Славянофилы и западники – действительность 1830-х гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

РЕФЕРАТ

СЛАВЯНОФИЛЫ И ЗАПАДНИКИ - ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ 1830-Х ГГ.

Во второй трети XIX в. в России начали оформляться основные идейные течения: консерватизм, либерализм, революционно-социалистический радикализм.

Реакцией на выступление декабристов стало нарастание консервативных настроений в обществе. Идеологом идейной концепции консерваторов был министр народного просвещения граф С.С. Уваров. В его теории официальной народности выделялись три основополагающих принципа, отличающих Россию от Запада: православие как основа духовной жизни и церковь как опора самодержавия; самодержавие как основа жизни русского общества и единственно приемлемая для России форма правления; народность как духовное единение народа с царем.

Приверженцами этой теории были историки Н.М. Карамзин и М.П. Погодин, литераторы Ф.В. Булгарин и М.Н. Загоскин и др.

Несмотря на усиление политической реакции, оппозиция существующему режиму по-прежнему пыталась противостоять ему, что проявлялось в деятельности в конце 1820-х - 1830-х гг. различных по составу и идейной направленности кружков (кружок братьев Критских, кружок Н.В. Станкевича, кружок А.И. Герцена и Н.П. Огарева и др.), обсуждавших вопросы о положении страны и ее будущем; в виде сложившихся во второй половине 1830-х гг. либеральных течений западников и славянофилов; в формировании революционно-социалистического направления общественной мысли.

Славянофильство возникло как своего рода реакция на распространение среди российского дворянства «слепого подражания» Западу. Славянофилы (братья П.В. и И.В. Киреевские, И.С. и К.С. Аксаковы, философы Ю.Ф. Самарин и А.С. Хомяков и др.) защищали идею о великой исторической миссии России. Они идеализировали патриархальную Русь и нередко принижали прогрессивные достижения западных стран, считая, что если Россия будет развиваться по их пути, то у нее нет будущего. С этой точки зрения славянофилы негативно оценивали деятельность Петра I. Основополагающими принципами общественного устройства России они считали православие, самодержавие и народность, осуждая при этом самодержавный деспотизм и рассматривая православие как образ мышления народа. Многие размышления славянофилов о патриотизме, национальных традициях, нравственных критериях сохраняют и в наши дни свою актуальность и значимость.

В отличие от славянофилов западники (историки Т.Н. Грановский и С.М. Соловьев, литераторы П.В. Анненков и И.С. Тургенев, юрист К.Д. Кавелин) высоко ценили достижения европейских стран и хотели, чтобы Россия развивалась именно по их пути, преодолев с помощью реформ свое отставание. Они считали, что для этого в первую очередь должно быть ликвидировано крепостничество и установлено конституционное государственное устройство. Эти изменения, по их мнению, позволят России образовать вместе с Западом «одну общечеловеческую семью».

Несмотря на имевшие место разногласия, и западники, и славянофилы любили Россию и верили в нее; и те, и другие отрицательно относились к крепостному праву и считали необходимым постепенное проведение реформ, инициатором которых должна была выступить верховная власть. За свои взгляды представители этих направлений либерального движения подвергались гонениям со стороны правительства.

На формирование западнической и славянофильской идеологий значительное влияние оказал П.Я. Чаадаев, который первым остро поднял вопрос о судьбе России и ее историческом месте. По мнению П.Я. Чаадаева, Россия - не Запад и не Восток. Россия - целый особый мир. Подвергая Россию своего времени самой жестокой критике, он был страстным патриотом своей страны и верил в ее потенциальные силы. Критика крепостничества, царизма, теории официальной народности получила отражение в «Философическом письме», опубликованном в 1836 г., за которое П.Я. Чаадаев был объявлен сумасшедшим и отдан под полицейский надзор.

Революционеры-демократы (А.И. Герцен, Н.П. Огарев, В.Г. Белинский) разделяли некоторые идеи западников, но в целом выступали против буржуазно-либеральной идеологии. Они развивали идеи утопического социализма и в отличие от декабристов стремились не к организации военного заговора, а к народной революции.

А.И. Герцен сформулировал теорию общинного социализма, согласно которой Россия сможет перейти к нему через крестьянскую общину - готовую ячейку социалистического общества. В качестве главных условий построения социалистического общества в России он считал отмену крепостного права и ликвидацию самодержавия.

В 1840-е гг. с критикой российской действительности и программой революционного преобразования страны выступал популярный литературный критик В.Г. Белинский, видевший ее возрождение «в успехах цивилизации, просвещения, гуманности, пробуждения в русском народе чувства собственного достоинства, правах и законах, сообразных со здравым смыслом и справедливостью, необходимости гарантий для личности, чести и собственности».

Заметную роль в революционном движении в 40-е гг. XIX в. играл кружок М.В. Буташевича-Петрашевского. Члены этого кружка, среди которых были писатели М.Е. Салтыков, Ф.М. Достоевский, пианист А.Г. Рубинштейн и др., увлекались идеями А. Сен-Симона, Ш. Фурье, а также декабристов, В.Г. Белинского и А.И. Герцена. Петрашевцы пропагандировали необходимость уничтожения помещичьего землевладения и бесплатную передачу земли крестьянам. Как и другие представители революционно-демократического течения, они считали революцию, а не реформирование «сверху» целесообразным способом социалистического переустройства. Петрашевцы выступали за демократию, установление республиканского правления, политические свободы, ликвидацию национального гнета. В 1849 г. кружок был разгромлен; 21 участника приговорили к расстрелу, затем замененному каторгой.

Таким образом, разочаровавшись в возможности сотрудничества власти и общества, оппозиционно настроенные представители российской интеллигенции встали на путь борьбы за революционно-радикальное развитие России.

Реформа - от лат. reformare - преобразование, изменение,переустройство.[1] Вступая на престол , Екатерина поверхностно знала о состоянии дел вРоссийской империи, свои правительственные средства и ожидавшие еёзатруднения. Между тем, она должна была сгладить впечатление от переворота,приведшего её к трону, оправдать незаконное присвоение власти. Однако, дажекороль Фридрих II был прав, когда много лет спустя, говорил ехавшему вПетербург французскому послу Сегюру, что Екатерина была не стольковиновницей, сколько орудием переворота: слабая, молодая, одинокая в чужойземле, накануне развода и заточения она отдалась в руки людей, хотевших еёспасти, и после переворота не могла ещё ничем управлять. «Екатерина совокупила в себе добрые качества Анны и Елизаветы с темидостоинствами, которые сделали её создательницею, чем самодержицею своейИмперии. Она никогда не пускалась на удачу, как Пётр Великий, и ни впобедах, ни в мире не имела ни одной неудачи»[2]. Екатерина была сторонницею самодержавной формы правления, основаннойна законе и взаимном соблюдении монархом и подданными обязанностей вотношении друг друга. Она была выдержанная, хорошо умеющая владеть собой,подавлять вспышки гнева, поддержать беседу, одновременно терпелива кнедостаткам людей, но непримирима к противникам, умела быть жестокой. Екатерина имела достаточно развитое чувство юмора, в её переписке многоязвительности и насмешливости. Правление Екатерины продолжалось более трех с половиной десятилетий, с1762 по 1796 гг. Оно наполнено многими событиями во внутренних и внешнихделах, осуществлением замыслов, продолжавших то, что делалось при ПетреВеликом. «Петру Первому - Екатерина Вторая» - такие слова выбиты на постаментезнаменитого памятника первому императору России работы Э. Фальконе.Екатерина вторая , деятельная и неординарная правительница, имела право наподобное сопоставление. Достижения и победы времени её царствования носятво многом отпечаток её личного участия, направляющего внимания. Натураталантливая, образованная, литературно одаренная, она умела многое - иуправлять огромной империей, к сему страстно стремилась со времениприбытия в Россию, и ладить с людьми, и, что важно, приближать к себе людейталантливых, одаренных, поручать им важные дела в соответствии с ихспособностями.

В истории России есть "вечные темы", которые всегда находятся в центре внимания. Одна из таких тем - славянофильство и западничество. Появившись в 30-е гг. XIX в., эти два направления практически сразу приобрели в истории общественной мысли совершенно особый статус, который, во многом сохраняют и поныне. Исторический опыт дискуссий западников и славянофилов имеет непреходящее значение, ибо отзвуки их споров выходят за рамки существования самих направлений и проходят через весь последующий XIX в. и продолжаются в веке ХХ-м. Славянофильство и западничество стали своеобразным "архетипом" русского самосознания: и теперь мы часто употребляем эти термины для описания сегодняшних политических, философских и других исторических явлений. Уже одна эта укорененность в сознании "славянофильства" и "западничества" делает актуальным изучение реально существовавших направлений общественной мысли. Тем более что тема эта так многогранна, что каждое новое направление исследователей открывает в ней новые стороны, новые аспекты, ускользавшие от внимания предшественников. В общественно - политической мысли 30 -70-х гг. XIX в. поражает обилие рассматриваемых проблем: государство, его роль и задачи в истории народа, отношения власти и общества и т.д. Среди неисследованных аспектов этих споров и тот, что вынесен в название этой работы: "Концепции русской ментальности славянофилов и западников (Из истории русской либеральной общественной мысли 30 -70-х гг. XIX в.)". Сама по себе тема русской ментальности достаточно сильно привлекает внимание исследователей в последние годы. Но самостоятельное решение проблемы вызывает порой большие затруднения, т.к. тема представляется уж слишком глобальной. В этой ситуации обращение к опыту прошлого помогает нам справиться с этой проблемой и внести свой вклад в разработку проблемы русской ментальности. Исторический подход позволяет при этом определить, какие из черт национального характера в концепциях ментальности наших предшественников действительно присущи русскому народу, а какие - "срисованы с себя", т.е. определялись более перипетиями жизненного опыта самих авторов. Определив тему работы, нужно ответить на вопрос, который неизбежно возникает при ее постановке: насколько правомерно отнесение термина "мен-тальность, менталитет" к 30 -50-м гг. XIX в.

Чтобы понять, возможно ли отнесение термина "ментальность" к XIX в., а также есть ли в этом смысл именно для славянофильства и западничества, нам надо дать определение самого этого термина.

Ментальность - "это система образов и представлений, которые в разных группах и стратах, составляющих общественную формацию, сочетаются по-разному, но всегда лежат в основе человеческих представлений о мире и своем месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей". Это определение принадлежит одному из классиков школы "Анналов" Ж.Дюби и представляется нам наиболее ясным и четким в сравнении с попытками определения термина в отечественной науке.2 Хотя во всех определениях ментальности есть некая общая основа: это - коллективный характер ментальных представлений, их "автоматизм", т.е. человек может и не осознавать их, руководствуясь при этом в своем поведении.

Понятия "образ" и "представление" раскрываются как составные части ментальности в работе Дж.Голда "Психология и география": "образ" - это воспринимаемое в отсутствие внешних раздражителей, вне зависимости от того, какие при этом задействованы органы чувств";

Сравните с определениями "ментальность, менталитет, представление" - "основное понятие, означающее организацию в сознании прошлого и настоящего опыта восприятия окружающей среды", в том числе, и социальной среды.

Определив, таким образом, понятие "ментальность", легче понять, можем ли мы отнести его к XIX в., и зачем нам это нужно? Что касается первой части вопроса, то на наш взгляд, вполне можем. В науке постоянно идет процесс появления новых терминов, сменяющих старые и получающих смысловое наполнение за их счет. Можно провести параллели с термином "ментальность, менталитет" и в XIX в. и увидеть его тождественность с такими понятиями из арсенала общественной мысли 30 - 70-х гг. XIX в., как "умственный строй", "этнографическая физиогномия народа", "определения быта", "народность", "начала", "характер народа", "склад ума народа", "внутренние убеждения народа" и др. Но тут же встает другой вопрос: а так ли уж нужен тогда какой-то современный термин, "ментальность" или другой, раз есть такое обилие понятий XIX в.? Да, такой термин необходим. XIX в. не знал устоявшейся терминологии. Даже если мы предпочтем одно из названных понятий, то даже и тогда будем все время вынуждены выпутываться из этой ловушки неопределенности понятийно - категориального аппарата. Возьмем, например, понятие "народность", широко использовавшееся и западниками, и славянофилами. Но в одном случае "народность" - синоним слова "народ", "нация", в другом означает присущие народу качества, т.е. схож с ментальностью и т.д., и т.п. И так с любым понятием в общественной мысли XIX в. Выход из этого "порочного круга" только один: заменить всю эту разноголосицу современным (своего рода, "примирительным") термином, четко определив его значение и границы. На основе выше сказанного можно сделать вывод, что постановка темы "Концепции русской ментальности славянофилов и западников (Из истории русской либеральной общественной мысли 30 - 70-х гг. XIX в.)" вполне правомерна.

Следующими важными понятиями являются "славянофильство" и "западничество". Определения эти очень важны, уже хотя бы тем, что именно от их наполнения зависит выбор персоналий, чьи взгляды будут анализироваться в работе.

При определении термина "славянофильство" обратимся к обобщающей работе Н.И. Цимбаева "Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX в.", где автор, на основе определения И.Аксакова выделяет "признаки принадлежности к славянофилам": 1) вера в особый путь русского исторического развития и 2) связанное с ней убеждение, что Россия призвана исполнить особую миссию по отношению к Западной Европе; 3) внимание к народу как главному деятелю истории; 4) признание важного значения общественного мнения; 5) интерес к прошлому и настоящему славянских народов, но, "притом отклоняя все возможные мечты о политическом соединении всех славян в одно целое".

Хронология существования направления также требует строгого определения. В истории общественной мысли существует традиция расширительного у употребления терминов "славянофильство" и "западничество". Тем не менее, нам более правильной представляется позиция тех исследователей, которые возражают против всяких "расширений" от X до XX в., как ведущих к ненужному, даже мешающему правильному осмыслению исторических фактов, схематизму и размыванию предмета исследования. Периодизаций славянофильства, как и западничества, существует достаточно много. Обычно становление славянофильства связывают с 1839 г., т.е. с выходом в свет статей А.Хомякова "О старом и новом" и И.Киреевского "В ответ Хомякову". Но эта дата условна: славянофильские взгляды отдельных представителей направления сформировались раньше: в первой половине 30-х гг. XIX в. (это А.Хомяков, К.Аксаков). Но их выражение через печать оказалось затруднено: цензура не пропускала в печать все, что могло хоть как-то напоминать отклики на "Философические письма" Чаадаева. Поэтому, начальная дата для обоих направлений не может быть определена конкретным годом. Правильнее отнести формирование славянофильства (да и западничества) к 30-м гг. XIX в. Конечная дата существования славянофильства также не может быть конкретной: уход с исторической сцены всякого явления есть постепенный процесс, и это в полной мере относится и славянофильству. Многие исследователи выделяют 1861 г. как конечную дату славянофильства, но тем самым, как бы забывается, что кроме теории это направление имело еще и практику. Да, к 1861 г. умерли основатели и крупнейшие теоретики славянофильства: A.C. Хомяков, И.В. и П.В. Киреевские, К.С. Аксаков; но продолжали теоретическую разработку основных положений славянофильства И.Аксаков, Ю.Самарин, активизировал свою литературную деятельность А.И. Кошелев. Реформа 1861 г. и появившиеся органы земского управления позволили внедрять теорию в практику, чем и занялись не блиставшие в спорах 30 - 50-х гг. XIX в., но зато понимавшие толк в практической работе Ф.В.Чижов, В.А.Черкасский и др. Именно при попытке практического приложения своих идей славянофильская "идеология" приходит к кризису. Распад направления правильнее относить к кон. 70-х - нач.80-х гг. XIX в. Эта точка зрения также имеет свою традицию в литературе.

Перейдем теперь к определению термина "западничество". Долгое время это направление пользовалось куда меньшим вниманием исследователей. Попытки создания обобщающего труда по западничеству, подобного "Славянофильству" Н.И. Цимбаева, предприняты только в 90-е гг. Заявка на создание такого труда сделана Д.И.Олейниковым в кандидатской диссертации "Западничество в России на рубеже 30 - 40-х гг. XIX в."1 Автор дает и определение самого термина, обозначая его как "особые стороны" российского западничества. "Такими особыми сторонами представляются в области психического переживания действительности - гамлетизм, в области философского сознания - индивидуализм и в области религиозного сознания - богоборчество". Отдавая автору должное как одному из первопроходцев создания обобщающего труда по западничеству, мы вынуждены признать это определение неудовлетворительным: отнюдь не все западники были "богоборцами" (Анненков, Боткин, Чичерин, Кавелин, Соловьев и т.д., - список можно продолжить); характеристика "индивидуализм" в отношении правового сознания не совсем понятна: имеет ли автор в виду приоритет прав личности перед государством (и тогда ни Кавелин, ни Грановский, ни Чичерин не попадают в "западники") или что-то иное? Вовсе непонятен термин "гамлетизм". Единственная часть, с которой можно согласиться, это то, что западничество было в своих философских основах рационалистическим направлением, ставя превыше всего в деле познания разум и науку. Но для четкого определения "западничества" этого мало. Это делает необходимым дать в этой работе свое определение "западничества", исходя из тех определений, что имеются в исследовательской литературе.

Термин "западничество" в данной работе формулируются на основе положений С.С. Дмитриева, Н.Л. Рубинштейна и С.Л. Чернова, В.И.Приленского:1 1) светское, рациональное мировоззрение (личная религиозность не мешала западникам отстаивать именно нерелигиозное понимание исторического процесса); 2) исторический универсализм: представление о включенности России в контекст мировой истории; там, где западники видели выпадение России из этого контекста, они оценивали его как отрицательное для страны; 3) вытекающая отсюда необходимость развития России по западноевропейскому пути, правомерность и органичность заимствования европейского опыта для создания на этой основе своего исторического пути; 4) особое внимание к государству как основному полю деятельности личности в истории России; 5) либерализм и эволюционизм: стремление к реформам, которые создали бы нового деятеля русской истории - гражданское общество.

Хронологические рамки существования направления: 30-е - кон. 70-х гг. XIX в.

Из длинного списка российских западников мы выделили две фигуры: К.Д. Кавелин и Б.Н. Чичерин. Во-первых, именно эти две фигуры позволяют проследить определенную динамику направления: оба оставались "верными" западничеству на протяжении 30 - 70-х гг. XIX в., Кавелин впервые сформулировал основные положения государственной школы, Чичерин "раскрыл ее логические итоги".1 Во-вторых, их взгляды мало изучены, особенно в послереволюционной историографии. Кавелин и Чичерин до недавнего времени практически не привлекали внимания исследователей. Симпатии принадлежали "революционному" крылу западников, их же либеральные "коллеги" практически "исключались" из споров 30 - 70-х гг. XIX в. Чичерина изучали и продолжают изучать по большей части только как теоретика русского либерализма, практически не уделяя внимания его историческим, общественно - политическим взглядам и практической деятельности. Кавелину не повезло и в этом.3 Тем не менее, они одни из активнейших участников дискуссий 30 - 70-х гг.Х1Х в. Важно и то, что именно в творчестве Кавелина и Чичерина тема русской ментальности занимала одно из главных мест, их высказывания на эту тему часто определяли направленность споров со славянофилами.

Определение терминов "западничество" и "славянофильство" привело нас к необходимости рассмотреть историографию общественно-политической мысли России 30 - 70-х гг. XIX в. Западничеству и славянофильству посвящена обширная литература, затрагивающая различные аспекты их истории. Задача историографического обзора - решить, насколько в исследовательской литературе отражена интересующая нас проблема. Выделим во всем этом массиве литературы несколько рубрик:

1) общие работы по истории общественно - политической мысли России, а также истории философии, историографии XIX в.;

2) специальные работы по каждому из направлений и труды по общественно - политическим, эстетическим и историческим взглядам отдельных представителей западников и славянофилов.

Традиционно выделяются два периода в историографии славянофильства и западничества: дореволюционный (до 1917г., сюда же можно отнести и литературу русской эмиграции, как неразрывно связанную с прежней традицией: многие исследователи продолжали свою работу по изучению славянофильства и западничества и на чужбине, часто обобщая свои предыдущие исследования) и послереволюционный (после 1917 г., хотя здесь можно выделить два совершенно самостоятельных периода: советская историография, имевшая единую методологическую базу - марксизм, и историография кон. 80 - 90-х гг., когда марксизм перестает быть универсальной методологией отечественной науки).

Первые попытки осмыслить споры славянофилов и западников, заслуги и ошибки каждого направления были сделаны самими участниками этих споров. В мемуарах Герцена, Анненкова, Кошелева, Чичерина и др. сделаны попытки не просто рассказать о салонной борьбе, но и реконструировать теории и концепции. Особенно интересны с этой точки зрения воспоминания А.И. Герцена 1 и П.В. Анненкова.2 Мы начинаем историографический обзор с этих работ потому, что последующая историография обращалась к ним не только как к источникам, но и как к серьезным исследованиям, содержащим в себе важные теоретические положения для осмысления места и роли славянофильства и западничества в обшественно-политической борьбе 30 - 70-х гг. XIX в. историография славянский западничество ментальность

Оценка Герценом славянофильства и западничества менялась на протяжении жизни. Славянофилы оценивались им то как "реакционеры", желавшие восстановить "византийско-московский режим", толкавшие Россию назад и, конечно, потому менее значившие для русской общественной мысли, чем "европейцы" (западники) - желавшие освободить Россию от "всех возможных ошейников" и видевшие историческую закономерность петровских реформ.3 Герцен выделил основные идеи для каждого из направлений: свободную личность - для западников, общину и Православие - для славянофилов.4 В "Былом и думах" оценки славянофилов смягчились: теперь Герцен - революционер -демократ слишком ценил их за "открытие" общины. Впоследствии, вся революционно-демократическая критика если и отдавала должное славянофильству за какой-либо вклад в историю общественной мысли России, то именно за "открытие" "общинного землевладения".1 Герцен признал, что "важность. воззрения "славянофилов" состояла "в тех стихиях русской жизни, которые они открыли под удобрением искусственной цивилизации".

Наследие Герцена, закрепившееся в позднейшей историографии,можно представить в виде нескольких тезисов: 1) западники и славянофилы были оппозиционными правительству течениями. Особенно это касается славянофилов, которых Герцен считал нужным отличать от официальной народности - "петербургского славянизма Николая", "не подлинного славянофильства", сходство с которой в теории было поверхностным; 2) западничество и славянофильство соединяли в своих концепциях национальное и универсальное, но западники делали упор на универсальном, а славянофилы - на национальном. Герцен отметил, что национальное и универсальное несли в их концепциях аксиологическую нагрузку: славянофилы наделяли большей ценностью национальное, зао падники - универсальное. Это отразилось и на их воззрениях на русскую мен-тальность. Герцен приводит лишь один эпизод: спор 1847 г. Кавелина и Самарина о наличии личности в Древней Руси. Он отмечает такие положения как: Кавелина - об отсутствии понятия (образа) "личность" в ее европейском понимании - как субъекта прав у русских и отрицательном влиянии этого обстоятельства на русскую историю; у Самарина - о наличии у русских понятия "личность", но с особой, православной спецификой.

Но появляются и первые обобщающие труды. В 1884 г. М.О. Коялович опубликовал "Историю русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям". В предисловии к ней автор признавал, что (как и многие его коллеги) он субъективен и смотрит на предмет своих изысканий под "известным углом зрения": "При исследовании этих субъективизмов главнейшей моей задачей было определить, какой из них обнимает большее число фактов и лучше обнимает, чем другие. .Наконец, я находил такой русский субъективизм, который и больше всех других обнимает фактическую часть русской истории и лучше других освещает действительные и существенные ее стороны. Такой русский субъективизм я находил и нахожу в сочинениях так называемых славянофилов. Оно лучше других и в народном, и в научном смысле, и даже в смысле возможно правильного понимания и усвоения общечеловеческой цивилизации". Подобный подход повлиял и на оценки автора. Подробно останавливаясь на некоторых аспектах концепций русской ментальности К.Д.Кавелина (родовой быт и отсутствие у русских понятия о личности; экстраполяция этих представлений на образ государственной власти; особенности религиозного сознания, которое у русских заменяет национальное; страсть к заимствованиям и др.), Коялович видит некоторые заслуги этого историка: ".уяснения родового быта и связи Петровских преобразований с делами старой России. Кроме того, поставлен новый вопрос об историческом значении великорусского племени и влиянии коренных начал его быта на государственное устройство России". Определенное внимание уделил Коялович и Б.Н.Чичерину. Подробно освящены его воззрения на государство и его роль в создании общин и сословий в трактовке этого западника. Но автор совершенно не освящал концепцию русской ментальности Чичерина, с которой эти положения имели теснейшую о связь. Главное в работах Б.Н.Чичерина, как и других западников, виделось М.О.Кояловичу в том, чтобы "изображать изнанку русской жизни, особенно допетровского времени". Западничество как направление заслужило у Кояло-вича не самую лестную и не самую справедливую оценку: западники "приходили к совершенному отрицанию русской культуры, и для пересоздания ее обращались к Западной Европе. Из среды их выходило немало деятелей в области других наук, более отдаленных от русских жизненных научных вопросов; еще большее число их сделалось известным в области журналистики и еще больше на поприще служебном. Но отрицание русской культуры подрывало в корне способность взяться за разработку положительной стороны русской жизни, поэтому так называемые у нас западники меньше всего сделали для русской истории. Бессильная создать что-либо цельное, положительное, партия эта немало сделала в области критики, полемики по нашей науке. Ненормальные явления русской исторической жизни, изнанка лучших наших исторических дел и людей сделались специальным предметом исследования членов этой партии, бравшихся за русскую историю".

Противоположную западникам позицию, считает Коялович, занимали "так называемые славянофилы". Коялович не видел особой разницы между "официальной народностью" (Погодин, Шевырев, Лешков, И.Беляев идут у него в одном ряду), славянофильством и панславизмом. Именно этому конгломерату принадлежит, по мнению Кояловича, заслуга выявления "высшего идеала челоо веческих обществ". Особое внимание автор этой работы уделил таким славянофильским "сюжетам", как отношения государства и народа, община и ее развитие в вечах, Земских Соборах, особенности Православия, его влияние на русскую ментальность. Не обошел вниманием Коялович и самые яркие из споров славянофилов и западников, например: спор о роде и общине, о роли общин в истории Руси.4 Тем не менее, любовь к "субъективизмам" не позволила автору воссоздать во всей цельности и многофакторности ни западнические, ни славянофильские концепции русской ментальности, но мы воздаем должное этому труду, как первой попытке создать обобщающий труд по истории русской общественной мысли.

Большинство работ дореволюционного периода было посвящено отдельным персоналиям, обобщающих же трудов было мало, а исследовательский труд часто сводился к комментированию и определению личных симпатий. Кроме того, на рубеже XIX-XX вв. тема русской ментальности - "характера" народа - стала одной из основных тем в русской философии. Впоследствии эта тема развивалась, часто теми же авторами, уже в эмиграции: Н.Бердяевым, Н.Лосским и др.1 Разработка ими "русской идеи" заставила обращаться к более ранним этапам, к 30-70-м гг. XIX в., когда тема только начинала разрабатываться, к спорам западников и славянофилов. Но большинство этих авторов были религиозными философами, и потому, естественно, в большей степени их интересовало наследие славянофилов. Потому и здесь обобщающих трудов родилось не так много. Тема "концепций русской ментальности в работах западников и славянофилов" отражалась в них лишь отрывками, чаще всего там, где автор искал подтверждения своей точке зрения.

По его мнению, взгляд на ментальность русских был одинаков и у тех, и у других: "Наиболее характерными чертами русской народной массы" считались "терпение, кротость и покорность", но если славянофилы оценивали их положительно, хотели их сохранить; то западники в этих качествах видели зло, роковое обстоятельство для истории России.

В.И.Ленин, в отличие от Плеханова, никогда не задавался целью создать работы, посвященные целиком спорам 30-70-х гг. XIX в. Но в ряде своих работ он обращался к этой теме." Оценки всегда носили сугубо классовый характер: все либералы "фарисейски умывали руки и оправдывали правительство", сами рекомендовали правительству "тактику запугивания и развращения"; Кавелин -"образчик профессорски - лакейского глубокомыслия"; чичеринский либерализм и конституционализм были лишь позой, прикрывавшей реакционную сущность; славянофилы же "славянствовали" во имя "азиелюбия" и "мраколю-бия". Тема "славянофилы - западники" чаще носила подчиненный характер: так в работе "Экономическое содержание народничества и критика его в книге Шаг вперед по сравнению с работами 20-30-х гг. означала книга Н.Л. Рубинштейна "Русская историография". Определенное внимание в своей работе Рубинштейн уделил и концепциям русской ментальности западников и славянофилов. Взгляды каждого из представителей обоих направлений он разбирает отдельно, что мешает иногда оценить взаимопроникновение и взаимодополнение идей внутри каждого направления. Освещая концепцию русской ментальности славянофилов (тема носит подчиненный характер и разбросана по отдельным параграфам главы) Н.Л. Рубинштейн особо остановился на 2-х "идеях", определявших, по мнению славянофилов, самобытность русского народа: общинность и Православие. Но даже эти "идеи" не получили должного освещения, свелись к простой констатации фактов и критике славянофильских построений с точки зрения реальности: это было вовсе не так, на это закрыли глаза, этого не заметили. Концепция русской ментальности западников также отрывочно освящена в главе "Государственная школа в русской историографии. Кавелин. Чичерин". Рубинштейн остановился на присущих русским, по Кавелину, индивидуализме и казачестве, с одной стороны, и податливости, с другой, отсутствии понятия "общественные интересы", на воплощении черт великорусской натуры в образе Петра I;2 на мнении Чичерина о влиянии внешних фактол ров на образ власти у русских. Но общий вывод, каков же он русский человек и его ментальность в концепциях западников, как это отразилось на русской истории, в этой работе нет.

В дальнейшем советская историография мало внимания уделяла историко-философским аспектам западничества и славянофильства. Основными вопросами, занимавшими исследователей, были: "Происхождение, сущность и значение государства; формы государственного устройства; представительные учреждения и их место в системе государственных структур"; политический, социально-экономический аспекты реформ Петра I в трактовке западников и славянофилов; теоретические источники философских и исторических взглядов; практическая деятельность обоих направлений при подготовке и проведении 25 либеральных реформ 60 - 70-х гг. XIX в.1 Но сама логика изучения этих тем требовала от авторов хотя бы отрывочного освещения концепций русской мен-тальности западников и славянофилов.

А.Н. Цамутали в "Борьбе течений в русской историографии во 2 пол. XIX в." подробно разобрал схему К.Д.Кавелина о кровнородственном быте, показал некоторые факторы, влиявшие, по мнению этого историка, на изменения в мен-тальности русских - призвание варягов, принятие христианства; дал сравнительные характеристики: спор с Самариным, расхождения с Чичериным."

А.Л. Шапиро в "Русской историографии с древнейших времен до 1917 г." отметил, что вопрос о "характере русского народа" был одним из важнейших в 30- 40-е гг. XIX в., и выделил некоторые из русских черт, подмеченные славянофилами: "общинно-вечевое начало" в Древней Руси; принцип свободы, лежащий в основе Православия и всей русской жизни, его влияние на особенности русской истории ("негосударственность" народа К. Аксакова и др.), но полностью славянофильской концепции русской ментальности мы в этой работе не найдем. Отрывочность обращения к этой теме приводит автора к странным и не всегда справедливым выводам: "закономерного изменения народа в соответствии с духом времени славянофилы не видели".

Западникам повезло еще меньше. Шапиро вскользь упоминает о том, что Кавелин видел различие исторических судеб России и Запада в том, что из двух "начал" - "личность" и "община" - на Руси в большей степени развивалось второе, а на Западе - первое. Единственный аспект чичеринской концепции русской ментальности, привлекший к себе внимание Шапиро - "теория бродячей Руси". Кроме того, в общей характеристике государственной школы Шапиро отмечает среди ее положений, что "особенностью русской истории признавалась инертность народа".

Еще один обобщающий труд "Русская философия IX-XIX вв." A.A. Галак-тионова и П.Ф. Никандрова затронул лишь некоторые аспекты концепции русской ментальности славянофилов.5 Но в большей мере авторов интересовали теоретико-методологические, философские основы западничества и славянофильства, эволюция направлений, социологические и собственно философские (гносеология, онтология) взгляды.

Авторы сборника "Либерализм в России" сосредоточились на прояснении соотношения понятий "западничество", "славянофильство" и "либерализм". Это естественно привело к выяснению вопросов об отношении каждого направления к революционности и реформаторству, к социализму, к политическому радикализму, к политическим и экономическим направлениям в 27 и т.п. Западничество в большей мере заслужило внимание создателей этого сборника. В.Ф.Пустарнаков особое внимание уделил фигурам Анненкова и Боткина, как несправедливо обойденным отечественной историографией. Но его больше привлекло отношение этих авторов к фритредерству, марксизму и т.д.2 В.И. Приленский осветил политические взгляды Кавелина и Чичерина, в которых он видел "наиболее ярких и последовательных проводников либеральо ного мышления середины и конца XIX в." . Его поддержали Л.И.Новикова и И.Н. Сиземская, увидевшие в этих западниках теоретиков русского дворянского либерализма. Из аспектов нашей темы был затронут только один: соотношение личности и государства в истории России. Авторы отметили, что "личностное начало, согласно Кавелину, выявилось в России позже, чем в Европе".4 Но развития этот тезис не получил. Новикова и Сиземская даже заявили, что согласно Кавелину различия между Россией и Европой "относятся лишь к прошлому", т.к. возникновение государство означает, что личность вышла на арену деятельности,5 что не вполне верно отражает точку зрения Кавелина, т.к. есть еще "петровский период" в русской истории и необходимость продолжить дело преобразований, чтобы это различие между Россией и Европой действительно осталось в прошлом.

В целом можно сказать, что концепции русской ментальности славянофилов и западников не были полно и системно освещены в обобщающих трудах по истории русской общественной мысли. Исследователи обращались лишь к отдельным аспектам этой темы в тех случаях, когда этого требовала логика изложения материалов по славянофильству и западничеству, а значит, и оценка

Обратимся теперь к литературе по каждому из направлений и персоналиям отдельно. Большой объем литературы по славянофильству заставляет нас ограничиться лишь теми работами, авторы которых, так или иначе, обращались к нашей теме. Первыми признали заслуги славянофилов в разработке концепции русской ментальности историки и философы кон. XIX - нач. XX вв. В это время вопрос ознакомления русского общества с наследием славянофилов и западников был очень актуален, и потому исследователь часто сочетал роль просветителя - публикатора славянофильских трудов с ролью биографа и историка общественной мысли.

Пример такого "совмещения" дает нам сборник "Ранние славянофилы", составленный Н.Л.Бродским. Во вступительной статье Бродский уделил большое внимание биографиям: "В виду того, что личности, душевный мир первых славянофилов представляют глубокий интерес и что многие особенности славянофильства, как учения, объясняются своеобразными условиями семейной, домашней обстановки, в которой выросли и развивались Хомяков, братья Киреевские, Иван и Константин Аксаковы, Самарин, Кошелев и другие славянофилы".1 Концепцию славянофилов Бродский дал схематично, выделяя на первый план учение К.Аксакова о "негосударственности" русского народа и особом устройстве "земли" и государства. Схематизм, возможно, объясняется желанием автора наметить только основные узлы славянофильской доктрины, дать читателю возможность самому разобраться и составить мнение, благо, основная часть сборника - статьи самих славянофилов.

Тот же метод изучения взглядов славянофилов через призму их биографий мы видим в исследовании М.О.Гершензона "Грибоедовская Москва. П.Я. Чаадаев. Очерки прошлого": "Они все вышли из старых и прочных, тепло наси

В работе В.В. Розанова "Поздние фазы славянофильства" есть несколько глав посвященных "первым славянофилам". Розанов любил рассматривать всякий вопрос с противоположных точек зрения, и его оценки славянофильства были порой диаметрально противоположными.4 В "Поздних фазах славянофильства" В.В. Розанов высоко оценил "первых славянофилов" именно за постановку и разработку темы русской ментальности.5 Среди заслуг славянофилов Розанов отметил: разработку И.Киреевским особенностей русско-православного мышления (целостность духа размышляющего, рождение истины не из логики, а из морального взгляда на мир); "соборность" A.C. Хомякова, как основную характеристику русской ментальности

Высокую оценку славянофильской разработке проблемы русского менталитета давали евразийцы. Тема носила подчиненный характер, освещалась в ее отдельных аспектах. Так в работе "A.C. Хомяков", посвященной значению этого славянофила для истории русской философии, Л.П. Карсавин уделил внимание и таким аспектам творчества этого лидера славянофильства, как разработка темы "соборности" - способа мышления, характерного для Православия; отношения русских к иноземному в трактовке Хомякова; влияния реформ Петра на изменение русской ментальности.

Чрезвычайно интересна и необычна статья польского исследователя В.Г. Щукина "Концепция дома у ранних славянофилов". Автор исследует менталь-ность славянофилов и выясняет образы и установки, которые, сформировавшись в детстве, проведенном в патриархальном доме - "гнезде", впоследствии повлияли на славянофильскую концепцию русской ментальности, вылились в историософские построения. Именно отсюда, по мнению Щукина, попали в славянофильскую концепцию русской ментальности такие образы, как "семья", "община", живущие напоказ, открыто, но в то же время выполняющие функцию "спасения", дающие ощущение "живой, свободной воли", основанные на взаимной любви и доверии: это родство "не только по крови, но и по духу, обычаям".

При этом автор полагает, что западники брали на себя роль критиков русского коллективизма, т.к. обстановка в их семьях существенно отличалась от "идиллий" славянофильских "гнезд". На самом деле, подобное представление о причинах, стоящих за формированием славянофильского и западнического направлений, подвергаются в современной историографии сильной критике.

В 90-е гг. усилился интерес к изучению аутентичных славянофильских и западнических текстов, с целью выявления того места, которое занимали создававшиеся обоими направлениями "идеологемы" в культурной жизни своего времени. В историографии идет поиск новой теории и методологии исследования общественно-политической мысли, т.к. традиционные марксистские подходы перестали удовлетворять большую часть исследователей; методология же дореволюционной историографии также не может удовлетворить современного исследователя. Это сделало актуальным изучение именно текстов. Примеры такого рода исследований можно найти в "Историко-философском ежегоднике" и в сборниках "Христианство и русская литература".

З.В.Смирнова в статье "Славянофилы и П.Я.Чаадаев" говорит о различных ценностных ориентациях славянофилов и западников: в основе системы ценностей первых - "не личностное, а сверхличностное начало - верховный закон согласия и любви", а вторых - "свободная независимая личность". Это повлияло и на концепции русской ментальности. Автор иллюстрирует свой тезис на примере спора Кавелина и Самарина в 1847 г. Совершенно справедливо указывает Смирнова на некоторые особенности этой полемики: оба спорящих отождествляли свои представления о личности с представлениями всего русского народа.3 Славянофильская концепция русской ментальности привлекает внимание исследователей и в более широком контексте: как одна из трактовок этой проблемы в истории русской культуры. Исследуя восприятие русского эпоса в разные эпохи, О.Р.Николаев и Б.Н.Тихомиров обращаются и к славянофильской трактовке этой темы. Особенностью восприятия былин славянофилами авторы считают понимание былинной традиции как безусловно православной: богатыри - воплощение православного типа личности. Иллюстрируя эти положения, Николаев и Тихомиров дают образы православных личностей (Ильи Муромца, кн. Владимира, Алеши Поповича и др.) в трактовке славянофилов. Авторы подчеркивают, что подобная интерпретация эпоса не всегда соответствовала реальности, зато позволяла славянофилам иллюстрировать положения своей концепции русской ментальности.

Важность темы "славянских начал" для эпохи 1840 - 1850-х гг., когда она вышла за рамки "кабинетного обсуждения" и вошла "в состав самой жизни, в "наш внутренний быт" (выражение К.Д.Кавелина), в глубины сознания, во внутреннее естество национального бытия", - подчеркивает Е.А.Анненкова.

Особое внимание уделяет автор таким аспектам проблемы, как понимание славянофилами и западниками природы русской общины (спор об общине и родовом строе Кавелина и Самарина), о понимании ими природы личности, дискуссии о наличии понятия "личность" на Руси, о таких качествах русских как смирение, терпение, связь этих качеств с Православием и в целом - проблема русского пути. Основными оппонентами славянофилов в их трактовке русской ментальности Анненкова делает К.Д.Кавелина и Б.Н.Чичерина (случайно ли?).4 Статья Анненковой одна из немногих, где делается попытка осветить западническое восприятие русского народа, его ментальных особенностей, сравнить их со славянофильским. Либеральному западничеству вообще не везло.

И поныне есть исследователи, оспаривающие его вклад в русскую культуру: "Кто же остается в "активе" русской культуры из представителей "западничества" (тем более, если считать, что так называемые "революционные демократы" к "западничеству" как таковому не имеют отношения, а если точнее, имеют лишь косвенное отношение)? - вопрошает И.В.Кондаков, - Остаются из крупных имен лишь Т. Грановский, К.Кавелин, С.Соловьев и Б.Чичерин; если к этому списку добавить еще В.Боткина и П.Анненкова, то, пожалуй, круг "западничества" будет вполне очерчен. Пересаженный из чужеземной культуры, адаптировавшийся к родной почве лишь своими оглядками на "верхи", цветок российско-западнического либерализма рос чахлым и бледным, вполне оправдывая бессмертную щедринскую формулу "применительно к подлости".

Давая эту уничижительную оценку западничества, автор даже не отдает себе отчета, что перечисленные им деятели могли бы оказать честь любой национальной культуре, сколь бы богата она не была. Это доказывает только малую изученность западничества.

Только в 90-е гг. наметился всплеск интереса к этому направлению. Расширилась и проблематика исследований.

В.И. Приленский в статье "Своеобразие исторических путей России и Запада в трактовке Т.Н. Грановского" указал на допущенную историографией "несправедливость" в отношении западников: своеобразие русского исторического пути, особенности русского менталитета занимали западников не меньше, чем славянофилов. Спор вообще возможен только там, где есть общие темы и, минимум, две разные точки зрения. Приленский отмечает и общую идею для всей государственной школы: "идеи об относительном отсутствии всесто

В выпущенной в 1995 г. монографии Приленского "Опыт исследования мировоззрения ранних русских либералов", где автор выделил для изучения три фигуры: Грановского, Кавелина и Чичерина, была сделана попытка осветить и концепцию истории России каждого из этих западников. Некоторые главы этой монографии повторяли выводы Приленского из его статьи "Своеобразие исторических путей России и Запада в трактовке Т.Н.Грановского". Автор вообще считает, что тема "Россия - Запад" была одной из главных в творчестве западников.

Приленский сосредоточил внимание на особенностях русской истории в сравнении с западноевропейской в трактовке Кавелина и Чичерина. Затрагивает он при этом и некоторые аспекты нашей темы: особое понятие о личности, роль Православия в формировании специфики русского менталитета, национальное чувство русских, особенности отношений государства и народа и др., как они предстают в концепциях русской ментальности западников.

Заключение

Итак, подведем итоги исследования. Реконструкция концепций русской ментальности славянофилов и западников позволяет оценить эти концепции в целом, понять то место, которое занимали эти направления в создании концепции русской ментальности в 30 - 70-е гг. XIX в.

Первое, что нужно отметить, что взгляды любого из наших авторов - славянофила или западника - или всего направления в целом мало подвергались изменениям во времени. Т.е. концепции русской ментальности западников и славянофилов являют собой очень устойчивые системы. С чем это связано? Информационно-целевой анализ позволил выявить, что ни в одном из проанализированных источников описание образов и представлений русской ментальности не было целью сообщения. В структуре информационных блоков эти концепции попадали или во второй блок основных элементов сообщения - так называемы "тезисы-аргументы"; или в третий блок основных элементов сообщения - развертывание основных тезисов-аргументов (доказательства главного тезиса - цели сообщения). В этом проявлялась та особенность этих концепций, что сами авторы, будь то западники или славянофилы, считали их настолько очевидными и жизненными, что отводили своим концепциям русской ментальности роль главного аргумента в спорах по различным социальным и политическим вопросам.

При работе с источниками на начальной стадии исследования использовался хронологический метод: они располагались в том временном порядке, в котором они создавались (или появлялись в печати). Это позволило выявить некоторые закономерности. Там где речь идет о выделении и описании западниками и славянофилами образов и представлений русской ментальности, редко можно увидеть какие-либо изменения.

Наблюдая за биографиями тех авторов, чьи взгляды развивались от "западнических" к славянофильским, как у И.Киреевского, например, можно сделать вывод, что любая точная хронология направлений оказывается крайне затруднительна. Схожие описания русской ментальности переходят из трудов и статей "западнического" периода в славянофильские, меняется только оценка, смысл того или иного народного качества для русской истории. Это лишний раз показывает, что основным методом построения этих концепций был метод эмпирический, основанный на личном опыте и ощущении, а так же на субъективной оценке выделяемых свойств русской ментальности. Создается впечатление некоторой статичности (не абсолютной, определенные изменения и противоречия мы выявили) нашей реконструкции основных образов и представлений русской ментальности в произведениях западников и славянофилов, но статичность - свойство самих этих концепций.

Что в свою очередь ставит вопрос: насколько эти концепции научны? Чем они являлись в большей мере: фактом историографии или феноменом из истории общественного сознания? Мы выявили, что большую роль в создании их играли опыт личной индивидуации и субъективная оценка русской ментальности. Но ведь часто, особенно в трудах западников, встречается подобие работы с методами: ретроспективный и сравнительно-исторический метод у Кавелина, элементы целевого анализа текста у Чичерина и т.д. При ближайшем рассмотрении эти научные изыски выдают субъективность своих авторов: они прибегают к тем методам, отбирают лишь те источники, которые помогут подтвердить их теории.