Взгляды историков ХVШ-ХIХ веков на причины и предпосылки Смуты

Прежде чем начать рассмотрение взглядов историков XVIII-ХIX веков на причины Смуты, остановимся кратко на ситуации конца XVI- нач. XVII вв. В последней четверти XVI в. в России произошло резкое обострение глубокого социально-политического кризиса, наметившегося в предшествующий период. Ситуация в стране усложнялась в связи с развернувшейся борьбой за власть при преемниках Ивана Грозного. Энергичные меры, предпринятые правительством Бориса Годунова позволили только на время смягчить кризис, но не могли обеспечить его преодоления, ибо они проводились за счет усиления феодально-крепостнического гнета.

В XVII в. Россия вступила в обстановке дальнейшего нарастания социального кризиса. Масштабы и характер этого кризиса были видны уже современникам. Одному из них - английскому дипломату Флетчеру, побывавшему в Русском государстве в 1588 г. со специальной миссией от королевы Елизаветы, принадлежат знаменитые слова о том, что «всеобщий ропот и непримиримая ненависть», царящие в русском обществе, свидетельствуют, что «по-видимому, это должно окончиться не иначе, как гражданской войной». Как известно, этот исторический прогноз, сделанный Флетчером в его сочинении «О государстве Русском», опубликованном в Лондоне в 1591 г., блестяще подтвердился дальнейшим развитием событий.

Конец XVI - начала XVII вв. явились временем продолжения процесса складывания многонационального централизованного государства. Этот процесс совершался в условиях господства феодально-крепостнических отношений.

Вместе с тем этот процесс централизации проходил в напряженной внешней борьбе с соседними государствами - Польшей, Литвой, Швецией. Заняв всю третью четверть XVI в. в годы Ливонской войны, эта борьба возобновилась в начале XVII в. Интервенция угрожала сохранению государственной самостоятельности, национального бытия, что вызвало подъем национально-освободительного движения в стране, сыгравшее огромную роль в освобождении Москвы от интервентов.

К началу XVII века процесс становления российской государственности не имел полной завершенности, в нем накопились противоречия, вылившиеся в тяжелый кризис. Охвативший и хозяйство, и социально-политическую сферу, и общественную мораль, этот кризис получил название «Смута». Смутное время - период фактического безвластия, хаоса и небывалых общественных потрясений.

Понятие «Смута» пришло в историографию из народного лексикона, означая прежде всего анархию и крайнюю неустроенность общественной жизни. Современники Смуты оценивали ее как кару, постигшую людей за их грехи.

Современники очень остро ощущали всю остроту событий конца XVI и особенно начала XVII вв. Это время долго обозначалось термином «литовское разорение». Через несколько десятилетий московский дьяк Григорий Котошихин, бежавший в Швецию, в своем описании Московского государства «О России в царствование Алексея Михайловича» впервые употребил термин «Смутные времена», прочно утвердившийся в дореволюционной историографии. Начнем анализ взглядов на Смуту с историков XVIII в.

Историография «Смутного времени» обширна. На взгляды дворянских историков определенное влияние оказала летописная традиция. В частности, В.Н. Татищев искал причины «Смуты» в «безумной распре знатных шляхетских родов». Сноска Исследователи справедливо считают, что наблюдение В.Н. Татищева заложило основу научной концепции «Смуты».

Василий Никитич Татищев (1686-1750) происходил из знатного дворянского рода. Он окончил московскую артиллерийскую школу, много времени посвятив самообразованию, в результате чего снискал известность одного из образованнейших офицеров эпохи. Царь обратил внимание на образованного офицера и несколько раз использовал его на дипломатической службе.

Теоретической базой взглядов В.Н. Татищева являются концепции естественного права и договорного происхождения государства. При аргументации своих взглядов Татищев показал большую образованность и знание как античных, так и европейских мыслителей. Он неоднократно ссылается на произведения Платона, Аристотеля, Цицерона, а также на труды греческих и римских историков и многократно цитирует европейских мыслителей нового времени: Греция, Гоббса, Локка, Пуфендорфа.

В своих рассуждениях о происхождении государства мыслитель использовал гипотезу о преддоговорном «естественном состоянии», в котором господствует «война всех против всех». Разумная нужда людей друг в друге (Татищев руководствовался соображениями о разделении труда между людьми) привела их к необходимости создать государство, которое он рассматривает как результат общественного договора, заключенный с целью обеспечения безопасности народа и «поисков общей пользы». Татищев пытается внести в процесс образования государства исторические начала, утверждая, что все известные человеческие сообщества возникали исторически: вначале люди заключили договор супружества, затем из него возник второй договор между родителями и детьми, затем - господами и слугами. В конечном итоге семьи разрослись и образовали целые сообщества, которым потребовался глава, им и стал монарх, подчинив всех подобно тому, как отец подчиняет своих детей. В результате получается не один, а несколько договоров, и само их заключение, по видимости, зависящее от людей, на самом деле предопределено самой природой.

Анализируя причины возникновения Смуты, Татищев говорил в первую очередь о кризисе государственности. Однако последовательным он в этом вопросе не был. Хотя он и признавал, что «до царя Федора крестьяне были вольными и жили за кем хотели», но в данное время в России вольность крестьян «с нашей формой монашеского правления не согласуется и вкоренившийся обычай неволи переменять небезопасно», однако насущно требуется значительное смягчение условий крепости. Помещика, которого Татищев признавал стороной в договоре, он призывал заботиться о крестьянах, снабжать их всем необходимым, чтобы те имели крепкие хозяйства, побольше скота и всякой птицы. Он выступал за введение поземельного налога и вообще настаивал на том, чтобы крестьянство было «податьми сколько можно облегчено». Подобная точка зрения глубоко укоренилась среди русских дворян-помещиков. Наиболее прогрессивно настроенные из них понимали юридическую несостоятельность крепостного права, но боялись его разрушения и предлагали различные полумеры, облегчающие участь крестьян.

В то же время он первым высказал плодотворную мысль о том, что «великая беда» начала XVII в. была следствием законов Бориса Годунова, сделавших невольными крестьян и холопов.

Князь М.М. Щербатов (1733-1790) родился в Москве, в детстве получил прекрасное домашнее образование, овладев несколькими европейскими языками. Службу начал в Санкт-Петербурге в Семеновском полку, в который был записан с раннего детства. По объявлении Петром III в 1762 г. Манифеста «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» вышел в отставку в чине капитана, увлекся литературой и историей, написал ряд трудов по государствоведению, законодательству, экономике и нравственной философии. В 1762 г. приступил к написанию Истории российской и занимался ей в течение всей жизни. В 1767 г. Щербатов был избран депутатом от ярославского дворянства в Уложенную Комиссию, перед которой Екатерина II поставила задачу пересмотра действующего законодательства и создания нового свода законов. Для этой Комиссии Щербатов составил проект Наказа ярославского дворянства и написал замечания на Большой Наказ Екатерины II.

Наиболее крупными его произведениями на политико-правовые темы были: «О надобности и пользе градских законов» (1759); «Разные рассуждения о правлении» (1760); «Размышления о законодательстве вообще» (1785-1789); и «Путешествие в землю Офирскую шведского дворянина С.», а также «О повреждении нравов» (80-е гг. XVIII в.).

М. М. Щербатов не усматривал никаких положительных изменений в Смуте. Он высказал плодотворную мысль о том, что «великая беда» начала XVII в. была следствием законов Бориса Годунова, сделавших невольными крестьян и холопов. Если он повторил мысль Татищева, специально оговори это. Исследователи справедливо считают, что наблюдение М. М. Щербатова, как и В.Н. Татищева заложило основу научной концепции «Смуты».

Основной причиной Смуты историки признают народный взгляд на отношение старой династии к московскому государству, мешавший освоиться с мыслью о выборном царе. Именно этим была вызвана потребность воскресить погибший царский род и обеспечен успех попыток восстановить династию искусственно, т.е. путем самозванства. Не менее важным фактором является также сам строй государства с его тяжелым тягловым основанием и неравномерным распределением государственных повинностей, порождавшим социальную рознь, вследствие чего династическая интрига превратилась в социально-политическую анархию.

Самозванцы Смутного времени не были единственными в истории России, с их легкой руки самозванство в России стало хронической болезнью: в XVII-XVIII вв. редкое царствование проходило без самозванцев, а при Петре за недостатком такового народная молва настоящего царя превратила в самозванца. Опыт Смуты учил, что такие явления в общественной системе опасны и грозят дестабилизацией, поэтому новая власть внимательно отслеживала эти факты, всячески оберегая внутренний порядок, восстановленный с большим трудом после Смуты.

Итак, историки XVIII века пытались оценить причины Смутного времени. В.Н. Татищев, М.М. Щербатов видели в Смуте «безумную распрю знатных шляхецких родов», «буйство народное», «разврат русских людей от черни до вельмож», «бунт безумный и беспощадный». Причины?

Н.М. Карамзин называл Смуту «делом ужасным и нелепым», результатом «разврата», подготовленного тиранством Ивана Грозного и властолюбием Бориса Годунова, повинного в убиении Дмитрия и пресечении законной династии.

Глава 2. Н.М. Карамзин о причинах Смуты

Николай Михайлович Карамзин (1 (12) декабря 1766, родовое поместье Знаменское Симбирского уезда Казанской губернии (по другим данным -- с. Михайловка (Преображенское), Бузулукский уезд, Казанская губерния) -- 22 мая (3 июня) 1826,Санкт-Петербург) -- русский историк-историограф, писатель, поэт. Зачем?

Николай Михайлович Карамзин родился 1 (12) декабря 1766 года около Симбирска. Вырос в усадьбе отца -- отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина (1724--1783) среднепоместного симбирского дворянина, потомка крымско-татарского мурзы Кара-Мурза. Получил домашнее образование, с четырнадцати лет обучался в Москве в пансионе профессора Московского университета Шадена, одновременно посещая лекции в Университете.

В 1778 г. Карамзин был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И. М. Шадена.

В 1783 году, по настоянию отца, поступил на службу в петербургский гвардейский полк, но вскоре вышел в отставку. Ко времени военной службы относятся первые литературные опыты. После отставки некоторое время жил в Симбирске, а потом -- в Москве. Во время пребывания в Симбирске вступил в масонскую ложу «Золотого венца», а по приезде в Москву в течение четырёх лет (1785--1789) был членом масонской ложи «Дружеское учёное общество».

В Москве Карамзин познакомился с писателями и литераторами: Н. И. Новиковым, А. М. Кутузовым, А. А. Петровым, участвовал в издании первого русского журнала для детей -- «Детское чтение для сердца и разума».

По возвращении из поездки в Европу, Карамзин поселился в Москве и начал деятельность в качестве профессионального писателя и журналиста, приступив к изданию «Московского журнала» 1791--1792 (первый русский литературный журнал, в котором среди других произведений Карамзина появилась упрочившая его славу повесть «Бедная Лиза»), затем выпустил ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности», «Мои безделки», которые сделали сентиментализм основным литературным течением в России, а Карамзина -- его признанным лидером.

Император Александр I именным указом от 31 октября 1803 даровал звание историографа Николаю Михайловичу Карамзину; к званию тогда же было добавлено 2 тыс. руб. ежегодного жалования. Титул историографа в России после смерти Карамзина не возобновлялся.

С начала XIX века Карамзин постепенно отошёл от художественной литературы, а с 1804 г., будучи назначенным Александром I на должность историографа, он прекратил всякую литературную работу, «постригаясь в историки». В 1811 году он написал «Записку о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», в которой отражались взгляды консервативных слоёв общества, недовольных либеральными реформами императора. Своей задачей Карамзин ставил доказательство того, что никаких преобразований проводить в стране не нужно. Его записка сыграла важную роль в судьбе великого российского государственного деятеля и реформатора, главного идеолога и разработчика реформ Александра I Михаила Михайловича Сперанского. Которого, через год после «записки», император сослал на 9 лет в Пермь.

«Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях» сыграла также роль набросков к последующему огромному труду Николая Михайловича по русской истории. В феврале 1818 года Карамзин выпустил в продажу первые восемь томов «Истории государства российского», трёхтысячный тираж которых разошёлся в течение месяца. В последующие годы вышли ещё три тома «Истории», появился ряд переводов её на главнейшие европейские языки. Освещение русского исторического процесса сблизило Карамзина с двором и царём, поселившим его подле себя в Царском селе. Политические воззрения Карамзина эволюционировали постепенно, и к концу жизни он являлся убеждённым сторонником абсолютной монархии.

Николаем Михайловичем Карамзиным в «Истории государства Российского» подробно рассказано о трагических событиях начала 17 столетия, о причинах возникновения Великой Смуты, ее основных событиях и деятелях. Более 60 страниц «Истории» автор посвятил осаде Троице -- Сергиева монастыря 1610 -- 1610 гг.

Время Смуты Карамзин описывает как «ужаснейшее из явлений в своей истории». Он видит причины Смуты в «неистовом тиранстве 24 лет Иоанновых, в адской игре Борисова властолюбия, в бедствиях свирепого голода и всемерных разбоях (ожесточениях) сердец, разврате народа - всем, что предшествует ниспровержением государств, осужденных провидением на гибель или мучительное возрождение». Таким образом, даже в этих строках чувствуется монархическая тенденциозность и религиозный провиденциализм автора, хотя мы не можем упрекать в этом Карамзина, так как он ученик и одновременно учитель своей эпохи. Но, несмотря на это, нам до сих пор интересен тот фактический материал, который он поместил в свою «Историю…» и его взгляды на «историю» начала XVII, преломленные в XIX в.

Н.М. Карамзин выставляет и отстаивает на протяжении всего своего повествования только единственную линию событий, в которой он, по-видимому, был полностью уверен: царевич Дмитрий был убит в Угличе по приказу Годунова, которому «царский венец мерещился во сне и наяву» и что царевичем Дмитрием назвался беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев (официальная версия Бориса Годунова). Карамзин считает, что «мысль чудная» «поселилась и жила в душе мечтателя в Чудовом монастыре и путем к осуществлению этой цели была Литва. Автор считает, что уже тогда самозванец полагался на «легковерие русского народа. Ведь в России венценосец считался «земным Богом».

В «Истории государства Российского» Карамзин дает резко отрицательную характеристику Борису Годунову как убийце царевича Дмитрия: «надменный своими достоинствами и заслугами, славою и лестью Борис смотрел еще выше и с дерзким вожделением. Престол казался Борису райским местом». Сноска Но ранее, в 1801 г. Карамзин печатал в «Вестнике Европы» статью «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице», в которой довольно подробно говорилось о правлении Годунова. Карамзин тогда еще не мог безоговорочно согласиться с версией убийства, он тщательно обдумывал все аргументы «за» и «против», стремясь понять характер этого государя и оценить его роль в истории. «Если бы Годунов, - размышлял писатель, - не убийством себе очистил путь к престолу, то история назвала бы его славным царем». Стоя у гробницы Годунова Карамзин готов отвергнуть обвинения в убийстве: «Что, если мы клевещем на сей пепел, несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмысленно или враждебно?». В «Истории…» Карамзин уже ничего не ставит под сомнение, так как следует поставленным задачам и заказу государя.

Но можно быть уверенным в одном: в той решающей роли, которую сыграла Речь Посполитая в выдвижении «названного» Дмитрия на Московский престол. Здесь у Карамзина можно разглядеть идею заключения унии между Речью Посполитой и Московским государством: «еще никогда так близко, после побед Стефана Батория, Речь Посполитая не подходила к Московскому трону». Лжедмитрий I, «имея наружность некрасивую, заменял сию невыгоду живостью и смелостью ума, красноречием, осанкою, благородством». И, действительно, нужно быть достаточно умным и хитрым, чтобы (учитывая все вышеперечисленные версии о происхождении Лжедмитрия), придя в Литву добраться до Сигизмунда и использовать пограничные споры между Борисом Годуновым и Константином Вишневецким, «честолюбие и легкомысленность» Юрия Мнишка. «Должно отдать справедливость уму Разстричи: предав себя иезуитам, он выбрал действеннейшее средство одушевить ревностью беспечного Сигизмунда». Таким образом, «названный» Дмитрий нашел свою поддержку в светском и духовном мире, обещая всем участникам этой авантюры то, чего они больше всего желали: иезуиты - распространения католичества в России, Сигизмунду III с помощью Москвы очень хотелось вернуть шведский трон. Юрия Мнишка все авторы называют (не исключение и Н.М. Карамзин) описывают как «тщеславного и дальновидного человека, очень любившего деньги. Отдавая дочь свою Марину, подобно ему честолюбивую и ветреную» замуж за Лжедмитрия I, он составил такой брачный контракт, который не только покрыл бы все долги Мнишка, но и обеспечил бы его потомков в случае провала всего запланированного.

Но на протяжении всего повествования Н.М. Карамзин в одно и то же время называет Лжедмитрия «ужаснейшим явлением в истории России». Сноска

В это же время «Московское правительство обнаружило излишний страх перед Речью Посполитой из опасения того, что за самозванца хотят стоять всею Польшей и Литвою». И это было первой из причин, почему многие князья (Голицын, Салтыков, Басманов) вместе с войском переходят на сторону Лжедмитрия. Хотя здесь возникает еще одна версия, что все это происходило по плану боярской оппозиции. Став царем, Дмитрий «угодив всей России милостями к невинным жертвам Борисова тиранства, старался угодить ей и благодеяниями общими…». Сноска Тем самым Карамзин показывает, что царь хочет угодить всем сразу - и вот в чем его ошибка. Лжедмитрий лавирует между польскими панами и московскими боярами, между православными и католичеством, не найдя себе ревностных приверженцев ни там, ни там.

После воцарения Дмитрий не выполняет обещаний, данных иезуитам, меняется его тон по отношению к Сигизмунду. Когда во время пребывания посла Речи Посполитой в Москве «отдали в руки царского дьяка Афанасия Ивановича Власьева письма, он, взяв его, подал государю и тихо прочитал его титул. Там не было написано «цесарю». Лжедмитрий I даже не захотел его читать, на что посол ответил: «Вы на свой трон посажены с благосклонностью его королевской милости и поддержки нашего польского народа». После чего все-таки конфликт был улажен. Таким образом мы впоследствии увидим, что Сигизмунд оставит Лжедмитрия.

Также Карамзин указывает, что первым врагом Лжедмитрия I был он сам, «легкомысленный и вспыльчивый от природы, грубый от плохого воспитания - надменный, безрассудный и неосторожный от счастья». Его осуждали за странные забавы, любовь к иноземцам, некоторую расточительность. Он был настолько уверен в себе, что даже прощал своих злейших врагов, и обличителей (князь Шуйский - глава последующего заговора против Лжедмитрия).

Неизвестно, какие цели преследовал Лжедмитрий, женясь на Марине Мнишек: может быть, он ее действительно любил, а может быть, это был лишь пункт договора с Юрием Мнишком. Этого не знает Карамзин, и, скорей всего, не узнаем и мы.

17 мая 1606 г. группой бояр был совершен переворот, в результате которого Лжедмитрий был убит. Бояре спасли Мнишков и польских панов, видимо, по договоренности с Сигизмундом, которому они говорили о решении низложить «царя» и «возможно, предложить престол Московский сыну Сигизмунда - Владиславу».

Таким образом, идея унии вновь возникает, но мы знаем, что ей не суждено сбыться. Можно отметить из всего вышесказанного, что вся ситуация с Лжедмитрием I являет собой кульминацию могущества Речи Посполитой, тот момент, когда Речь Посполитая при благоприятных стечениях обстоятельств могла бы главенствовать в унии с Москвой.

Н.М. Карамзин описывает события Смутного времени достаточно тенденциозно, следуя государственному заказу. Он не ставит цель показать различные версии неоднозначных событий, и, наоборот, водит читателя в историю, в которой у последнего не должно остаться и тени сомнения в прочитанном. Карамзин своей работой должен был показать мощь и незыблемость Российского государства. И чтобы не ввергать читателя в сомнения, нередко навязывает свою точку зрения. И здесь можно поставить вопрос об однозначности позиций Карамзина при рассмотрении событий Смутного времени.

События начала XVII в. занимают особое место в истории средневековой Руси. Это было время небывалых противоречий и контрастов во всех областях жизни, по мнению исследователей, небывалых контрастов даже по сравнению с острейшими потрясениями второй половины XVI в. В событиях конца XVI - начала XVII вв. переплелись и гневный протест народа против голода, отмены Юрьева дня, лихоимства и произвола, и героическая защита родной земли от посягательств со стороны иноземных захватчиков. Зачем это здесь? Помести это во введение или в нач. 1 гл

Катастрофическим было положение русской земли в первые десятилетия XVII в., когда оказалось разрушенным достигнутое дорогой ценой единство страны, возникла сложнейшая проблема возвращения Новгорода и Смоленска. Это не надо.

Глава 3. Историки первой половины XIX века о Смуте. С.М. Соловьев. Н.И. Костомаров почему первой

Николай Иванович Костомаров (4 (16) мая 1817, Юрасовка Воронежской губернии -- 7 (19) апреля 1885) -- общественный деятель, историк, публицист и поэт, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, автор многотомного издания «Русская история в жизнеописаниях её деятелей», исследователь социально-политической и экономической истории России, в особенности территории современной Украины, называемой Костомаровым южною Русью и южным краем.

Репутация Костомарова, как историка, и при жизни, и после смерти его неоднократно подвергалась сильным нападкам. Его упрекали в поверхностном пользовании источниками и проистекавших отсюда ошибках, в односторонности взглядов, в партийности. В этих упреках заключается доля истины, весьма, впрочем, небольшая. Неизбежные у всякого учёного мелкие промахи и ошибки, быть может, несколько чаще встречаются в сочинениях Костомарова, но это легко объясняется необыкновенным разнообразием его занятий и привычкой полагаться на свою богатую память.

В тех немногих случаях, когда партийность действительно проявлялась у Костомарова -- а именно в некоторых трудах его по украинской истории, -- это было лишь естественной реакцией против ещё более партийных взглядов, высказывавшихся в литературе с другой стороны. Не всегда, далее, сам материал, над которым работал Костомаров, давал ему возможность придерживаться своих взглядов на задачу историка. Историк внутренней жизни народа по своим научным взглядам и симпатиям, он именно в своих работах, посвящённых Украине, должен был явиться изобразителем внешней истории.

Во всяком случае, общее значение Костомарова в развитии русской и украинской историографии можно, без всякого преувеличения, назвать громадным. Им была внесена и настойчиво проводилась во всех его трудах идея народной истории. Сам Костомаров понимал и осуществлял её главным образом в виде изучения духовной жизни народа. Позднейшие исследователи раздвинули содержание этой идеи, но заслуга Костомарова этим не уменьшается. В связи с этой основной мыслью работ Костомарова стояла у него другая -- о необходимости изучения племенных особенностей каждой части народа и создания областной истории. Если в современной науке установился несколько иной взгляд на народный характер, отрицающий ту неподвижность, какую приписывал ему Костомаров, то именно работы последнего послужили толчком, в зависимости от которого стало развиваться изучение истории областей.

Книга выдающегося российского историка Николая Ивановича Костомарова воспроизведена по изданию 1904 года и рассказывает о Смутном времени, когда Россия, оказавшись на какой-то период без традиционной законной власти, впала в губительное состояние внутреннего противоборства и подверглась внешнему и внутреннему разорению.

«… Наша смутная эпоха ничего не изменила, ничего не внесла нового в государственный механизм, в строй понятий, в быт общественной жизни, в нравы и стремления, ничего такого, что, истекая из ее явлений, двинуло бы течение русской жизни на новый путь, в благоприятном или неблагоприятном для нее смысле. Страшная встряска перебуровила все вверх дном, нанесла народу несчетные бедствия; не так скоро можно было поправиться после того Руси… Русская история идет чрезвычайно последовательно, но ее разумный ход будто перескакивает через Смутное время и далее продолжает свое течение тем же путем, тем же способом, как и прежде. В тяжелый период Смуты были явления новые и чуждые порядку вещей, господствовавшему в предшествовавшем периоде, однако они не повторялись впоследствии, и то, что, казалось, в это время сеялось, не возрастало после».

Исследованием Смуты занимался и Н.И. Костомаров в своей работе «Смутное время в Московском государстве в начале XVII столетия». Автор разделяет версию убийства царевича Дмитрия по приказу Бориса Годунова. «Его беспокоил ребенок Димитрий…Он был рожден от восьмой жены… И сын, рожденный от такого брака, не был законным. Сначала Борис хотел воспользоваться этим обстоятельством и запретил молиться о нем в церквах. Сверх того, по приказанию Бориса был распространен с умыслом слух, что царевич злого нрава, с удовольствием смотрит, как режут баранов.

Но скоро Борис увидел, что этим не достигнешь цели: слишком тяжело было убедить московский народ, в том, что царевич незаконнорожденный и потому не может претендовать на престол: для московских людей он был все-таки сын царя, кровь его и плоть. Видно, что русский народ признавал за Димитрием право царствовать…Борис, попытавшись и так, и сяк, отстранить Димитрия от будущего воцарения, убедился, что нельзя вооружить против него русских. Не было для Бориса другого выхода: либо Димитрия сгубить, либо самому со дня на день ждать гибели. Человек этот уже привык не останавливаться перед выбором средств». Таким образом, Дмитрий был убит по приказу Бориса Годунова. Здесь Костомаров дублирует версию Карамзина, Соловьева и Ключевского. Следовательно, Лжедмитрий был самозванцем, но Костомаров не ассоциирует самозванца с именем Григория Отрепьева. «Со времени появления Димитрия царь Борис вел против него борьбу таким способом, какой только мог быть наиболее выгоден…: исподволь распространялись слухи, что новоявленный Димитрий в Польше - Гришка Отрепьев, расстрига, беглый монах из Чудова монастыря». Борис уверял всех, что Дмитрия нет на свете, а в Польше какой-то обманщик и он не боится его. Значит, по Костомарову, Борис не знал истинного имени самозванца, и для успокоения народа стал сам распространять слухи. Н.И. Костомаров считает, что место, где появились слухи о самозванце - польская Украина, которая была в это время - «обетованной землей удали, отваги, смелых затей и предприимчивости. И всякий, кто бы в Украине не назвался именем Димитрия, мог бы рассчитывать на поддержку: дальнейший успех зависел от способностей и умения вести дело». Автор замечает, что интрига зародилась в голове и самого самозванца, и отмечает, что «это был перехожий калика, странник, который говорил, что он вышел из Московской земли». Самозванец был достаточно умным и хитрым, чтобы обмануть польских панов и использовать желания их по отношению к Москве в своих интересах. Хотя автор оставляет «пока нерешенным вопрос о том, считал ли он (Лжедмитрий) себя настоящим Дмитрием или был сознательным обманщиком».

Н.И. Костомаров полагает, что Речь Посполитая ухватилась за самозванца с целями политического ослабления России и подчинения ее папству. Именно ее вмешательство придало Смуте такой тяжелый характер и такую продолжительность.

Сергей Михайлович Соловьёв (5 (17) мая 1820 года, Москва -- 4 (16) октября 1879 года, там же) -- российский историк;профессор Московского университета (с 1848), ректор Московского университета (1871--1877), ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук по Отделению Русского языка и словесности (1872), тайный советник.

30 лет неустанно работал Соловьёв над «Историей России», славой его жизни и гордостью русской исторической науки. Первый том её появился в 1851 году, и с тех пор аккуратно из года в год выходило по тому. Последний, 29-й, вышел в 1879 году, уже по смерти автора. В этом монументальном труде Соловьёв проявил энергию и силу духа, тем более изумительные, что в часы «отдыха» он продолжал готовить много других книг и статей разнообразного содержания.

Русская историография, в ту пору, когда появился Соловьёв, уже вышла из карамзинского периода, перестав главную задачу свою видеть в одном только изображении деятельности государей и смены правительственных форм; чувствовалась потребность не только рассказывать, но и объяснять события прошлого, уловить закономерность в последовательной смене явлений, открыть руководящую «идею», основное «начало» русской жизни. Попытки подобного рода даны были ещё Полевым и славянофилами, как реакция старому направлению, олицетворённом Карамзиным в его «Истории государства Российского». В этом отношении Соловьёв сыграл роль примирителя. Государство, учил он, будучи естественным продуктом народной жизни, есть сам народ в его развитии: одно нельзя безнаказанно отделять от другого. История России есть история её государственности -- не правительства и его органов, как думал Карамзин, но жизни народной в её целом. В этом определении слышится влияние отчасти Гегеля с его учением о государстве, как совершеннейшем проявлении разумных сил человека, отчасти Ранке, оттенявшего с особой рельефностью последовательный рост и силу государств на Западе; но ещё больше влияние самих факторов, определивших характер русской исторической жизни. Преобладающая роль государственного начала в русской истории подчёркивалась и раньше Соловьёва, но им впервые было указано истинное взаимодействие этого начала и элементов общественных. Вот почему, идя значительно дальше Карамзина, Соловьёв не мог преемственность правительственных форм изучать иначе, как в самой тесной связи с обществом и с теми переменами, какие вносила в его жизнь эта преемственность; и в то же время он не мог противопоставлять, подобно славянофилам, «государство» «земле», ограничиваясь проявлениями одного только «духа» народа. Одинаково необходим был в его глазах генезис и государственного, и общественного быта.

В логической связи с такой постановкой задачи находится другое основное воззрение Соловьёва, заимствованное у Эверса и развитое им в стройное учение о родовом быте. Постепенный переход этого быта в быт государственный, последовательное превращение племён в княжества, а княжеств -- в единое государственное целое -- вот, по мнению Соловьёва, основной смысл русской истории. С Рюрика и до наших дней русский историк имеет дело с единым цельным организмом, что обязывает его «не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснять каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию». Эта точка зрения оказала громадное влияние на последующее развитие русской историографии. Прежние деления на эпохи, основанные на внешних признаках, лишённые внутренней связи, потеряли свой смысл; их заменили стадии развития. «История России с древнейших времён» и есть попытка проследить наше прошлое применительно к высказанным взглядам. Вот сжатая схема русской жизни в её историческом развитии, выраженная, по возможности, собственными словами Соловьёва.

Сергей Михайлович Соловьев считал причиной лихолетья дурное состояние нравственности, явившееся результатом столкновения новых государственных начал со старыми, которое проявилось в борьбе московских государей с боярством. Другую причину Смуты он усматривал в чрезмерном развитии казачества с его противогосударственными стремлениями.

Данная книга историка освещает события от начала царствования Федора Иоанновича и до освобождения Москвы от иностранных интервентов и возведения на престол Михаила Романова. Рассказывается и об осаде Троице-- Сергиева монастыря польско-литовскими захватчиками, о героизме и стойкости осажденных.

О некоторых личностных качествах самозванца С.М. Соловьева отзывался с симпатией, видя в нем талантливого человека, введенного в заблуждение другими людьми, стремящимися использовать его в своих политических целях ... «Лжедмитрий не был сознательный обманщик. Если бы он был обманщик, а не обманутый, чего бы ему стоило сочинить подробности своего спасения и похождений? Но он этого не сделал? Что он мог объяснить? Могущественный люди, его подставлявшие, разумеется, были так осторожны, что не действовали непосредственно. Он знал и говорил, что некоторые вельможи спасли его и покровительствуют, но имени их он не знает». С.М. Соловьеву импонировали доброжелательный нрав Лжедмитрия I, его сообразительность в государственных делах, страстная любовь к Марине Мнишек. Автор первый среди историков выдвинул мысль, что бояре, выдвинув Григория Отрепьева на роль самозванца, сумели настолько внушить ему мысль о его царственном происхождении, что он сам уверовал в ту мистификацию и в своих мыслях и поступках не отделял себя от царевича Дмитрия.

Таким образом, согласно С.М. Соловьеву и Н.И.Костомарову, Смута началась боярской интригой, в которую втянулась и Речь Посполитая, преследуя свои цели, а во главе этой интриги, играя роль марионетки, под именем Дмитрия был поставлен Григорий Отрепьев.

Глава 4. Вторая половина XIX века. В.О. Ключевский. П.Н. Милюков. С.Ф. Платонов