобщение ресурсов (разделение объективно необходимого единства) и их деградация. На этом фоне случилось беспрецедентное по масштабам и радикальности исполнения перераспределение собственности и экономической власти. Столь глубоко отечественная экономика не была травмирована даже в первые, наиболее разрушительные и жестокие годы Великой Отечественной войны. В экономической науке не выработана методология и нет опыта анализа рукотворных поражений экономического организма такого масштаба.

Драматизм, даже трагизм произошедшего, состоит в том, что не было объективных экономических причин для необратимых разрушительных событий. Не было ресурсных, технологических, трудовых, финансовых и иных ограничений и угроз. Экономика обладала всем необходимым для благополучного функционирования. Фактом было снижение темпов роста (4,8%). Однако это не повод для демонтажа системы и работающего экономического механизма, поскольку большинство развитых стран мечтают о таких темпах роста. Экономическая наука имеет опыт исследования кризисов и циклов, у которых есть логика возникновения и протекания. Для исследования же рукотворных разрушений нет ни методологии, ни теории, поскольку вандализм на уровне национальной экономики -- исторически уникальное явление. Соответственно нет и нормативного алгоритма преодоления.

На фоне кажущегося благополучия восстановительного роста периодически дают о себе знать глубинные деформации травмированной экономики. Государство выступает в роли пожарной команды, импульсивно реагируя на болезненные проявления, но не имея системной и упреждающей программы развития. Уместно напомнить о недавних событиях: случилась крупная авария на Саяно-Шушенской ГЭС -- кинулись проверять все электростанции; такие же спешные проверки проводились, когда случались другие происшествия (крупные лесные пожары; теракты в метро и на воздушном, железнодорожном, автомобильном транспорте), массовое заболевание или гибель детей, массовые конфликты на межнациональной и межконфессиональной почве. И всякий раз демонстрируется беспомощность в комплексном решении сложных проблем. К этому надо еще добавить угнетающее распространение коррупции, алкоголизма и наркомании. Естественно, возникает вопрос об основе всех этих негативных событий. Необходимость ответа на него диктуется отсутствием единой, эффективно скоординированной системы мер развития на базе научно разработанной стратегии излечения экономики и общества от поражения их жизненно важных органов.

В начале XXI в. Россия была противоречиво вовлечена в процесс интенсивной глобализации мировой экономики. Вступление в ВТО открывает пути потокам товаров, капиталов и ресурсов через границы в обоих направлениях. В конкурентном противоборстве встречных потоков преимущества оказываются на стороне технологически развитых субъектов. Россия вовлекается в процесс мировой конкурентной борьбы, не будучи к ней готовой. Два последних десятилетия основные участники мировой конкурентной экономики потратили на технологическую модернизацию, а Россия -- на социально-экономическую трансформацию, которая в конкурентной борьбе не засчитывается. Противоречивостью положения российской экономики объясняется как ее настоящее, так и будущее. Представляется, что анализ особенностей циклического развития экономики России в контексте мирового экономического развития поможет определить направления более эффективного взаимодействия с мировой экономикой.

Главная проблема состоит в том, что российская экономика под громогласную риторику реформ будто получила прививку невосприимчивости к инновациям и модернизации. Отдельные события в этой области не решают проблему исторической важности.

Глобальные проблемы кризиса

Глобальный характер нынешнего экономического кризиса актуализировал вопросы о целях, средствах и перспективах общественного развития. Усилились сомнения относительно всеобщности, универсальности и перспектив рыночно-капиталистической модели, в основе которой лежат ценности методологического индивидуализма, безграничного расширения потребления и увеличения накопленного богатства. Препятствиями для использования средств и достижения цели, согласно данной модели, оказались: ограниченность ресурсов и провалы самого механизма их интернализации. Остро встал вопрос: что ожидает человечество уже в обозримой перспективе при исчерпании невоспроизводимых ресурсов и необратимых экологических изменениях? Либо продолжится борьба за большую долю ресурсного пирога и среды обитания, либо произойдет объединение интересов и усилий в целях их планомерного использования в рамках разумных потребительских ограничений и совместной выработки альтернатив по замещению истощающихся невоспроизводимых природных ресурсов.

Первая альтернатива, основанная на методологическом индивидуализме, ведет в тупик с драматическими последствиями. По мере исчерпания ресурсов борьба за обладание ими будет вестись с позиции силы на индивидуальном и страновом уровнях, как это уже было неоднократно в истории человечества.

Вторая из альтернатив требует парадигмальных изменений как в общественном развитии, так и в научных исследованиях по разработке и обоснованию новых целей и ценностей глобального экономического развития. Глобальный характер кризиса оказался дополнительным напоминанием о том, что среда обитания человечества едина и в ней существуют ограничения и опасности. Человечеству подан еще один сигнал о том, что его деятельность по воспроизводству жизни должна быть согласованной в глобальном масштабе.

Стремиться к новым целям и создавать новые механизмы глобального экономического развития мешают господство и инерционность старой парадигмы и основанных на ней экономических ценностей, моделей и механизмов. Необходимость альтернатив осознается на уровне международных форумов. Ставятся вопросы коренной трансформации экономик стран с целью «обеспечить для нынешних и будущих поколений долгосрочный и устойчивый рост с низким уровнем выбросов»*.Столь важные проблемы накапливаются, формируя критическую массу глобальных природных катастроф и общественных конфликтов. Решение актуальных проблем глобального развития невозможно в рамках старых парадигм, несмотря на то что в рамках Киотского протокола отражено осознание единства и общности проблем в мировом масштабе. Опираясь на это единство, надо двигаться дальше, к выработке и реализации новой парадигмы глобального развития.

Последние мировые экономические кризисы выявили структурную деформацию мировой и национальной экономик. Гипертрофированно развитый финансовый сектор, на порядок опережающий реальный сектор по своей капитализации, явился одной из главных причин кризисов. Созидательная функция капитала обеспечивается преимущественно реальным сектором, а спекулятивная -- финансовым. Бурное развитие финансового сектора сопровождалось возрастанием спекулятивной нагрузки на экономическую систему. Вторичные и производные активы принято называть фиктивным капиталом. Но он присваивает реальные доходы. Более того, фиктивный капитал выработал инструменты гарантированной и высокой доходности. Кризисы проявляют стихийную реакцию рыночной экономики на размножение фиктивных инструментов присвоения общественного богатства, созданного в реальном секторе. Теоретический вывод о необходимости ограничения фиктивного капитала, давно сделанный классической теорией, не привел к практическим действиям. Необходимо определить границы эффективного влияния финансового сектора на реальный и блокировать все «игровое», спекулятивно-паразитическое пространство. Если сохранится и усилится доминирование фиктивного капитала, угроза кризисов сохранится, а их последствия будут не вполне предсказуемы.

Для совершенствования структуры экономической системы необходимо разграничить финансовый и реальный секторы. Здесь возникают практические и теоретические трудности. Статистическая практика многих стран разграничивает финансовый и нефинансовый секторы. При этом разделение ведется по институционально-организационному признаку. Капитал финансовых организаций относится к финансовому сектору, а капитал организаций, производящих реальные блага, -- к нефинансовому сектору. Более точное разграничение достигается не по организационно-институциональному критерию, а при использовании воспроизводственного подхода с опорой на кругооборот промышленного капитала. Если стартовому движению денежного капитала противостоят товарный и производительный капитал и первая форма трансформируется во вторую, то процесс экономических превращений находится в рамках реального сектора, какая бы организационная форма за этим ни стояла. Если стоимость в денежной форме превращается в товарно-производительную форму, то функционирует в реальном секторе и там должна быть учтена, даже если она институционально принадлежит финансовой организации. Если же движение капитала превращается во вторичные активы и там оказывается связанным в бумажно-(фондовом)-денежном кругообороте (Д--В--Д), то стоимость пребывает в финансовом секторе, независимо от того, кому она формально принадлежит. Например, если химический завод приобрел акции, облигации или иные ценные бумаги (деривативы), то его капитал (в данной части) принадлежит финансовому сектору, хотя сам он организационно относится к реальному сектору. Таким образом, не ведомственная принадлежность, а характер кругооборота капитала служит основой разграничения двух секторов. Данный подход поможет лучше понять структуру экономики и принимать решения по ее оптимизации с точки зрения соотношения секторов.

Последние кризисы вновь выявили деформированную структуру производства и распределения дохода. Сокращающиеся во время кризисов продажи товаров и услуг свидетельствуют не о том, что в них перестают нуждаться, а о том, что потребительная сила общества не соответствует его производительной силе. Сумма стоимостей предлагаемых товаров и услуг превышает стоимость, сконцентрированную в виде доходов на стороне спроса. Для ликвидации данного разрыва используются финансовые инструменты в виде разных форм кредита. Но средством погашения кредита также являются доходы, деформированно распределенные. С макроэкономической точки зрения образуется пирамида, которая рушится во время кризиса, и происходит восстановление равновесия (разрешение противоречия) между производством и потреблением. Кроме того, названное противоречие обостряется, поскольку во время кризиса из процесса создания благ выключается часть производительной силы общества -- люди, оказавшиеся безработными, и простаивающая часть производительного капитала. Отсюда можно сделать вывод: для устойчивого и равновесного развития экономики производительная сила общества должна развиваться симметрично его потребительной силе.

Императивом посткризисного развития является изменение отраслевой структуры. Каковы тенденции в этом направлении? Часто упоминаются новейшие технологии (био-, нано- и т.д.). Сами по себе технологии и образованные на их основе отрасли не создадут техническую основу завершения данного цикла, а в лучшем случае составят технологический уклад в обозримом будущем. На постсоветском пространстве еще предстоит довершить индустриализацию и завершить освоение информационных технологий, и лишь в более поздней перспективе можно рассчитывать на распространение новейших технологий. В рамках данного цикла основу инновационного обновления основного капитала составят: производство альтернативных видов энергии, энергосберегающие технологии и производство благ, направленных на развитие человека, его физических и креативных способностей. Содержательную основу последнего из названных направлений составляют здравоохранение и образование. В связи с этим реформа образования, в особенности университетского, должна быть направлена на подготовку выпускников, инновационно мыслящих и действующих. Для достижения данного результата нужно единство фундаментальной подготовки и использования информационных технологий. Определяющими компетенциями должны быть: аналитическая, научно-исследовательская, инновационная и антикризисная.

Последние экономические циклы, усложненные финансово-долговым кризисом, наложились на большой трансформационный цикл, который длится уже два десятилетия. Его разрушительные факторы столь сильны, что не позволяют проявиться созидательным тенденциям экономического цикла. Поэтому выход из кризиса для стран с обновленным и инновационно насыщенным капиталом значительно труднее, чем для тех стран, которые не проходили через потрясения радикальных трансформаций. Данная проблема является ключевой и заслуживает основательной разработки с целью выработки логически последовательных шагов для выхода из кризиса с багажом инновационно обновленного капитала.

Особенности большого трансформационного цикла

Макроэкономические процессы, протекавшие в Российской Федерации и на постсоветском пространстве в течение последних двух десятилетий, уникальны в историческом плане. В современной экономической науке нет разработанных моделей и теорий, с помощью которых можно адекватно описать нынешнее состояние российской экономики и выявить ее тенденции. Образовавшийся пробел в экономической теории в определенной мере можно преодолеть, используя воспроизводственный подход, разработанный в рамках классической экономической теории. В соответствии с этим подходом экономика России за последние два десятилетия проходит особый экономический цикл с некоторыми историческими аномалиями.

Во-первых, сложился исторический беспрецедентный по своей продолжительности цикл. Он охватывает период более двух десятилетий и не укладывается в рамки обычных циклов. В связи с этим возникает вопрос о специфических причинах данного цикла. Прежде всего необходимо отметить, что его природа и основные причины имеют не только и не столько экономическое содержание. Политические цели и установки зарубежных и отечественных политических сил, заинтересованных в разрушении государства, являются главными факторами длительного разрушительного цикла. В конце 1980-х гг. в СССР не было никаких ресурсных ограничений для наступления кризиса: сырьевых, трудовых, технологических и др. Постепенно реформируемая экономика не допускала возможностей разобщения трудовых и технологических ресурсов, а тем более их деградации и разрушения. Демонтаж плановой экономики был необходимым условием дестабилизации всей экономической и политической системы, что и было сделано. Другим генеральным направлением разрушения экономической системы СССР было расчленение общенародной собственности в ее государственной форме, что также было осуществлено в радикальном исполнении. Разрушение экономической системы, складывавшейся десятилетиями, не могло стать краткосрочным процессом, оно заняло два десятилетия. Таким образом, политика оказалась концентрированным угнетающим фактором для экономики. И этим объясняется разрушительность и длительность большого российского экономического цикла.

Во-вторых, описываемый российский экономический цикл оказался беспрецедентным по глубине спада. Сокращение ВВП к 1997 г. составило около 50%, инвестиций -- на 80%. Такого сокращения основного макроэкономического показателя не было даже в самый тяжелый для страны 1942 г., когда немецкими войсками были захвачены экономически развитые территории на западе и юге страны. Подобный уровень сокращения производства был зафиксирован в полностью оккупированной и основательно разоренной Германии в 1945 г. Разрушение экономики страны по политическим мотивам и целям оказалось сопоставимым только с военными разрушениями разгромленной и оккупированной страны. Таким образом, последствия спада производства по политическим причинам глубже, чем в периоды циклов, возникающих по сугубо экономическим закономерностям.

В-третьих, драматической особенностью описываемого цикла является то, что в нем нарушена одна из важнейших закономерностей, характерных для циклов, имеющих экономическую природу. А именно: на фазе оживления и подъема происходит массовое обновление основного капитала на новой технологической основе. В этом состоит главный позитивный результат цикла. Массовые технологические обновления основного капитала служат главным оправданием трудностей, которые переживают во время кризиса население и предприятия, поскольку массовым обновлением основного капитала создается технологическая основа для более высокой производительности труда, экономического роста и повышения уровня жизни. Российский цикл соответствует этой закономерности. Десятилетний рост производства в период 1999--2008 гг. носил восстановительный характер. Он происходил в основном за счет эксплуатации старых производительных мощностей, высвободившихся во время спада производства. По данным Госкомстата, обновление основного капитала составляло 3,6--4,1% (1992--2009) в условиях, когда его износ составляет 48,8% [2, 71]. В последующие годы ситуация существенно не изменилась. Оживление и подъем происходили в основном на базе изношенных основных фондов, созданных в советский период. Негативная тенденция восстановительного роста повторяется и в рамках нынешней стагнации. Социально-экономические потери, понесенные в течение двух десятилетий, оказались напрасными. Консервация технологической отсталости обрекает экономику России на неустранимую отсталость, и сырьевая направленность ее экономики может оказаться не временным качеством трансформационного периода, а приобретенным свойством, которое может стать наследственным. Такая судьба экономики России полностью соответствует меморандуму международных финансовых организаций, предписывавшему в начале 1990-х гг. уничтожить «неэффективную», с их точки зрения, промышленность России, обремененную военно-промышленным комплексом, а высвободившиеся при этом ресурсы вовлечь в более «эффективную» западную экономику. Поспешное, технологически и конкурентно не подготовленное вступление в ВТО усиливает угрозу оттеснения России на позиции сырьевого источника для мировой экономики в долгосрочной перспективе.

Содержание подобных предписаний соответствовало мнению, которое высказывалось некоторыми высокопоставленными зарубежными политиками о том, что Россия не заслуживает занимаемых обширных территорий с богатыми запасами сырьевых ресурсов. Если США были заинтересованы в разрушении СССР как великой державы, то страны Западной Европы привлекали главным образом сырьевые ресурсы. К этим двум политическим силам прибавилась третья, внутренняя. Это социальная прослойка, стремящаяся захватить государственную собственность и финансовые потоки. Слияние этих трех основных сил с массированной манипуляцией общественным сознанием дало свои разрушительные результаты, удовлетворение интересов каждой из этих трех сил дорого обошлось экономике. В этом состояла суть ее политического угнетения. Политика выступила концентрированным угнетателем экономики.

В-четвертых, на большой трансформационный цикл наложились кризисы 1998 и 2008 гг. и последовавшая за ними стагнация. Это обстоятельство оказалось уникальным экономическим явлением. Страны Запада (включая США) только отчасти были затронуты кризисом 1998 г. и вступили в новый кризис после десятилетнего подъема, когда у них уже были результаты технологического прогресса. В России оба кризиса (1998, 2008) были «вмонтированы» в один большой трансформационный цикл. Такие ситуации, когда на один большой цикл накладывается два кризиса, наукой не исследованы. Как уже отмечалось, ни сам большой цикл, ни инкорпорированный в него кризис 1998 г. не дали импульса к технологическому прогрессу и массовому обновлению основного капитала. Кризис в 2010 г. перешел в фазу стагнации, которая еще не преодолена, и тенденция неустойчива, поэтому трудно определить потенциал технологического обновления российской экономики на фазе оживления и подъема. Для оптимистических ожиданий нет предпосылок. Негативный фон большого трансформационного цикла продолжает довлеть над перспективами технологического развития.

Итак, двадцатилетний период (1990--2010) мы определяем как большой трансформационный цикл. Трансформационный -- потому что он охватывает период коренных межсистемных преобразований в социально-экономическом и политическом устройстве общества. Цикл -- потому что в нем содержатся все фазы цикла: спад, депрессия, оживление, подъем Иногда отмеченный двадцатилетний период называется кризисом, что верно лишь отчасти, потому что кризис, по нашему мнению, отражает только часть цикла (спад и депрессию). С 1998 г. наблюдалось оживление, которое длилось десятилетие и выразилось в удвоении ВВП. Поэтому ограничиться кризисной характеристикой экономики представляется неправомерным, хотя можно согласиться с тем, что в широком социально-экономическом, политическом и цивилизационном смысле кризис не преодолен..

Текущий экономический цикл (включая стагнацию) вмонтирован в БТЦ и испытывает на себе его еще не растраченный разрушительный потенциал, который не позволяет перейти к системному обновлению основного капитала.

Макроэкономические тенденции, обнаружившиеся при прохождении фаз большого цикла экономика глобальный кризис цикл

Либерализация цен в начале января 1992 г. дала взрывную инфляцию -- в 2700% в год. В 1993 г. цены выросли еще на 1900%. Производство резко сокращалось, опережающими темпами падали инвестиции. Социальными последствиями были: рост безработицы, снижение доходов, физическое сокращение населения России. Общий социальный итог -- снижение уровня и ухудшение качества жизни. Первая половина 1990-х гг. оказалась исключительно драматическим периодом.

До 1997 г. продолжался непрерывный спад производства, хотя его темпы замедлялись. Инфляция сокращалась. В 1997 г. сформировались ожидания достижения дна экономического цикла в депрессионной фазе и перехода к фазе оживления. Для подобных ожиданий были следующие основания. Спад производства ВВП прекратился, и даже был отмечен некоторый рост в 0,4%. Инфляция составила 11% и опустилась до психологического минимума, меньше 1% в месяц в среднегодовом исчислении. Но ожидаемое оживление после длительной рецессии не началось. Мировой финансовый кризис 1998 г. прервал процесс стабилизации российской экономики. Кризис был непродолжительным, но сильным. Он вызвал новое сокращение производства в (4,8%) и краткосрочное усиление инфляции (84%). По своей природе это был финансовый кризис, и основные последствия для экономики России тоже были в основном финансовые -- обвал фондового рынка и девальвация национальной валюты. Кризис не затронул реальный сектор глубоко, и в 1999 г. началось оживление и рост относительно высокими темпами. С 1999 по 2008 г. ВВП вырос в два раза, и, по оценкам Госкомстата и Минэкономразвития, к 2008 г. экономика России достигла докризисного уровня 1990 г. Таковы официальные сведения, но они вызывают большие сомнения. Эти оценки не соответствуют сопоставимым показателям производства в натуральном выражении даже по относительно благополучным отраслям.

Обратимся к статистическим данным. Если взять за базовый 1991 г., а за текущий -- 2008 г. (предкризисный), то обнаружится следующая картина. Уровень базисного периода был вновь достигнут в таких отраслях, как добыча полезных ископаемых (103,7), обрабатывающие производства (84,4), производство машин и оборудования (61,0), производство транспортных средств и оборудования (69,2). За рассматриваемый период, по данным Госкомстата, не было восстановлено использование производственных мощностей даже в относительно благополучных отраслях [2, 209--214]. С учетом последнего и значительного износа производственных мощностей производство товаров и услуг тоже не может быть восстановлено.

Есть методические трудности сопоставления взвешенных по физическим объемам и стоимости величин. И тем не менее анализ динамики натуральных величин не оставляет сомнений в том, что уровень производства 1990 г. по сопоставимой товарной структуре еще не восстановлен.

Состав ВВП 1990 г. значительно отличался от состава ВВП, по которому оценивались результаты экономического развития за указанный период. В докризисный период в ВВП не учитывался ряд услуг, в особенности финансового характера, хотя в этот период такие услуги тоже оказывались. Сопоставимая статистика докризисного и нынешнего периодов отсутствует, а, по оценкам, ВВП за 2008 г. в сопоставительной товарной структуре составляет около 80% от докризисного уровня. На основе манипуляций составом ВВП выводятся официальные данные об удвоении ВВП за 10 лет, что означает преодоление 50%-ного спада в рецессионной фазе большого цикла. В указанный период менялась и товарная структура ВВП. Опережающими темпами росли отрасли сырьевого состава, производства алкоголя и т.д. Резко сокращалось производство в отраслях с высокой добавленной стоимостью.

Текущий период характеризуется как стагнационный. Он негативен не столько из-за падающих темпов роста ВВП, сколько из-за консервации технологической отсталости, снижения количества инноваций и отсутствия модернизации.

Качественная оценка факторов восстановительного роста

Сомнения относительно восстановления докризисного уровня производства не служат поводом для отрицания восстановительного роста, который происходил в период 1999--2008 гг. Актуализируется вопрос об оценке, который необходим и полезен для определения перспектив послекризисного экономического развития и выработки соответствующей экономической политики. Для этого важен качественный анализ фазы оживления и подъема с учетом факторов роста.

Рост был отложенным, потому что основные индикаторы роста, как мы уже отмечали, сформировались в 1997 г. На начало роста негативно повлиял внешний фактор -- финансовый кризис 1998 г., который возник в Юго-Восточной Азии и по каналам мировой финансовой системы перекинулся на Россию. Восстановительным рост был,_потому что восстанавливал докризисный уровень на прежней технологической основе. Необходимо отметить, что за два десятилетия не было восстановлено то, что разрушено. Эти годы потрачены во многом зря, поскольку восстановление осуществлялось на прежней докризисной технической и ресурсной базе, которая высвободилась в период спада. Как отмечалось выше, фаза подъема не сопровождалась технологическими обновлениями производства. Поэтому и отмечается рост ВВП без развития экономики. В макроэкономической оценке за указанный период не происходил рост потенциального уровня экономики (потенциальный ВВП). Конечно, эти оценки относятся к экономике в целом, хотя в отдельных отраслях была высокая инвестиционная активность даже в период спада. Например, предприятия алкогольной отрасли активно внедряли в производство зарубежные технологии. Но оценивая экономику в целом, нельзя утверждать, что из развалин кризиса экономика России вышла технологически обновленной. Наоборот, она увеличила свое отставание от технологически развитых стран. После кризиса, начавшегося в 2008 г., не произошло модернизации. Отсутствие технологического фактора роста в послекризисный период требует тщательного анализа иных факторов десятилетнего экономического благополучия, которое вдохновляло идеологов и исполнителей радикальных реформ. По их мнению, двукратным ростом ВВП, доходов населения и другими позитивными результатами страна обязана именно радикальным реформам.

1. Очевидным фактором роста была конъюнктура роста цен на мировых рынках сырьевых товаров: нефти, газа, металла, леса и др. Этот фактор достаточно широко освещен, поэтому на нем мы не будем подробно останавливаться.

2. Неожиданным фактором восстановительного роста оказалась девальвация национальной валюты. В четыре раза в среднем повысились цены на импортные товары и услуги. Спрос переключился на отечественный рынок, и российские производители получили возможность шире предлагать свою продукцию. Например, до 1998 г., в том числе и в Сочи, столице Олимпийских игр, не были использованы огромные возможности для организации отдыха и лечения. Зато иностранные курорты были заполнены российскими отдыхающими. После девальвации рубля уже в 1999 г. курорты России оказались переполненными. В Сочи, например, заполняемость оказалась более 100%. На полную мощность заработали курорты Кавказских Минеральных вод. Оживилось отечественное производство продуктов питания. Отечественные производители оперативно включились в импортозамещение товаров и услуг. Оперативность оказалась возможной потому, что были использованы ресурсы, высвобожденные рецессией. В этом суть восстановительного роста. По данному фактору оживление экономики носило ситуационный характер. Конкурентоспособность не повысилась, производственную базу составляли устаревшие фонды, поэтому фактор импортозамещения на основе девальвации национальной валюты не мог быть долгосрочным и исчерпал себя по мере перестройки цен и их адаптации к мировым ценам на основе нового валютного курса. Помимо краткосрочности у данного фактора есть еще одна негативная черта -- снижение реальных доходов населения. Рост производства дался ценой снижения уровня жизни. В силу изложенного данный фактор не может быть отнесен к качественным факторам роста. Его суть: краткосрочность, ситуационность, противоречивость.

3. В указанный период образовался еще один фактор --низкий уровень монетизации экономики. Одной из особенностей рецессионного периода БТЦ была, как уже отмечалось, высокая инфляция. Борьба с ней велась за счет сокращения денежной массы. В экономике образовался недостаток денежной массы для обслуживания нормального обращения товаров и услуг. Низкий уровень монетизации экономики привел к распространению бартерной торговли (натурального обмена), что также служило тормозящим фактором для всей экономики. В конце 1990-х гг. каналы денежного обращения наполнились деньгами. Центральный банк скупал валютную выручку экспортеров и покрывал свои обязательства выпуском рублевой массы. Повышался уровень монетизации, нормальное товарно-денежное обращение вытесняло бартерные сделки, в целом сделки ускорялись, стимулировались долгосрочные проекты и т.д. Таким образом, повышение уровня монетизации явилось еще одним фактором оживления и роста экономики.

4. В последние годы все чаще стал отмечаться такой фактор, как рост внутреннего спроса, стимул для роста предложения. Конечно, рост производства (пусть даже и восстановительного) сопровождался ростом доходов населения и ростом внутреннего спроса, но это был в основном рост спроса на потребительские товары. Нельзя преувеличивать значение этого фактора роста, поскольку темпы роста заработной платы опережали темпы роста производительности труда.

Перечисленные факторы в их качественной оценке нельзя отнести к позитивным по следующим основаниям. Они не являются результатом целенаправленного действия правительства. Отложенный и восстановительный рост не обозначался как специальная правительственная программа. Мировая конъюнктура цен на сырьевые товары и энергоносители формируется стихийно, а не по воле правительств отдельных стран. Девальвация национальной валюты не ставилась как задача в правительственных программах. Повышение монетизации экономики является следствием роста валютной выручки экспортеров. Лишь политику роста доходов как фактора стимулирования предложения в какой-то мере можно отнести к заслугам правительства. Итак, перечисленные факторы оживления сформировались стихийно, выступили как внешний дар, а правительство скорее паразитировало на этом, не прилагая существенных усилий для выработки и реализации масштабной программы экономического развития. К своей заслуге правительство относит формирование стабилизационного фонда за счет бюджетного профицита. Эта заслуга особенно сильно пропагандировалась в периоды кризисов с указанием на то, что стабилизационный фонд служит запасом прочности экономики России перед вызовами и угрозами мирового финансового и экономического кризисов.

Рассмотренные факторы явились конъюнктурными, недолгосрочными и противоречивыми. Конъюнктурность объясняется состоянием мировых рынков, где существуют как повышательные, так и понижательные тенденции в своем циклическом развитии. Конец 1980-х гг. продемонстрировал понижательные тенденции. Конец первого десятилетия XXI столетия тоже отмечен волатильной тенденцией. Зависимыми от конъюнктуры оказались факторы импортозамещения, монетизации и роста доходов.

Противоречивость перечисленных факторов еще не стала предметом специального исследования экономистов, соответственно она не учитывается правительством при выработке и реализации экономической политики. Между тем важность подобного анализа трудно переоценить. Доходы населения действительно опережали рост ВВП. Рост доходов также опережал рост производительности труда. На самом деле, если увеличиваются незаработанные доходы, активизируются инфляционные или паразитические процессы либо имеет место сочетание двух негативных тенденций одновременно. Экономику, качественно и инновационно развивающуюся за счет технологического прогресса, характеризует опережение производительности труда относительно роста доходов.

Тогда и рост ВВП обеспечивается преобладанием интенсивного фактора. Противоречивыми оказались факторы импортозамещения и роста цен на импортные ресурсы. Импортозамещение достигнуто ценой высокой инфляции, девальвации национальной валюты и снижения реальных доходов населения. Что касается роста цен на экспортные ресурсы, то, поскольку экспортные товары были включены в мировые тенденции роста цен на исходные сырьевые ресурсы, несложно было прогнозировать по технологическим цепочкам, что этот процесс приводит к удорожанию конечных товаров и услуг, а значит, это, в свою очередь, приведет к трудностям их реализации и в итоге к рецессии. Истоки кризиса нельзя сводить только к проблемам ипотечного кредитования и иным финансовым причинам. Многолетний рост цен на исходные ресурсы должен был обернуться ростом цен на конечные товары и услуги: продовольствие, недвижимость и др. Взрыв цен на продовольственные товары, беспрецедентный рост цен на недвижимость -- это обратный результат устойчивого роста цен на исходные ресурсы и одна из причин экономического кризиса. Возможно, это более существенная причина, чем кризис ипотечного кредитования и трудности на финансовых рынках.

Россия относится к числу стран, получивших выгоду от роста цен на ресурсы, и у нее были финансовые возможности для противостояния экономическому кризису. Данный кризис не только финансовый, а финансово-экономический, затрагивающий реальный сектор экономики. Противостоять ему может упреждающее инновационное развитие. Все ресурсы и накопления должны быть направлены на новые технологии: ресурсосберегающие, высокопроизводительные. Накопление профицита бюджета, полученного от конъюнктурных факторов, -- это самая пассивная форма использования средств. С одной стороны, накопления складывались в стабилизационный фонд. Для смягчения финансового кризиса стабилизационный фонд служит хорошим инструментом. При наличии актив в форме финансов легко справиться с затруднениями в финансовом секторе. Но, с другой стороны, если это кризис не только и не столько финансовый, а финансово-экономический, с рецессией в реальном секторе, то стратегия фонда ошибочна. Если бы правительство заняло активную позицию, оно бы использовало все накопления и даже привлеченные средства на инновационное развитие и технологическое обновление. Именно такую политику проводили другие страны, например, США, где не только накопления, но и бюджетный дефицит использовался для стимулирования инновационного развития. Поэтому Россия и развитые западные страны вступили в кризис, пребывая на разных технологических позициях. Соответственно и выходят они из кризиса в разном состоянии.

В этой связи возникает вопрос, судьбоносный для экономики России: если из большого цикла 1990--2013 гг. и финансового кризиса 1998 г. Россия вышла без обновления основного капитала, без инновационной составляющей, то удастся ли ей выйти из нынешней стагнации с технологически обновленной производственной базой? Для достижения подобной цели нужна активная позиция правительства. Надежда же на инновационное могущество стихии рынка делает достижение подобной цели нереальным. Это самый важный вопрос для экономики России. И в обозримом будущем нет более важных вопросов. Следует отметить, что в академических и университетских кругах развивались идеи существенной корректировки экономической политики, направленной на активную поддержку реального сектора и технологическое обновление, но лишь после наступления кризиса правительство обращает внимание на поддержку реального сектора, да и то после поддержки финансового сектора.

Инновационная риторика на фоне кризиса

Незадолго до наступления кризиса 2008 г. руководство Российской Федерации обратилось к инновационной риторике, сопровождавшейся отдельными мероприятиями по поддержке новых исследовательских направлений и перспективных технологий. Любая активность в данном направлении, обеспечиваемая ресурсами и средствами, заслуживает поддержки. Но, к сожалению, два обстоятельства не позволяют рассчитывать на плодотворные результаты. Во-первых, это были несколько запоздалые действия. Наступивший кризис вызвал судорожные попытки противостоять его разрушительным последствиям. Во-вторых, разноплановая деятельность по инновационному развитию не отличается системностью. Даже создание отдельных госкорпораций не объединено инновационной идеологией и программой межотраслевых и народно-хозяйственных диверсификаций. Отдается предпочтение риторике, а не реальной работе. Следует заметить, что в рамках СНГ уже накоплен опыт создания институтов развития.

Чем объясняется инновационная стагнация в России? Помимо объективных причин, связанных с кризисом и спадом производства (что тоже связано с субъективными принципами выбора модели реформ, имеющих гетерогенную природу и разрушительные последствия) существуют и локальные субъективные причины. Экономические советники в околоправительственных кругах в основном поддерживали идею саморазвития экономики, ее самомодернизации «снизу». Логическим выводом явилась формула «чем меньше государственное участие, тем выше темпы экономического развития». Данная формула распространялась на модернизацию, инновации и все лучшее, что может произойти в экономике и обществе. Беспрецедентное участие государств развитых стран в судьбе частного бизнеса, демонстрируемое в последнее время, приглушило тон заявлений в духе неолиберального оптимизма. Если брендовые фирмы США («Форд», «Крайслер»...) жизненно нуждаются в государственной помощи, а государство не может от них отмахнуться неолиберальной риторикой, надо думать об иных парадигмах. Заявления лидеров ЕС о том, что мировая экономика нуждается в новой финансовой и экономической системе, свидетельствуют не о конъюнктурном восприятии происходящих событий, в том числе и связанных с государственным участием. Назрел существенный вопрос об изменении характера взаимодействия реального и финансового секторов экономики и роли фондового рынка.

Кризис -- не лучший фон для обсуждения теоретических вопросов инновационного развития. В то же время именно кризис высветил актуальность данной проблемы с несколько неожиданной стороны. Экономической теорией доказано и практикой подтверждено, что упреждающее инновационное развитие экономики является самым эффективным способом противостоять экономическим кризисам. А если кризис все-таки наступил, то массовое обновление основного капитала (аналог массовой инновации) является основным позитивным результатом, оправдывающим лишения кризисной поры, и самым эффективным способом выхода на траекторию качественно нового этапа экономического развития.

Экономика решительно отклонилась от закономерностей циклического развития, старательно коллекционируя все негативные черты и обходя позитивные тенденции.

Экономический кризис породил довольно забавную оправдательную риторику. На нее можно было не обращать серьезного внимания, если бы она была невинной и не касалась бы причин кризиса, ответственности за его результаты и оценки экономической политики. Ее цель состоит в том, чтобы искать причины финансово-экономического кризиса за океаном и представлять отечественную экономику в виде невинной жертвы. По этой логике -- раз причины кризиса далеко за океаном, то и виновные там же. Позиция предусмотрительной жертвы, накопившей страховые резервы, куда предпочтительнее положения хотя бы соучастника. Но ведь отечественная экономическая модель выкраивалась по заокеанским лекалам, и именно поэтому так синхронно лихорадит наши экономики. Правящая элита не решается даже на те заявления, которые все громче звучат из уст некоторых ведущих политиков в Западной Европе, о необходимости перестройки финансовой системы, об изменениях экономической политики и даже экономического миропорядка. Критика персон, олицетворяющих зарубежную экономическую политику, признанную первопричиной мирового финансово-экономического кризиса, должна продолжиться в критическом анализе модели экономического устройства, основы которой были созданы по их же рецептам.

Основным противоречием воспроизводственного процесса за последнее десятилетие была стерилизация средств (источников) инновационного развития. Благоприятная конъюнктура мировых сырьевых рынков позволила накопить средства, которые превращались в пассивные фонды, размещенные в активах других стран. Например, экономика США, где размещалась часть стабилизационного фонда, функционировала при бюджетном дефиците, поскольку инновационно активная экономика с жадностью поглощает не только собственные накопления, но и привлеченные извне средства. Напротив, образование бюджетного профицита, а тем более его пассивная «стерилизация» являются свидетельством экономической политики, по своей сущности, отторгающей инновационные процессы в народно-хозяйственном масштабе. Отдельные попытки поддержать перспективные направления развития науки и технологий носят точечный характер, но не характеризуют сущность экономической политики как инновационно ориентированной.

Достаточно убедительными казались альтернативные взгляды. Еще в середине 1990-х гг. предлагалась политика инвестиционной экспансии в качестве национальной экономической идеи. В новых условиях предполагалось реализовать инвестиционную стратегию, соизмеримую с довоенной индустриализацией в СССР. Подобные идеи, в разных вариантах с разными подходами и обоснованиями, развивались в академических и вузовских кругах, но политики оставались глухими к ним -- там властвовали умами иные кумиры. Оказавшимся у разбитого инновационного корыта идеологам проводимой экономической политики остается забота о припасенных амортизаторах на случай кризиса, однако и над ними висит дамоклов меч обесценения в водоворотах финансового кризиса.

Заслуживает специального внимания еще одно противоречие глобальной экономики, всосавшей в воронку кризиса и отечественную экономику. Страны, которые принято назвать развитыми, озабочены поддержкой финансового сектора экономики, в том числе и за счет бюджетных денег. Существует мнение, достаточно обоснованное и признаваемое многими экономистами и политиками, что причиной последних кризисов является гипертрофированное развитие финансового сектора за счет клонирования вторичных активов и деривативов. Тем не менее именно к финансовому сектору обращена помощь этих стран. Реальный сектор, создающий реальные блага, остается в лучшем случае на втором плане. Развитые страны, будучи лидерами в области технологий, могут себе это позволить, хотя и там имеются альтернативные мнения. Но российская экономика, подражающая Западу в том, куда направлять финансовую помощь, находится в ином технологическом состоянии, и ей следует решать иные задачи как текущего, так и стратегического порядка.

Необходимо определить приоритетный сектор экономики, несущий главную нагрузку по жизнеобеспечению общества. Пока что именно в финансовом секторе сосредоточены интересы владельцев всеобщей формы денежного богатства. Имея экономически обеспеченное влияние на власть, они едва ли позволят посягнуть на область своих интересов. Мировой кризис и политика властей по смягчению его последствий обнажили и социальные противоречия. Налогоплательщики США и Западной Европы справедливо ставят вопрос о том, почему за счет бюджетных средств оказывается помощь финансовым магнатам и спекулянтам, звучат голоса в пользу изменения направлений антикризисных мер. Например, предлагается снизить налоги на суммы, эквивалентные финансовой помощи, с тем, чтобы стимулировать спрос со стороны покупателей и уменьшить издержки со стороны производителей. Эти меры направлены на поддержку реального сектора. Несмотря на экономическую обоснованность данной позиции, ее не поддерживает влиятельная институционализированная сила.

Инновационная риторика сменилась модернизационной. Речь идет лишь об уровне осознания важности проблемы на уровне высшего руководства России. Ее практическая реализация, вылившаяся в перетягивание бюджетного каната между Минфином и Минэкономразвития, свидетельствует о суетной заурядности практических действий. Проблема нынешней модернизации сопоставима с довоенной индустриализацией. Соответствующими должны быть политическая воля, ресурсы, научнотехнические разработки и механизмы. Главный вопрос -- какими должны быть ресурсы, чтобы соответствовать масштабам изменений?

Итак, Россия оказалась в числе стран, получивших большие доходы от конъюнктурного роста цен на товары ее сырьевой группы. Она имела уникальный исторический шанс использовать «золотой дождь» для упреждающего технологического рывка при определенной политике. Такую точку зрения активно излагали экономисты в академических и университетских кругах. (Мы предлагали политику инвестиционной экспансии, соизмеримой в историческом масштабе с довоенной индустриализацией, способной стать национальной экономической идеей.) Но были и более значимые авторитеты, занимавшие те же позиции (академик РАН Д. С. Львов, чл.-корр. РАН С. Ю. Глазьев и др.). Тем не менее эти идеи не могли пробиться через плотные ряды околоправительственных экономистов, «толпою жадною теснящихся у трона», монополизировавших все правительственные заказы и гранты. На государственные деньги они развивали идеи «модернизации снизу», «либерализации внешнеэкономической деятельности». Был даже выведен закон: чем меньше государственное участие в экономике, тем выше темпы экономического роста (это плоды интеллектуальных усилий бывшего экономического советника главы государства и его единомышленников).

Между тем эффективна та экономика, которая использует все свои накопления на нужды технологического прогресса, а еще эффективнее экономика, заимствующая на эти же цели, поскольку при этом происходит накопление конкурентоспособности. Всевозможные накопления денежных фондов в сочетании с устаревшими производственными фондами -- это изъятие из активного оборота ресурсов реальной экономики в пользу финансового сектора и их размещение в зарубежных активах. По этим основаниям мы оцениваем проводившуюся в России экономическую политику как стратегически неэффективную. Она инерционна, не сопряжена с рисками и удобна для правительства, ибо под рукой на случай кризиса оказалась финансовая соломка, которую и подстелить можно.

На наш взгляд, существуют два варианта активной экономической политики, имеющих стратегическое значение. Они зависят от глубины проникновения кризиса в реальный сектор. Если оправдываются неблагоприятные прогнозы, сравнивающие спад с Великой депрессией, то надо спасать экономику развертыванием широкого фронта работ по созданию производственной и социальной инфраструктуры и стимулировать реальный сектор расширением внутреннего спроса. В соответствующую программу может быть включено строительство дорог, портов, мостов, жилья, инфраструктуры ЖКХ, городских хозяйств, объектов социального назначения. На эти цели потребуется расходование не только государственных, но и частных и корпоративных накоплений, поскольку речь идет о программе поддержки и развития всей национальной экономики. Вспомним, что подобными методами Рузвельт выводил американскую экономику из той самой Великой депрессии, причем не имея накоплений. Он пошел на расширение бюджетного дефицита для стимулирования спроса, стимулировал инвестиции регулированием предельной процентной ставки, вводил государственные гарантии для страхования частных инвестиций и т.д. (Очевидным образом элементы Нового курса Рузвельта присутствуют в политике Б. Обамы.)