Гибкость организационной структуры и типология неформального малого предпринимательства в России. По данным лонгитюдного исследования (2013-2015 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Гибкость организационной структуры и типология неформального малого предпринимательства в России. По данным лонгитюдного исследования (2013-2015 гг.)

ЧЕПУРЕНКО Александр Юльевич

доктор экономических наук, профессор

Национального исследовательского университета

«Высшая школа экономики»

Аннотация

В статье на основе релевантной отечественной и зарубежной литературы, в русле институционального подхода к определению и анализу причин и практик неформального предпринимательства в современной России и на данных проведённого автором лонгитюдного исследования 13 стартапов и малых предпринимателей (Москва, 2013-2015 гг., 36 интервью) рассматриваются следующие вопросы: (1) есть ли какие-то отличия в характере отношений собственности в тех бизнесах, которые ведутся частично или преимущественно неформально, от описанных в академической литературе классических отношений собственности в предпринимательских фирмах? (2 ) почему некоторые виды деятельности малого предпринимательства располагают к неформальным практикам? (3) какую роль в решении предпринимателей вести свою деятельность неформально играет взаимодействие с государственными контрольно-надзорными и правоохранительными органами и каковы здесь возможные альтернативы? (4) каковы сравнительные выгоды и риски и (или) ограничения неформальной предпринимательской деятельности?(5) связаны ли между собой -- и как -- мотивация к предпринимательской деятельности и склонность к неформальным видам активности в бизнесе?

Основные выводы статьи заключаются в том, что важной причиной неформальности в микро- и малом бизнесе является диффузная структура отношений собственности, которая представляет собой гибридную (промежуточную) форму между рынком и фирмой. Предложена авторская типология предпринимателей, основанная на различных вариантах сочетания мотивации к ведению предпринимательской деятельности и уровня формализации последней. В результате выделены четыре идеальных типа предпринимателей -- «звёзды», «не любящие рутины», «простаки» и «маргиналы». Два последних и являются основными акторами неформальной предпринимательской активности, ведущейся легально зарегистрированными фирмами, и полностью неформального предпринимательства.

В статье даются некоторые практические рекомендации относительно возможностей сокращения неформальных предпринимательских практик, основанные в том числе на понимании различия между указанными идеальными типами предпринимателей.

Ключевые слова: малое предпринимательство; неформальная деятельность; типология предпринимателей; Россия; лонгитюдное исследование; качественные методы.

Annotation

Flexible Organizational Structure and Typology of the Informal Small Entrepreneurship in Russia Evidence of a Longitude (2013-2015)

CHEPURENKO, Alexander -- Dr. oec, Professor, National Research University Higher School of Economics

In this article, based on relevant domestic and foreign literature, the institutional (i.e., “narrower”) approach to the definition of informal entrepreneurship and the informal entrepreneurial activity are substantiated, and an analysis of their causes and practices in the conditions of modern Russia is delivered. Using data from the panel study of start-ups and small entrepreneurs conducted by the author (Moscow, 2013-2015), the paper addresses the following issues: (1) Are there any differences in the nature of ownership relations in those businesses that are partially or primarily informally led, from the classical property relations in entrepreneurial firms described in academic literature? (2) What are the types of SMEs, and why are those that use informal practices more common? (3) What role does interaction with State control and law enforcement bodies play in decision making of entrepreneurs as to whether to operate informally, and what are the possible alternatives? (4) What are the comparative advantages and risks/constraints of informal entrepreneurship? (5) Is there entrepreneurial motivation and the inclination for informal kinds of activity in the business and, if so, how?

The main evidence of the article consists in the following: an important reason for the informality in micro- and small businesses is a diffuse structure of property relations, which is a hybrid (mixed) form of a market and firm. An own typology of entrepreneurs is invented, based on various combinations of entrepreneurial motivation and levels of formalization of the latter. As a result, four ideal types of entrepreneurs are introduced, namely “stars,” “non-routine entrepreneurs,” “simpletons,” and “marginals.” The two latter are the main actors of the informal entrepreneurial activity of legally registered businesses and totally informal entrepreneurship, respectively.

In conclusion, there are some practical recommendations formulated on opportunities to reduce informal entrepreneurial practices, based, among others, on the understanding of the differences between the aforementioned ideal types of entrepreneurs.

Keywords: small entrepreneurship; informal activity; typology of entrepreneurs; Russia; longitudinal survey; qualitative methods.

Введение: определение предмета

Неформальное предпринимательство -- это поле деятельности миллионов взрослых трудоспособных россиян. Так, в стране зарегистрировано порядка 5,5 млн малых и средних (МСП), причём подавляющая часть из них (свыше 4 млн) -- это микрофирмы и индивидуальные предприятия (ИП), которые, по определению Международной организации труда, просто не в состоянии соблюдать все формальные регуляции, в первую очередь, -- в части найма и увольнения сотрудников, а потому автоматически попадают в сферу неформальной экономики. Это значит, что речь идёт в любом случае о миллионах участников экономической деятельности. Но такова видимая часть неформального предпринимательства. Наряду с ней существует и невидимая часть -- те бизнесы, которые вообще не попадают в государственную статистику, так как не только наём и увольнение, но и всю свою хозяйственную деятельность ведут, никак её не регистрируя. При этом в 2000-2010-х гг. наблюдается явная тенденция к росту доли населения, занятого в неформальной экономике, в связи с тем что в сфере крупной промышленности происходят оптимизация технологий и интенсификация труда, а потому происходит сокращение числа занятых, которые «исчезают» из государственной статистики занятости, при этом практически не пополняя число безработных [Гимпельсон, Капелюшников, Слонимчик 2014; Воскобойников, Гимпельсон 2015]. Куда они перетекают? Значительная часть из них, судя по всему, -- в неформальный бизнес. В том числе большинство -- в качестве наёмных работников, но некоторые -- в качестве предпринимателей. Всё это приводит к негативным последствиям как экономического, так и социального плана: к сокращению налоговой базы бюджетов разного уровня, возникновению -- вместо «хороших» -- миллионов плохих рабочих мест, создаваемых без учёта требований трудового законодательства, и анклавов социальной незащищённости.

В связи с этим в последние годы представители российской государственной власти высказывают озабоченность ростом неформального предпринимательства в стране. Отсюда определённые законодательные инициативы Думы или практические действия исполнительной власти по борьбе за «обеление» российской экономики (эксперимент по налогообложению самозанятых, меры по стимулированию безналичного оборота, внедрение цифровых меток, позволяющих отслеживать цепочку прохождения товаров, и т. п.). При этом зачастую, по сути, ставится знак равенства между понятиями «неформальная» и «нелегальная» экономика, а также между занятыми в неформальной экономике, с одной стороны, и самозанятыми и неформальными предпринимателями, с другой.

Правда, позиции отдельных министерств различаются. Если Минфин стремится -- по крайней мере, на словах -- снизить страховые взносы и налогообложение, чтобы стимулировать предпринимателей легализоваться См. https://www.rbc.ru/economics/17/04/2017/58f4b8789a7947c1418ff1af, то Минтруд и Минюст настаивают на репрессивных подходах См. https://www.rbc.ru/rbcfreenews/58ee1d969a7947d262bcf5c8?from=materials_on_subject.. Промежуточную позицию занимает Госдума: приняв закон о налогообложении самозанятых, который вступил в действие с 1 января 2019 г., она, с одной стороны, ликвидировала определённую лакуну в налоговом праве; с другой стороны, предложила довольно щадящий режим, который должен быть апробирован в ходе длительного эксперимента в четырёх регионах; и главное -- установила 10-летний период, в течение которого этот режим не может быть пересмотрен в сторону ужесточения См. http://duma.gov.ru/news/28794/.

И всё же, несмотря на то что в теоретическом плане комплекс проблем, связанных с неформальной экономикой вообще и неформальным предпринимательством в частности, достаточно хорошо проработан в литературе (см. ниже, раздел о подходах к неформальному предпринимательству), в действиях российского государства проявляется в целом какой-то единый, неизбирательный подход; неформальное предпринимательство стигматизируется в общественном дискурсе, его существование однозначно связывается только с дефектами рыночного механизма и госрегулирования, подспудно довлеет мысль о возможности «полного и окончательного» вытеснения неформального предпринимательства из экономики.

В целом общественный дискурс по поводу природы, границ и причин существования неформального предпринимательства в России свидетельствует о том, что нет ясного понимания этого явления, а его формы зачастую рисуются в духе первой половины 1990-х гг. -- с «челноками», толкучками и барахолками, бартером и прочими атрибутами приспособления населения к внезапным изменениям в экономике, да и во всей окружающей жизни. Между тем, как представляется, сегодняшнее неформальное предпринимательство не может не отличаться от того, каким оно было в начале и середине 1990-х гг. [Барсукова 2000; 2005], хотя бы потому, что тогда оно в значительной мере было (или казалось самим его участникам) вынужденной реакцией на временные шоковые изменения в экономике; сейчас же оно адаптируется к той структуре рыночных отношений, которая сложилась и более или менее устойчиво воспроизводится. Соответственно мотивы и стратегии акторов неформального предпринимательства могли измениться. Вместе с тем складываются предпосылки для понимания того, что неформальное предпринимательство, во всяком случае, в какой-то части, это не временная аномалия, а нечто «всерьёз и надолго».

Кроме того, в настоящее время возникают дополнительные стимулы для нового изучения данного явления. Так, к 2013 г. стало ясно, что возможности экономического роста в рамках прежней экономической модели в России исчерпаны, а в 2015 г. Россия столкнулась с масштабным падением экономики, за которым начался то и дело прерываемый рецессией период медленного роста: 97,7% к предыдущему году в 2015 г.; 100,3% -- в 2016 г.; 101,6% -- в 2017 г.; 102,3% -- в 2018 г. (см.: [Динамика и структура ВВП в России... 2019: 4]). Совершенно очевидно, что в этих условиях должны были возникнуть какие-то новые стимулы для неформального предпринимательства у новичков и выработаться своего рода антикризисные стратегии у руководителей тех малых бизнесов, которые уже находились на рынке. С целью выяснения этих вопросов автором данной статьи в 2013 г. был запущен пилотный проект, направленный на изучение неформальной предпринимательской активности в России. Некоторые его результаты уже получили освещение в ряде англоязычных публикаций [Chepurenko 2014; 2016; 2018; 2019], но пока не стали предметом изложения в российской академической литературе.

В данной статье ставится задача выяснить, какие причины внешнего и мотивы внутреннего характера побуждают российских предпринимателей к неформальности и какие типы предпринимательского поведения в контексте неформальной активности могут быть выделены.

В частности, мы стремимся понять следующее:

— есть ли какие-то отличия в характере отношений собственности в тех бизнесах, которые ведутся частично или преимущественно неформально, от описанных в академической литературе классических отношений собственности в предпринимательских фирмах?

— почему некоторые виды деятельности МСП располагают к неформальным практикам?

— какую роль в решении предпринимателей вести свою деятельность неформально играет взаимодействие с государственными контрольно-надзорными и правоохранительными органами и каковы здесь возможные альтернативы?

— каковы сравнительные выгоды и риски и (или) ограничения неформальной предпринимательской деятельности в представлении самих акторов?

— связаны ли между собой и как мотивация к предпринимательской деятельности и склонность к неформальным видам активности в бизнесе?

Отвечая на эти вопросы -- и в особенности на последний из них, -- мы попытаемся построить некую типологию субъектов МСП. Она, в частности, поможет на основе полученных выводов дать некоторые адресные практические рекомендации относительно того, как в политике следовало бы учитывать различные причины и мотивацию предпринимателей к неформальной деятельности, чтобы эта политика была эффективной.

Структура статьи такова: в следующем разделе охарактеризована литература по вопросу; затем представлены методология и эмпирическая база исследования; далее описаны полученные результаты; в завершающем разделе содержатся выводы и некоторые практические рекомендации.

Подходы в литературе к неформальному предпринимательству в постсоциалистических обществах

В литературе присутствуют разные подходы к определению неформальной предпринимательской активности как части неформальной экономики [Барсукова 2012: 36-37]:

— неформальная предпринимательская активность есть деятельность, в которой нет «антисоциального умысла, в отличие от наркобизнеса, воровства или грабежа» [Сото 1995: 30], то есть она «имеет место полностью или частично за пределами государственного регулирования и законодательства, налогообложения, но в рамках нормативного институционального фрейма, который основан на неявном консенсусе общества и граждан о том, что является приемлемым и допустимым» [Welter, Smallbone, Pobol 2015: 294]. Такие виды предпринимательской деятельности включают незарегистрированный наём сотрудников, контрафактное производство, незарегистрированное предпринимательство или предпринимательскую деятельность без уплаты налогов, бутлегерство, нарушение экологического законодательства, «уличное предпринимательство» и т д. (см. [Webb et al. 2013; Dau, Cuervo-Cazurra 2014]);

— неформальная предпринимательская активность -- это всё, что укрыто от глаз государства [Портес 2004]. С этой точки зрения и самозанятый, оказывающий платные услуги ремонта или благоустройства соседям, и старушка, продающая у обочины выращенную в своём домохозяйстве зелень или цветы, и подпольный держатель наркопритона, и торговец «живым товаром» равно относятся к сфере «неформального предпринимательства».

Мы в настоящей статье придерживаемся традиции Э. де Сото, считая такой подход обоснованно дифференцирующим разные экономические практики. При втором подходе, на наш взгляд, стираются грани между принципиально различными -- по масштабам, мотивации и намерениям вовлечённых лиц, а также по влиянию на общество и экономику -- явлениями. Нелегальное предпринимательство, паразитирующее на пороках общества, тесно смыкающееся с коррупцией и криминалитетом [Round, Williams, Rodgers 2008; Tonoyan, Strohmeyer, Habib 2010] и наносящее ущерб как гражданам, так и экономике, есть экономическая активность, с которой следует бороться и которую необходимо вытеснять из общественной жизни [Kosals, Maksimova 2015]. В отличие от него, неформальное предпринимательство чаще всего объясняется неподготовленностью вовлечённых лиц или соответствующих создаваемых ими бизнесов к конкуренции на открытом рынке с более мощными акторами, а в конечном счёте -- низким уровнем человеческого и социального капитала неформальных предпринимателей, не позволяющим им вести бизнес по всем правилам (бухгалтерия, налоговая отчётность, договорная практика) (см. подробнее: [Гимпельсон, Капелюшников 2013]).

Кроме того, довольно часто неформальная деятельность является просто переходной стадией от работы по найму или учёбы к предпринимательству, когда ещё нецелесообразно регистрировать бизнес, так как перспективы его пока весьма туманны. В этом последнем смысле следует говорить о неформальной предпринимательской активности (то есть о деятельности, имеющей некоторые черты предпринимательской, но ещё не приведшей к становлению устойчиво воспроизводимого бизнеса), в отличие от неформального предпринимательства (как деятельности по управлению и развитию уже сформировавшимся, приносящим регулярный доход, относительно устойчивым бизнесом).

Далее, с неформальным предпринимательством, предполагающим наличие наёмного персонала, тесно смыкается самозанятость. Чаще всего самозанятые не регистрируются, так как не видят в этом необходимости и, содержа себя и свою семью собственным трудом без какой бы то ни было поддержки со стороны государства, просто не считают себя ему чем-то обязанными [Стребков, Шевчук 2015].

Наконец, в литературе зачастую можно столкнуться со смешением другого рода, когда неформальную экономику в целом отождествляют с неформальным предпринимательством. Из уст чиновников часто можно слышать утверждения о том, что столько-то миллионов взрослого населения России являются неформальными предпринимателями, а потому его нужно всеми методами и срочно формализовать. На самом деле, хотя неформальный бизнес -- это, как правило, бизнес очень некрупный, все же значительная (если не подавляющая) часть ушедших в неформальный сектор -- это наёмные работники, чей статус мало чем отличается от статуса наёмных работников в формальной экономике [Гимпельсон, Зудина 2011; Zudina 2013].

Разумеется, в литературе, анализирующей предпринимательство в постсоциалистических обществах, довольно много публикаций, посвящённых выяснению распространённости неформального предпринимательства, его характерных форм и эволюции. Так, отмечается, что роль неформального предпринимательства в большинстве трансформационных экономик довольно высока [Feige 1997; Peng, Shekshnia 2001; Aidis, Praag 2007; Aidis, Estrin, Mickiewicz 2010; Estrin, Mickiewicz 2011; 2012; Kiss, Danis, Cavusgil 2012; Williams, Round, Rodgers 2013].

Сложилось понимание того, что в постсоциалистических обществах формирование неформального предпринимательства проходило как бы в две волны. Первая стремительно поднялась в начале экономических реформ в силу хаотичности происходивших процессов, которые вытолкнули многих в сферу неформальной экономики [Schneider, Enste 2000], когда «стремительные политические изменения привели к разрыву между формальными и неформальными институциональными связями и сформировали новые возможности в неформальной экономике» [Webb et al. 2013: 603]. Кроме того, многие прежние наёмные работники были вынуждены стать самозанятыми или индивидуальными предпринимателями, поскольку их бывшие государственные предприятия обанкротились, и т п. [Earle, Sakova 2000; Eder, Yakovlev, Garkoglu 2003]. Как бы то ни было, так называемые челноки, уличные предприниматели и другие неотъемлемые элементы экономических процессов в большинстве постсоциалистических стран Европы в России к концу 1990-х гг. почти сошли на нет. Не так обстояло и обстоит дело с неформальным предпринимательством в целом. Оно стало в каком-то смысле менее заметным и укоренилось, найдя себе питательную среду в той социально-экономической модели, которая утвердилась в ходе системной трансформации.

Её важнейшим компонентом является прежде всего огромная роль того непроизводительного и даже деструктивного предпринимательства, о котором писал У Баумоль [Баумоль 2013]; см. об этом в ряде работ [Kihlgren 2003; Sauka, Welter 2007; Kshetri 2009]. Отмечается, что господство «хищнического предпринимательства» [Feige 1997; Spicer, McDermott, Kogut 2000; Scase 2003] и аффилированных с государством монополий в экономике заставляет самозанятых и владельцев «производительных» поначалу микро- и малых бизнесов уходить в неформальную экономику. Эта вторая волна неформального предпринимательства возникла не вследствие структурных шоков на рынке труда, а в результате доминирования на рынках новых акторов, соперничать с которыми не могут лица с низким человеческим или социальным капиталом. Это новая ипостась вынужденной неформальной предпринимательской активности: «Если оперировать формально, возникают издержки, включая налоги, регистрационные сборы, а также затраты на соответствие политики. Неформальные предприниматели сторонятся их, и в той мере, в какой это не приводит к возникновению альтернативных издержек в связи с (1) избеганием угрозы инфорсмента, (2) взысканием неустоек в случае возникновения спорных ситуаций с партнёрами и (или) (3) потерей доступа к возможностям, предоставляемым формальными институтами, неформальность является экономически рациональным решением» [Webb et al. 2013: 603].

В то же время отмечается, что в тех сферах, где нет сильных институтов рынка, «креативные индивидуальности гораздо более склонны к попыткам сесть на потоки уже созданных доходов путём непроизводительного политического предпринимательства» [Kreft, Sobel 2005: 604]. Последняя разновидность неформальной предпринимательской активности базируется, скорее, на рентоориентированном поведении тех лиц, которых такое предпринимательство притягивает своими возможностями, чем на вынужденной предпринимательской деятельности. Следовательно, существует потребность рассмотреть различные мотивы неформального предпринимательства, а также роль неформальности в повседневной активности малого бизнеса в России и подобных ей переходных обществах [Chepurenko 2014].

В литературе довольно много открытых вопросов, связанных с выделением разных мотивов и степени погружённости в неформальную экономику, а по сути -- с типологией неформального предпринимательства (по ресурсам, мотивации, динамике и целям развития и т п.); со стратегиями, применяемыми для того, чтобы оставаться в «тени»; с анализом причин и роли неформальных практик в деятельности зарегистрированных предпринимательских фирм; с пониманием возможностей и барьеров для выхода из неформальной сферы тех, кто хотел бы это сделать; со степенью устойчивости и видением перспектив (в том числе возможности и механизма передачи бизнеса в новые руки) при выходе инициаторов его создания из активной хозяйственной деятельности и т. п.

Методология и дизайн проекта

Поскольку цель заключалась в выявлении и описании некоторых типичных ситуаций, а также учитывая то, что тема неформальности весьма сензитивна и построение репрезентативных выборок предпринимателей, вовлечённых в неформальную деятельность, невозможно, был использован качественный дизайн [Berglund 2007; Neergaard 2007; Yin 2014]. Нижеследующее изложение основано на лонгитюдном наблюдении за 13 стартапами, самозанятыми и малыми предпринимателями, осуществлённом автором в три волны в 2013-2015 гг. в Москве. Интервью проводились с респондентами на протяжении указанного периода, в сентябре -- октябре, с лагом в один год (см. табл. № 1). Поскольку нас интересовали стратегии респондентов и их самолегитимация, анализ документов относительно соответствующих бизнесов не делался, тем более что ряд из них находились только в стадии создания и таких письменных документов попросту не существовало.

Панель была сформирована методом «снежного кома» через несколько точек входа (использовались личные контакты с теми, кто мог рекомендовать начинающих предпринимателей, саамозанятых, фрилансеров и действующих предпринимателей из числа своих знакомых, чтобы обеспечить минимально необходимый на старте проекта уровень личного доверия со стороны респондентов, которым пришлось отвечать в том числе на сензитивные вопросы) и окончательно сконструирована отбором «типичных случаев» (см. [Страусс, Корбин 2001) (характеристику отобранных для наблюдения информантов по разным основаниям см. в табл. 2). Известно, что к неформальной активности прибегают прежде всего на ранних этапах деятельности, когда предприниматели зачастую параллельно все ещё работают по найму или занимаются фрилансом; что она сильно распространена среди микропредприятий; что в ней активны представители некоренных этносов и внутренние мигранты; что в силу необходимости иметь совершенно различный человеческий капитал в зависимости от «интеллектоёмкости» вида деятельности в неформальном предпринимательстве могут принимать участие весьма разные по уровню образования акторы [Alsos, Kolvereid 1998; Delmar, Davidsson 2000; Gartner et al. 2004]. В выборку поэтому вошли информанты, представляющие как уже устоявшийся бизнес, так и фриланс и (или) бизнес на посевном этапе и на этапе старта, как мужчины, так и женщины, в возрасте 24 -60 лет, с уровнем образования от среднего специального до высшего, как коренные москвичи, так и приезжие из других регионов России и СНГ, представляющие разные сферы деятельности (реальный сектор, бизнес-услуги и услуги населению, общественное питание).

Таблица 1

Состав панели исследования

Мы основывались на нарративном подходе, сосредоточив внимание на смыслах, которые респонденты стремились приписать последовательности событий вокруг бизнеса и своему опыту, для проникновения в «сложности человеческих жизней» [Josselson 2006: 4]. Интервью были частично структурированными; в первой волне (осень 2013 г.) главным образом задавались вопросы о жизненном и бизнес-опыте, семье, её роли в управлении бизнесом, описании текущего бизнеса, партнёров, структуры собственности, целях, отношении к государственному регулированию. Мы также просили респондентов охарактеризовать команду и её структуру, наличие наёмных работников и формы найма, динамику продаж, будущие планы и стратегии.

Таблица 2

Структура панели по социально-демографическим факторам, статусу занятости и предпринимательскому опыту (на начало исследования)

Осенью 2014 и 2015 гг., в ходе второй и третьей волн интервью, задавались главным образом вопросы об изменении статуса или бизнеса информантов, а также вопросы, касающиеся факторов изменения бизнес-климата и т д., оценки перспективы текущего бизнеса и перспектив собственной жизни. В этом контексте задавались также вопросы, касающиеся опыта решения споров и конфликтов с государством и государственными служащими, использования различных форм налогообложения, налоговой оптимизации (и возможного мошенничества), а также о причинах и самовосприятии неформальной деятельности (если информант признавал её наличие в своём бизнесе).

В связи с настоятельной просьбой ряда респондентов видео- или аудиозапись не проводилась, беседы конспектировались по горячим следам. Это позволяло сохранить атмосферу откровенности.

Проект был завершён в 2015 г. после трёх волн, поскольку стало ясно, что панель стремительно тает: три информанта либо отказались от участия, либо просто не были обнаружены по их контактным адресам и телефонам, ещё с тремя интервью оказались возможны только по скайпу ввиду их отъезда из страны или личных обстоятельств.

Интервью конспектировались в ходе беседы, в тот же день расшифровывались и направлялись респондентам для прочтения и внесения уточнений, если им казалось, что их рассказ записан неточно или неверно. Таким образом, мы хотя бы частично стремились избежать опасности «цензурирования», когда решения, что и насколько подробно записывать, основываются на некоторых заранее сформированных у интервьюера взглядах о «важном» и «неважном» в ответах респондентов. Следующим уровнем анализа были чтение и интерпретация расшифровок. При этом мы искали как аналогичные факты и их интерпретации в разных интервью, которые можно как-то сгруппировать, так и различия в оценке схожих ситуаций и описании и самолегитимации определённых практик.

Основные результаты

Недоопределённость отношений собственности как условие неформальной предпринимательской деятельности

Вот как описал отношения между совладельцами респондент № 3, занимающийся микробизнесом в сфере торговли материалами для ремонта, а также установкой и обслуживанием кондиционеров (2013 г.):

Нас -- два совладельца, 50: 50, вместе работаем с 1998-1999 гг. и, разумеется, вполне доверяем друг другу. Получаем в течение года небольшую зарплату. А в конце года в зависимости от объёма выручки решаем, что оставить в обороте, а что взять в качестве дохода. Например, в прошлом году мы деньги, вырученные от продажи одной точки на рынке, не стали вкладывать в бизнес, а поделили и вывели в доход. Если кто-то решит уйти, то заберёт с собой соответствующую часть бизнеса <...>. Всё время -- разные ООО. При этом с формальной стороны были разные ситуации, в первом ООО я был учредителем и генеральным директором. В настоящее время мой партнёр оформлен как единоличный владелец и генеральный директор (так легче при случае перерегистрироваться или преобразоваться). Регистрация прав в российском бизнесе не имеет часто ничего общего с реальным распределением прав собственности. За 8000 руб. вас перерегистрируют, за 20 тыс. руб. -- переведут все имущество на другое ООО, после чего генеральный директор уже никаких обязательств ни перед кем не несёт. Поэтому в жизни важны реальные взаимоотношения и внутренние договорённости относительно того, как мы работаем и как распоряжаемся заработанным <...> Тому, что нарисовано на бумаге, реальная жизнь соответствует мало (интервью 2013 г.);

Вообще, что-то менять есть смысл не чаще одного раза в три года, потому что налоговая может с плановыми проверками приходить не чаще одного раза в три года (интервью 2014 г.).

При этом реальная структура собственности, даже в малом и микробизнесе, довольно сложна, так как у некоторых респондентов несколько фирм, через которые реализуются разные виды бизнеса:

По-прежнему два ООО, одно -- под упрощенку, другое -- под общую систему налогообложения. Как контрагенту удобнее (респондент № 8, 2014 г.);

Три компании на общем режиме и одна -- на упрощенке, таковы потребности бизнеса (респондент № 7, 2014 г.);

Отношения с партнёрами по кухне-студии никак формально не закреплены, по сути, мы работаем на основе взаимного доверия, на честном слове. Если появятся какие-то ощутимые результаты, тогда будем договариваться о финансовых и организационных моментах (респондент № 9, 2015 г.).

О структуре собственности все, включая и предпринимателей с большим стажем и базовым экономическим образованием, предпочитали говорить в самых общих словах. При этом под структурой собственности понимают, как правило, распределение долей в складочном капитале, но не распределение прибылей (и убытков). Чаще всего приходилось слышать, что структура собственности определена неформально и реальный доход совладельцев (то есть уровень отдачи от бизнеса) зависит, скорее, от их персонального вклада в успех бизнеса, нежели от доли в складочном капитале.

Отражению в организационно-правовой оболочке бизнеса реальных властно-распорядительных полномочий и прав на собственность и доход от бизнеса со стороны всех стейкхолдеров уделяется явно меньше внимания, чем анализу возможных фискальных и т п. преимуществ гибкости в этих вопросах; например -- невозможности проведения налоговых проверок ранее, чем через три года после регистрации юридического лица.

Распределение прав собственности внутри фирмы зачастую не осознаётся как значимая задача, поскольку (а) бизнес невозможно отделить от системы персонализированных отношений между стейкхолдерами, (b) бизнес часто имеет такой характер, что его нельзя продать, передать, переуступить в случае возникновения конфликта между стейкхолдерами или утраты ими интереса к бизнесу.

Почему сфера личных услуг и строительства становятся средоточием неформального предпринимательства?

Вот как описывают ситуацию в сфере личных услуг и строительства респонденты:

Вот почему я не участвую в тендерах? Мне говорят: «Ты что, вот же смета, там на 200 млн!» А я смотрю и вижу -- все статьи по видам работ занижены, так ведь ещё из этих 200 млн 10% надо «отдать». Говорю: нет, это стоит не меньше 280 млн, и ваш откат -- сверх того. Они: «Старик, ты не понимаешь: это -- 200 млн!» Фактически мне что предлагают? Согласиться, взять аванс, из него откатить 80% организатору-заказчику, а потом исчезнуть. Когда я отказываюсь, мне говорят: «Да брось! Ты что -- не воруешь? Воруешь всё равно... Ты ведь налоги не все платишь». Конечно, я плачу не все налоги, потому что, если бы все платил, пошёл бы по миру. Я минимизирую издержки. Я выстраиваю логистику. Но я не понимаю, что такое «откати» -- за что? Не могу я так <...> Уже год занимаю деньги, чтобы платить зарплату сотрудникам, сейчас должен уже 45 тыс. дол. <...>. Откуда возникли долги? В прошлом году собирались стать дилерами более крупной фирмы -- ну вот, и стали... Продукция у них неплохая, но по той цене, которую они могут выставить, не продаваемая сейчас. Они прогорели, открыли другое юридическое лицо и перевели на него активы, и нас оставили с неоплаченными счетами на 2,6 млн руб. Есть ещё долги на 20 млн -- от гораздо более крупной фирмы, которая сейчас банкротится. Там всё закрыто договорами, они подписали приёмочные акты... Вот они нам из большой симпатии отписали ещё не проданные квартиры на эту сумму. Почему из большой симпатии? Потому что отписали в доме, где хотя бы один-два этажа уже выведены. Значит, кто-то достроит. А могли бы отписать квартиры «в котловане». А что такое 20 млн? Это наша чистая прибыль за несколько лет! (респондент № 6, 2015 г.).

Примерно то же самое говорит другой респондент о действующих в сфере отношений с государственными заказчиками механизмах:

С тендерами -- там ведь какая история... Вот приведу пример: один тендер был на обслуживание 130 кондиционеров за 130 тыс. руб. в год. Мы в такие игры не играем. Потому что с одним кондиционером нужно минимум три часа поработать, когда за ним ухаживаешь, и 130 тыс. покроют зарплату работника в лучшем случае на пару месяцев. По-хорошему, минимальная цена должна была бы быть на такой объём тысяч 300! Но не сомневаюсь, что в конечном счёте кто-то в этом тендере поучаствовал и выиграл его. Правда, никакого обслуживания оптом не было, но руководитель организации-заказчика что-то поимел. Да ещё сотрудникам не выплатили премии, потому что значительная часть денег пошла на оплату расходов по кондиционерам (респондент № 3, 2014 г.).

Даже если подрядчик не нарушает своих обязательств грубым и циничным образом, всё равно возникают сложности, обусловленные во многом самой процедурой госзаказа:

Когда работаешь с государственными структурами, там ведь как... Авансирования никакого нет. Значит, ты свои должен вложить в материалы и хоть какую-то начальную зарплату работникам. Потом получаешь, конечно, промежуточный платёж, но его с трудом хватает, чтобы возместить свои расходы по предыдущему этапу, да и на новый этап надо закупать материалы. В итоге своих денег ждёшь целый год, и только 28-29 декабря они тебе поступают (респондент № 1, 2015 г.).

Следовательно, приходится либо задерживать выплату заработной платы работникам и оплату поставщикам материалов, либо идти на нарушения технологии с целью сэкономить. А возможность уклонения крупных подрядчиков от выполнения обязательств в рамках контрактов, особенно в условиях разворачивающегося кризиса, вынуждает выстраивать с их представителями доверительные отношения как форму страхования от соответствующих коммерческих рисков. Из интервью с тем же респондентом:

Представители заказчика -- это да: Вы ведь понимаете, что даже попасть на тендер случайным компаниям практически невозможно. Ну а если выиграл -- возникают обязательства перед ними (респондент № 1, 2015 г.).

По-видимому, там, где, как в Москве, огромную часть рынка в строительстве заняли крупные государственные и частные компании, микро- и малый бизнесы в значительной степени зависят от заказов с их стороны, особенно если занимаются специализированными видами деятельности в строительстве или оказанием услуг в сфере технического обслуживания и эксплуатации крупных имущественных комплексов. В этих видах деятельности у владельцев микро- и малого бизнеса выбора, по существу, нет. Либо становиться субконтрактором крупных компаний, беря на себя все соответствующие риски и пытаясь частично их снять за счёт неформальных практик, либо уходить полностью в неформальную сферу.

Причиной неформальности в таких ситуациях выступает неравенство переговорной силы -- с заказчиками или крупными контракторами, у которых такие фирмы выступают в качестве субконтракторов. Именно это неравенство становится причиной регулярных задержек выплат, недоплат или попыток продавливания несправедливых цен. В результате респонденты попадают в «зависимость от колеи» -- вынуждены нанимать часть персонала на неформальной основе и вести часть операций помимо кассы, чтобы иметь средства для воздействия на лиц, принимающих решения.

Альтернативой в области строительства и ремонта становится выбор в пользу полностью неформального бизнеса, ориентированного на потребности домохозяйств. Таким опытом обладали респонденты № 1 и 2. У первого из них до 2009 г. бизнес оформлен не был, затем зарегистрировался как ИП:

Разумеется, все работники работают только на основе устных соглашений. Я сразу же, как получаем заказ, осмечиваю объект. Затем делаю предварительный расчёт заработной платы работников. Аванса не даю, первую выплату делаю дней через 5-7 после начала работы -- надо проверить, все ли в порядке. Дальше -- регулярно небольшими частями выплачиваю, себе оставляю процентов 10% (респондент № 1, 2013 г.).

Правда, после нескольких лет такой работы респондент решил всё же диверсифицировать свою деятельность и заняться как строительством, так и ремонтом и эксплуатацией зданий, а для этого вышел из тени:

Мы в первый год сдали нулевой баланс. Затем каждый год помаленьку прибавляли налогов. Но мы, допустим, платим 130 тыс., а должны были бы при наших объёмах -- гораздо больше. Но тогда я не смогу платить конкурентоспособную зарплату работникам и сам останусь без моего интереса! (респондент № 1, 2013.).

Как обходились проблемы с неучтёнными оборотами до этого, он объясняет следующим образом:

Я связывался с однодневками, они под 6% мне обналичивали. Я свою головную боль по ведению учёта и отчётности, выплате разных налогов и сборов ценю выше, чем эти 6% (респондент № 1, 2013 г.).

Что же касается респондента № 2, то он с самого начала сознательно работает сугубо неформально, объясняя это так:

Я же вижу, что происходит с легально действующими фирмами в строительстве и ремонте -- как их прессуют конкуренты и государственные органы. И зачем мне в это лезть? (респондент № 2, 2013 г.).

Такой бизнес, по его словам, хорош тем, что «нет потребности во внешнем финансировании -- а значит, нет необходимости искать кредиты и для этого “обеляться”. Получил аванс -- купил какие-то материалы; сделал работу -- получил расчёт. Всё максимально просто». Расти он не собирается:

В нынешних условиях это невыгодно и даже опасно. Ведь придётся «обеляться», регистрироваться. А одна лицензия стоит около 500 тыс. руб. в год. Плюс тогда начнутся проверки, надо вести отчётность, платить налоги. По прикидкам, процентов 35% дохода и до 80% заработка так можно потерять (респондент № 2, 2013 г.).

Год спустя он добавил следующее соображение:

Никаких контактов ни с какими инспекциями и прочими госорганами нет. Иногда случается, соседи нажалуются -- приходит участковый, но у него нет никаких полномочий, кроме как предупредить о соблюдении тишины и проверить паспорт. А он у меня в порядке. А что ещё можно у меня проверить? (респондент № 2, 2014 г.).

Контрольно-надзорная деятельность государственных органов: легче уйти в тень, чем нести издержки легализации

Причиной неформальных практик может становиться деятельность государственных контрольных и фискальных органов. Причём это затрагивает всех независимо от сферы деятельности и размера бизнеса. Вот описание одного из типичных случаев:

Да, наехали тут менты. Мы фирму и закрыли. Открыли новую, переехали в другой офис -- комната метров на 10 квадратных поменьше, в том же помещении. Дешевле будет. Наехали, потому что какие-то наши контрагенты поставляли нам товар через фирму-однодневку. Ну, они и к нам пришли: «Обналичивали?» -- спрашивают. Мы ответили: «Нет». И хорошо, что они сказали, что передадут на нас дело в налоговую, -- мы быстренько закрылись. Я сказал своему партнёру: «Только взятку не давай!» Если что, у нас есть одна адвокат знакомая, за небольшие деньги решает вопросы в любой налоговой Москвы. Вот приходит -- и на раз (Щёлкает пальцами.), как будто камешек бросили, круги по воде пошли было и затихли. Ну, а если бы не удалось -- ну, что же... Банкротим фирму, что сделать легко. И пусть попытаются хоть что-то взыскать... (респондент № 3, 2015 г.).

У респондентки, возглавляющей небольшое издательство, были некоторые проблемы с МЧС:

Года два назад... нас пожарные изрядно потрепали. Только-только пришла довольно крупная сумма на банковский счёт от фонда поддержки книгоиздания (это государственный грант) -- через один-два дня явился пожарник и объявил, что, находясь на первом этаже жилого здания, мы представляем пожарную опасность и нарушаем много чего. Платежи -- как официальные, так и неофициальные -- тогда составили значительную сумму (респондент № 10, 2013 г.).

Один из респондентов сделал следующее обобщение:

Сегодня лозунг «Заплати налоги и спи спокойно» можно понимать только в смысле «отдай всё -- и уходи». Предприниматель понимает, что, только нарушая закон, он действует, не преступая законы нравственности (респондент № 6, 2015 г.).

Самый драматичный кейс связан с одним из респондентов, в прошлом -- официальным владельцем средней по обороту компании -- импортёра продуктов питания. Вот как он описал ситуацию в ходе первого интервью в 2013 г.:

Поскольку специфика деятельности такова, что постоянно идут фуры с импортной продукцией, необходимо растаможивание. Но фирма находится в Москве, а таможня -- в Петербурге. А работать приходится с теми таможенными брокерами, которых указывают «око- лотаможенные» круги. В своё время они «подсунули» какую-то свою фирму, через которую и работали. Вдруг в 2010 г. выяснилось, что эта фирма попалась на контрабанде (тогда ещё уголовной статье), затем на неуплате налогов. Их стали раскручивать -- они стали валить все на нас. Что они якобы были нашей фирмой-прокладкой, и мы всё это организовали. Началась война с таможней: они не выпускали грузы, из-за чего мы несли убытки, поэтому от нас ушли три крупных клиента, делавших значительную долю оборота, ведь фирма не смогла обеспечивать вовремя и весь ассортимент. Затем уже московская налоговая начала наезжать. Арестовали счёт. Но мы до этого успели открыть в другом банке. Так что какую-то часть оборота смогли спасти. Потом было небольшое затишье, на нас выходили представители, назовём их так, силовых органов и «предлагали» заплатить 300 тыс. дол.; правда, гарантии прекращения дела не давали. После отказа заявили, что пожалеем. Затем начался арбитражный суд с налоговой инспекцией, затем для усиления давления -- уголовный. Причём уголовное дело возбуждено Следственным комитетом в 2012 г. безо всякого представления налоговой инспекции. При этом данные налоговиков и ментов расходились: одни насчитали 34 млн неуплаты, другие -- 13 млн. Что за то же время -- за три прошедших года -- фирма выплатила, помимо уплаченных в Москве, свыше 200 млн руб. НДС в госбюджет через таможню в Санкт-Петербурге, вообще не приняли во внимание! Как и представленную фирмой независимую экономическую экспертизу -- ни следователь, ни судья. По формальным признакам уголовное дело (ст. УК 199, п. 1) должно быть прекращено по истечении срока давности. Но следователь, опираясь на мнение налоговой инспекции (кто ей дал право трактовать закон?) и вопреки здравой логике, постановил, что НДС, уплаченный на таможне, не входит в общую сумму налогов, уплаченных в госбюджет (?!), и пришил п. 2 ст. 199 -- «неуплата налогов в особо крупном размере». Суд проштамповал этот бред (респондент № 4, 2013 г.).

В итоге после 2,5 лет борьбы с налоговой службой и Следственным комитетом летом 2013 г. пришлось уплатить 250 тыс. руб. штрафа (и ещё N тыс. дол. -- сумму респондент не назвал -- было передано через адвоката судье, поскольку в противном случае светили два года тюремного заключения). Теперь респондент имеет судимость. Несмотря на то что фирма была переоформлена на жену, доступа к банковским кредитам у неё теперь нет, тогда как раньше получали кредиты от Сбербанка без проблем. Новые кредитные карты респонденту не выдают. Кроме этого, несколько лет жизни под таким прессом не прошли бесследно: сначала -- гипертонический криз, а в результате -- ишемическая болезнь сердца 2-й степени и прочие сопутствующие заболевания. И общий вывод респондента:

Ждать объективного отношения со стороны власти не стоит. Захотят -- прицепятся к чему угодно и задавят. Бизнес в России -- враг для существующего режима. И источник его обогащения (респондент № 4, 2013 г.).

В данном случае неплохо развивавшийся на протяжении более 10 лет вполне легальный средний бизнес был почти разрушен в результате целенаправленного «наезда» со стороны государственных органов, по-видимому, в наказание за недогадливость или прямое нежелание владельца фирмы выплатить группе неустановленных лиц значительную по размеру взятку. В итоге респонденту и его жене, формальной новой владелице фирмы, приходится вести борьбу за выживание в сегменте семейного микропредпринимательства.

Правда, упоминались и иные практики -- от невмешательства властей в бизнес до конструктивного партнёрства с ним. Так, совладелец небольшой типографии вообще не сталкивался с проверками:

Проверок у нас как не бывало, так и нет. Иногда, когда по бизнес-центру ходят проверяющие (вот тут недавно ОМОН к соседям заходил), ждём... Но они к нам не заходят почему-то (респондент № 13, 2015 г.).

А по словам другого респондента, иногда государственные органы даже выступают как партнёры или заказчики:

Скорее, были чиновники, которые хотели что-то предложить, а не забрать. Например, с властями города общался по одному проблемному случаю. Тут наши интересы совпали: мне надо было вытащить один бизнес из банкротства, а городу -- спасти одну важную для его функционирования инфраструктурную систему. Помогли мои контакты с некоторыми европейскими структурами, удалось реструктурировать кредит, взятый в своё время в Европе. А дальше нужно было грамотно разменять долги, но тут я уже помогать не стану... (респондент № 12, 2015 г.).

Кто и почему занимается неформальной предпринимательской деятельностью?

Мотивация ведения и стратегии бизнеса, как известно, различаются [Shane, Locke, Collins 2003]. Ряд респондентов стремятся к предпринимательской деятельности, чтобы стать независимыми или самореализоваться либо даже продемонстрировать величие страны:

По опыту членов семьи знаю, что свой бизнес -- это отсутствие праздников, выходных, отпусков. Но зато -- и независимость (респондент № 5, 2013 г.);