Внешняя политика Николая I

В Мюнхенгрец на встречу с австрийским и российским императорами в качестве наблюдателя от Пруссии был направлен кронпринц Вильгельм, который не оказывал существенного влияния на ход переговоров. Мюнхенгрецкая встреча, как и свидание в Шведте, выявила разногласия в позициях союзников. То, ради чего Николай I пошел на совещание, был Восточный вопрос. Союзом с Австрией он рассчитывал закрепить успехи, достигнутые соглашением с Турцией в Ункяр-Искелеси, и не позволить Западу вовлечь Венский кабинет в антироссийскую коалицию. Австрия видела свою задачу в демонстрации перед Европой, "зараженной новыми идеями", единства монархических держав. Кроме того, соглашением с Россией по Восточному вопросу Венский кабинет стремился ограничить единоличное влияние Петербурга на Константинополь, представлявшее опасность для интересов Австрии.

Николай I, прибыв в Мюнхенгрец в сентябре 1833 г., в беседах с Францем и Меттернихом не уставал говорить о продолжавшихся волнениях поляков, венгров, бельгийцев. В российском меморандуме, переданном австрийскому канцлеру, указывалось на важность сплочения монархических сил для уничтожения революционной опасности. Союз, по мнению российского правительства, должен был также ослабить англо-французскую коалицию, провозгласившую в 1830 г. принцип невмешательства [54]. Положения, изложенные в российском меморандуме, без оговорок были одобрены австрийской стороной.

Особое место в переговорах занял вопрос о судьбе Османской империи. В условиях революционного брожения в Европе многонациональная Габсбургская империя особенно нуждалась в сохранении целостности Турции. Россия по-прежнему отстаивала ее неделимость, однако, как и другие правительства, не верила в продолжительность существования Османской империи и стремилась заручиться союзниками на случай ее распада. Вместе с Австрией при сохранении первенства России Николай I рассчитывал решить Восточный вопрос при возможных осложнениях на Ближнем Востоке.

В русско-австрийской конвенции по Восточному вопросу, подписанной 6(18) сентября 1833 г. в Мюнхенгреце (она держалась в глубокой тайне от всех европейских государств, кроме Пруссии), говорилось о желании обоих императоров укрепить союз для сохранения Османской империи. Императоры обязались принять "самые действенные меры" для предотвращения угрозы безопасности Турции и их собственных пограничных с нею владений. В секретных статьях конвенции говорилось об обязательствах обеих держав "в случае ниспровержения существующего порядка в Турции действовать согласованно" [55].

Конвенция, подписанная в Мюнхенгреце, ограничивала самостоятельные действия России на Востоке, ибо Николай I обязывался по всем вопросам, относившимся к Турции, принимать согласованные с Венским кабинетом решения. В этом смысле конвенция сравнительно с Ункяр-Искелесийским договором была отступлением от традиций российской политики решать ближневосточный вопрос двусторонними переговорами с Турцией. Но международная обстановка, сложившаяся в 30-е годы, практически исключала возможность единоличного вмешательства России в дела Османской империи. В этой ситуации Николай I видел в Австрии государство, союз с которым служил не только барьером против распространения революционных идей, но и определенным гарантом, способным, хотя бы на время, удержать западноевропейские страны от новой войны на Востоке. Соглашение достигло этой цели. В частности оно не позволило министру иностранных дел Великобритании Г. Пальмерстону реализовать свои планы по созданию австро-английской коалиции, направленной против России [56].

Более конкретный характер носила конвенция по польскому вопросу, подписанная между Россией и Австрией в Мюнхенгреце, и русско-прусское соглашение, утвержденное в Берлине. По ним установилась взаимная гарантия польских владений каждой из сторон и выдача "политических преступников". Союзные державы обязывались оказывать друг другу военную помощь в случае восстания в польских землях [57].

В Мюнхенгреце также было принято решение трех держав по бельгийскому вопросу. В целях скорейшего окончания конфликта в Бельгии голландскому королю было предложено пойти на дальнейшие уступки бельгийцам. Союзники подтвердили принятое в 1831 г. на лондонской конференции решение о признании независимости Бельгии, обязались следовать политике нейтралитета в отношении нового государства, если оно в своих действиях "не будет противоречить интересам Германского союза". В последнем случае война должна была стать общим делом участников коалиции и император России обязывался предоставить Пруссии армию не менее 120 тыс. человек. Соглашение по бельгийскому вопросу было уступкой Николая I правительствам Англии и Франции, которые в 1831-1832 гг. фактически самостоятельно решали судьбу Бельгии.

Предметом обсуждения в Мюнхенгреце был также германский вопрос, вызванный продолжавшимися волнениями в государствах Германского союза. В конвенции трех держав говорилось о готовности союзников решительными действиями навести в Германии "порядок". Это нашло практическое воплощение в принятом в 1834 г. постановлении германских государств о фактической ликвидации местных конституций, введенных в 1830-1831 гг., и о передаче всей полноты власти Франкфуртскому сейму, председателем которого был Меттерних, инициатор всех контрреволюционных актов, утвержденных в Мюнхенгреце.

Еще до официальной встречи монархов в Мюнхенгреце и Берлине они договорились о распределении функций по охране легитимных институтов. "Согласно этой системе, - сообщали российские дипломаты из Вены и Берлина Нессельроде, - Австрия взяла на себя охрану спокойствия на Итальянском полуострове. Сохранение спокойствия в Германии доверено Австрии и Пруссии. Наконец, Россия взяла на себя охрану Польши и Леванта". Кроме того, каждая из держав обязывалась оказывать взаимную помощью друг другу, "выполняя долг, который их совместная система вменяет в обязанность России, Австрии и Пруссии в случае иностранной агрессии на одно или другое государство" [58].

Заключительным аккордом встречи трех правителей было принятие ими 3(15) октября 1833 г. в Берлине конвенции о праве интервенции, которое трактовалось как законный акт для "всякого независимого государства" [59]. Однако, утвердив конвенцию, они понимали ее непопулярность. Поэтому монархи по предложению Пруссии договорились сохранять тайну ее подписания до тех пор, пока события не потребуют ее обнародования. Согласно конвенции три государства признали за каждой независимой страной право призывать себе на помощь "во время смут внутренних, а также при внешней опасности, каждое другое независимое государство". Страна, к которой обращались за помощью, могла оказать ее или отказать в ней, исходя из своих интересов. Берлинская конвенция о праве интервенции явилась попыткой воскресить, правда на ограниченной основе, сходные положения, принятые конгрессами Священного союза в 20-х годах. Но в конвенциях 1820-1821 гг. право вмешательства не зависело от воли правителя, на территории которого происходили волнения.

В новых условиях союз трех держав не имел большого будущего. Сами союзники не чувствовали себя столь уверенно, как в 20-е годы XIX в.: изменилась международная обстановка. Англия, выступившая союзницей России в антинаполеоновских коалициях, после Ункяр-Искелеси сблизилась с Францией. Пруссия, сделавшая значительные успехи по созданию Германского Таможенного союза, неохотно шла на открытое провозглашение контрреволюционных принципов. Тем не менее съезд монархов в Мюнхенгреце и Берлине свидетельствовал о решимости трех держав совместными усилиями бороться с "возмутителями спокойствия Европы", что проявилось прежде всего в декларации по польскому вопросу и в конвенции о праве вмешательства союзников в дела других стран.

Подписанные соглашения еще отчетливее выявили противостояние англо-французского блока, закрепленного договором 1834 г., и монархических держав. Париж не признал законность соглашений трех правителей, заявив, что они не будут учитываться Францией в ее политике. Сходную позицию заняла Англия. Да и сам. император России не обольщался действенностью соглашений по стабилизации обстановки в Западной Европе. Видимо, был прав немецкий историк Шиман, заметивший, что расправа царя над восставшими поляками "не была прощена Европой" [60].

Направляясь в сентябре 1835 г. на встречу трех монархов в Теплиц, правитель России не чувствовал себя победителем. Более того, он опасался, что этой поездкой может быть закончена его жизнь в случае новых осложнений с поляками. Перед своим отъездом, 30 июля 1835 г., Николай I составил завещание сыну, в котором изложил свои мысли на характер и направление внешнеполитической деятельности государства и роль императора в стране. Он предлагал наследнику, будущему императору Александру II, сохранить прежний порядок управления, не менять людей, "поддерживать достоинство России" и "доброе согласие" с иностранными державами, "не заводить ссор из-за вздора". Считая, что благополучие государства зависит от императора, он советовал сыну быть "примером благочестия".

Эти разумные, чуть сентиментальные напутствия Николая I сыну вступали в противоречия с его наставлениями, когда он касался тактики в отношении "бунтовщиков". В этом случае император предлагал "смело" появиться "там, где нужно, призвав, ежели потребуется, войско, и усмиряй, буде можно, без пролития крови. Но в случае упорства, мятежников не щади, ибо, жертвуя несколькими, спасешь Россию" [61]. Эти последние слова, предположительно, касались решения польского вопроса, который вызывал особое беспокойство царя. Стремясь к стабильности и порядку "любой ценой", он видел в поляках постоянных "возмутителей спокойствия". По этой причине, полагаю, он не тяготел к идее общеславянского единства, обдумывал план передачи части Царства Польского Австрии и Пруссии [62].

Встреча в Теплице закончилась благополучно для жизни императора. Монархи поддержали основные решения, выработанные в Мюнхенгреце и Берлине. Таким образом, к середине 30-х годов сформировались как бы два блока государств: франко-английский и русско-австро-прусский, поддерживавшие хрупкое равновесие в Европе.

ЛОНДОНСКИЕ КОНВЕНЦИИ 1840-1841 гг.

В конце 30-х годов Ближний Восток вновь явился очагом конфликта, вызванного турецко-египетским противостоянием. Условия Кютахийского соглашения 1833 г. не удовлетворяли ни одну из сторон. Турция и Египет готовились к новой схватке. Николай I не хотел войны: позиции России на Ближнем Востоке после Ункяр-Искелеси были крепкими, набирала обороты торговля юга России через Босфор и Дарданеллы [63]. Обострившийся конфликт мог привести к изменению существовавшего режима Проливов. Эти соображения заставляли петербургский кабинет стремиться к сохранению статус-кво на Ближнем Востоке. Николай I советовал султану Махмуду II дипломатическими средствами решить конфликт. Однако турецко-египетские переговоры, начатые по инициативе России, оказались безуспешными: Махмуд II не признавал за египетским пашой Мухаммедом Али наследственных прав на завоеванную им территорию Аравийского полуострова. Египетский паша готовился отстоять их силой.

Англия и Франция не доверяли заверениям Николая I о мирном исходе конфликта. При различном отношении к Мухаммеду Али их объединяла боязнь появления русского десанта в Константинополе, что вытекало из условий Ункяр-Искелесийского договора. Особенно активно действовал лондонский кабинет, предлагая султану материальную помощь. По существу Англия подталкивала Махмуда II к нападению на Мухаммеда Али, хотя, как обычно, не шла дальше обещаний.

В апреле 1839 г. турецкая армия вошла в Сирию, а в июне произошло сражение с египтянами, в результате которого турецкие войска потерпели поражение и были обращены генералом Ибрахимом-пашой в бегство. Военная неудача совпала со сменой правителей в Турции: умер Махмуд II и на престол вступил его 16-летний сын Абдул Меджид. Новый султан предложил правителю Египта в случае прекращения вoйны наследственную власть над Египтом. Тот, чувствуя собственную силу и тайную поддержку Франции, отверг это условие, требуя в свое управление всю завоеванную им территорию. Европейские государства, включая и Россию, поддержали султана. Хотя Франция была на стороне Египта, но воевать с Турцией она не собиралась, для нее важнее было сохранить лояльные отношения с Англией. Что касается Николая I, то в турецко-египетском конфликте конца 30-х годов он, согласившись на сотрудничество с европейскими странами, фактически отошел от условий Ункяр-Искелеси по оказанию помощи султану [64], что, однако, позволило обеспечить мирную развязку конфликта.

Новая тактика России в восточном вопросе, вызванная в значительной степени усилением экономических позиций Англии в Турции (подписанный в 1838 г. англотурецкий договор подчинял экономику страны интересам Англии), требовала и новых союзников. Николай I вновь предпринял усилия по сближению с Англией. Для этой цели в Лондон был направлен опытный дипломат Ф.И. Бруннов, хорошо знавший не только страну назначения, но и желания императора России. В ходе переговоров Пальмерстона и Бруннова были выработаны основные положения, ставшие предметом обсуждения на конференции государств по Восточному вопросу. Она открылась в Лондоне в январе 1840 г., в ней участвовали пять европейских держав - Англия, Россия, Франция, Австрия, Пруссия. В ходе заседаний рассматривались два вопроса: турецко-египетский и о режиме Проливов. По проекту, предложенному европейскими странами, Мухаммед Али сохранял свою наследственную власть над Египтом, но должен был отказаться от других завоеванных им территорий. При неповиновении египетского паши против него предлагалось применить военную силу. Все державы, кроме Франции, приняли этот проект. Французский делегат настаивал на расширении владений Мухаммеда Али и его прав. Паша, ободренный поддержкой Франции, отверг проект. После долгих раздумий и под давлением внутренней оппозиции Лондон все-таки согласился подписать конвенцию без Парижа. Такой исход переговоров вполне устраивал Николая I, считавшего, что заключение конвенции без Франции "является наиболее удачным решением Восточного вопроса" [65]

Итак, Лондонская конвенция, подписанная 3(15) июля 1840 г. Англией, Россией, Австрией и Пруссией, с одной стороны, и Турцией - с другой, касалась урегулирования турецко-египетских отношений и режима черноморских проливов [66]. Султан предоставлял египетскому паше в наследственное управление Египет и в пожизненное Сирию. В случае непризнания им договора Англия и Австрия обязывались для помощи султану ввести свои эскадры в Средиземное море, а Россия при опасности, грозившей Константинополю, должна была защищать столицу Турции. Что касается второго вопроса, то в конвенции указывалось на запрещение в мирное время ввода в Проливы иностранных военных судов и уважение этого режима со стороны держав.

Николай I, оценивавший характер переговоров в Лондоне и подписанное соглашение преимущественно по донесениям Бруннова, который преувеличивал остроту франко-английских противоречий, рассматривал конвенцию как успех России прежде всего из-за отсутствия подписи Франции под ее решениями и из-за ослабления власти Мухаммеда Али в Передней Азии. Императору казалось, что он близок к реализации своего плана по изоляции Франции и сближению с Англией, в решении вопроса о дальнейшей судьбе Турции.

Английская дипломатия в 40-е годы, как и позже, искусно поддерживала это заблуждение Николая I, намеренно подчеркивая англо-французские разногласия в колониальном вопросе. Император слишком поздно понял, что за временную изоляцию Франции Россия заплатила высокую цену, потеряв свое прежнее право решать вопрос о закрытии Проливов для военных судов путем двусторонней договоренности с Турцией.

Лондонская конвенция 1840 г. положила начало новому режиму черноморских проливов. Это была победа Англии, ей удалось добиться согласия России на коллективный контроль всех европейских стран над Проливами. Соглашение явилось реализацией давних усилий Пальмерстона по расширению Ункяр-Искелесийского договора "путем включения в него всех европейских держав". Лондонская конвенция свидетельствовала об ослаблении позиций России на Ближнем Востоке, что сказалось и на последующих шагах Николая в этом регионе.

Однако подписанием европейскими странами и Турцией лондонской конвенции турецко-египетский конфликт не был исчерпан. Мухаммед Али отказался, принять условия султана, тогда Абдул Меджид объявил его вне закона: в сентябре 1840 г. у берегов Сирии появилась англо-австрийская эскадра. Оставленный Францией, окруженный турецко-англо-австрийскими войсками (русская армия не участвовала в экспедиции) Ибрахим-паша был вынужден оставить Сирию и возвратиться в Египет. И тут Англия одержала победу. Ей удалось не только ослабить военную мощь Мухаммеда Али, но и влияние Франции на Ближнем Востоке. Николай I не постиг глубину замысла Англии, полагая, что разногласия между ней и Францией выгодны Петербургу. Он не понял, что они временные, и скоро страны объединят усилия в борьбе с Россией.

Подписание первой лондонской конвенции без участия Франции сказалось на обстановке в Европе. В длительном разрыве отношений с Парижем не были заинтересованы Лондон, Вена, Берлин. Инициативная роль в возобновлении переговоров по ближневосточному урегулированию с участием Франции принадлежала Англии. Попытки российской дипломатии помешать этому оказались безуспешными [67]

Уже 1(13) июля 1841 г. была подписана вторая лондонская конвенция пятью европейскими державами, включая Францию, с Турцией [68], Она касалась только режима Босфора и Дарданелл. По ее условиям черноморские проливы объявлялись закрытыми для военных кораблей всех держав. Гарантом этого решения выступали европейские державы, что ослабляло суверенитет Турции над Проливами и представляло угрозу другой черноморской державе - России, Лондонские конвенции 1840-1841 гг. явились преддверием Крымской войны [69]

ВИЗИТ НИКОЛАЯ I В ЛОНДОН

Однако в начале 40-х годов в русско-английских отношениях наступило определенное сближение по делам Ближнего Востока, Кавказа и Европы. Англия старалась сохранить те преимущества, которые были ею получены в результате подписания лондонских конвенций. Кроме того, стремление сохранить целостность Османской империи сближало позиции обеих держав. Эти обстоятельства в немалой степени объясняют новые усилия, предпринятые Николаем I по достижению соглашения с Англией.

Летом 1844 г. император посетил Великобританию с тем, чтобы лично познакомиться с политическими деятелями страны и выработать совместный план действий по Восточному вопросу. Он выбрал удачное время для встречи: в Англии у власти стояло консервативное правительство во главе с Р. Пилем, лояльно относившимся к России; а в англо-французских отношениях наступило новое обострение по европейским и колониальным вопросам. Аристократический Лондон приветливо встретил государя [70] Королева Виктория и ее супруг не пожалели времени для светских бесед с Николаем I. На королевскую чету император произвел благоприятное впечатление. Виктория отмечала его красоту, изящество манер, искренность и любезность. Однако от нее не ускользнули его суровость и непреклонность в том, "что касается раз и навсегда определенных им принципов долга, которые ничто на земле не заставит его изменить" [71].

Главными темами деловых встреч, которые вел Николай I с Пилем, Эбердином, Веллингтоном, были судьба Османской империи и выработка общей позиции на случай ее распада. Внутреннее состояние государства давало почву для таких опасений.

Ни в одной из бесед императора с политическими деятелями Англии не ставился вопрос о намерении обеих держав ускорить падение Османской империи. Подтверждением тому служит меморандум российского канцлера К.В. Нессельроде как письменный итог устных договоренностей Николая I с английскими политиками, а также многократно повторявшиеся утверждения МИД России, что сохранение целостности Турции составляет основу политики русского правительства [72]. Утверждения зарубежных и отечественных историков о плане раздела Турции, предложенном якобы Николаем I в Лондоне в 1844 г., являются преувеличением [73]. Опасения императора по поводу состояния "больного человека", т.е. Турции, хорошо известны и понятны. Но для Николая I было столь же очевидно, что обсуждение конкретных мер по разделу турецкого наследства не объединит Россию и Англию, а расстроит намечавшееся сближение и помешает решению другой задачи - отдалить Англию от Франции. Этим объясняется декларативность документа, его спокойная тональность.

Инициатором составления меморандума был не император, как отмечается в литературе [74], а по-немецки пунктуальный Нессельроде, считавший необходимым устным договоренностям придать документальный характер. Получив на составление документа согласие Николая I, который дал его не без колебаний, российский министр в сентябре 1844 г. прибыл в Лондон и передал меморандум статс-секретарю по иностранным делам Эбердину. Тот, ознакомившись с документом, констатировал адекватность его содержания характеру российско-английских переговоров. Однако официальный ответ из Лондона так и не пришел, что снижало правовое значение меморандума и освобождало английское правительство от тех, самых общих обязательств, что содержались в документе.

В меморандуме нашли отражение как политика России и Англии в отношении Османской империи, так и их договоренность о совместных действиях на случай распада Турции. Оба пункта имели принципиальное значение для двух стран и сближали их позиции. Документ начинался словами: "Россия и Англия глубоко убеждены, что обе заинтересованы в сохранении той независимости и территориальной целостности Турции, в какой она находится в настоящее время. Это ее состояние отвечает общим интересам сохранения мира. Россия и Англия прилагают совместные усилия для укрепления существования Османской империи и для предотвращения опасностей, которые могут возникнуть" [75]. Для этой цели необходимо позволить Порте жить спокойно, без волнений, дипломатических козней и без вмешательства в ее внутренние дела. Одновременно с этим в меморандуме отмечалась нестабильность состояния Турции, выражающаяся прежде всего в ее конфликтах с христианами, "что могло бы привести Турцию к распаду". В этом случае обе державы обязывались убеждать турецких министров проявлять "кротость и терпение" относительно своих христианских подданных, а последних - "удерживать в повиновении султанской власти" [76]. В документе не упоминались особые права России по покровительству православным подданным султана. Констатация этого факта осложнила бы российско-английские переговоры, а Николай I старался убедить своих собеседников в полном совпадении интересов обеих стран в Восточном вопросе.

Если же дипломатические усилия двух держав по стабилизации обстановки в Османской империи окажутся недостаточными, говорилось в меморандуме, и Турции под влиянием внутренних факторов будет угрожать распад, то Россия и Англия договорятся об учреждении "нового порядка вместо нынешнего". Нессельроде, активный сторонник австро-российско-английского союза, посчитал возможным внести в документ свою мысль о привлечении к совместным действиям России и Англии еще и Австрию. В меморандуме отмечалось, что соглашение двух сторон "будет более действенным, если оно встретит полное одобрение со стороны Австрии, у которой с Россией существует согласованность принципов в отношении Турции" [77]. Однако конкретная роль Австрии в союзе не была оговорена. Что же касается России и Англии, то в меморандуме было указано, что в случае распада Османской империи две державы будут действовать одновременно - Россия преимущественно на суше, Англия - на море. "Изолированные действия могут принести много неприятностей, а совместные - реальную пользу" [78] - говорилось в заключении меморандума.

Николай I был доволен визитом в Лондон. Любезность и внимательность королевы Виктории, заинтересованность английских министров в сохранении целостности Турции, высказанная во время переговоров, расценивались императором как залог будущих совместных действий на случай распада Османской империи. Обеспокоенность Луи-Филиппа за судьбу франко-английских отношений (не оправдавшаяся, как показали дальнейшие события) также поддерживала эту надежду царя. После поездки в Лондон внимание Николая I вновь привлекла Западная Европа.

1848-1849 ГОДЫ

О революционных выступлениях в Италии, Германии, Чехии, Польше Николай I знал из донесений российских дипломатов и из переписки с главами европейских государств. Он был убежден, что их причины кроются в уступчивости правительств в отношении "бунтовщиков" [79].

Получив сведения о восстании в Париже в феврале 1848 г., царь посчитал возможным незамедлительно выступить против Франции, пока пожар революции не охватил другие государства. В письмах к прусскому королю Фридриху Вильгельму IV он советовал провести мобилизацию прусской армии и возглавить вооруженные силы всех германских государств, расположенных у границ Франции. Со своей стороны император обещал немедленную помощь в 300 тыс. солдат. Австрии, по его мнению, следовало сосредоточить внимание на Италии [80]. Николай I призывал берлинский и венский кабинеты к согласованности действий: "Нашему существованию угрожает неминуемая опасность, ввиду которой необходимо действовать по общему плану и общими средствами" [81]. Известная фраза: "Седлайте коней, во Франции революция", - достоверность которой оспаривается, отражала восприятие ситуации Николаем I. 14(26) марта 1848 г. он опубликовал манифест, осуждавший события в Западной Европе, призывал население России "защитить неприкосновенность пределов империи". Российская армия была приведена в боевую готовность и направлена к западной границе.

Однако европейские правительства не спешили последовать примеру царя. Они сохранили тактику, которой следовали в 1830 г. Так прусский король предлагал Николаю I вместо военной мобилизации созвать политическую конференцию глав держав для обсуждения общих начал по борьбе с революцией. Английское правительство, участие которого в коалиции Николай I считал желательным, советовало российскому императору "не начинать с Францией войны из-за принципов, не вмешиваться во внутренние дела этого государства" [82]. Таким образом, надежды Николая I на создание единого блока европейских правительств для борьбы с Францией оказались иллюзорными.

Тем временем революционные события с поразительной быстротой преодолевали границы Франции. Едва "король баррикад" успел бежать из Парижа, восстания распространились на Пруссию, Австрию, Венгрию, Италию, Дунайские княжества. Необратимость процессов, охвативших Европу, заставила К. Меттерниха, защитника старого порядка, уйти в отставку.

На первом этапе революции восставшие одержали победу над своими противниками. Во Франции была ликвидирована монархия и провозглашена республика; во Франкфурте-на-Майне открылся учредительный парламент для выработки конституции германских государств. Становилось очевидным, что российское правительство не в состоянии собственными силами остановить революционный обвал. Внутреннее положение России также не способствовало активным действиям в Западной Европе: в 1848 г. в стране разразился голод, пожары уничтожали деревни, росло крестьянское движение, особенно сильное в западных губерниях. Взрывоопасная обстановка сложилась в Польше, прежде всего на территориях, отошедших к Австрии и Пруссии; вспыхнули восстания в Кракове, Львове, княжестве Познанском. Население этих земель особые надежды возлагало на помощь польской эмиграции во Франции. Спокойнее было в Русской Польше. Однако Николай I предписывал наместнику Царства Польского И.Ф. Паскевичу обращать "самое бдительное внимание на собственный край". "При малейшей искре неповиновения вели строго наказывать, - приказывал император Паскевичу, - а в случае нужды и действовать... оружием" [83]. Николай I, как и другие государственные деятели Европы, был убежден, что стабильная обстановка в Польше служит определенным гарантом спокойствия европейских стран, что предполагало единство действий последних в борьбе с революцией.

Однако здравый смысл остановил Николая от вооруженного вмешательства в дела Франции. К тому же политика временного французского правительства (главой внешнеполитического ведомства был поэт А. Ламартин), склоняла царя к этому решению. Успокаивая европейские государства, политические деятели Франции обещали не вести революционной пропаганды в соседних странах. Они официально заявили о своем невмешательстве в дела других держав, что было встречено с одобрением правительствами Западной Европы и Николаем I.

Кровь, пролитая генералом Е. Кавеньяком при столкновении с парижанами в июньские дни 1848 г., послужила толчком для перехода правительств Франции и других европейских стран к политическим репрессиям. Революционные события со второй половины 1848 г. вступили в новый этап, который характеризовался постепенным укреплением контрреволюционных сил. Во Франции господствовала "партия порядка"; в германских государствах и Австрии в результате подавления восстаний к власти пришли реакционные правительства; в России это время ознаменовалось принятием репрессивных мер в области цензуры, подавлением крестьянских восстаний в западных губерниях. Усилиями Николая I удалось изолировать страну от западноевропейских событий. В конце 1848 г. правительство России чувствовало себя более уверенно, чем в феврале и марте. Надежной союзницей Николая I становилась Франция Кавеньяка: действия генерала вызвали восхищение у царя.

К этому времени относится договоренность России и Турции о совместных действиях в Дунайских княжествах. В марте 1848 г. начались восстания в Молдавии и Валахии, направленные против власти господарей, боярства и политики султана. В июне того же года в Молдавию с одобрения турецких сановников были введены русские войска, а в сентябре турецкая армия вошла в Бухарест. Балто-Лиманская конвенция, подписанная между Россией и Турцией в апреле 1849 г., усилила зависимость княжеств от власти султана, что в дальнейшем осложнило обстановку на Балканах. Последний этап революций в Европе пришелся на весну и лето 1849 г. Его отличительной особенностью было перемещение центра революции в Венгрию, где повстанцы победили еще в марте 1848 г.

Осенью 1848 г., когда революционное движение в самой Австрии было подавлено, правительственные войска начали наступление на восставших венгров. Но в отличие от революции 1848 г. во Франции, развивавшейся по нисходящей линии, венгерская революция набирала силу и завоевывала новых сторонников за пределами страны. В феврале 1849 г. между Венгрией и поляками было заключено соглашение, скрепленное вхождением в венгерскую армию почти 20 тыс. поляков. Весной 1849 г. венгерская армия, реорганизованная лидером восставших Лайошем Кошутом, полностью освободила страну от австрийских войск, что позволило венгерскому парламенту провозгласить независимость Венгрии. Этот акт приветствовала вся передовая Европа.

Успехи восставших побудили 19-летнего императора Австрии - Франца-Иосифа обратиться за помощью к царю. Николай I долгое время не придавал серьезного значения событиям в Венгрии. Вся сложность ситуации стала понятна Петербургу лишь весной 1849 г., после разгрома австрийской армии и обращения венского кабинета к императору России за поддержкой. Николай ее обещал. В мае 1849 г., одновременно с признанием императором России Французской республики, царь издал манифест о движении армии в Венгрию. В нем отмечалось, что русские войска направляются туда не только ради спасения Габсбургской империи, но и в целях сокрушения революционных сил, представлявших угрозу российскому самодержавию. "Не одна помощь Австрии для укрощения внутреннего мятежа и по ее призыву меня к тому побуждает, - писал Николай Паскевичу 13(25) апреля 1849 г., - чувство и долг защиты спокойствия Богом вверенной мне России меня вызывают на бой, ибо в венгерском мятеже явственно видны усилия общего заговора против всего священного и в особенности против России" [84].

Западные державы не препятствовали царской интервенции. На сообщение посла России в Лондоне Бруннова о намерении Николая I выступить против Венгрии фельдмаршал Веллингтон заметил: "Кончайте, только поскорее". Не менее благосклонно отнесся к акции Николая I президент Франции Луи Бонапарт, заинтересованный в сохранении сильной Австрии как противовеса Пруссии. Позиция стороннего наблюдателя, занятая европейскими правительствами, облегчила задачу подавления венгерской революции.

Открытое вмешательство Николая I дало решительный перевес австро-русским войскам: венгерская армия насчитывала 170 тыс. человек, а общая численность русских и австрийских войск составляла 260 тыс. Несмотря на численное превосходство, коалиционная армия в течение двух месяцев не могла добиться капитуляции венгров. Лишь в середине августа 1849 г. восставшие прекратили сопротивление; руководители восстания были вынуждены покинуть страну. Конечному успеху австрийских и российских войск содействовали также ошибки восставших: отстаивая собственную независимость, венгры отказывали в самоуправлении славянам и румынам, проживавшим в Венгрии. Более того, они совершали нападения на их города и селение. Те, в свою очередь, выступали на стороне противников восставших, считая императора России "истинным покровителем балканского православного славянства" [85].

Однако при всех политических ошибках венгров они вели борьбу за свою независимость.

КРЫМСКАЯ ВОЙНА

Подавление революционных выступлений в Европе укрепило влияние России. Подобострастие государей воспринималось Николаем I как подлинное свидетельство его возросшего авторитета; произошли изменения и в самом характере императора. Природная интуиция, чувство реальности, умение адекватно оценивать обстановку, свойственные ранее царю, уступили место небывалой уверенности в непререкаемости своих решений. Это сказалось в его действиях внутри страны. Оно проявилось и за пределами государства. Он не понял, что внешнеполитические успехи России вызывали на Западе не только боязнь дальнейшего роста ее могущества, но и желание ослабить Россию объединенными усилиями всех держав. Убежденность Николая I в силе Венской системы, где ведущая роль принадлежала России и Англии, была умело использована всеми правительствами Европы. В первую очередь это касалось Великобритании, которая представлялась Николаю I потенциальной союзницей России в Восточном вопросе. Предшествующий ход событий как бы подтверждал это суждение царя. Правда крупный конфликт с Англией на Кавказе в 1836-1837 гг., вызванный продажей ею оружия горцам, должен был насторожить императора. Но этого не произошло. Кавказ после Адрианопольского мира считался внутренней проблемой России.

Англо-русский конфликт был приглушен. Но он явился одной из причин посещения Николаем I вместе с наследником престола Кавказа в сентябре-ноябре 1837 г. Император встречался с российскими солдатами и армейским начальством, с депутатами от горских племен. Последним он внушал мысль, что военные действия ведутся не для увеличения могущества России, а для собственного блага горцев: установления спокойствия и мира в крае, развития торговли. Для решения этих задач Николай I требовал не только активных военных действий против непокорных, но и возвращения мирного населения на свои земли, учреждения школ, что привело бы к слиянию края с Россией в "единое целое без всяких следов насильственного присоединения" [86]. Но Николая I занимал прежде всего Ближний Восток и политика там Англии.

События 30-40-х годов в Малой Азии, связанные с турецко-египетским кризисом, и прежде всего поездка в Лондон в 1844 г., поддерживали в Николае I надежду о возможности достичь договоренности с Англией в отношении Турции.

Русско-турецкий инцидент 1849 г., вызванный отказом султана выдать России и Австрии польских и венгерских эмигрантов, бежавших в Турцию после революционных событий 1830-1831, 1848-1849 гг., не был расценен Николаем I как тревожный симптом, как преддверие нового восточного кризиса. Вслед за этой дипломатической неудачей возобновился многолетний спор о "святых местах", ставший одной из причин, приведших Европу и Турцию к Крымской войне. За требованиями католиков и православных о преимущественном праве той или другой стороны проводить богослужение и ремонт в храмах Вифлеема и Иерусалима стояли конкретные политические интересы Франции и России.

Еще со времени существования Византийской империи, во владения которой входил Иерусалим, греческая православная церковь была господствующей в Палестине. Усиление в регионе роли католической церкви, связанное с крестовыми походами, осложнило положение христиан, исповедовавших православие, но сохраняло авторитет греческой церкви. Завоевания османами всей территории Передней Азии и Балкан, падение в 1453 г. Константинополя сделали султана правителем Палестины - этой святыни христианского мира.

Россия, получив в XVIII в. право покровительства православным подданным султана, рассматривала эту привилегию как важный рычаг укрепления своего влияния на Востоке и воздействия на политику султана. По мере ослабления в 40-е годы ее политического и экономического веса на Ближнем Востоке приобретало особый смысл нравственное воздействие России на православное население Ближнего Востока.

Именно с 40-х годов министерство иностранных дел России взяло на себя инициативу по организации русской духовной миссии в Палестине, направило русских священников для знакомства с обстановкой в крае. В 1847 г. оно содействовало открытию в Иерусалиме русской духовной миссии, которую возглавил один из авторитетных священнослужителей - архимандрит Порфирий. Одной из его задач было возвышение авторитета и роли православной церкви в Палестине [87]. Так что религиозные споры между Россией и Францией можно расценить как политический конфликт. Уступка Франции расценивалась Николаем I как показатель слабости государства, как отказ от важного нравственно-политического преимущества, полученного Россией в результате побед над Турцией. Для понимания причин жесткой позиции Николая в этом споре, помимо особенностей его характера, следует отметить и слабое знание российским правительством внутренней обстановки во Франции, и надежды императора на возможность завершить спор мирными средствами. В письме Паскевичу он писал: "Ему (Наполеону III. - Н.К.) нет нужды теперь (конец 1852 г. - Н.К.) зачинать войну... Но будем готовы". Здесь же он признавался: "Но дай Бог, чтобы обошлось без этого (войны. - Н.К.), ибо решусь на то только в крайности. Зачать войну не долго, но кончить и как кончить... один Бог знает как" [88].

Заблуждения Николая I относительно планов Наполеона III соседствовали с его уверенностью (что сыграло немалую роль для России) в согласованности своих действий с Англией в отношении Турции. Об этом свидетельствует и его разговор с английским послом в Петербурге Г. Сеймуром. В исторической литературе он трактуется чаще всего как напоминание английскому дипломату о прежних договоренностях императора с английским правительством по разделу Османской империи [89].

В беседах с Сеймуром в январе-феврале 1853 г. речь не шла о территориальном разделе владений Турции между Англией и Россией. Николай I повторил то, что было сказано в Лондоне в 1844 г.: для обеих стран важно быть едиными на случай распада Османской империи, который, по его словам, неизбежен. Переходя к спору о "святых местах", император заметил, что он скорее касается России и Франции, чем Османской империи. Эта фраза Николая I косвенно говорит не только об ослаблении власти султана над христианским населением, но в целом об утрате Турцией самостоятельности в своей политике. В этом видна убежденность императора в том, что, если начнется война, она, скорее всего, окончится падением Османской империи, что требует от России и Англии согласованных действий. В заключение беседы с Сеймуром Николай I сказал: "Император России не позволит другим, как и не стремится сам, овладеть Константинополем. Моя страна столь обширна, что мне не нужны территориальные приобретения" [90]. Завершая разговор, царь просил передать английской королеве свое желание действовать в согласии с нею, видя в этом гарантию успеха на будущее.

Убежденность Николая I в лояльной позиции Англии в случае войны с Турцией подкреплялась и донесениями из Лондона Бруннова. Тот уверял императора в неприязненном отношении Великобритании к Франции и поддержке Лондоном прав России на "святые места". Между тем уже к этому времени существовало тайное соглашение двух стран о совместных действиях против России. В марте 1853 г. французский флот с ведома Лондона отплыл из Тулона в Константинополь, месяцем позже английская эскадра была направлена в Дарданеллы. Готовность Запада поддержать Турцию в ее войне с Россией во многом объясняет упорство султана в отношении требований Петербурга. "Турки с ума сходят и вынуждают меня к посылке чрезвычайного посольства" [91], - с раздражением отмечал император. Возглавить посольство Николай I первоначально предложил А.Ф. Орлову, испытанному и умному дипломату, затем Киселеву. Но те отказались.

В Константинополь был направлен начальник морского штаба России А.С. Меншиков, участник войны 1812 г., образованный, но самоуверенный генерал. Об огромной свите, его сопровождавшей, и надменном поведении главы миссии написано немало. Но следует заметить, что Меншиков не удостоился встречи с официальными лицами Турции. Русскую миссию принимало лишь местное православное население. Дипломатические промахи Меншикова (отказ от встречи с министром иностранных дел Турции англофилом Фуадом, появление на приеме у султана в цивильном платье, категоричность требований во время переговоров) не имели решающего значения. Правительства Запада, прежде всего английское, опасаясь мирного исхода конфликта, фактически руководили Портой в русско-турецких переговорах о "святых местах".

Получилось так, что Николай I, начиная войну, не знал своих истинных противников. Он был убежден, что в столкновении с Турцией Россия одержит победу. В этом император не ошибся. Но он не предполагал, что против России объединятся ведущие государства Европы. В значительной степени этим объясняется его уверенный тон в письме к Паскевичу: "Мы готовы (к войне. - Н.К.), будем спокойно смотреть на предстоящее" [92].

Итак в развязывании войны против России на Ближнем Востоке были заинтересованы все крупные европейские государства и Турция. Война позволила бы лишить Россию той ведущей роли, которую она приобрела после победы над наполеоновской Францией и после событий 1848-1849 гг. Запад стремился вытеснить Россию с Ближнего Востока и под флагом защиты интересов Турции от русской угрозы подчинить ее экономику и политику своим задачам. Николай I в случае победы в войне надеялся укрепить свое влияние на Балканах и не позволить ни одной из европейских стран овладеть Константинополем и Проливами. Турция рассчитывала на возврат в свои владения кавказских территорий. Крымскую войну некоторые исследователи считают преддверием первой мировой войны по количеству участвовавших в ней держав и охвату территорий, затронутых военными действиями [93].

После срыва переговоров в Константинополе Николай I в июне 1853 г. направил русские войска в Дунайские княжества "в целях удовлетворения законных требований и защиты православного населения Турции", - так говорилось в царском манифесте. Эту меру император и его окружение рассматривали как упреждающую, способную отрезвить султана и Францию. Враждебные России действия со стороны Австрии и Англии летом 1853 г. царь исключал. Однако все оказалось совсем не так. Хотя Англия и заявляла, что не предпримет противных России действий со вступлением русских войск в княжества, но именно она толкала султана к войне. В сентябре 1853 г. Порта, опираясь на поддержку европейских правительств, потребовала от России в 15 дней очистить Дунайские княжества, а в случае отказа грозила открыть военные действия. Султан, не дождавшись истечения поставленного в ультиматуме срока, объявил России войну; Николай I в манифесте от 20 октября (2 ноября) 1853 г. заявил о начале военных действий против Турции.

Бои велись на Дунайском направлении, азиатской границе и Кавказском побережье. Последнее имело особую важность для Англии и Турции. На протяжении всей Кавказской войны Порта чувствовала надежную поддержку своих действий со стороны Англии, которая одобряла усилия султана по объединению турецкой армии с отрядами горцев.

Разгром турецкого флота при Синопе 18(30) ноября 1853 г., победы русских под Ахалцихом и Башкадыкларом (декабрь 1853 г.) отрезвляюще подействовали на Порту. Правительства Запада, опасаясь возможности обращения султана к Николаю I с просьбой о перемирии, решительно включились в войну. В январе 1854 г. англофранцузская эскадра вошла в Черное море якобы для защиты османской территории. В марте 1854 г. королева Виктория и император Наполеон III объявили войну России. С этого времени русско-турецкая война стала войной объединенной Европы и Турции против России.

Чуть ранее, в начале ноября 1853 г. (точная дата не указана в документе), когда Николаю I стали известны враждебные в отношении России намерения англичан, он составил "Записку", которую передал канцлеру Нессельроде. В ней император изложил свой план по освобождению христиан Востока от турецкой зависимости. По мнению биографа Николая I, Н.К. Шильдера, который опубликовал эту записку, одну с четвертью страницы, она свидетельствовала о новом направлении восточной политики Николая I [94].

"Записка" начиналась с изложения позиции Великобритании, действия которой "заставляют Россию обезопасить себя от нападения англичан". Николай I осуждает поддержку турок англичанами, считая, что существование Турецкой империи в Европе "сделается невозможным в весьма близком будущем", тогда Англия обратит "против нас последствия этого кризиса". Не исключено, полагал Николай I, что Великобритания, желая вытеснить Россию с Ближнего Востока, "сама встанет во главе освобождения европейских христиан с целью дать им затем такое устройство, чтобы условия их будущего существования шли совершенно вразрез с нашими существеннейшими интересами".

Чтобы "предупредить этот постыдный расчет", Николай I предлагал "объявить всем державам, что мы (русские. - Н.К.), отказываясь от всякого завоевания, признаем, что наступило время восстановить независимость христианских народов в Европе, подпавших несколько веков тому назад оттоманскому игу". Россия "берет на себя почин этого святого дела" и приглашает к нему присоединиться все христианские нации, подвластные в Европе мусульманскому влиянию (молдаво-валахов, сербов, болгар, босняков, греков) "с тем, чтобы каждый из этих народов вступил в обладание страною, в которой живет уже целые века" [95]. В заключение "Записки" Николай I выражал надежду, что исполнение его плана "освободит (христианский мир. - Н.К.) от исключительного и злонамеренного руководства английского правительства (не Турции! - Н.К.) и только одно это средство способно положить предел недоброжелательству англичан". Император предлагал Нессельроде незамедлительно послать в области с христианским населением способных людей для знакомства с положением населения, сбора точных сведений о настроении местных жителей и содействии с их стороны планам России.

8 ноября 1853 г. после беседы с императором, которая, по словам канцлера, произвела на него "тягостное впечатление", Нессельроде составил ответ, в котором отвергал все предложения Николая I [96]. Этот факт сам по себе представляет любопытный штрих к сложившемуся в литературе портрету дипломата как человека, выполнявшего лишь волю императора. Министр полагал, что инициатива России по организации восстания христиан противоречит заверениям императора, которые он давал, вступая в Дунайские княжества: "Ничего не предпринимать, что могло бы вызвать восстание христианского населения против султана" [97]. Вместе с тем Нессельроде не исключал возможности самостоятельного выступления христиан "без всякого с нашей стороны подстрекательства". В этом случае, считал он, Россия могла бы поддержать это восстание и "провозгласить освобождение христиан" [98]. Свое несогласие с планом Николая I канцлер объяснял еще и опасностью предлагаемых императором действий для самой России, которые неизбежно приведут к обострению обстановки на Ближнем Востоке, усилят активность англичан, "способных успехи России присвоить себе".

Николай I, не допускавший возражений со стороны подчиненных, на этот раз согласился с доводами канцлера, и план был отложен. Такое необычное поведение царя можно объяснить рядом причин: его неуверенностью в реальной возможности осуществить свой замысел с пользой для России; расхождениями предложений царя с его собственными принципами по поддержанию целостности Турции. Имело значение и то обстоятельство, что суждения Нессельроде не расходились с представлениями Николая I о характере действий России на Балканах: оказывать содействие христианским народам в их борьбе с османской неволей, но не брать на себя инициативу в организации восстания. Этот план по освобождению балканских народов был реализован в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 гг., которая велась без участия стран Европы.

Касаясь оценки самой "Записки", полагаю, что будет большой натяжкой считать ее новой программой Николая I в Восточном вопросе. "Записка" явилась реакцией императора на негативную позицию Англии в связи со вступлением русских войск в Дунайские княжества. Не случайно, что начинается она с критики действий Англии, антирусских по своей направленности. Освобождение православных народов Россией предлагалось Николаем I в качестве меры, способной воспрепятствовать Англии вытеснить Россию с Ближнего Востока и возглавить освобождение христиан от турецкой неволи.

Практического значения в ходе Крымской войны "Записка" Николая I не приобрела. Она интересна для понимания политики императора и предпринимаемых им усилий восстановить авторитет России на Ближнем Востоке.

Почти одновременно с высадкой в Крыму англо-французских армий летом 1854 г. Австрия, поддержанная воюющими странами, потребовала вывода российских войск из Дунайских княжеств, и как только это было сделано, тут же заняла их. Хотя венское правительство формально считалось нейтральным, по существу оно было участником антирусской коалиции. Вене принадлежала инициатива по выработке предварительных условий договора, известных четырех пунктов (август 1854 г.), которые Орлов, по словам А.Ф. Тютчевой, считал "унижением России" [99]. Их выполнение лишало Россию исключительного права покровительства православному населению Османской империи, требовало пересмотра режима Черноморских проливов, что было важным рычагом российского влияния. Николай I, взвесив все обстоятельства, согласился начать переговоры на условиях, выдвинутых противниками. Это решение России явилось неожиданностью для государств Запада, стремившихся к продолжению войны.