Белое движение в культурной памяти советского общества: эволюция "образа врага"

Игровой кинематограф, наряду с художественной литературой, оказал наибольшее влияние на советский социум, нежели другие культурные каналы, транслирующие разные аспекты исторических мифов о гражданской войне. Художественные фильмы создавались либо на основе оригинальных сценариев, либо как экранизации литературных произведений.

Образы культурной памяти о Белом движении, представленные в игровом кино, в своей эволюции прошли, по крайней мере, несколько этапов. На первом из них (1920-е - начало 1930-х гг.) белогвардейцы в таких фильмах, как «Красные дьяволята» И.Н. Перестиани, «Октябрь» С.М. Эйзенштейна, «Чапаев» Г.Н. Васильева и С.Д. Васильева зачастую рисовались по-разному: и в карикатурном, жалком виде, и где-то даже с симпатиями. Во многом данное обстоятельство объясняется временем становления советского кинематографа, временем экспериментов, еще не установленных жестких цензурных рамок.

В условиях существования сталинского режима с его прагматично-идеологическим подходом к кино для свободного выражения взглядов создателей фильмов места практически не оставалось. Экранные образы участников Белого движения оказались отодвинуты на второй план, так как их заслонили собой персонажи внешних врагов и «притаившихся изменников». Среди белогвардейцев теперь стали фигурировать не только бывшие царские офицеры и представители враждебных большевикам политических партий, непролетарские социальные слои, но и бывшие соратники Сталина, потерпевшие поражение в ходе внутрипартийной борьбы.

Следующий период (с середины 1950-х - 1960-е гг.) оказался наиболее плодотворным в плане реализации творческих замыслов и исторической достоверности событий, демонстрируемых на экране. В эти годы появляется целая плеяда фильмов о гражданской войне («Сорок первый» Г.Н. Чухрая, «Тихий Дон» С.А. Герасимова, «Служили два товарища» Е.Е. Карелова, «Бег» А.А. Алова и В.Н. Наумова, «Адъютант его превосходительства» Е.И. Ташкова и др.), где образы белогвардейцев зачастую выступают не на втором плане, а являются ключевыми. Тогда же выходят удачные экранизации литературных произведений о гражданской войне. Мастера слова вместе с создателями фильмов сумели донести до зрителя всю противоречивость российской смуты и трагедию ее участников, в том числе и со стороны Белого движения.

На создание высокохудожественных кинопроизведений в данный период, на наш взгляд, повлияли следующие факторы. Видимо, культурная элита советского общества, среди которой, конечно, были и кинематографисты, стала по-иному воспринимать участников антибольшевистского движения. Данное обстоятельство было связано и с процессом десталинизации при Н.С. Хрущеве, и с возвращением в СССР части российских эмигрантов, что позволило по-другому посмотреть на прежних врагов. Новое осмысление гражданской войны стало актуальным именно в тот период.

В последнее двадцатилетие советской государственности появилось совсем не много историко-революционных высокохудожественных кинолент. Как правило, среди них преобладали приключенческие картины, боевики, пользовавшиеся большой популярностью у массовой аудитории, в которых негативные экранные образы отдельных белогвардейцев оказались несколько смягчены.

После 1985 г., когда началась политика «гласности», на экраны страны стали выходить картины («Берега в тумане» Ю.Ю. Карасика, «Повесть непогашенной луны» Е.В. Цымбала, «История болезни» А. Праздникова и др.), показывавшие гражданскую войну как трагедию и для красных, и для белых, для всех людей, вовлеченных в ее орбиту. Авторы таких фильмов затрагивали тему не только белого, но и красного террора.

На создание историко-революционных фильмов, несомненно, влияли господствующие умонастроения и духовный климат в обществе, на которые во многом оказывал давление политический режим с его официальной идеологией. Во-вторых, большое значение имели мифы коллективной памяти о значимых исторических явлениях, связанных с Октябрьской революцией. И, наконец, не следует забывать о личном опыте и взглядах на события прошлого создателей фильма, прежде всего писателей как авторов киносценариев, режиссеров и актеров.

В заключении подводятся основные итоги и обобщаются главные выводы. Дискурс о революции и гражданской войне доминировал над всеми остальными в советском обществе довоенного периода вплоть до начала 1940-х годов. Он отличался определенным набором мифов. Однако и позже этот дискурс не был забыт и часто воспроизводился наряду с другими реконструкциями «героического прошлого». Советское общественное сознание строилось на основе манихейского мировоззрения, делящего мир исключительно на сферы зла и добра. Поэтому историко-революционный дискурс был просто немыслим без «образа врага», определяемого советской риторикой как «белогвардейщина».

Конструирование в культурной памяти «образа врага» осуществлялось в советском обществе усилиями как «сверху», так и «снизу». Значительную роль в создании образов Белого движения сыграли несколько каналов культурной памяти. Во-первых, это риторика партийных вождей, во-вторых, мемуарная литература и труды историков, в-третьих, художественная литература и театральная драматургия, а также изобразительное искусство и игровой кинематограф.

Представления о Белом движении в советском обществе прошли в своей эволюции несколько этапов, которые имеют свои особенности. Можно выделить три волны коллективной памяти, когда происходила актуализация образов Белого движения. Период таких волн колебался в пределах 10-15 лет. Первая волна охватила 1920-е - начало 1930-х годов, когда память о гражданской войне еще не подвергалась столь сильной цензуре властей. Вторая волна началась в условиях политической «оттепели» с середины 1950-х годов и завершилась к началу 1970-х годов. Третья волна актуализации интереса к участникам Белого движения наступила в период «гласности» во второй половине 1980-х годов и продолжалась весь последний период существования СССР. Все эти волны памяти связаны с переломными моментами в развитии советского общества (НЭП, «оттепель», «перестройка»), когда страна делала исторический выбор. Данное обстоятельство обусловлено тем, что история Белого движения - это история политической и вооруженной борьбы за альтернативный, в отличие от большевистского, путь развития страны. Как только советское общество оказывалось перед выбором, каким путем развиваться дальше, среди различных альтернатив коллективная память обращалась и к образам Белого движения.

Эволюция представлений о Белом движении, безусловно, связана и со сменой поколений в советском обществе. Если для участников и современников гражданской войны она являлась живой историей, с некоторыми детальными подробностями, то для последующих поколений память об этих годах основывалась преимущественно на образах, созданных в мемуарах, историографии, литературе, искусстве.

«Образ врага», отождествляемый с так называемой «белогвардейщиной», был разноликим. Следует выделить несколько его уровней: личностный, политический и социальный. К личностному уровню относились конкретные и вымышленные исторические фигуры; к политическому - представители враждебных большевикам партий и организаций, от монархических и либеральных до социалистических; к социальному - образы дворян-помещиков, буржуа, духовенства и кулаков.

Можно также определить типажи первого и второго ряда. К первому относились образы политических и военных вождей, генералов, офицеров и священников белых армий, политиков разного толка. Они считались непримиримыми врагами советской власти, и с ними необходимо было разговаривать исключительно языком силы. Вражеские образы второго ряда состояли из «обманутых» генералами и политиками крестьян, казаков, рабочих, оказавшихся в белых армиях, которых можно было убедить и привлечь на сторону большевиков.

К главным чертам того или иного образа, связанного с «белогвардейщиной», относились следующие. Военные и политические вожди - это бесталанные во всех отношениях люди. Главная их забота - вернуть старое, но сделать этого они уже не могут. Офицеры белых армий рисовались как завоеватели в собственной стране с целым набором человеческих пороков. Политики различных организаций и партий, олицетворявших Белое движение, как правило, представлялись как предатели народных интересов и российского государства. Фигуры из духовенства зачастую отличались лицемерием. Они на самом деле не верили в те идеалы, которые проповедовали. Буржуа и кулаки неизменно представали как люди, живущие только стремлением к наживе любой ценой. Рядовые воины белых армий отличались тем, что были обмануты генералами, атаманами и политиками. Они проливали кровь ради чужих интересов. Такой односторонний взгляд на историю «белогвардейщины», созданный через призму «образа врага», очень просто и доступно объяснял правоту действий большевиков и «героическое прошлое» советского общества.

Среди стереотипов о Белом движении, утвердившихся в советском социуме, господствовали такие составляющие исторического дискурса о гражданской войне: господство монархических идеалов среди белогвардейцев; многочисленность их армий; масштабная помощь им из-за границы; антинародная политика белых правительств, опиравшихся исключительно на террор. При этом вне поля коллективной памяти оставались республиканские лозунги Белого движения, реформистская политика его правительств, красный террор в условиях гражданской войны против белогвардейцев и ряд других аспектов.

Если говорить об основаниях для создания образов Белого движения, то среди них можно выделить следующие. Во-первых, идеология большевизма, основанная на постулатах марксизма и высказываниях вождей. Во-вторых, непосредственный опыт гражданской войны, запечатленный ее современниками. Отсюда отождествление белогвардейцев с бандитизмом, разгулом, разбоем, насилием, пьянством, наркоманией и другими пороками. Бесспорно, К.Г. Юнг был прав, когда утверждал, что «образ врага» связан с механизмом проекции. Все собственные недостатки советское общество приписывало врагу. Но в то же время нельзя, конечно, отрицать наличие подобных пороков и среди участников Белого движения. В-третьих, негативные образы исторического прошлого также играли свою роль. Поэтому участники Белого движения порой отождествлялись с чужеземными завоевателями прошедших времен. Военные силы белогвардейцев зачастую преувеличивались, а их действия нередко обозначились словом «нашествие». Наибольшее распространение получили ассоциации с монгольскими завоевателями, войсками Наполеона в 1812 г., нацистами периода Второй мировой войны. Наконец, большое значение в формировании лика врага имели и демонологические мотивы, связанные с некоторыми животными, птицами и мифологическими существами. Очень часто белогвардейцы олицетворялись то с волками и псами, то с воронами и другими нечеловеческими образами.

Для обозначения Белого движения и всего антибольшевистского лагеря в Советской России широко использовалось словосочетание «гидра контрреволюции», ведущее свое происхождение со времен Великой Французской революции. Эта метафора имела цель представить врага как многочисленную и опасную силу.

Присутствовали в изображении белогвардейцев и религиозные мотивы, несмотря на официально пропагандируемый атеизм советского общества. Враги зачастую сравнивались с отрицательными библейскими персонажами, такими как Каин и Иуда.

Во многих вербальных и визуальных образах врагов, созданных советской интеллектуальной элитой, можно различить своеобразную интеграцию традиционного религиозного и нового советского сознания. Враги зачастую изображались в качестве дьявольских сил, которым противостояли большевики, представлявшиеся как «святые» нового мира, мира социальной справедливости.

Конструируя «образ врага», связанный с Белым движением, советское общество формировало и свою коллективную идентичность, в которой не было места для участников и сторонников борьбы за иной, небольшевистский, вариант развития страны. Создание и трансляция подобного «образа врага» давали советским людям возможность осознать собственное своеобразие.

В советском обществе наблюдалось и такое явление, как инструментализация «образа врага» в зависимости от политической конъюнктуры. И тогда образы Белого движения становились непохожими на свои прототипы, а больше были связаны с другими врагами советского социума, вызванными к жизни актуальными проблемами последующего времени.

За память о Белом движении на протяжении всего существования советской государственности шла борьба между отдельными лицами и группами. Такое явление вполне закономерно и имеет место в любом сообществе, когда речь идет об очень значимых для него событиях, неизменно обрастающих мифами.

Причем стоит сказать и об определенном влиянии коллективных представлений русской эмиграции на образы Белого движения, транслируемые в советском обществе. Такое влияние было существенным в 1920-е гг., в период «оттепели» и в последние годы существования Советского Союза. Посредством мемуарной и исторической литературы, а также прямого общения с представителями эмиграции и их потомками советские люди знакомились с другими, непривычными для них трактовками истории гражданской войны.

Представления и образы коллективной памяти о Белом движении отражались и на политике властей в отношении бывших белогвардейцев. Эта политика в целом была репрессивной, хотя иногда советское руководство шло и на сотрудничество со своими прежними врагами. Лишь под воздействием структурного кризиса второй половины 1980-х гг. и настроений в обществе, ухода из жизни многих уже престарелых участников Белого движения происходил постепенный отказ от репрессивной политики в отношении их со стороны властей. В обществе нарастало понимание гражданской войны как трагедии, началось переосмысление ее опыта. Данный процесс повлиял на подрыв устоев советской идеологии, а значит, и на распад СССР.

Таким образом, коллективная память есть важный фактор общественного развития, который проявляется и в жизни последующих поколений. Данное положение следует учитывать при анализе событий и тенденций прошлого.

ПУБЛИКАЦИИ В ВЕДУЩИХ НАУЧНЫХ РЕЦЕНЗИРУЕМЫХ ЖУРНАЛАХ, РЕКОМЕНДУЕМЫХ ВАК

1. Волков Е.В. Белое движение в исторической памяти российского общества // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Социально-гуманитарные науки». - 2004. - Вып. 3. - № 6.- С. 17-25 (0,8 п.л.).

2. Волков Е.В. Лики Белого движения в мемуарах его участников из Советской России // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Социально-гуманитарные науки». - 2005. - Вып. 4. - № 7.- С. 21-33 (1 п.л.).

3. Волков Е.В. Православное духовенство России в двух гражданских войнах // Проблемы истории, филологии, культуры. - Москва-Магнитогорск-Новосибирск: Изд-во МаГУ, 2006. - Вып. XVI. - Ч. 2. - С. 105-119 (1 п.л.).

4. Волков Е.В. «Любил когда-то Блока капитан…». Неизвестные воспоминания человека из Сан-Франциско // Родина. - 2008. - № 3. - С. 75-78 (0,5 п.л.).

5. Волков Е.В. Невский в русской культурной памяти // Родина. - 2008. - № 7. - С. 34-37 (0,5 п.л.).

6. Волков Е.В. Гражданская война на востоке России: взгляд из Америки // Вестник Челябинского университета. Серия «История». - 2008. - Вып. 28. - № 35. - С. 188-193 (0,4 п.л.).

7. Volkov E.V. General V.M. Moltchanoff's Oral Memoirs // Journal of Siberian Federal University. Humanities & Social Sciences. - 2009. - # 2. - P. 210-215 (0,5 п.л.).

Монографии:

8. Волков Е.В.Судьба колчаковского генерала: Страницы жизни М.В. Ханжина. - Екатеринбург: Уральский рабочий, 1999. - 200 с. (13,5 п.л.).

9. Волков Е.В. Колчаковские офицеры: Опыт исторического исследования. - Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2001. - 336 с. (18,8 п.л.).

10. Волков Е.В. «Гидра контрреволюции». Белое движение в культурной памяти советского общества. - Челябинск: Челяб. Дом печати, 2008. - 392 с. (22,7 п.л.).

Размещено на Allbest.ru