Роль Русской церкви во время Советской власти

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования Московской области

ГОУ ВО МО ГГТУ

Кафедра историко-правовых гуманитарных наук

Контрольная работа

по истории

«Роль Русской церкви во время Советской власти»

Выполнила студентка 1 курса

Дюжаева С.Б.

заочная форма обучения.

Факультет психологии

Проверил: Рябцев А. В.

Орехово-Зуево

2017

Содержание

Введение

Глава 1. Становление Советской власти и ее влияние на Русскую православную церковь

1.1 Церковь в 1917-1918 гг.

1.2 Церковь и государство во время голода 1921 года

1.3 «Воинствующее безбожие».

Глава 2. Государство и церковь во время Великой Отечественной войны

Глава 3. Церковь в послевоенное время

Заключение

Список литературы

Введение

Одной из догм нашего общественного сознания долгое время являлось утверждение, что всякие религии во все времена реакционные, что церковь играла и может играть только сугубо отрицательную роль в жизни людей. Особенно активно внедрялись эти идеи в массовое сознание в первые десятилетия существования Советской власти. При этом распространялись иллюзии, что с уничтожением религиозных убеждений общество освободится «от старого хлама--морали рабов» и быстро выработает некую новую, в корне отличную от прежней, «классовую мораль победителей старого мира». К сожалению, при этом нередко мало ценились простые нормы человеческой морали, великая самоценность жизни каждого человека, гармоничное устройство общественного бытия, что, к слову, всегда признавалось религией.

В курсовой работе нами будет рассмотрена деятельность Русской православной церкви нового периода истории. Церковь до Октябрьской революции занимала господствующее положение среди религиозных организаций в стране, и после революции православие продолжало оставаться самой крупной и влиятельной религиозной конфессией. Поэтому естественно, что отношения с церковью накладывали определенный отпечаток в целом на «церковную политику» Советского государства с первых месяцев его существования.

Большое место в курсовой работе уделено проблемам взаимоотношений государства и церкви в первое десятилетие после Октябрьской революции. Во-первых, здесь больше всего «белых пятен» в научной и популярной литературе, умолчаний, тенденциозности, искажений в соответствующих исследованиях, порожденных потребностями в обосновании «курса на решительную борьбу с религией», определенного еще в 20-е годы. Во-вторых, без истинного, лишенного ретуши понимания событий и фактов, имевших место в отношении церкви и государства в тот период, трудно представить себе объективную картину развития этих процессов в дальнейшем.

Глава 1. Становление Советской власти и ее влияние на Русскую православную церковь

1.1 Церковь в 1917-1918 гг.

советский власть русский церковь

В советской литературе издавна, еще с 20--30-х годов, сложилась точка зрения, согласно которой в историческом конфликте труда и капитала, эксплуатируемых и эксплуататоров, резко обострившемся к концу 1916-- началу 1917 года, церковь, особенно православная, безоговорочно придерживалась лишь промонархических позиций, верой и правдой стояла за интересы самодержавия, враждебно относилась к анти-царистским настроениям в обществе. Однако эта точка зрения верна лишь наполовину и, конечно, не дает всей полноты исторической картины.

На самом деле в церкви еще до начала 1917 года происходили сложные и противоречивые процессы. Да и само общество было очень многолико, многоконфессионально, что являлось одной из самых отличительных особенностей России. Только православных в это время в империи, по оценкам религиозных деятелей, например архиепископа Донского и Новочеркасского Митрофана и некоторых других иерархов, было порядка 115--125 млн. человек. Да еще около четверти миллиона человек православного духовенства и монахов с монашествующими. Около 20 млн. населения Средней Азии, так называемого Востока России, как заявляло мусульманское духовенство, целиком являлось приверженным исламу3. И это не считая по меньшей мере 5--6 млн. прихожан 6500 мусульманских приходов с 12 тыс. человек исламского духовенства, проживавших в центральной части России, в Поволжье, на Северном Кавказе, Урале, в Сибири. Всего же не православного духовенства в России было примерно 100 тыс. человек. Таким образом, учитывая число духовенства и прихожан протестантских, старообрядческих, католических, иудейских и других общин, имевшихся в России, следует сделать вывод, что к 1917 году абсолютное большинство населения страны составляли верующие. Эта гигантская многоконфессиональная людская совокупность и являлась тем самым российским обществом, в котором к началу 1917 года начались необратимые революционные процессы. И потому неправильно утверждать, что церковь в целом противилась радикальным преобразованиям в обществе.

Конечно, как в рядах духовенства, особенно высшего, так и у представителей других привилегированных сословий при всем понимании необходимости осуществления каких-то крупных перемен в империи жили настроения о полезности сохранения в России монархического института власти, дополненного или ограниченного, быть может, парламентом, Конституцией и некоторыми другими элементами «цивилизованного абсолютизма».

Однако, как известно, не эти слои населения определяли к началу 1917 года расстановку сил в обществе.

С цифрой в 125 млн. человек православных верующих, называемой тогда руководством Русской православной церкви, еще можно поспорить, но опровергать, как это делала позднее антирелигиозная пропаганда, тот факт, что подавляющая часть населения России являлась верующей, невозможно. Это подтверждала и государственная статистика. Так, по данным «Ежегодника России за 1904 год», изданного государственными статистическими ведомствами в Санкт-Петербурге в 1905 году, можно получить представление о составе верующих в стране. С некоторыми небольшими поправками эти данные можно принять расчетными и для 1917 года, так как ситуация за это время вряд ли могла радикально измениться. Православные и старообрядцы в России составляли 70 процентов населения, последователи ислама -- 10,8 процента, иудеи -- чуть более 4 процентов, протестанты --4,85 процента, прочие--1 процент.

В России верх брали буржуазно-демократические, антимонархические настроения средних и радикально-революционные требования низших слоев населения.

Такие настроения имелись и в среде духовенства. Существует немало фактов активного участия в буржуазных, либерально-демократических, эсеровской и даже в большевистской партиях представителей духовенства. Известно, что в большевистской партии до 1918 года, если не до 1921, когда начались чистки по религиозным мотивам, имелось достаточно большое число верующих, особенно среди националов, и религиозность не являлась тогда препятствием для их членства в партии. Да и после 1921 года ситуация в партии менялась медленно. В 1923 году ЦК РКП (б), проведя исследования в партийных организациях 29 губерний Центральной России, установил, что религиозность среди их членов была еще достаточно велика. В других партиях и общественно-политических движениях накануне и после Февральской революции в России верующих и духовенства было еще больше. По сути, члены этих партий и движений и составили основу антимонархической общенародной революционной волны.

В церкви и религиозных общинах к середине 1917 года стали преобладать демократические настроения, в лидеры религиозно-общественных организаций выдвигались представители низшего и среднего духовенства, лучше знавшие и отражавшие настроения верующих масс. Так, в мае 1917 года на епархиальном съезде в Нижнем Новгороде председателем был избран приходский священник Гагипский, который при открытии съезда во вступительной речи призвал присутствующих активно поддержать революционные преобразования в обществе и провозгласил «Вечную память павшим за свободу!».

С начала весны и до конца осени 1917 года, как отмечают многочисленные источники, значительно возросла общественно-политическая активность религиозных организаций, усилилось их проникновение на арену политической борьбы.

Среди православных, протестантских, мусульманских, иудейских и прочих общественно-религиозных организаций, во множестве появившихся в стране, особой активностью на политическом поприще выделялся «Союз прогрессивного и демократического духовенства и мирян», созданный в марте 1917 года в Петрограде, в числе руководителей которого находился православный священник А. И Введенский, впоследствии ставший главой обновленческой церкви в СССР. Многие идеи, развитые Введенским в 20-е годы об «общности целей христиан и революционеров», о необходимости проведения глубоких демократических преобразований в церкви и стране и т д., в первоначальном виде появилась именно в «Союзе прогрессивного и демократического духовенства и мирян». Не случайно этот союз пользовался широкой поддержкой таких революционно-демократических партий, как, например, эсеры.

1918 год начинался для религиозных организаций России трудно. Декрет об отделении церкви от государства лишил их значительной части прежней материальной базы, сузил имевшиеся ранее возможности воздействия на массы. Но сложности возникали у церкви не только со стороны светских, политических, государственных и прочих общественных институтов и органов власти. Кризисные процессы, десятилетиями накапливавшиеся непосредственно в лоне всех церквей, имевшихся в России, -- противоречия между старым и новым духовенством, между рядовыми клириками и епископатом, внутри верующей массы: по классово-имущественному положению, национальным признакам и т. д., по отношению верующих и духовенства к революции, Советской власти -- все это разрушало определенную иерархическую централизацию, единство церкви, ее структурные образования и породило еще большее недоверие между органами революционной диктатуры и церковью.

Российскую православную церковь поддерживали эсеры, а многочисленные представители ее клира, в свою очередь, поддерживали и симпатизировали этой партии, чего они не проявляли по отношению к большевикам. В церкви искали духовную опору все «бывшие»: аристократия, офицерство, интеллигенция, чиновники и т. д. Это давало повод считать церковь союзницей, а то и видеть в ней «вдохновительницу» врага.

Разумеется, в стране, где только что совершилась революция и разгоралась гражданская война, церковь переживала сложнейший период. Она обеспечивала потребности верующих противоборствующих сторон, на которые разделилось население страны. Иначе и не могло быть. В тот переломный в истории России момент церковь могла бы стать, вероятно, одной из консолидирующих сил нации и всей страны. Но по многим причинам ей не удалось осуществить эту роль. Не видели в церкви подобной потенциальной возможности и большевики. Они усматривали в ней только враждебную силу.

На такой же непримиримой позиции, в свою очередь, стояло и духовенство, не признавая законность власти большевиков, отказывая им в праве выражать чаяния и настроения большой части народа.

Напряжению отношений между церковью и государством способствовало тогда и то, что духовенство в разных местах страны публично стало подвергать критике органы революционной диктатуры за ограничения своих гражданских прав. 4 июля 1918 года на состоявшемся в Москве Всероссийском съезде Советов была принята первая Конституция РСФСР, по которой буржуазные элементы, эксплуататоры и духовенство существенно ограничивались в гражданских правах. К тому же еще и слухи о готовящемся новом законе или инструкции об ограничении проповеднической, религиозной деятельности заставили тогда духовенство активизировать критику многих действий органов Советской власти.

Когда же 30 августа 1918 года инструкция НКЮ по проведению в жизнь декрета СНК об отделении церкви от государства была обнародована, то факт, что и на этот раз документ был разработан без участия религиозных организаций, вызвал большую волну недовольства у духовенства, 5 сентября 1918 года письмо протеста против подобных действий направили в Совнарком член Всероссийского церковного Собора Н. Д. Кузнецов и экзарх греко-католической церкви протопресвитер Леонид Федоров Они указывали на то, что инструкция подменяет собой декрет СНК от 23 января -- «подлинной хартии свободы совести» Новая инструкция, на их взгляд, ужесточала отношение государства к религиозным организациям, лишала последних и тех немногих свобод, что еще к тому времени оставались.

К этому заявлению присоединились другие подобные обращения духовенства. Многие священнослужители предлагали свои варианты инструкции, выражали намерение принять участие в разработке нового документа.

Надо признать, что инструкция сильно ограничивала жизнедеятельность религиозных организаций. Инструкция, по сути (хотя она и не имела силы закона), закрепила положение о лишении религиозных организаций прав юридического лица. Они не могли владеть движимым и недвижимым имуществом Им запрещалась всякая благотворительная, просветительская, педагогическая деятельность. Все имущество, включая храмы, передавалось на баланс местных Советов, которые должны были принять его по описи, то есть церковное имущество признавалось государственной собственностью. В то же время ремонт культовых зданий, согласно инструкции, верующие обязаны были осуществлять за свой счет. Все религиозные шествия, молебны на открытом воздухе без разрешения местных властей не допускались. У религиозных организаций отбирались «не нужные им» для богослужений: подворья, угодья, общежития, дома, гостиницы, постоялые дворы, пасеки и т.д. Все помещения духовных школ передавались в ведение Наркомпроса.

Практически религиозные организации оставались без учебных заведений, лишались возможности подготовки новых кадров духовенства. И если у последователей ислама, скажем, еще оставались по распоряжению СНК духовные училища и школы при мечетях, откуда можно было получать необходимое кадровое пополнение, то у РПЦ сложилось в этом отношении крайне тяжелое положение. Руководство православной церкви обращалось в СНК, ВЦИК, другие органы власти по поводу исправления этой ситуации. Вскоре правительство разрешило РПЦ открыть в Петрограде богословско-пастырское училище, запретив принимать в него учащихся моложе 18 лет, а в 1919 году там же появился богословский институт, просуществовавший, правда, с некоторыми перерывами весьма недолго.[2] Но все это будет потом, а в конце августа -- начале сентября 1918 года после опубликования инструкции НКЮ по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства духовенство уже почти открыто враждебно стало относиться ко всем новым шагам Советского правительства в его взаимоотношениях с религиозными организациями

Органы Советской власти утверждали, что в обострении отношений между церковью и государством якобы немалую роль играл «махровый монархист» патриарх Тихон, тайно поддерживавший «белое духовенство» или, по крайней мере, имевший с ним тесные контакты 2 сентября 1918 года Советская республика была объявлена единым военным лагерем, в ответ на белый террор вводился красный террор, лица, принадлежавшие к белогвардейским организациям, подлежали расстрелу. Церковь, естественно, следуя этим рассуждениям, необходимо было зачислить в стан контрреволюции, что органы Советской власти, агитационно-пропагандистские ведомства не преминули сделать.

Таким образом, можно сказать, что определенная часть священнослужителей всех конфессий без одобрения встретила Октябрьскую революцию, с недоверием, а то и враждебностью отнеслась к деятельности Советского правительства. Но обвинять, как тогда делали, в «контрреволюционности» все духовенство было ошибкой. К сожалению, такой предвзятый подход к духовенству со стороны многих органов Советской власти с первых шагов их деятельности явился в определенной мере провоцирующим моментом в усилении недоброжелательности многих священнослужителей к новой власти. Во взаимоотношениях с церковью самым разумным было бы исходить строго из положений декрета об отделении церкви от государства. Не следовало привносить в государственную политику по отношению к церкви партийную идеологию, например «религия есть опиум народа», «при социализме нет места церкви» и т. д., когда подобные установки довлели над работниками новых государственных органов власти и руководили многими их поступками.

1.2 Церковь и государство во время голода 1921 года

Одной из самых драматических и запутанных страниц в истории отношений Советского государства и церкви является 1921 год. Сразу после окончания гражданской войны Россию ждало еще одно тяжелое испытание: ко второй половине 1921 года в обширных районах страны разразился страшный голод -- бедствовало до двух с Лишним десятков миллионов человек. Газеты сообщали, как в Поволжье, например, вымирали целые деревни. Религиозные организации не оставались равнодушными к подобным событиям. Стали действовать различные комитеты помощи голодающим не только в Русской православной церкви, но и у сектантов, мусульман, в других конфессиях. Так, еще 9 июля 1922 года Всероссийский совет евангельских христиан (ВСЕХ) во главе с И. Прохановым заключил договор с Центральной комиссией ВЦИК по оказанию помощи голодающим (ЦК ПомГол) об участии в борьбе с голодом. Специальный фонд помощи голодающим был создан чуть позднее и Советом Всероссийского Союза баптистов по инициативе его руководителей П. В. Павлова, И. Шилова, В. Степанова. 14 декабря 1921 года Центральное Духовное управление мусульман (ЦДУМ) направило наркому по делам национальностей И. В. Сталину специальное послание с просьбой разрешить организовать комитет помощи голодающим, наладить сбор денежных средств, в том числе и за границей. В письме особо подчеркивалось, что 8 тысяч мулл и 400 муслинов, прихожане 6,5 тысячи мечетей, имевшихся тогда в Европейской части Центральной России, Поволжье и в Сибири, смогут существенно помочь а борьбе с голодом. К тому же отмечалось, что помощь будет оказываться не только голодающим мусульманам, но и всем гражданам страны, оказавшимся в беде, насколько это будет возможно. Нарком наложил резолюцию: «Комиссия ВЦИК по голоду, т. Смидовичу. Возражений не имею. И. Сталин. 25.XII».

Надо отметить, что комиссия ЦДУМ по оказанию помощи голодающим под руководством энергичного мусульманского деятеля П. Тарджиманова с первых шагов своей деятельности привлекла к себе большое общественное внимание. В 1922 году, признавая заслуги и идя навстречу ее просьбам, ВЦИК направил в ТатЦИК, БашЦИК, КиргизЦИК, другие исполкомы губерний и республик, где проживали последователи ислама, специальный циркуляр, в котором рекомендовал этим органам власти оказывать всяческую помощь и поддержку комиссии ЦДУМ.

Такова же была позиция и Русской православной церкви. Еще в середине лета 1921 года патриарх Тихон, другие православные иерархи стали искать возможность участия религиозных организаций, общин и приходов в оказании помощи голодающим. В июле -- августе патриарх провел в ряде приходов Москвы, в том числе в храме Христа Спасителя, несколько богослужений, во время которых призвал верующих к пожертвованию денежных средств, драгоценностей для этой цели.

Но глава РПЦ понимал, что подобными разовыми «вспомоществованиями» трудно достигнуть значительного эффекта в преодолении большого народного горя. Необходимо было организовать систематическую, всестороннюю работу по оказанию помощи голодающим. Патриарх пришел к выводу, что в наибольшей степени этой задаче будет соответствовать специальный Церковный комитет помощи голодающим.

В числе необходимых условий успешной деятельности Церковного комитета патриарх называл следующие: «а) право Комитета собирать средства путем устной проповеди, издания воззваний, духовных концертов и т. д. ; б) Комитет может самостоятельно собирать пожертвования на родине и за границей, через Красный Крест; в) Комитет может сам распределять по согласованию с ВЦИК свою помощь голодающим среди населения всех национальностей; г) уполномоченным Церковного комитета оказывают помощь в передвижении и т. д.; е) имущество Церковного комитета не подлежит реквизиции; ж) Церковный комитет может проводить собрания; з) Церковный комитет не может контролировать Народный Комиссариат Рабоче-Крестьянской Инспекции, а свой отчет он представляет во ВЦИК...»[4]

Президиум Всероссийского Комитета помощи голодающим при ВЦИК под председательством М. И. Калинина, получив письмо патриарха, весьма экстренно, в тот же день 17 августа провел заседание, на котором обсудил предложения патриарха Тихона. Члены Президиума Комитета помощи голодающим посчитали целесообразным создание Церковного комитета помощи голодающим.

Однако в ЦК РКП (б), Совнаркоме, НКВД, НКЮ и других ведомствах влиятельные должностные лица: Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев, Ем. Ярославский, П. А Красиков, Н. И. Бухарин и некоторые другие стали резко возражать против участия церкви в оказании помощи голодающим, ссылаясь на инструкцию НКЮ от 30 августа 1918 года, согласно которой религиозным организациям запрещалось заниматься благотворительной деятельностью, поэтому с ответом патриарху Тихону во ВЦИКе задержались.

31 августа патриарх вновь обратился к М. И. Калинину. Но и на этот раз ответа из ВЦИК на Троицкое подворье в Москве -- место резиденции патриарха -- не последовало. В руководящих партийных и государственных кругах шла упорная борьба по вопросу, принять или отвергнуть предлагаемую помощь церкви. Наиболее подверженные догматическому мышлению и мысли не допускали, чтобы пригласить религиозные организации, духовенство -- «реакционеров в рясах» -- в союзники даже для участия в борьбе с голодом, вместе с тем к концу осени 1921 года в стране складывалось катастрофическое положение. Голод уносил все новые тысячи человеческих жизней. В этой ситуации ряд большевистских руководителей: М. И. Калинин, А. И. Рыков, Л. Б. Каменев и некоторые другие согласились на помощь церкви в борьбе с голодом. М. И. Калинин как председатель ЦК ПомГол проявил особую активность, чтобы сломить сопротивление группы противников церковной помощи, поодиночке склоняя на свою сторону влиятельных партийцев. Особые усилия он приложил, чтобы добиться согласия набиравшего тогда вес в партийном руководстве члена Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б), наркома по делам национальностей, а также руководителя Наркомата рабоче-крестьянской инспекции И. В. Сталина. К началу зимы добро Сталина было получено. 8 декабря ВЦИК принимает постановление, разрешавшее религиозным организациям осуществлять сбор средств для оказания помощи голодающим.

Но если «наверху» в известной мере сопротивление противников церковной помощи голодающим на какое-то время было сломлено, то аппарат ВЧК, НКВД, НКЮ, а также партийцы-догматики на местах продолжали стопорить это дело.

Думается, это было не случайно. Несмотря на согласие ВЦИК на создание церковных комитетов помощи голодающим, многие советские и партийные чиновники, исходя из установок о «необходимости наступления на церковь», рассматривали это лишь как временный компромисс и считали неизбежной новую конфронтацию с религиозными организациями. К тому же как в центре, так и на местах с лета 1921 года все настойчивее раздавались призывы наиболее нетерпеливых и «решительных борцов с религией» отобрать все церковные ценности для обмена их на хлеб за границей. Правда, тогда до церковных ценностей дело не дошло, но вскоре ВЦИК принял постановление о продаже за границу золотых и серебряных изделий, драгоценных камней и алмазов из музейных фондов. Многие понимали, что было недалеко и до продажи церковного имущества. И уж тут никак не миновать войны с религиозными организациями, духовенством. Конфронтация ожидалась именно с православным духовенством, так как кампания по изъятию и обмену за границей церковных ценностей на хлеб планировалась, исходя из наличия богослужебных предметов из золота, серебра и драгоценных камней, главным образом в приходах и соборах РПЦ.

К осени 1921 года напор сил, выступавших за изъятие и продажу православных церковных ценностей, все нарастал. Наводились мосты с зарубежными деловыми кругами, готовыми взяться за продажу предметов русского светского и церковного искусства. С этими предложениями неоднократно обращались к председателю Совнаркома.

B позиции церковного руководства также происходили определенные изменения. Учитывая, что денежных пожертвований явно не хватит для сбора существенных средств, на которые можно было бы накормить значительное число голодающих, патриарх и Священный Синод в середине февраля выпустили специальное послание к духовенству и верующим, в котором призвали пожертвовать на эти цели не только личные, но и храмовые драгоценные украшения и предметы, не имевшие важною богослужебного назначения. Эго значительно повысило авторитет церкви в глазах не только верующих, но и всего населения. Поэтому во многих местах органы власти доверили работу по передаче церковных ценностей комиссиям по голоду самим приходским советам. Но, вероятно, то обстоятельство, что религиозные организации, стали перехватывать инициативу в деле сбора церковных ценностей у комитетов по голоду на местах, не понравилось некоторым руководящим деятелям партии и государства. Под сильнейшим нажимом Л. Д. Троцкого и ряда других лиц ЦК РКП(б), Совнарком и ВЦИК пошли на активизацию действий по изъятию церковных ценностей.

В результате сделанных Троцким оценок объема церковных богатств был дезориентирован и Ленин, который полагал, что в результате кампании по изъятию церковных ценностей можно «взять в свои руки фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов)». 26 февраля в «Известиях» было опубликовано постановление ВЦИК, в котором сообщалось: «Ввиду неотложной необходимости спешно мобилизовать все ресурсы страны, могущие служить средством борьбы с голодом в Поволжье и для обсеменения его полей, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, в дополнение к декрету об изъятии музейного имущества, постановил:

1. Предложить местным Советам в месячный срок со дня опубликования сего постановления изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий по описям и договорам, все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие которых не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Наркомфина, со специальным назначением в фонд Центральной комиссии помощи голодающим.

2. В целях планомерного проведения этого мероприятия, организации точного учета и передачи органам Наркомфина по особому счету для Центральной комиссии помощи голодающим вышеуказанных ценностей образовать в каждой губернии комиссию в составе ответственных представителей губисполкома, губкомотдела и губфинотдела, под председательством одного из членов ВЦИКа...»

Это сообщение вызвало не только замешательство, но и острое недовольство в религиозных кругах: они считали, что тем самым правительство в обход церковных комитетов по оказанию помощи голодающим, созданных по разрешению ВЦИК, принимает новое решение, предусматривающее оперативное изъятие церковных ценностей у тех самых комитетов, созданных и действовавших в приходах, епархиях, исходя из доброй воли, сострадания и милосердия духовенства и прихожан. Особо неодобрительной была реакция духовенства на изъятие драгоценных предметов церковного назначения. На оговорку в постановлении ВЦИК о том, что не будут изъяты те предметы, которые могут «существенно затронуть интересы самого культа», мало кто надеялся. Слишком свежи были в памяти массовые реквизиции монастырского и церковного имущества, осуществленные в 1918 -- 1920 годы, хотя и тогда было достаточно заявлений, что изымаются лишь предметы «монашеской роскоши», а все нужное верующим остается в неприкосновенности. Увы, множество богослужебных предметов бесследно исчезло.

1.3 «Воинствующее безбожие»

«Воинствующее безбожие», окончательно организационно оформившееся в конце 20-х годов, прошло несколько этапов своего развития. Существовавшие среди марксистски слабо подготовленных слоев рабочего класса, левацких элементов в партии настроения нетерпимого отношения к религии, не допускавшие существования церкви при социализме, время от времени давали о себе знать периодически происходившими вспышками антирелигиозного экстремизма. Сторонники подобных настроений настаивали исключительно на применении методов «революционной диктатуры», а точнее -- грубых административных приемов, вплоть до закрытия церквей и роспуска религиозных организаций явочным порядком.

Наиболее громко представители этого течения вновь заявили о себе и в конце 20-х годов, призвав перейти в окончательное наступление на религию, чтобы «отправить ее на свалку истории». Конечно, только за принадлежность к церкви прихожан не судили, но общественному осуждению верующие во многих местах подвергались. В немалой степени пострадало православное и исламское духовенство, значительная часть его была репрессирована. Суровому наказанию были подвергнуты руководители сектантских организаций. Факты свидетельствуют, что сторонникам крайних мер в борьбе с религией удалось навязать СБ свою линию на долгие годы вперед. Утвердил же ее в июне 1929 года II Всесоюзный съезд безбожников.

Антирелигиозное совещание в Москве в 1929 году дало прямые указания партийным, комсомольским, профсоюзным организациям, Центральному совету Союза безбожников (ЦС СБ) и ячейкам безбожников начать «решительное наступление на позиции церковников и сектантов». И сам Ем. Ярославский, и его заместитель в ЦС СБ А. Лукачевский накануне II съезда Союза безбожников, исходя из установок этого партийного совещания, прямо увязали задачи антирелигиозной работы с целями классовой борьбы, со «сражением против контрреволюции». Подводя же итоги II съезда СВБ, Ем. Ярославский заявил: «Борьба с религией и религиозными организациями есть одна из насущнейших партийных задач, одна из серьезнейших задач классовой борьбы с капиталистическими элементами». Нетерпимостью к религии и верующим было проникнуто «Обращение Второго Всесоюзного съезда воинствующих безбожников СССР ко всем трудящимся, ко всем рабочим, крестьянам и красноармейцам СССР», в котором отмечалось: «Для нас борьба на антирелигиозном фронте есть только один из видов классово-политической борьбы, которую ведет труд против капитала...»[6]

Почему именно на рубеже 20--30-х годов была предпринята беспрецедентная по масштабам атака на религию, церковные организации, верующих?

Как известно, попытки связать религию с контрреволюцией были и ранее, по вновь они особенно активизировались в ходе трудных государственных хлебных заготовок в 1928 году, когда крестьяне не стали подчиняться принудительному изъятию хлеба. Например, в «Правде», других газетах и журналах в тот период появляются различные материалы о том, как кулаки в союзе с попами срывают хлебозаготовки. Это было расценено не только как саботаж, но и как контрреволюционные действия. На апрельском объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в 1928 году И. В. Сталин подчеркивал, что «заготовительный кризис выражает собой первое, в условиях нэпа, серьезное выступление капиталистических элементов деревни против Советской власти...».

В апреле того же 1928 года на собрании актива московской организации ВКП(б) И. В. Сталин, продолжив тему о наступлении на кулака, соединил ее уже с необходимостью проведения «самой боевой антирелигиозной работы в массах», призвал к решительной борьбе с религией. За несколько месяцев 1928 года И. В. Сталин трижды, выступая по поводу наступления на кулака, принимал к развертыванию решительной борьбы с религией. Кончался период классового мира в стране, экономической стабильности, порожденной и закрепленной новой экономической политикой. Заканчивалась полоса терпимости к кулаку и нэпману.

Завершался и период сравнительно спокойной дискуссии партии с церковью. В это время в партии назревает все большее недовольство деятельностью религиозных организаций, состоянием антирелигиозной работы. Уже в 1927 году на XV съезде ВКП(б) И. В. Сталин заявляет: «У нас имеется еще такой минус, как ослабление антирелигиозной борьбы».

Сталин утверждал, что за спиной кулака стояли многие религиозные организации, а это увеличивало силы, идеологизировало кулака. Поэтому в общем наступлении на кулака и нэпмана специальный удар готовился

И. В. Сталиным по религиозным организациям, по духовенству. В беседе все с той же первой американской рабочей делегацией И В Сталин решительно заявил, что партия не может быть либеральной и в отношении «реакционного духовенства, отравляющего сознание трудящихся масс. Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано». Таким образом, призыв к ликвидации «реакционного духовенства», к наступлению на религию прозвучал достаточно четко.

Призыв Сталина был услышан и комсомолом. Одной из первых его стала последовательно проводить в жизнь газета «Комсомольская правда», окрыленная неоднократными высокими оценками И. В. Сталина в 1928 году ее деятельности в борьбе с бюрократизмом, «врагами рабочего класса», по развертыванию критики, «выкорчевыванию капиталистических корешков во всех порах жизни». Именно «Комсомольская правда» под руководством ответственного редактора редакции И. Т. Бобрышева и его заместителя Д. П. Бухарцева с 1928 года наиболее решительно начала пропагандировать «открытое наступление на религию», разоблачать «реакционную, враждебную социализму сущность церковников и сектантов». Более того, «Комсомольская правда» стала инициатором критики форм и методов ЦС СБ, ячеек безбожников на местах, которые она осуждала за примиренческое отношение к религии. Особенно ожесточенным нападкам «Комсомольская правда» подвергла Союз безбожников в 1929 году накануне II Всесоюзною съезда СБ.

7 июня 1929 года «Комсомольская правда» вышла с обширной статьей М Галактионова (бывшего работника Московского совета Союза безбожников), называвшейся «На поводу примиренческого отношения к религии (Идеологические ошибки в работе союза безбожников)», в которой автор поставил под сомнение правильность курса и методов работы этой организации, упрекнул руководство Центрального совета СБ в отсутствии классового подхода в его деятельности, в примиренчестве в отношении религии, в «правом уклоне».

9 июня -- за день до открытия II Всесоюзного съезда безбожников -- «Комсомольская правда» вновь предложила читателям под общим заголовком «Никаких поблажек классовым врагам (Поднимем массы на борьбу с религией)» две весьма пространные и «воинствующие» статьи: А. Лунина «Ошибочные теории» и Ан. Николнна «Враги не дремлют». Особенно непримиримой по отношению к религии и верующим была статья А. Лунина, в которой подчеркивалось, что: «...классовый враг наступает с крестом и евангелием на революцию, на социалистическое строительство», поэтому «борьба с религией в современных условиях -- это именно борьба с нэпманом и кулаком». Автор заявлял, что «религиозные организации необходимо рассматривать как орудие борьбы с социалистическим строительством всех врагов Советской власти». Намеки его были более чем прозрачны: наступление велось на «правых уклонистов» во главе с Н. И. Бухариным. Но имя последнего в этой статье не упоминалось, зато жесткой критике был подвергнут другой член «правой оппозиции» -- А. И. Рыков, а также видный деятель большевистской партии, стоявший несколько в стороне от «воинствующих борцов» с религией и призывавший к тактичному, научному ведению антирелигиозной пропаганды -- А. В. Луначарский. «Теория тов. Рыкова о необходимости уничтожить дурман из голов всех трудящихся, которые еще не расстались с религией, как и теория тов. Луначарского, в корне противоречит марксистской теории и всему опыту классовой борьбы», -- «учил» старейших и авторитетнейших членов партии «критик» из комсомольской газеты.

Курс, пропагандируемый «Комсомольской правдой» на изменение форм и методов антирелигиозной работы в сторону нетерпимости, грубости по отношению к религии и верующим, был поддержан левацки настроенными элементами в партии, комсомоле, идеологических, профсоюзных, кооперативных организациях. Например, в его поддержку выступило Общество воинствующих материалистов-диалектиков. Профсоюз печатников к тому времени принял постановление об отказе печатать в типографиях религиозную литературу и, руководством кооперации были даны указания на места о запрещении производства и продажи предметов религиозного культа.

Вообще 1929 год во многих отношениях стал переломным во взаимоотношениях Советской власти и церкви. Не только II съезд СБ объявил наступление на религию. Об этом же шла речь и на антирелигиозном совещании при ЦК ВКП(б) в начале июня. Существенные поправки были внесены в Конституцию РСФСР в мае 1929 года на XIV Всероссийском съезде Советов. Они значительно ограничивали права верующих, духовенства в отправлении культа и проведении связанной с этим религиозной пропаганды. Если в прежней редакции статьи 4 Конституции РСФСР была формулировка: «Свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами», то в новой редакции было записано следующее: «Свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами». Разница существенная: из статьи изъято положение о свободе религиозной пропаганды.

А еще месяцем ранее, 8 апреля 1929 года, было принято постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях», по которому жизнедеятельность религиозных организаций, общин, приходов подпадала под жесткую регламентацию государственных органов, во многом противоречившую декрету 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви. Запрещалось без разрешения властей проводить собрания верующих, назначать или избирать руководителей общин, совершать религиозные обряды вне церкви, пользоваться услугами государственных предприятий, типографий, организованно обучать детей религии, заниматься благотворительностью, строительством и ремонтом культовых зданий и т. д. 1929 год стал временем массового закрытия церквей и приходов. А. Т. Лукачевский признавал: «Закрытие молитвенных зданий... сейчас приняло массовый характер: далеко не везде проводится предварительно широкая разъяснительная кампания, есть немало случаев, когда церкви закрываются административным путем или на основании решений, принятых на узком собрании, состоящем преимущественно из членов ВКП(б), комсомольцев и членов СБ. Есть случаи, когда закрытие молитвенного дома производится тотчас же после принятия решения, и таким образом обходили право верующих на обжалование. При закрытии были случаи оскорбления чувства верующего... уничтожались предметы религиозного культа». Причем закрытые церкви отдавали под склады, мастерские, магазины или предоставляли конторам, ведомствам, что задевало, оскорбляло чувства верующих. Но наиболее суровые меры были обрушены на монастыри -- «оплоты мракобесия», по терминологии того времени. По всей стране прокатилась волна их закрытия. Причем, если верующие не соглашались на «добровольное закрытие», монастыри прекращали свое существование нередко под сомнительными предлогами. Так произошло и с Киево-Печерской лаврой, самым древним и знаменитым монастырем Русской православной церкви. В 1929 году был организован шумный судебный процесс по делу об убийстве якобы архидиаконом лавры Чехуном и его «сообщницей» монахиней Киево-Фроловского монастыря Воронковой некоей П. Барышниковой. Дело было темное, запутанное, доказательств неоспоримой вины Чехуна и Воронковой у суда не было. Тем не менее, оба были приговорены к 10 годам тюремного заключения. В прессе была организована громкая кампания против братии Киево-Печерской лавры и монашества вообще -- «рассадника уголовщины и разврата». Под давлением такого рода «аргументов» власти в конце 1929 года закрыли не только лавру, но и соседний Киево-Фроловский монастырь. Такая же участь вскоре постигла и другие подобные церковные учреждения. В конце декабря 1931 года на глаза Ем. Ярославскому попалась крохотная заметка в одной из газет, где говорилось о существовании чудом сохранившегося когда-то могущественного Макарьсвско-го монастыря с обитавшими там в небольшом флигеле 35 престарелыми насельниками. Тут же он написал С. М. Кирову: «Тов. Киров! Посылаю выдержку о Макарьевском монастыре. Может быть, пора ликвидировать?» Разумеется, вскоре и этот монастырь закрыли. В 1937 году Ем. Ярославский с удовлетворением отметил, что «в стране с монастырями покончено».

[1] Одинцов М.И. Государство и церковь. М.: Знание, 1991

[2] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М.: Политиздат, 1991

[3] Одинцов М.И. Государство и церковь. М.: Знание, 1991

[4] Одинцов М.И. Государство и церковь. М.: Знание, 1991

[5] Советское государство и русская православная церковь: к истории взаимоотношений. М.: ГПИБ, 1990

[6] Одинцов М.И. Государство и церковь. М.: Знание, 1991

[7] Советское государство и русская православная церковь: к истории взаимоотношений. М.: ГПИБ, 1990

Глава 2. Государство и церковь во время Великой Отечественной войны

В начале 40-х годов в отношениях между церковью и государством мало что изменилось и в первый, самый тяжелый период Великой Отечественной войны, хотя руководство церкви и подавляющее большинство верующих заняли в это трагическое для советского народа время патриотическую позицию.

Более 23 раз митрополит Серий за годы войны обращался с патриотическими призывами к пастве.

Духовенство поддерживало высокий моральный настрой тружеников тыла, утешало верующих в скорби, призывало верить в окончательную победу над врагом. Конечно, нашлись среди священнослужителей и верующих предатели Родины, служившие немцам на оккупированных территориях. Но в целом как духовенство, так и верующие в годы войны проявили лучшие качества советских людей -- патриотизм, самоотверженность, веру в победу. Надежды агрессора найти в их лице «пятую колонну» не оправдались. Были служители культа, которые сражались в действующей армии, в партизанских отрядах Известно, с какой стойкостью переносил все тяготы блокады вместе с жителями города, призывая верующих к мужеству, митрополит Ленинградский Алексий, награжденный медалью «За оборону Ленинграда».

Была еще одна область патриотического служения Родине, в которой священнослужители и верующие вносили в годы войны значительный вклад. Это -- сбор денежных средств, драгоценностей, вещей для нужд фронта, для обеспечения всем необходимым Красной Армии. Собственно говоря, этот вид патриотической деятельности и послужил толчком к налаживанию диалога между государственными органами и церковью. Впервые контакт на этой почве между председателем Совнаркома СССР И. В. Сталиным и патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием состоялся в феврале 1943 года, когда они обменялись посланиями. 25 февраля из Ульяновска, где размещалась в эвакуации канцелярия Московского патриархата, митрополит Сергий написал в Кремль И. В. Сталину: «В день юбилея нашей победоносной Красной Армии приветствую Вас как ее Главнокомандующего от имени духовенства и верующих Русской православной церкви, молитвенно желаю Вам испытать радость полной победы над врагом и видеть возрождение истерзанной Родины. Верующие в желании помочь Красной Армии охотно откликнулись на мой призыв: собрать средства на постройку танковой колонны имени Дмитрия Донского. Всего собрано около 6 000 000 рублей и, кроме того, большое количество золотых и серебряных вещей... Примите эти средства как дар от духовенства и верующих Русской православной церкви в день юбилея Красной Армии. Патриарший местоблюститель Сергий митрополит Московский и Коломенский»[1].

Ответ Сергию был направлен в тот же день: «Прошу передать православному русскому духовенству и верующим, собравшим 6000 000 рублей, золотые и серебряные вещи на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского, мой искренний привет и благодарность Красной Армии. И. Сталин».

По сути, ни один приход во время войны не уклонился от участия в сборе денежных средств. Патриотическая деятельность церкви завоевывала признание и уважение не только среди верующих, но и у атеистов. Об этом писали в адрес правительства СССР бойцы и командиры действующей армии, работники тыла, общественные, религиозные деятели и граждане союзных, дружественных и нейтральных государств. Таким образом, сама жизнь потребовала от руководства парши и страны пойти на существенное изменение взаимоотношений с церковью: перейти к диалогу во имя единства верующих и атеистов, борющихся с одним врагом Родины -- фашизмом.

Вероятно, осознание необходимости перемен в отношении к церкви и верующим наступило у Сталина примерно в начале 1943 года, но потребовалось еще более полугода, чтобы оно начало проявляться в конкретных действиях.

По всей видимости, была еще одна веская причина, заставившая Сталина ускорить нормализацию отношений с церковью, не препятствовать избранию патриарха и Синода. Дело в том, что в начале осени 1943 года руководители стран антигитлеровской коалиции готовились к первой личной встрече в Тегеране. На Тегеранскую встречу Сталин возлагал большие надежды, связанные с открытием второго фронта. Поэтому изыскивались различные способы для подталкивания союзников к скорейшему началу операций против фашистской Германии на западе или на юге Европы Прежде всего самой активной поддержкой пользовались различные общественные движения в Англии и США по оказанию помощи Советскому Союзу. В числе таких организаций, с руководителями которых И. В. Сталин вел личную переписку, был объединенный Комитет помощи Советскому Союзу в Англии под руководством одного из высших деятелей англиканской церкви настоятеля Кентерберийского собора X. Джонсона, питавшего самые дружеские чувства к СССР.

Это был партнер, которым Сталин дорожил и который имел немалое влияние в союзной стране, где англиканская церковь является государственной религией.

Руководство англиканской церкви к началу осени 1943 года через посольство СССР в Великобритании обратилось к Советскому правительству (уже не в первый раз) с просьбой разрешить визит своей делегации в Москву. Накануне Тегеранской конференции визит делегации был признан Сталиным желательным и полезным. В этой ситуации крайне выигрышно было бы, чтобы главу делегации -- архиепископа Йоркского -- приняло высшее руководство Русской православной церкви во главе с патриархом. Уже одно это сняло бы многие обвинения с СССР за его крайне сложные взаимоотношения с церковью. Такие политические тонкости Сталин понимал и умел их использовать отлично. Итак, время требовало незамедлительно начать диалог Советского правительства с руководством Русской православной церкви.

Как отметит впоследствии первый председатель Совета по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпов, Сталин пригласил его к себе на дачу в субботу 4 сентября 1943 года, примерно в середине дня. Там уже были Маленков и Берия. После расспросов, что из себя представляет митрополит Сергий, а также митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) и экзарх Украины митрополит Киевский и Галнцкий Николай (Ярушевич), когда и каким образом был избран патриарх Тихон -- последний глава Русской православной церкви, кто является патриархами Вселенским и Иерусалимским, каково положение православных церквей в Румынии, Болгарии, Югославии, в каком состоянии зарубежные связи РПЦ, Сталин поинтересовался у Карпова внутренним положением православной церкви. Он спросил, сколько в СССР православных приходов, каково положение епископата. Затем, задав Г. Г. Карпову несколько вопросов о том, какой он национальности, где учился, с какого времени в партии, Сталин сказал ему, что назрела необходимость создания специального государственного органа, который бы осуществлял связь между правительством и руководством православной церкви. Поинтересовался у Карпова, есть ли у него какие-либо предложения по этому поводу? Последний признался, что он не готовился к разговору в таком русле, но вообще, по его мнению, такой орган желательно было бы создать при Президиуме Верховного Совета СССР. Сталин не согласился и сказал, что нужен Комитет или Совет по делам Русской православной церкви при СНК СССР. «Совет должен осуществлять связь между правительством и патриархом. Совет сам решений не принимает, а докладывает обо всем правительству и от него передает государственные решения церкви»,-- сформулировал он свою мысль.

После этого, обменявшись с Маленковым и Берией мнениями, следует ли ему принять митрополитов Сергия, Алексия и Николая, и согласившись с ними, что такая встреча необходима, И. В. Сталин спросил Г. Г. Карпова, когда можно ее провести. Оттуда же, с дачи, последний связался по телефону с митрополитом Сергием и от имени СНК сообщил ему, что правительство СССР готово принять его вместе с митрополитами Алексием и Николаем сегодня или завтра, в воскресенье, или в любой следующий день. Митрополит Сергий, который накануне специально был доставлен для этого из Ульяновска, как и Алексий из Ленинграда, не отходя от телефона, посоветовался с находившимися рядом митрополитами Алексием и Николаем и ответил, что они согласны, чтобы их приняли сегодня же.

Через два часа, поздно вечером, И. В. Сталин принял их в Кремле. На беседе кроме Г. Г. Карпова присутствовал В. М. Молотов. Встреча продолжалась более двух часов5. Сталин начал беседу с того, что высоко отозвался о патриотической деятельности православной церкви, отметил и тот факт, что с фронта поступает немало писем с одобрением такой позиции духовенства и верующих. Затем поинтересовался проблемами церкви.

Митрополит Сергий начал с того, что главной проблемой назвал вопрос о патриархе, подчеркнув ненормальность ситуации, когда 18 лет не занимается этот высший церковный пост, а также длительное время отсутствует Священный Синод. Все это, заключил Сергий, ставит как первоочередную задачу скорейшее проведение Поместного собора. Митрополиты Алексий и Николай согласились с ним.

Сталин одобрительно отозвался о проведении Собора, мо посоветовал в данное время созвать не Поместный, а архиерейский Собор, так как время не позволяет провести большое церковное собрание. Митрополиты согласились. Далее Сталин спросил, как будет называться патриарх, когда может быть созван Собор епископов, нужна ли помощь правительства транспортом для доставки участников Собора. Он предложил также содействие в их размещении и финансовую помощь.

Митрополит Сергий сказал, что, по их мнению, надо, чтобы патриарх назывался Московский и всея Руси, а не всей России, как было при Тихоне. Сталин согласился с этим. Затем Сергий сказал, что для подготовки Собора потребуется никак не менее месяца, так как время военное, собрать необходимо всех епископов, существуют трудности в передвижении по стране и т. д. Финансовую помощь Сергий отклонил.