Миссионерское противомусульманское отделение Казанской духовной академии (1842-1920 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИССИОНЕРСКОЕ ПРОТИВОМУСУЛЬМАНСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ КАЗАНСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ (1842-1920 ГГ.)

М.З. Хабибуллин

г. Казань

История казанского востоковедения с середины XIX века тесным образом связана с миссионерским противомусульманским отделением Казанской духовной академии, которая являлась центром ведения пропагандистской, просветительской и образовательной работы среди нерусских народов Поволжья, Приуралья, Сибири, Кавказа и Средней Азии. Именно проблемой миссионерства руководствовались и Российская власть и Священный Синод, когда образовывали, впервые в России, противомусульманское отделение при Казанской духовной академии. На новое специфическое отделение возлагались важные государственные задачи и функции. Необходимо было продумать и подготовить новые рычаги воздействия на многочисленных представителей нерусских народов России. Можно сказать, что именно с открытием миссионерского противомусульманского отделения в 1854 г., произошел крен в политике Российского государства по отношению к нерусским народам. Прежняя холодность и насильственность сменилась более мягкими и дипломатическими методами. Впервые в отечественной истории было предпринято профессиональное изучение истории и учения ислама, мусульманского Востока, истории и этнографии нерусских народов, хотя, следует подчеркнуть, с миссионерских позиций. Надо отметить, что научная продукция и опыт, накопленные преподавателями, выпускниками противомусульманского отделения, распространялись по всей России. С миссионерским противомусульманским отделением Казанской духовной академии была связана деятельность выдающегося деятеля, знатока ислама и нерусских народов Николая Ивановича Ильминского, создавшего свою знаменитую «Систему просвещения инородцев». Н.И. Ильминский стоял у истоков создания миссионерского противомусульманского отделения в Казанской духовной академии, разрабатывал его цели и задачи. Кроме него, в разные годы здесь работали известные ученые, как Г.С. Саблуков, Е.А. Малов, Н.П. Остроумов, М.А. Машанов, М.Г. Иванов, П.К. Жузе и др.

При изучении истории миссионерских отделений Казанской духовной академии в общем, и миссионерского противомусульманского отделения в частности, мы использовали периодизацию, позволяющую понять основные изменения, которые испытывали эти отделения на протяжении всей своей истории. Условно мы выделили 5 этапов:

1) Предпосылки образования и создание миссионерских отделений (1842-1858 гг.).

2) Миссионерские отделения в 1858-1868 гг.

3) Последствия принятия Устава духовных академий 1869 г. для миссионерских отделений

4) Изменения в миссионерском образовании, связанные с принятием Устава духовных академий 1884 г.

5) Устав духовных академий 1910 г. и миссионерские кафедры.

Предложенная нами периодизация обусловлена радикальными изменениями, происходившими в сфере изучения миссионерских предметов и статусом самих миссионерских отделений в Казанской духовной академии. Каждый из выделенных этапов характеризуется реформами в миссионерском образовании.

Мы на основе изучения литературы о Казанской духовной академии, документов ее делопроизводства, архивных источников постараемся дать цельную картину существования миссионерского противомусульманского отделения Казанской духовной академии в 1842-1920 гг. Особое внимание при раскрытии темы и изложении материала нами уделяется деятельности ректоров Казанской духовной академии, учебной и научной деятельности преподавателей миссионерских отделений, учебным программам и другим интересным моментам, происходившим в деятельности отделений.

Предпосылки образования и создание миссионерских отделений (1842-1858 гг.).

Работа по созданию отделений в Казанской духовной академии началась сразу после открытия академии (1). Определив наиболее распространенные языки у нерусских народов, проживающих на территории Среднего Поволжья и восточных окраин Российского государства, руководство учебного заведения открыло в 1845 г. две кафедры: 1) турецкий, татарский и арабский языки и 2) монгольский и калмыцкий языки (2). Григорий Митькевич (ректор академии в 1844-1851 гг.) усердно заботился о введении в академии серьезного изучения восточных языков. Именно по его инициативе, были открыты два класса по изучению языков - монголо-калмыцкое с 8 января 1845 г. и татарское с арабским 22 января 1845 г. Первыми учителями-лингвистами стали выдающиеся ученые из Казанского университета А.К. Казем-Бек (вел занятия по турецко-татарскому и арабскому языкам) и А.А. Попов (преподавал монголо-калмыцкий язык). Оба профессора занимались главным образом изучением языков и сведения по истории, этнографии и религии арабов, монголов и калмыков сообщали поверхностно. Тем не менее, они успели за полтора года своего преподавания в стенах академии подготовить несколько отличных наставников нерусских языков для семинарий и двоих для Казанской духовной академии - А.А. Бобровникова и Н.И. Ильминского. Последние составили целую эпоху в истории миссионерского образования не только в самой академии, но и во всем академическом округе (3). Поэтому здесь необходимо указать, что даже «непродолжительное преподавание университетских профессоров оказалось очень важным для дальнейшей судьбы востоковедения в Казанской духовной академии. Оно определило основные направления в его развитии - изучение языков тюркских и монгольских народов России, истории ислама и буддизма и создало преемственность научных исследований Казанского университета и Казанской духовной академии. Открытие в академии сначала татарско-арабского и монгольскокалмыцкого разрядов, а затем специальных миссионерских отделений было бы невозможно без преподавателей, прошедших подготовку у университетских профессоров. Способствуя подготовке первых преподавателей восточных языков Казанской духовной академии, А.К. Казем-Бек и А.А. Попов заложили основу для изучения здесь восточных языков» (4).

Ректор Григорий чрезмерно заботился о первых воспитанниках академии, лингвистах - Н.И. Ильминском и А.А. Бобровникове, особенно о последнем. Ректор, заметив научные способности Бобровникова, заранее определил его на кафедру монгольского языка, помог стать баккалавром. Он также помогал ему денежными средствами, содействовал составлению и изданию капитального труда Бобровникова «Монголо-калмыцкой грамматики» (5).

Но неопределенность положения кафедр и неупорядоченность изучавшихся на них предметов, а также трудность самих языков обусловили небольшое количество желающих. В 1846-1847 учебном году из 60-ти студентов академии татарскому языку обучались 14 человек, монгольско-калмыцкому - 7. В 1847-1848 учебном году на татарский язык записались 10, а на монгольско- калмыцкий всего - 5 студентов (6).

Первым вопрос о более определенной постановке миссионерских кафедр поднял Н.И. Ильминский в 1848 г. В своей записке правлению академии, он указал пути приобщения студентов к изучению восточных языков, призывал определить цели кафедр, разработать учебные программы и т.д. Правление академии проигнорировало бы обращение Ильминского, если бы эту инициативу не поддержал ректор Григорий Митькевич, который обращается с просьбой о создании самостоятельных миссионерских отделений в Св. Синод. Вскоре Св. Синод дает свое согласие. По поручению ректора Григория правление академии приступает к большой работе по созданию проектов будущих миссионерских отделений. Однако, «несмотря на всю энергию главного двигателя этого дела, преосвященного Григория Митькевича, оно тянулось до 1853 г. и только в этом году уже ясно обозначилось, что отделения будут открыты. Преосвященный Григорий, живший тогда в Петербурге по званию синодального члена, известил ректора Парфения, что вопрос об их открытии в Св. Синоде уже решен и что академия должна позаботиться со своей стороны о подготовке к расширению своего курса и главным образом об увеличении штата преподавателей» (8). Парфений (Петр Тихонович Попов, ректор академии в 1852-1854 гг.) и сам не проявлял интереса к языкам нерусских народов России и не стремился содействовать процессу их изучения в академии. На его равнодушие к миссионерским кафедрам обратил внимание бывший ректор академии архиепископ казанский Григорий, который в 1851 г. и порекомендовал Парфения на должность ректора. В 1854 г., по всей вероятности именно по настоянию Григория, Парфений был назначен епископом в Томскую епархию. Ректором академии становится Агафангел Соловьев (1854-1857 гг.). Именно при нем, после продолжительных подготовительных работ, в начале 1854- 1855 учебного курса произошло открытие единственных в России миссионерских отделений: «Иноверцы и язычники, находящиеся в Епархиях Казанского духовно-учебного округа, трех родов: а) татары, б) народы монгольского племени, в) чуваши, черемисы и вотяки. Все сие племена говорят разными языками и имеют каждый свои собственные заблуждения в отношении к вере: посему 1) Необходимо открыть при Казанской духовной академии три параллельные миссионерские отделения для образования наставников Семинарий и миссионеров, имеющих действовать на а) татар, на б) монгольское племя и на в) чуваш, черемис и вотяков. 2) В сии отделения должны быть помещаемы те студенты высшего и низшего отделения, которые изъявят желание быть по окончании Академического курса или миссионерами или наставниками в Семинариях Казанского Духовного Учебного округа по языкам означенных племен и по миссионерским предметам; преимущественно же должно помещать в сии отделения воспитанников тех Епархий, в которых есть означенные племена» (9). Таким образом, в академии были открыты 4 отделения, это: 1) противораскольническое, 2) противомусульманское, 3) проти- вобуддийское и 4) черемисско-чувашское. С этого времени можно говорить о специфической миссионерской направленности образования Казанской духовной академии по сравнению с другими аналогичными академиями. Открытие специальных миссионерских отделений требовало привлечения профессиональных преподавателей-востоковедов. В своей статье мы не будем останавливаться на деятельности противораскольнического, противо- буддийского и черемисско-чувашского отделений, зато подробно освятим историю миссионерского противомусульманского отделения, связанного с изучением нерусских народов Поволжья, Средней Азии, Приуралья и др.

На черемисско-чувашском отделении студентам должны были преподаваться вероучение, этнография и языки этих племен и соответствующая часть миссионерской педагогики. Здесь надо отметить, что студенты всех миссионерских отделений освобождались от изучения истории, философии, математики и естественных наук. Преподавание было возложено на протоиерея Вишневского. В 1854 г. на это отделение записалось 12 человек. Через два года черемисско-чувашское отделение было закрыто, так как число прошедших курс обучения в нем показался руководству академии достаточным для удовлетворения потребностей края (10).

Противобуддийское отделение академии не проявляло широкой практической деятельности, как противомусульманское, вследствие уже самой отдаленности заведения от регионов с буддийским населением, и в основном носила только учебный характер. В 1854 г. на него записалось всего 7 студентов. И в последующие годы количество воспитанников в отделении не менялось. Единственным преподавателем здесь был А.А. Бобровников. Он читал лекции по монгольскому и калмыцкому языкам, вел буддийское учение с полемикой, миссионерскую педагогику и даже народную медицину. Преподаватель академии К.В. Харлампович высоко оценил деятельность А.А. Бобровникова и Н.И. Ильминского: «Последние составили целую эпоху в истории миссионерского образования не только в самой академии, но и во всем академическом округе» (11).

Противомусульманское отделение должно было стать центром подготовки специалистов для ведения миссионерской деятельности среди мусульман, новообращенных христиан и язычников, проживающих в основном на территории Поволжья и Приуралья. Преподавателями на него были назначены Н.И. Ильминский, Г.С. Саблуков (с 1856 г.) и практикант татарского языка Ямбулатов. На отделении студентам преподавались в течение 4-х лет следующие науки: «история Мухаммеда», «мухаммеданская вера» по ее источникам с раскрытием общего характера татар, их образа мышления, обычаев и привычек, «педагогика», «татарский» и «арабский» языки в такой степени, чтобы студенты могли свободно объясняться с татарами в повседневной обстановке не только о простых предметах, но и о христианском религиозном учении, заповедях, понятиях и т.д. (12). Занятия по разговорному татарскому языку летом проводились в татарской слободе, где студенты размещались на казенный счет. Таким образом, воспитанникам миссионерского противомусульманского отделения давались хорошие знания по религиозным учениям и истории ислама, христианства, по нерусским языкам, позволяющим эффективно их использовать в своей будущей миссионерской деятельности. Выпускники отделения могли свободно разъясняться с татарами и по возможности оказывать религиозное влияние и информационное воздействие.

По своему назначению и определению противомусульманское отделение стало научным центром изучения истории и этнографии нерусских народов России, истории и учения ислама. Именно здесь сконцентрировались выдающиеся преподаватели и знатоки мусульманской религии. Как отмечал М.А. Батунский, студенты и преподаватели противомусульманского отделения Казанской духовной академии «являлись первыми в России профессиональными миссионерами-исламоведами» (13). Высоко оценивает деятельность этого отделения и И. Алексеев, называя ее еще и новацией, культурно-политическим проектом: «Создание противомусульманского миссионерского отделения, готовившего высококвалифицированных специалистов, обладавших комплексным знанием социокультурных реалий, языков и религиозных верований мусульманских народов империи было определенной новацией в религиозно-просветительской практике православной церкви и далеко не всегда вызывало сочувствие самих церковников. Можно сказать, что это был в большей степени культурнополитический, нежели церковный проект, инициированный светскими лицами, такими как Н.И. Ильминский. Он был ориентирован на практическую реализацию положения о господствующем характере православия методами целенаправленной культурной политики» (14).

На начальном периоде своего существования противомусульманское отделение осуществляло сбор материала о предмете своего научного исследования, приобретало мусульманскую литературу и источники и нарабатывало методы работы с ними (15). Деятельность противомусульманского отделения, по мнению Е.В. Колесовой, способствовала формированию в последней трети XIX в. профессионального миссионерского исламоведения (16). Свидетельством его растущей репутации явилось приглашение казанских специалистов принять участие в подготовке III-го международного конгресса востоковедов, который проходил в С.-Петербурге в 1876 г. (17).

Перед ректором Казанской духовной академии Агафангелом Соловьевым и преподавателями миссионерского противомусульманского отделения академии стояла большая задача. Им необходимо было укрепить новое отделение хорошими специалистами, образовать свою научную базу, профессионально расширить свои знания о предмете исследования и создать большую библиотеку из редких восточных рукописей и книг. При ректорстве Агафан- гела миссионерские отделения не знали никаких забот. Он не любил словесности, не знал и не ценил математики и физики, потому при нем было ослаблено их изучение, а естественные науки и совсем были убраны из академического курса. Зато он ревностно отнесся к организации открытых при нем миссионерских отделений. Он занимался пополнением библиотеки нужными для новых отделений книгами и рукописями. Взял под особый контроль издание нового академического журнала «Православный собеседник». Каждый преподаватель академии должен был регулярно помещать в нем свои статьи и работы. Он же содействовал организации различных командировок.

Так, с целью изучения арабского языка, истории и учения ислама и Востока, а также в связи с возросшей необходимостью рассмотрения постановки миссионерской работы католического духовенства, Совет Казанской духовной академии направил Н.И. Ильминского на два с половиной года в мусульманские страны (Египет, Аравия, Сирия и др.) (18). Здесь надо указать, что эта поездка была первым в России случаем «отправки за границу» в научную командировку преподавателя духовного учебного заведения (19). Н.И. Ильминскому предписывалось: «За время путешествия основательно изучить арабский язык, историю Магомета, магометанской веры и ее сект... изучить магометанскую веру по ее источникам, вникнув при этом в ее слабые стороны и указав удобнейшие способы выйти из нее в христианство... приготовлять материалы для составления удовлетворительной антикораники... заняться основательным изучением турецкого языка... досужие часы употребить на изучение персидского языка... также еврейского... составить особый сборник наиболее полезных наблюдений и открытий по части литературы и древностей... посещать в Сирии и в Египте древние храмы, обратить внимание на древние в них манускрипты и утвари... » (20).

После возвращения из этой научной командировки в 1854 г. Н.И. Ильминский был назначен преподавателем в миссионерское противомусульманское отделение академии. Он вел занятия по истории Мухаммеда, «мухаммеданской вере», педагогике, татарскому и арабскому языкам. На первых порах он ставил «изучение языков выше изучения мусульманства и особенно богословской против него полемики» (21). Но все же определенная увлеченность миссионерскими идеями, по мнению И.Ю. Крач- ковского, не дала полностью раскрыться его научным талантам: «Н.И. Ильминский, выдающийся представитель казанской школы, блестящий тюрколог и арабист, глубоко увлеченный идеями миссионерства и «просветительской» деятельностью среди «инородцев», не дал ни тюркологии, ни арабистике того, что он мог бы дать» (22).

Н.И. Ильминский не совсем доверял благотворной силе противомусульманской полемики и всегда предпочитал ей просветительные меры к обращению татар в христианство. Он полагал, что самым лучшим средством для ослабления ислама нужно считать распространение между мусульманами просвещения и знакомства с христианской цивилизацией, а не полемику, которая только ожесточает их религиозную ревность и заставляет их прибегать только к новым ухищрениям для поддержания своей веры. С 1856 г., освободившись от преподавания языков, он мог сосредоточиться на изложении мусульманского учения с более высокой интенсивностью. Этот курс он начал с рассмотрения подробного жизнеописания Мухаммада по арабским источникам и истории первоначального рассмотрения ислама. Затем у него следовал курс мусульманского законоведения - «Мухтасараль викайаэ» (в переводе с арабского «Избрание защиты»), с изложением подробных правил мусульманской религии. И, наконец, им была изложена мусульманская догматика по арабскому сочинению А. Несефи, в толковании шейха Тафтазани (23).

Таким образом, Ильминский стоял у истоков открытия миссионерских отделений и изучения арабского языка и ислама в Казанской духовной академии. Именно его исследования стали толчком в деле развития крупного исламоведческого центра в лице Казанской духовной академии.

Необходимо отметить, что миссионерское противомусульманское отделение так и не приобрело популярности ни у студентов, ни у руководства Казанской духовной академии. В частности, на это обратил внимание Н.П. Остроумов: «Миссионерское противомусульманское отделение (вместе с противораскольнеческим и противобуддийским) существовало при академии, как нечто придаточное, не обязательное; но каждый студент должен был числиться на этом отделении, если он не записался на какое-нибудь из двух других отделений» (24). Но, несмотря на яростные нападки, отделение просуществовало вплоть до закрытия Казанской духовной академии в 1920 г.

Другим преподавателем миссионерского противомусульманского отделения, известнейшим представителем казанского исламоведения второй половины XIX в., был Г.С. Саблуков. Его перевели в Казанскую духовную академию из Саратовской духовной семинарии в 1849 г. Выпускник Московской духовной академии владел тремя восточными языками (еврейским, арабским и татарским). По мнению И.Ю. Крачковского, знакомство и общение с академиками Х.Д. Френом и П.С. Савельевым заменило Г.С. Саблукову «не достававшую ему специальную научную школу» (25).

Период 1856-1858 гг. является самым эффективным в деятельности противомусульманского отделения благодаря совместным усилиям Ильминского и Саблукова. Первый преподавал мусульманское вероучение с полемикой против него, второй - татарский и арабский языки (26). «Г.С. Саблуков в эти два года, - отмечал П.В. Знаменский, - занимался исключительно преподаванием языков. Он и сам в это время усидчиво занимался татарским и арабским языками, стараясь довести свои знания до совершенства и доводя свою работу до некоторой даже скрупулезности. Он сам рассказывал, как, например, желая овладеть произношением известного арабского языка, он по целым неделям настойчиво настраивал на этот звук и горло, и язык, или, стараясь усвоить в совершенстве манеру писать на столе, а садился по-восточному и чертил арабские буквы, держа руку с бумагой на коленке. Такою же внимательностью отличалось и его преподавание. При переводах с татарского и арабского языков он сообщал такую массу филологических замечаний и вдавался в такие ученые подробности, что изумлял всех своих слушателей, и оказывался даже слишком уже для них учен.» (27).

Миссионерские отделения в 1858-1868 гг.

Изменения и преобразования в учебной сфере 1858 г. связаны с деятельностью ректора Казанской духовной академии епископа Иоанна Соколова (1858-1864 гг.). Его мероприятия в этой сфере были направлены, прежде всего, против миссионерских отделений. Он не понимал значение изучения миссионерских предметов. «Какие то курятники понастроили» (28), выражался он об них презрительно и находил, что их кафедры занимаются не стоящими никакого внимания глупостями какой-то там татарвы да бурят и только мешают развитию в академии преподавания более солидных наук» (29). Иоанн самолично произвел радикальную перетасовку всех предметов преподавания, уничтожив миссионерские отделения с отменой одних предметов и передачей в основные отделения других, которые, таким образом, стали общеобязательными, соединив словесность с церковным красноречием, расширив курсы философии и восстановив математику. Он считал излишним изучение ислама и предлагал, уничтожив его особую кафедру, присоединить его к кафедре арабского и татарского языков, «обязав наставника, чтобы он, не вдаваясь в специальное изучение ислама, прямо и положительно руководил воспитанников к самому обличению магометанства в его главных основаниях» (30). Он сократил число кафедр на миссионерских отделениях, на каждом отделении было оставлено по одному наставнику и уволен практикант разговорного татарского языка. Соответственно этому была произведена перетасовка наставников, в результате чего из академии бежали лучшие профессора и важнейшие кафедры опустели (31).

3 ноября 1858 г. Н.И. Ильминский покидает Казань и отправляется на службу в Оренбургскую пограничную комиссию. Одной из главных причин его ухода из академии стало, по мнению И.Ю. Крачковского, расхождение во взглядах с академическим начальством. Ректор академии Иоанн, несмотря на всю свою образованность и незаурядность, весьма пренебрежительно относился к миссионерским дисциплинам. Ильминский был «обличен в увлечении исламом и даже в его пропаганде» (32). Предметы татарского отделения ректор Иоанн сделал общеобязательными для младшего курса и их преподавание отдал Саблукову, а Ильминского перевел на математику.

После ухода Ильминского из противомусульманского отделения, начальство требовало от Саблукова обращения внимания на вопросы полемики с мусульманством, отодвигая языки на задний план. Достаточно сказать, что некоторое время ему приходилось уделять на арабский и татарский языки только по одному часу раз в две недели. Хотя современники Саблукова высоко оценивали его педагогическую работу, при таких условиях она была малоэффективной и непродолжительной. В 1862 г., из-за нерасположения ректора Казанской духовной академии Иоанна, Саблуков уходит из противомусульманского отделения академии. Один из лучших его учеников за это время Е.А. Малов, считал Саблукова даже основателем противомусульманской полемики в академии, т.к. Ильминский систематически ею не занимался. Саблуков составил и программу этой науки, стараясь совместить в ней и изучение ислама по источникам, и вместе с тем опровержение его по сравнению с христианством (33).

Место преподавателя по турецкому, татарскому и арабскому языкам снова занимает Ильминский. Он ведет работу по восстановлению на свои средства кафедры противомусульманской полемики. Один из его бывших студентов, Н.П. Остроумов писал: «Н.И. Ильминский преподавал нам татарский язык. Преподавание его было в высшей степени просто, вразумительно и в то же время научно и занимательно». Выделял он и лекции Ильминского по арабскому языку: «К сожалению, неопределенность будущего положения нашего, по выходе из академии охлаждала нередко наше усердие к занятиям арабским языком. Но почтительное уважение к Николаю Ивановичу тот час же вызывало угрызения совести; мы чувствовали, что совестно, неприлично не явиться к нему на лекцию, и употребляли все усилия над собой, - шли в аудиторию. Иногда бывало на лекции его всего два человека, а он, как бы не замечая этого, усердно переводил с нами арабский текст и объяснял нам переводимое» (34).

Кафедру противомусульманской полемики возглавил Евфимий Александрович Малов, «с первых же шагов определившийся не только как ученая сила на кафедре, но и как энергичный деятель на миссионерском поприще» (35). Е.А. Малов после окончания миссионерского противомусульманского отделения академии в 1862 г., по небрежности начальства был определен на богословские науки в Казанскую семинарию. И только благодаря Ильминскому, он в 1864 г. снова оказывается в академии и преподает свой любимый предмет. Малов, кроме преподавательской деятельности в Казанской духовной академии, активно занимался практическим миссионерством и был известен своими многочисленными сочинениями. Он детально знал христианскую, иудейскую, мусульманскую религии, их догматы и источники (36). «Е. Малов., - писал А.Н. Григорьев, - являясь противником системы Ильминского, выдвигал на первый план метод полемики с муллами и мусульманским населением» (37). П.В. Знаменский добавляет, что его «натура, как будто нарочито созданная для практического миссионерства; притом он историк миссии и искусный наблюдатель нравов, умственных и религиозных понятий татар» (38). Е.А. Малов был активным инициатором создания в Казани православной миссии, прообраза Братства Святителя Гурия (39). Его практическая деятельность отразилась и в направленности его литературно-научных сочинений, являющихся преимущественно полемическими. Среди них: «Очерк религиозного состояния крещеных татар, подвергавшихся влиянию мухаммеданства» (1871), Сличение мухаммеданского учения об именах Божиих с христианским о них учением» (1874), «Моисеево законодательство по учению Библии и по учению Корана (Опыт объяснения одного из очевиднейших противоречий в Коране)» (1889), «О крещеных татарах (из миссионерского дневника» (1891), «Мухаммеданский букварь (миссионерско-критический очерк)» (1894), «О таинственной книге Гиллион (против мухаммедан и евреев)» (1893), «Что означают слова Корана: Авраам был народом?» (1914) и др. Большим интересом в миссионерской среде пользовались опубликованные протоиереем Е.А. Маловым в 1885 г. беседы с ученым муллой об Адаме по учению Библии и по учению Корана. Однако, Е.А. Малов был не только миссионером, но и историком-краеведом, издавшим множество серьезных трудов, посвященных историческому описанию местных церквей и монастырей.

Состав татарского отделения одновременно увеличился практикантом, крещеным татарином В.Т. Тимофеевым. Он родился в 1836 г. в дер. Никифорово Мамадышского уезда. В 1847 г. Василий Тимофеев поступает в приходскую школу своего села, где и приобретает первые знания о христианской вере. Знакомство с русской грамматикой и православными книгами привело к тому, что на своих родителей и односельчан, ничего не знавших о христианстве и державшихся какой-то смеси древнетатарского язычества с мусульманством, он смотрел как на язычников. Поэтому в 1856 г. он покидает свою деревню и приезжает в Казань. Здесь он устраивается в монастырь послушником и продолжает свое религиозное образование. Стать священником ему помешала палата государственных имуществ, которая потребовала от него рекрутскую квитанцию. А на нее у Василия Тимофеева не было денег. Ему пришлось вернуться в свою деревню и заняться крестьянским хозяйством. Стать преподавателем и вернуться к любимым религиозным занятиям В.Т. Тимофееву помог счастливый случай. Н.И. Ильминскому его порекомендовал Г.С. Саблуков, охарактеризовав как толкового знатока татарского языка. Ильминский едет в монастырь, где и знакомится с Тимофеевым. Именно Ильминский приводит его в Казанскую духовную академию.

Некоторые изменения в отношении миссионерских отделений произошли после ухода с должности ректора Иоанна в 1864 г. в период правления ректора Иннокентия Новгородова (1864- 1868 гг.). Он начал дело по восстановлению миссионерских отделений в прежнем виде. В 1865 г. по инициативе преподавателей противомусульманского отделения Св. Синод вновь преобразовал миссионерские отделения. Он восстановил их в том виде, в каком они существовали до 1858 г., уничтожив, таким образом, обязательность миссионерских предметов той или другой группы для всех студентов (40).

В 1867 г. архиепископ Антоний, встревоженный тем, что воспитанники этих отделений совершенно не востребованы в обществе (так, из 36 с успехом закончивших татарское отделение только 8 получили места по специальности - 2 в академии и 6 в семинариях), обратился со своими соображениями о лучшей постановке миссионерских предметов и о судьбе студентов, изучивших их в Св. Синод. Хотя представители миссионерских отделений на запрос обер-прокурора Св. Синода дали определенный ответ о применении будущими выпускниками своих знаний на практике, высшие власти не стали подробно интересоваться положением отделений при составлении нового устава духовных академий.

Последствия принятия Устава духовных академий 1869 г. для миссионерских отделений

Преобразование Казанской духовной академии по утвержденному Св. Синодом 30 мая 1869 г. уставу и штату духовных академий совершилось 15 августа 1870 г. С этой даты начинается новый период в преподавательской и научной деятельности всей Казанской духовной академии и особенно у существовавших прежде миссионерских отделений. В академии были введены три новых отделения: богословское, церковно-историческое и церковно-практическое.

Новый устав не только не учел, но и практически исключил миссионерские отделения из структуры такого типа учебных заведений (41). Только благодаря настоянию Казанского архиепископа Антония и Казанской духовной академии, Св. Синод указом от 24 июня 1870 г. за № 1408 разрешил преподавание в Казанской духовной академии некоторых миссионерских предметов против «мухаммеданства» и против «буддизма», хотя на условиях довольно невыгодных: «1) Оставив неприкосновенным указанное академическим уставом распределение преподавательских кафедр, допустить в Казанской академии, при преобразовании оной, преподавание миссионерских предметов - противомусульманского и противобуддийского с относящимися к оным языками; 2) возложить это дело на двух наставников с предоставлением им равных прав с преподавателями других предметов относительно жалованья и служебных преимуществ, но без причисления их к какому-либо академическому отделению; 3) назначить для миссионерских предметов особые часы сверх назначенных уставом для других наук; 4) слушание миссионерских лекций не делать обязательным для студентов академии.» (42). Такая постановка миссионерских предметов не могла гарантировать определенного числа слушателей и привлечь к ним работников. Вслед за Н.И. Ильминским, бывшее противомусульманское отделение оставил и Е.А. Малов. Он перешел на кафедру еврейского языка и библейской археологии академии. Оставил, было академию и практикант татарского языка В.Т. Тимофеев, лишенный штатного оклада, но скоро возвратился, получив вознаграждение из другого источника. Из всего вышеизложенного казалось, что дело шло к закрытию миссионерских отделений, к прекращению изучения миссионерских предметов. Но благодаря, некоторым лицам, в числе которых были Н.П. Остроумов и М.А. Машанов, бывшие миссионерские отделения получили заметную поддержку и не были закрыты.

Представителем миссионерского противомусульманского отделения академии после ухода Е.А. Малова стал Н.П. Остроумов (1870-1877 гг.), а после его отъезда в Туркестанский край - М.А. Машанов (1878-1911 гг., в 1911 г. уволен, но оставлен в академии как сверхштатный профессор до 1921 г.) (43).

Николай Петрович Остроумов (194651930) родился в Тамбовской губернии в семье протоиерея. После окончания Казанской духовной академии в 1870 г., преподавал здесь татарский и арабский языки и предметы против ислама. Большую часть своей жизни он провел в Туркестанском крае в г. Ташкент, куда уехал в 1877 г. В 1879-89 гг. он являлся инспектором «мухаммеданских» школ Туркестанского края, в 1879-89 гг. директор Ташкентской учительской семинарии, в 1889-1917 гг. директор мужской гимназии и одновременно в 1883-1917 гг. редактор «Туркестанской туземной газеты». В 1895 г. он основал Туркестанский кружок любителей археологии - первый востоковедческий центр в Средней Азии. С 1904 г. член-корреспондент Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии.

Михаил Александрович Машанов (1952-1924) родился в Петропавловске в семье священника-протоиерея Александра Иоанновича Машанова. В 1872 г., после сдачи вступительных экзаменов Михаил Машанов был зачислен на церковно-практическое отделение академии. Будучи студентом академии в 1872-1876 гг., Машанов на себе ощутил все изменения, вызванные принятием нового устава духовных академий 1869 г. И впоследствии став преподавателем противомусульманских предметов предпринимал все меры, чтобы впредь не допустить такого отношения к миссионерскому образованию в академии. Машанов прилежно посещал совместно с другим студентом Порфирием Меньшиковым, впоследствии ставшим священником, «миссионерские предметы против магометанства»: «обличение мухаммеданства», «историю Мухаммеда», арабский и татарский языки. Надо отметить, что они не являлись обязательными, поскольку как было отмечено выше, устав 1869 г. исключил миссионерские отделения из структуры такого типа учебных заведений.

Это, несомненно, отразилось и на количестве студентов. Учащиеся больше не желали терять время и силы на приобретение знаний по «не модным» и чрезвычайно сложным «миссионерским предметам против магометанства». Поэтому занятия посещали лишь по-настоящему заинтересованные данными вопросами воспитанники. На каждый учебный курс их набиралось всего по 1-3 студентам. Среди них был и Машанов. Он уже тогда задумывался о миссионерской деятельности среди нерусских народов. В частности, на его интерес к этим предметам указывает преподаватель противомусульманских предметов Казанской духовной академии Н.П. Остроумов: «.Михаила Машанова, который обратил на себя мое особенное внимание с самого начала своих занятий по преподаваемым мною в академии предметам. Своим постоянным усердием к делу и быстрыми успехами в усвоении моих уроков по языкам он представлял собою в числе других моих слушателей заметно выдающуюся личность. Г. Машанов во время своего пребывания в академии до такой степени усердствовал к изучению мухаммеданства, что. неопустительно посещал все мои классы и пользовался, кроме того, еще особыми от меня уроками, не делая при этом ни мало упущений в своих занятиях по избранной им группе специально философских предметов, о чем я осмеливаюсь утверждать на основании успешного его окончательного испытания по специальным предметам» (44).

Практические занятия по разговорному татарскому языку вел у студентов священник, законоучитель Казанской Центральной крещено-татарской школы, ученик Н.И. Ильминского, переводчик Св. Писания и вероучительных книг на кряшенский язык, старо-крещеный татарин В.Т. Тимофеев.

После отъезда Остроумова в Туркестанский край в 1876 г. его место занимает Машанов. Заслугой Машанова, несомненно, было использование на занятиях подлинных мусульманских источников (Коран, Хадисы, труды арабских богословов и т.д.). Лекционному делу в студенческой аудитории он всегда придавал большое значение и к каждой лекции готовился серьезно и ответственно. На первых занятиях «по миссионерским предметам против магометанства он разъяснял студентам сущность нравственного учения ислама. По арабскому языку - перевод I и II главы Корана. По татарскому языку - перевод книг под заглавием: «Шархникая» (в переводе с арабского «Комментарий избранного» (фикх) и «Мухтасараль викайаэ» («Избрание защиты» (фикх). Параллельно сообщал студентам правила грамматики того и другого языка, а также делал подробные объяснения встречающихся терминов мусульманского богословия и юриспруденции» (45). В НА РТ, в личном фонде Машанова, сохранился тематический план его лекций (46). Подходя к своим занятиям с ревностным усердием и огромным интересом, он требовал такого же отношения и от своих студентов. Его лекции отличались живостью изложения, фактическими подробностями и точностью излагаемого материала. Широкое использование новой литературы, применение различных методов работы с первоисточниками - вот те основные положительные моменты, которые были присущи Машанову - педагогу (47). противомусульманский отделение казанский академия

Студенты первокурсники изучали Священное Писание Ветхого Завета, Священное Писание Нового Завета, основное богословие, психологию, историю философии, латинский язык, немецкий язык, гомилетику, словесность. На II курсе - Священное Писанию Ветхого Завета, Священное Писанию Нового Завета, основное богословие, логику, психологию, историю философии, латинский язык, немецкий язык, гомилетику и пастырское богословие, литургику, церковное право, словесность, славянские наречия (48). На III курсе - Священное Писание Ветхого Завета, Священное Писание Нового Завета, основное богословие, логику, психологию, метафизику, историю философии, педагогику, латинский язык и его словесность, немецкий язык, пастырское богословие, гомилетику и историю проповедничества в церкви Православной и на Западе, церковную археологию и литургику, церковное право, теорию словесности и историю русской литературы, с обзором важнейших иностранных литератур, русский язык и славянские наречия (49).

Студенты Казанской духовной академии кроме прослушивания лекций (от 19 до 25 в неделю) должны были заниматься в академической библиотеке и писать сочинения. Первокурсникам предлагалось написать 3 работы: по Священному Писанию Ветхого Завета и Нового Завета, специальному предмету отделения и философским предметам. В течение учебного года знания учащихся контролировались преподавателями учебного заведения посредством «репетиций». А в конце каждого учебного года студенты должны были сдавать экзамены для перехода на следующий курс. Последние проводились со всей строгостью в присутствии не только преподавателя предмета, но и помощника ректора, а иногда и ректора академии архиепископа казанского Антония (50).

Изменения в миссионерском образовании, связанные с принятием Устава духовных академий 1884 г.

15 августа 1884 г. в Казанской духовной академии был введен новый устав духовных академий, разработанный при участии нового обер-прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева. Ближайший сотрудник императора Александра III, он выступил за заботу

о миссионерских нуждах церкви и возвратил Казанской духовной академии ее прежнее значение, потерянное при введении устава 1869 г.

Устав 1884 г. учел в большей степени желание и просьбы преподавателей миссионерских отделений Казанской духовной академии, которые постоянно заботились об улучшении качества образования на единственных в дореволюционной России миссионерских отделениях. Так, при составлении нового устава его разработчики учитывали пожелания преподавателей отделений, которые те представили в Совет Казанской духовной академии 15 июня 1884 г. Предложения преподавателей были направлены на более целенаправленное осуществление миссионерского образования, по их мнению, этому должны были способствовать следующие мероприятия: «1) Распределение миссионерских предметов между преподавателями; 2) Примерное расписание преподавания миссионерских предметов по курсам, с показанием числа лекций и уроков и 3) Применение примерного расписания по татарскому отделу на 1884-1885 и 1885-1886 учебным годам» (51). Особое внимание преподаватели миссионерских отделений обращали изучению языков нерусских народов России, т.к. именно эти предметы, на их взгляд, «составляли основу для миссионерских занятий» (52). Важное значение преподавателями академии уделялось и преподаванию дисциплин об исламе, буддизме и других смежных предметов, в числе которых, например, было «обличение мухаммеданства» (53).

Исходя из вышесказанного, следует, что преподаватели миссионерских предметов стремились внести существенные изменения в процесс обучения и подготовки новых миссионерских кадров в академии. На наш взгляд, это были продуктивные мероприятия, поскольку предложения преподавателей учитывали особенности и специфику миссионерского образования. В обращении руководству академии, преподаватели требовали обратить внимание на составление расписаний и постановки миссионерских курсов с учетом интересов каждого преподавателя, студентов, эффективности процесса обучения. Так, каждый преподаватель рекомендовался вести определенный предмет. На наш взгляд, преподаватели из своего опыта учли все трудности, в которые было поставлено преподавание миссионерских предметов в связи с принятием устава 1869 г., требовавшее от них постоянного разрыва на составление лекций по нескольким учебным дисциплинам одновременно. Обращая внимание на необходимость расписания, преподаватели миссионерских предметов имели в виду введение стабильности в преподавании предметов, особенно татарского языка. Итак, все предложения и замечания касались открытия специального миссионерского отделения, упраздненного уставом 1869 г. Руководство Казанской духовной академии приняло все к сведению. Об этом было сообщено в Св. Синод.

В связи с принятием нового устава духовных академий в 1884 г., в Казанской духовной академии были проведены структурные изменения, которые ликвидировали существовавшие с 1870 г. богословское, церковно-историческое и церковно-практическое отделения. Предметы академического курса были разделены на две группы: словесную и историческую. Кроме перечисленных изменений, устав ввел для Казанской духовной академии еще третью, совершенно новую группу - миссионерскую, которая распадалась, в свою очередь, на два отдела: татарский и монгольский. Введение миссионерской группы стало большим достижением Казанской духовной академии, и придало ей отличительную особенность по сравнению с другими подобными образовательными учреждениями России. Таким образом, государство признало важность и необходимость специального миссионерского образования для Поволжья и Приуралья, утраченного в 1869 г. при упразднении в Казанской духовной академии миссионерских отделений. Таким образом, предложения преподавателей миссионерских отделений по улучшению преподавания миссионерских предметов были учтены и руководством академии и Св. Синодом при принятии нового устава духовных академий.

Устав 1884 г. предписывал преподавать на татарском отделе следующие предметы: 1) история и обличение магометанства;

2) этнография татар, киргизов, башкир, чуваш, черемис, вотяков и мордвы; 3) история распространения христианства между означенными инородческими племенами; 4) арабский и татарский языки с общим филологическим обзором языков и наречий означенных племен. На монгольском отделе: 1) история и обличение ламайства; 2) этнография монголов, бурят, калмыков, остяков, самоедов, якутов, чукчей, тунгусов, манджур, корейцев, гольдов, гиляков, коряков и других; 3) история распространения христианства между означенными племенами; 4) монгольский язык с его наречиями, бурятским и калмыцким и общий филологический обзор языков и наречий других вышепоименованных племен (54).

Но необходимо заметить, что с введением устава 1884 г. ситуация относительно миссионерских отделений Казанской духовной академии существенно к лучшему для них не изменилась. Получавшие образование на миссионерском отделении, также как и прежде, часто не знали, для чего они это делают, поскольку чаще всего распределение выпускники миссионерского отделения получали не в приходы с нерусским населением. И среди руководства академии продолжала оставаться проблема непонимания необходимости миссионерского отделения. В этих условиях уменьшалось и число желающих поступать на миссионерское отделение, к тому же на это влияла перспектива неустроенности будущих миссионеров по профессиональной подготовке. Студенты завлекались на отделение не только казенными стипендиями, но и самой возможностью поступить в академию.

Существовала даже такая практика: студенты, получившие при приемных испытаниях несколько неудовлетворительных баллов, все же принимались в ее состав, но при условии поступления на миссионерское отделение (55).

С 1884 г. по татарскому отделу кафедру татарского языка и этнографии занял экстраординарный профессор академии Е.А. Малов, оставивший занимаемую им прежде кафедру еврейского языка и библейской археологии (Я50). Он преподавал татарский язык, этнографию татарских племен и историю распространения среди них христианства. 29 января 1886 г. Малов был возведен в звание и.д. ординарного профессора, а с марта 1889 г. удостоен звания заслуженного профессора. Кафедру арабского языка и обличения мухаммеданства занял и.д. доцента академии Михаил Александрович Машанов, прежде состоявший приват-доцентом по кафедре миссионерских противомусульманских предметов (56). Машанов с 1884 г. преподавал арабский язык и «обличение мухаммеданства» (57). Штатным практикантом татарского языка продолжал оставаться крещенский священник В.Т. Тимофеев. После его смерти в декабре 1895 г. эту должность занял его ученик и продолжатель дела просвещения старокрещенных татар - священник Тимофей Егорович Егоров. Он же занял место Тимофеева и в заведовании Центрально крещено-татарской школой. Сверхштатным практикантом арабского языка, по особому указу Св. Синода от 6 февраля 1891 г., был назначен с марта 1891 г. природный татарин-мусульманин Сахиб-Гирей Ахмеров, принявший крещение с именем Павла (58). К этой же кафедре был временно прикомандирован в 1893 г. архимандрит араб Рафаиль (в 1895 г. оставил академию, уехал в Америку, где стал епископом бруклинским). После смерти Ахмерова сверхштатным практикантом арабского языка с 12 августа 1896 г. (с 1900 г. единственным) стал природный сириец, окончивший в том году Казанскую духовную академию, впоследствии - магистр богословия, Пантелеймон Крестовникович Жузе. Он также стал преподавателем миссионерских курсов при Казанской академии, а с мая 1916 г.- приват-доцентом Казанского университета по новоучрежденной кафедре мусульманского права (59).

Новый устав открыл возможности для более серьезного изучения арабского языка, дисциплин об исламе, повышения уровня подготовки самих преподавателей. В 1885 г. этим воспользовался М.А. Машанов, который и обращается в Совет Казанской духовной академии с предложением о необходимости для преподавателя противомусульманских предметов заграничной поездки на мусульманский Восток: «Почти с самого открытия Казанской духовной академии, при ней существует миссионерское проти- вомусульманское отделение для преподавания предметов, имеющих полемическое против мухаммеданства значение, вследствие ощутительной потребности в лицах, знающих языки арабский и татарский и учение ислама и его обличением, в виду многих миллионов мухаммедан, подданных российской империи. Миссионерское противомусульманское отделение существовало с некоторыми видоизменениями своего состава до настоящего учебного года. Новый академический Устав поставил это отделение на более широких началах, сделав при нею группу, соответствующую двум другим группам, и поставил в нем двух преподавателей и одного практиканта, в виду того, что Казанская академия, как замечается в объяснительной к Уставу записке, учреждена отчасти с миссионерскими целями, как академия более близкая к местностям, населенным инородцами. Миссионерское отделение, как специальное противомухаммеданское полемическое учреждение, составляет единственное отделение не только в России, но и вообще в христианских странах». Указав на серьезную необходимость миссионерского противомусульманского отделения, Машанов не забыл остановиться на проблемах отделения, на недостатке внимания со стороны правления академии, на нехватку специальных кадров и литературы: «При таком своем исключительном положении преподавателям миссионерского отделения приходится самим не только первично, так сказать, вырабатывать методы полемики с исламом, но и создавать самую науку полемики с этой ложной религией, потому что, за исключением двухтрех сочинений, почти средневековых, иностранная литература не представляет ничего в этом роде; русской же литературы, за исключением «Миссионерского противомусульманского сборника», издаваемого при Казанской академии комиссией, состоящей из преподавателей миссионерских предметов, - за исключением этого сборника, безусловно, ничего нет». Подчеркнув трудность изучения мусульманских богословских систем и арабского языка, Машанов указал на необходимость их изучения под руководством самих арабов: «Между тем Мухаммеданская богословская литература, имеет. чрезвычайно оригинальную, не имеющую почти ничего общего с системами христианского богословия, вследствие этого требующую огромных трудов от изучающего без непосредственного руководства со стороны мухаммеданских ученых изучить эти системы мусульманского богословия, труд колоссальный, знакомство же с этими системами при участии самих мусульманских ученых богословов весьма облегчило бы труды изучающего и дало бы возможность изучить эту науку во всех ее характерных чертах и особенностях» (60). М.А. Машанов считает, что «Мухаммеданская богословская наука на языках тюркских не получила почти никакого движения, - все сочинения по этой части на турецко-татарском языке составляют или буквальный перевод с арабского языка, или перевод с небольшими изменениями богословских сочинений арабских ученых. Таким образом, для полного изучения ислама с целью полемики, безусловно, необходимо как самое основательное знание арабского языка, так и богословской мухаммеданской литературы на этом именно языке» (61). Но «ни того, ни другого нельзя достигнуть, в сколько-нибудь соответствующей мере в России вообще и в Казани в частности. Для изучения арабского языка, без преувеличения говоря, самого трудного из всех языков, не достает в Казани способов за полным отсутствием не только образованных арабов, но и арабов вообще». Еще менее «возможно здесь изучение мухаммеданской богословской литературы на этом языке, так как даже доныне большинство капитальных сочинений по этой части ходит в рукописях в разных богословских школах на Востоке, при том и существующие немногие печатные издания по этому предмету почти вовсе не доступны или неизвестны у нас» (62). Мало того, и «известные сочинения по этому предмету при своей крайне оригинальной систематизации и характерных доводах представляют нередко камень преткновения даже для отличных знатоков арабского языка, незнакомых с богословской арабской мухаммеданской литературой. Все это весьма естественно приводит к признанию крайней необходимости изучения как арабского языка во всем его объеме, так и изучения мухаммеданской богословской литературы на арабском языке у природных арабов, - знатоков этого предмета» (63). В 1885 г. Машанов уезжает на мусульманский Восток (Египет, Саудовская Аравия, Сирия).