Белое движение в культурной памяти советского общества: эволюция "образа врага"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Белое движение в культурной памяти советского общества: эволюция «образа врага»

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

белогвардеец история вражеский советский

Актуальность темы состоит в том, исследование коллективной памяти представляет собой одно из новых и перспективных направлений в современной историографии. Изучение этого культурного феномена о тех или иных исторических явлениях открывает новые возможности, позволяет существенно расширить горизонты познания прошлого. Обращение к коллективной памяти с помощью новых подходов и методов дает новые ответы на старые проблемы, а также ставит и решает ряд принципиально иных исследовательских задач.

Значимым явлением в истории России ХХ века стало Белое движение как военно-политическое течение, боровшееся за альтернативный вариант развития нашей страны после прихода к власти большевиков. В 1990-е гг. произошел колоссальный всплеск интереса к истории Белого движения. Однако до сих пор главное внимание исследователей и публицистов было приковано исключительно к политической истории. До настоящего времени практически нет работ, авторы которых изучали бы коллективные представления о Белом движении. Данное исследование должно восполнить этот пробел.

Наша диссертационная работа имеет выход и на проблематику, связанную с выявлением культурно-идеологических факторов, способствующих постепенному упадку советской государственности, а в перспективе - распаду СССР. С другой стороны, несмотря то, что с момента краха советской государственной системы минуло уже около двадцати лет, некоторые атрибуты, идеологические и ментальные установки, культурные ориентиры тех времен очень сильны и в современном российском социуме. Поэтому изучение представлений советского общества, разных аспектов его развития, позволит глубже понять современную ситуацию и выстроить предполагаемую модель будущего.

В качестве объекта исследования рассматриваются медийные и материальные носители культурной памяти, а именно - политическая риторика советских руководителей, мемуарные и научные тексты, художественная литература, театральная драматургия, изобразительное искусство и игровой кинематограф. Все они представляют собой каналы, по которым транслировалась культурная память советского общества о Белом движении.

Предметом исследования стал разноликий «образ врага», отождествляемый с Белым движением. Образы культурной памяти, как правило, создаются в среде интеллектуальной элиты. В данном случае мы отталкивались от идеи о совместных усилиях политиков, историков, деятелей художественной литературы и искусства по конструированию и трансляции образов прошлого. Без работы историков писатели и художники не могут обойтись. Им требуется исторический материал, чтобы на его основе создавать те или иные образы прошлого. Но и художественные образы в свою очередь также влияют на историков, определяя проблематику исследований, их предпочтения в трактовках и реконструкции прошлого. Существенное внимание в работе уделено ретроспективному «образу врага», отождествляемому с Белым движением, то есть представлениям о нем в период после окончания гражданской войны и до распада СССР.

Целью настоящей работы является реконструкция образов Белого движения, изучение их эволюции и функций в разные периоды развития советского общества. В связи с поставленной целью предполагается решение следующих задач:

- выявить основной массив культурных текстов (включая изображения), где представлены подобные образы;

- обозначить каналы их трансляции в обществе;

- рассмотреть основные типажи вражеских образов «белогвардейщины»;

- определить место таких образов среди других противников советской власти периода гражданской войны;

- проанализировать коннотации в оценках и трактовках «образа врага», отождествляемого с Белым движением, в разные периоды советской истории;

- выяснить мотивы и основания для создания подобных образов;

- определить влияние власти и общества на конструирование «образа врага»;

- показать функциональность созданных и транслируемых образов;

- дать характеристику восприятия и реакции советских людей на такие образы;

- установить причины актуализации истории Белого движения в советском социуме в разные периоды развития;

- продемонстрировать, какие концепты коллективной идентичности советских людей запечатлены в различных формах воспоминаний об участниках Белого движения как противников большевиков в гражданской войне.

При этом стоит заметить, что в поле нашего зрения, конечно, не могли не оказаться образы как противников, так и союзников белогвардейцев. Реконструкция истории памяти о Белом движении, без сомнения, требует обращения и к противоположным, и к близким образам. Такой путь в исследовании, на наш взгляд, более плодотворен и позволяет сделать работу репрезентативной.

Хронологические рамки исследования определены периодом существования советской государственности, то есть с 1917 г. по 1991 г. Советское государство в рамках данной работы рассматривается с точки зрения цивилизационного подхода. Данное утверждение предполагает, что главными чертами любой общественной системы являются ее культурные ориентиры, определяемые господствующей идеологией.

Территориальные границы исследования охватывают пространство Советской России, а затем, с 1922 г. - Союза Советских Социалистических Республик. Стоит отметить, что в работе рассматривается преимущественно русская культурная память о Белом движении, хотя советская страна, как впрочем, и предшествующая ей Российская империя, изначально существовала в качестве многонационального сообщества. Чем же объясняется такой подход? Во-первых, национальные особенности представлений о гражданской войне в СССР - это тема отдельного исследования. Во-вторых, несмотря на провозглашенное «право наций на самоопределение», Советский Союз являлся, как известно, государством со значительной властью центра как в политике, так и в идеологии и культуре. Трансляционные каналы культурной памяти, в том числе и в национальных регионах, находились под жестким контролем Москвы. Таким образом, изучение русской культурной памяти дает полновесное знание того, как большинство советских людей представляли события прошлого, в данном случае образы революции и гражданской войны.

Методология диссертации основана на междисциплинарном подходе. Поэтому в ней использовались теоретические разработки в области философии истории, исторической антропологии, социологии, литературоведения и искусствоведения. Методологические основы работы связаны с культурной историей как одним из направлений в современной историографии. Ключевые принципы исследования нашли отражение в ряде оригинальных концепций и теорий зарубежных, а также отечественных ученых и мыслителей. Определяющими для диссертации стали категории «коллективная память», «культурная память», «миф», «образ врага», «коллективная идентичность».

Наиболее значимыми для нас стали труды М. Хальбвакса, П. Бергера и Т. Лукмана, Э. Хобсбаума, Я. Ассмана, Ю.М. Лотмана, П. Рикёра, П. Нора, Х. Уайта, А. Лангеноля, Б.А. Успенкого, Ф.Р. Анкерсмита, Х. Гюнтера¹¹ Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995; Ассман Я. Культурная память. Письмо, память и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004; Hobsbawm E. Introduction: Inventing Traditions // The Invention of Tradition / ed. by E. Hobsbawm and T. Ranger. Cambridge, 2000. P. 1-14; Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999; Рикёр П. Память, история, забвение. М., 2004; Нора П. Между памятью и историей. Проблематика мест памяти // Нора П., Озуф М., Пюимех Ж., Винок М. Франция - память. СПб., 1999. С. 17-50; White H. Catastrophe, Communal Memory and Mythic Discourse: The Uses of Myth in the Reconstruction of Society // Myth and Memory in the Construction of Community. Historical Patterns in Europe and Beyond / ed. by B. Strath. Brussels, 2000. P. 49-74; Langenohl A. Erinerrung und Modernisierung: die цffeutliche Rekonstruktion politischer Kollektivitдt am Beispiel des neuen Russland. Gцttingen, 2002; Успенский Б.А. История и семиотика. (Восприятие времени как семиотическая проблема) // Успенский Б.А. Избран. труды: в 2-х т. М., 1996. Т. 1. С. 9-26; Анкерсмит Ф.Р. Возвышенный исторический опыт. М., 2007; Гюнтер Х. Архетипы советской культуры // Соцреалистический канон. СПб., 2000. С. 743-784. . На основе концепций и теорий этих ученых были определены методологические положения исследования, которые в сжатом виде можно сформулировать следующим образом. Коллективная память является одним из главных компонентов в развитии культуры. Без нее невозможно представить себе существование социального сообщества. Существует несколько важных признаков коллективных воспоминаний. Во-первых, память ассоциируется с определенным временем и пространством. Время - это значимые даты, а пространство - памятные места. Во-вторых, коллективная память тесно связана с ее носителями и направлена на обеспечение их идентичности. Третий признак коллективной памяти заключается в том, что она постоянно меняется, пересматривается в связи с актуальными задачами настоящего.

Таким образом, коллективная память - это совокупность действий, предпринимаемых коллективом или социумом, по символической реконструкции прошлого в настоящем. Коллективная память представляет собой социально конструируемый феномен. Можно отметить некоторые особенности коллективной памяти. Прежде всего, она эмоциональна в оценках прошлого, которые во многом прямолинейны и разделяют исторические явления на «хорошие» и «плохие». Кроме того, память избирательна. Она делает акценты на отдельные исторические события, игнорируя другие. Память всегда актуализирована, она обращает внимание только на такие явления, которые значимы для современности. Для нее характерна и персонификация, когда через оценку деятельности конкретных лиц формируются впечатления, суждения, мнения о том, что представляет особую ценность для сознания и поведения человека в данный период времени. Еще одной чертой памяти является гиперболизация, то есть преувеличение отдельных моментов исторического прошлого.

Коллективная память выполняет следующие функции. Во-первых, она консолидирует общество и соединяет поколения, то есть три социальных мира: предшественников, современников и преемников. Другой важной функцией памяти является формирование «коллективной идентичности». Под ней подразумевается создаваемый той или иной группой в процессе «воображения» образ самой себя, с которым идентифицируют себя ее члены. Поскольку коллективная идентичность всегда основана на индивидуальном осознании социальной принадлежности, это понятие обозначает представления отдельных людей о собственном сходстве или родстве по отношению к другим. Формирование коллективной идентичности зачастую происходит в результате «травмы», связанной с потерей сообществом прежней идентичности в условиях кризисных явлений. Поэтому обращение к прошлому становится необходимым условием для восстановления идентичности. Коллективная память также помогает людям ориентироваться в социальном пространстве. Она, конечно, служит основой для легитимации существующего порядка или, наоборот, противостоит ему

Важную роль в трансляции памяти, на наш взгляд, играет некий предлог в виде факта или явления, которые превращаются в катализаторы воспоминаний. Таким «предлогом» может служить круглая дата, связанная с годовщиной некоего события, или действия, происходящие в настоящем, ставшие основой для воспоминания об однотипных явлениях в прошлом.

Коллективная память всегда наполнена мифами, то есть повествованиями о прошлом, призванными объяснить и утвердить легитимность настоящего. В мифах используются как достоверные, так и легендарные сведения. С точки зрения содержания, в мифах главную роль играет их функциональность, а не правда истории. Мифы выполняют не только объяснительную, но и регулятивную функцию в обществе. Они создаются на основе архетипов, как изначальных образов коллективного бессознательного, всегда присутствовавших в мифологии. Как правило, мифы выполняют следующие основные задачи. Во-первых, помогают самоидентификации общества. Во-вторых, стремятся спрогнозировать предпочтительную модель будущего. И, в-третьих, являются средством борьбы общественных и политических групп с внутренними и внешними врагами.

Одним из ключевых образов коллективной памяти, несомненно, является «образ врага», то есть представление одного субъекта (индивидуального или коллективного) о другом как носителе угрозы существованию общества. Главная задача конструирования и трансляции «образа врага» состоит в консолидации общества в условиях новых вызовов времени. Данный образ, с точки зрения аналитической психологии К.Г. Юнга, связан с архетипом тени. Характеристика врага, как правило, представляет собой проекцию собственных страхов, недостатков и комплексов. Если данный образ со временем утрачивает свою убедительность и силу, то идеология, сплачивающая общество, перестает эффективно действовать. Поэтому прежняя государственная и общественная система вступает в период кризиса и упадка.

В структуре коллективной памяти, согласно теории Я. Ассмана, следует выделять коммуникативную и культурную память. Коммуникативная память транслируется среди непосредственных участников и свидетелей событий прошлого, она неформальна, проявляется, как правило, в непосредственном общении, в устных воспоминаниях. Культурная память формализована, она конструируется и транслируется специальными общественными институтами посредством политики, науки, литературы и искусства. Именно этот тип коллективной памяти исследуется в диссертации.

Подобно любому научному труду, данная работа выстраивалась на двух уровнях познания, эмпирическом и теоретическом. Для реконструкции образов культурной памяти использовались как общенаучные, так и специальные методы гуманитарного познания. К первой группе методов относятся наблюдение, описание, измерение, индукция и дедукция, обобщение, анализ и синтез, аналогия. Среди специальных методов исторического исследования необходимо выделить, прежде всего, генетический, сравнительный (компаративный), типологический и системный. Количественный метод, в качестве контент-анализа, также нашел свое применение в диссертации. В работе использовался литературоведческий анализ художественных текстов. Для проблематики исследования очень важным было изучение и контекста литературного произведения, то есть всей совокупности явлений, связанных с текстом сочинения, но внеположенных ему. Применялся и искусствоведческий анализ, требующий разносторонней характеристики того или иного феномена культуры. Существенную роль сыграл иконографический анализ, призванный проанализировать запечатленные образы, исторические аллегории, тематику произведений. Дальнейший иконологический анализ предполагал исследование мотивов того или иного художника, духа времени, повлиявшего на его творчество. Таковы основные подходы и методы, получившие свое применение в диссертации. Конечно, ни один из них не является универсальным и абсолютным. Для успешного решения исследовательских задач следует использовать их комплексно и в сочетании.

Научная новизна работы состоит в том, она является первым комплексным и обобщающим исследованием, анализирующим представления и образы культурной памяти советского общества о Белом движении. В диссертации используются новые подходы, характеристика которых была представлена выше. Для осуществления поставленных задач широко привлекались разнообразные виды исторических источников, в том числе и художественные тексты, произведения изобразительного искусства, игровые фильмы.

На основе проведенной работы можно сделать вывод о том, что не только экономические и политические причины, способствующие распаду СССР, играли важную роль. Большое значение имели и культурно-исторические факторы, связанные с коллективной памятью общества о Белом движении как течении, которое боролось за другой, альтернативный советскому, вариант развития страны.

Данное исследование доказывает тезис о том, что коллективная память общества является важным компонентом его настоящего развития. При анализе тех или иных событий и явлений прошлого необходимо учитывать влияние образов истории на политическую элиту и на общество в целом.

Практическая значимость исследования заключается в том, что материалы диссертации могут быть использованы как при чтении спецкурсов по истории советского общества и Белого движения, по истории коллективной памяти, так и при создании обобщающих трудов по отечественной истории. Выводы исследования могут быть учтены при реализации политики памяти о гражданской войне в современном российском обществе. Заслуживает внимания и культурный потенциал, созданный советской интеллектуальной элитой. Крупные достижения неконъюнктурного характера в области отечественной исторической науки, литературы и искусства не должны быть забыты. Они призваны стать интеллектуальной и творческой основой для дальнейшего развития нашей страны.

Степень научной изученности темы нам представляется следующим образом. Исследовательская проблема, связанная с историей Белого движения и культурной памятью о нем в советском обществе, предполагает обращение к нескольким течениям в историографии. В данном плане необходимо выделить отечественную (советскую и современную), русскую эмигрантскую и зарубежную (западную) историографии.

Отечественная историография. Советская историография в условиях сильного влияния политической конъюнктуры опиралась исключительно на марксистский классовый подход в изучении Белого движения, которое стало отождествляться исключительно с «контрреволюцией». Главными ориентирами в трактовках и оценках прошлого были выступления и сочинения партийных вождей. На первом этапе развития советской историографии, который продолжался до начала 1930-х гг., историки уделяли довольно пристальное внимание изучению Белого движения. Значительный интерес советские исследователи проявляли к политике белых правительств и их вооруженной борьбе с Красной армией. Рассматривались как региональные контрреволюционные силы²² См. напр.: Кин Д. Деникинщина. Л., 1926; Симонов Б.М. Разгром деникинщины. М. - Л., 1928; Таняев А. Колчаковщина на Урале (1918--1919). Свердловск, 1930 и др., так и Белое движение в целом³³ См. напр.: Владимирова В. Контрреволюция в 1917 г. (корниловщина). М., 1924; Она же. Год службы социалистов капиталистам. Очерки по истории контрреволюции в 1918 г. М. - Л.,1927; Какурин Н.Е. Как сражалась революция: в 2-х т. М. - Л., 1925. Т. 1-2; Анишев А.И. Очерки истории гражданской войны. Л., 1925 и др.. Публиковались в большом количестве документы и воспоминания участников антибольшевистской борьбы. Среди наиболее существенных достижений историографии 1920-х гг. следует отметить характеристику идеологии, партийного состава и программ белых правительств, вооруженных формирований и их боевых действий, политические шаги в различных областях. Некоторые выводы и положения советских историков того периода до сих пор представляют научный интерес.

В начале 1930-х гг. наступает новый этап в развитии советской историографии. Ситуация изменилась таким образом, что Белому движению в условиях господства сталинской концепции гражданской войны о «трех походах Антанты» не отводилось самостоятельной роли как политической силе в гражданской войне. Поэтому «белогвардейщина» практически не изучалась, а если и рассматривалась, то как марионеточное явление, управляемое из-за рубежа. За контрреволюцией не признавалось право быть исконно российским явлением.

Новое обращение к истории Белого движения произошло во второй половине 1950-х гг. в условиях политической «оттепели» и продолжалось в период так называемого «застоя» до середины 1980-х гг. Белое движение вновь получило право на исследование. Труды ряда советских историков о контрреволюции стали более информативными. Для их создания привлекалось значительное количество архивных материалов, сведения из «белых» мемуаров и других новых источников. Но подходы, исследовательские практики, оценки и трактовки гражданской войны практически не менялись⁴⁴ См. напр.: Спирин Л.М. Разгром армий Колчака. М., 1957; Алексашенко А.П. Крах деникинщины. М., 1966; Гармиза В.В. Крушение эсеровских правительств. М., 1970; Гусев К.В. История «демократической контрреволюции» в России. М., 1973; Иоффе Г.З. Крах российской монархической контр-революции. М., 1977; Комнин В.В. Крах российской контрреволюции за рубежом. Калинин, 1977; Думова Н.Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917--1920 гг.). М., 1982; Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М., 1981; Зимина В.Д. Российская монархическая контрреволюция и германская интервенция в годы гражданской войны (на материалах северо-запада России): автореферат дис. … канд. ист. наук. Калинин, 1983 и др..

Достижением историографии данного периода является более глубокий анализ Белого движения, а именно, его партийного и социального состава, политики в разных областях, военных поражений, причин внутренней непрочности этого политического лагеря.

Современный этап в развитии российской историографии о Белом движении начался в связи с политическими изменениями в СССР под влиянием политики «перестройки». С начала 1990-х гг. в исследованиях по истории антибольшевистского движения наблюдался настоящий бум. На сегодняшний день в современной российской историографии оформилось несколько направлений. Прежде всего, историки занялись изучением политических партий антибольшевистского лагеря времен гражданской войны. Появилось много работ, а также публикаций документов и материалов по данной тематике. Другое направление оформилось вокруг изучения деятельности антибольшевистских правительств в разных сферах: внешнеполитической, военной, идеологической, правовой, экономической, социальной, национальной. Очень широко представлена и военная история Белого движения. В рамках данного направления преимущественно исследуются состав белых армий, их боевые действия, проблемы связанные с вооруженной борьбой в период гражданской войны. Особенно много работ появилось об офицерском корпусе, отдельных военных соединениях и структурах. Большой интерес российские исследователи проявили к биографическому жанру. Помимо книг и статей, посвященных отдельным военным и политикам, в свет вышло несколько биографических справочников.

Участие различных социальных групп и слоев в Белом движении также стало предметом внимания историков. Защищены диссертации и опубликован ряд работ об офицерстве и социальном составе белых армий. Появилось немало исследований о казачестве. Как известно, большая часть казаков приняла участие в гражданской войне на стороне белых. Поэтому ряд современных историков в своих работах попытались реконструировать этот период в истории казачества России. Несколько трудов посвящено участию рабочих в Белом движении, в частности ижевцев и воткинцев, поднявших летом 1918 г. восстание против советской власти, а затем перешедших в ряды армии А.В. Колчака.

В последние годы вышли обобщающие труды, авторы которых изучали Белое движение, как на региональном, так и на общероссийском уровне. Работы по историографии Белого движения образуют еще одно направление современных исследований. Наибольшее значение в данном плане имеют книги и статьи А.И. Ушакова, Г.А. Бордюгова, В.И. Голдина, В.Ж. Цветкова и некоторых других историков⁵⁵ См.: Бордюгов Г.А., Ушаков А.И., Чураков В.Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки. М., 1998; Тормозов В. Т. Белое движение в гражданской войне. Историография проблемы (1918--1998): автореферат дис. … д-ра. ист. наук. М., 1998; Голдин В. И. Россия в Гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х -- 90-е гг.). Архангельск, 2000; Рыбников В.В., Казаков В.Г., Ипполитов Г.М. «Белое дело» в литературе и источниках. Историографическое исследование проблемы белого движения в гражданской войне в России (1917--1922 гг.) М., 2001; Немчинова Т.А. Белое движение в Сибири: современная российская историография: автореферат дис. … канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2002; Цветков В. Ж. Новые источники и историографические подходы к изучению Белого движения в России // Граждан-ская война на востоке России. Материалы науч. конф. М., 2003. С. 10-22; Ожиганов А.Л. Отечественная историография колчаковского режима, ноябрь 1918 -январь 1920 г.: автореферат дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003; Ушаков А.И. Современная российская историография антибольшевистского движения в годы гражданской войны в России. М.,2004; Он же. Антибольшевистское движение в годы гражданской войны в России. Отечественная историография: автореферат дис. … д-ра ист. наук. Казань, 2004; Гришанин П.И., Зимина В.Д. «Падения» и «взлеты» Белого движения в отечественной историографии. Пятигорск, 2008; Гришанин П.И. Современная отечественная историография Белого движения: традиции и новации. Пятигорск, 2009 и др.. Авторы историографических трудов, как правило, выделяли этапы и давали характеристику особенностей развития научного дискурса о Белом движении. Они обозначили ряд дискуссионных проблем в истории антибольшевистской борьбы.

Судя по трактовкам и оценкам Белого движения, современных российских историков можно условно разделить на две группы. Одни из них занимаются апологией, отстаивая позицию полной реабилитации и героизации участников борьбы с большевиками. Эти историки полагают, что если бы победили белые, их правительство смогло бы обеспечить наилучший вариант развития России после 1917 г. и успешно провести модернизацию государства и общества, либо на монархической или на республиканской политической основе. Данная точка зрения наглядно отражена в работах московского историка С.В. Волкова об офицерском корпусе белых армий и в его заявлениях в прессе⁶⁶ См.: Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 2001; Он же. Отношение к белому движению // Наша страна (Буэнос-Айрес). - - 1992. -- 27 июня..

Другие историки, наоборот, настроены критически. Они больше обращают внимание на недостатки политики белых правительств, ошибки их руководителей. Белое движение в трудах этих историков одна из политических сил, вступивших в противоборство с большевиками за власть. Если бы победили белые, полагают сторонники данного направления, то вряд ли положение России кардинально улучшилось бы в ближайшем будущем. Белые столкнулись бы с теми же проблемами, что и большевики после гражданской войны и как бы они действовали: опираясь на демократические принципы или на диктатуру, сказать трудно. Скорее всего, они в условиях модернизации также прибегли бы к жестким методам. Подобная точка зрения присутствует, например, в работах историков В.Д. Зиминой, Г.А. Трукана⁷⁷ См.: Зимина В.Д. Белое дело взбунтовавшейся России. Политические режимы Гражданской войны. 1917--1920 гг. М., 2006; Трукан Г.А. Антибольшевистские правительства России. М., 2000 и др. и ряда других исследователей.

Такова в общих чертах характеристика развития отечественной историографии Белого движения. Как видно из обзора, в большинстве своем советские и современные российские исследователи изучали политические (в том числе и военные), социальные, биографические аспекты. Проблема культурных образов Белого движения в коллективной памяти до сих пор не поднималась. Поэтому данная диссертация призвана восполнить пробел в историографии.

Представления о Белом движения рассматриваются нами с позиции «образа врага», поэтому близкими к данному исследованию являются труды о создании и функционировании подобных идеологических конструктов. Такие работы в большинстве своем принадлежат зарубежной и отечественной историографии современного периода. Среди конкретно-исторических исследований отечественных ученых, посвященных конструированию «образа врага» в советском обществе, можно выделить кандидатскую диссертацию Е.А. Сазонова⁸⁸ Сазонов, Е.А. Образ «врага народа» в партийной и государственной политике большевиков (июль 1917 г. - - июль 1918 г.): автореферат дис. … канд. ист. наук. Новосибирск, 2002. и монографию Е.С. Сенявской⁹⁹ Сенявская Е.С. Противники России в войнах ХХ века: эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006..

В диссертации затронуты также проблемы, связанные с политикой советских властей в отношении участников Белого движения. Имеется немного трудов, в которых рассматриваются подобные и близкие к данной теме вопросы. Советские авторы, как правило, подчеркивали справедливый характер такой политики в русле официальной идеологии¹¹⁰ См.: Павловский П.И. Анненковщина. По материалам судебного процесса в Семипалатинске. 25.VII - 12.VIII. 1927г. М.- -Л., 1928; Шалагинов В.К. Конец атамана Анненкова. Новосибирск, 1969; Неотвратимое возмездие. По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок. М., 1979 и др.⁰. Современные российские исследователи, наоборот, делают акцент на репрессивных, зачастую необоснованных методах в отношении «бывших»¹¹¹ См.: Дроков С.В. Суд на хуторе Атаманском // Белая армия. Белое дело. -- 2000. -- № 7. - - С. 64--80; Папков С.А. Сталинский террор в Сибири. 1928--1941. Новосибирск, 1997; Сувениров О.Ф. Трагедия РККА. 1937--1938 гг. М., 1998; Тинченко Я.Ю. Голгофа русского офицерства в СССР, 1930--1931 гг. М., 2000; Смирнова Т.М. «Бывшие». Штрихи к социальной политике советской власти // Отечественная история. -------- 2000. -- № 2. - - С. 37--48; Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 2001; Генина Е.С. Преследование «бывших белых» в Кузбассе в 1930-е гг. как реализация сталинской идеологии репрессий // Белая гвардия. -- 2001. -- № 5. -- С. 61--66; Печенкин А.А. Военная элита СССР в 1935-1939 гг.: репрессии и обновление. М., 2003; Минаков С.Т. Военная элита 20--30-х годов ХХ в. М., 2004 и др.¹.

Предметом нашего исследования являются образы коллективной памяти. Проблемы, связанные с историей памяти, стали объектом изучения ученых относительно недавно, в последние десятилетия ХХ века. Пожалуй, первым советским исследователем, обозначившим проблему памяти в культуре, был литературовед и культуролог Ю.М. Лотман, основоположник Тартуско-московской семиотической школы. В современной России активное изучение памяти началось специалистами по зарубежной истории. При Институте всеобщей истории Российской Академии наук был сформирован исследовательский центр под руководством профессора Л.П. Репиной.

На сегодняшний день в отечественной историографии имеется лишь несколько работ, в которых анализируются образы памяти советского общества о революции и гражданской войне. К подобному роду исследований относятся работы И.В. Нарского. Он изучил мифы, связанные с революционными событиями, их функциональность как базовых идеологических фундаментов советского общества на примере Урала. По его утверждению, государство и общество хотя и имели разные установки, но в равной мере участвовали в процессе создания подобных мифов. Причем для низов мифологизация «великих событий» являлась определенной стратегией выживания в «идеологической» сфере¹¹² Нарский И.В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917--1922 гг. М., 2001. С. 386--442. Он же. Конструирование мифа о гражданской войне в ранней советской России (на примере Урала в 1917-1922 гг.) // Россия и война в ХХ столетии. Взгляд из удаляющейся перспективы. М., 2005. С. 79--89.².

Если говорить об исследованиях, посвященных образам Белого движения в художественной литературе с точки зрения коллективной памяти, то подобных работ практически нет. Единственным исключением на этом фоне является статья С. Шешуновой. Она проанализировала трактовки образа А.В. Колчака в советской, эмигрантской и современной художественной литературе¹¹³ Шешунова С. Образ адмирала Колчака в художественной литературе // Посев. -- 2004. - - № 9. -- С. 28-31; № 11. -- С. 45--48.³.

Ряд современных российских исследователей изучают представления о прошлом, воплощенные в советском кинематографе, в том числе и образы контрреволюции¹¹⁴ Малькова Л. Лицо врага // Кино: политика и люди (30-е годы). М., 1995; Багдасарян В.Э. Образ врага в исторических фильмах 1930--1940-х гг. // Отечественная история. -- 2003. - - № 6. -- С. 31--46; Колесникова А. Образ врага в советском кинематографе // Посев. -- 2006. -- № 9. -- С. 24--30; Чернова Н. В. Полководческий образ Сталина периода гражданской войны в трактовке советского художественного кинематографа второй половины 1930-х -- начала 1950-х гг.: автореферат дис. … канд. ист. наук. Магнитогорск, 2007; Волков Е.В. Образ каппелевцев в фильме братьев Васильевых «Чапаев» // Каппель и каппелевцы. Сб. / под ред. В.Ж. Цветкова. М., 2003. С. 529--544; Тарасов А.В. Кинематограф М.А. Булгакова. К проблеме кинематографичности художественного мышления писателя: автореферат дис. … канд. культур. Ярославль, 2006; Кондаков Ю.Е. Гражданская война на экране. Белое движение (эпоха немого кино) // Клио. -- 2007. -- № 4. -- С. 85--91 и др.⁴.

Реконструкция коллективной памяти, отраженной в произведениях литературы и искусства, требует воссоздания и политического фона, на котором создавались и транслировались образы прошлого. Поэтому для написания диссертации были привлечены работы о политике советского государства в области культуры, в отношении отдельных деятелей литературы и искусства¹¹⁵ См.: Марьямов Г.Б. Кремлевский цензор. Сталин смотрит кино. М., 1992; Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры. Советская литература 1940-х гг. под политическим контролем ЦК. М., 1994; Максименков Л. «Сумбур вместо музыки». Сталинская культурная революция. 1936-1938 гг. М., 1997; Коржихина Т. П. Извольте быть благонадежны! Об отношении власти к обществу. М., 1997; Громов Е.С. Сталин: власть и искусство. М., 1998; Жидков В.С. Театр и власть. От свободы к «осознанной необходи-мости». 1917--1927. М., 2003; Мазаев А.И. Искусство и большевизм (1920--1930-е гг.). М., 2007 и др.⁵. Данные исследования позволили воспроизвести то культурное и политическое поле, на котором развивалась история памяти о Белом движении в советском обществе.

Одной из ключевых тем русской эмигрантской историографии, несомненно, являлась история Белого движения. Первые работы эмигрантов о гражданской войне появились уже незадолго до ее окончания. Впоследствии подобных работ вплоть до конца 1930-х гг. становилось все больше и больше. И это вполне понятно, так как такие сочинения напрямую связаны с коллективной памятью и идентичностью русских, оказавшихся на чужбине.

Эмигрантская историография Белого движения имела свои специфические черты. Во-первых, необходимо заметить, что практически все труды выходили хотя и за рубежом, но на русском языке. Во-вторых, строго научных работ русских эмигрантов, среди которых оказалось много военных и непосредственных участников гражданской войны, насчитывалось не так уж много.

Из наиболее известных профессиональных историков, обратившихся к проблематике истории Белого движения можно назвать С.П. Мельгунова и П.Н. Милюкова. Они совершенно по-разному трактовали и оценивали многие аспекты Белой борьбы. Эти двое ученых олицетворяли собой два разных подхода к истории антибольшевистского движения в среде русских эмигрантов. Приверженцы первого течения, среди которых был и Мельгунов, в целом положительно оценивали деятельность вождей и участников антибольшевистского движения, считая их героями и жертвами революционной смуты. Авторы подобных сочинений являлись апологетами Белого движения¹¹⁶ См. напр.: Мельгунов С.П. Н.В. Чайковский в годы гражданской войны. Париж, 1929; Он же. Трагедия адмирала Колчака: в 3-х кн. Белград, 1930--1931. Кн. 1--3.⁶. Сторонники другого направления, среди них выделялся Милюков, давали более критические оценки, подчеркивая значительные недостатки в лагере белых. В итоге, по их мнению, победа большевиков оказалась закономерной¹¹⁷ См. напр.: Милюков П.Н. Россия на переломе: в 2-х т. Париж, 1927. Т. 2 .⁷.

В-третьих, огромная масса сочинений, в которых затрагивается история антибольшевистской борьбы, представляет собой либо мемуары, либо мемуарно-исследовательские труды, для создания которых, помимо личных воспоминаний, привлекались и другие исторические источники¹¹⁸ См. напр.: Деникин А.И. Очерки русской смуты: в 5-ти т. Париж, 1921. Т. 1 (Вып.1 и 2) - -2; Берлин, 1923--1926. Т. 3--5; Петров П.П. В рядах белых от Волги до Тихого океана. Рига, 1930; Акулинин И.Г. Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками. Шанхай, 1937; Масянов Л. Гибель Уральского казачьего войска. Нью-Йорк, 1963 и др.⁸. Отличительными чертами эмигрантской литературы являются ее преимущественно описательный характер и, конечно, чрезмерная политизированность в трактовках и оценках.

Пик выхода в свет многочисленных работ русских эмигрантов о гражданской войне пришелся на 1920-1930-е гг., в последующем трудов по данной тематике появлялось все меньше и меньше.

Оценки и трактовки русских эмигрантских авторов очень сильно повлияли и на зарубежную историографию, представители которой в массе своей придерживались антибольшевистских взглядов на гражданскую войну в России.

Первые работы зарубежных авторов, преимущественно из Великобритании, Франции, США и Германии, о гражданской войне в России появились во второй половине 1920-х - начале 1930-х гг. Однако немногие из них обращали свой интерес к истории Белого движения. Принято считать, что в западной историографии относительно истории революции и гражданской войны в России сформировалось два течения: «тоталитаристы» и «ревизионисты». Первые, находящиеся под сильным влиянием трактовок и оценок, сформулированных в среде русской эмиграции, полагали, что Белое движение являлось демократической альтернативой тоталитарному большевистскому режиму. Наиболее известным представителем данного направления считается современный американский историк Р. Пайпс, отстаивавший в своих работах подобную точку зрения¹¹⁹ См.: Пайпс Р. Русская революция: в 3-х т. М., 2005. Т. 1--3.⁹.

«Ревизионисты», ряды которых постепенно увеличивались, особенно в условиях периодов «потепления» времен «холодной войны» между Востоком и Западом, к настоящему времени составляют большинство среди зарубежных исследователей. Историки данного направления призывают изучать гражданскую войну в России не «сверху», а «снизу», то есть механизмы принятия решений, повседневную жизнь, умонастроения народа, способы выживания в условиях смуты и т.д. Они считают, что победа большевиков - это результат предшествующего развития страны и массовых движений в дореволюционной России. Большевиков поддержал народ, или, по крайней мере, не так негативно относился к ним, нежели к их врагам. Среди историков данного направления, изучавших Белое движение, можно назвать П. Кенеза (США), Д. Смела (Великобритания), Н. Перейру (Канада), Н. Катцера (Германия)²²⁰ См.: Kenez P. Civil War in South Russia. 1918: The First Year of the Volunteer Army. Berkeley, 1971; Smele J. Civil War in Siberia. The AntiBolshevik Government of Admiral Kolchak, 1918--1920. Саmbridge, 1996; Перейра Н. Сибирь: политика и общество в гражданской войне. М., 1996; Katzer N. Die Weisse Bewegung in Russland: Herrschaftsbildung, praktische Politik und politische Programmatik im Bцrgerkrieg. Kцln--Weimar--Wien, 1999.⁰ и др.

Первые новаторские работы по истории памяти появились за рубежом, во Франции, Великобритании и США. В настоящее время в этой области наблюдается исследовательский бум, который выразился в появлении многочисленных как теоретических, так и конкретно-исторических работ за рубежом и в современной России.

Применительно к проблематике нашей диссертации актуальными являются несколько трудов иностранных авторов. Интересные выводы об образах гражданской войны содержатся в книге К. Мерридейл (ФРГ) «Война, смерть и память в Советской России». По ее мнению, гражданская война стала основанием для создания многих героических образов в советском обществе. Первоначально, в 1920-е гг., образы врагов представлялись неоднозначно. Но с наступлением «сталинской индустриализации» враг стал изображаться более карикатурно. Его связывали с образами преступников, с нечеловеческими обликами пауков, крыс, свиней, собак, гиен и других животных. Официальные вербальные и визуальные образы врагов были подвержены сильной цензуре²²¹ Merridale C. War, death, and remembrance in Soviet Russia // War and Remembrance in the Twentieth Century / ed. by J. Winter and E. Sivan. Cambridge, 1999. P. 61--83.¹.

Историк Ф. Корни (США) в своей монографии затронул проблему о том, каким образом конструировалась память об Октябрьской революции в советском обществе 1920-х гг., как фундаментальном нарративе большевистской власти, утверждающем ее легитимность. Под влиянием политической конъюнктуры интерпретация Октября менялась: в 1920-е гг. была одна история, при И.В. Сталине - другая, при Н.С. Хрущеве - третья, при М.С. Горбачеве - четвертая. Каждый партийный лидер пытался приспособить историю Октября для своих целей. Обращаясь к начальному этапу советской государственности, Корни выделил два периода воздействия властей на интерпретацию Большевистской революции. Первый этап он обозначил как «театрализацию Октября» (1917-1920), когда доминировали представления и демонстрации. На втором этапе, с начала 1920-х гг., происходит институализация истории Октября. Учреждение Истпарта как организации по сбору и обработке исторических материалов, связанных с революцией, стало знаковым событием и свидетельствовало о новом этапе в интерпретации революции. Данное обстоятельство отразилось и в языке большевиков: постепенно слово «переворот» в трактовке истории Октября меняется на термин «революция»²²² Corney F. C. Telling October. Memory and the Making of the Bolshevik Revolution. Itaka - London, 2004.².

Плодотворно зарубежные исследователи изучают и феномен «образа врага», также тесно связанный с коллективной памятью. В этом плане можно выделить исследование профессора литературы из США Д. Кэссидей «Враг на суде. Ранние советские суды на сцене и экране». Она продемонстрировала, каким образом власть в советской стране в 1920-1930-е гг. с помощью театра и кино создавала атмосферу суда в обществе. При этом действия властей изображались как справедливое народное правосудие²²³ См.: Cassiday J. The enemy of trial. Early Soviet Courts on Stage and Screen. DeKalb, 2000.³.

Ряд западных исследователей активно изучали и изучают советский кинематограф, в том числе образы экранных героев и антигероев периода революции и гражданской войны. Так, например, британский историк Р. Тейлор в 1979 г. опубликовал монографию, посвященную сравнительному анализу игровых фильмов в Советском Союзе и нацистской Германии, в которых доминировала пропагандистская составляющая. Отдельный параграф его работы посвящен представляющему интерес для данной диссертации фильму С.М. Эйзенштейна «Октябрь». Тейлор, анализируя реакцию на картину со стороны зрителей и ряда деятелей искусства СССР, пришел к выводу, что попытка Эйзенштейна посредством языка символов и аллегорий популяризировать миф об Октябре закончилась неудачей²²⁴ Taylor R. Film propaganda. Soviet Russia and Nazi Germany. New York, 1979. P. 92--102.⁴.

Зарубежные исследователи проявили большой интерес и к политике советского государства в области культуры. Многие из них отталкивались от идеи о том, что в СССР утвердился тоталитарный режим, сформировавший и свою особую культуру, другие, неугодные властям культурные ориентиры находились под жестким контролем. Однако при этом в советском обществе продолжала существовать и неофициальная культура²²⁵ Голомшток И.Н. Тоталитарное искусство. М., 1994; Эггелинг В. Политика и культура при Хрущеве и Брежневе. М., 1999; Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. 1970--1985. М., 1997 Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине, 1917--1932. М., 1998; Добренко Е. Политэкономия соцреализма. М., 2007 и др.⁵.

Исследователь Н. Петро (США) в своей монографии, посвященной советской политической культуре, сделал вывод о том, что образы Белого движения оказались в СССР очень устойчивыми. Они продолжали существовать в культурном пространстве и определенным образом повлияли на трансформацию советской политической системы в сторону демократии²²⁶ Petro N. The rebirth of Russian Democracy: an interpretation of political culture. Cambridge-London, 1995. P. 112--116.⁶.

Если говорить о политике советских властей, так или иначе связанной с коллективной памятью о Белом движении, то среди трудов западных исследователей стоит выделить статью американского историка П. Холквиста. Его работа посвящена возрождению казачества в постсоветской России. Однако Холквист затронул также и вопросы, связанные с политикой властей в предшествующие периоды советской государственности, при И.В. Сталине и Л.И. Брежневе. Он пришел к выводу, что участие казаков в Белом движении постоянно замалчивалось в официальных каналах информации. С середины 1930-х гг. произошли изменения во взглядах властей на казаков в сторону более лояльного отношения к ним. Но история казачества, особенно периода гражданской войны, находилась в тисках жесткой цензуры. В процессе возрождения казачьих объединений после распада СССР не последнюю роль сыграли два фактора, во-первых, участие многих казаков в гражданской войне на стороне антибольшевистских сил, а во-вторых, политика расказачивания, проводившаяся советскими властями²²⁷ Holquist P. From Estate to Ethnos: The Changing Nature of Cossack Identity in the Twentieth Century // Russia at a Crossroads. History, Memory and Political Practice / ed. by N. Schleifman. London-Portland, 1998. P. 89 --123.⁷.

Таким образом, труды отечественных, эмигрантских и зарубежных авторов, характеристика и анализ которых представлены выше, содержат ряд аспектов, рассматриваемых в диссертации. Однако проблема комплексного изучения «образа врага», отождествляемого с Белым движением, созданного и транслируемого в советском обществе, никогда не поднималась историками. Поэтому диссертация представляет собой первую попытку в данном направлении исследований о коллективной памяти.

Источниковая база исследования включает разнообразные продукты культурной деятельности людей прошлого, свидетельствующие о нем. Все привлеченные источники можно разделить на следующие типы. Прежде всего, это - вербальные, то есть текстовые источники (законодательные, делопроизводственные, научные, мемуарные, публицистические, художественные) и устные воспоминания, затем можно выделить визуальные источники (иконографические) и визуально-вербальные (кинофильмы). Все они рассматриваются как дискурсы, являющиеся частями советской истории памяти о Белом движении. Под дискурсом подразумевается корпус текстов, изображений и высказываний, связанный определенной содержательной согласованностью.

Основной массив письменных источников был опубликован либо в советский период, либо после распада СССР. Другая часть источников выявлена в 6 фондах Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), 25 фондах Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), 8 фондах Российского государственного военного архива (РГВА) и некоторых региональных архивах Челябинска и Иркутска (Российская Федерация), Кустаная (Республика Казахстан). Ряд материалов использован из 2 фондов Архива Гуверовского института войны, революции и мира (Стэнфордский университет, США).

Первый тип источников очень многочисленный и включает несколько групп текстов. Во-первых, это законодательные акты, дающие представление о политике советских властей в отношении участников Белого движения. Особый интерес в данном отношении представляют тексты советских конституций 1918 г. и 1936 г., закон РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» (18 октября 1991 г.)²²⁸ См.: Конституция РСФСР. 1918 г. // Кукушкин Ю.С., Чистяков О.И. Очерк истории Советской Конституции. М., 1987. Приложение; Конституция (Основной Закон) СССР. М.,1936; О реабилитации жертв политических репрессий // Ведомости съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. - -1991. -- 31 октября. -- № 44. -- Ст. 1428--1429.⁸.

Другой комплекс законодательных материалов охватывает документы, свидетельствующие о политике советского руководства в области литературы и искусства. Прежде всего, это различные партийные и правительственные постановления, регулирующие деятельность художественной интеллигенции²²⁹ См.: Партия и кино. Сб. док. М., 1939; О партийной и советской печати. Сб. док. М., 1954; КПСС о культуре, просвещении и науке. Сб. док. М., 1963; Самое важное из всех искусств. Сб. мат. и док. М.,1973; КПСС о средствах массовой информации и пропаганды. М., 1987; История советской политической цензуры. Документы и комментарии. 1917--1993 / сост. Т.М. Горяева. М., 1997; Власть и художественная интеллигенция. 1917--1953 гг. Сб. док. и мат. М., 1999; Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958--1964. Док. М., 2000 и др.⁹.