Трезвость как социальное движение. Идеологическая платформа Александро-Невского Общества трезвости

Размещено на http://www.allbest.ru

ВВЕДЕНИЕ

Вопросы взаимоотношений власти и общества, Церкви и государства являются ключевыми для понимания социальной жизни и политической культуры дореволюционной России. Данная работа ставит перед собой задачу сделать вклад в изучение общественных процессов, происходивших на социально-политическом ландшафте Российской империи в конце XIX - начале XX вв. Рубеж веков - период модернизации, индустриализации и процессов внутренней миграции в Российской империи - стал временем расцвета общественной инициативы; к началу Первой мировой войны в России насчитывалось более 10000 общественных организаций различной направленности. Общественность, получив доступ к участию в обсуждении социально значимых вопросов, пользовалась этой площадкой для артикуляции собственных взглядов и интересов. В настоящем исследовании анализируется феномен трезвеннического движения как особой формы социально-политической активности. Через дискуссии о «пьяном бюджете» и «народной трезвости» дискурс о трезвости актуализировал социально-экономические и политические вопросы.

Ряд исследований по деятельности локальных обществ и добровольных ассоциаций в предреволюционные десятилетия убедительно доказывают существенную роль общественности в социально-политических взаимодействиях. В схеме политической власти, реализуемой посредством субъектно-объектных отношений, часто не учитывается звено общественной инициативы, которое стремится к самоорганизации и участию в различных сферах жизни. Феномен валентности общественных сил позволяет, таким образом, переосмыслить социально-политические процессы в рассматриваемый период.

Консолидация внутри общественных групп происходила в различных сферах: развивались научные, профессиональные и любительские сообщества, духовно-просветительские и благотворительные организации, спортивные ассоциации, общества по пропаганде здорового образа жизни, общества любителей искусства и многие другие. Многочисленные добровольные общества и ассоциации служили форумом общественности. Однако церковные общества и религиозно-просветительские организации нередко оказываются за рамками изучения общественной инициативы. Автор данной работы, напротив, склонна согласиться с мнением социального историка Б.Н. Миронова в том, что «церковный приход также можно рассматривать как общественную всесословную организацию верующих».

Одним из ключевых исследовательских вопросов настоящей работы является возможность отнесения церковного общества трезвости к общественным организациям. Предмет исследования заключается в изучении деятельности религиозно-просветительского Александро-Невского Общества трезвости. Объектом исследования является трезвенническое движение в Санкт-Петербурге как форма социально-политической активности. В данной работе исследуется то, как на примере одной институции - Александро-Невского о.т. разрабатывалась и внедрялась идея о «спасительной» силе трезвления; исследуется риторика и практики общественной организации, задачи и цели ее активистов. Оптика настоящей работы заключается в том, что, настроив исследовательский фокус на функционирование дискурса о трезвости, исследуется работа общественных институтов и социальные процессы. алкоголизм пропаганда трезвость религиозный просветительский

Александро-Невское Общество трезвости, в 1914 году преобразованное во Всероссийское Александро-Невское Братство трезвости, являлось одной из ключевых институций в борьбе с алкоголизмом. Поскольку основную деятельность Общество производило именно в столице, территориально в своей работе я ограничиваюсь исследованием Санкт-Петербурга. Важно сконцентрироваться на трезвеннической деятельности внутри столицы Российской империи, поскольку рассеивание фокуса будет препятствовать ясному пониманию изучаемых процессов.

Первая глава исследования посвящена «многоликости», а точнее - многоакторности - трезвеннического движения. Из ключевых «игроков» этого поля можно выделить: 1) государство и организованные им Попечительства о народной трезвости, 2) Церковь - и многочисленные общества трезвости, 3) исследователей-профессионалов (врачи, юристы) и Общество охранения народного здравия, 4) братцев-чуриковцев - группу отколовшихся от Православной Церкви духовных активистов под лидерством самарского крестьянина Иоанна Чурикова.

Вторая глава заключает в себе эмпирическую часть работы - на основе источников представлена история, проанализирована деятельность и идеологическая платформа Александро-Невского Общества трезвости.

Проблематике трезвеннического движения в России посвящен сравнительно небольшой объем академической литературы, который не позволяет считать эту тему до конца изученной. Актуальность данной работы определяется необходимостью переосмысления предшествующих и построения новых подходов в изучении антиалкогольного движения как особой формы социально-политической активности. Новизна работы заключается в комплексном анализе источников, посвященных Александро-Невскому Обществу трезвости и рассмотрением его в качестве элемента самоорганизующейся общественности.

Данную работу характеризует ряд особенностей, имеющих преимущества и недостатки, озвучить которые побуждает исследовательская этика. Во-первых, церковное общество трезвости рассматривается как общественная организация. На мой взгляд, возникновение религиозно-просветительских обществ и активное участие их в социальной жизни является следствием развития общественных институтов. Безусловно, исследование трезвеннического движения, а тем более социальной и политической жизни, на примере одного религиозного объединения не может считаться репрезентативным. В дальнейшем планируется продолжить изучение данной темы, рассмотрев взаимоотношение акторов трезвеннического движения в сравнительной перспективе. Однако данная работа ограничивается рассмотрением деятельности одной организации в контексте других акторов и общих социально-политических процессов, происходивших в империи. Во-вторых, несмотря на тот факт, что в работе проблематизируется понятие «общественного движения» применительно к практикам де-алкоголизации в Российской империи, трезвенничество не является «социальным движением» в полном смысле слова. Поскольку основное внимание автора направлено на публичное обсуждение вопросов об алкоголизме, более точной формулировкой проблемы будет исследование дискурса о трезвости.

Исследование ограничено временными рамками: конец XIX и начало XX вв. Это связано с несколькими определяющими датами в истории трезвеннического движения. Во-первых, существенным является введение государственной винной монополии в 1894 году и организация Попечительств о народной трезвости - государственных организаций, чьей деятельности автор также коснется в ходе работы. Это время связано с активным обсуждением и критикой в обществе государственных мер борьбы с пьянством. В 1898 году была сформирована Комиссия по вопросу об алкоголизме при «Русском обществе охранения народного здравия». Специальная комиссия, собранная для борьбы с алкоголизмом, состояла в основном из представителей деятельно настроенной интеллигенции: врачей, юристов, общественных деятелей, городских представителей. В ходе деятельности Комиссии был представлено много докладов и издано работ об антиалкогольной деятельности, а в 1900 году Комиссия разработала «Программу исследования действия алкоголя и спиртных напитков на организм человека». Также 30 августа 1898 года священником А.В. Рождественским в Санкт-Петербурге было открыто исследуемое в данной работе Александро-Невское общество трезвости при бесприходной церкви Воскресения Христова при Обществе распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви.

Крайней точкой в данном исследовании является 1914 год, когда в связи с мобилизацией и началом Первой Мировой войны Николаем II был введен так называемый «сухой закон». Государственные меры борьбы с алкоголизмом снижают интенсивность деятельности общественных организаций. Антиалкогольная кампания в период, связанный с утверждением власти Советов, подлежит отдельному осмыслению и изучению. В означенный временной промежуток автора также будет интересовать деятельность Первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством (1909-1910 гг.) и Всероссийского съезда практических деятелей по борьбе с алкоголизмом (1912 г.). Изучение трезвеннического движения, предпринятое в данной работе, будет в том числе основываться на сравнении Трудов, изданных Первым и Вторым Съездами. Источники, используемые в работе, можно условно разделить на три группы:

1. Проекты устава Александро-Невского общества трезвости, статистические данные и отчеты (РГИА, фонды 575, 797, 733, 468 ).

2. Периодические издания трезвеннической направленности, подконтрольные Обществу («Вестник трезвости», ред. Н.И. Григорьев; «Трезвая жизнь», ред. протоиерей Миртов; "Трезвость", издаваемая в 1914-1916 гг., орган литейного отделения Александро-Невского Общества трезвости).

3. Популярная литература по трезвенничеству: брошюры для народа, учебники, сочинения.

1. Методология

1) «Общество», «общественность», «общественная организация»

Прежде всего, стоит пояснить аналитические категории и подходы, задействованные в настоящей работе. Изучая социальные процессы в «поздней» Российской империи, неизбежно возникает необходимость операционализации исследуемого материала. Понятие «общественность» представляется наиболее удобным (и наименее идеологически нагруженным) инструментарием для описания феномена общественной активности на рубеже веков. Историк и правовед А.С. Туманова емко сформулировала определение понятия «общественность» как общества, организованного в своих ассоциациях и институтах.

Одним из первых к теме классификации «частных обществ» обратился историк А. Д. Степанский. Однако со временем предложенные исследователем схемы потребовали серьезного пересмотра. Примером попытки полной типологической классификации добровольных общественных организаций как составляющей проекта истории развития гражданского общества в Российской империи является недавно вышедший сборник под редакцией А. С. Тумановой. В заявленной типологии церковно-приходские и иные религиозные сообщества были, в общем, вытеснены из поля общественной инициативы, а значит, и из понятия «общественность». Полемизируя с подобным вариантом классификации, Б.Н. Миронов замечает: «Недостаточно мотивировано исключение из анализа ассоциаций, связанных с церковью: религиозных братств, церковных исторических (историко-археологических) обществ, Православного палестинского общества с отделами почти в каждой губернии, обществ хоругвеносцев, любителей церковного пения, православных русских женщин. Они занимались миссионерской деятельностью, распространяли православные взгляды и религиозную литературу, развивали чувство патриотизма, изучали историю церкви и религиозной жизни, помогали русским паломникам ездить на богомолье в Святые места, устраивали церковные праздники».

Констатируя реализацию исследуемым Обществом трезвости вышеперечисленной деятельности, настоящая работа становится на позиции признания за религиозной организацией статуса общественного объединения. Более того, в иной типологии, предпринятой историком А.М. Добрыниной, общества трезвости, как и иные религиозно-просветительские союзы, отнесены к организациям нравственного воспитания. Таким образом, использование понятий «общественность» и «добровольная общественная организация» являются ключевыми для данной работы.

В дореволюционное время употребление понятий «общество» и «общественная организация» варьировалось в зависимости от контекста. Термином «общественный» описывались негосударственные, некоммерческие объединения. Здесь и далее под «обществом» будет пониматься как «кружок», так и коллективная сила, представленная на социально-политическом пространстве. «Общественная организация» будет трактоваться как добровольная и самоуправляющаяся, однако иерархически оформленная институция, имеющая цель и набор инструментов для ее достижения.

Помимо перечисленных категорий, влиятельным направлением исследований в данной области является анализ концепций «гражданское общество» и «буржуазия» применительно к формам общественной жизни позднеимперской России. Важное место в изучении становления гражданского общества в Российской империи через добровольные ассоциации является труд Джозефа Бредли (Joseph Bradley). Люц Хэфнер (Lutz Hдfner), в свою очередь, предлагает использовать категорию «местного общества» для самоорганизации общественности «на местах». Ревизия понятийного аппарата и поиск аналитических категорий для описания взаимодействий государства и общества производится в данном случае с целью измерения уровня политизации и социальной инициативы общественных организаций и институтов.

Высказанная Антонио Грамши позиция о том, что «государство в России было всем, а гражданское общество первобытным и расплывчатым», вызывает большие дискуссии среди исследователей. Некоторые авторы указывают на общество как на потенциального контрагента государства. Исследователь А.С. Туманова, напротив, говорит о нереализованном властью проекте «единения» с общественностью.

Лора Энгельштайн (Laura Engelstein) утверждает, что Грамши был одновременно и прав, и неправ в своей характеристике взаимоотношений власти и гражданского общества. Государство, по ее мнению, было могущественным и контролировало публичную сферу, но при этом общество было вовсе не бессильным или бесформенным, как это может показаться со слов марксиста.

Указывая на «абстрактность» и «размытость» понятия «гражданское общество», многие авторы, тем не менее, успешно используют его в качестве концептуальной рамки для исследования социально-политического пространства позднеимперской России. На мой взгляд, вопрос терминологической атрибуции феномена активности российской общественности можно считать второстепенным. Существует опасность оказаться в плену у разного рода концепций и позволить им детерминировать результаты исследования. Как показали Роджерс Брубейкер и Фредерик Купер (Rogers Brubaker, Frederick Cooper), подобное произошло с понятием «идентичность», которое стало топосом современных общественных наук.

Более важным, на мой взгляд, является то, что на основе многих исследований выработан подход к изучению социально-политических процессов в Российской империи, при котором основной фокус направлен на формы организации общественности, ее институтов и акторов. При таком подходе общественность сообщается с понятием публичной сферы, которая характеризуется через создание пространства коммуникации между государством и индивидом.

Консолидация общественных групп показывает, что общественные институты были значимы в изучаемый период. Таким образом, изучение церковного объединения в качестве общественной организации является важным вкладом в изучение социальной истории Российской империи в конце XIX - начале XX вв.

2) Трезвость и «социальное движение»

Помимо оперирования концептами «общественность» и «общественная организация», в данной работе используется понятие «социальное движение» применительно к практикам трезвости.

Тезис, выдвигаемый в данной работе, заключается в том, что в изучаемый период времени в России происходит политизация различными социальными группами и институциями практик отказа от алкоголя. Разнообразие государственных и гражданских форм проявления антиалкогольной инициативы вызвали тот феномен, который описывается как «движение». При том, что движение было далеко не однородным, его участники использовали борьбу с алкоголизмом как способ высказывания на политической арене.

По мнению социолога Чарльза Тилли (Charles Tilly), «общественное движение представляет собой устойчивую серию взаимодействий между государственной властью и индивидами, претендующими на власть от имени определенной социальной группы, не имеющей институционального представительства, и выступающих с требованиями изменения способов распределения и осуществления власти, подкрепляя свои требования публичными демонстрациями массовой поддержки». Данное исследование посредством подключения понятий «общественной организации» и «социального движения» апеллирует к сложности взаимоотношений между властью и ее субъектами и наличию пространства коммуникации между ними.

3) Методы работы с источниками

Изучение источника представляет собой обращение к целой системе взаимоотношений «человек-произведение-человек». Эта триада подчеркивает протянутые сквозь время нити межчеловеческих отношений: через источник исследователь опосредованно приобщается к культуре прошлого. Целью автора в ходе работы с источником было услышать «голоса прошлого»: тот язык, на котором описывает себя изучаемое сообщество и те категории, в которых оно понимает Других. Однако методология работы историка подразумевает проблематизацию исследуемого материала и критическое отношение к источнику. Таким образом, принцип объективности и критики источника были ключевыми при написании данной работы. В основе эмпирической работы настоящего исследования лежит анализ периодической печати, популярной литературы, статистических данных, отчетов, уставов Общества трезвости.

2. Историография

1) История и методология изучения алкогольного вопроса и трезвеннических движений в разных странах и сообществах

Список работ, посвященных истории возникновения и функционирования локальных трезвеннических организаций, социальных движений, протестов, чрезвычайно обширен. Потому целесообразным представляется остановиться на анализе некоторых наиболее интересных и распространенных подходов, выработанных для изучения практик коллективной деалкоголизации. Во-первых, следует обозначить направление исследований, которое можно условно атрибутировать как конструктивизм (сonstructivism). Наиболее ярко оно представлено работами историка и социолога Джозефа Гусфилда (Joseph R. Gusfield) и его последователей. Исследование „Symbolic Crusade“, посвященное конструированию этики, идеологии, символического капитала трезвеннического движения в Америке, стало классическим в данном поле. Гусфилд показывает, что трезвость функционирует как актуальный аргумент в противостоянии социальных групп и «культур» за политическую власть. Автор сделал вклад в изучение социальных движений, анализируя символические акты и статус групп. В монографии „Contested Meanings: The Construction of Alcohol Problems“ ярко представлен конструктивистский подход автора к исследуемой теме, где Гусфилд анализирует процесс конструирования «социальной проблемы». Интересны и иные исследования, касающиеся изучения мифологии, идеологии, функционирования социальных движений, а также «изобретения» алкоголя как социальной проблемы.

Поскольку понятия «социальное движение» и «социальная проблема» лежат в области исторической социологии, изучение трезвости как социальной практики остается неполным без определения роли алкоголя и алкоголизма в различных сообществах. История алкоголя становится также предметом изучения социальной истории (Social History). Исследования историка Дэвида Кристиана (David Christian) представляют историю алкоголя в контексте истории употребления пищи и напитков на российском материале. Подробнее его работы будут проанализированы в разделе, посвященном истории трезвости и алкоголизма в России. Разные исследователи связывают движения за воздержание и запрет продажи алкоголя с этапами реформирования государственной системы, концепцией государства всеобщего благосостояния, изучают трезвенническое движение в фокусе классового противостояния и даже революции.

Безусловно, в проблематике употребления алкоголя значительную роль играют исследования медиков и психологов. Однако в контексте данного исследования больший интерес представляет корпус работ, исследующих феномен с позиций междисциплинарного подхода. В первую очередь, следует отметить журналы, на протяжении долгого времени занимающиеся изучением алкоголя и наркотических веществ. Важнейшее академическое значение имеет журнал Центра исследований по алкоголю при Ратгерском университете в Нью-Джерси (Center of Alcohol Studies, Rutgers, The State University of New Jersey). Журнал, выходивший в свет с 1940 г. под разными названиями, репрезентирует себя как мультидисциплинарное издание, «публикующее исследования по всем аспектам употребления, злоупотребления и зависимости от алкоголя, запрещенных веществ и ингалянтов; употреблению табака, зависимости и злоупотреблению лекарствами» (Перевод мой - А.С.).

Важным изданием является также Интердисциплинарный журнал социальной истории алкоголя и наркотических средств (The Social History of Alcohol and Drugs: An Interdisciplinary Journal (SHAD)), издающийся Обществом по истории алкоголя и наркотических средств (Alcohol and Drugs History Society). Группа по истории алкоголя и трезвости (Alcohol and Temperance History Group) была основана 1979 как часть Американской Исторической Ассоциации и переименована в 2004 году. Важной вехой в исследовании проблемы является публикация энциклопедии по истории алкоголя и трезвости (Alcohol and Temperance in Modern History).

Любопытным подходом к исследованию трезвеннического движения является вопрос взаимоотношений религии и трезвости. С одной стороны, некоторые авторы исследуют смежность трезвеннической и религиозной этики и выделяют даже т.н. «трезвеннические культуры», где движение за трезвость связывается с особенностями протестантизма и его моралью. Финская исследовательница Ирма Сулкунен (Irma Sulkunen) вводит понятие гражданской религии для характеристики трезвеннического движения в Финляндии. Важным явлением в исследованиях трезвеннического движения и религии стал сборник „Drinking Behavior and Belief in Modern History” под редакцией Сюзанны Бэрроус и Роберта Рума (Susanna Barrows, Robert Room), в котором видными исследователями анализируется означенная проблематика на материале истории потребления алкоголя и практик противодействия этому потреблению в различных странах и сообществах. Особое внимание следует уделить статье Джорджа Сноу (George E. Snow) «Социализм, алкоголизм и российские рабочие классы до 1917 года», которая посвящена поляризации политических взглядов в трезвенническом движении в предреволюционной России и участию социалистических рабочих групп и делегаций в антиалкогольном движении и, в частности в первом Всероссийском съезде по борьбе с пьянством (1909-1910 гг.), после которого были арестованы представители рабочей делегации.

Историографическим топосом в изучении Американского трезвеннического активизма является приложение к нему теории прото-феминистского движения (proto-feminist movement). Барбара Эпштейн (Barbara Epstein), известный историк и теоретик феминизма, профессор кафедры истории сознания Университета Калифорнии, в книге, посвященной исследованию роли женщины в американском трезвенническом движении, пользуется понятием прото-феминизма (Proto-feminism) как состояния протеста против подчиненного положения женщин. Тем не менее, особенностью этого движения является то, что оно возникает в среде женщин «среднего класса» и базируется на религиозности и викторианской морали. Прото-феминистская идеология, таким образом, проявляется через антагонистичность мужской культуры женскому «трезвому» сознанию. Данная концептуальная рамка применена в монографии такого известного историка трезвеннического движения, как Ян Тиррелл (Ian Tyrrell). В своей работе Тиррелл исследует дискурс о трезвости на примере Женского Христианского Трезвеннического Союза (Woman's Christian Temperance Union, WCTU), крупнейшей международной женской трезвеннической организации, расцвет деятельности которой пришелся на вторую половину XIX века. Исследуя идеологическую платформу организации, автор выявляет те семиотические конфликты, которые существовали между универсалистской агендой Союза и транслировавшейся им же религиозной формой культурного империализма. Иным словами, автор замечает, что при заявке на международный статус организации и транснациональность дела трезвости, Соединенные штаты объявляли себя «Мессией» наций-трезвенниц. Тиррелл также отмечает своеобразные связи между феминизмом, проектом социальных реформ и евангелической религией в англо-американской культуре.

Понимая мозаичность представленного обзора англоязычной историографии по алкогольному вопросу и трезвенническим движениям, мною были освещены основные подходы, труды и периодические издания, апеллирующие к данной тематике.

2) История трезвеннического движения в России

Первым исследованием, представившим происхождение русского питейного дела, причины и национальные черты пьянства в историческом контексте, была «История кабаков в России в связи с историей русского народа» И.Г. Прыжова. В это же время выходит большое количество брошюр, статей и исследований. Подобная интенсификация печати об алкоголизме, несомненно, подчеркивает интерес общественности к данной теме. Многие авторы являлись непосредственными участниками движения за трезвость: Н.И. Григорьев, А.М. Коровин, Л.И. Дембо, М.Н. Нижегородцев, П.А. Миртов, Ф. Виноградов и другие. Автором труда, посвященного государственной монополии, выступил экономист М.И. Фридман. В двухтомном исследовании «Винная монополия» он представил сравнительную характеристику проектов государственных винных монополий, осуществлявшихся в разных странах, а также осветил основные аспекты их функционирования. В советское время пьянство олицетворяло собой пороки «старого мира» и было несовместимо с социалистическим видением «светлого будущего». Потому, в 1920-30 гг. проводилась обширная пропаганда против алкоголизма. Так же, как и в начале XX века, пьянство связывалось с «общественным злом» и ставилось в одну строку с «преступлением», причины которых во многом искали именно в алкоголизме. В Советском Союзе практически не проводилось комплексных исследований по вопросу питейной политики в дореволюционное время. Ярким исключением является монография Т.С. Протько, в которой автор анализирует способы борьбы с алкоголизмом в царской и советской России. У Протько фигурирует понятие «пьяный бюджет» применительно к политике имперского правительства и, в частности, С. Ю. Витте.

В современной российской историографии выделяется ряд работ, посвященных общественному антиалкогольному движению и государственной политике в данной сфере. Таковы, например, монографии И. Такалы, И.Н. Афанасьева, В.П. Пашина, А.В. Николаева, А.Г. Быковой и других. Многие диссертационные исследования посвящены трезвенническому движению в локальном контексте. В данных работах авторы изучают основные направления и формы антиалкогольного движения. Нередко авторы разделяют общественную и государственную деятельность, отказывая в эффективности либо обеим формам, либо только второй. Некоторые исследователи замечают, что «борьба за народную трезвость велась эффективно только тогда, когда государство было заинтересовано в осуществлении реальных практических мер».

Особенно важным представляется осветить ряд интересных и ценных работ, посвященных трезвенному движению в России, написанных зарубежными авторами. Базовым исследованием для данной работы будет труд американского историка Патрисии Херлихи (Patricia Herlihy), в котором автор рассматривает основных действующих акторов антиалкогольной деятельности в России в конце XIX - начале XX века. Именно Херлихи указывает на политизацию трезвеннического движения и превращение в орудие противодействия официальной власти, однако не уделяет этому все же достаточное внимание. Важным также является исследование Кейт Трэншел (Kate Transchel), в котором исследовательница раскрывает проблему пьянства и противодействия ему в рабочей среде и среди крестьян. В название ее работы выведено понятие класса. Действительно, одним из важных опорных пунктов работы Трэншел является выделение экономического фактора в качестве одного из наиболее влиятельных в формировании отношения рабочего к питейной продукции. Выделение «модерного» и «традиционного» пьянства является концепцией, которую Трэншел явно перенимает у другого влиятельного исследователя данной области - Д. Кристиана (D. Christian).Автор использует марксистскую теорию, чтобы показать, как государственное правительство и элиты эксплуатируют непривилегированную часть российского населения. Для Кристиана период, предшествовавший Великим реформам, является переходным от феодализма к капитализму. Существует также и ряд других важных исследований, посвященных данной теме.

ГЛАВА 1. «МНОГОЛИКОЕ» ТРЕЗВЕННИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

1.1 Антиоткупные восстания и государственная политика в отношении алкоголизма и пропаганды трезвости

Своеобразным импульсом для активных дискуссий об алкогольной политике государства послужило издание в 1868 году книги И. Прыжова «История кабаков в России в связи с историей русского народа». Все чаще авторы цитируют строки из ПВЛ, рассказывающие о выборе князем Владимиром веры: «Руси есть веселье питье: не можем бес того быти...». В противовес традиционному взгляду на «веселие Руси», Прыжов уверен, что «пьянства в домосковской Руси не было, не было его как порока, разъедающего народный организм». По его мнению, пьянство в России начало распространяться после возвращения Ивана Грозного из похода на взятие Казани, когда царь повелел завести первый царский кабак. Таким образом, для историка второй половины XIX века распространение кабаков, а, соответственно и пьянства, стало причиной получения государством дополнительных доходов от питейного дела, а купцами, позже, от откупных платежей. Современный исследователь трезвеннического движения А. Л. Афанасьев прочитывает слова Прыжова об учреждении кабаков в контексте превращения Московской Руси при Иване Грозном в «государство-империю».

Историк Дэвид Кристиан, основываясь на докладах правительства и дебатах в прессе, полагает, что правительство было основным бенефициаром от оборота алкоголя в стране. В 1850-х гг., более трети ее доходов поступило от продажи откупов на питейную продукцию. Согласно данным, приводимым Кристианом, можно выяснить, что во время государственной монополии на алкоголь 1819-1826 гг. постепенно снижался доход, получаемый государством от продажи питей. 44,039 тыс. рублей серебром в 1819 году (35,2% от общей суммы доходов) до 29,438 тыс. в 1827 (26,7 % от общей суммы). Потом доходы опять постепенно начали подниматься вместе с относительным увеличением населения. В 50-60-е гг. процент колебался в диапазоне 35-45 с резким увеличением суммы 1855 года (79,236 тысяч и 36,3 %) по отношению к 1859 году (120,218 тысяч и 43,0 %). Доход от питейной продукции рос на протяжении всей второй половины XIX века. На момент введения винной монополии в 1894 году он составлял 297,386 тысяч рублей серебром (25,8%) и достиг к 1909 году 759,045 тысяч (30,0% дохода). Тем не менее, общий доход государственного бюджета также увеличивался в размере с 329,930 тысяч в 1861 году до 2,526, 341 тысячи в 1909 году. За указанное время вдвое увеличилось и население Российской империи. Тем не менее, можно констатировать, что на протяжении столетия доход, получаемый правительством Российской империи от продажи алкоголя, составлял треть всего государственного бюджета. Отдельное исследование Д. Кристиана посвящено корреляции откупной системы и коррупции среди российских чиновников накануне Великих реформ и, в частности, отмены откупов как одного из следствий модернизации системы государственного управления. Согласно его данным, в губерниях Российской империи действовало 216 акторов откупной системы питейного дела (tax farmers). Неотлаженность системы продажи алкоголя вызывало волну взяток в среде купцов и чиновничества, что можно считать частью традиционной и привычной системы внутреннего регулирования. Цены на алкогольную продукцию, которая к тому же разбавлялась и продавалась некачественной, полностью находились в руках откупщиков. Высокие цены породили первую волну восстаний и погромов против алкоголя со стороны беднейших слоев населения. Первыми очагами выступлений против винных откупов были населенные пункты Архангельской губернии, а также Тульский и Веневский уезды Тульской губернии, где в 1851 г. прошли погромы с участием трех тысяч крестьян. Также известен случай разгрома питейных заведений в июне 1854 г. в г. Вольске Саратовской губернии. Пик борьбы против винных откупов пришелся на конец 50-х гг. XIX в. Первое трезвенное движение «снизу» пришел на период, предшествовавший отмене крепостного права. «Трезвенное движение 1858-60 гг. специалисты делят на 2 этапа: первый - с осени 1858 г. до весны-лета 1859 г., характеризующийся повсеместным распространением обществ трезвости и бойкотированием откупной системы, и второй - с лета 1859 г. до начала 1860 г., когда народ перешел к более активным формам борьбы, выразившемся в массовом разгроме питейных заведений».

К концу XIX столетия в государственной алкогольной политике происходят значительные изменения. Вслед за интенсификацией антиалкогольной риторики среди разных групп населения, государство также включается в борьбу с алкоголизмом. В истории западных стран этот переход от частной инициативы к государственной связывают со становлением идеологии «государства всеобщего благосостояния».

Проект организации питейной монополии был представлен в государственный совет в 1893 году. По данным исследователей, за первые годы действия монополии доход государственного бюджета от косвенного обложения вырос на 50 процентов. Следующим шагом правительства было введение монополии не только на распространение алкогольной продукции, но и трезвости. Параллельно с казенной продажей питей, в России в 1894-1895 гг. в ряде губерний были учреждены Попечительства о народной трезвости. Двусмысленная государственная политика декларируемой заботы о состоянии народа, с одной стороны, и поиска способов увеличения дохода от продажи алкоголя, с другой, вызывала многочисленную критику. Вот, например, выдержка из речи известного трезвеннического активиста, купца, члена III Государственной Думы от Самарской губернии М.Д. Челышева в Государственной Думе: «Нельзя народ держать в неизвестности и продавать ему под государственным орлом отраву для него, отраву для всего населения, а главное, отраву для будущего поколения России».

Согласно данным, приводимым в монографии К. Трэшел, в 1865 году в Санкт-Петербурге насчитывалось 1, 840 кабака, 562 трактира, 399 винные лавки и 299 винных погреба. Социальная политика де-алкоголизации населения через уменьшение количества точек сбыта алкогольной продукции способствовала распространению уличного пьянства, и была временно приостановлена. Отношение государства к алкоголизму и трезвенническому движению как таковому остается комплексным и дискуссионным вопросом.

По оценке многих современников, Попечительства неплодотворно боролись с алкоголизмом. Как значится в Уставе, Попечительства о народной трезвости имели целью распространять среди населения сведения о вреде алкоголизма. Первым пунктом приводится расширение пространств для организации свободного досуга рабочих вне питейных заведений. Помощь ночлегом и медицинским обеспечением была вторична, поскольку в условиях жесткого давления государственного аппарата, который искал выгоду в продаже спиртного, Попечительство должно было сосредоточить свою деятельность на культурном развитии рабочих и крестьян. В «Кратком очерке деятельности С.-Петербургского Городского Попечительства о народной трезвости. 1898-1908 гг.», в частности, указывается, что «Первая группа мероприятий заключалась в устройстве различного рода развлечений, которые служили бы целям народных масс и в то же время содействовали бы поднятию их духовно-нравственного уровня». С этой целью Попечительство создает в Санкт-Петербурге народный театр в качестве меры воздействия на духовную «мембрану» народа. Авторы брошюры сами сообщают, что «Главное свое внимание Попечительство уделило народному театру». Брошюра отражает уровень политизации движения трезвенничества, и апелляцию государственных структур к традиционным ценностям и национальному монолиту под властью самодержца. «Недаром еще Островский мечтал об этом и в представленной им в 1882 году Государю Императору Александру III записке доказывал, какое огромное значение имеет национальный театр в деле развития народного самосознания». Такого рода «попечительство», «опека» концентрируется на концепте воспитания, взращивания национального элемента под воздействием центральной государственной идеологии. Духовное окормление населения, то, что выведет его из мрака алкогольного греха - возвращение в лоно царской опеки. Человеческие условия жизни и труда, гарантия прав и свобод человеческой личности, к чему в качестве первейшей меры апеллировали представители либерально настроенной интеллигенции, были лишь в минимальной степени применимы к риторике Попечительств. «Вторая группа мероприятий была направлена на организацию питания для беднейших слоев населения столицы, с каковой целью были созданы столовые, чайные, подвижные кухни и т.п. Третья группа мероприятий составляла лечение алкоголиков в специальных амбулаториях и вообще предоставление народу бесплатной медицинской помощи». Любопытно, что никто в данном случае не скрывал истинных намерений государственного учреждения: «Всякий театр служит двоякой задаче: с одной стороны он является кафедрой, с которой раздаются слова проповедника, поучающего народ; с другой стороны театр оказывает художественное воздействие на массы, облагораживает зрителя, так сказать, очищает его душу, как и всякое вообще искусство. За все 10 лет во всех театрах Попечительства было дано 4, 856 спектаклей, причем репертуар состоял из 533 пьес». Как показывает Энтони Свифт (Anthony Swift), репертуар народных театров и программ для народных гуляний в начале не был разнообразным: водевили, комические зарисовки, историко-патриотическая драма Н.А Полевого. Однако впоследствии в репертуар стали включать пьесы А.Н. Островского, произведения Н.В. Гоголя, комедию Л.Н. Толстого трезвеннической направленности «Первый винокур» и др. По мнению исследователя, фабричные и народные театры, театры трезвенного толка стали занимать достаточное положение в «урбанистическом ландшафте» города к 1914 году.

В качестве резюме можно привести высказывание юриста и видного общественного деятеля А.Ф. Кони о том, что меры противодействия алкоголизму со стороны государства соответствуют поговорке: «Под рублевый грех грошовой свечой подкатываться».

1.2 Профессиональное сообщество. «Открытие» трезвости

Этап трезвеннического движения, который является объектом исследования в данной работе, актуализируется через «открытие» алкоголизма как социальной проблемы российским профессиональным сообществом. Интересно, что сами авторы конца XIX - начала XX вв. активно используют понятие «общественное движение» и подчеркивают континуитет с народными восстаниями 1850-х гг.: «Движение трезвости в России возникло в эпоху, непосредственно предшествовавшую раскрепощению крестьян», пишет Г.И. Дембо, секретарь Комиссии по вопросу об алкоголизме при «Русском обществе охранения народного здравия». При этом работа по отрезвлению общества зачастую репрезентировалась как «общее дело». Врач, профессор А.М. Коровин в своей работе «Движение трезвости в России» рассматривает деятельность обществ, Попечительств и отдельных лиц как участников одного дела - движения за трезвость. Известный врач и борец с пьянством Н.И. Григорьев в брошюре, посвященной деятельности русских обществ трезвости, также говорил об общем деле: «Имеет ли оно будущность, может ли быть здесь успех? Я думаю, что да, - но только при одном условии, если начавшаяся борьба с пьянством найдет себе больше сторонников между интеллигенцией, чем это замечается до сих пор». Именно интеллигенция: медики, учителя, священнослужители, юристы, публицисты, некоторые предприниматели активно включаются в организацию обществ, кружков и съездов антиалкогольной направленности.

Употребление понятия «движение» авторами рубежа веков выступает как элемент консолидации, призванный расширить границы и масштаб движения в представлении его участников. Любому движению нужен импульс, начало, историческая перспектива. Теоретики активно включаются в поиск исторических корней и обоснований трезвеннического движения. Само понимание общей борьбы против внутреннего врага производит на участников мобилизационный эффект. Каждая социальная группа в данном случае говорит о собственной возможности вклада в «общее дело»: у активистов церковных обществ этим средством выступали проповеди, миссии, проводниками - обеты и клятвы трезвости перед иконами. Роль медицины в антиалкогольном движении ярко представлена деятельностью ученого, психиатра и невропатолога В.М. Бехтерева, по инициативе которого в 1912 году в Санкт-Петербурге был открыт первый в Российской империи экспериментально-клинический институт по изучению алкоголизма.

Представления о распространении алкоголизма, однако, связаны с определенным набором мифов и архетипов в отношении «носителей дегенеративного типа». К. Трэншел убедительно показала, что в период народных антиоткупных восстаний, и когда интеллигенция активно включается в обсуждение алкогольного вопроса, «высший класс» представляет «низший» олицетворением собственных страхов перед хаосом и анархией, побуждаемых пьянством. «Романтические образы беспечного мужика начали угасать при представлении убогих и перенаселенных кварталов, а рабочий класс стал более походить на зловещие «немытые» массы индустриальной Европы - преступные, пьяные, и развращенные” (Перевод мой - А.С.). И действительно, во многих брошюрах и малоформатных изданиях, вышедших на рубеже веков, авторы осмысляют пьянство именно как народную черту, а также зачастую ставят пьянство бок-о-бок с преступлением. Священник С.В. Петровский в своей популярной брошюре очень красноречиво описывал, как «[Г]ибнут, страдают, сгорают во власти «огненной воды» целые миллионы людей…, растет от повального пьянства преступность». А доктор Н.И. Григорьев писал: «каждый пьяница опасен не только для себя лично, но и для своего потомства, он опасен, может быть для семьи и для общества».

Тем не менее, многие представители «либеральной интеллигенции» высказывались в пользу народного образования, расширения прав и свобод, а причины пьянства, в свою очередь, видели в крайней народной бедности. Так, характеризуя деятельность Комиссии по вопросу об алкоголизме при «Русском обществе охранения народного здравия», Л. И. Дембо отмечал, что «Комиссия в интересах получения правильного ответа на вопрос - почему массы этого ищут, - естественным образом должна была остановиться на изучении условий жизни отдельных групп населения, которые толкают их на торную дорогу к кабаку». Далее он аккуратно замечает, что в «своих работах Комиссия старалась возможно дальше держаться от теоретических рассуждений на тему: потому ли народ пьет, что он беден, или потому он беден, что пьет». Дембо вынужден констатировать отвратительность условий труда и неблагоприятные экономические факторы организации труда: «Современный ремесленник поставлен в очень неблагодарные условия жизни благодаря все более и более развивающимся ненормальным отношениям спроса и предложения... Плохой заработок, дурная, а часто и отвратительная квартирная обстановка, плохое питание, полное однообразие изо дня в день; стадный и значительно истощающий труд, доходящий до 18 часов в день в период живого сезона, умственная тьма - вот условия жизни значительного большинства мелкого рабочего люда». Подчеркивая неподобающие жизненные реалии рабочих, Комиссия активно участвовала в решении социальных проблем, связанных с организацией условий жизни и труда. Она ходатайствовала об организации врачебно-санитарного надзора на местах работы и жизнедеятельности, о снабжении качественной едой, о контроле за условиями жилищ.

Санкт-Петербург на рубеже веков был городом социальных и этнических контрастов. Подобные различия были следствием модернизации города и огромного притока крестьянского население в города на заработки. Население города выросло за 1863-1900 гг. с 539 тысяч до 1 , 248 тысяч жителей. К 1914 г. в Петербурге жило около 2, 217 тысяч человек, а в 1917 уже порядка 2,500 тысяч жителей. Крестьяне составляли 68,6% населения. Приток низкоквалифицированного сельского населения в города повлек за собой ряд последствий. Такие, например, как проблема превышения смертности над рождаемостью, повышенный процент людей, не состоящих в браке. Перемены, происходящие быстрыми темпами, и обретение модерности в общественном укладе, вставали в противоречие с элементами традиционной жизни, привносимыми в городскую среду. Образ городского рабочего с его «умственной тьмой» пугал и вызывал сочувствие. То, что идеологи и исследователи зачастую называют «рабочим классом», было неоднородной социальной группой, которая, по меткому выражению Барбары Энгель (Barbara A. Engel), находилась в пограничном состоянии «между полем и городом».

1.3 Духовные сценарии отрезвления: Церковь и чуриковцы

Для Российской Православной Церкви - конфессии, занимающей «первенствующее и господствующее» положение в империи - период со второй половины XIX в. до 1917 года был особым историческим промежутком. Святейший правительствующий синод на протяжении практически двух столетий был высшим органом церковного управления, что превратило Церковь в политическую структуру и часть административного аппарата Российской империи. Будучи государственным ведомством, Церковь, тем не менее, обладала большой самостоятельностью в решении внутренних дел. Формальная зависимость и относительная свобода «на местах» привели к тому, что к началу XX века духовенство далеко не всегда одобряло контроль государства над своей деятельностью.

Помимо проблемы самоуправления, перед Церковью остро стоял «приходской вопрос». Он, по мнению Грегори Фриза «занимал центральное место в церковном дискурсе во время революции 1905 г.» Но в итоге, «старый, сугубо бюрократический порядок остался нерушим». Концепция «симфонии властей» оказывается не столь однозначной применительно к государственно-церковным отношениям на пороге нового столетия. Кульминационным в этой истории является вопрос о роли Православной Церкви в Февральской Революции и свержении правящей династии.

Качественная перестройка экономической и социальной жизни также влекла за собой воздействия и на ведущую конфессию империи. Социальные и политические процессы, пришедшиеся на конец XIX - начало XX вв., ускорили «столкновения православной церкви и «модернизма». С все возрастающей урбанизацией и оттоком населения на работы в промышленные центры, происходили изменения в политике церкви по отношению к городскому и деревенскому населению и направлению церковной «миссии». С 1860-х церковь рассматривала город как «культурный антипод» традиционному православию в деревне, и идентифицировала православие с ее образом жизни. Это связано с идеализацией деревни, недоверием к интеллигенции и быстро урбанизировавшемуся пространству города и распространению секулярных идей среди рабочих. Руководства по пастырской деятельности печатались в основном для сельских приходов, игнорируя городской фон. Собственно, возрождение просветительской деятельности в городе, относящееся к 90-м годам XIX века, развитие философско-богословской мысли в среде интеллигенции способствовали обращению к городскому читателю и интенсификации церковной печати.

Локальные общества трезвости стали появляться в России во второй половине XIX века. Одним из первых в 1882 году было организовано общество трезвости при церковно-приходской школе в селе Татево (Бельский уезд, Смоленская губ.) Возглавил Татевское общество педагог С. А. Рачинский. Исследователь А.Л. Афанасьев говорит о том, что к «1 января 1911 года в Российской империи (без Польши и Финляндии) действовали 1873 общества трезвости, пропагандируя трезвый образ жизни». В общей сложности, в них состояло более полумиллиона членов. Из всех существовавших обществ ѕ были сельскими, а 25 % - городскими. Однако не смотря на впечатляющие статистические данные, историк Такала заявляет, что не стоит слепо верить подобным цифрам. Как правило, членство многих участников обществ было чисто формальным. Согласно тем же данным, в обществах преобладали крестьяне и рабочие (отходники). 95 % обществ было религиозными (1782 обществ) и всего лишь 5 % - светскими.

По мнению историка Артура МакКи (Arthur McKee), действительное трезвенническое движение внутри церкви началось в 1889 году, когда Св. Синод постановляет вступление в организованную борьбу с пьянством. Однако в источниках, сохранившихся с тех времен, можно найти альтернативные даты включения Церкви в борьбу. В документе «По запросу секретаря Государственной Думы о принятых Духовным ведомством мерах борьбы с алкоголизмом», значится: «Еще в 50-х годах истекшего столетия при существовании системы откупов, Святейший Синод благословил священнослужителей примером личной трезвой жизни и проповедью о пользе воздержания содействовать благой решимости некоторых городских и сельских обществ воздерживаться от вина».

Церковь, по мнению того же МакКи, представляла собой структуру, в которой были укоренены страхи перед сектантским секулярным самосознанием, так что трезвенничество как таковое зачастую ассоциировалось с ритуальными экзальтациями хлыстов. В этом состояло и обвинение братцев, последователей лидера Иоанна Чурикова. Организуя собственные проповеди, собрания, систему служений, они представляли собой внутреннюю опасность церковному спокойствию. МакКи уверен, что «само возникновение трезвенников означает, что Церковь была неспособна более окормить, удовлетворить духовный голод тысяч членов движения».