Алексей Николаевич Косыгин как государственный и политический деятель советской эпохи

Следствием каких причин выступали негативные явления и почему складывались в тенденцию отсталости? Вопрос сей, логически неизбежный, участники тогдашнего совещания так и не поставили. Обойден он и в большой речи по первоочередным проблемам планового хозяйства, впервые после октября 1964 г. произнесенной А. Н. Косыгиным в качестве главы Совета Министров СССР.

В целом доклад получился весомым и обстоятельным. Он изобилует неординарными оценочными суждениями. Отмечалось, к примеру, что план составлялся "не так, как этого требовали интересы народного хозяйства" (7). Немного требовалось после такой констатации, чтобы задуматься: если не народнохозяйственные, то какие собственно интересы стало выражать планирование? Но вместо того докладчик счел, что вопросы "возникли вследствие субъективистского подхода и в ряде случаев экономически неграмотного решения отдельных проблем".

Первопричина, разумеется, заключалась не просто в абстрактном субъективизме, который тоже выступал лишь закономерным следствием. И дело было отнюдь не в эпизодических нарушениях и отклонениях: ведь, как признал тогда сам докладчик, "ошибочные направления нашли отражение в народнохозяйственных планах, ... неправильные установки до сих пор воспринимаются на местах многими плановиками как руководящие указания для планирования".

Очевидно, тут подмечено нечто большее, нежели малопригодный порядок составления народнохозяйственного плана. В ошибочном направлении изменилась сущность планирования, включая содержательные и целевые его ориентиры, набор и приоритетность количественных и качественных задач. Но, вновь-таки, зацепив краем пласт глубинной проблематики, докладчик свел разговор к сугубо процедурной стороне. "Одним из таких вопросов является вопрос о том, где составлять план - в центре или на местах. Одни считают, что план должен составляться в центре и спускаться на места, а местные органы должны, как говорится, по струнке ходить в соответствии с этим планом. Другие думают, что план лучше могут составить работники на местах: им там виднее, а союзный Госплан лишь сведет воедино местные планы. Мне кажется, что как первая, так и вторая точки зрения не являются правильными. Вы помните надуманное положение о том, что Госплан СССР должен только "стыковать" планы, поступающие из республик. Такое примитивное представление о планировании создалось людьми, не представлявшими себе, как должны составляться планы. Безусловно, на местах проводилась огромная работа, но эта работа не всегда отвечала общегосударственным интересам, особенно когда в представляемых планах сильно проявлялись местнические тенденции, а это в известной степени порождалось идеей так называемого "стыкования" плана в центре".

Итак, из двух известных и практически опробованных порядков планирования оба неверны. Напрашивается вопрос: какой же избрать вместо них? В докладе А. Н. Косыгина содержалось следующее предложение: вначале Госплан СССР рассылает не контрольные цифры, а научные прогнозы и наметки, которые критически рассматриваются на местах, переоцениваются с учетом детального анализа ситуации и с соответствующими коррективами отправляются в планирующий центр. "Сейчас нужно, чтобы Госплан СССР дал республикам по основным вопросам развития хозяйства ориентировку даже не в виде контрольных цифр, а в виде предварительных наметок, которые должны определить соответствующее направление в развитии на местах отдельных отраслей экономики. Но это не значит, что для местных органов власти такие наметки являются непоколебимым законом и что эти данные нужно просто переписать. Мне кажется, что наметки, которые даст Госплан, следует подвергнуть критическому рассмотрению Советами Министров союзных республик, и по ним должны быть высказаны мнения работниками на местах" Фетисов Т.И. Воспоминания о А.Н.Косыгине / Т.И.Фетисов. - М., 1997. - С.40..

Включение прогнозной стадии в процесс разработки народнохозяйственного плана внешне выглядело как новация. Но если взять практику первых лет деятельности Госплана СССР, в том числе работу по проектировкам плана ГОЭЛРО, то анализ и прогноз использовались в то время как непрерывные функции плановиков, независимо от принимаемого горизонта планирования. Более того, Госплан СССР практиковал регулярные всесоюзные совещания и даже съезды плановых работников, благодаря чему организовывал и прямые, и обратные связи всего процесса разработки текущих и перспективных планов. Действовавший тогда порядок опирался на принципы демократического централизма, и, бывало, не через одну, а путем многократных итераций Госплан СССР выходил на заключительные контрольные цифры.

Чем не годился демократический порядок планирования, который поддавался к тому же совершенствованию? В ответ можно было бы привести множество побочных соображений, но лучше ограничиться главным.

Как известно по объективным законам диалектики, форма не может быть выше содержания. В 1920-1930-е гг. отправным пунктом и основным содержанием планирования служили приоритеты подъема производительных сил страны, в частности электрификация и индустриализация. Все остальное подчинялось данным целевым приоритетам, служило их реализации. К середине 1960-х гг. прежние приоритетные цели были достигнуты, а новые - не сформулированы. Уровень развития производительных сил вообще перестал быть альфой и омегой планирования, равно как и уровень жизни первой производительной силы - человека. Планирование было отчуждено от обоих ключевых факторов производительных сил: и объективного, и субъективного. При таком отчуждении какой-либо демократический порядок составления планов исключался вовсе, ибо он нес смертельную угрозу самим основам затратного планирования, которое вошло в открытое противоречие с народнохозяйственными интересами и требованиями социально-экономического прогресса.

Откуда взялось такое противоречие и чем оно обусловливалось? Без исследования и уяснения реально действовавших причинно-следственных зависимостей о нем не могло идти даже речи, а необходимым анализом тогда не располагали. Надо отметить, в своем докладе А. Н. Косыгин прямо призвал "вскрыть причины несоответствий": "Прежде всего необходимо научно обосновать правильность устанавливаемых в плане межотраслевых и внутриотраслевых пропорций. Это, конечно, не новый вопрос. Много лет уже экономисты и плановики говорят, что нужно иметь правильные пропорции. Приступая к составлению нового пятилетнего плана, то есть программы дальнейшего развития экономики и повышения жизненного уровня народа, мы должны проанализировать сложившиеся в народном хозяйстве пропорции, вскрыть причины несоответствий, образовавшихся в развитии отдельных отраслей экономики. Без этого невозможно наметить пути устранения диспропорций и обеспечить более высокие темпы роста производительности общественного труда". Несмотря на точно сформулированную постановку, объективные причины и условия, которые упорно генерировали разбалансированность народного хозяйства, так и остались нераспознанными.

В точности то же самое повторилось и с задачей определения причин неудовлетворительной динамики производительности труда. После ссылки на более чем двукратное отставание советской промышленности по данному показателю от уровня США, А. Н. Косыгин отметил: "Однако вопрос о перспективах роста производительности труда в народном хозяйстве требует еще серьезного анализа. Нам недостаточно знать средние цифры, их надо раскрыть с соответствующей оценкой". Но и применительно к производительности труда факторы торможения не удалось ни проанализировать, ни "раскрыть".

Отсутствие достоверного анализа реальных противоречий и механизма их действия имело далеко идущие последствия. По сути дела, реформаторы 1960-х гг. действовали вслепую: не они направляли ход событий, а он направлял их. Между тем, как уже отмечалось, набранная инерция социально-экономического движения тяготела к отсталости, т. е. к отсталым формам производственных отношений. Своевременный и точный анализ, в процессе которого все вещи называются своими именами, мог бы помочь выработке верного стратегического поворота. Но, к сожалению, полномасштабным пониманием диалектически сложной социально-экономической обстановки, унаследованной после реформы 1957-1959 гг., руководство страны не располагало. И, более того, не проявило должной настойчивости и принципиальности, не приложило необходимых усилий для того, чтобы получить точный анализ тогдашней советской действительности и ее внутренних противоречий.

Все свелось к формальной постановке задачи в марте 1965 г., ее решения не добились, а после сентября 1965 г. о ней перестали даже упоминать. Представившуюся возможность, как и ценнейшее время, реформаторы упустили. Последующими их действиями руководила уже хозрасчетная стихия, ограничиваемая лишь постольку, поскольку плановой системой относительно еще ограничивалась полнота хозрасчета предприятия.

Отсюда и ставший затем особой приметой того времени разрыв между словами и делами. То, что было санкционировано в сентябре 1965 г., коренным образом расходилось со сказанным на расширенном заседании Госплана СССР в марте 1965 г.

Перечислим важнейшие среди озвученных установок: "Госплан должен всесторонне рассмотреть вопросы роста покупательной способности населения, повышения темпов производства товаров для населения, имея в виду обеспечить более планомерное удовлетворение спроса на все товары и нормальное денежное обращение в стране"; "До сих пор у нас еще нет развернутого перспективного плана развития специализации отраслей промышленности. В новом пятилетнем плане необходимо предусмотреть развитие мощностей специализированных производств"; "Народнохозяйственный план должен прежде всего выражать общегосударственные интересы"; "При рассмотрении многих крупных вопросов мы часто находимся в плену у тех канонов, которые сами выработали и которые давно пора заменить новыми принципами, отвечающими современным условиям развития производства. Среди них особого внимания требуют вопросы заработной платы. Заработная плата должна быть поставлена в прямую зависимость от роста производительности труда и увеличения производства необходимых видов продукции"; "Решение проблемы роста производительности труда в большой мере связано с обеспечением наиболее прогрессивной структуры общественного производства".

Взятые сами по себе, перечисленные положения в принципе верны. Проблема лишь в том, каким образом, на базе какой именно хозяйственной системы они реализуемы. А. Н. Косыгин был краток: "Президиум ЦК нашей партии имеет в виду рассмотреть вопросы упорядочения руководства промышленностью и строительством. Эта работа будет проводиться постепенно, после тщательной и продуманной подготовки. Центральный Комитет очень правильно организует эту работу".

Полгода спустя сентябрьские решения поставили общественное воспроизводство в полную зависимость от хозрасчета предприятия. Сделанный выбор окончательно подорвал базис и силу народнохозяйственных интересов. Начиная с сентября 1965 г., на отсталость стали работать и административные, и экономические методы, включая прежде всего затратное планирование. Хозрасчетный механизм приобрел законченный затратный характер. И прежде немалые, на порядок возросли трудности по обеспечению пропорциональности, производительности труда, качества продукции, прогрессивной структуры, покупательной способности населения.

Но самое пагубное заключалось в другом - страна утратила перспективу. С отходом от великих целей исторически новаторских преобразований исчезли подъем и энтузиазм. Как следствие, советское общество неудержимо погружалось в пучину разочарования, им овладевали равнодушие, трудовая и социальная апатия. Со временем общее течение подхватило и увлекло за собой также и самого А. Н. Косыгина, от которого в дальнейшем не исходили уже ни крупные инициативы, ни масштабные решения...

Упущенная возможность. Хозрасчет предприятия означал подчинение всего народного хозяйства условиям, при котором воспроизводству подлежало само предприятие. Возникло положение, однажды уже преодоленное нашей страной. Имеется в виду довольно краткий период 1923-1929 гг., когда в промышленности действовал хозрасчет трестов и синдикатов. Практика показала абсолютную несовместимость той хозрасчетной системы и плановых начал ведения хозяйства, которое нуждалось в быстрой индустриализации. Реформа 1929-1933 гг. покончила и с трестами, и с синдикатами, и с их хозрасчетом, и с работой государственных предприятий ради прибыли. Она установила систему народнохозяйственного расчета, с приматом "высшей рентабельности" и работой ради увеличения народнохозяйственного дохода, воплощаемого главным образом в налоге с оборота. Рентабельность предприятия отходила на подчиненное место. Народнохозяйственный расчет просуществовал вплоть до реформы 1957-1959 гг., т.е. почти три десятилетия. Он позволил Советскому Союзу успешно справиться со всеми крупными задачами и испытаниями, выпавшими в период 1929-1959 гг.: провести индустриализацию промышленности и сельского хозяйства, обеспечить экономически победу над фашистской Германией, осуществить быструю послевоенную конверсию, добиться ракетно-ядерного и технологического паритета, создать хороший плацдарм для выхода на высшие рубежи социально-экономического развития.

Достигнутые успехи обеспечила плановая система, еще далекая как от идеала, так и законченности. Ее совершенствование дало бы стране эффективный хозяйственный механизм, беспрецедентный в новейшей истории.

Требовалось, к примеру, видоизменить целевой критерий и перейти к расширенному воспроизводству не просто общегосударственного дохода, а покупательной способности рубля и населения. Количественное определение вклада основных звеньев в такое воспроизводство особых трудностей не вызывало, как и увязка с этим вкладом так называемых фондообразующих показателей. Нацеленность на непрерывное увеличение реальной покупательной способности трудящихся обеспечивало бы интеграцию общих, коллективных и индивидуальных интересов, а также превращение народнохозяйственного плана в форму материальной заинтересованности.

Требовалось развернуть процессы перехода от отраслевого и регионального строения экономики к вертикально интегрированному, с созданием сектора общесоюзных корпораций, специализированных на выпуске конкретных видов продукции и услуг конечного потребления. Предприятия как основные звенья промышленности, колхозы и совхозы как основные звенья сельскохозяйственного производства свою историческую роль выполнили еще к 1960-м гг. и могли стать хорошей базой для широкомасштабной и плановой вертикальной интеграции как базиса нового организационного строения всего народного хозяйства.

Требовалось освоить методологию и методику планирования подлинной производительности труда. Если происходит реальное повышение производительности, оно неминуемо обеспечивает экономию живого труда. В результате возникает необходимость в новом общехозяйственном распределении наличной рабочей силы между различными производствами: вывод ее с одних и перемещение на другие. Действовавшая в СССР система планирования на решение подобной задачи не рассчитывалась, вследствие чего экономия труда и высвобождение работников представляли плохо разрешимую проблему. Иными словами, повышение реальной производительности труда создавало для органов планирования трудности, способа преодоления которых система не знала. На практике планировалось увеличение ложной производительности: она не приводила ни к экономии трудовых затрат, ни в высвобождению рабочей силы, ни к необходимости перераспределения общественного труда. Фиктивная производительность исчислялась валовой выработкой или величиной национального дохода в расчете на одного занятого, т. е. объемом затрат необходимого и прибавочного труда. Переориентация с ложной и фиктивной цели на прогрессивную также обеспечивала бы коренные преимущества.

Как видим, система планового народнохозяйственного расчета, а следовательно и советская экономическая модель, вполне поддавалась совершенствованию. Надо было только последовательно и принципиально держаться за народнохозяйственные интересы и начала, опираясь на социально-трудовые движущие силы общества.

Плановая система: начало конца. По сию пору часто изображаемая как новаторская, реформа 1965-1967 гг. означала в действительности возврат к пройденным ранее хозяйственным условиям и отношениям 1923-1929 гг. В одном только было заметное отличие: вместо трестов и синдикатов субъектом хозрасчета стало обособленное отраслевое предприятие. Тем самым было предрешено начало конца всей вообще советской планово-экономической системы.

О неминуемом и скором крахе экономики, подчиненной системе хозрасчета предприятий, сумел прямо предупредить известный советский авиаконструктор, О.К. Антонов, чья книга успела выйти осенью 1965 г. "Не ясно ли, что потери народного хозяйства еще более возрастут, что предприятия окончательно обособятся, исчезнет вовсе "забота о дальних" (В.И.Ленин), предприятия станут работать кто в лес, кто по дрова. И если в результате такого форсированного стимулирования длинным рублем, возможно, в начале даже возрастет сумма прибылей в промышленности в целом, то в ближайшие же годы наступит полный крах".

К сожалению, те, кто отстаивал позиции общегосударственных и народнохозяйственных интересов, оказались тогда в меньшинстве. Мнение их вообще перестало быть гласным, вскоре после того, как в сентябре 1965 г. состоялись официальные решения по вопросам реформы. Вместо анализа проблем и затруднений реальной экономической ситуации, раздираемой противоречием между планом и хозрасчетом, стали тиражироваться обещания скорого улучшения и описания "достоинств" стоимостных показателей, в первую очередь - прибыли и рентабельности.

Конформистский подход возобладал и в Госплане СССР, который фактически был уже не в состоянии стоять на страже народнохозяйственных начал и интересов. И по функциям своим, и по содержанию работы он перестал быть тем органом общегосударственного планирования, каким изначально формировался. Его работу тоже подмял под себя хозрасчет предприятия.

В итоге от Госплана СССР также начали исходить не столько точные оценки реального положения дел, сколько обещания. "Вместо валовой продукции и себестоимости для предприятий будут утверждаться объем реализованной продукции, прибыль и рентабельность производства по отношению к стоимости производственных фондов. Тем самым повысится заинтересованность предприятий в улучшении качества изделий, мобилизации внутренних резервов, в лучшем использовании производственных фондов. Результаты работы предприятий будут оцениваться прежде всего по увеличению реализованной продукции, росту прибыли и рентабельности производства, а также выполнению плана поставок важнейших видов продукции. Такой подход будет способствовать лучшему изучению поставщиками потребностей народного хозяйства и населения в соответствующих видах продукции.

Следовательно, задача усиления экономических стимулов роста и совершенствования производства должна решаться на базе укрепления хозяйственного расчета и более полного использования товарно-денежных отношений в сочетании с совершенствованием централизованного планирования народного хозяйства. Использование товарно-денежных отношений, повышение роли стоимостных показателей, в том числе прибыли, тесно связаны с усилением экономических методов планирования. Они являются важным средством установления оптимальных темпов роста национального дохода и основных пропорций в общественном производстве, наиболее эффективного использования внутренних резервов народного хозяйства".

Практика же шла в совершенно ином направлении, закручивая попутно все более стремительный вихрь ценовой стихии. Хозрасчетные цены буквально вырывались из-под контроля и государственного управления, именно стихия "цен предприятий" ломала пропорции, рушила управляемость и сбалансированность, искажала представления о приоритетах и перспективах развития, генерировала инфляцию, вела к наращиванию товарного дефицита и затруднениям на потребительском рынке. Но, вопреки реальности, о самом главном реформаторы предпочитали молчать.

План господствует над хозрасчетными ценами или хозрасчетные цены - над планом? Таким был основной вопрос, от того или иного решения которого зависели судьбы и советской экономики, и советского государства. Реформа 1965 г. отдала хозрасчетным ценам полную власть над планом. После того народное хозяйство оставалось плановым лишь номинально.

Реформаторы всячески заверяли, будто прибыль надежно ограждена от игры цен и не может увеличиваться за счет их роста. Надо было, однако, бесконечно далеко стоять как от экономической теории, так и от хозяйственной практики, чтобы писать: "Но разве прибыль в СССР - результат эксплуатации, нечеловеческой интенсификации производства, фальсификации продукции, спекулятивных махинаций с ценами? Нет, нет и нет! Только поверхностное представление о сущности социалистического способа производства могло породить и действительно породило предрассудок о несоответствии прибыли социалистическому способу производства. Между тем нетрудно понять, что в действительности нашему обществу прибыль нужна в гораздо большей степени и в гораздо больших размерах, чем капитализму".

Только наглухо отгородившись от действительности, можно было отрицать факт увеличения прибыли посредством завышения цен и уверять, что она не есть результат "фальсификации продукции". Конечно, открытого роста цен тогда еще не было. Но в скрытых формах он шел уже полным ходом. Разумеется, открыто рыночного ценообразования еще не существовало. Но в скрытых формах оно уже действовало в полную силу. В том-то и дело, что все попятные процессы развернулись именно в скрытых формах, протекали подспудно, в неявном, "теневом" виде. Открыто они вышли наружу много позже, четверть века спустя Косыгин А. Н. Основные направления развития народного хозяйства СССР на 1976 - 1980 годы / А.Н.Косыгин. - М., 1976, с. 24.

Однако ни "спекулятивные махинации с ценами", ни "фальсификация продукции" не составляли секрета и в 1960-е гг. Типичной была ситуация, зафиксированная, например, в первый же послереформенный год на ленинградских предприятиях: "На 14 заводах из 43, работающих в новых условиях с начала 1966 г., общий заработок (заработная плата и премии) рос быстрее, чем производительность труда. В Ленинграде такое явление наблюдалось в 1966 г. на 8 предприятиях из 30. Производительность труда и рентабельность часто изменяются не только разными темпами, но и в разных направлениях. Так, на заводах "Пищевик" и Адмиралтейском прибыль увеличилась на 30-35%, причем этот прирост был обеспечен при сокращении численности персонала, производительность же труда на первом заводе выросла всего лишь на 1,6%, а на втором - на 1,8%". Еще один факт: "На Невском машиностроительном заводе 77% сверхплановой прибыли получено в 1966 г. за счет ассортиментных сдвигов и изменения оптовых цен, 22% - благодаря сверхплановой реализации и лишь 0,6% - на основе снижения себестоимости".

Показателен и более масштабный эпизод с "неожиданной правдой", описанный Н. К. Байбаковым, руководителем Госплана СССР в 1965-1985 гг. Правда заключалась в том, что из-за хозрасчета предприятий начался развал легкой и пищевой промышленности. Чудовищный размах принял поток низкосортного "вала" продуктов питания, одежды, обуви, всего вообще ассортимента продукции повседневного спроса. Когда в Госплане СССР выявились истинные размеры проблемы, о ее сокрытии не могло быть и речи. В специальной записке пришлось констатировать: "Сдвиги в ассортименте все чаще стали проявляться на тех предприятиях легкой и пищевой промышленности, которым дали право самостоятельно планировать свою работу и вести хозрасчет. Часть прибыли увеличивалась не за счет роста эффективности производства и ресурсосбережения, а, как выяснилось, путем скрытого повышения цен на выпускаемые товары. Этот так называемый "ассортиментный хор" не учитывался в индексах ЦСУ СССР и осуществлялся ведомственным путем в обход Госплана".

Когда отрицательные результаты доложили А. Н. Косыгину, именно для него правда оказалась "неожиданной". Каких-либо изменений не последовало. Затратная хозрасчетная практика, в сущности инфляционная, продолжилась дальше. "Деньги на счетах предприятий накапливались, но не имели ресурсного обеспечения" - признает Н. К. Байбаков. Проблема решалась все в том же духе смягчения последствий: за счет импорта в обмен на экспорт нефти и газа.

В крайних случаях отваживались на изъятие прибыли: "Проанализировав состояние отраслевой экономики, Косыгин пришел к выводу, что предоставив предприятиям право свободно маневрировать ресурсами, мы не сумели наладить должный контроль за их использованием. В итоге заработная плата росла быстрее, чем производительность труда. Пришлось пойти на временное, как нам казалось, заимствование средств для покрытия расходов госбюджета из доходов предприятий. Но, позаимствовав один раз, остановиться уже не смогли...".

Долго состояние "дележа" прибавочной стоимости между государством и противостоящими ему предприятиями длиться не могло. Регулярные изъятия прибыли только усугубляли раскол, да еще формировали "теневой" сектор, куда уводились доходы, полученные вследствие понижения качества и сортности, наращивания промежуточных оборотов, завышения цен, дотаций и т. д. Товарный дефицит превратился в хроническое явление. "Стало ясно, что рынок не будет обеспечен продуктами, а следовательно, окажется невозможным покрыть рост заработной платы товарами первой необходимости. В июле-августе 1972 года при составлении плана на 1973 год мы едва свели концы с концами - один процент роста производительности труда к одному проценту роста заработной платы".

"Страна стала жить не по средствам" - констатировал Н. К. Байбаков. Тем не менее в его книге говорится лишь об отдельных "недостатках" реформы, сама она оценивается в целом положительно, а инфляционная восьмая пятилетка - как лучшая. Приводимый перечень успехов - освоение Голодной степи, наращивание ресурсного потенциала (нефть, газ, металл, химия), поддержание ракетно-ядерного паритета, возведение автогигантов (Ижевск, Тольятти, Набережные Челны), сеть трубопроводов, БАМ, единая энергосистема и т. д. - не показывает, к сожалению, отступления на главном направлении, в области производительности общественного труда, покупательной способности рубля и населения.

Отдельные, обеспечиваемые больше по инерции достижения скрывали начало конца плановой системы. Подобно тому, как ранее тресты и синдикаты "выжимали" прибыль через цены, двойной счет стоимости, низкое качество продукции, накрутку промежуточных оборотов, с 1965 г. те же самые "экономические методы" взяли на вооружение предприятия. И как тогда, чем больше распухали счета предприятий, тем меньше перепадало на долю бюджета. Обогащение предприятий вело к обнищанию государства. Денежная масса все больше отрывалась от товарной. Инфляция принимала форму товарного дефицита, вызывая напряжение на потребительском рынке. Народное хозяйство теряло управляемость и способность использовать преимущества централизации. Впрочем, с позиции хозрасчета предприятия централизация расценивалась уже как помеха, а не условие эффективной и пропорциональной работы.

Хозрасчет предприятия закрепил курс на отсталость и стал отбрасывать страну с прежде достигнутых передовых позиций в области аккумуляции и управления фондом совокупного накопления, структурных процессов и пропорций, научно-технического прогресса и т.д. Политика подчинения экономики работе на прибыль, да еще краткосрочную, приводила к разрушительным деформациям. Но реальным итогам не хотели верить, их приписывали непоследовательности или преждевременности тех или иных решений - чему угодно, но только не самим принципам "полного хозрасчета".

Между тем, именно с 1960-х гг. развитые страны мира стали переходить от последовательной схемы организации технологических цепочек к параллельной, от предприятий обособленного типа - к вертикальной интеграции, от отраслевой системы - к межотраслевой, от линейно-ресурсной экономики - к результатной, от оценки по промежуточным - к оценке по конечным результатам воспроизводства (а не отдельно взятого предприятия), от первичных индустриальных технологий - к высоким и технотронным.

Ведущие державы осуществляли на протяжении 1960-1980-х гг. стратегические маневры в экономике, один важнее другого. Хозрасчетное же хозяйство откатывалось к отсталым производственным отношениям и докатилось в 1990-е гг. к либерально-капиталистической системе, свойственной домонополистической стадии капитализма.

Важнейший урок. Провал реформы 1965-1967 гг. нередко представляют так, будто система, будучи "административно-командной", уже не поддавалась никакому реформированию и потому слом ее в 1990-е гг. оправдан. Тем самым допускают не только упрощение. Именуя ее "административно-командной", намеренно акцентируют внимание на форме, чтобы отвлечь от ее природы и содержания. Действительно, по своей экономической сути она являлась системой децентрализованного воспроизводства краткосрочной прибыли на базе обособленного предприятия. Сломана ли она? Ничего подобного. Наоборот, сломав советскую экономическую модель, она господствует до сих пор и продолжает ломать народнохозяйственный комплекс нашей страны.

В современном мире динамичное социально-экономическое развитие достижимо только при опоре на исторически передовые производственные отношения и если оно служит подъему производительных сил на высший технологический уровень. В настоящее время передовыми являются вертикально-интегрированные производственные отношения ("экономика корпораций") и технотронные производительные силы ("гибкое автоматизированное производство"). Те и другие определяют конкретно-историческую перспективу как нынешней эпохи в целом, так и нашей страны. Поворот к этой перспективе представляется закономерным, объективно неминуемым.

Особое внимание следует еще раз обратить на то, какой Косыгин видел Сибирь.

Историк, ветеран КПСС, Е.Глухих в своей статье «Начало большого пути» повествует о трудовой деятельности А.Косыгина в Новосибирске. Автор утверждает, что по роду своей деятельности, Косыгин хорошо знал сибирские просторы - исколесил сибирский край от Урала до Иркутска. Здесь в Сибири, долгие годы готовил себя к вступлению в ряды партии - эта мечта - быть в передовых рядах борцов за коммунизм зародилась в нем еще в 15 лет, когда он ушел добровольцем на фронт гражданской войны, когда постигал азы знаний в кооперативном техникуме, когда работал, не покладая рук, не жалея времени. В архивных материалах Новосибирского (Новониколаевского окружкома) обкома сохранилась запись от 17 декабря 1925 года о приеме Косыгина в кандидаты партии с двухгодичным стажем.

Е.Глухих отмечает еще одну важную веху А.Косыгина, связанную с Новосибирском: Здесь на сибирской земле он познакомился со своей будущей женой, и в 1927 году Ксения Андреевна стала его женой.

Воспоминания автора построены на самых важных этапах жизни государственного деятеля и политика, о нем она пишет с большой теплотой и благодарностью. Новосибирск не должен забывать А.Косыгина, память о нем должна быть сохранена.

Реформы Косыгина постепенно были свернуты и в силу благоприятной экономической конъюнктуры для СССР на нефтяном и газовом рынке. Мировой энергетический кризис совпал с бурным развитием в нашей стране нефтяной и газовой промышленности. Развитые страны были готовы платить за тонну нефти по 100 долларов, в то время как ее себестоимость в Самотлоре составляла около 5 рублей, а общий объем нефтедобычи СССР быстро довел до 600, а затем и 650 миллионов тонн. Открытие нефтяных и газовых месторождений в Западной Сибири постепенно привело к тому, что к середине 80-х гг. две трети общесоюзной добычи нефти и более 60% добычи газа обеспечивала Западная Сибирь.

Начало строительства второй нитки газопровода Северные районы Тюменской области (СРТО) - Урал в зимний сезон 1972-73 года начало тревожить руководителей СССР.

По ходу холодной войны стране было отказано в поставке труб большого диаметра из Федеративной Республики Германия (ФРГ).

Решего было строить из труб Челябинского трубного завода, где спешно было налажено их производство.

Кроме того, в расчёте на этот газ десятки производств многих ведущих отраслей страны, а в первую очередь Урала и Сибири, срочно перестраивались на потребление газа.

Работа эта шла полным ходом и никто не сомневался, что она будет закончена к весне 1972 года. Так что отступать было никак нельзя, тем более, что "точка возврата" была давно пройдена, т.е. старое топочное оборудование по ходу реконструкции было уже демонтировано.

Этот мощный прорыв имел свои как позитивные, так и негативные стороны. С одной стороны, на валюту, вырученную от экспорта нефти и газа, закупалось западное комплектное оборудование для строительства новых заводов. На нефтедоллары было закуплено оборудование для КамАЗа, Волжского автомобильного завода, Уфимского мотостроительного завода, выпускавшего двигатели для автомобилей "Москвич". С другой стороны, на эти же нефтедоллары закупалось и продовольствие, что постепенно привело к подрыву отечественного сельскохозяйственного рынка. Впрочем, ставка на массовый импорт продовольствия была сделана еще при Хрущеве, однако в 70-е годы этот импорт не только не был свернут, но и значительно увеличился. Советский Союз становился все более зависимым от закупок продовольствия за границей.

Если в 1973 г. импорт зерна составил 13,2 % от всего его количества, производимого в стране, то в 1975 - 23,9%, в 1981 - 41,4%. Причем зерно покупали уже не только на нефтедоллары, но и на средства, вырученные от продажи золотого запаса страны. Если в 1967 году (в разгар косыгинских реформ) на закупку зерна было затрачено 50,2 тонны золота, то в 1972 году - 458,2 тонны (!) (эти данные историки А. Коротков и А. Степанов обнаружили в архивах Политбюро ЦК КПСС). Как отмечают многие специалисты, то уже были не реформы, а путь в никуда.

2.5 Международная деятельность А.Н. Косыгина