Гражданская война в России: движения и партии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Гражданская война в России: движения и партии

План

1. Cостав, цели и задачи противоборствующих сил

2. Социалистическая оппозиция большевикам в годы гражданской войны

Примечания

1. Cостав, цели и задачи противоборствующих сил

История гражданской войны в России получила отражение в более чем 15 тысячах книг, изданных на протяжении истекших лет; несколько тысяч книг вышло за рубежом. Ей посвящена масса документальных публикаций, воспоминаний. Истоки разработки этой тематики уходят в далекие 20-е годы, когда анализ исторического опыта осуществлялся по горячим следам политических событий [1]. Но и сегодня изучение этого опыта остается актуальной задачей отечественных историков и политологов.

Очень долго освещение гражданской войны, причин ее обостренности шло односторонне, подчеркивалась фатальная неизбежность конфронтационных процессов в силу контрреволюционности всех антибольшевистских сил, связанной с тем, что исторической прорыв произошел в одной стране. Гражданская война рассматривалась как обязательный атрибут защиты революции, как панацея от появления политических кризисов в будущем.

В настоящее время произошел отход от сложившихся стереотипов и сформировались новые подходы в освещении причин, характера и последствий гражданской войны; состава и роли ее участников, партийно-политической мозаики тех лет.

Прежде всего, гражданская война стала рассматриваться как общенациональная трагедия, как апофеоз революции, когда революционные процессы были доведены до высшего политического и социального напряжения, а общество находилось в состоянии глубочайшего кризиса и раскола. гражданский большевик война

Во-вторых, уточнена периодизация гражданской войны в России, что существенно повлияло на ее концепцию в целом. Еще сосем недавно преобладала позиция, согласно которой период гражданской войны датировался с начала лета 1918 г. и до конца 1920 года. Сегодня большинство исследователей (Е.Г. Гимпельсон, В.П. Дмитренко, Ю.И. Игрицкий, Ю.А. Поляков и др.) связывают ее начало с событиями Октября 1917 г., которые непосредственно вовлекли Россию в гражданскую войну, стали ее началом и важнейшей предпосылкой дальнейшего развертывания. По их мнению, в самой идее "диктатуры пролетариата" и моровой пролетарской революции было заложено признание неизбежности раскола общества по социально-идеологическому принципу, его деления на "чистых" и "нечистых", по отношению к которым можно было применять любые формы насилия и принуждения [2].

В-третьих, сегодня гражданская войны в России рассматривается как сложное социально-политическое, а не только военное явление, имевшее далеко идущие последствия. В частности, она решающим образом повлияла на политическую культуру большевиков, не только на "верхушку" партии, но и широкую партийную массу, выработав у нее соответствующий "синдром бойцов" и дав установки на силовые, военно-коммунистические методы в достижении политических целей.

В-четвертых, более глубокому изучению подверглись причины особой обостренности гражданской войны в России за счет обращения к анализу истоков формирования "фронтовой психологии" еще в годы первой мировой войны с одновременным выявлением степени зависимости военного противостояния от политики правящего режима, а также поведенческой линии небольшевистских партий [3].

Обвинять одних большевиков в неудаче с реализацией плюралистической модели российского общества нельзя, но именно большевики доктринерски, психологически и эмпирически были готовы к масштабному использованию насилия даже тогда, когда его можно было избежать (переговоры с Викжелем, разгон Учредительного собрания и т.д.).

В-пятых, усилилась многоуровневость освещения состава участников гражданской войны[4]. Традиционное деление на красных и белых не учитывало ее партийно-политической характеристики. Красными были большевики, а белыми все их политические противники, представлявшие "буржуазно-помещичью" или "монархическую", а со временем - и "демократическую" контрреволюцию, что не позволяло реконструировать подлинную картину событий.

Гражданская война разгоралась. По существу начавшись с октябрьских событий 1917 года, она явилась, по признанию большевистского лидера, "продолжением политики революции, политика свержения эксплуататоров, капиталистов и помещиков". Лениным же был определен и начальный период гражданской войны, охвативший первые три послеоктябрьских месяца и наполненный активными боевыми действиями против Керенского, юнкеров, "контрреволюционного" казачества в Москве, Иркутске, Оренбурге, на Дону. Но до весны 1918 года военные действия на территории собственно России носили в основном локальный характер.

Сегодня вполне очевидно, что гражданская война в России стала общенациональной трагедией. Проистекая в известном смысле из ожесточения и разрухи, порожденных мировой войной, будучи спровоцированной захватом власти большевиками, она фактически охватила всю страну. И гибли в ней, прежде всего наименее защищенные слои общества - крестьянство и интеллигенция, пытавшиеся найти "третий путь" общественного развития без диктатуры пролетариата и без генеральской диктатуры, унять классовые страсти. Гражданской войне в России были присущи огромные масштабы военных и политических действий (фронты, повстанцы, партизаны, подпольщики в тылу белых войск и Красной Армии). Военные действия шли и на фронте, и в тылу. Жестокость проявляли обе воюющие стороны. Россия в ходе гражданской войны потеряла свыше 10% своего населения, т. е. около 15 млн. чел. Как отмечал еще в 20-е гг. известный социолог Питирим Сорокин, война брала "поистине лучших... с обеих сторон" и вызывала серьезные деформации поведения населения" [5].

Антибольшевистское движение, по существу, стало формироваться с момента октябрьских событий 1917 года. Его оформление шло как бы двумя потоками: путем создания различного рода "надпартийных", "межпартийных" интеллигентских организаций [Правого центра, Национального центра, Союза возрождения России или Левого центра и т.д.] и развития белого движения, т.е. по-военному сопротивлявшейся большевистскому режиму части российского общества. Разграничить резко их деятельность трудно, тем более что и в одном, и в другом ведущую роль играли кадеты, которым удалось и после Октября в значительной степени сохранить свое структурно-организационное единство, наметив контуры: программы противостояния большевикам; стратегии экономического реформирования постбольшевистской России.

28 ноября 1917 г. (на этот день Временное правительство назначило в свое время созыв Учредительного собрания) большевистский Совнарком принял декрет, объявлявший кадетов "партией врагов народа". Согласно декрету, все члены кадетских руководящих учреждений подлежали аресту и преданию суду революционных трибуналов. На местные советы возлагалась обязанность осуществлять особый надзор за партией кадетов "ввиду ее связи с корниловско-калединской гражданской войной против революции". Декрет стал основанием для уже состоявшегося в тот день ареста членов ЦК А.И. Шингарева, Ф.Ф. Кокошкина, кн. Пав. Д. Долгорукова, В.А. Степанова, избранных депутатами Учредительного собрания.

Несмотря на объявление вне закона, фактически до конца мая 1918 года партия имела возможность вести легальную деятельность, ЦК проводил частные заседания или в партийном клубе, или на частных квартирах. Продолжало работу издательство "Народная свобода" в Москве. Выходили газеты: в Москве - "Русские ведомости" (переименованные в "Свободу России"), в Петрограде - "Наш век" (бывшая "Речь"), не прекращалось издание "Вестника партии народной свободы", печатались брошюры. Важнейшими стали два вопроса: о внешней политической ориентации партии (германской или союзнической); о форме власти.

В организации антибольшевистского движения кадеты претендовали на роль консолидирующей силы, готовой к сотрудничеству с политическими и общественными деятелями и движениями, стоявшими как левее, так и правее них. По словам П.Н. Милюкова, кадетские организации являлись "своего рода мостом и посредником между правыми и левыми течениями вне партии". При этом руководство кадетов предпочитало ориентироваться не на традиционные партийные группы, а на вновь формирующиеся общественные объединения.

Представители партии народной свободы участвовали в работе практически всех организаций, поставивших целью активную борьбу с большевиками. Они играли руководящую роль в Московской "девятке" - подпольной организации, созданной из представителей Совета общественных организаций, торгово-промышленных деятелей и партии народной свободы (из 9 человек 6 являлись активными кадетскими деятелями). Весной 1918 года на основе расширившейся "девятки" (за счет привлечения Всероссийского союза земельных собственников и ряда монархических групп) образовался Правый центр [6] . В него вошло немало кадетов, а член ЦК, известный профессор права П.И. Новгородцев стал одним из руководителей организации.

Кадеты предприняли ряд попыток сблизится с социалистическими партиями, наладив сотрудничество с представителями этих партий на "персональной" основе путем создания Союза возрождения России или Левого центра (февраль - март 1918 г.), который объединил кадетов и народных социалистов (А. Пешехонов, С. Мякотин и др.), эсеров (Н. Аксеньев, А. Аргунов и др). Многие кадеты (Н.Н. Щипкин, Н.М. Кишкин, Н.И. Астров и др.) входили одновременно и в Национальный центр, надеясь личными контактами содействовать сплочению антибольшевистских сил.

Вопросы организации вооруженной борьбы с большевистским режимом были центральными в повестке дня Южнороссийской конференции кадетской партии, проходившей 13- 15 января в Ростове при участии представителей кадетских организаций Дона, Северного Кавказа, делегатов из Батума, Симферополя, Харькова, Петрограда и Москвы.

И на конференции и позднее дебатировались две внешнеполитические ориентации: на Антанту или на Германию. Находившийся в Москве, по существу, на нелегальном положении, ЦК на заседаниях 8 и 12 мая 1918 г., подчеркнув свою верность союзникам, принял решение о недопустимости, в интересах России, всяких переговоров с немцами об образовании новой власти и участия в ней кого-либо из членов партии. Майская конференция кадетов (Москва, 13-15 мая 1918 г.) одобрила союзническую ориентацию [7]. Между тем пребывавший в оккупированном тогда немцами Киеве Милюков и ряд членов ЦК (И.П. Демидов, Н.К. Волков, А.И. Каминка) в противовес центру отстаивали германофильскую линию. Примирение между сторонниками курса на союзников и Германию было достигнуто на Екатеринодарской конференции партии (22 - 31 октября 1918 года) [8]. Милюков признал ошибочность своих взглядов.

К лету 1918 года кадеты в значительной мере разочаровались в деятельности межпартийных организаций: Союза возрождения России и германофильски ориентированного Правого центра и сделали ставку на формирование новой общественной организации, в которой бы им принадлежала главенствующая роль, но двери которой в тоже время были бы открыты для возможных союзников. Такая организация, получившая название Национального Центра (НЦ), была создана в Москве в мае 1918 года. Ее возглавили видные кадеты Н.И. Астров, В.А. Степанов, Н.Н. Щепкин. В НЦ входили представители либерально-демократических и либерально-консервативных партий, а также внепартийных общественных групп (земских и городских учреждений, торгово-промышленных кругов и др.), интеллигенции (например, профессора С.А. Котляровский, Н.К. Кольцов, Огородников и т.д.).

Во время гражданской войны НЦ являлся, по существу, идейно-теоретическим и практическим штабом кадетов и близких к ним политических сил. На заседаниях НЦ обстоятельно рассматривалась программа будущего устройства России: законодательные проекты государственного строительства, земельная реформа, продовольственное снабжение, судебная система, народное образование и т.д. [9]. Осенью 1918 года Главное правление НЦ переехало из Москвы на Юг, в расположение Добровольческой армии - Екатеринодар. После переезда председателем правления стал М.М. Федоров. Отделения НЦ, помимо сохранившихся в Москве и Петрограде, были открыты в Новороссийске, Ростове-на-Дону, Таганроге, Харькове, Батуме, Тифлисе, Баку, Кисловодске, Симферополе. Было признано особое значение юга России в борьбе против большевиков.

Главным противником Советской Власти со временем стало белое движение. Возникнув в середине 1917 года для борьбы с растущей анархией и безвластием внутри страны и с немцами - на фронтах, оно стало в годы гражданской войны самостоятельным политическим течением. Лидеры белого дела исходили из примата национальной идеи, согласно которой все "государственно мыслящие элементы" должны были объединиться для спасения "единой и неделимой России" от "засилья Интернационала". На тот момент они полагали, что не следовало спешить с "предрешением" государственного строя до завершения борьбы с Советской властью. Все проблемы бывшей империи: формирование государственной власти, аграрный, рабочий, национальный вопросы, должно было, по их мнению, решить Учредительное собрание в духе "истинной русской демократии". Её главными носителями, например, по мнению А.И. Деникина, были средняя интеллигенция и "служилый элемент" [10] утверждался примат православной церкви. Свергнутому Временному правительству особо не сочувствовали, и вначале даже офицерство не проявляло большой активности. Из 250 - тысячного офицерского корпуса в вооруженную борьбу против советской власти в первые месяцы ее существования вступило не более трех процентов.

Первым актом, содержавшим платформу для объединения сил, боровшихся против советской власти, стала "Политическая декларация", выработанная в декабре 1917 г. членами "Донского гражданского совета", находившегося в Новочеркасске и, по словам генерала А.И. Деникина, предполагавшего стать "первым общерусским противоболышевистским правительством". Предполагалось создание в стране "временной сильной верховной власти из государственно мыслящих людей", обязанных подготовить со временем созыв Учредительного собрания с целью формирования правительства и решения аграрного и национального вопросов. Во главе его встали три генерала: М.В. Алексеев. Л.Г. Корнилов, A.M. Каледин. Сюда же стали прибывать члены запрещенной большевиками партии кадетов, "Союза общественных деятелей" (СОД), организации, возникшей еще летом 1917 г., как представительство различных профессиональных объединений интеллигенции, стремившейся противостоять социалистическим тенденциям в области хозяйственной жизни и отстоять верховенство Учредительного собрания. В нее входили профессора П.И. Новгородцев, С.А. Котляревский, В.М. Устинов, Н.А. Бердяев, В.Н. Лоскутов и ДР. Позднее визит делегации "Донского гражданского совета" в Сибирь (март 1918, январь 1919) стал попыткой консолидации сил, боровшихся за белую идею. Здесь же, на Дону, из антибольшевистски настроенных офицеров, пробиравшихся сюда из разных концов России, генерал М.В. Алексеев начал формировать Добровольческую армию. Второго ноября 1917 г. Алексеев прибыл в Новочеркасск, и этот день впоследствии отмечался сторонниками идеи как день рождения Добровольческой армии. Вообще идея создать эту армию для борьбы с немцами появилась в военных верхах еще в конце сентября 1917 г.[11]. 25 декабря во главе армии фактически стал генерал Л.Г. Корнилов. После его гибели в бою под Екатеринодаром 31 марта 1918 г. Добровольческую армию возглавил А.И. Деникин. Добровольческая армия состояла в основном из офицеров. Зимой 1917-1918 гг. ее численность не превышала нескольких тысяч человек, хотя впоследствии она значительно пополнилась и за счет производимых мобилизацией, и в связи с введением большевистским правительством продовольственной диктатуры (май 1918), а также началом борьбы с "кулаками". 10 апреля восставшие донские казаки избрали генерала П.Г. Краснова атаманом Всевеликого войска Донского, который стал формировать Донскую армию. К июню ее численность возросла до 40 тыс. чел. Донская армия осадила Царицын, но взять его не смогла. Добровольческая же армия под командованием А.И. Деникина в начале августа овладела Екатеринодаром. К концу 1918 г. генералу Деникину удалось, преодолев ориентацию Донской армии на союз с Германией, объединить антибольшевистские силы юга России.

Важный фронт гражданской войны проходил в Восточной Сибири. Десятки тысяч чешских и словацких солдат, отказавшись защищать австро-германскую империю, объявили себя военнопленными и получили разрешение добраться до Владивостока. Согласно договору, заключенному 26 марта 1918 г. с советским правительством, эти 45 тыс. солдат должны были продвигаться не как боевое подразделение, а как группа граждан, располагавшая оружием для отражения нападения контрреволюционеров. Однако во время продвижения участились их конфликты с местными властями. В ответ на попытку властей конфисковать накопившееся у них оружие, в конце мая чехословацкие войска взяли г. Челябинск, а затем установили контроль за рядом пунктов вдоль Транссибирской магистрали. В известном смысле эти выступления стали катализатором гражданской войны на востоке страны. 18 ноября 1918 г. адмирал Колчак объявил себя Верховным правителем России, в чем его поддержал командующий Добровольческой армии генерал А.И. Деникин. Уже летом 1918 г. советская власть от Волги до Тихого океана была свергнута. Большевики контролировали территорию лишь центральных губерний России, где проживал 61 млн. чел., т. е. немногим более 40% населения. Предпринятое Германией весной 1918 г. наступление также сузило "советское пространство". 8 мая 1918 г. немцы взяли Ростов-на-Дону.

Консолидации антибольшевистской коалиции способствовали и действия, предпринятые бывшими союзниками России в войне против Германии. Большевистский режим однозначно был воспринят ими враждебно. Союзники были уверены, что "переворот 25 октября" осуществился при содействии Германии. Тем не менее, страны Антанты, несмотря на непризнание советского правительства, не отозвали своих представителей из России. Сначала интервенция против большевистского режима преследовала в основном антигерманские цели. Так считал и советский нарком иностранных дел Г.В. Чичерин. В марте 1918 г. в Мурманске высадились 2 тыс. английских солдат с целью сорвать предполагаемое немецкое наступление на Петроград. Летом 1918 г. характер интервенции изменился. Войска получили указание поддерживать антибольшевистские движения. В августе 1918 г. англичане высадились в Закавказье, заняли Баку. В мае немцы вступили в Грузию "по просьбе грузинских меньшевиков", которые провозгласили независимость своей республики. О своей суверенности в мае 1918 г. объявили также республики Азербайджан и Армения. Англофранцузские войска, высадившиеся в августе в Архангельске, свергли там советскую власть, а затем поддержали правительство адмирала Колчака. Именно тогда бывшие союзники уточнили цели интервенции: "изолировать большевизм - новое и чудовищное явление империализма - с помощью санитарного кордона..." [12]. Позже, после окончания первой мировой войны между Англией и Францией были заключены новые соглашения в отношении России. И хотя эскалации военных действий с их стороны не произошло, но и на обращения Советского правительства с мирными предложениями ответа не последовало. Однако поражение Деникина и Юденича осенью 1919 г. побудило Англию пересмотреть свою политику. В марте 1920 г. английское правительство установило торговые отношения с Советской Россией.

Сегодня очевидно, что не только, и не главным образом вмешательство других стран интенсировало масштабность гражданской войны. Тем более, что к концу 1919 г. почти все иностранные войска (за исключением японских) были выведены с территории России. Однако страну продолжали потрясать социальные катаклизмы в виде многочисленных "мятежей" и восстаний, сегодня классифицируемых в историографии как "малая гражданская война".

Безусловно, что главную роль в особой обостренности и продолжительности гражданской войны в России сыграли внутренние противоречия, лишь отягощенные вышеуказанными обстоятельствами. Из этих противоречий наиболее труднопреодолимым оказалось противоречие между доктринальной заданностью большевистских программ с их ориентацией на мировую революцию и социалистический идеал и общедемократическим потенциалом массовых движений в тот период, в первую очередь - крестьянских.

Октябрь 1917 г. подвел итог тому циклу в развитии страны и в проведении аграрных реформ начала XX века, в результате которого крестьянство отказалось ждать от кого бы то ни было решения земельного вопроса в своих интересах. К этой же критической точке подошли и переплелись с крестьянским другие массовые движения, в частности национальные. Неслучайно глава советского военного ведомства Л.Д. Троцкий обращал внимание на то, что в гражданской войне, особенно на юге страны, классовые моменты переплетались с национально-историческими. В значительной степени они опять-таки были связаны с решением аграрного вопроса. Новая власть, утвердившись на гребне народной стихии, отождествлявшей демократию с собственным "суверенитетом", обязана была решить перечисленные проблемы, считаясь с массовыми вожделениями, а не только с собственными представлениями о социалистической перспективе.

Общность действий пролетариата и крестьянства в октябрьские дни 1917 г. на основе требования ликвидации помещичьего землевладения не успела закрепиться в ходе дележа помещичьей земли и оказалась поэтому историческим эпизодом, за которым последовал период размежевания и конфронтации. Тем более, что вопреки ожиданиям крестьян, земельный голод в деревне не был утолен. Сегодня называют мифом советской историографии цифру в 150 млн. дес. земли, которую якобы получили крестьяне. По новым оценкам, в результате конфискации помещичьих и иных земель в руки крестьян к 1919 г. перешло всего лишь 17,2 млн. дес. земли [13].

Характерна смена акцентов в земельном законодательстве правящей партии после Октября. Принятый II съездом Советов Декрет о земле был целиком заимствован у эсеров. Чтобы получить поддержку крестьянства, большевики временно отказались от лозунга национализации (огосударствления) земельной собственности. Они включили в декрет положение о равенстве всех форм землепользования: подворной, хуторской, общинной, артельной. Казалось бы, создавались объективные условия для реализации "американского" (фермерского) пути развития российской деревни, выявившегося еще в начале XX века. Но уже через три месяца появился развернутый закон "О социализации земли", в котором говорилось, что государство в целях скорейшего достижения социализма оказывает всяческое содействие общей обработке земли, давая преимущество коммунистическому, артельному и кооперативному хозяйствам перед единоличным. Так были определены правовые приоритеты, о чем В.И. Ленин несколько позже 5 июля 1918 г. на V Всероссийском съезде Советов сказал следующее: "Когда мы обещали крестьянству социализацию земли, мы сделали этим уступку, ибо мы понимали, что сразу национализацию ввести нельзя" [14].

Летом 1918 г. большевиками был сделан вывод о том, что задачи буржуазно-демократических преобразований в деревне решены и крестьянство, уже разочаровавшись в уравнительном землепользовании, в основной своей массе готово к восприятию задач социалистического порядка. Последовало решение концептуального политического характера о доведении до конца социалистической революции в деревне в интересах крестьянской бедноты. Была и прагматическая подоплека этого решения: усилившаяся хозяйственная разруха, недовольство рабочих в связи с бедственным продовольственным положением, конфликты с чехословацкими легионерами. Но поставленная цель борьбы с голодом стала отождествляться с борьбой за социализм. Наркомпроду были предоставлены чрезвычайные полномочия по борьбе с деревенской "буржуазией", укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими. Декреты ВЦИК и СНК, принятые уже в мае 1918 г., обязывали крестьян (и не только зажиточных) сдать все излишки хлеба сверх количества, необходимого для обсеменения полей и иного потребления по установленным нормам. Тех, кто обнаруживал неповиновение, предписывалось объявлять "врагами народа", предавать революционному суду и подвергать заключению в тюрьмы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества.

Механизмом проведения такой политики служили вооруженные продотряды, направляемые из городов, а также комбеды, созданные на основе Декрета от 11 июня 1918 г. и оттеснившие сельские Советы. Хотя срок их действия был недолгим - в ноябре 1918 г. решением VI Всероссийского съезда Советов они были слиты с советами, но политический опыт использования военно-административных мер по отношению к деревне и их идеологического оправдания был усвоен правящей партией. Эти политические акты не только послужили одной из причин разрыва блока левых эсеров с большевиками (лидер левых эсеров Мария Спиридонова, выступая на V Всероссийском съезде Советов 4 июля 1918 г. с докладом о деятельности крестьянской секции ВЦИК, назвала эту политику "гибельной" для Советской власти), но и заложили глубокие противоречия в развитии событий, что не могло не сказаться на степени обостренности гражданской войны, особенно в земледельческих районах.

На ее ход повлияло и форсирование процесса создания непосредственно социалистических форм в деревне. Такие настроения особенно усиливались к концу 1918 г., когда сформировалась идея осуществить коллективизацию крестьянских хозяйств за три года. Было принято "Положение о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию", которое предусматривало, что вся земля, в чьем бы пользовании она ни состояла, "считается единым государственным фондом"; преимущества имели в первую очередь коллективные формы. "Положение" было воспринято на местах как указание насаждать социализм в деревне. Причем, насаждали бестолково. Как позднее заметил один из делегатов VIII съезда РКП(б), назвавший данное "Положение" декретом об организации коммун, политика, проводимая в этой области, не отличалась достаточной ясностью: разговор шел то о коммунах, то о "хлебных фабриках" - совхозах без обеспечения и тех, и других инвентарем и удобрениями.

Нежелание считаться с социальной природой крестьянства было свойственно большевикам и марксистам вообще. Многие из них считали, что они лучше крестьян знают, что надо делать с землей, и настойчиво убеждали их переходить к ее общественной обработке. A.M. Коллонтай, например, писала в то время: "... сейчас, после закрепления власти за рабочими и крестьянами, начинает постепенно выявляться неизбежная рознь между этими несливающимися социальными элементами...; мелкобуржуазное крестьянство целиком враждебно новым принципам народного хозяйства, вытекающим из коммунистического учения". Отсюда жесткость политики по отношению к крестьянам - тенденция называть "кулацкими" все их выступления против "социализма". В ответ же принимались соответствующие резолюции "самочинных" крестьянских съездов, содержание которых свидетельствовало о попытке найти свой, крестьянский курс в бурях гражданской войны. Поэтому начинались данные документы, как правило, с отказа подчиняться как порядкам, насаждаемым деникинцами, так и "тем распоряжениям коммунистической власти, которые шли вразрез с интересами крестьян и рабочих" [15], в первую очередь, связанным с созданием совхозов и коммун. Именно их непродуманное насаждение не только не способствовало стабилизации обстановки, но нередко, как это было на Дону, Кубани и в других регионах, являлось одной из причин падения Советской власти.

Данные меры в ряде мест спровоцировали выступления крестьян, которые с лета 1918 г. довольно часто потрясали советскую республику. Все это потребовало колоссального напряжения сил в борьбе против множества возникавших "внутренних врагов", в числе которых оказывались и вчерашние попутчики.

Трагизм таких движений гражданской войны как махновщина, антоновщина, казачьих восстаний на Дону весной 1919 г. и других состоял в том, что, возникнув как результат кризиса крестьянского хозяйства в условиях проведения экстремальных мер и усиления жестко классового подхода, т. е. "пролетарской" линии в деревне, они несли на себе печать неразрешимости одного из главных противоречий революции: между ее мощным общедемократическим потенциалом и коммунистической заданностью правительственных программ. Недостаточность формационных предпосылок компенсировалась максимальной мобилизацией ресурсов, сверхконцентрацией сил и власти, использованием репрессивных методов.

Как известно, VIII съезд РКП(б) принял специальное решение "Об отношении к среднему крестьянству", предполагавшее устранение произвола местных властей и обеспечение соглашения со средним крестьянством, но сам факт принятия еще не означал, что оно способно было в корне изменить отношение к среднему крестьянству и проводимую большевиками политику в деревне в целом. Наиболее откровенно по этому поводу высказался Н.И. Бухарин, заметивший, что "это сознательный политический маневр, сознательная цель, которая вызывается данным конкретным сочетанием сил, той обстановкой, в которую рабочий класс попадает" [16]. Ленин высказал аналогичную мысль: "Теоретически мы сошлись на том, что средний крестьянин не враг наш,... здесь дело будет меняться в зависимости от многочисленных привходящих моментов революции..." [17].

Бывший в то время наркомом финансов Н.И. Крестинский спустя год так оценил политико-прагматичное значение решения VIII съезда РКП(б): "Эта задача диктовалась жизнью, иначе весной 1919 г. могла быть волна крестьянских восстаний" [18]. Волны, как таковой, весной не последовало. Однако 11 марта 1919 г. вспыхнул мятеж донских казаков, охвативший громадный район в пределах верховьев реки Чир, станиц Еланская, Вешенская, Усть-Медведицкая и других и явившийся ответом на репрессивные меры, проводимые местными ревкомами в отношении казаков, которым запрещалось носить лампасы, называться "казаками"; станицы переименовывались в села. Политика "расказачивания" проводилась согласно секретному циркулярному письму ЦК РКП(б) об отношении к казакам от 24 января 1919 г., подписанному секретарем Оргбюро ЦК Я.М. Свердловым. В письме предлагалось провести "массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно", а также "беспощадный массовый террор" по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью[19]. Получив такую директиву, партийные и советские работники Дона применили репрессии по отношению вообще к казакам, что и послужило причиной восстания. И хотя 16 марта 1919 г. ЦК РКП(б), вновь обсудив вопрос о казачестве, остановил применение против него мер, указанных в циркулярном письме, и призвал проводить среди казаков политику расслоения, но мятеж имел печальные последствия и создал условия, благоприятствовавшие наступлению Деникина на юге России.

Принятые несколько позднее ЦК РКП(б) "Тезисы о работе на Дону", не смогли полностью компенсировать тот политический ущерб, который причинила указанная директива делу стабилизации обстановки в данном регионе. Тем более, что и данный документ исходил из признания "политической отсталости и предрассудков среднего казачества", проявлявшихся, по мнению авторов тезисов, в стремлении видеть причину происходившей борьбы "не в классовом гнете, а в политике Советской власти и Коммунистической партии". Поэтому главной задачей агитационно-организационной компании предлагалось считать задачу проведения глубокого водораздела между двумя боровшимися "лагерями, белым и красным, с полным исключением промежуточных, колеблющихся, шатающихся группировок путем их разоблачений и полной компрометации".

Характерно, что и после VIII съезда РКП(б) усилия партии не были направлены на нормализацию отношений со средним крестьянством. Более того, директивные письма на места отличались крайней противоречивостью. Так, 26 июля 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) утвердило специальное положение в виде инструкции, в предисловии к которому говорилось, что многие местные партийные организации ударились в "в крайность середняколюбия" и забыли, что основой партийного влияния и организации в деревне могло быть только прочное сплочение пролетарских и полупролетарских элементов; подчеркивалось главное: масса мелких собственников враждебна социализму [20].

Характерен и такой факт. На VIII съезде РКП(б) почти все выступления В.И. Ленина касались проблемы взаимоотношений с крестьянством, в частности с середняком. Но на IX съезде (всего через год) в речи при открытии съезда об этом не говорилось ни слова, а в докладе ЦК имелось лишь несколько слов о типизации середняка. Если на VIII съезде РКП(б) хоть в какой-то степени поднимался вопрос о непомерно больших тяготах значительной части крестьянства, о безобразиях, нередко творимых по отношению к нему на местах, то на IX съезде РКП(б) В.И. Ленин, ссылаясь на данные "Бюллетеня Центрального Статистического Управления", констатировал, что в 1918 и 1919 годах рабочие потребляющих губерний получали 7 пудов хлеба. Крестьяне же производящих губерний потребляли 17 пудов в год (до войны они же потребляли 16 пудов в год). "Вот две цифры, - подчеркнул В.И. Ленин, - показывающие соотношение классов в продовольственной борьбе. Пролетариат продолжал приносить жертвы" [21]. Л.Б. Каменев в своем выступлении прямо назвал крестьянство враждебным элементом, а Троцкий призвал использовать его исключительно как физическую силу, мобилизуя по типу воинских частей. "Мы не можем дожидаться, - пока каждый крестьянин и крестьянка поймет. Мы должны сегодня заставить каждого стать на то место, на котором он должен быть". [22].

Следовательно, как только относительно стабилизировалось политическое положение, в правящей партии вновь возникло пренебрежительное, а порой и враждебное отношение к абсолютному большинству населения страны - к крестьянству. Один из основателей советской исторической школы М.П. Покровский дал этому явлению точную и определенную оценку, назвав его "характерной особенностью подлинного военного коммунизма" [23].

Таким образом, по целому ряду объективных и субъективных причин страна оказалась перед необходимостью практической реализации некапиталистической альтернативы в условиях недостаточной зрелости формационных предпосылок.

На протяжении многих лет советская историография рассматривала политику "военного коммунизма" через призму ее вынужденности, как систему главным образом экономических мер, обусловленных интервенцией и гражданской войной, введенных плавно и последовательно.

Лишь в последнее время историки заговорили о "военном коммунизме" не как о кратком и в некотором смысле "случайном" эпизоде в политической истории советского общества, а как о периоде или даже состоянии внутринационального общественного развития, в традициях которого лежит разгадка ряда ключевых проблем всех последующих событий и который по временным рамкам тождественен всей социально-политической истории гражданской войны, являясь в значительной степени прагматической реакцией на ее процессы и пройдя определенные этапы или "критические точки" формирования "чрезвычайщины" [24].

Ненормальность этой системы, по мнению крупнейшего социолога тех лет П. Сорокина, заключалась в том, что преобразование форм общественной жизни диктовалось не производством, не ростом производительных сил, а, наоборот, шло из области потребления. Началось это еще во время мировой войны, когда по инициативе министра земледелия А.А. Риттиха в 1916 г. была введена своеобразная "продразверстка" с целью обеспечения армии и рабочих оборонных предприятий необходимым потребительским минимумом. Затем Октябрьский переворот и новая власть "окончательно повернули руль продовольственной политики в сторону полной монополизации"; зёрна "военно-коммунистической" тенденции оказались "живучими" [25].

Сама обстановка выхода из жесточайшего кризиса, порожденного мировой, а затем и гражданской войной, создавала питательную среду для роста этих зерен. Другое дело, что эти процессы облекались в иллюзорную идеологическую оболочку. Многие вынужденные войной меры и методы ведения хозяйства (продуктообмен, трудовая повинность, нормирование потребления) рассматривались большевиками как материальная подготовка социализма, а иногда и непосредственный социализм.

В конкретно-историческом плане "военный коммунизм" стал той организационной формой, в которой осуществлялось неизбежное почти для всякой революции забегание вперед, а в конкретных условиях России - политикой, целью которой стало с помощью соответствующей идеологии и эскалации чрезвычайных мер утвердить "диктатуру пролетариата" в стране с гигантским преобладанием "мелкобуржуазного" населения и многоукладностью.

В теоретическом плане "военный коммунизм" почти на всем протяжении 1918-1920 гг. был следствием утопических представлений о путях развития мировой революции, ее победы в ближайшем будущем, которое тогда порой исчислялось днями.

Именно надежда на помощь мирового пролетариата, а также представления об относительной простоте подавляющего большинства функций управления, якобы ставших в результате развития крупного капиталистического производства "вполне доступными всем грамотным людям", о высочайшей революционной сознательности масс, не требовавшей, по мнению большевистских руководителей, материального стимулирования, предопределили так называемую "красногвардейскую атаку на капитал", т.е. использование чрезвычайных мер и в политической, и в экономической областях.

Всемерное культивирование "классовой" ненависти неизбежно порождало господство "чрезвычайщины" и массовые репрессии. Этому способствовал и тот факт, что весной-летом 1918 г. обстановка была отчаянной и развертывание террора стало для большевиков единственной возможностью удержаться у власти. Как записала 1 сентября 1918 г. в своем дневнике русская писательница З.Н. Гиппиус, "большевики физически сидят на физическом насилии... этим держалось и самодержавие, но... большевики… должны увеличивать насилие до гомерических размеров" [26]. Второй Всероссийский съезд Советов отменил смертную казнь, но уже в феврале 1918 г. она была введена вновь. Даже по неполным данным, динамика репрессий летом 1918 г. резко нарастала: в июне было расстреляно 56 человек в июле-августе - 937, в сентябре - 2600 человек. С 1918 г. начали создаваться концлагеря. 5 сентября 1918 г. декретом СНК в ответ на убийство руководителя Петроградского ЧК М.С. Урицкого и покушение 30 августа на Ленина была объявлена политика красного террора, предусматривавшая взятие заложников и расстрел всех, сопричастных к "заговорам", "мятежам" и т. д. Террор стал системой. Как писал один из свидетелей происходившего в те дни в России эсер С.П. Мельгунов, террор превратился в "систематическое официальное убийство". Безусловно, имел место и "белый" террор, но по словам того же автора, это было явление иного порядка, как правило, эксцессы на почве разнузданности власти и мести, но в этом случае он не возводился в ранг правительственной политики ни генералом Деникиным, ни адмиралом Колчаком, ни бароном Врангелем, и тем более он не получал "теоретического обоснования..., как системы власти" [27]. И хотя в начале ноября 1918 г. на VI съезде Советов были приняты решения о необходимости соблюдения "революционной законности" и даже о частичной амнистии, но в целом мало что изменилось, особенно на местах: засилье "чрезвычаек" осталось непоколебленным. С.П. Мельгунов привел ряд фактов в подтверждение, в том числе - приказ ЧК г. Пятигорска, опубликованный 2-го ноября в № 157 местных "Известий", в котором говорилось, что "вследствие покушения на жизнь вождей пролетариата... в ответ на дьявольское убийство лучших товарищей, членов ЦИК и других..." по постановлению ЧК расстреляны заложники и "лица, принадлежащие к контрреволюционным организациям"; далее шел список в 59 человек, который начинался генералом Рузским, тут же был напечатан и другой список в 47 человек, где вперемежку назывались: сенатор, фальшивомонетчик, священник. Причем, как сообщает автор, они были не расстреляны, а зарублены шашками; вещи убитых были объявлены "народным достоянием".

По оценкам некоторых современных историков, общее число жертв террора и бандитизма в 1918-1920 гг. составило 1,3 млн. человек. По оценкам специальной комиссии Деникина, число жертв большевистского террора доходило до 1,7 млн.

Постепенно государственное принуждение и террор превратились в важнейшие рычаги управления, в том числе и в экономической области. Частичное совпадение прагматических задач, диктовавшихся чрезвычайной обстановкой (разрухой, гражданской войной) с представлениями о социализме как бестоварном, централизованном обществе, "единой фабрике"; а также европейские революции 1918-1919 гг., принятые большевиками за начало мировой революции - все это утвердило их в необходимости революционного штурма и в экономике. 28 июня 1918 года последовал декрет СНК о национализации промышленности, с которым всегда связывали утверждение "военно-коммунистических" порядков. Он, действительно, был логическим продолжением "красногвардейской атаки на капитал", приобретенного в ходе ее проведения опыта, хотя одновременно был и реакцией на требование германского правительства уплатить компенсацию за предприятия, функционировавшие с участием немецкого капитала и не национализированные до 30 июня 1918 года. Понятно, что национализировали все быстро и решительно. В преамбуле декрета целями этого акта назывались "решительная борьба с хозяйственной и продовольственной разрухой" и одновременно - "упрочение диктатуры рабочего класса и деревенской бедноты".

Национализированными предприятиями необходимо было управлять, чтобы получить какую-то отдачу. Поэтому все более усиливается мотивация необходимости управления сверху, поскольку было подмечено, что уставшие, пауперизированные массы, включая питерский пролетариат, не готовы к решению этой задачи, отсюда - необходимо отдельным руководителям "встать во главе истомленной и устало ищущей выхода массы" [28]. Восторжествовала идея отождествления общенародного управления с государственным.

Развивая настроения самого отчаянного штурма, Я.М. Свердлов призвал к расколу деревни. Новая фаза "военно-коммунистического" наступления, на сей раз на деревню, связана с декретами ВЦИК и СНК по продовольственному вопросу, относящимися к маю 1918. Эти акты устанавливали продовольственную диктатуру государства.

Наиболее тяжелой для крестьян стала натуральная хлебная повинность. 11 января 1919 г. декретом Совнаркома была введена продразверстка, фактически же она стала осуществляться раньше, ибо еще 30 октября 1918 года был принят Декрет об единовременном десятимиллионном революционном налоге, взимание которого шло в уже сложившихся военно-коммунистических традициях.

Еще сложнее проследить экономическую целесообразность другого мероприятия, проводимого с нарастающей интенсивностью в 1919-1920 гг. и заключавшегося в попытке отказа от рыночных отношений и в непосредственно ближайшем будущем - вообще от денег. С реализацией этой меры произошло то же, что несколько ранее с введением продовольственной диктатуры: естественная борьба с голодом и разрухой стала отождествляться с борьбой за социализм. Когда была проведена национализация банков и промышленных предприятий, а инфляция не только не уменьшилась, но и приняла угрожающие размеры, тогда усиленно зазвучал довод о бестоварном и безденежном социализме. В программе РКП(б), принятой на VIII съезде (март 1919 г.), признавалась невозможность уничтожения денег "в первое время перехода от капитализма к коммунизму", но одновременно предлагалось принять меры, подготавливавшие их уничтожение и расширявшие область "безденежного расчета" с одновременной заменой торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов. На уровне же государственной политики продолжали надеяться, как заявил на первом Всероссийском съезде заведующих финотделами (май 1919 г.) нарком финансов Н.Н. Крестинский, на "социалистический переворот на Западе" и искали меры, которые бы помогли продержаться до этого момента и избежать окончательного краха денежной системы. Тогда же был поставлен вопрос о "безденежных расчетах" между советскими учреждениями и национализированными промышленными предприятиями. В июле 1920 г. декретом Совнаркома РСФСР была закреплена практика безналичных расчетов между всеми государственными структурами; она просуществовала десятки лет.

Таким образом, придя к власти в обстановке тотальной разрухи и не имея долговременной экономической программы выхода из нее (в этом трудно обвинить только большевиков; как заметил генерал А.И. Деникин, "ни одна руководящая партия не имела программы для "переходного периода...", большевики строили свою деятельность, в том числе и экономическую, руководствуясь сверхценностными целями, важнейшими из которых были мировая революция и социалистический идеал.

В экономической области большевики стали усиленно развивать государственно-монополистические тенденции, которые сформировались еще в годы империалистической войны, опираясь на репрессивный аппарат. Как это характерно для большевистского стиля мышления, вынужденные, в общем-то, меры стали облекаться в идеологическую оболочку и рассматриваться большевиками, как материальная подготовка социализма, а иногда и как сам социализм. Некоторые из них - продуктообмен, нормирование потребления, трудовая повинность - по существу были превращены в программные требования, что способствовало их консервации и воспроизводству, порождая все новые иллюзии о непосредственном движении к социализму и меняя социокультурный стереотип последнего.

Правящая партия стала рассматривать советскую государственность в качестве фактора, способного компенсировать недостаточность формационных предпосылок для нового общества на путях максимальной мобилизации внутренних ресурсов, сил и власти. Объективно огромная роль идеологии и особенно государственных структур, слившихся с партийными, как бы компенсировала социально-экономическую дезорганизацию общества. Но одновременно это обусловило превращение насилия и государственного принуждения в важные рычаги управления обществом.

Однако, как показала гражданская война, значительная часть трудящихся поддержала большевиков, хотя и с определенными колебаниями в критические моменты. В известном смысле коммунистическая идеология, воспринимавшаяся населением на уровне прагматических лозунгов, наложилась на традиционализм массового сознания, приверженного общинно-уравнительному идеалу. Тем более что выбирать массам приходилось не между демократией и авторитаризмом, а между двумя диктатурами и диктатура генералов была им социально и идеологически чуждой.

Победе большевиков способствовал и такой фактор, как разнородность белого движения. Кадеты сыграли немалую роль в его идеологическом обеспечении. Однако кадетская платформа превращения России в конституционное государсвто западного типа (нечто среднее между вестминстерской моделью парламентской демократии и французской моделью президентско-парламентарной республики) дополнялась монархическими, октябристскими и эсеровскими политическими установками, следствием чего являлась значительная разбросанность устремлений антибольшевистских режимов: и военное диктаторство, и развитие органов местного самоуправления, и народное представительство. Видимо, поэтому все белогвардейские режимы были лишены стабильности и находились в постоянной трансформации от демократии к диктатуре и обратно. Нединамичность белого движения во многом объяснялась тем, что объединялись в нем различные силы негативной целью - борьбой с советской властью ("совдепами"), которая какой-то частью населения воспринимались как "своя", понятная и близкая по своей сути. Белое же движение, не сумев выработать популярной и четкой программы действий, осознавая в лице своих лучших представителей громадную ответственность за все происходившее, в какой-то степени постепенно утратило те идеалы, ради которых оно начиналось. Не случайно В.В. Шульгин оценил эту метаморфозу следующим образом: "начатое "почти святыми", оно попало в руки "почти бандитов".

В определенном смысле исход гражданской войны определила и грамотная военная политика большевиков, строившаяся не на старых партийных догмах, а на учете реалий и подсказанная опытом первых боевых "крещений" с использованием "военспецов" - бывших царских офицеров, военной науки. Численность Красной Армий, с начала 1918 г. формировавшейся как кадровая и составлявшей первоначально лишь 300 тыс. человек, уже к октябрю этого же года возросла почти в 3 раза; была проведена борьба с партизанской, митинговой демократией, наведена дисциплина. Положительную роль сыграли и массовые партийные мобилизации на фронт.

Таким образом, глубокий социально-политический кризис в России, во многом связанный с последствиями мировой войны, способствовал победе большевиков, связанной и со многими другими факторами, в том числе - раздробленностью и неоднородностью антибольшевистских сил.

2. Социалистическая оппозиция большевикам в годы гражданской войны

Трагично в Советской России складывалась судьба более чем 30 небольшевистских политических партий, функционировавших в 1917 году и, в первую очередь, партнеров большевиков по социалистической идее: миллионной партии социалистов-революционеров и социал-демократической партии, менее многочисленной, но имевшей сторонников среди наиболее высококвалифицированных и организованных рабочих.

Не повезло этим партиям и в советской историографии. На их историю весь истекший период смотрели глазами победителей, воспринимая не как субъектов соответствующих политических процессов, а как объект борьбы с ними большевиков. "Небольшевизм" стал синонимом "немарксизма", а затем - и контрреволюционности. В начале 20-х годов оценки такого рода уже определяли советскую историографическую традицию [29].

Сегодня очевидно, что лидеры и теоретики этих партий, несмотря на неоднородность представленных в них течений, а также усилившуюся после октябрьских событий дифференциацию в их среде, пытались отстаивать демократические идеалы, увязывая их реализацию в конечном итоге с концепцией формирования демократического общества. Более того: во многом социал-демократы оказались большими реалистами в своих концепциях модернизации России, чем их политические противники.