Война "северных" и "южных": полемика вокруг Руси

Размещено на http://www.allbest.ru/

Война «северных» и «южных»: полемика вокруг Руси

название этноним русь гипотеза

Литература, посвященная происхождению названия Русь, чрезвычайно обширна, и вряд ли можно внести в изучение этого вопроса что-то принципиально новое. Тем не менее, постоянно появляются работы на эту тему, накапливающие дополнительные исторические и филологические данные. Безусловно, есть смысл в том, чтобы время от времени проводить обзор научных гипотез и рассказывать о новых работах, потому что жгучий интерес к истории названия Русь как среди исследователей, так и в широкой читательской аудитории по понятным причинам никогда не утихает.

Прошло то время, когда кипели страсти вокруг концепций норманистов и антинорманистов: бурная полемика главным образом вызывалась тем обстоятельством, что вопрос о происхождении названия Русь самым тесным образом увязывался с концепцией возникновения самой древнерусской государственности. Те ученые, которые считали, что без пришельцев-норманнов Киевская Русь как государство не могла бы образоваться, во что бы то ни стало, стремились доказать и германское (скандинавское) происхождение этнонима и хоронима (названия территории). С другой стороны, патриотов-русофилов такая постановка проблемы не устраивала, и они пытались обосновать исконно славянское, или скифское, или какое угодно, только не германское происхождение этнонима русь.

Здесь мы несколько упрощаем этот ученый спор, хотя суть его была именно такова. На самом деле среди обеих сторон было немало достойных ученых, филологов и историков, как русских, так и иностранных, которые имели дело с конкретным материалом, искренне верили в его достоверность и в правильность своей научной гипотезы.

С конца 30-х годов в нашей стране научная полемика приобрела совсем уж политическую окраску. Числиться «норманистом» стало небезопасно, так же как, например, небезопасно было говорить о роли финского этнического компонента в формировании некоторых народов нашего Севера: многие финно-угроведы были репрессированы, им было предъявлено обвинение в «финском буржуазном национализме».

В наше время, к счастью, чисто филологический вопрос о происхождении названия Русь благополучно отделен от гораздо более важного исторического вопроса о происхождении Древнерусского государства. Самостоятельное образование государства восточными славянами, для чего имелись все исторические, политические и экономические предпосылки, с несомненностью доказано советскими и рядом зарубежных историков. Одновременно выяснилось, что роль норманнов (викингов) в создании других государственных объединений в Европе (например, в Польше) и в политической жизни Европы в целом сильно преувеличивалась. Концепции представителей школы норманистов были существенно пересмотрены и подвергнуты убедительной критике. Большая заслуга в этом деле принадлежит советским ученым Ё.Д. Грекову, М.Н. Тихомирову, В.А. Рыбакову, А.Н. Насонову, П.Н. Третьякову, В.Т.Пашуто, Польскому историку X. Ловмяньскому и многим другим. Йв современных исследователей следует упомянуть В.В. Седова, Е.А.Мельникову, В.Я. Петрухина и др. Дискуссия о норманнах продолжается и в наши дни.

Историография вопроса о происхождении этнонима русь в наиболее полном виде содержится в изданном на украинском языке «Этимологическом словаре летописных географических названий Южной Руси» [Етимологічний словник... 1985, с. 117--126]; автор этой словарной статьи -- известный киевский топонимист А.С. Стрыжак -- систематизировал большой материал и насчитал 15 различных научных гипотез. Сведения об этнониме можно получить и из книг А.И. Попова [1973], В.П. Кобычева [1973], Г.А.Хабургаева [1979], X. Ловмяньского [1985] (комментарии Е.А.Мельниковой и В.Я. Петрухина к этой работе имеют самостоятельную научную ценность) и многих других авторов. Мы перечислили здесь лишь работы на русском языке, дающие относительно подробные сведения. Разумеется, мы не будем подробно рассматривать все научные гипотезы и расскажем лишь о тех, которые, с нашей точки зрения, заслуживают наибольшего внимания.

В самом общем виде существующие объяснения этнонима русь можно разделить на две категории: гипотезы «внешнего» и гипотезы «автохтонного» происхождения этнонима, если иметь в виду территориальный (а не языковой) принцип.

Заметим, прежде всего, что в качестве обозначения восточных славян термин русь появился относительно поздно; свидетельством тому служит тот факт, что у самых близких и родственных славянам балтов не было этого общего наименования восточных славян.

Пути возможного проникновения термина русь в Среднее Поднепровье с севера неоднократно описывались историками. Например, на широком историко-географическом фоне рассматривает эту проблему Д.А.Мачинский [1984], который перечисляет древние водные пути, связывавшие между собой северные и южные области Европы; эти пути в течение веков использовались для миграций, военных походов и торговли. Одним из таких путей был проложенный готами не позднее середины IV в. путь в Причерноморье через Финский залив, озера Ладожское и Онежское, далее через верхнее Поволжье, Волго-Окское междуречье, Оку, Сейм, Псел, Днепр. О существовании указанного пути говорит хорошее знакомство готов с прибалтийскими финнами и балтийской голядью. Д.А. Мачинский предполагает, что названия русь и рос, известные из разных источников,-- две формы одного и того же этнонима: прибалтийские финны, уже в первые века нашей эры хорошо знакомые со скандинавами, называли последних ruotsi, rots (из др.-герм. drott «дружина»). В связи с этим автор предполагает, что служившее готам племя rosomoni (возможно, rosomani, т. е. «люди рос») проникло на юг по описанному пути через причерноморские земли. В дальнейшем прокладывались и другие торгово-военные водные пути, в том числе знаменитый путь «из варяг в греки»; в этом большую роль играли скандинавы. Конец VIII--середина IX в. были решающей эпохой в разработке водных маршрутов, определивших пути развития Руси.

В середине IX в. как восточные славяне, так и европейский Запад знали о скандинавском происхождении пришельцев -- русов (варягов) и отличали их от славян. Отличали их от славян и византийцы; арабы еще плохо дифференцировали русов и славян. Именно самые северные окраины обитания славян были, по мнению Д.А. Мачинского, первоначальной базой русов. Исследователь вполне доверяет летописной легенде об изгнании варягов и приглашении другой их группы на договорных началах. «После изгнания варягов начались племенные усобицы и славяно-финно-балтская племенная верхушка скоро осознала, что для нормального функционирования уже проложенного балто-волжского торгового пути, дававшего ей определенные доходы, необходима некая организующая суперэтничная сила, которой в данном историческом контексте могли стать варяги, прирожденные корабельщики, воины и торговцы. Приглашенная на договорных началах группа скандинавов так же, как и предшествовавшие, именовалась „Русью", но поскольку она навсегда связала свою судьбу с судьбой местного населения, а ее потомки вошли в состав русской аристократии и дали великокняжескую династию, имя „Русь" закрепилось именно 8а этой группой скандинавов. Первичное этническое содержание термина „русь" быстро сменилось социальным, когда по сообщению летописи и варяги, и славяне, и прочие „прозвавшаяся русью", т. е. образовали тот слой полиэтничной военно-торговой аристократии, во главе которой Олег двинулся на Киев, а потом оттуда -- на Царьград. В Поднепровье процесс славянизации Руси усилился, хотя наряду со славянским языком еще употреблялся и шведский и преобладали скандинавские имена. С середины X в. процесс славянизации Руси возобладал, и к концу X--началу XI в. на землях среднеднепровского „домена Руси", вокруг Киева, Чернигова, Переяславля складывается славянская „русская земля" -- ядро Древней Руси. Древняя Русь складывалась на полиэтничной основе... варяги-русь, находившиеся в IX в. в зените своей политической и творческой активности... сыграли роль катализатора начавшихся процессов, роль дрожжей, брошенных в тесто, которому приспело время стать многослойным пирогом-государством. Правда, все социально-экономические предпосылки для возникновения государственности имелись в IX в. и в чисто славянской среде и можно было бы обойтись и своей закваской, но с варяжскими дрожжами получилось быстрее и лучше»,-- пишет Д.А. Мачинский [1984, с. 19--20].

Мы привели столь подробную цитату потому, что в ней в сжатом виде отражены характерные особенности концепции северного происхождения этнонима русь с подкрепляющими историческими соображениями. Не будем полемизировать по поводу «варяжских дрожжей»; отметим лишь, что и в этом смягченном варианте, с признанием предпосылок славянской государственности, роль варягов кажется нам преувеличенной. Кроме того, были не просто предпосылки: к моменту появления варягов существовала уже восточнославянская государственность как таковая. Отметим также, что, несмотря на всю важность древних торгово-военных водных путей (которыми пользовались готы, варяги и другие пришельцы, а также, безусловно, само местное население), экономику и политику восточнославянских земель и складывавшегося на них государства определяли и многие другие факторы.

Если этноним русь возводить еще к готскому периоду, как это делает Д.А. Мачинский, то естественно привлечение названия росомоны -- южного народа неясной этнической принадлежности, упоминаемого в источниках. Весьма привлекательна попытка связать русов и предполагаемых росов (росомонов) и одновременно объяснить оба названия как варианты одного и того же скандинавского этнонима. Но росы или росомоны -- достаточно абстрактное понятие. К тому же большинство лингвистов считает, что рус или рос в данном случае -- совершенно различные корни, несопоставимые между собой.

Один факт остается непреложным: прибалтийские финны действительно до сих пор называют Швецию Ruotsi, а шведов -- ruotsalaiset. В карельском и вепсском языках этот этноним в форме ruots был даже перенесен на финнов евангелического вероисповедания. Финское обозначение норманнов проникло и в пермские языки: коми-зырянское (роч) и удмуртское (зуч) названия русских заимствованы не из русского языка, а, скорее всего, через вепсский -- около 900 г. Саамское слово ruos'sa «русский» -- тоже старое заимствование из зап.-фин. rotsi, ruotsi значении «Швеция, шведский язык, швед». Тот факт, что у саамов это имя стало обозначать русских, а не шведов, показывает, что термин употреблялся на восточной периферии западнофинской территории. Э. Итконен полагает, что первоначально термин обозначал варягов, или шведских викингов. Саамы знали варягов не как морской народ, а как обитателей района Ладожского озера. Варяги смешались со славянами, и постепенно это имя перешло и на славян [Itkonen, 1955, S. 41].

Тот факт, что прибалтийские финны называют Швецию Ruotsi, не может не учитываться сторонниками северного происхождения этнонима русь. Но интерпретируется этот факт по-разному. Некоторые исследователи придерживаются той точки зрения, что русь и варяги -- одно и то же и, следовательно, русь и Ruotsi -- слова скандинавского происхождения. Шведский ученый Р. Экблум еще в 1915 г. выдвинул объяснение термина русь из западно-скандинавского корня *rof(r)s- со значениями «гребля», «рыбная ловля», «место причала». По предположению Р. Экблума, около 800 г. этот корень был заимствован в прибалтийско-финские языки в форме *rotsi, что затем в восточнославянском дало форму русь [Ekblom, 1957]. Смысл этнонима, таким образом, разъясняется как обозначение гребцов, мореходов (в древнеисландском языке есть подобные слова от этого же корня и с таким значением -- Rofsmenn, Rojjskarlar), что соответствует представлению об основных занятиях варягов, викингов. Кроме того, это название сближается с именем местности в Швеции Roslagen (районы Упланда и Эстергёгланда) на побережье Ботнического залива; производится от древнешведского слова roper «дорога или узкий пролив, по которому можно плыть на лодке».

Скандинавская этимология подверглась критике со стороны многих исследователей. Прежде всего, справедливо указывалось, что отождествление варягов и руси -- не первоначально; по исследованиям А.А.Шахматова, рассказ «Повести временных лет» о призвании варягов в 862 г. (которые привели с собой «всю русь») есть позднейшая вставка летописца. В начальном летописном своде (1093 г.), реконструированном А.А.Шахматовым, варяжские дружины стали называться русь лишь после своего появления в Киеве. Советский скандинавист Е.А. Рыдзевская [1978, с. 140] отмечала, что термин русь не может быть скандинавским. Эпоха викингов его не знала; в рунических надписях страна восточных славян называлась Гардар, в древнесеверной литературе -- Гар-дар или Гардарики, а единичное именование Rusia представляет собой исключительно книжный термин. В памятниках, написанных не на латинском, а на местных языках, этноним русь и производные от него географические названия появляются не раньше XIII--XIV вв. Таким образом, собственно скандинавское происхождение этнонима невозможно; более правдоподобным Е.А.Рыдзевская считает возникновение этнонима русь через посредство финского названия шведов -- выходцев из местности Roslagen, хотя сопоставление Ruotsi--Roslagen небезупречно в фонетическом отношении. Другой аргумент -- общего порядка -- заключается в том, что прибалтийские финны могли заимствовать название Ruotsi из германских языков гораздо раньше эпохи викингов. Судя по форме и распространению этого этнонима, этимология которого не может считаться выясненной, он относится к старому наследию западногерманских языков и восходит ко времени ранних контактов финнов с германцами, устанавливаемых археологически. Западногерманский языковед Г. Шрамм [Schramm, 1982] подробно анализирует звуковые соответствия в названиях русских, руси в прибалтийско-финских, коми, удмуртском языках и доказывает, что славяне восприняли термин русь не от самих шведов, а от прибалтийских финнов как от населения контактной области. Это заимствование произошло точно так же, как, например, венгры восприняли термин nemet «немец» через посредство славянского населения на своей новой дунайской родине; в позднем средневековье то же славянское обозначение немцев вошло и в тюркские языки.

Аналогию образованию раннеславянского этнонима Rusb «шведы» из прибалт.-фин. Rotsi (фин. Ruotsi, эст. Rootsi) языковеды давно заметили и в других парах этнонимов, ср. др.-рус. Sumb (сумь «финны»): фин. Suomi и эст. Soome Маа, в которых есть четкие соответствия корневых и конечных гласных в языке-источнике и заимствующем языке.

Было и такое предположение, что слово Русь -- на заимствование из финского Ruotsi, а оба названия, хотя и родственные между собой, могли развиться независимо одно от другого из одной основы, причем проникновение в финские языки общей исходной формы должно было произойти очень давно [Ловмяньский, 1985, с. 182]. Аналогию этому видят в возникновении финского названия Руси -- Venaja «страна венедов», которое первоначально обозначало территорию западных славян, а затем было заимствовано финнами не от славян, а, возможно, через готов с Вислы, поддерживавших с балтийскими финнами оживленные торговые связи. В отношении распространения термина Русь -- Ruotsi допускается и посредничество черноморских готов, якобы перенесших его с юга! на север. Оба предположения встретились с критикой; [Там же, с. 281, коммент. В. Я. Петрухина]. Для гипотезы о независимом развитии слов Русь и Ruotsi из одного корня нет никаких данных. Финские1 и славянские языки относятся к разным языковым семьям., Ограниченность лексического гнезда слова Ruotsi в финском языке указывает на его вероятное заимствование,! а не на исконно финское происхождение. Точно так же1 употребление термина Русь исключительно в сфере этнонимии и топонимии противоречит его исконно славянскому происхождению. Что же касается роли причерноморских готов в возможном переносе термина Русь на север, то ни археологические материалы, ни письменные источники не содержат никаких сведений о контактах этих готов в VI--XI вв. с прибалтийской и северными областями Руси.

Лингвисты, исследовавшие происхождение термина Русь, в отличие от историков, занимающихся этой же проблемой, стремятся оперировать конкретными языковыми фактами, а не общеисторическими аргументами. Чисто лингвистический вопрос нельзя решить, опираясь лишь на данные археологии или на то или иное толкование текста письменных памятников,

Факты языка свидетельствуют, что этноним русь в древнерусском языке стоит, во-первых, в ряду иноязычных этнонимических образований; во-вторых, он тяготеет к северной зоне -- к территориям, населенным финскими и балтийскими народами.

В самом деле, собирательные этнонимы древнерусского языка в форме женского рода и единственного числа сосредоточены в лесной зоне, в ареале финно-угров и балтов, они, как правило, являются передачей самоназваний этих народов: весь, ямь (емь), пермь, либь, корсь, жмудь или же мордва, литва, меря и т. д. Другую группу составляют иноязычные этнонимы южных, степных областей (хазары, болгары, ясы, касоги и др.) -- названия в мужском роде и во множественном числе. И уж совсем по иному типу образуются названия собственно славянских племен -- с суффиксами -ене(-ане) для множественного числа и -енин (-анин) для единственного числа мужского рода: словіне, словнинъ, Другая характерная форма славянская этнонимов -- на -ичи {вятичи, дреговичи).

От собирательных имен на -ь трудно было образовать форму единственного и множественного чисел этнонимов. Обозначение русской национальности до сих пор существует в форме прилагательного -- русский, русские. В древнерусском языке была форма русин, но она отличается но образованию от других собственно славянских обозначений: односложных серб, чех, лях, с суффиксами -ак (<словак,, поляк) или -енин (словенин). С другой стороны, русин полностью соответствует производным формам типа чудин, литвин, мордвин, угрин от собирательных имен, применяемых к чужеземным народам. Имя русин сохранилось только как специфический термин для славянского населения Галиции. Необитая форма русичи в «Слове о полку Игореве», которую некоторые ученые ставили под сомнение (в единственном числе тогда должно быть -- руситин), возможно, представляет собой авторскую формулу высокого слога, подобно россам в литературе XVIII в., в отличие от нейтрального русские [Ковалев, 1982, с. 38].

Таким образом, обращение к языковым фактам, в первую очередь анализ словообразования этнонима русь, привело многих лингвистов к выводу о западнофинском источнике заимствования термина русь. Подкрепляет этот вывод и различный характер употребления терминов русь и словене. Г. А. Хабургаев [1979, с. 215--222] развивает стройную концепцию возникновения и расширения значения понятия русь. По мнению исследователя, следует доверять сообщениям летописей об иноязычном северном происхождении этнонима, что хорошо ощущали авторы ранних летописных известий, связывая его с норманнскими колонистами. На этом основании была создана или поддержана уже существовавшая в то время легенда об участии скандинавов («варягов») в создании Древнерусского государства: для того времени слово и обозначаемое им явление воспринимались как нечто единое. Подобное смешение понятий, вполне естественное для древнерусских летописцев, вряд ли оправдывает современных историков и филологов, допускающих то же самое. Тем не менее, летопись, определенно указывая на связь первоначальной руси с варягами, в то же время отличает ее от варягов: «Игорь же совкупивъ вой многи. Вар(я)ги [и] Русь и Поляны [и] Словйни...» (944 г.) и т. п. Г, А. Хабургаев помещает очаг первоначального употребления термина русь у восточных славян в северо-западные -- новгородские земли: процесс формирования новгородской диалектно-этнографической группы мог включать и ассимиляцию славянскими поселенцами закрепившихся здесь выходцев из Скандинавии. Процесс смешения восточных славян с норманнскими поселенцами к югу от Ладоги в IX--X вв. трудно представим во всех деталях. Тем не менее, ясно, что в районе Новгорода, во-первых, возобладала славянская речь, на которую постепенно перешли и потомки местных скандинавов. Во-вторых, эти, уже ставшие славяноязычными, скандинавы, видимо, долгое время сохраняли культурные традиции своих предков: отсюда и предания о происхождении новгородцев «отъ рода варяжьска», и сохранение скандинавских имен среди старейших знатных людей в дружинах первых русских князей. Но не существует никаких доказательств отличия в тих вельмож, как и князей с норманнскими именами, от остального древнерусского населения в языковом отношении.

Потомков норманнских переселенцев Южного Приладожья местные финны продолжали называть, как и прежде, Ruotsi, так как смена этим населением шведской речи на славянскую не имела для финнов существенного значения. Название русь затем постепенно распространилось и на восточных славян, причем новгородские славяне в условиях складывания полиэтничного политического объединения в бассейне Волхова, естественно, должны были утерять свое древнее племенное имя венеды, доставшееся им в наследство от первых славянских поселенцев Северо-Запада, но сохраненное финноязычными соседями.

Западнофинская гипотеза происхождения этнонима Русь кажется нам наиболее убедительной и лингвистически обоснованной. Тем не менее, есть еще одна исключительно интересная «северная» гипотеза, о которой необходимо рассказать. Она касается вопроса о так называемой прибалтийской руси, о руссах и ругах, об острове Рюгене, о прародине славян и об их миграциях.

Здесь речь идет о «полабско-поморской» гипотезе, в которой принимается, что этнический термин русь первоначально бытовал на западнославянских землях (бассейны нижнего течения Лабы, Одры, Вислы и бассейны Немана и Западной Двины) [Етимологічний словник..., 1985, с. 122]. Поморскую русь помещали в разных местах указанной территории, например в области славянского племени вагров, близ границы государства Каролингов. Но большинство исследователей связывали эту русь с островом Рюген в Балтийском море; по-немецки остров именуется Riigen, в латинском языке он обозначался как Rugia, в польском Rana из древнего славянского имени Rujana и т. д. Среди западнославянских племен раны (ружане, рушане, руяне, рус(с)ы, руги) были известны своей храбростью. В то же время историкам средневековья было знакомо племя ругии, которое они относили к германцам (готам), выходцам из Скандинавии.

Попытку доказать существование прибалтийской руси и определить ее местоположение па основании сообщений современников в Западноевропейских и арабских источниках X--ХІІІ вв. предпринял Н.С.Трухачев [1981]. Прежде всего, он стремился объяснить разнообразие именований указанного западнославянского племени, Рушане и руги(Rugiani, Rugi) -- формы названий, унаследованные от германских ругов, которые в процессе миграции германских племен на юг в первых веках нашей эры покинули свою родину, но ее название -- Ругия -- закрепилось в памяти соседних народов. Имя раны(Rani) происходит от собственно славянского наименования страны Рана. Употреблявшийся в источниках по отношению к ранам термин Rutheni объясняется тем, что немецкие авторы пытались фонетически воспроизвести самоназвание племени русины.

Но в немецких источниках X в. киевские русы тоже иногда назывались ругами, хотя немцы знали подлинное самоназвание русских еще в первой половине IX в.: Rhos в «Вертинских анналах» под 839 г. и Ruzzi, которых «Баварский Географ» в середине IX в. помещает между хазарами и уличами (историки пришли к выводу, что время составления «Баварского Географа» еще более раннее -- первая четверть IX в. до 821 г.). Прилагая к киевским русам то же обозначение, которое они привыкли применять к прибалтийским ранам (русинам), немецкие источники тем самым отождествляли их между собой. «Вариант названия Rugi нисколько не схож фонетически с другими вариантами, которые объединяли киевских и прибалтийских русов (например, Rutheni). Возможность случайного фонетического сходства между названиями Киевской Руси и Руси прибалтийской, таким образом, устраняется, и мы получаем право объединить восточных и прибалтийских русов в одну этническую группу. Одноплеменность киевских и балтийских русин удостоверяется также и русской летописью: она отождествляет их, применяя к тем и другим одно и то же название „Русь41» [Трухачев, 1981, с. 166]. По поводу данных русской летописи следует сделать отступление. Речь идет о текстологическом комментарии, который обычно делается сторонниками «полабско-поморской» гипотезы. «Повесть временных лет» при описании племен севера Европы помещает русь среди скандинавских народов: между шведами, норвежцами и готами, с одной стороны, и англами (аглянами) -- с другой. X. Ловмяньский [1971] считает, что это явно не та русь, которую летописец отождествляет с восточными славянами и особенно с Киевом. Удивляет и полное молчание летописи о датчанах, хотя их вряд ли стоит отождествлять с русью (имена руси и датчан современники не смешивали). Вероятно, «Повесть временных лет» смешивала датчан с англами, называя тех и других аглянами (англы -- выходцы С полуострова Ютландия; кроме того, уже после завоевания в V--VII вв. Британии англосаксонское ее население Подвергалось сильному датскому и норвежскому влиянию). Еще более вероятно, считает X. Ловмяньскнй, что летописная русь в указанном контексте должна привязываться Не к Дании, а к какому-либо другому объекту на Балтийском море, а именно -- к острову Ругии. Этот остров с VII в. был заселен славянами (Rugini в англосаксонской хронике Беды Достопочтенного под 731 г.).

Исследователи отмечают, что отождествление этнонимов руги и русы в трудах средневековых немецких авторов вовсе не было случайным заблуждением. Иногда у одного и того же автора термины Ругия и Русь (руги и русы) были однозначны и взаимозаменяемы. Н.С. Трухачев полагает, что сознательный акт этнического отождествления, хотя и вовсе не означавший, что немецкие источники считали киевских русов выходцами с острова Гшген. Подобное отождествление наблюдается с X в. И в течение нескольких столетий, причем прибалтийская русь четко локализуется на южном побережье Балтийского моря, иногда прямо на острове Рюген. Даже после того как прибалтийские русы в конце XIV в. вымерли, источники продолжали называть их страну Русью. Далее Н.С. Трухачев [1981, с. 168 и сл.] делает попытку с данными западноевропейских источников сопоставить известия арабских авторов об «острове русов», описание которого, по его мнению, никак не подходит К географическим объектам в Восточной Европе и, наоборот, очень подходит к острову Рюген, При этом, толкуя Некоторые арабские свидетельства, исследователь допускает ряд явных натяжек и неточностей. Так, одним из аргументов «за» Н.С. Трухачев [1981, с. 169] считает указание ибн-Русте (начало X в.) на титул хакан: «Русь Імеетцаря, который зовется Хакан-Рус»; «Тот факт, Что и у киевских, и у прибалтийских русов на острове Князья носили титул кагана,-- еще одно свидетельство в пользу одноплеменности тех и других». Но, как известно, титулом хакан (каган) в данном случае могли имено-ваться исключительно князья Киевской Руси: он был макмствован от соседей-хазар. Употребление титула хакан и Южной Прибалтике совершенно невероятно. Все другие аргументы Н.С.Трухачева сводятся к доказательству того, что Рюген мог быть «островом русов», из чего вовсе не следует, что он был таковым в действительности. Зато Н.С. Трухачев подрывает собственную систему доказательств, когда пишет [Там же, с. 175], что многие арабские ученые имели обыкновение использовать материалы из работ своих предшественников, часто не указывая источников. Поэтому случалось, что один и тот же автор иногда приводил о русах противоположные сведения, относившиеся к разным эпохам и к разным русам.

Существование поморской руси, принимаемо Н.С.Трухачевым, А.Г.Кузьминым, В.Б. Вилинбаховым и др., ставит под сомнение X.Ловмяньский [1971]; Польский историк, стремясь тем не менее объяснить употребление этнонима Rutheni «руссы» по отношению к балтийским славянам, замечает, что уподобление названий руяны (раны) или руги руссам началось довольно поздно и внезапно. Из немецких источников он, прежде всего, называет жития Оттона Бамбергского, составленные немногим позже «Повести временных лет». В польской ученой среде переделка известных полякам имен Русь, руссы, на книжный термин Rutheni произошла в XII в. X. Ловмяньский предполагает, что стремление отождествить руссов и ругов было свойственно Киеву, русской историографии, которая повлияла на ученые труды западных авторов. Немецкие источники именуют княгиню Ольгу королевой ругов. Адальберт узнал о ругах во время своего пребывания в Киеве. У Адама Бременского использованы английские источники; руссы-руги были известны и во Франции. Иными словами, представление о тождестве руссов и ругов должно было распространиться в Европе и благодаря династическим связям киевских правителей.

Отождествление руссов и ругов произошло в Киеве, но не в славянской среде, поскольку термины Ругия\ руги неизвестны русскому летописанию. Уто случилось в норманнской среде после прибытия Олега в Киев, т. е. не раньше конца IX в. Норманны знали о славянах, живших на острове Ругии, и сблизили по созвучию слова руссы и рузи (мн. ч. от ругъ). (X. Ловмяньский -- сторонник местного, киевского происхождения этнонима руссы.) Кроме того, норманны помнили о том, что некогда остров Ругия был населен германским племенем. Сведения, которыми располагали норманны, повлияли на местных киевских славян, признававших ругийское происхождение варяжской руси. Выражение летописи «они взяли с собою всю русь» следует понимать, как «взяли всех, варяжских жителей Ругии», Автор «Повести временных лет» хорошо знал, что в его время в Ругии жили одни славяне; он сделал вывод, что вся варяжская русь удалилась за море во главе с Рюриком. Таким образом, X. Ловмяньский считает возможным разрешить проблему «двух концепций начала Руси», о которой писал А.Г.Кузьмин [1969].

Стоит ли говорить о том, что изложенные представления -- не более чем излишне усложненная историческая конъектура.

Этнонимом руги в связи с русъю занимались и другие исследователи. Например, В.П. Кобычев [1973] привлекает его для доказательства паннонской прародины славян (Паннония -- римское обозначение части современных стран: Венгрии, Югославии, Австрии), в частности объясняя присутствие этнонимического термина русь в районе Закарпатья. Но предполагаемое им тождество ругов или руссов, на наш взгляд, еще нуждается в серьезной дополнительной аргументации; в особенности вызывает сомнение привлечение (но без этимологий) для доказательства ругской гипотезы топонимов Швейцарских Альп типа Rusnacht, Ruti или паннонских Rusidava, Riusiava и т. п. Здесь может быть чисто случайное фонетическое сходство. Р.А. Агеева

По-иному подходит к этнониму русь и возможной связи его с некоторыми обозначениями прибалтийских славян А.В. Назаренко [1980], который отмечает, что всем ученым, занимавшимся русью, присущ один общий методический момент: проблема происхождения данного этнонима ставится и решается в прямой зависимости от той или иной концепции происхождения руси как этноса. Но происхождение племени русь далеко не ясно современной науке. Подобный образ действий привел к тому, что лингвисты, увлекшись поисками потенциальных прототипов имени русь, до сих пор не дали его анализа в том виде, в котором он донесен до нас языковыми памятниками, порой весьма древними. Другими словами, бытование лексемы русь в той или иной языковой традиции остается совершенно неизученным как лингвистический факт. Автор исследует все аллографы (различные написания) топонима и этнонима русь в немецких латиноязычных источниках IX--XI вв., не связывая себя заранее никакой этноисторической теорией. Сравнительный анализ вариантов привел А.В.Назаренко к реконструкции гипотетической праформы этнонима с основой *Rut-, осложненной формантами ~jan, -агі и др., и к допущению, что этноним *Rut- был известен южнонемецким диалектам еще в додревневерхненемецкую эпоху, по крайней мере уже около 600 г., т. е. задолго до появления в начале IX в. первых достоверных сообщений о народе русь. Совпадение древневерхненемецкого Ruz(z)- и средне- верхненемецкого Ruzen с др.-рус. роусъ не означает, что древневерхненемецкий термин должен был быть непременно заимствован из древнерусского языка. Автор предполагает возможность общего прототипа для двух этнонимов.

Наверное, достижение каких-то реальных результатов при анализе этнонима русь возможно именно при таком подходе, который продемонстрировал А. В. Назаренко. И тогда было бы ясно, какой гипотезе отдать предпочтение: полабско-поморской, готской, ругской, западно-финской, русской или какой-либо еще.

А теперь -- о гипотезе местного, южного, или автохтонного, происхождения этнонима русь. Гипотеза эта занимает (в разных вариантах) очень большое место в концепциях антинорманистов. Даже некоторые норманисты признавали, что упоминаемые в византийских и арабских источниках обозначения этнонима могут свидетельствовать о его южном происхождении.

«Южная» гипотеза происхождения названия русь по сравнению с «северной» гипотезой обнаруживает не меньшую, а, может быть, еще большую зависимость от соответствующей этноисторической концепции. Идущее еще от М.В. Ломоносова, развитое в XIX и в начале XX в., в особенности С.А. Гедеоновым, Д.И. Иловайским, М.С. Грушевским, В.А.Пархоменко и др. это представление было поддержано в 30--50-х годах крупными советскими историками. Советская историческая наука серьезно обосновала тезис о внутреннем развитии древне-русского государства в Среднем Поднепровье. «Территория древнерусского государства,-- писал А.Н.Насонов,-- складывается в результате внутреннего процесса (с развитием нового способа производства и с распадом родоплеменных связей) на развалинах родоплеменных объединений. Оно складывается там, где появляется знать в процессе развития феодальных отношений и как результат классовых противоречий -- организация принуждения»: Еще до Киевского государства, в VI--IX вв. существовала цепь общественных образований, приведшая к возникновению в IX в. славянского государства в южнорусских степях, чему также способствовало ослабление хазарского господства на указанной территории. Принимается допущение, что образовавшееся государство уже в самом начале получило название Русская земля, которое было не племенным, а территориальным, географическим; Русская земля послужила ядром будущего Киевского государства. Пределы древнейшей Русской земли IX в. реконструируются на основании источников; она включала территорию по обеим сторонам Днепра: Киевская область (кроме земель деревлян и дреговичей), Переяславская и Черниговская ((кроме северной и северо-восточной частей). Эти три феодальных полугосударства-княжества вошли затем в состав Киевской Руси. Таким образом, Русская земли те была старой племенной территорией; ее пределы не определялись этническим признаком. Позже название Русь распространилось на всю русскую народность и на ее территорию. Варяги, пришедшие на Русь, должны были принять ее имя, в результате чего византийцы стали смешивать русь-славян и русь-норманнов. «Смешение,-- продолжает А.Н. Насонов,-- происходило не только потому или, вернее, не столько потому, что русь называла себя варягами, сколько потому, что варяги, приезжавшие на юг России в Киев и там остававшиеся, принимали имя руси, называли себя русы».

Возникает естественный вопрос: откуда же появилось в Среднем Поднепровье имя Русская земля? Историки попытались ответить и на него. Так, А.Н. Насонов считает, что «Русская земля получила свое название от имени местного южного населения, что имя местного, исконного происхождения, что оно в изучаемую эпоху было уже народным и, может быть, когда-либо в очень далеком прошлом было племенным».

В изложенном сжатом виде, без конкретной аргументации, эта концепция могла бы показаться слишком гипотетичной. В самом деле, допускается существование восточнославянского государства до Киевской Руси, реконструируется его территория. На основании этого допущения предполагается, что государство должно было называться Русская земля, следовательно, имя местного происхождения. А затем уже естественно искать ему объяснение либо в местных географических названиях, либо в этнонимах, причем не обязательно славянских, а, скорее всего, неславянских, в этнонимах ближайших народов древности. Именно так, следуя логике вещей, и поступали сторонники южного происхождения Руси, разработавшие отдельные сложные вопросы упомянутой концепции.

Аргументация историческая представляется во многом убедительной. Лишь существование особого славянского племени русов на Днепре между полянами и уличами [Рыбаков, 1953] вызывает наибольшие возражения как не подкрепленное ни данными археологии, ни летописными сведениями. Эта гипотеза встретила справедливую критику прежде всего среди археологов (см., напр.: [Третьяков, 1970, с. 75--80]).

Но аргументация лингвистическая -- а ведь именно она играет решающую роль при определении генезиса этнического имени -- остается чрезвычайно слабым местом «южной» гипотезы.

Прежде всего, исходным пунктом соображений о языковой принадлежности этнонима русь являются опять-таки общеисторические рассуждения. Так, П. Н. Третьяков [1968] предположил, что русами называлось население пеньковской культуры в днепровской части ее ареала; в составе этого населения были не только славяне, но и, видимо, сармато-аланы. В. В. Седов [1982, с. 111] пишет: «Происхождение этнонима рось-русь остается невыясненным, однако несомненно, что он не славянский. Все названия восточнославянских племен имеют славянские форманты: -ичи (кривичи, дреговичи, радимичи, вятичи, уличи) или -ане, -яне (поляне, древляне, волыняне). Тюркским языкам не свойственно начальное „р", поэтому тюркское происхождение этнонима рось-русь невероятно (этноним русский в тюркских языках приобрел форму орос-урус). Остается предположить иранское начало рассматриваемого племенного имени. Очевидно, в процессе славянизации местного ираноязычного населения этническое название его было воспринято славянами», Автор, один из немногих археологов, хорошо знающих лингвистическую литературу, приводит вполне весомые аргументы против того, чтобы считать русь славянским этнонимом, но допущение о его иранской принадлежности сделано методом «от противного»: если не славяне и не тюрки, то, конечно же, иранцы, ибо, по археологическим данным, в Среднем Поднепровье могли проживать древние иранские племена. Всякая гипотеза имеет право на существование, но методом «от противного» можно было бы доказывать принадлежность этнонима русь и любому другому народу (готам, например?), который когда-либо имел отношение к рассматриваемой территории. В том числе и любому мифическому народу, упоминаемому древними авторами.

Название русь сближали и с библейским рош (упоминаемый в «Книге Иезекииля» некий народ в Причерноморье VI в. до н.э.), и с народом hros, hrus в сочипеш и сирийского автора Псевдо-Захарии (или Захарии Ритора) середины VI в. н. э., и с народом росомоны, который, по данным Иордана, в IV в. был в числе подвластных Германариху племен (видимо, росомоны жили между Днепром и Доном), и с сарматским племенем роксоланы (II в. н. э.). При этом, сопоставляя формы названий, исходили из этимологического тождества корней рус- и рос, что необходимо еще доказывать (см. ниже о возникновении названий россы и Россия). Исследователи, критиковавшие «южную» гипотезу, показали лингвистическую и историческую несостоятельность многих из приведенных и других отождествлений. Прежде всего форма типа рос возникла книжным путем в византийской традиции. Она же повлияла, вероятно, и на hros сирийского автора, и на ранние западноевропейские сведения. На Руси эта огласовка не была известна до XV в. Отождествление этнонима русь с библейским рош маловероятно из-за легендарного контекста упоминания о последнем в Библии: «обрати лице твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала...» (Иез., гл. 38). В пророчестве говорится, видимо, обо всех народах к северу от Израиля. Кроме того, слово рот может толковаться и как нарицательное -- «глава».

Легендарный характер носит и упоминание о народе hros у Псевдо-Захарии: следуя античной литературной традиции, средневековые географы населяли границы известной им земли мифическими племенами, такими, как амазонки, циклопы и др. Люди рос в «Церковной истории» Псевдо-Захарии отличались могучим сложением. Они были настолько рослыми и кости их были так велики, что никакие лошади их не выдерживали, и люди вынуждены были совершать пешие военные походы. Фантастичность этих представлений очевидна, в результате чего отождествление названий hros и русь в настоящее время отвергнуто, хотя некоторые исследователи и усматривают здесь намек на земледельческий, а не скотоводческий облик народа рос, жившего, как полагают, на границе с Хазарией (а славяне были именно земледельцами).

X. Ловмяньский [1985, с. 188] готов признать название hros/hrus у Захарии «первым подлинным упоминанием о руси, не вызывающим оговорок», но тут же упоминает об армянском источнике, откуда название попало в сочинение Псевдо-Захарии, в котором hros фигурирует в конце списка кавказских народов. В целом X. Ловмяньский все-таки констатирует, что «в византийских, арабских и вообще южных источниках название русь распространяется только с IX в.», что не мешает ему предположить, что оно было известно здесь и ранее, и опять-таки -- методом исключения -- благодаря иранским народам [Там же, с. 189--190], хотя автор и сомневается в связи названий роксоланы (Птолемей, II в. н. э.) с византийским Т&с «русь». Связь эта «представляется весьма проблематичной с точки зрения и языка, и исторических условий, поскольку сомнительно, чтобы кочевой народ, который быстро прошел от Меотиды (Азовского моря) к нижнему Днестру, мог оставить после себя такой длительный топонимический след, как название Русь».

Этимологию этнонима русь из индоиранских, точнее, индоарийских языков разрабатывает О.Н. Трубачев [1977; 1981], который предполагает связь корней рос- и рус-, не ставя между ними безоговорочно знак равенства. На основании данных древнерусской литературы и топонимии (Лукоморье летописей XII в.; Синее море = Азовское море, Синяя вода = Дон, Русское море = Черное море) автор допускает, что в V--VI вв. славяне вышли на берега Черного и Азовского морей. Первоначальный этноним рос тяготел к Тавриде, Приазовью и Северному Причерноморью; в Крыму в VIII--IX вв. должен был существовать особый народ росы, известный грекам. Этот древний инородный этноним с появлением славян постепенно насыщался новым этническим содержанием. Индоарийскую этимологию этнонима русь О.Н. Трубачев подкрепляет сопоставлением с этимологическим значением этнонима куман (рус. половцы) «беловатый, беловато-желтый». Возможно, что существовала региональная традиция (дославянская и дотюркская) называния Северного Причерноморья «Белой, Светлой стороной». Уже ранее имя русь производили от иранских слов со значением «светлый, блестящий» (ср. осет. ruxs/roxs «свет, светлый», перс, ruxs «сияние» и т. д.). О.Н.Трубачев [1981, с. 11] полагает, что иранская праформа *raux§na с ее придыхательным согласным и суффиксом -па не так подходит в качестве источника слова русь, как возможная местная бессуффиксная древнеиндийская форма ruksa- с близким значением (она должна была измениться в *russ- в результате упрощения группы согласных).

Необходимо заметить, что некоторые исследователи связывали русь с русским словом русый (цвет волос). Русь при этом мыслится как собирательное имя со значением «скопище рыжих, русоволосых людей», а словообразование здесь такое же, как в слове чернь. Значение этнонима русь в этом случае также приближалось бы к значению этнонима куманы (половцы), хотя цветовые обозначения в этнонимии тюркских народов имеют, как мы прежде видели, более сложную природу.

Г. Шрамм [Schramm, 1982, S. 30--31] критикует это объяснение (нет других славянских этнонимов, которые бы возникали по таким внешним признакам людей), а также критикует этимологию О. Н. Трубачева. Форма ruks- должна была дать -§-, а не -s-: народно-диалектное упрощение ks в s(s) Г. Шрамм считает труднодопустимым. Кроме того, как показывает имяОъ1еЬъ (Глеб), восточные славяне в IX в. передавали иноязычное и через ъ; следовало бы ожидать славянского *IHs- с последующим переходом в *Ros-, но никак не в Rusb. И у в русь -- долгое, как показывает греческая форма. Индоарийский этноним в Среднем Поднепровье Г. Шрамм квалифицирует как территориально невозможный. Другое дело -- иранский этноним, но иранская форма raoxsna «светлый» звучит совершенно иначе.

Кроме лингвистических контраргументов, Г. Шрамм выдвигает и соображения исторического порядка. По гипотезе антинорманистов, Русь в «узком смысле слова», т. е. первоначальное ядро Киевского государства,-- это небольшая область вокруг Киева, Чернигова, Переяславля, а Крым находится в 700 км от этой территории. В Крыму русские впервые оказались только в X в. Кроме того, исследователь вообще считает произвольными всякие построения относительно росов как южных соседей полян и северян. Племя росов не упоминается никакими русскими письменными источниками в качестве славянского или неславянского племени. Если же искать предков руси за пределами Среднего Поднепровья, то сразу же отпадает главный аргумент антинорманистской теории, что Русь в «узком смысле слова» находилась именно в Среднем Поднепровье.

Но существует еще одна гипотеза автохтонного происхождения этнонима русь -- и на этот раз этноним прочно связывается со Средним Поднепровьем -- с бассейном реки Рось. Название этой реки сопоставлялось с этнонимом росс (греч. причем считалось, что корни рос- и рус- одного происхождения и взаимно заменяемы. Лингвистический анализ показывает, что это не так. Первоначальной формой названия Рось было -- Ръсь, в косвенных падежах -- на Реи, по Ръси и т.п. Сравнивали же Рось и росс, забывая, что последнее имя -- из греческого в этом названии отражает не краткий, а долгий славянский о, который соответствует русскому у в Русь.

Жители берегов реки Рось называются в летописи не русь, а поршане. Таким образом, ясно, что в X в. в названии Ръсь еще был краткий глухой гласный ъ, прояснившийся под ударением только в XII в. С этим можно сравнить название города и реки Ръша (современные город Орша и река Оршица) в «Ипатьевской летописи» [Соловьев, 1957, с. 135].

Исследуя название реки Рось, украинская топонимистка И.М. Железняк отказалась от того, чтобы объединить его с этнонимом русь, и тем самым избежала традиционного изначального смешения обеих проблем. Гидроним Рось происходит от индоевропейского *ros- в значении «вода, влага», причем различные варианты этого названия позволяют отнести его к пласту гидронимов позднеславянского периода.

Однако гидронимов с корнем рос- (как, впрочем, и рус-) очень много не только в Среднем Поднепровье, но и на других территориях Европы. Но нет такой единственной реки Русь, с которой можно было связать племя русь, да притом еще таким образом, чтобы оно происходило именно с берегов этой реки. А ведь только так можно было бы убедительно доказать автохтонность этнонима, И немаловажная деталь: исконные славянские этнонимы образуются по совершенно другой модели. Летописец Нестор, повсюду аккуратно отмечая, какие этнонимы славян обязаны своим возникновением рекам, ни слова не говорит о том, что народ русь получил свое наименование по какой-либо реке.

Есть и другие объяснения этнонима русь: например, сторонники яфетической теории Н.Я. Марра связывали русских и этрусков, что совершенно невозможно ни исторически ни лингвистически. Мы не будем останавливаться на всех остальных объяснениях, они столь же мало убедительны. На наш взгляд, только гипотеза «северного» (в западнофинском варианте) и гипотеза «южного» (кроме варианта, исходящего из связи с гидронимом Рось) происхождения этнонима русь в основном в настоящее время конкурируют между собой. У каждой из этих гипотез есть свои сильные и слабые стороны, причем западнофинский вариант пока лучше всего обоснован лингвистически. Не исключено, что с накоплением новых лингвистических и исторических фактов можно будет обратить серьезное внимание и на так называемую полабско-поморскую гипотезу.

Процесс первоначального возникновения и последующего распространения названий Русь, Русская земля на все древнерусское государство интересовал многих историков. Сторонники «северной» гипотезы связывали название Русь со Старой Ладогой, городом Старой Руссой и рекой Руссой, откуда варяги, пришедшие в Киев, принесли с собой это название. «Южная» гипотеза»*, напротив, предполагает постепенное распространение названия Русь на север из Киевской земли -- ядра древнерусского государства по мере расширения этого государства и включения в него других земель. При этом, по мнению А. Н. Насонова, «на Руси народное сознание долго противопоставляло „русь" как обитателей юга „словенам", обитателям севера». Трудности определения первоначальной принадлежности этнонима русь какому-то особому племени в Среднем Поднепровье (позже это имя первыми приняли поляне) заставили многих антинорманистов говорить о территориальном характере названия Русь. Оно должно было быть не этническим (племенным), а географическим именем определенной территории. Поскольку в формировании древнерусского государства, кроме полян, принимали участие и другие племена (северяне и часть других), то центральная территория этого государства получила название не от полян, а от географического имени Русь. Только тогда исконное географическое значение названия Русь сменилось на политическое и постепенно стало применяться к другим землям, входившим в подчинение этому центру, а процесс формирования древнерусского государства шел довольно быстро [Ловмяньский, 1985, с. 191]. С IX в. термин русь приобрел и новый смысл: он временно обозначал социальный слой, наиболее активный в образовании государства (княжескую дружину). Впоследствии первоначальное, более узкое географическое значение названия Русь, а также его классовое значение были забыты и словом Русь стали обозначать всех восточных славян.

Указанная точка зрения об изначальности Русской земли в узком смысле слова -- не единственная среди историков. Есть много свидетельств тому, что название Русь в широком значении употребляется и в русских и в иностранных источниках, в том числе, как показал Д.С. Лихачев, среди наиболее ранних упоминаний о Руси в «Повести временных лет». Кроме того, в процессе становления Древнерусского государства в него вошли балтийские, финно-угорские и другие этнические элементы, что привело к довольно раннему употреблению термина Русь как надэтнического обозначения населения всего Древнерусского государства и как обозначения самого государства в целом [Там же, с. 278, 284, коммент, В. Я. Петр у хина].