Интенсивность религиозной эмиграции резко снижается во второй половине XVIII в. Возникла даже тенденция к реэмиграции. Важной вехой явился указ 1800 г. об учреждении "единоверия".

Учреждение "единоверия" можно рассматривать как попытку сотрудничества власти со своими ущемленными в религиозном плане гражданами - предоставление, хотя и очень иллюзорной, возможности сравняться в правах с основной частью населения России, придерживающегося канонов официальной православной церкви. По сути своей это был итог более чем векового противостояния властей Российской империи и старообрядчества.

Появление православных церквей заграницей было следствием расширения дипломатических, торговых и культурных связей России с другими государствами Западной Европы, Юго-Восточной Азии и Америки в XVII - XVIII вв.

Представители русского православия выполняли за границей многофункциональные задачи, порой вынужденно подменяя функции государственных учреждений. Первоочередным было удовлетворение духовных потребностей русских людей, по различным причинам и в разных обстоятельствах оказавшихся за границей России. Для них церковь была не только важнейшим условием адаптации вдали от родины, она часто служила барьером против морально-этического разложения русских эмигрантов, не выдержавших испытания чужбиной.

В диссертации подчеркивается, что религиозная эмиграция из России XVIII в. была закономерным процессом, связанным с дальнейшим развитием российской политической системы в ее имперском оформлении. Проектирование имперских национальных идеалов в рамках единого политического суверенитета требовало разрушения национально выраженной, самобытной религии, которая проявлялась в национальной мифологии и религиозной традиции.

Имперский идеал, направленный на сохранение российской государственности средствами легитимных институтов власти, базировался на религиозно-политической утопии, признающей суверенитет монарха и правящей политической элиты.

В поисках социальной опоры последняя стремилась инкорпорировать в мифологию народа и в формировавшуюся государственную идеологию тезис о богоизбранности народа с его правителем, провозглашая таким образом политический режим "народного самодержавия". Правящая элита постоянно доказывала, что российский самодержец имел право безответственного и бесконтрольного управления.

Это и определяло характерные черты религиозной эмиграции из России XVIII в., проявлявшиеся одновременно и в протесте против укреплявшегося самодержавия, и в попытках сохранения этого самодержавия.

По сути дела, религиозная эмиграция из России XVIII в. выполняла роль мифотворческой структуры, внося в сознание бывших россиян основные понятия о добре, о зле, о сотворении мира, о преодолении политического хаоса. Это было чрезвычайно важно, потому что именно реформы Петра Великого были самой радикальной попыткой структурирования российской государственности и придания ей цивилизационных форм развития.

Являясь следствием вводимых в России экономических и социокультурных принципов западной цивилизации, религиозная эмиграция расшатывала монолит российского самодержавия в сторону радикального изменения взаимоотношений власти и общества.

В III главе "Сословная эмиграция из России ХVIII века" рассматриваются проблемы миграционных процессов среди казаков-некрасовцев и запорожских казаков. Особо подчеркивается, что именно XVIII в. стал временем рождения еще одного направления российской эмиграции - сословного. Его представляло специфическое сословие российского общества - казачество. В результате полной или частичной утраты прежних сословных привилегий, ведущих, как правило, не только к снижению их социально-политического статуса, но и к серьезным экономическим осложнениям, казачество покидало Россию.

Это было достаточно опасно для стабильности политической системы Российской империи XVIII в. Оно свидетельствовало о нарушении ее структурно-функционального механизма, проявлявшегося в деформации политических институтов и социальной стратификации российского общества.

Начало сословной эмиграции можно связать с казаками-некрасовцами и отнести его к 1708 г. Ее причины во многом схожи с причинами и мотивами казацкого протеста, поскольку непосредственно связаны с крестьянским волнением во главе с К.А. Булавиным. Эмиграция казаков-некрасовцев носила вынужденный характер. Процесс адаптации проходил крайне сложно. Принимая некрасовцев на своей территории, крымский хан Каплан-Гирей нарушал субординацию, не ставя в известность турецкого султана. Кроме этого, нарушались и условия Константинопольского договора между Россией и Турцией.

В 1708-1709 гг. казаки-некрасовцы постоянно передвигались, спасаясь от преследования, даже в Закубанье. Только активная роль, которую сыграли казаки-некрасовцы (в составе вооруженных сил Крымского ханства) во время русско-турецкой войны 1710-1711 гг. вызвала, наконец, благосклонность к ним хана. Сечь Д.В. Казаки-некрасовцы на Кубани….С. 198.

Однако приближение границ Российской империи к местам проживания некрасовцев в Крымском ханстве породило во второй половине XVIII в. их новую эмиграцию на территорию Османской империи. Долгое проживание казаков-некрасовцев за границей, особенности местных геополитических факторов во многом предопределили их дальнейшее этнокультурное развитие, которое привело, по сути дела, к появлению довольно замкнутой сословно-политической разновидности казачества, близкой, по мнению диссертанта, к этноконфессиональной общности.

Причины эмиграции казаков-запорожцев во многом схожи с причинами ухода из России казаков-некрасовцев. Ограничение Петром I сословных привилегий казаков, в частности, приема беглых крестьян, автономного самоуправления, доступа запорожцев на территорию левобережной Украины (для этого была специально построена вблизи северной границы казачьих земель крепость "Каменный затон"), усиление контроля за поставкой хлеба в Запорожье и постоянная задержка жалованья порождали волнения в среде запорожских казаков.

Кроме того, Украина продолжала оставаться узлом противоречий между Россией, Речью Посполитой и Крымским ханством. Естественно, что запорожцы в этих условиях во главе с бывшим гетманом Мазепой и кошевым атаманом Гордиенко стали активными участниками Полтавской битвы на шведской стороне. Исход битвы в пользу России предопределил дальнейшую судьбу запорожцев: им нужно было спасаться бегством, т.к. захваченных под Полтавой в плен казаков Петр I приказал казнить. Поэтому значительное число запорожцев ушло во владения Турецкой империи, а затем в Крымское ханство. РГАДА.Ф. 89. Оп. 1.Д. 1.

Здесь их положение становилось все более сложным. Крымский хан отобрал у запорожцев все земли от Великого лимана до порогов Днепра, и передал их во владение ногайцам. В самой Сечи казакам запретили всякую торговлю. Поэтому взоры казаков вновь и вновь обращались к России.

Судьба запорожцев была решена в 1731 г. В связи с постоянной угрозой, исходящей от Турции и Крымского ханства, русское правительство приняло решение о строительстве укрепленной линии, состоящей из редутов и крепостей и проходящей по южной границе от Новобогородицкого городка у реки Самары до Северного Донца. Одновременно Анна Ивановна обещала взять казаков "под свое крыло", но просила повременить с возвращением до очередного разрыва отношений между Россией и Турцией. Эварницкий Д.И. Указ. соч.Т.I. СПб., 1892.С. 565.

В результате военно-политических перипетий казаки 27 марта 1734 г. основали "Новую Сечь" в урочище Базавлук в устье реки Подпильная, что в 5-7 верстах от Старой Сечи. Однако после ликвидации "Новой Сечи" в 1775 г. состоялась вторая "волна" эмиграция запорожцев, носившая на сей раз гораздо более длительный характер.

Таким образом, сословная эмиграция из России XVII в. отражала глубокие изменения в развитии российской государственности. Бесконечные бунты XVI в. заставили власть внести кардинальные поправки в сложившуюся систему обязанностей и прав сословий. Если раньше все сословия были перед государством равно бесправны, то теперь дворяне получали над народом власть не только по долгу государственной службы, но еще и как частные лица. С учетом европейского образования дворян в России шел мощный процесс формирования двух ценностных систем как противостояния власти и общества.

Оставив народ лишенным собственности и прав, Российская империя петровского образца заложила основы социальных протестов, в том числе и в форме казачьей эмиграции. Деструктированный социум мог существовать только в нестабильной политической системе. Все попытки власти достичь известной стабильности без самого участия народа приводили к отчуждению последнего от власти.

Поэтому протестное движение могло развиваться только в двух направлениях. Одним из них был русский бунт как стихийный протест против существующего политического насилия.

Эмиграция, как еще одна форма протеста, исключала реальное противодействие политическому насилию. Но она была очень ярким показателем высокого уровня социальной депривации как воспринимаемого индивидами расхождения между ценностными экспектациями и ценностными возможностями. Казачья эмиграция соединяла в себе эти оба направления, а потому представляла серьезную опасность для развития российской государственности в XVII в.

В главе IV "Национальная эмиграция из России ХVII века" российская эмиграция представлена через призму развития наций и народностей Российской империи в период ее модернизационной трансформации.

XVIII в. стал отправной точкой для национальной эмиграции, не прекращавшейся в последующие периоды существования Российской империи и трансформировавшейся в зависимости от функционирования российской политической системы. Она была самой многочисленной и означала уход за границы России значительной части какого-либо этнического сообщества вследствие утраты перспективы сохранения своих этнокультурных, социально-экономических особенностей в местах прежнего обитания. В большинстве случаев значимым был религиозный фактор, проявлявшийся в том, что эмигранты исповедовали религию, отличную от православия.

Одним из первых народов России, у которого появилась тенденция к эмиграции, стали калмыки, которые были приняты в состав России в середине 1650-х гг. Калмыцкое ханство существовало в составе российского государства в 1664-1771 гг. Во взаимоотношениях царского правительства и вожаков калмыцкого ханства прослеживаются моменты только частичного подданства, причем в рамках очень широкой автономии. Калмыки постоянно нарушали данные обязательства, вступая в сепаратные отношения с Крымским ханством, совершая набеги на соседей, в первую очередь, башкир и ногайцев.

В своей политике по отношению к ханской власти российское правительство пыталось совместить несовместимое. С одной стороны, опасаясь чрезмерного усиления власти ханов, оно не давало им полной свободы в плане управления владетелями, а, с другой, для проведения нужных мероприятий, на время усиливало ее. Естественно, что все это вызывало недовольство и внутрикалмыцкие конфликты.

В правление Екатерины II вмешательство царской администрации во внутренние дела Калмыцкого ханства усилилось. Правительство ставило под свой контроль распределение улусов и айменов, решение судебных дел вплоть до бракоразводных процессов. Заметно активизировался и процесс христианизации калмыков, вызывавшие резкие протесты со стороны, главным образом, знати. К эмиграции калмыков подталкивали и внешнеполитические события (разгром Джунгарского ханства, русско-турецкая война 1768-1774 гг.).

Количество эмигрировавших калмыков определено с гораздо большей точностью, в отличие от неопределенного числа эмигрантов запорожцев или некрасовцев и не говоря уже о масштабах исхода старообрядцев. Трудностью для более-менее точных подсчетов в данном случае является то, что учет велся не по числу людей, а по количеству кибиток, т.е. семей эмигрировавших калмыков. Большинство исследователей определяет число эмигрантов в пределах 200 тыс. чел. Колесник В.И. Указ. соч.С. 29.

Значительное место в диссертации отведено изучению эмиграции ногайцев. Ногайская орда вошла в соприкосновение с российской властью после присоединения к России Казанского и Астраханского ханств. В XVII в. некогда могущественное ногайское государство, играющее заметную геополитическую роль в своем регионе, вступило в период раздробленности. Большие и Малые Ногаи окончательно разделились на отдельные орды.

Раздробленные национальные формирования ногаев уже не в силах были сопротивляться внешнему влиянию. Оставаясь в местах прежнего обитания, они фактически кочевали на территории различных государств и поэтому очень скоро превратились в "разменную монету" в противоборстве крымских и калмыцких ханов, а также в геополитическом противостоянии Российской и Османской империй.

Началась длительная, перманентная череда принудительного увода ногайских орд из одного государства в другое, прерываемая нередкими самостоятельными переходами ногаями границ в поисках более благоприятных условий существования. В диссертации достаточно подробно описываются миграционные движения ногайцев с выделением особой роли в этом Калмыцкого и Крымского ханств, а также русско-турецких военных столкновений.

Общая численность эмигрировавших в Турецкую империю ногаев в исследовательской литературе не определена. Большинство исследователей сходятся на цифре в 100 тыс. чел Кабузан В.М. Эмиграция и реэмиграция… С. 40. . При подсчете численности ногаев-мигрантов необходимо учитывать, что в большинстве случаев их передвижения, как в пределах Крымского ханства, так и на территории России чаще всего носили вынужденный, а подчас и принудительный характер. Они не уходили, их уводили на другие земли, не спрашивая согласия самих ногаев. Российские власти после присоединения Крымского ханства переняли те же самые приемы обращения с ногаями, от которых они страдали и раньше. Это и явилось главной причиной бегства значительной, а, может быть, и большей части ногайского народа за пределы Российской империи. Ни у ногайских мурз, ни у простых ногаев не было надежной, стабильной перспективы дальнейшего пребывая на ее территории.

В диссертации исследуется история и крымских татар как подданных Крымского ханства и России, взаимоотношения которых определяли миграционную ситуацию на юге Российской империи. Переменные военные успехи России и Турции в первой половине XVIII столетия закономерно стали перерастать во все более ощутимые достижения Российской империи в районе северного Причерноморья, Османская Порта и Крымское ханство постепенно теряли свои территории и свой авторитет.

После присоединения Крыма в 1783 г., пытаясь привлечь на свою сторону крымскую знать, Россия по указу от 23 февраля 1784 г. предоставила высшему сословию Крыма все преимущества российского дворянства. Указ Сената от 9 ноября 1794 г. оставлял всем крымским татарам их недвижимость с правами передачи ее по наследству.

Однако эмиграция крымских татар в Турцию продолжалась, что вызывало беспокойство правящей элиты. В августе 1787 г. русской администрации Крыма было поручено "войти в причины переселения" и оказать "защиту и покровительство" новым подданным.

Вопрос о численности татарского населения, покинувшего территорию бывшего Крымского ханства, решается в рамках 100 тыс. человек Там же.С. 47. . Причины их эмиграции вполне ясны и понятны. Среди них можно назвать и непредсказуемость их социально-политического положения в составе русского государства, и известную привязанность к единоверной Турции, и активную агитацию к эмиграции мусульманского духовенства, и пример сородичей, покинувших Россию.

Еще одной ярко выраженной национальной составляющей эмиграционного потока XVIII в. явилась эмиграция поляков. Она стала результатом трех разделов Речи Посполитой между Россией, Австрией и Пруссией. Основная масса эмигрантов оказалась в Париже, где было создано польское представительство в изгнании во главе с Ф. Барссом. В выборе места эмиграции сыграли свою роль и симпатии к Великой французской революции польских сторонников якобинства.

Политика Российской империи на вновь обретенных территориях не оставляла сомнений по поводу возможной автономии поляков в составе русского государства. Екатерина II ввела общероссийское административное управление, заставляя новых подданных приносить присягу. Не желающим становиться гражданами России предоставлялась право распродать свое имущество и в течение трех месяцев покинуть ее пределы. Но особенно раздражала польскую шляхту необходимость доказывать свое дворянское происхождение, правда, главное гражданское право - литовский статут - осталось неприкосновенно Воронков И.А. Указ. соч.С. 286. .

Сложившаяся ситуация хотя и не породила массовой эмиграции, однако привела к метаниям среди польской шляхты, а также к возникновению тайных обществ, вырабатывавших планы возвращения независимости. Они возникали в основном на территориях, отошедших во время разделов к Австрии и Пруссии. Вырабатывали варианты возрождения польского государства и эмиграционные организации. Парижское представительство придерживалось прусской ориентации, предлагая образование польского королевства под протекторатом Пруссии или во главе с одним из представителей династии Гогенцоллернов. Группа эмигрантов в Венеции избрала "Депутацию" для обращения за содействием к французскому правительству и делало ставку на будущую войну Франции, Швеции и Турции против России Комин В.В., Червякова М.М. Указ. соч.С. 61. .

Однако участие польских легионов в вооруженных действиях на стороне Франции являлось тактическим ходом верхушки шляхетской политической эмиграции, пытавшейся таким образом показать ценность восстановленной Польши в качестве союзника. Но этот ход не принес ощутимой пользы для возрождения Речи Посполитой и обернулся огромной человеческой трагедией для тысяч поляков-эмигрантов.

Таким образом, национальная эмиграция из России XVIII в. представляла собой одну из форм внутриполитической гражданской борьбы. Нежелание людей мириться со своей экономической и политической маргинальностью способствовало росту этнического самосознания и появлению различных форм противостояния господствующей политической элите.

Баланс между централизацией и децентрализацией в Российской империи XVIII в. определялся целым рядом географических, исторических, культурных, экономических и политических факторов. Главным из них была абсолютная власть царя, определявшая облик России XVIII в. Укоренявшиеся в национальной традиции институты неограниченной монархии определяли и основные параметры идеологической доктрины особой российской цивилизации. Одним из определяющих факторов выступал имперский патернализм, неизбежно порождавший национальную эмиграцию. Она сопровождалась зарождением мифотворчества в качестве типичной черты диаспориального сознания с его комплексом неполноценности. С помощью модели "пионеров-первопроходцев" эмигранты пытались узаконить свое пребывание на новой территории. С помощью модели "блудного сына" они пытались претендовать на роль "старшего брата". В основе геополитической модели лежала идея неизбежности аккультурации и ассимиляции.

Однако отчужденный от власти и от общества человек легко принимает навязываемые ему идеи и так же быстро от них отказывается, особенно если подключаются механизмы политического насилия. Специфика Российской империи XVIII в. заключалась в наличии разнообразных вертикальных барьеров, препятствовавших политической интеграции общества. Кроме того, огромные дистанции между правящей элитой и огромным большинством населения делали невозможным формирование горизонтальных связей национального родства. Это, безусловно, накладывало свой отпечаток на национальную эмиграцию из России XVIII в.

В главе V "Социокультурный дизайн Русского Зарубежья в ХVIII веке" отмечается, что активизация миграционных процессов в XVIII в. являлась одним из показателей углубления интеграционных процессов в мировой политике, экономике и культуре. В то же время миграционные процессы свидетельствовали о наличии противоречий в рамках российской социальной системы, так или иначе выталкивавших человека из среды своего первоначального обитания.

В этом разделе диссертации подробно описываются путешествия и курортное времяпровождение россиян за границей, приводятся сведения о продолжающемся паломничестве в Святую Землю. Дается общая картина всего спектра обучения подданных Российской империи в Западной Европе. Анализируются исторические сюжеты, когда за рубеж русских людей выталкивали не личные мотивы, а просто случай или необходимость отдания долга Родине, как, например, длительная "оккупация" русскими войсками Восточной Пруссии во время Семилетней войны.

Как уже отмечалось, причины и мотивы миграции, вообще и в XVIII в., в частности, сложны и трудно сводимы к одному знаменателю, даже такому, как "поиски лучшей жизни". Они зависели и от социального статуса, и от национальной принадлежности, и от политической ориентации, и от длительности и мощности миграционных потоков, и от степени участия государства и т.п. Среди мигрантов из одной культуры можно было выделить экономически заинтересованных людей, для которых само географическое перемещение являлось средством решения определенных жизненных задач, а также тех, для которых просто важно было покинуть страну пребывания в призрачной надежде на улучшение своего положения. Между тем проблема миграции глубоко личностная, амбивалентная по самой своей сути. Она не решается сменой бытовых и социальных условий, а требует коренной перестройки личности, смены ценностных и поведенческих стереотипов, трансформации социальной и личностной идентичности.

Многочисленные исследования показывают, что, несмотря на значимость экономического, а также политического факторов, более важными аспектами являлись причины психологического характера. Среди последних доминировали попытки обрести смысл жизни в другой атмосфере. Свое влияние оказывал и кризис идентичности, когда человек в условиях идеологического вакуума не мог самостоятельно разобраться, кто он такой и в какой стране живет.

Контакт с европейской культурой выражался в так называемом культурном шоке, сопровождаемом напряжением, чувствами потери, лишения, отверженности, неполноценности, тревоги, ролевыми сбоями, отвращением и негодованием в результате осознания культурных различий на ментальном уровне. Если акцентировать внимание на страданиях и лишениях, то миграция всегда выступает исключительно как "опыт утраты".

При этом адекватность ожиданий мигрантов от жизни в новой стране непосредственно влияла на их адаптацию. Как правило, низкие ожидания проводили к лучшему приспособлению, а завышенные ожидания влекли за собой жестокие разочарования, а значит и тяжелую форму адаптации. Степень различий ценностей между страной выхода и страной поселения мигрантов прямо пропорциональна количеству трудностей, переживаемых человеком в процессе адаптации.

В эмиграции неизбежен был разрыв поколений, так как ценности родителей, сформированные под влиянием исходной культуры, в сильной степени отличаются от ценностей детей, растущих в условиях других культур. По ценностям, преобладавшим в ценностной системе мигрантов, и по тому, характеризовали ли они минорное состояние или отражали способы, с помощью которых можно справиться с стрессом, можно судить о том, как человек XVIII века преодолевал собственное отчуждение в иной культуре.

При этом большое значение имела сформированность мотиваций, проявляемая в желании мигранта интегрироваться в новую среду, в наличии у него установок на усвоение новых культурных феноменов, в его стремлении к преодолению информационной изоляции и к установлению связей с окружающей средой. Для относительно плавного протекания адаптационного процесса важны были высокий коммуникативный потенциал индивида как объекта общения; готовность к изменению хода индивидуального развития; устойчивость к нервно-психическим перегрузкам; высокий уровень трудоспособности и жизнеспособности.

Стресс аккультурации, как изменение элементов оригинальной культуры в результате взаимодействия индивидов различных культурных пространств, мог проявляться в ассимиляционном варианте (когда мигрант полностью идентифицировался с новой культурой); в сепаративном варианте (когда представители этнического меньшинства отрицали культуру большинства и сохраняли свои этнические ценности); в маргинальном варианте (когда мигрант не идентифицировал себя ни со старой, ни с новой культурой); а также в интеграционном варианте (когда мигрант идентифицировал себя и со старой, и с новой культурой). В свою очередь культурная интеграция проходила через этапы культурного шока, культурного контакта, конфликтности и слияния элементов собственной и чужой культур.

К специфическим чертам российской эмиграции как особого социокультурного феномена можно отнести устойчивую преемственную связь всех "волн" по сохранению и развитию национальной культуры, а также открытость к культурам стран проживания и свободное взаимодействие с ними. В совокупности своей они обусловливали приверженность русских мигрантов к корням, оставленным в России, дававшее возможность не утрачивать духовно-культурную целостность.

Социально-психологическая адаптация проходила в основном по типу сепарации с обязательным сохранением российской культуры. В процессе ее мигранты переживали эмоциональное восприятие происходящего; приобретение необходимой информации о жизни в незнакомом обществе; расширение социального пространства происходившего; депрессивное состояние; преодоление депрессии в различных формах самореализации личности.

В диссертации подчеркивается, что социокультурное изучение российской эмиграции XVIII в. возможно только через рассмотрение судеб отдельных ее представителей самого различного сословного происхождения и оказавшихся за границей по самых разным причинам.

Через анализ жизни и деятельности в эмиграции отдельных представителей российского общества в диссертации доказывается, что российская эмиграция XVIII в. представляла собой уникальный феномен в формировании Русского Зарубежья. Она являла собой часть преобразований петровской эпохи, направленных, как отмечал с В.О. Ключевский, на то, чтобы найти на Западе не цивилизацию, а технику См.: Ключевский В.О. Курс русской истории: В 8 т. М., 1958.Т. 4.С. 22. . Поэтому так называемая гуманитарная эмиграция из России выступала как "настоящая воровская экспедиция (рекогносцировка) за западной наукой" Там же.С. 372-373. .

Гуманитарный дизайн российской эмиграции XVIII в. в значительной степени определялся стремлением правящей элиты к уничтожению политических противников во всех их видах, к искоренению любых проявлений какого-либо инакомыслия. В своих попытках принудительного народного образования Петр I не мог достичь огромного успеха. Однако часть обучавшихся заграницей начинала понимать, что политическая стабильность в государстве может обеспечиваться не только произволом государственной администрации, что есть альтернативные пути развития российской государственности.

В диссертации показывается, что именно в контексте "нравственных последствий" следует оценивать гуманитарную составляющую российскую эмиграции из России в XVIII в. Несмотря на появление отдельных личностей, исповедовавших в той или иной мере ценности западной культуры, основная часть российских эмигрантов сохраняла в себе черты как общинной, так и имперской традиционалистской этики.

И это имело свое продолжение в развитии и функционировании Русского Зарубежья в последующие периоды.

В Заключении делается ряд выводов, немаловажных для понимания характера российской эмиграции и формирования Русского Зарубежья в XVIII веке.

Cписок работ, опубликованных по теме диссертации