Этнополитическое и социально-экономическое развитие Чувашии в 20-е годы ХХ века

Самыми болезненными для властей Чувашии оказались территориальные споры с Марийской автономной областью и Ульяновской губернией, которые велись почти пять лет. Конфликт завершился «рокировкой» площадями: практические все левобережные земли автономии оказались в составе Марийской области, а из Ульяновской губернией была присоединена часть территории Алатырского уезда, который, считавшийся «на материке» самым экономически отсталым, в Чувашской АССР оказался самым промышленно и культурно развитым районом. Властям не удалось реализовать постановление Президиума ВЦИК от 21 апреля 1925 г., которое предусматривало включение в состав Чувашской АССР 13 селений из Буинского кантона Татарской АССР, поскольку Центр вынужден был считаться с ее статусом и не решался на произвольное изменение границ. Отношения с западным соседом - Нижегородской областью носили менее конфликтный характер.

Краткий экскурс в проблему дает основание предположить, что в 1920-е гг. действовала установка на приобретение «доверия прежде угнетенных наций» через «искусственную постановку» русского населения в «положение более низкое по сравнению с другими». В ходе территориальных споров властям Чувашии удавалось договариваться о присоединении к ней лишь территорий с русскоязычным населением, что еще раз подтверждает правоту патриарха чувашского народа И.Я. Яковлева о сохранении мира и дружбы с русским народом. В редких случаях достигался компромисс по вопросу включения районов со смешанным чувашско-татарским населением. Но им не удалось ни разу придти к согласию по вопросу оставления в составе Чувашии левобережных земель, заселенных преимущественно марийским населением. В этом случае не помогало и неоднократное обращение к Сталину.

Лидеры коммунистической партии расширение территории Чувашии воспринимали как некую техническую процедуру, а не как единственно возможный выход из «чувашского тупика». В разрешении территориального спора «верховный арбитр» в лице Политбюро исходил преимущественно из национальных, политических и идеологических соображений, нежели социальных и экономических. Но, ни в одной из территорий, объявленных властями Чувашии зоной ее жизненных интересов, чуваши не составляли большинство населения. В то же время руководство автономии придавало третьестепенное значение этническому признаку. Главным для них являлся экономической фактор, принцип хозяйственной целесообразности, как «абсолютно необходимый для оправдания смысла образования автономии».

В итоге площадь территории Чувашии увеличилась лишь на 11,3%, что мало способствовало разрешению ее самых главных и острых проблем. Она оставалась самой малой по площади автономией Среднего Поволжья. Отход левобережных земель обернулся потерей половины лесопильных заводов, сокращением местного бюджета автономии более чем на треть, что не компенсировалось присоединением трех волостей Алатырского уезда. Вместо объединения чувашского населения она получила земли, заселенные преимущественно русским и мордовским народами.

В третьей главе «Экономическое развитие Чувашской автономии» анализируется восстановление материальной базы народного хозяйства через призму использования рыночных и плановых механизмов, что показывало пределы вмешательства государства в экономику.

В первом параграфе «Источники финансирования народного хозяйства Чувашии» показано, что быстрые темпы роста местного бюджета автономии (22,4 раза) объяснялись не только ее низкими стартовыми финансово-экономическими условиями, но и существенным ростом неналоговых доходов и государственных дотаций при уменьшении налоговой нагрузки на бюджет. Высокий удельный вес государственных пособий и дотаций, составивших от 2/3 до 3/4 сметы автономии, свидетельствовал о стремлении федеральной власти оказывать реальную помощь отсталым национальным образованиям. Остальная часть сметы приходилась на местные доходы.

Налоговые доходы выросли лишь в 13,1 раза, в результате их доля в местном бюджете сократилась с 40% в 1922/23 г. до 23,6% в 1927/28 г. Удельный вес налоговых доходов в бюджете Чувашии оказался в 2 раза меньше, чем в госбюджете страны, что объясняется низким уровнем восстановления народного хозяйства, слабым развитием торговли.

Косвенные налоги, составлявшие примерно 60-70% всех налоговых доходов в автономии, состояли исключительно из «пьяных» поступлений. Суммарно акцизы на хлебное вино и сахар превышали 97% всех косвенных налогов. Население расходовало на употребление казенной водки и самогонки в 2 раза больше средств, чем на просвещение и здравоохранение. Акцизы с нефтепродуктов оказались в 65 раз меньше, чем с продажи церковных свечей, что показывает крайне низкий уровень экономического развития Чувашии.

На прямые налоги приходилось около трети всех налоговых доходов. Максимальная налоговая нагрузка на крестьян наблюдалась в 1924/25 г., когда в среднем на одно крестьянское хозяйство приходился единый сельскохозяйственный налог в размере 8 руб. 61 коп., минимальная - в 1927/28 г., тогда на каждое хозяйство налог составлял 2 руб. 41 коп., или в 3,5 раза меньше. В расчете на едока тяжесть этого налога сократилась в 3,3 раза и равнялась в 1927/28 г. лишь 50 коп. Но столь динамичное снижение налогообложения не сопровождалось ростом производительного труда. Руководство автономии не раз отмечало, что в семьях чувашских крестьян «в один праздник на самогонку тратится намного больше, чем на налоги».

Со второй половины 1920-х гг. усиливается социально-классовая направленность налоговой политики. В 1926/27 г. от уплаты единого сельскохозяйственного налога получили освобождение более половины крестьянских хозяйств автономии, в 1927/28 г. - 59%. Снижение налога на бедняков сопровождалось ростом налогообложения состоятельной части крестьянства. В 1925/27 г. разница в оплате подоходного налога по первой росписи, которым облагались трудовые доходы в пониженном размере, и третьей, где учитывались все нетрудовые доходы, составляла в 18,3 раз в пользу первой. Такая классово-избирательная налоговая политика ущемляла интересы предприимчивой части населения, старавшейся иметь неземледельческие заработки, но способствовала выживанию бедных и маргинальных слоев, которые, получая всевозможные налоговые льготы со стороны советской власти, не имели стимула для производительного труда и восстановления своего хозяйства.

Главным источником неналоговых поступлений в автономии, выросших в 33,8 раза за этот период, являлся лесной доход. Стабильность его сбора, на который приходилось примерно 90% всех неналоговых доходов, находилась в очень сильной зависимости от решений Центра. Остальная часть поступлений приходилась на займы, которые реализовывались в добровольно-принудительном порядке.

Расходная часть местного бюджета выросла в 24,7 раза, т.е. большими темпами, чем доходная. Более половины средств направлялось на образование и здравоохранение. Вторую позицию занимали административные расходы, составившие в 1927/28 г. в местном бюджете автономии 17,4%, что в 2 раза выше аналогичных показателей по стране. Затраты на развитие главных отраслей народного хозяйства составляли незначительную величину.

В 1920-е гг. местный бюджет автономии оставался дефицитным и обеспечивал ее существование лишь в режиме выживания. Расчет региональных властей решить все проблемы за счет дотаций и пособий из Центра не соответствовал директивным установкам партии, направленным на достижение режима экономии и сокращение дефицита бюджета. Федеральные органы власти соглашались удовлетворять потребности автономии в финансово-кредитных ресурсах в строго ограниченных и минимальных размерах.

Союзные власти твердо стояли на позиции централизации финансовых ресурсов. Считалось, что концентрация денежных средств обеспечивает увеличение бюджетов национальных республик не только за счет развития их экономики, но и путем перераспределения ресурсов из союзного бюджета. Но существовала огромная разница между суммой налоговых и неналоговых доходов, направляемых с территории автономных республик в централизованный бюджет страны, и выплат из него на реализацию региональных программ социально-экономического развития. В Чувашии суммарно оставалось лишь около 1/3 государственных налоговых поступлений и примерно половина неналоговых доходов, собранных на ее территории. Формальное равенство бюджетов национальных республик, заключавшееся в одинаковых процентах отчислений от государственных доходов, при неодинаковом их социально-экономическом положении оборачивалось хронической дотационной зависимостью и ростом дефицита местных бюджетов, особенно таких отсталых регионов, как Чувашия.

Во втором параграфе «Трансформация аграрного сектора экономики» показано, что Чувашия оставалась аграрным регионом страны. Сельскохозяйственное производство, в котором было занято 95,4% населения автономии, занимало главенствующее место в народном хозяйстве. Территория Чувашии относилась к зоне рискованного земледелия, отличалась бедностью почвы: на черноземы, дающие лучшие урожаи, приходилось лишь 15% ее территории. Засухи, повторяющиеся через каждые 5-6 лет, приводили к разорению крестьянских хозяйств.

Единственно социально значимым мероприятием советской власти стало введение уравнительного землепользования, когда разница в землепользовании полярных групп крестьянства в Чувашии сократилась до 1,5-2 раз против 6-7 раз в дореволюционное время. Но аграрные реформы не разрешили проблему малоземелья чувашских крестьян. Средняя обеспеченность землей одного крестьянского двора в автономии составляла лишь 4,4 га, что в 3 раза меньше аналогичного показателя европейской части страны. В 1924 г. 74,8% крестьянских хозяйств относились к категории малопосевных (от 0,1 до 3,3 га), что в 2 раза больше, чем в стране. Лишь четверть хозяйств причислялась к средней категории с посевами от 3,3 до 10 га. Крепкие хозяйства с посевами, превышающими 10 га, были редким явлением в чувашской деревне и составляли менее 1%.

Политика коммунистической партии, ориентированная на национализацию земли, раскол деревни, выкачивание средств из села за счет «ножницы» цен, вытеснение состоятельных, привела к тому, что основные поставщики товарного зерна не были заинтересованы в расширении производства. Ставка большевиков на бедняков не оправдалась. Бедняцкие и середняцкие хозяйства, как и колхозы и совхозы, играли мизерную роль на селе, производя продукцию лишь для внутреннего потребления.

Сельское хозяйство автономии не вышло из состояния кризиса. В 1913 г. на территории современной Чувашии валовая продукция отрасли составляла 36,5 млн. руб., в 1927-28 г. - 29,9 млн. руб. в золотом исчислении, или только 81,9% довоенного уровня, а товарная часть - лишь 56%.

В третьем параграфе «Уровень развития и структура промышленности автономии» отмечается, что в 1920-е гг. Советское государство проводило противоречивую промышленную политику, направленную на укрепление социалистического сектора за счет вытеснения государственно-капиталистического и частного укладов. Развитие промышленности шло неравномерно, сохранялись серьезные диспропорции между ее секторами.

На 20-е гг. приходятся наиболее высокие темпы роста промышленного производства в России во всем XX столетии. Но это не относится к Чувашии, промышленность которой находились в состоянии глубокого кризиса. Местные власти в те годы сумели восстановить работу двух спиртзаводов, но им не удалось добиться строительства железнодорожной ветки Канаш-Чебоксары, возведения хотя бы одного предприятия общегосударственного масштаба. В 1927/28 г. объем выпуска продукции цензовой промышленности, в которой было занято 0,2% населения области, составлял только 57% довоенного уровня.

Основная причина плачевного положения отрасли, по мнению руководства автономии, заключалась в сильной зависимости пищевкусовой промышленности от поставок сырья из других районов страны, а также в резком уменьшении выпуска продукции в маслобойном и спиртоводочной производствах. Центральные органы приводили более внушительный список причин промышленного спада. Среди них - повышение себестоимости изделий, разрыв между заработной платой и производительностью труда, чрезмерный расход топлива, нецелевое использование оборотных средств.

Причина спада промышленного производства стала и однобокая стратегия развития автономии на базе аграрного сектора экономики. Ситуация требовала иных политических и экономических решений для обеспечения роста промышленного производства, в т.ч. отказа от идеи восстановления бездействующих лесопильных предприятий, «маниловских» планов сооружения почти 50-и новых фабрик и заводов, не обеспеченных проектно-сметной документацией, материалами, кадрами и финансами.

К числу объективных причин отставания следует отнести и большую глубину промышленного кризиса в автономии, что потребовало более длительного времени для выхода на траекторию устойчивого развития. Но времени на «разгон» практически не оставалось, так как уже со второй половины 1920-х гг. начался демонтаж рыночной системы.

В целом Чувашия оставалась аграрным районом со слаборазвитыми кустарными промыслами и промышленностью. В 1926/27 г. в общем объеме валовой продукции экономики на долю сельского хозяйства приходилось 77,7%, цензовой и мелкой промышленности - 22,3%. Доминирование идеологических приоритетов над объективной реальностью привело к тому, что сельское хозяйство не обеспечивало население зерном и продуктами, а индустрия - спроса крестьян на промышленные товары и изделия.

В четвертой главе «Реализация социальной политики Советского государства в Чувашии в 20-е годы XX века» прослежены процессы трансформации социально-классовой структуры общества согласно доктринальным установкам коммунистической партии, роста протестных настроений, выяснены причины и последствия столь длительного сохранения голода в регионе, обоснована необходимость проведения культурной революции.

В первом параграфе «Социальная структура населения Чувашской автономии» показано отрицательное влияние политики уничтожения эксплуататорских классов на демографическую ситуацию в регионе. На авансцену политической жизни вышли новые страты - рабочие, крестьяне из бедняков и батраков, а также другие полупролетарские слои населения. Глубокая деформация поло-возрастной структуры населения произошла из-за войн, а также эпидемий и болезней.

Введение нэпа отвечало интересам большинства жителей Чувашии, где удельный вес крестьян составлял 91,7%. Доля бедных существенно выросла и к середине 1920-х гг. на них приходилось почти три четверти крестьянского социума. Середняков было лишь около четвертой части, а состоятельных и зажиточных - только 2,2%, что примерно в 6-7 раз ниже, чем в целом по Российской Федерации.

Чувашия занимала последнее место в стране по удельному весу рабочих в составе населения. Русские составляли подавляющую часть занятых в промышленности, на транспорте и строительстве, а также среди хозяйственных руководителей. В автономии весьма низкой оставалась доля служащих, которые были представлены в основном русскими чиновниками и учителями из чувашского населения.

Практически все слои населения имели претензии к советской власти. Низкая заработная плата и частые ее задержки являлись основными причинами недовольства рабочих. Социальное самочувствие крестьян автономии трансформировалось от толерантного отношения к партии и советской власти к критической оценке их деятельности. Существенное ограничение легальной производительной деятельности обернулось извращением нравов населения. Именно с этих лет берет начало массового изготовления чувашскими крестьянами самогона, который становится параллельной валютой на селе. Открытие новых магазинов Госспирта способствовало усиленной алкоголизации населения. При поголовном пьянстве трудно было ожидать позитивных перемен в социально-экономическом развитии региона.

Во втором параграфе «Преодоление последствий голода в Чувашии» отмечается, что продовольственный кризис в автономии продолжался практически в течение всего первого десятилетия советской власти. Поэтому крестьяне отрицательно относились к советской власти, которая, по их мнению, «кроме нищеты ничего не дала». Главная причина голода заключалась в реализации властями антирыночной политики. Социально-экономическая история показывает, что бедный, получающий большой кусок от меньшего пирога, нисколько не выигрывает от перераспределительных программ.

Аграрные реформы советской власти несли не только заряд созидательный, но и разрушительный. Карликовые крестьянские хозяйства автономии, имеющие до 25 полос на различных участках земли, не могли обеспечивать даже минимума продовольственных потребностей населения и гарантировать их от голода, бедности и нищеты. Деградация сельского хозяйства происходила на фоне прироста общей численности населения, взлета цен на промышленные изделия, товарного дефицита. Беспросветность существования при советской власти толкала население на усиленное употребление хлебного вина и самогона, что давало временный эффект и эйфорию. Выход из этой ситуации власти не без основания видели в проведении культурной революции, просвещении населения.

В третьем параграфе «Ликвидация неграмотности и становление советской системы образования» дан анализ становления новой системы образования, основанной на таких принципах, как всеобщность, добровольность, бесплатность и равноправность обучения. Из-за дефицита финансовых и материальных ресурсов, нехватки подготовленных кадров не удалось достичь всеобщей грамотности населения. В 1926 г. почти половина жителей автономии в возрасте 9-49 лет не умела читать и писать. Доля неграмотных среди женщин оказалась в 2,2 раза больше, чем среди мужчин.

Не удалось ввести всеобщее обязательное начальное бесплатное образование детей, что сопровождалось массовым пополнением неграмотных «снизу». Учреждения школьного образования реализовывали и охранительную функцию - защиту детей от тягот послевоенного времени, хозяйственной разрухи, голода и эпидемий.

Вырос престиж школ фабрично-заводского ученичества, поскольку в них молодежь наряду с рабочей профессией получала и общеобразовательные знания в объеме, близком к семилетнему. Увеличилась сеть средних специальных учебных заведений. Но техникумы не справлялись с подготовкой квалифицированных специалистов для народного хозяйства. Росту общего уровня культуры населения и расширению социальной базы специалистов способствовала деятельность Чувашского рабфака, куда принимались дети беднейших крестьян и рабочих. Подготовка специалистов с высшим образованием велась в столичных городах страны.

Учебно-материальная база школ и техникумов оставалась крайне низкой. В учебных заведениях катастрофически не хватало педагогических кадров. Из их общей численности примерно лишь 4,8% работников имели высшее образование. Низкая заработная плата учителей, хроническая ее задержка являлись тормозом в деятельности системы народного образования.

В заключении подведены основные итоги исследования. Изучение истории этнополитического и социально-экономического развития Чувашии в 1920-е гг., одной из самых национальных, крестьянских, социалистических, аграрных и отсталых автономий федерации, явно не похожей на свой советский конституционный портрет, позволяет сделать следующие выводы:

1. Анализ исторической литературы показывает актуальность объективного познания сложных этнополитических и социально-экономических процессов, происходивших в регионе в 1920-е гг. В историографии советского и даже постсоветского времени вопреки фактам утверждается о завершении восстановления народного хозяйства Чувашии в годы нэпа, росте благосостояния рабочих и крестьян. Этот диагноз не соответствует действительности. Фактически в этот период в ней социалистическая модернизация «сверху» не удалась, а «экономического чуда» не получилось. Ни политика «военного коммунизма», ни нэп не способствовали выходу Чувашии из системного кризиса, что подтверждается постановлениями Политбюро ЦК ВКП(б) от 19 февраля 1925 г. и Совета Народных Комиссаров РСФСР от 30 августа 1928 г.

2. Изучение опыта реализации права наций на самоопределение в регионе выявило, что Чувашская автономная область, сформированная в июне 1920 г. преимущественно по национальному признаку, не имела внутренних источников социально-экономического развития. «Чувашский тупик», заключавшийся в отсутствии крупных городов и культурных центров, инфраструктуры, малоземелье, аграрной перенаселенности, слабом развитии цензовой промышленности, торговли, транспорта и связи, являлся результатом объединения в автономию территорий со сплошным чувашским населением.

3. Региональная практика насаждения военно-коммунистических идей, основанных на принуждении, реквизиции и насилии, доказывает, что грубое и пренебрежительное отношение государства к человеку оборачивается ростом сопротивления и протестных настроений в обществе. Последствиями жестокого подавления восстания безоружных чувашских крестьян в январе 1921 г. стали глубокая апатия, неверие в идеалы советской власти о счастье, равенстве и справедливости, что размывало морально-нравственные основания реформ, сводя их к отрицательным величинам.

4. Анализ показал нереальность проекта «Большая Чувашия», разработанного местными руководителями в целях выхода из «чувашского тупика». Лидерам автономии не удалось достичь компромисса с властями по реализации этого проекта, предусматривавшего расширение территории автономии в 2,8 раза за счет земель соседних регионов, переселение трети населения Чувашии за ее пределы, получение финансово-материальной помощи из Центра. Увеличение площади территории автономии на 11,3% мало способствовало разрешению наиболее острых проблем населения. В начале 1926 г. власти республики пришли к неутешительному выводу: в существующих территориальных рамках чувашский народ обречен на нищенское существование.

5. Опыт изучения 1920-х гг. выявил негативное влияние территориальных споров между автономиями и губерниями Среднего Поволжья по вопросу установления административных границ, так как уводило в сторону от разрешения острых социально-экономических и этнокультурных проблем, а, главное, способствовало их фактическому подчинению Центру. Территориальные споры удавалось «разруливать» лишь после вмешательства главного «арбитра» - Политбюро и ЦК коммунистической партии.

6. История претворения в жизнь сталинской национальной политики в 1920-е гг., основанной на централизации, администрировании и репрессиях, убеждает, что национальные автономии страны на этом этапе не стали самостоятельными и полноправными административно-территориальными единицами. Чувашская автономная республика, лишь формально обладая атрибутами национальной государственности, была крайне ограничена в своих правах и находились в дотационной зависимости от федерального Центра.

7. Анализ показывает отсутствие политической стабильности в автономии, что является необходимым условием и важной предпосылкой позитивного роста. Партийно-хозяйственная элита, вовлеченная в перманентную борьбу за власть, не имела должного авторитета в центральных органах управления. Кризис власти, показавший ее органическую неспособность управлять «по-новому», являлся одной из причин стадиального отставания Чувашии от общих темпов восстановления народного хозяйства страны.

8. Изучение реализации новой экономической политики убеждает в бесперспективности проведения реформ, не адекватных стадии развития региона, неэффективности дозированного включения рыночных механизмов. Партийно-государственная линия на укрупнение производства путем трестирования и вытеснение частной промышленности не могла компенсировать в автономии острый дефицит финансов, сырья и квалифицированных кадров, что создавало серьезные трудности в деле восстановления промышленности. Результатом кризиса главной отрасли производства стало превращение Чувашии из поставщика товарной сельскохозяйственной продукции в хлебопотребляющий район страны.

9. Опыт 1920-х гг. доказывает, что экономический кризис сопровождается обострением социальных проблем. Массовый голод, который преследовал крестьян автономии вплоть до конца 1926 г., поголовная неграмотность населения, безработица, пьянство, рост нищеты, бедности и социальных болезней, свидетельствовавшие об отрыве реформ от реальности, породили разочарование в нэповской реальности, что объективно становилось антимодернизационным фактором.

10. Анализ реализации социально-классовой политики Советского государства в автономии в 1920-е гг. подтверждает, что она носила деструктивный характер и привела к уничтожению тонкого слоя дореволюционного среднего класса и росту маргинальных слоев населения. Вышедшее на авансцену политической жизни рабочие и беднейшее крестьянство, составлявшее 75% крестьянского социума Чувашии и привыкшее с революционных лет решать все проблемы общества по универсальному «шариковскому» принципу «все отнять и поделить», были заражены антирыночной ментальностью и объективно заинтересованы в усилении классовой борьбы, государственного произвола и деспотизма.

11. Исследование выявило, что г. Чебоксары, считавшийся временной столицей Чувашии, не стал местом концентрации экономического и социального потенциала автономии. В столице, отнесенной статистиками к числу мелких административных поселений, проживало менее пятой части городского населения автономной республики.

12. Социально-экономическая история подтверждает недолговечность заигрывания и манипуляции Советским государством рыночными механизмами, направленными для решения сиюминутных тактических задач. В конце 1920-х гг. власть, не исчерпав потенциала реформирования на нэповских принципах, но, опасаясь неизбежности либерализации политической системы и реставрации буржуазных порядков, приступила к новому этапу социалистической модернизации общества. Форсированная индустриализация, насильственная коллективизация, культурная революция, директивное планирование стали базовыми элементами административно-командной системы, выросшей в недрах нэповской реальности.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях

1. Орлов В.В. Социально-экономическое развитие Чувашии в XX веке в региональной исторической литературе: историография проблемы / В.В. Орлов. - М., 2004. - 67 с. - Деп. в ИНИОН АН РФ. Регистрационный номер 58758 от 30.06. 2004 г.

2. Орлов В.В. Малоизвестные страницы из истории чувашско-марийских этнотерриториальных споров 1920-х годов / В.В. Орлов // Вестник Чувашского университета. - 2006. - №3. - С. 21-29.

3. Орлов В.В. Голод 1920-х годов в Чувашии: причины и последствия / В.В. Орлов // Отечественная история. - 2008. - №1. - С. 106-117.

4. Орлов В.В. К дискуссии об основных направлениях социально-экономического развития Чувашии в годы нэпа /В.В. Орлов // Региональная экономика: теория и практика. - 2008. - №13 (70). - С. 39-42.

5. Орлов В.В. Основные проблемы и итоги социально-экономического развития Чувашии в годы нэпа / В.В. Орлов // Федерализм. - 2008. - №2. - С. 207-218.

6. Орлов В.В. Промышленность Чувашии в годы НЭПа: основные проблемы и итоги развития /В.В. Орлов // Региональная экономика: теория и практика. - 2008. - №30 (87). - С. 43-52.

7. Орлов В.В. Руководящая политическая элита Чувашии в годы нэпа / В.В. Орлов // Государственная служба. - 2008. - №5. - С. 177-180.

8. Орлов В.В. Крестьянское восстание в Чувашии в 1921 г.: причины и последствия /В.В. Орлов // Отечественная история. - 2008. - №5. - С. 165-171.

9. Орлов В.В. Развитие народного образования и науки Чувашской АССР / В.В. Орлов // Чувашской АССР - 70 лет. - Чебоксары, 1990. - С. 83-106.

10. Орлов В.В.П.Е. Ефремов: легенды и действительность / В.В. Орлов. - Чебоксары, 1997. - 212 с.

11. Орлов В.В. Деловая элита Чувашии в конце XIX - начале XX вв. / В.В. Орлов // Предпринимательство Поволжья: истоки, традиции, проблемы и тенденции развития. - Чебоксары, 1998. - С. 188-212.

12. Орлов В.В. Городские общественные банки Чувашии во второй половине XIX - начале XX вв. / В.В. Орлов // Поволжье в системе Всероссийского рынка: история и современность. - Чебоксары, 2000. - С. 122-139.

13. Орлов В.В. Основные проблемы и тенденции социально-экономического развития Чувашии в XX веке /В.В. Орлов // Чувашская Республика на рубеже тысячелетий: история, экономика, культура. - Чебоксары, 2000. - С. 27-31.

14. Орлов В.В. Профессиональное образование Чувашии в XX веке: основные проблемы и итоги развития / В.В. Орлов // Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. - Чебоксары, 2001. - С. 149-193.

15. Орлов В.В. Высшее образование в полиэтнокультурной среде в XX веке: основные проблемы и итоги развития (на примере Чувашии) / В.В. Орлов // Российская история XX века: проблемы науки и образования. - М., 2004. - С. 72-75.

16. Орлов В.В. Советская власть и крестьянство в 1920-е гг. (на примере Чувашии) / В.В. Орлов // Научные труды международной научно-практической конференции ученых МАДИ (ГТУ), МСХА, ЛНАУ. 15-16 июня 2005 года. Том 3. История и философия. - Москва-Луганск, 2005. - С. 22-28.

17. Орлов В.В. Социально-экономическое развитие Чувашии в 1941-1945 гг. /В.В. Орлов // Тыл в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. - Чебоксары, 2005. - С. 63-75.

18. Орлов В.В. Крестьянство и власть в 1920-е годы (на примере Чувашии) /В.В. Орлов // Аграрный строй Среднего Поволжья в этническом измерении. - М., 2005. - С. 510-517.

19. Орлов В.В. Печатные труды В.Д. Димитриева по вопросам истории Чувашии советского периода / В.В. Орлов // Служение истории: Сб. ст. - Чебоксары, 2005. - С. 98-116.

20. Орлов В.В. Крестьянство Чувашии в условиях модернизации российского общества в XX - начале XXI вв.: основные итоги и задачи изучения /В.В. Орлов // Мир крестьянства Среднего Поволжья: итоги и стратегия исследований. - Самара, 2006. - С. 485-491.

21. Орлов В.В. Экономическая политика Советского государства и региональная практика в 1950-1980-х годах (на примере Волго-Вятского района) / В.В. Орлов // Россия в контексте мирового экономического развития во второй половине XX века. - М., 2006. - С. 205-214.

22. Орлов В.В. Центр и регионы: межбюджетные отношения в годы нэпа (на примере Чувашии) /В.В. Орлов // Проблемы отечественной истории: Сб. трудов. - М., 2006. - С. 197-233.

23. Орлов В.В. Экономика Чувашии в 1941-1945 гг. / В.В. Орлов // Россия в войнах XIX-XX вв.: Межвузовский научный сборник. - М., 2006. - С. 96-113.

24. Орлов В.В. Формирование местного бюджета Чувашии и финансирование программ ее социально-экономического развития в годы нэпа / В.В. Орлов // Чувашский гуманитарный вестник. - Чебоксары, 2006. - С. 38-61.

25. Орлов В.В. Проблемы историографии аграрной и продовольственной политики в 1920-е годы (на примере Чувашии) /В.В. Орлов // Аграрное развитие и продовольственная политика России в XVIII-XX веках: проблемы источников и историографии. - Оренбург, 2007. - С. 240-249.

26. Орлов В.В. Деловая элита Чувашии в конце XIX - начале XX века: особенности формирования и развития /В.В. Орлов // Предпринимательство как социально-экономический феномен в истории России: материалы Всероссийской научной конференции. - Омск, 2008. - С. 81-86.

27. Орлов В.В. Проблемы изучения доколхозной деревни Чувашии: общие и региональные аспекты / В.В. Орлов // Актуальные проблемы аграрной истории Восточной Европы: историография; методы исследования и методология; опыт и перспективы. XXXI сессия Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Тезисы докладов и сообщений. - Вологда, 2008. - 15 с.

28. Орлов В.В. Социально-экономические проблемы подготовки рабочих кадров в профессионально-технических учебных заведениях Чувашской АССР в 1971-1985 гг. / В.В. Орлов. - М.: РГАЗУ, 2008. - 232 с.

29. Орлов В.В. Пьянство как фактор межкультурного диалога между городом и селом в 1920-е годы (На примере Чувашии) /В.В. Орлов // Тезисы выступлений на XXI Всероссийской конференции историков-аграрников Среднего Поволжья. - Йошкар-Ола, 2008. - 12 с.

30. Орлов В.В. Этнополитические и социально-экономические аспекты развития Чувашии в 20-е годы XX столетия. Монография / В.В. Орлов. - М.: Изд-во РГАЗУ, 2009. - 380 с.

Размещено на Allbest.ru