Гибкость организационной структуры и типология неформального малого предпринимательства в России. По данным лонгитюдного исследования (2013-2015 гг.)

Всегда стремился быстро заработать, чтобы появились средства на реализацию проектов, которые кажутся интересными, -- «космических желаний». И всегда хотел чем-то сам управлять, чтобы иметь возможность видеть результаты собственных усилий (респондент № 8, 2013 г.);

Такой характер: тяжело воспринимаю давление сверху. Часто кажется, что я умнее тех, кто мной руководит и мне приказывает. В общем, бунтарский характер (респондент № 9, 2013 г.);

Я придумываю схему, а затем перехожу в состояние рантье, который пишет книжку по макросоциологии. И гляжу, куда ещё брести бизнесу дальше. Классический дауншифтинг под видом бизнеса (респондент № 12, 2013 г.);

Бизнесом заставляет заниматься комплекс неполноценности, потому что любой застой -- физический, интеллектуальный -- для меня смерть. И пока склероз не победил, буду бороться (респондент № 6, 2014 г.);

Сейчас, скорее, независимость и стремление внести вклад в решение проблем других людей <...> Цель -- доказать, что российские умы -- лучшие в мире. Хочу вернуть славу стране, а бизнес -- только средство (респондент № 7, 2013 г.).

Другие респонденты, говоря о своём приходе в предпринимательство, подчёркивают влияние внешних обстоятельств:

Рушилась плановая экономика, плохо пошли дела у НПО, где работал, тогда и возникла идея уйти на вольные хлеба. А после уже такая жизнь затянула (респондент № 3, 2013 г.);

Появилась необходимость и почти одновременно возникла возможность: был уволен с предыдущей работы и случайно нашёл в Интернете объявление о продаже почти нового полиграфического оборудования. Посоветовался с семьёй и родственниками -- и решили попробовать организовать своё дело <... > Мы тут вкалываем так же, на работе -- каждый день. Зарплату сами себе начисляем, в этом вся разница (С наёмным трудом. -- А. Ч.) (респондент № 13, 2013 г.).

Бывают и случаи смешанной или меняющейся со временем мотивации, когда люди вовлекаются в предпринимательскую деятельность под влиянием каких-то обстоятельств, а затем по мере развития бизнеса превращаются в типичных «добровольных» предпринимателей:

Казалось, что можно, уйдя в частный бизнес, обеспечить будущее -- своё и своей семьи <... > Меня всегда раздражала чиновничья работа, связанная с необходимостью принимать посетителей, вести с ними какие-то разговоры. Ещё я никогда не умел общаться с бюрократами. Думал, что бизнес позволит избегать и одного, и другого (респондент № 4, 2013 г.).

По мере развития собственного бизнеса, когда появились устойчивые доходы, респондент № 4 вошёл во вкус, пытался реализовать ряд проектов в области производства, логистики, а не только импорта продовольствия, как он рассказал уже в интервью 2014-2015 гг.

Мотивы могут быть и такими:

Мало кто сознательно выбирает род занятий. Жизнь сама «выносит» на какие-то возможности. После середины 1990-х гг. регулярно ходить куда-то на работу и получать зарплату уже не смогла бы... Произошёл какой-то перелом, хотя раньше, не задумываясь, вернулась бы на наёмную работу <...> Когда уходила из прежней команды агентства “PostFactum”, важна была автономия <...> Сейчас, когда создавала переводческую фирму, мотивы уже были другими: надо создать подушку безопасности, какой-то бизнес, который может приносить доходы и тогда, когда по возрасту и состоянию здоровья уже не сможешь заниматься фрилансом (респондент № 10, 2013 г. ).

Либо же предпринимательские интенции есть, и они связаны с реализацией определённых идей и навыков, но пока не хватает ресурсов или нет благоприятной возможности, и респондент вынужден заниматься другим бизнесом в надежде, что в перспективе удастся самореализоваться. Таков случай с респондентом № 11, который стремится стать бизнес-ангелом и инвестиционным брокером:

Вообще, всегда занимаюсь не тем бизнесом, которым хочу, а тем, которым могу. Хотя хотелось бы заняться таким бизнесом, который можно рассматривать как чистое искусство или как продолжение занятий наукой. Но в таком бизнесе и риски существенно выше, а потому требуется гораздо более серьёзная подушка безопасности. У меня такой пока нет... Согласно пирамиде потребностей Маслоу я ещё на втором уровне (респондент № 11, 2013 г.).

В принципе, респондент готов и знает, как заняться инвестированием в робототехнику, но это в России очень рискованно, этим можно заниматься только как чистым творчеством, когда все остальные потребности уже давно удовлетворены:

Инвестициями в безумные проекты могут заниматься либо государство, либо институциональные инвесторы, так как это лотерея, риски безумные. Но вот это было бы самореализацией, своеобразным продолжением научной карьеры. Однако в науку в 40 лет возвращаться поздно <...> Думаю, что способен на что-то большее. Вообще, пока у меня в бизнесе идёт только тренировочный этап, хотя он сильно затянулся (респондент № 11, 2013 г.).

Мотивация ведения бизнеса определённым образом связана с тем, используются ли неформальные практики, однако связь эта вовсе не однозначная. Так, ведущий свой бизнес сугубо в «тени» респондент № 2 сказал, что его основной мотив -- независимость, то есть он является добровольным предпринимателем:

Главное, что сам себе начальник, стабильный и предсказуемый доход, ну, конечно, и уважение со стороны клиентов тоже важно. Работа тяжёлая, но эти плюсы всё перекрывают (респондент № 2, 2014 г.).

В то же время те, кто стремится к самореализации и рассчитывает на продажу бизнеса, не склонны использовать неформальные отношения в своих бизнес-практиках. Например, интервью содержат прямое указание на связь прозрачности и мотивации к выращиванию бизнеса:

В силу изменения профиля деятельности пришлось интенсивно «обеляться». Когда целью является не операционная прибыль, а цена компании, надо быть прозрачным. Меняется мотивация! (респондент № 11, 2014 г.).

Иначе говоря, здесь присутствуют вполне рациональные связи: если стремиться вырастить компанию, чтобы её продать, нужно быть прозрачным; если же целью является поддержание стабильного дохода семьи, то предприниматели более свободны в выборе в пользу формального -- неформального ведения бизнеса. Здесь свою роль могут сыграть моральные установки предпринимателя (как отметил респондент № 6 в 2015 г., «бизнес для меня -- высоконравственная вещь с самого начала 90-х гг.; это сфера, где легко преступить законы нравственности»), вид деятельности (как уже отмечалось, в некоторых сферах -- например, в строительстве -- работать «вбелую» почти невозможно) и другие обстоятельства.

Разумеется, это не касается тех -- впрочем, не представленных в нашей выборке из-за их трудной досягаемости -- предпринимателей, которые идут на сознательные нарушения с целью быстрого накопления первоначального капитала для вложения его в сугубо легально действующие, соблюдающие все нормы виды бизнеса.

От каких рисков стремятся предохранить и каким рискам подвергают себя неформальные предприниматели?

Говоря о рисках, которые побуждают к неформальности, респонденты упоминали возможность конфликтных ситуаций с государственными органами, для чего, по их словам, и формируется резерв неучтённой наличности:

Неучтёнка -- резерв на чёрный день. (И, как выяснилось, когда наступает настоящий чёрный день, её даже не хватает.) Застраховаться от наездов практически невозможно (респондент № 4, 2013 г.).

Кроме того, неформальные трансакции рассматриваются также как способ быть невидимым для более сильных конкурентов на рынке:

Мне не хочется делать суперпривлекательную историю, чтобы кто-то отобрал бизнес. А так бывает (респондент № 5, 2013 г.).

К неформальным практикам вынуждает также попадание в зависимость от крупных бизнес-структур при участии малых компаний в закупках:

В описанных условиях очень сложно не только планировать, но и выплачивать заработную плату рабочим. Отсюда -- «оптимизация» налогообложения, наём рабочей силы без оформления договорами (респондент № 6, 2013 г.).

Неформальная активность рассматривается в таких условиях как недостаток только теми информантами, которые задумываются о том, что когда-то бизнес может стать предметом продажи:

Если когда-то придётся продавать как бизнес, то нужно будет навести марафет, но об этом пока не думали (респондент № 9, 2013 г.).

Осознаются ли респондентами ограничения, накладываемые на бизнес в силу высокой доли неформальной активности? Да, о чём свидетельствуют рассуждения респондентов:

Разумеется, если бы я планировал развиваться и расти, то нужно было бы как-то сокращать вот эти части операций. Но я не предполагаю расти. Зачем? Услуги строительства и ремонта всегда востребованы; 50% клиентов приводит мне «сарафанное радио». Так что репутация моя от прозрачности не зависит... Про пенсию и прочее не думаю пока. Да и какие у нас пенсии? Если удастся что-то отложить, так это и будет кормить на старости лет (респондент № 1, 2013 г.);

Всё однозначно: экономия на налогах, взаимодействии с различными контролёрами. Когда занимаешься своим делом в тени, такие проблемы возникают только эпизодически: вот недавно делали ремонт в одной квартире, соседка нажаловалась участковому -- пришлось откупать своих таджиков (респондент № 2, 2013 г.).

Если бы предприниматель вышел из «тени», то возникли бы дополнительные издержки, которые, возможно, сделали бы его деятельность просто нерентабельной.

Молодая предпринимательница понимает:

Если из бизнеса выйду, то он, скорее всего, пропадёт. Но я пока этого не планирую. А о наследниках ещё думать рано (улыбается) (респондент № 9, 2014 г.).

Достигшая пенсионного возраста владелица малого бизнеса подтверждает, что продать его будет крайне сложно:

Потому что в этом бизнесе главное -- конкретные люди. И клиенты ориентируются не столько на название фирмы <...> сколько на конкретных специалистов <...> Дети в этот бизнес точно не пойдут, у них свои интересы (респондент № 10, 2014 г.).

Совладелец малого предприятия по установке и ремонту кондиционеров считает, что вопросы продажи или наследования, в принципе, не применимы к большинству таких бизнесов, как его:

Наш бизнес ничего не стоит, так как построен на аренде. Поэтому если выходить из бизнеса, то ничего по большому счету не заработаешь <...> Будем тащить, пока не сдохнем... (респондент № 3, 2013 г.).

В интервью 2014 г. он добавил:

Бизнес наш -- это мы. Если мы уйдём, то и бизнеса не станет <...> Передать по наследству?.. А что там передавать-то? Вот сын работает в крупной международной компании менеджером <... > Зарплата маленькая, а на более высокую позицию <...> не берут -- опыт недостаточен. Сказал как-то, что, если так будет продолжаться, он лучше пойдёт механиком в автосервис «гайки крутить» (респондент № 3, 2014 г.).

Владелец малого предприятия по строительству, мужчина уже в пенсионном возрасте, даже отговаривал бы детей, если бы они задумали пойти по его стопам:

Давно говорю детям: если сможете -- уезжайте отсюда. Не повторяйте ошибок родителей. Но они хотят сначала создать какую-то подушку безопасности, а уж потом... Но так не получится. Никакой подушки надолго всё равно не хватит, надо уезжать и начинать на новом месте. Передать по наследству нечего -- бизнеса, как только я из него выйду, скорее всего, не останется (респондент № 6, 2015 г.).

Выводы и рекомендации

По итогам проведённого исследования складывается впечатление, что, во-первых, основа неформальности в сфере индивидуального и малого предпринимательства -- гибкость, обеспечиваемая неявно, неформально определяемой структурой взаимоотношений стейкхолдеров в рамках бизнеса, которая не требует жёстких юридических рамок фирмы и формального прописывания роли в ней конкретных лиц. Иначе говоря, неформальное предпринимательство не обязательно является деятельностью чётко оформленных, отграниченных друг от хозяйственно-имущественных комплексов; скорее, это некое текучее состояние, когда для реализации разных бизнес-проектов и даже отдельных сравнительно крупных сделок отношения собственности могут гибко переопределяться -- без временных и денежных издержек, которые требовались бы для фиксации новой конфигурации взаимных прав и обязательств. Неоднократно респонденты говорили, в частности, о том, что в каких-то проектах одни и те же лица выступают как контрагенты по сделке, а в других -- как соучастники; что в каких-то случаях за размещение на одних и тех же площадях с них взимается арендная плата, а в других -- нет, поскольку проект рассматривается как совместный. Работники в некоторых обстоятельствах также могут выступать младшими партнёрами или как франчайзеры либо как исполнители определённых работ по договору.

Даже термин «партнёры» владельцы таких бизнесов и стартапов используют для определения двух разных категорий акторов: и партнёрская фирма, с которой осуществляются устойчивые экономические отношения, и физические лица, имеющие право голоса и претендующие на остаточный доход от совместного бизнеса, равно именуются (и в их головах являются) партнёрами. Иначе говоря, для столь малых бизнес-проектов чёткой границы между рынком и фирмой не существует, поэтому важная особенность неформального предпринимательства заключается в том, что в нём словно бы не действует теорема Коуза, так как его организационная структура является каким-то гибридом рынка и фирмы.

Как известно, в институциональной теории существование фирмы объясняется экономией на трансакционных издержках. Координация деятельности внутри фирмы заменяет рыночную координацию тогда, когда трансакционные издержки использования ценового механизма становятся значительными [Коуз 1993]. Однако, если трансакционные издержки (например, издержки по поиску работников или партнёров, по получению информации о цене, по ведению переговоров и т. п.) невелики, как это обычно бывает в микробизнесе, работающем на очень узком локальном рынке и имеющем дело с очень ограниченным кругом работников, партнёров, контрагентов и клиентов, то необходимость оформления бизнеса в виде фирмы становится неочевидной (или не всегда очевидной). И чёткое распределение обязанностей и рисков может уступать место гибким, неформальным, «текучим» договорённостям. В этом случае по определению возникают неполные контракты [Уильямсон 1996], причём эту их неполноту неформальным образом организованный бизнес использует как своё преимущество, даже если это не осознаётся самими предпринимателями. Таким образом, есть некие обусловленные форматом институтов обстоятельства, которые делают недоопределённость организационной структуры, а потому и неформальность императивом при определённых масштабах хозяйственной деятельности. Их, очевидно, невозможно победить ни принудительным расширением сферы безналичных платежей, ни иными социальными технологиями по выводу бизнеса в формальную сферу!

Во-вторых, дилемма микро- и малого бизнеса (во всяком случае, на некоторых рынках и в ряде отраслей) заключается в следующем: либо попытки работать в качестве звена в цепочке, которые приводят к попаданию в зависимость от монополистов или госчиновников, администрирующих систему госзаказа и вынуждающих идти на разные уловки, чтобы в этих условиях сохранить бизнес, либо сознательный отказ от работы на открытом рынке, но тогда -- и от любых попыток расти или предлагать свои услуги кому-либо, помимо домохозяйств. И в том и в другом случае неравная переговорная сила и масштабы бизнеса вынуждают предпринимателей выстраивать такие схемы, при которых часть их деятельности и оборотов выводится в неформальную экономику, либо полностью уходить в неё. И тот и другой вариант, по сути, закрывает возможность возвращения к полностью формализованным предпринимательским практикам, так как формируются специфическая «кредитная история» и навыки работы. Следовательно, оставаясь в рамках реалистического сценария, нужно понимать, что на некоторых рынках существование неформального предпринимательства обусловлено монопольно-рентными отношениями. До тех пор, пока это так, никакие фискальные и информационно-технологические методы борьбы с ним не позволят победить причину «болезни».

В-третьих, в силу избыточного регулирования и контроля, которые приводят к неподъёмным для микро- и малого бизнеса издержкам, настоящий выбор многих владельцев малого бизнеса в России, по-видимому, вовсе не в том, формализовать бизнес или нет. Поскольку мелочная, совершенно избыточная деятельность государственных контрольных органов по определению может быть направлена только на тех, кто «виден» власти, те, кто работает «на свету», всё равно сталкиваются с ситуациями, выход из которых сопряжён с необходимостью неформальных выплат, потому что иначе чреват потерей бизнеса как такового. Следовательно, даже желающим работать чисто «простакам» приходится -- для регулярных выплат дани чиновникам или на «чёрный день» внеплановой проверки -- формировать резерв неучтённых средств, а значит, делать себя потенциально уязвимыми для тех же государственных контрольно-надзорных и силовых структур: ведь неучтённые средства предполагают неотражённую в документах деятельность, а нет ничего тайного, чего нельзя было бы выявить при желании. В этих условиях стремление принципала избавиться от неформального предпринимательства путём закручивания гаек (устрожение правил и ужесточение контроля) приводит только к расцвету неформальных видов предпринимательской деятельности. Таким образом, российская ситуация отчётливо демонстрирует, что так называемые парадоксы А. Портеса [Портес 2004] весьма живучи.

Четвёртый вывод заключается в том, что есть некие встроенные в саму бизнес-модель неформального предпринимательства ограничители его живучести. Такие предприниматели, в принципе, не склонны рассматривать успешную продажу или передачу бизнеса по наследству как свою стратегическую цель, а значит, и ведение бизнеса полностью в белой экономике -- как залог реализации такой цели в будущем. Они понимают невозможность продажи или передачи своего бизнеса по наследству. Соответственно, по мере естественного выбытия владельцев из бизнеса сам он умрёт естественной смертью. Если параллельно с этим будут формироваться условия для нормального выживания микро- и малого бизнеса в формальной экономике (прозрачное и дружественное законодательство, ограничение рентных интересов агентов государства, ограничение монопольной власти крупного бизнеса на определенных рынках и т д.), то таких предпринимателей-неформалов будет становиться всё меньше.

Наконец, мы приходим к выводу, что под влиянием личных обстоятельств, выбора рынка и отрасли, под воздействием государственной политики складываются совершенно различные стратегии поведения на рынках с точки зрения большей или меньшей неформальности. По итогам рассмотрения различных кейсов и анализа сцепки между мотивацией к ведению бизнеса и уровнем формальности -- неформальности складывается типология предпринимателей, представленная в таблице 3.

Таблица 3

Типология предпринимательства по уровню формализации и мотивации предпринимательской деятельности

Типология, показанная в таблице 3, основывается на том факте, что предпринимательство связано с индивидуальной активностью и модель индивидуальной предпринимательской мотивации [Naffziger, Hornsby, Kuratko 1994; Kuratko, Hodgetts 2001] определяется персональными особенностями и обстоятельствами микроуровня.

Разумеется, эта типология -- сугубо идеальная. В реальной действительности подавляющее большинство респондентов (да и вообще предпринимателей) следует отнести к пограничным случаям. В выборке тем не менее были представлены и классические «простаки» (№ 4 и 6), и один «маргинал» (№ 2), тогда как респондентов № 7 и 12 можно охарактеризовать как «не любящих рутину» (подробнее см. [Chepurenko 2019]), а № 8 и 11 с определенными оговорками можно отнести к потенциальным «звёздам». Кроме того, примечательно, что именно респонденты № 7 и 8 в 2015 г. были уже недоступны для проведения интервью ни по каким каналам связи, а респондент № 11 давал интервью по скайпу, находясь за рубежом, куда, по его словам, эмигрировал под влиянием развернувшегося кризиса. Иначе говоря, именно потенциально «звёздные» бизнес-проекты, видимо, сильнее всего пострадали во время развернувшегося кризиса.

Без учёта этих различий исследователи (и государственные органы) могут сильно упрощать реальную картину неформального предпринимательства и предлагать неоптимальные пути воздействия на него.

Реалистическая политика в отношении неформального предпринимательства должна была бы прежде всего отказаться от его рассмотрения как чего-то гомогенного и безусловно «неправильного». Следовало бы создавать возможности для быстрейшего и сравнительно безболезненного прохождения стартапами этапа неформальной активности -- с созданием возможностей использования налогового кредита и других форм поддержки (инфраструктурной, информационно-образовательной). Так можно было бы способствовать тому, чтобы в сегменте малого бизнеса появлялось больше «простаков», для которых неформальное предпринимательство -- вынужденный шаг. Кроме того, до возникновения дружественной для МСП фискальной и контрольной среды (в результате моратория на изменения налогового законодательства, а также внедрения риск-ориентированного подхода, что могло бы снизить налоговую нагрузку и остановить проверочную вакханалию) следовало бы прекратить действия по немедленному выводу «маргиналов» в область «белой» экономики. Когда (вернее, если) комфортная для формального ведения бизнеса среда возникнет, естественным образом начнёт сокращаться и сфера бизнеса «маргиналов» -- часть из них предпочтёт превратиться в наёмных работников, а часть просто тихо уйдёт на покой. Наконец, разумеется, необходимо всеми мерами бороться против «циников» и присущих им действительно разрушительных для экономики видов нелегального бизнеса, чтобы сокращать размеры ущерба для экономики от деятельности такого «деструктивного», по выражению У Баумоля, предпринимательства [Баумоль 2013]. Хотя в условиях укоренённой коррупции реалистичность такой борьбы неочевидна.

Литература

1. Барсукова С. Ю. 2000. Неформальная экономика: причины развития в зеркале мирового опыта. Экономическая социология. 1 (1): 13-24. URL: https://ecsoc.hse.ru/data/2011/12/08/1208204945/ecsoc_t1_ n1.pdf#page=13

2. Барсукова С. Ю. 2005. Структура и институты неформальной экономики. Социологический журнал. 3: 118-134.

3. Барсукова С. Ю. 2012. Неформальная экономика: понятие, история изучения, исследовательские подходы. Социологические исследования. 2: 31-39.

4. Баумоль У 2013. Предпринимательство: производительное, непроизводительное и деструктивное. Российский журнал менеджмента. 2: 61-84.

5. Динамика и структура ВВП в России. 2019. Бюллетень о текущих тенденциях российской экономики. 48. М.: Аналитический центр при Правительстве РФ. URL: http://ac.gov.m/files/publication/a/21974. pdf

6. Воскобойников И. Б., Гимпельсон В. Е. 2015. Рост производительности труда, структурные сдвиги и неформальная занятость в российской экономике. Вопросы экономики. 11: 30-61.

7. Гимпельсон В. Е., Зудина А. А. 2011. «Неформалы» в российской экономике: сколько их и кто они? Вопросы экономики. 10: 53-76.

8. Гимпельсон В. Е., Капелюшников Р. И. 2013. Жить в тени или умереть на свету? Вопросы экономики. 11: 65-88.

9. Гимпельсон В. Е., Капелюшников Р. И., Слонимчик Ф. 2014. Между светом и тенью: межсекторная мобильность. В кн.: Гимпельсон В. Е., Капелюшников Р. И. (отв. ред.). В тени регулирования: неформальность на российском рынке труда. М.: Изд. дом ВШЭ; 66-92.

10. Коуз Р. 1993. Фирма, рынок и право. М.: Дело ЛТД (при участии Catallaxy).

11. Портес А. 2004. Неформальная экономика и её парадоксы. В кн.: Радаев В. В. (отв. ред.). Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. М.: РОССПЭН; 303-339.

12. Селеев С. С., Павлов А. Б. 2016. Гаражники. М.: Страна Оз.

13. Сото Э. де. 1995. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. М.: Catallaxy.

14. Страусс А., Корбин Дж. 2001. Основы качественного исследования: обоснованная теория, процедуры и техники. М.: Эдиториал УРСС.

15. Стребков Д. О., Шевчук А. В. 2015. Трудовые траектории самозанятых профессионалов (фрилансеров). Мир России: социология, этнология. 24 (1): 72-100.

16. Уильямсон О. И. 1996. Экономические институты капитализма: фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация. СПб.: Лениздат; CEV Press.

17. Aidis R., Estrin S., Mickiewicz T. 2010. Institutions, finance and the level of development: The impact on entrepreneurship in transition. Review of Economics and Institutions. 1 (1): 1-26.

18. Aidis R., Praag M. van. 2007. Illegal Entrepreneurship Experience: Does it Make a Difference for Business Performance and Motivation? Journal of Business Venturing. 22 (2): 283-310.

19. Alsos G. A., Kolvereid L. 1998. The Business Gestation Process of Novice, Serial and Parallel Business Founders. Entrepreneurship Theory and Practice. 22 (4): 101-114.

20. Barsukova S., Ledeneva A. 2018. Are Some Countries More Informal than Others? The Case of Russia. In: Ledeneva A. (ed.). The Global Encyclopedia of Informality Understanding Social and Cultural Complexity. 2. London: UCL Press; 487-492.

21. Berglund H. 2007. Researching Entrepreneurship as Lived Experience. In: Neergaard H., Ulh0i J. P. (eds). Handbook of Qualitative Research Methods in Entrepreneurship. Cheltenham, UK: Edward Elgar Publishing; 75-94.

22. Chepurenko A. 2014. Informal Entrepreneurship under Transition: Causes and Specific Features, In: Boegenhold D. (ed.). Soziologie des Wirtschaftlichen. Wiesbaden: Springer VS; 361-382.

23. Chepurenko A. 2016. Informal Entrepreneurship and Informal Entrepreneurial Activity in Russia. In: Sauka A., Schneider F., Williams C. C. (eds). Entrepreneurship and the Shadow Economy. Cheltenham: Edward Elgar; 119-150.

24. Chepurenko A. 2018. Small Family Business in Russia: Formal or Informal? International Journal of Sociology and Social Policy. 38 (9/10): 809-822.

25. Chepurenko A. 2019. `Non-Routine Entrepreneurs': Another Path of Realizing Entrepreneurial Intentions. Administrative Sciences. 9 (2): 1-15.

26. Coduras A., Autio E. 2013. Comparing Subjective and Objective Indicators to Describe the National Entrepreneurial Context: The Global Entrepreneurship Monitor and the Global Competitiveness Index Contributions. Investigaciones Regionales. 26: 47-74.

27. Dau L. A., Cuervo-Cazurra A. 2014. To Formalize or Not to Formalize: Entrepreneurship and Pro-Market Institutions. Journal of Business Venturing. 29 (5): 668-686.

28. Delmar F., Davidsson P. 2000. Where do They Come from? Prevalence and Characteristics of Nascent Entrepreneurs. Entrepreneurship and Regional Development. 12 (1): 1-23.

29. Earle J., Sakova Z. 2000. Business Start-ups or Disguised Unemployment? Evidence on the Character of Self Employment from Transition Economies. Labour Economics. 7 (5): 575-601.

30. Eder М., Yakovlev A., Garkoglu А. 2003. Suitcase Trade between Turkey and Russia: Microeconomics and Institutional Structure. Working Paper. WP4/2003/07. M.: HSE Publishing House.

31. Estrin S., Mickiewicz T. 2011. Entrepreneurship in Transition Economies: The Role of Institutions and Generational Change. In: Minniti M. (ed.). The Dynamics of Entrepreneurship, Oxford: Oxford University Press; 181-208.

32. Estrin S., Mickiewicz T. 2012. Shadow Economy and Entrepreneurial Entry. Review of Development Economics. 16 (4): 559-578.

33. Feige E. 1997. Underground Activity and Institutional Change: Productive, Protective and Predatory Behavior in Transition Economies. In: Nelson J., Tilly Ch., Walker L. (eds). Transforming Post-Communist Political Economies. Washington, DC: National Academy Press; 21-35.

34. Gartner W. B. et al. (eds). 2004. Handbook of Entrepreneurial Dynamics: The Process of Business Creation. Thousand Oaks, CA: Sage Publications.

35. Josselson R. 2006. Narrative Research and the Challenge of Accumulating Knowledge. Narrative Inquiry. 16 (1): 3-10.

36. Kihlgren A. 2003. Small Business in Russia -- Factors that Slowed its Development: An Analysis. Communist and Post-Communist Studies. 36 (2): 193-207.

37. Kiss A. N., Danis W. M., Cavusgil S. T. 2012. International Entrepreneurship Research in Emerging Economies: A Critical Review and Research Agenda. Journal of Business Venturing. 27 (2): 266-290.

38. Kosals L., Maksimova A. 2015. Informality, Crime and Corruption in Russia: A Review of Recent Literature. Theoretical Criminology. 19 (2): 278-288.

39. Kreft S. F., Sobel R. 2005. Public Policy, Entrepreneurship, and Economic Freedom. Cato Journal. 25 (3): 595-616.

40. Kshetri N. 2009. Entrepreneurship in Post-Socialist Economies: A Typology and Institutional Contexts for Market Entrepreneurship. Journal of International Entrepreneurship. 7 (3): 236-259.

41. Kuratko D. F., Hodgetts R. M. 2001. Entrepreneurship: A Contemporary Approach. 5th ed. Fort Worth: Harcourt College Publishers.

42. Naffziger D. W., Hornsby J. S., Kuratko D. F. 1994. A Proposed Research Model of Entrepreneurial Motivation. Entrepreneurship Theory and Practice. 18 (3): 29-41.

43. Neergaard H. 2007. Sampling in Entrepreneurial Settings. In: Neergaard H., Ulh0i J. P. (eds). Handbook of Qualitative Research Methods in Entrepreneurship. Cheltenham, UK: Edward Elgar Publishing; 253278.

44. Peng M., Shekshnia S. 2001. How Entrepreneurs Create Wealth in Transition Economies. Academy of Management Executive. 15 (1): 95-110.

45. Round J., Williams C., Rodgers P. 2008. Corruption in the Post-Soviet Workplace: The Experiences of Recent Graduates in Post-Soviet Ukraine. Work, Employment and Society. 22 (1): 149-166.

46. Sauka A., Welter F. 2007. Productive, Unproductive and Destructive Entrepreneurship in an Advanced Transition Setting: The Example of Latvian Small Enterprises. In: Dowling M., Schmude J. (eds) Empirical Entrepreneurship in Europe. Cheltenham: Edward Elgar; 87-111.

47. Scase R. 2003. Entrepreneurship and Proprietorship in Transition: Policy Implications for the SME Sector. In: McIntyre R., Dallago B. (eds) Small andMedium Enterprises in Transitional Economies. Basingstoke, UK: Palgrave Macmillan; 64-77.

48. Schneider F., Buehn A., Montenegro C. 2010. New Estimates for the Shadow Economies all over the World. International Economic Journal. 24 (4): 443-461.

49. Schneider F., Enste D. 2000. Shadow Economies: Size, Causes and Consequences. Journal of Economic Literature. 38 (1): 77-114.

50. Shane S., Locke E. A., Collins Ch. J. 2003. Entrepreneurial Motivation. Human Resource Management Review. 13 (2): 257-279.

51. Spicer A., McDermott G., Kogut B. 2000. Entrepreneurship and Privatization in Central Europe: the Tenuous Balance between Destruction and Creation. The Academy of Management Review. 25 (3): 630-649.

52. Szerb L., Trumbull W. N. 2018. Entrepreneurship development in Russia: Is Russia a Normal Country? An Empirical Analysis. Journal of Small Business and Enterprise Development. 33 (1): 902-929.

53. Tonoyan V., Strohmeyer R., Habib M. 2010. Corruption and Entrepreneurship: How Formal and Informal Institutions Shape Small Firm Behavior in Transition and Mature Market Economies. Entrepreneurship Theory and Practice. 34 (5): 803-831.

54. Webb J. W. et al. 2013. Research on Entrepreneurship in the Informal Economy: Framing a Research Agenda. Journal of Business Venturing. 28 (5): 598-614.

55. Welter F., Smallbone D., Pobol A. 2015. Entrepreneurial Activity in the Informal Economy: A missing Piece of the Entrepreneurship Jigsaw Puzzle. Entrepreneurship and Regional Development. 27 (5-6): 292-306.

56. Williams C. C. 2008. Beyond Necessity-Driven Versus Opportunity-Driven Entrepreneurship: A Study of Informal Entrepreneurs in England, Russia and Ukraine. International Journal of Entrepreneurship and Innovation. 9 (3): 157-165.

57. Williams C., Round J., Rodgers P. 2013. The Role of Informal Economies in the Post-Soviet World: the End of Transition? Oxford: Routledge.

58. Zudina A. A. 2013. Do Informal Workers Make An Underclass? An Analysis of Subjective Social Status. Working Papers. Series: Sociology. WP BRC 24/SOC/2013. M.: HSE Publishing House.

59. Yin R. K. 2014. Case Study Research: Design and Methods. Thousand Oaks, CA: Sage.

Размещено на Allbest.ru