К истории разработки понятия национального богатства в политической экономии и современные проблемы его определения

Размещено на http://www.allbest.ru/

К истории разработки понятия национального богатства в политической экономии и современные проблемы его определения

1. Классика и неоклассика

Вопрос о понятии и источниках национального богатства сопровождает всю историю политической экономии, начиная с первых её разработчиков - меркантилистов. Крупнейшую веху на пути её изучения поставил, несомненно, своим «Исследованием о природе и причинах богатства народов» (1776 г.) Адам Смит. Его величайшая заслуга (о чём мы скажем позднее) настолько весома и общепризнанна, что он, действительно, заслоняет всю предысторию исследования данной проблемы, всё то, что было добыто в экономической теории до него. С тех пор ни одна новая работа или экскурс в эту область не обходится без ссылок на это произведение. Когда заходит речь о богатстве той или иной страны, да и о богатстве вообще как противоположном полюсе бедности не только «народов», но и отдельных лиц, обязательно вспоминают А.Смита. О нём говорят и в лекциях и в учебниках политической экономии. В отечественной литературе всегда в связи с этим, как правило, вспоминают А.С.Пушкина, знаменитую строфу из его «Евгения Онегина», где рассказывается о том, что главный герой романа «читал Адама Смита» и «умел судить о том, как государство богатеет и чем живёт и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет». При этом сам автор не без оснований придал особое значение словам «простой продукт», выделив их курсивом...¹¹ Между прочим, сам Пушкин познакомился с теорией А.Смита в Царскосельском лицее, где преподавалась политическая экономия и, видимо, на хорошем уровне, что является немалым укором современному положению в российских вузах, из которых выведена политическая экономия как государственный образовательный стандарт. Но дело не только в этом. Современные неоклассические учебники «Экономикс» если и вспоминают А.Смита, то не в связи с проблемой «богатства народов и богатства вообще, поскольку, думается, его концепция «природы и причин» богатства основывается на трудовой теории стоимости, которую отвергает неоклассическая политическая экономия. В лице А.Смита она предпочитает видеть основоположника теории экономического механизма, управляемого стихийно «невидимой рукой» рынка.

У Смита были предшественники, и герой романа Пушкина, видимо, знал (или слышал) о той великой полемике, настоящей теоретической войне, которую вёл Смит с их концепцией меркантилизма, оказавшейся у истоков политической экономии. Меркантилисты не только, во-первых, дали ей имя, но и объявили, во-вторых, богатство центральным пунктом её предмета, предложили, в-третьих, свою трактовку «природы» богатства (что такое «богатство») и, наконец, в соответствии с пониманием его сущности указали на источник («причины») его роста, накопления. Отношение Смита к этим четырём пунктам различное. Он воспринял название науки «политическая экономия» и, как известно, далеко продвинул её, став её классиком. Смит также признал и обосновал определение её предмета и задач как науки о «богатстве народов». «Политическая экономия, рассматриваемая как отрасль знания,- писал он во Введении к тому II своего «Исследования…», необходимая государственному деятелю или законодателю, ставит себе две различные задачи: во-первых, обеспечить народу обильный доход или средства существования или, точнее, обеспечить ему возможность добывать себе такой доход или средства существования; во-вторых, доставлять государству или обществу доход, достаточный для общественных потребностей. Она ставит себе своей целью обогащение как народа, так и государя»¹¹ А.Смит. Исследование о природе и причине богатства народов. М.:ОГИЗ - СОЦЭКГИЗ, 1935. Т.II. Введение.

² «…сама история свидетельствует, - писал он, - что такая путаница существовала, ей были подвержены и теоретики и практические политики, а одно время она даже получила всеобщее распространение, причём на протяжении многих поколений она придавала совершенно ложное направление политической жизни в Европе. Я имею в виду теоретическое направление, известное со времён Адама Смита под названием меркантилистской системы. Джон Стюарт Милль «Основы политической экономии». М.: Эксмо, 2007. С.:88.

³ Теорию, «согласно которой деньги служат синонимом богатства», Дж.Ст. Милль назвал «примитивной фантазией детства». Указ. соч., С.:89.. По последним же двум из указанных выше пунктам Смит выступил, напротив, с критикой и опровержением точки зрения меркантилистов. По этим пунктам он обосновал свою позицию, которая фактически стала принципиальной установкой классической политической экономии. Последний представитель её домарксова периода Дж.Ст. Милль так характеризовал меркантилизм, имея в виду главное («парадигмальное») звено их «путаных» воззрений по вопросу о том, «что следует считать богатством». В чём же суть понимания им богатства? Богатство - это деньги, для тех времён (17-18 вв.) это - золото, серебро. Поскольку большинство стран и народов, например, европейцы, лишены природных запасов этих драгоценных металлов и не могут богатеть за счёт их добычи, то единственным источником притока денег и, стало быть, роста богатств является внешняя торговля и то не всегда, а лишь в случае благоприятного торгового баланса. Что касается производства обычных товаров, к чему стали внимательней присматриваться так называемые «поздние меркантилисты», то оно характеризовалось лишь как средство для развития и увеличения внешней торговли, т.е. для экспорта, с той же целью приобретения денег (золота) - истинного богатства. Концепция меркантилизма наиболее полно представлена в самом названии книги (являющейся, по выражению К.Маркса, «евангелием меркантилизма») его выдающегося представителя Томаса Мена - «Богатство Англии во внешней торговле или баланс нашей внешней торговли как регулятор нашего богатства» (1664). Главный тезис: внешняя торговля - средство увеличения богатства государства. Попытка завершающей систематизации взглядов меркантилизма предпринята Дж.Стюартом в книге «Исследование о принципах политической экономии» в 1767 г. за 9 лет до выхода в свет знаменитого «Исследования…» А.Смита. Не случайно, видимо, определённое совпадение названий обеих трудов: Смит бросил вызов и решительно выступил против центрального догмата меркантилизма о сущности «богатства народов», отвергнув и указанные им пути и факторы обогащения государства, рекомендуемые меры протекционистской экономической политики.

Обстоятельнейшему критическому анализу теории и практики меркантилизма А.Смит посвятил восемь (из девяти) глав книги 1V «О системах политической экономии» своего «Исследования …» Они начисто, между прочим, опровергают сложившееся убеждение, что только первые две главы его сочинения имеют отношение к политической экономии. Все пять книг «Исследования…» написаны в блестящем по стилю и содержанию политэкономическом жанре и весьма поучительны для анализа и понимания современных мировых и российских социально-экономических проблем. Центральным тезисом всего произведения проходит мысль о том, что богатство народов представлено товарами, совокупностью товаро, произведенных за год, т.е. годовым продуктом, деньги тоже товар и составляют только часть богатства. «Было бы слишком смешно доказывать серьёзно,- пишет Смит,- что богатство заключается отнюдь не в деньгах и не в золоте и в серебре, а в том, что покупается на деньги, и что оно ценится только ради этой способности покупать. Не подлежит сомнению, что деньги всегда составляют часть национального капитала, но было уже указано, что они составляют только небольшую часть его и притом приносящую наименьшую выгоду». Таким образом, Смит не отрицает признание денег (золота и серебра) богатством, но они - лишь один из видов богатства.

Вместе с тем нельзя оставить без внимания уничижительную оценку Дж.Ст. Миллем теоретических воззрений меркантилизма вообще и его концепции богатства в особенности как некую «путаницу». Такую характеристику невозможно принять ни с точки зрения истории и логики развития политической экономии, ни со стороны актуальных проблем современного социально-экономического развития и современной экономической теории.

Во-первых, воззрения меркантилизма хотя и не были приведены к единой научной системе, основывающейся на методе восхождения от абстрактного к конкретному, они были первой элементарной теоретической системой взглядов на капиталистический способ производства, внутри которой не было противоречащих

друг другу «парадигмальных» оснований. Положения этой новорождённой системы

были формальнологически «согласованы» с общим пониманием богатства и его источника, и в этом отношении не свидетельствовали о теоретической «путанице». ²² Например, К.Маркс, являясь сторонником трудовой теории стоимости, к которой меркантилисты не имели никакого отношения, характеризовал меркантилистскую систему как «…первое теоретическое освещение современного способа производства». К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.25, ч. I, С.:.370. Это была по - своему стройная, пусть и ошибочная с более поздней точки зрения, позиция, проходившая через все установки, рекомендованные и реализованные практически в мероприятиях государственной политики.

Во-вторых. Как самый ранний вариант политической экономии меркантилистские воззрения опирались на описательно-эмпирический метод, отражая поверхностные («феноменологические») процессы и связи явлений экономической действительности возникающего капитализма. Представления меркантилистов не были фантазией, неким простым изобретением ума, они фиксировали реально существующую объективную данность, но с той её стороны, как она непосредственно видится, как сказал бы И.Кант, «практическому, а не теоретическому разуму». Между прочим, А.Смит, превосходно показал, откуда растёт обыденное представление о деньгах как единственной форме богатства, указав на две главных функции реальных денег - меру стоимости и орудие (средство) обмена (обращения). Классика можно дополнить, назвав и другие основные функции денег, экономическая и социальная роль которых в жизни народов всё более возрастала по мере развития капиталистической системы, вместе с тем укрепляя монопольное притязание денег на понятие богатства: средство накопления, средство платежа, мировые деньги. *- меру стоимости и орудие деньгах как единственной форме богатства, указав на две главных функции реальных

В-третьих. Меркантилисты («коммерсанты») не случайно искали источник богатства в сфере обращения, а не в сфере производства, в которой промышленность находилась на мануфактурной стадии с господством ручного труда.

Преобладающее влияние в период возникновения капитализма, когда развертывался процесс первоначального накопления капитала, имел торговый капитал, функционировавший в сфере обращения и извлекавший особенно большие прибыли из внешней торговли в виде золота и серебра. Это был главный канал формирования и роста доходов государства. Брошенный в сферу обращения торговый капитал совершает движение Д-Т-Д, прирастая прибылью Д”. Так происходит на практике, что и отражает теория, руководствующаяся индуктивным методом и прагматическим подходом к познанию реальных фактов. Позднее возникшая философия позитивизма (О.Конт) возвела такой эмпирический подход к явлениям жизни (отрицание проблемы познания сущности) в ранг нового направления философии, послужившего основанием так называемого «мейнстрима» современной экономической теории, где дирижирует неоклассический экономикс. Здесь никакой «путаницы» понятий нет. Есть отрицание диалектического метода.

В-четвёртых. Хотя меркантилисты не смогли выработать научное представление о сущности богатства, было бы неверно отказывать им в том, что у них отсутствуют элементы научного анализа этого социально-экономического феномена. Но, находясь в плену приоритетного признания индукции как якобы единственно научного метода исследований и ненаучности дедукции (Ф.Бекон), они ограничивались так называемым односторонним анализом, т.е. анализом, не дополненным, не переходящим в синтез обобщений, полученных в результате выработки аналитическим путём абстракций (категорий, понятий). Я имею в виду под синтезом не сводку этих представлений (это, конечно, делалось), а их логическое выведение в определённой закономерной последовательности и взаимосвязи. Однако то, что меркантилизм остановился здесь на полпути, не даёт оснований отрицать их научные достижения в подготовке строительного материала, разработке «кирпичей» системного здания, таких понятий, как разделение труда (у Смита исходное общее основание его экономической системы), деньги, стоимость (исходная категория у Д.Рикардо в его «Началах политической экономии» и как сторона товара - исходной категории в «Капитале» К.Маркса), капитал, прибыль, доход и другие понятия.

Наконец, обвинение меркантилистской теории богатства в «путанице» невольно обращает взгляд на современные представления о понятии богатства. Если у меркантилистов есть ограниченная концепция богатства, то в понятийном хозяйстве современной экономической науки и практики официальных институтов государственной и мировой (ООН) статистики, банковских учреждений, научных и учебных изданий царят настоящий хаос, несогласованность и противоречия. И главное в том, что такая неупорядоченность касается методологии самих подходов

к определению понятия богатства вообще и национального богатства в частности. Разговор об этом - дальше.

В критическом отношении А.Смита к меркантилизму есть ещё одна крупная линия, ведущая к признанию и противополаганию по существу, говоря современным языком, двух разных моделей рыночной экономической системы. Активной и жёсткой протекционистской экономической политике государства, которую поддерживали меркантилисты, А.Смит противостоял как сторонник фритредерской политики lassez faire, принципа свободной, в т.ч. и внешней, торговли, невмешательства государства непосредственно в предпринимательскую деятельность. Экономикой должна управлять «невидимая рука рынка», а не государство. За этим стояло признание действия объективных («естественных») экономических законов и видение труда в материальном производстве в качестве источника («причины») создания и роста массы товаров, к составляющих богатство народа, общества, государства, стоимость которого измеряется общественно-необходимыми затратами труда. В отличие от меркантилистов Смитовское понимание богатства непосредственно и логично связывается с трудовой теорией стоимости. В этом отношении у него есть, хотя и непоследовательные, предшественники. Так, ещё не освободившийся до конца от меркантилистских преклонений перед внешней торговлей и золотом, В.Петти оставил истории афоризм немеркнущего научного значения : «Труд есть отец богатства, земля его мать». К.Маркс интерпретировал эту формулу как определение вещественного богатства, состоящего из потребительных стоимостей, у которого (богатства) не один, а два источника - труд и естественный предмет труда (природа, земля).¹¹ «Потребительные стоимости: сюртук, холст и т.д., одним словом - товарные тела, представляют собой соединение двух элементов - вещества природы и труда. За вычетом суммы всех различных полезных работ, заключающихся в сюртуке, холсте и т.д., всегда остаётся известный материальный субстрат, который существует от природы, без всякого содействия человека. Человек в своём производстве может действовать лишь так, как действует сама природа, т.е. может изменять лишь формы веществ. Мало того. В самом этом труде формирования он непрерывно опирается на содействие сил природы. Следовательно, труд не единственный источник производимых им потребительных стоимостей, вещественного богатства». К.Маркс. «Капитал». Т.1. М.: Госполитиздат, 1949. С.: 49-50. Это положение Петти делает прорыв в меркантилистском понимании богатства, но не выводит на стоимостное понимание богатства, к которому пришел Смит, указав на мир произведённых товаров, у каждого из которых две качественно разных стоимости: 1/ полезность вещи, или её потребительная стоимость и 2/ меновая стоимость, или цена, ки поиным мерилом которой является труд. Правда, Смит не вышел на чёткое определение стоимости как особое понятие, находящееся в логической цепи между трудом и меновой стоимостью (ценой), формально не различая стоимость и меновую стоимость. Однако он далеко продвинул трудовую концепцию богатства В.Петти, указав, по сути, на то, что богатство не даруется природой, а создаётся при её участии людьми и измеряется затратами их труда.

Говоря о предшественниках Смита как автора классической теории богатства, нельзя миновать физиократов. Своё отношение к ним он выразил в специальной главе своего «Исследования…» Само название этой главы (глава 1Х, Т.II) выдаёт критический настрой её автора: «О земледельческих системах или о тех системах политической экономии, которые признают продукт земледелия единственным или главным источником дохода и богатства каждой страны». Казалось бы Смит должен был подчеркнуть серьёзный шаг физиократов вперёд в разработке теории богатства по сравнению с меркантилистами, поскольку физиократы перенесли предмет своего анализа понятия богатства и поиски его источников из сферы обмена в сферу производства, но он этого не делает. Не делает несмотря на то, что физиократы (а это французские экономисты) выступали против жестких мер государственного регулирования отраслей экономики, что в общем отвечало идее lassez faire. Но Смит принципиально не признавал их концепцию, согласно которой чистый доход годового продукта, превышающий затраты на его производство, а значит и богатство создаются только в земледелии в виде земельной ренты благодаря первоначальным и текущим затратам производительным трудом фермеров и сельскохозяйственных рабочих. Не признавал он также отнесение землевладельцев к производительному классу, если они присваивают дополнительную земельную ренту (процент на капитал) за счёт производимых ими разных улучшений земли, сооружения построек, мелиоративных и ирригационных и других работ. Однако главную ошибку теории физиократизма Смит видел «в изображении класса ремесленников, мануфактуристов и купцов как совершенно бесплодного и непроизводительного»¹¹ А.Смит. Указ. соч., Т.II, С.:220., поскольку затраты их труда, по мнению физиократов, лишь воспроизводят их собственные затраты. Называя Ф.Кенэ - автора знаменитой «Экономической таблицы» «очень талантливым и глубоким творцом этой теории», Смит всё же не обошелся без некоторой иронии по адресу её создателя…²² там же, С.: 218.

Представляет интерес, какова судьба продолжения послесмитовских исследований «природы и причин богатства народов», в каком или каких направлениях они велись и ведутся в современной экономической науке? О Дж.Ст.Милле мы немного уже сказали. Но между Смитом и Миллем был Давид Рикардо - вершина домарксовой классической политической экономии. Рикардо же, ссылаясь на Смита и стремясь освободить его точку зрения от замеченных противоречий, дал свою, более узкую, чем у Смита, интерпретацию понятия богатства, отделив его от понятия стоимости: «…стоимость существенно отличается от богатства, так как стоимость зависит не от изобилия, а от трудности или легкости производства».³³ Рикардо Д. Соч., т.I, с.226. Иначе говоря, Рикардо сводит содержание богатства к натурально-вещественному содержанию товаров, к сумме потребительных стоимостей. При этом он цитирует Смита, который главу V первого тома «Исследования…» начинает словами, имеющими, конечно, ключевое значение: «Каждый человек богат или беден в зависимости от того, в какой степени он может пользоваться предметами необходимости, удобства и удовольствия».⁴⁴ А.Смит. Указ. соч., Т I, С.:30. Рикардо не раз апеллирует к этой фразе, категорически не соглашаясь с трактовкой Ж.Б. Сэя, который считает, что у Смита понятия стоимости и богатства - синонимы.⁵⁵ Рикардо Д. там же, С.:231. Но у Смита есть и исходное определение «богатства» каждого народа , а не только отдельного человека, и - что особенно важно - его источника. С. него начинается «Введение» ко всему сочинению, что имеет принципиальное значение для понимания методологии Смита. «Годичный труд каждого народа, - говорит А.Смит, -представляет собою первоначальный фонд, который доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты, потребляемые им в течение года и состоящие всегда или из непосредственных продуктов этого труда или из того, что приобретается в обмен на эти продукты у других народов». Заканчивается «Введение» словами, повторяющими фактически В.Петти, о «действительном богатстве общества» - «годовом продукте его земли и труда».⁶⁶ А.Смит. Там же, С.: 4, 6. Причём имеется в виду не только земледельческий труд, а весь совокупный труд общества, распределённый по отраслям. Думается, однако, что Сэй и Рикардо односторонне поняли Смита соответственно его нечётким, противоречивым определениям не только стоимости (что общеизвестно), но и ряда других категорий, в т.ч. и богатства, на что меньше или совсем не обращают внимания историки экономической мысли. Под продуктом Смит всегда имел в виду не продукт в натуральном хозяйстве, а продукт в форме товара, а под годовым продуктом совокупность товаров, произведенных за год во всех отраслях. Но товар прежде всего есть материальный продукт, вещь, удовлетворяющая потребности людей, потребительная стоимость, и поэтому, если богатство заключается в товарах, то оно, следовательно, представлено потребительными стоимостями. В этом смысле Рикардо был, конечно, прав против Сэя в истолковании Смита. Однако если товар обладает, по Смиту, также меновой стоимостью, ценой, определяемой затратами труда, то и богатство измеряется ценой, т.е. предстаёт как меновая стоимость. В этом смысле прав Сэй, указывая на то, что богатство у Смита «синоним стоимости». Но это с формальной стороны. Проделывается удивительный переворот «сальто-мортале»: под «стоимостью» Сэем понимается не затраченный труд, а мерило полезности вещей, которая и сообщает этим вещам «стоимость», а точнее «меновую стоимость», «цену». Как ни странно, виновником всей этой действительной путаницы является сам Смит, поскольку, определяя трудовую основу меновой стоимости, цены, он не ввёл особого понятия «стоимости», отличного по содержанию от «меновой стоимости», промежуточного в логическом отношении между трудом как единственным источником стоимости, представляющей собой «кристалл» овеществлённого труда в созданном продукте, и меновой стоимостью как проявлением стоимости (затрат труда) в обмене в виде пропорции обмениваемых товаров, или в форме цены. Таким образом, Сэй смешивает потребительную стоимость со стоимостью и поэтому в числе источников стоимости видит не только труд, а и средства производства («капитал») и землю, которые своим совместным действием создают стоимость, новое богатство. Оно представляет собой сумму доходов от труда (заработная плата наёмного рабочего), от капитала (процент) и земли (рента). Отсюда знаменитая «триединая формула» Сэя, отражающая его точку зрения на понятие богатство (соответственно «национальное богатство»), отвергающую его объяснение с позиций трудовой теории стоимости.

Надо сказать, что и Рикардо, хотя он пытался освободить концепцию Смита от противоречий и критиковал Сэя за его отход от трудовой теории стоимости, стремясь последовательно провести её сквозь строй всех других категорий политической экономии, не сумел всё же довести до конца разработку представления о богатстве капиталистического общества. Не увидев действительных , реальных различий между потребительной стоимостью и стоимостью, он не разглядел и двойственного характера труда, создающего товар, феномена приобретения стоимостью качества самостоятельного бытия, её функционирования и движения, расширенного воспроизводства, развития на её базе целой системы превращённых, ложных, иррациональных, фиктивных форм, всё более маскирующих их связь с действительным источником стоимости во всяком товарно-рыночной экономике.

Дж.Ст.Милль на полемику Рикардо с Сэем отреагировал воспроизведением и своей конкретизацией точки зрения Смита. Сначала он это сделал в связи с разработкой вопроса о предмете политической экономии в своей большей статье «Об определении предмета политической экономии; и о методе исследования, свойственном ей» (1836 г.), в которой он, во-первых, назвал «Исследование …» А.Смита «систематическим трактатом политической экономии»; во-вторых, отнёс политическую экономию к науке, а не к искусству: она не указывает, «как сделать народ богатым», а «информирует нас о законах, которые управляют производством, распределением и потреблением богатства». В-третьих, имеются в виду не физические законы, а «законы человеческой природы», по Миллю - «моральные или психологические законы производства и распределения богатства», иначе - «законы человеческого разума». Наконец, в качестве предмета политической экономии берутся только те из них, которые возникают вследствие того, что человек живёт в «состоянии общества». Итак, по Миллю, политическая экономия это: «Наука, которая разыскивает законы таких явлений, [происходящих] в обществе, которые проистекают от совместных действий человечества ради производства богатства.»¹¹ Дж.Ст.Милль. Основы политической экономии. М.: Эксмо, 2007. С.:990, 991,995,998,999, 1003. Само же понятие богатства он определяет «как [совокупность] всех объектов, полезных или подходящих для человечества, за исключением тех, которые можно получить без [затрат] труда в неограниченном количестве».¹¹ Там же, С.:993. Как мы видим, здесь Милль повторяет Рикардо. Но в «Основах политической экономии»(1848 г.) он точнее, полнее передает понимание Смита: «…Богатство можно определить как понятие, охватывающее все полезные или приятные вещи, которые обладают меновой стоимостью, или, иными словами, все полезные или приятные вещи, за исключением тех, которые в желательном количестве можно приобрести без затрат труда или принесения чего-либо в жертву».²² Там же, С.: 94-95. Здесь богатство уже чётко связывается с товаром и меновой стоимостью и не сводится к потребительной стоимости.. Но Милль обращается и к такому вопросу, который остаётся в поле дискуссии до наших дней: «следует ли считать богатством так называемые нематериальные продукты» и, в частности, «нужно ли, например, причислять к богатству мастерство работника или любую другую природой данную или благоприобретённую способность тела и ума?» На этот вопрос он отвечает в книге I, в главе «О непроизводительном труде».

Традиция связывать понятие производительного труда с трудом, создающим товар (материальный продукт), т.е. «богатство», идёт от А.Смита. Известный методолог и историк экономической мысли М.Блауг подвергает прямому и грубому осуждению смитовское учение о разграничении производительного и непроизводительного труда как «одной из самых пагубных концепций в истории экономической мысли». ³³ М.Блауг. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994. С.:48. Между тем эта концепция органично связана со смитовским пониманием трудовой природы основы цены: производительным, по его учению, является не всякий труд, а лишь труд, производящий в материальном производстве товары и овеществляющийся в них. Ведь речь шла не о стоимости («ценности») природных даров и не о нематериальных услугах, а о продуктах, создаваемых товаропроизводителями в различных отраслях промышленности и сельского хозяйства. Смитовская теория производительного и непроизводительного труда, конечно, неполно, лишь частично отражает эту реальную сложную проблему общеэкономического и социально-экономического характера на одной из ступеней её структурного анализа. Он подходит к её решению с точки зрения условий простого товарно-рыночного хозяйства, в котором богатство общества состоит из товаров и умножается за счет увеличения массы труда и повышения его производительности в материальном производстве. С точки зрения такого подхода наиболее общее определение производительного труда относилось бы к производству материальных благ, вещественных потребительных стоимостей вообще, включая и нетоварное, натуральное производство. Смит ограничивает анализ рамками товарного производства, т.е указывает на определённую экономическую специфику производства. И здесь категория производительного труда сливается с категорией труда, создающего товары. Смит не довёл свой анализ до выяснения того, как влияет обстановка капиталистических отношений, новые социальные факторы на понятие производительного труда, связанное с присвоением прибавочной стоимости, прибыли в её многообразных формах. Суждения на эту тему мы находим у Маркса. Заслуга же Смита состоит в том, что дал исходные определения труда, создающего национальный доход страны, за счёт которого растёт и её национальное богатство. Тем самым Смит чётко и резко назвал в своё время те слои населения, которые непосредственно не участвуют в его приращении, хотя ряд из них (далеко не все!) осуществляет полезную для общества деятельность. Прилагая учение Смита к нашим российским дням, мы можем обратить внимание на огромную массу труда, который не имеет не только прямого, но и косвенного отношения к реальному экономическому росту, тщательней разобраться в том, что скрывается за опережающим ростом сферы услуг, что означает более быстрый рост доли, например, финансовой деятельности и косвенно измеряемых услуг финансового посредничества (в 2007 г. 112,5 и 112,6, в 2008 г. 106,6 и 106,8%% соответственно) по сравнению с общим темпом роста ВВП в эти годы (108,1 и 105,6%%), ростом обрабатывающих производств (108,1 и 101,2%%) /http://www.gks.ru/bgd/free/b01 21.05.2009/ ? Без учёта разделения труда на производительный и непроизводительный по критерию создания реального национального богатства возникает иллюзорная картина, искажающая роль действительных и фиктивных факторов его роста.

Дж.Ст.Милль, как и А.Смит, связал проблему создания богатства с вопросом о производительном и непроизводительном труде, избрав критерием их разграничения то, предложил Смит. Под богатством он понимал прежде всего созданные трудом долговременно накопляемые материальные (вещественные) продукты. Только такой труд (не всякий полезный труд) является, как и у Смита, производительным. Но в отличие от Смита он различал и признавал два вида производительного труда, что имеет прямое отношение к определению богатства.. Первый вид (в узком смысле) - «непосредственно» производительный, т.е. участвующий в процессе материального производства, второй вид - «косвенно», «опосредованно» производительный, тот, который создаёт «полезности, заключённые и воплощённые в самих людях», направленный «на придание людям качеств, которые делают их полезными для себя и для других».¹¹ Дж. Ст. Милль. Указ. соч. С.:128. Далее Милль разъясняет: «К этому виду относится труд всех лиц, занятых в образовании, причём не только учителей, наставников, профессоров, но и правительств, в той мере,, в какой они стремятся к совершенствованию народа; сюда же относится труд духовников и священнослужителей в меру его плодотворности; труд врачей, поскольку он служит сохранению жизни, физических и умственных сил; труд лиц, обучающим трудовым навыкам, различным ремёслам, наукам, искусствам, включая труд учеников, приобретающих все эти знания и навыки. Наконец, весь труд, вкладываемый всякими людьми на протяжении их жизни в расширение знаний и развитие физических и умственных способностей их самих и других людей». Там же. В целом Милль даёт расширительное понятие производительного труда: «…весь труд, занятый созданием долговечных полезностей, воплощённых в человеке или в других одушевлённых или в любых других одушевлённых и неодушевлённых предметах».²² Там же, с.130. Однако, как бы уточняя свою позицию, указывает на то, что второй вид производительного труда лишь постольку является производительным, поскольку он «в конечном счёте приводит к увеличению материального производства», способствует возрастанию «материального богатства».³³ «Так, труд, затраченный на приобретение производственного мастерства я отношу к производительному, причём не из-за самого мастерства, как такового, а из-за промышленных продуктов, которые созданы посредством мастерства и в создание которых важную лепту внёс т руд по овладению профессией». Там же, с.131. Таким путём Милль хочет выбраться из круга собственных противоречий, привязав главный признак производительного труда к материальному производству, т.е. к позиции Смита. Однако, относя приобретённые способности работника, его накопленное мастерство к разновидности «богатства», он

вместе с тем избегает называть богатством самого человека. Его принципиальное суждение состоит в том, что «самого человека … я не рассматриваю как богатство. Он представляет собой цель, во имя которой существует богатство»⁴⁴ Там же, с.130. (курсив автора главы).

Это положение воспринял А.Маршалл, создатель первого неоклассического курса политической экономии под именем «Экономикс», отражающего теперь принципы основного направления современной экономической теории (mainstrim). Уже с самого начала изложения в своих знаменитых «Принципах политической экономии», определяя предмет политической экономии, или экономикс, он развёл понятия «богатства» и «человека», подчеркнув, что эта наука «с одной стороны, представляет собой исследование богатства, а с другой - образует часть исследования человека».¹¹ А.Маршалл «Принципы политической экономии I.». Прогресс - Москва, 1983, с. 56. Маршалл попытался продвинуться в разработке и конкретизации понятия богатства, в классификации его разных видов. При этом он опирался как бы, с одной стороны, на взгляды Смита и Милля, и вместе с тем, с другой стороны, уходил от ряда их методологических установок и теоретических решений. Это и определило формирование системы нового маржиналистского направления в политической экономии на основе трудов К.Менгера, П.Вальраса, Джевонса, переход от классической политической экономии к её «неоклассической» ветви. Маршалл ввёл в экономическую теорию ряд новых понятий, имеющих отношение к проблеме богатства: блага, их подразделение на материальные и нематериальные, внешние и внутренние, «экономическое богатство», «личное, индивидуальное и коллективное, общественное богатство», «богатство страны» (национальное богатство). Всякое богатство, по Маршаллу, состоит из «благ», прежде всего материальных вещей, но не только из них, но и из нематериальных благ, удовлетворяющих те или иные потребности людей. Уже этот момент отделяет Маршалла от классиков. Но не все блага включаются в богатство. Во-первых, в него не входят услуги и продукты, которые потребляются в момент их возникновения и не закрепляются в форме накопляемых запасов. Во-вторых, только те материальные блага (вещи, товары) составляют богатство отдельного человека, «которыми он владеет (в силу закона или обычая) на правах частной собственности и которые поэтому могут быть передаваемы и обменены».²² Там же, с. 114. Подчёркивается, таким образом, определённая социальная форма богатства в виде объекта частной собственности. В-третьих, в нематериальное богатство нет оснований включать личные способности человека («внутренние блага»), но есть основания считать экономическим богатством его деловые и профессиональные связи, организацию его предприятия («внешние блага»), поскольку они позволяют приобретать материальные блага. Новым у Маршалла было и то, что организацией производства, эффективностью он дополнил ряд традиционно понимаемых основных факторов производства: землю, труд, капитал. В-четвёртых, экономическое богатство составляют те блага, которые непосредственно и косвенно могут быть измерены денежной мерой, являются «экономическими благами» и поэтому относятся к предмету экономической науки. В- пятых, вопреки Дж.Ст.Миллю, категорически исключавшему так называемые ценные бумаги из состава богатства, Маршалл признал «акции государственных компаний, закладные и другие обязательства»³³ Там же. богатством их владельца. От него, таким образом, тянется теоретическая линия к обоснованию и применению в современной международной системе национальных счетов (СНС) модели национального богатства, в которой находится место среди финансовых активов небывало быстро растущему фиктивному капиталу.

Маршаллианская концепция богатства со всеми её новациями формально апеллирует к понятию «стоимости», прямо трактуя её как «меновую стоимость», причём без ссылок на то, что её основой является труд, в чём, конечно, отступает от позиции Смита и Милля. Маршалл доводит до логического конца отсутствие у этих классиков особой (наряду с «меновой стоимостью») категории стоимости существующей в единстве с потребительной стоимостью, трактовку которой как полезности он полагал «неправильной». Цена товара есть мера его величины как элемента богатства - таков подход, используемый до сих пор «мейнстримом» современной экономической теории.

К.Маркс в «Капитале» прямо начинает исследование экономической системы капитализма с присущей ему простейшей, «элементарной» формы богатства. В первых строках первого тома этого произведения (1867 г.) он пишет: «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, является огромным «скоплением товаров», а отдельный товар - его элементарной формой. Наше исследование начинается поэтому анализом товара».¹¹ К.Маркс «Капитал», том первый. Госполитиздат, 1949. С.: 41. При этом автор ссылается на свою более раннюю работу «К критике политической экономии» (1859 г.), в которой он впервые пришёл к такому выводу, открывая первую главу «Товар» словами: «На первый взгляд буржуазное богатство выступает как огромное скопление товаров, а отдельный товар - как его элементарное бытие». Госполитиздат, 1949. С.:11. В этих словах сжато высказан ряд принципиальных положений, характеризующих точку зрения Маркса на отношение политической экономии к проблеме «богатства» и место этой категории в предмете этой науки. По правилам научной этики на эти положения должен бы был обратить внимание А.Маршалл (его «Принципы…» были опубликованы в 1890 г., т.е. спустя 23 года). Ряд этих положений не получил, как я думаю, достаточного признания и развития и в советской марксистской научной и учебной экономической литературе. В ней изначально сложилось скептическое и даже отрицательное отношение к связыванию «богатства» с предметом политической экономии вообще. Оно сложилось не без влияния критики Н.Г.Чернышевским определения Дж.Ст.Миллем политической экономии как науки о богатстве из-за чисто «количественного» подхода и отсутствия в этом определении «качественной» характеристики богатства (что вообще, полагаю, справедливо в отношении дефиниции). Главная же причина, на мой взгляд, в том, что с формальной стороны такое определение противоречит марксистскому пониманию политической экономии как науки о производственных, экономических отношениях, о присущих им объективных законах. По существу же, как свидетельствует «Капитал» и уже приведенное выше начало его изложения, эти определения не находятся в состоянии взаимоотрицания и, более того, могут получить, в зависимости от подхода, интерпретации и цели анализа, тождественное значение.

2. Маркс и советская экономическая литература

Ссылка на то, что богатство капиталистического общества, т.е. общества, где утвердился капиталистический способ производства, представлено совокупностью товаров, в данном контексте означает, что Маркс продолжает традицию Смита в постановке задачи и определении предмета политэкономического исследования («Исследование природы и причин богатства народов»).

Во-первых, именно богатство Маркс называет таким предметом своего исследования..

Во-вторых, речь идёт в конечном счёте о богатстве всего общества, что в данном случае равнозначно «богатству народов», или страны, а не богатству индивида. Иначе говоря, имеется в виду «макроэкономический» масштаб измерения богатства: не индивидуальное богатство, точнее не только индивидуальное, а в данном аспекте - общественное, национальное, совокупное («скопление товаров»). Однако в начале исследования и изложения, будучи предметом изучения и его конечным пунктом, общественное (в указанном смысле) богатство выступает в мышлении пока как предпосылка. Начало исследования - отдельный, единичный товар, являющийся «элементарным бытием», «элементарной формой» богатства в этом обществе, его «экономической клеточкой». ²² Там же, с. 4. И для такого подхода имеются глубокие основания. Прежде всего то, что совокупное богатство общества (страны) в системе «атомизированных» частных обособленных друг от друга товаропроизводителей (а такова экономика свободной конкуренции, отражением которой является классическая политическая экономия, включая и «Капитал») производится и растёт как апостериорный результат стихийного, не управляемого со стороны общества, государства процесса. Таким образом, первичным, исходным пунктом в анализе является не совокупный, а единичный товар, который однороден, однотипен, одинаков с экономической точки зрения со всяким другим товаром, и поэтому как бы представляет весь товарный мир. Именно в нём лежит ключ к пониманию внутренней структуры товара вообще, в т.ч. и совокупного товара. Более того, в нём («экономическая клеточка»), как очевидном для всякого участника рыночного обмена единстве потребительной стоимости и меновой стоимости, Маркс открыл ряд противоречий, необходимость разрешения которых приводит к появлению и развитию экономических форм - от простых до более сложных, - образующих целостную систему экономических отношений, отражаемых в логически связанной политэкономической системе категорий «Капитала». В этом отношении Маркс, пользуясь диалектико-материалистическим методом, далеко продвинул концепцию Смита.

В-третьих, как и у Смита, товарное богатство страны с точки зрения Маркса является вещественным богатством (совокупностью вещественных потребительных стоимостей), создаваемым в материальном производстве, и частично в производственных процессах, продолжающихся в сфере обращения. Ни услуги, ни ценные бумаги, ни интеллектуальные, нематериальные, духовные ценности, согласно их подходам, не входят в состав национального, общественного экономического богатства, а главными факторами его создания и увеличения является масса населения, занятого производительным трудом в материальном производстве, и - в решающей степени - производительность их труда. Что касается природных ресурсов, то классическая политическая экономия не включала их, как и труд, человека, работника, в состав национального богатства, рассматривая их как его источники. Богатство нации, народа, страны - не то, что даровано природой (богом), а то, что создано их усилиями, старанием и умелостью. Маркс и сузил и расширил понятие производительного труда, связав эту категорию с производственными отношениями капитализма, с производством прибавочной стоимости и её превращенными формами. Такая модель производительного труда позволяет понять и дать объяснение современной практике капиталистического хозяйства и его статистическим институтам конструировать и использовать расширенную концепцию «национального богатства», включая в него в значительной мере, наряду с природными ресурсами, различные фиктивные и виртуальные элементы.

Наконец, товары обладают меновой стоимостью (ценой), в основе которой лежат затраты общественно необходимого труда, что даёт основание относить Смита к сторонникам трудовой теории стоимости. Но в этом пункте (как и в ряде других) есть и существенная разница между Марксом и Смитом, отмечавшаяся выше и отражающаяся в их концепциях богатства. Если Смит напрямую связывает меновую стоимость (цену) с трудом, не замечая его двойственный характер и не фиксируя труд в какой-либо субстанциональной форме, то Маркс открывает двойственный характер труда, создающего товар (конкретный и абстрактный труд) и обосновывает абсолютную материализацию затрачиваемого общественно необходимого труда абстрактного труда в форме его овеществления продукте в виде стоимости. Стоимость и определяет внутреннюю основу цены как менового отношения обмениваемых на рынке товаров. Такая трактовка стоимости ведёт к признанию и двойственного характера богатства и целого ряда его превращённых форм не только в прежней, но ещё больше в современной рыночно-капиталистической экономике.

Никто из предшествующих Марксу классиков не увидел в структуре товара бытия стоимости в отличие от меновой стоимости. Стоимость данного конкретного товара, действительно, не воспринимаема чувственным образом (по Марксу, «призрачная предметность»). Но её существование как особой категории доказывается абстрактно-теоретическим путём через анализ форм её проявления, начиная с меновой стоимости, и форм её движения, модификаций, превращений на поле всей рыночно-капиталистической системы в координатах пространства и времени. В ходе её фактического и логического развёртывания, уже на первой стадии реализации товара в простом обмене на другой товар, стоимость как бы отделяется от потребительной стоимости первого товара, передавая свой «образ» другому товару, сливаясь с его потребительной стоимостью, которая и выступает в роли эквивалента стоимости продаваемого товара. Такие «выходы» стоимости из лона создаваемых товаров носят непостоянный, случайный характер до тех пор, пока роль эквивалента стоимости всех товаров не закрепляется практикой за каким-либо одним товаром, а когда таким товаром - всеобщим эквивалентом становится золото, возникают деньги, денежная форма стоимости, в которой скрытая внутренняя трудовая стоимость, каковой она возникает в каждом производимом товаре, приобретает качество самостоятельного бытия в виде золотых денег.

Возникает вопрос: признаются ли вследствие этого в концепции Маркса деньги наряду с товарами особым видом богатства в буржуазном обществе? Смит, Рикардо и Милль не склонны к такой трактовке денег, поскольку они являются только средством приобретения других нужных потребителю товаров. То, что деньги есть товар, было сильным аргументом против меркантилистской концепции. Но то, что деньги есть особый товар, товар-всеобщий эквивалент, открывающий более широкий круг возможностей, чем опосредование купли - продажи товаров, они недооценивали.

Маркс, разделяя и дополнительно обосновывая идею товарного происхождения денег, увидел в них нечто большее, чем «колесо обращения». В функции меры стоимости они выступают идеально - как счётная мера, а в функции средства обращения - выполняют мимолётную посредническую роль и могут быть заменены определёнными знаками (бумажные деньги), не имеющими собственной стоимости (кроме затрат на их изготовление на печатном дворе) и наделёнными так называемой «представительной стоимостью», зависящей от их количества, выпущенного в сферу обращения. Обе эти функции, можно думать, не придают деньгам ранга богатства, за исключением тех случаев, видимо, когда бумажные деньги не подвергаются инфляции и свободно размениваются на золото. Часто деньги как средство обращения временно накапливаются с целью приобретения

дорогой вещи. Но и это не придаёт им качества особого «нетоварного» богатства. Однако в следующих трёх функциях денег, как мне кажется, черты особого вида богатства как самостоятельной стоимости, выраженной в деньгах, уже вырисовываются, хотя прямо об этом в текстах Маркса не говорится. В самом деле, в функции средства накопления деньги извлекаются из сферы обмена и сберегаются в руках продавца товара как самоцель - феномен увеличения «сокровища» как такового. (Гобсек). Но эта форма накопления богатства противоречит принципам рыночного хозяйства, зато в сочетании со следующей функцией денег - платёжной - она порождает уже специфическую форму денежного богатства при кредитно- рыночных отношениях, поскольку покрытие сальдо взаимных кредитных обязательств требует наличных («живых») денег - золота (или его эквивалентной замены). Наконец, в качестве мировых денег выступает, как считает Маркс, золото в натуральной форме (в слитках) безо всяких национальных костюмов, что придаёт самостоятельному бытию стоимости как сгустку овеществлённого абстрактного общественно-необходимого труда законченный материализованный вид - форму, адекватную его содержанию. До тех пор, пока стоимость не отделилась от потребительной стоимости товара и не получает постоянного самостоятельного выражения в виде золота-денег, она не может «претендовать» на статус особого вида богатства наряду с товаром. Но сращение её с золотом - всеобщим эквивалентом рождаёт такой вид - денежное богатство. Теоретически и практически оно возникает уже на почве простого, некапиталистического товарно-денежного хозяйства. Природа этого вида богатства такова, что оно обладает абсолютной «ликвидностью», может непосредственно реализовываться, превращаться в любой товар, погашать любую задолженность по ссуде (кредиту) и, главное, безгранично по величине и во времени, не подвергаясь физической порче, накопляться и сохраняться. И хотя эта форма богатства является, по Марксу, вторичной в логической системе категорий «Капитала», она приобретает огромную силу притяжения помыслов людей, их деятельности вплоть до преступлений, рождает жажду денежного обогащения, веру во всесилие денег, «денежный фетишизм», выраженный в классических афоризмах: «Деньги не пахнут», «Люди гибнут за металл», «Всё куплю - сказало злато». В этом смысле критика классиками меркантилистов была верной, поскольку те не видели решающей роли производства в создании богатства народов, заключенного в товарах, а уповали на внешнюю торговлю с положительным сальдо для данной страны, но односторонней. Независимо от внешней торговли деньги уже как всеобщий эквивалент становятся элементом богатства в товарно-рыночном хозяйстве. Такой вывод в отношении концепции Маркса можно сделать из анализа первого отдела 1-го тома «Капитала». И тогда придётся сделать уточняющее замечание к знаменитой фразе из пушкинского «Евгения Онегина»: государство может богатеть и за счёт увеличения своего золотого запаса как путём добычи этого металла, если есть собственные рудники, так и через внешнюю торговлю. Но главный источник, - конечно, производство продуктов (товаров).