Идейно-политические позиции российских эмигрантов в эпоху "холодной войны" (середина 1940-х - конец 1960-х гг.)

Несколько иной характер носит другая группа источников личного происхождения - мемуары. В последние годы изданы, в частности, воспоминания лидеров НТС В.М. Байдалакова, Е.Р. Романова и других политических деятелей послевоенной российской диаспоры. Вышло в свет немало мемуаров деятелей культуры Российского зарубежья. Кроме того, в Архиве БФРЗ хранится большой комплекс рукописей Всероссийской мемуарной библиотеки, созданной А.И. Солженицыным на основе присланных ему в 1970-е гг. воспоминаний многих рядовых эмигрантов разных волн. В.В. Кабанов справедливо указывает на то, что при работе с мемуарами необходимо учитывать особенности «индивидуального психического склада», специфику эпохи, несовершенство человеческой памяти Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории. М., 1998. С. 634.. Кроме этого, безусловно, часто имеет место сознательное стремление мемуариста оправдать свою деятельность или политику организации, к которой он принадлежал. Значительное влияние на содержание мемуаров оказывает внешняя тематизация - наличие социального воздействия (давления, поощрения, цензуры) на автора. Как указывают исследователи, чем более «наивен» рассказ о жизни, тем ближе его структура к слою обыденного сознания той среды, к которой принадлежит рассказчик. Наоборот, чем выше рефлексивность рассказчика, его коммуникативная и культурная компетентность, тем вероятнее тематическая селекция воспоминаний и фактов. Это особенно заметно при сравнении мемуаров эмигрантских политиков с теми воспоминаниями, которые присылали А.И. Солженицыну рядовые эмигранты. Свои особенности имеют воспоминания репатриантов, изданные в Советском Союзе, на что уже обращалось внимание в отечественном источниковедении Источниковедение новейшей истории России: теория, методология и практика. М., 2004. С. 299.. Если для большинства мемуаров деятелей культуры Российского зарубежья, изданных впервые на Западе, внешняя тематизация обусловлена главным образом внутренней самоцензурой, то репатриантам часто приходилось испытывать те или иные формы авторитарного давления, что накладывало отпечаток на содержание их воспоминаний.

Весьма ценным источником по истории российской послевоенной диаспоры является периодическая печать. Нами использованы комплекты 146 наименований газет и журналов Российского зарубежья, издававшихся после Второй мировой войны на пяти континентах и в 15 странах: во Франции, ФРГ, Великобритании, Австрии, Швеции, Бельгии, Нидерландах, США, Канаде, Аргентине, Бразилии, Венесуэле, Австралии, Марокко, Израиле. Кроме того, использованы некоторые материалы советской печати - журналов «Новый мир», «Партийная жизнь» и др. Ценность представляет и такой исторический источник, как заявления, интервью и т.д., которые делались политиками российской эмиграции для западных средств массовой информации. Особенно много таких материалов в коллекции «Советские красные архивы», созданной исследовательским институтом при радиостанциях «Свобода» и «Свободная Европа». Данная коллекция находится на хранении в Архиве «Открытое общество» в Будапеште.

Важным источником являются философские, религиозные и другие научные произведения деятелей послевоенной российской диаспоры. Создание целостного представления об идейных исканиях политиков и интеллектуалов Российского зарубежья эпохи «холодной войны» невозможно без обращения к работам Н.А. Бердяева, Г.В. Вернадского, В.В. Зеньковского, И.А. Ильина, Н.О. Лосского, С.Г. Пушкарева, Г.П. Федотова, протоиерея Г. Флоровского, С.Л. Франка и многих других.

Многие из крупнейших отечественных источниковедов указывают на возможность использования в качестве исторического источника художественной литературы. При этом, бесспорно, необходимо учитывать специфику этой группы источников. Современный исследователь В.В. Зверев, например, отмечает: «Отношение к художественному произведению как к «отражению» действительности, некоему иллюстративному материалу давно уже кануло в прошлое. Литература - это один из системообразующих элементов мировоззрения, сочетающий рациональное и образное восприятие действительности» Зверев В.В. Новые подходы к художественной литературе как историческому источнику // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 161.. Художественные произведения, написанные в послевоенный период И.А. Буниным, Г.В. Ивановым, Ю.К. Терапиано и другими авторами помогают лучше понять их психологию, идейно-политические установки.

Важной группой источников по политической истории российской эмиграции являются документы политических партий, организаций и т.д. Для послевоенного периода это документы НТС, СБОНР, САФ, Союза воинов освободительного движения (СВОД), Партии социалистов-революционеров, Заграничной делегации РСДРП и т.д., которые дают представление об эволюции идеологических и тактических установок этих организаций.

В работе использованы и делопроизводственные документы ряда учреждений Российской империи (Министерство торговли и промышленности, Центральный статистический комитет МВД и др.), которые хранятся в РГИА. Здесь содержится информация о формировании российской диаспоры в конце XIX - начале ХХ в. Материалы центральных учреждений Российской империи дополняются источниками, отложившимися в канцеляриях органов местного управления, которые имеются в ГАСО. Многочисленная российская трудовая эмиграция этого периода была тем фундаментом, на котором развивались волны эмиграции в советский период, многие дореволюционные эмигранты и их потомки были частью диаспоры и после Второй мировой войны. Также в работе использованы делопроизводственные документы, связанные с проблемой репатриации в СССР после Второй мировой войны. Речь идет прежде всего о сводках, докладных записках и т.д. Управления НКГБ по Свердловской области, которые хранятся в АУФСБСО.

Исследователями давно уже обращалось внимание на важность такой группы источников, как судебно-следственные дела, которые активно используются российскими историками начиная с 1990-х гг. В работе использованы личные дела репрессированных граждан, возникшие в результате деятельности следственных органов СССР конца 1940-х - начала 1950-х гг. Большой комплекс таких дел, заведенных на репатриантов из Китая, хранится в УГААОСО. Изучение этих дел имеет свою специфику, на что неоднократно указывалось исследователями. Вместе с тем, использование этого источника помогает лучше понять внутренний мир людей, вернувшихся после Второй мировой войны на Родину.

Таким образом, данное исследование построено на основе использования большого комплекса разнообразных источников, которые высвечивают различные грани исследуемых явлений. С учетом этого, применяя разнообразные методы работы с источниками, на наш взгляд, можно приблизиться к осмыслению позиции российской диаспоры в эпоху «холодной войны».

Вторая глава «Исторические условия формирования и развития идейно-политических позиций российских эмигрантов после Второй мировой войны» состоит из двух параграфов. В первом параграфе «Условия жизни и психологические установки эмигрантов первой послереволюционной волны в середине 1940-х - конце 1960-х гг.» проведен анализ воздействия Второй мировой войны на условия жизни и психологическое состояние российских эмигрантов. Исследование показало сильное влияние на психологическое состояние эмигрантов условий, в которых проходила их жизнь в годы Второй мировой войны (нехватка продуктов питания и товаров первой необходимости, бомбежки, распад семейных связей). Сильное влияние на настроения российских эмигрантов оказывали массовые перемещения населения, охватившие внутренние районы «третьего рейха» в 1944-1945 гг.

Большое воздействие на положение российских эмигрантов оказывали геополитические изменения в странах Центральной и Восточной Европы после Второй мировой войны. Постепенная большевизация политических режимов в странах региона (Польша, Чехословакия и др.) вела к сокращению возможностей для многих российских эмигрантов реализации их творческого и научного потенциала, а в ряде случаев и к репрессиям в отношении их со стороны официальных властей СССР и стран Восточной Европы. Вместе с тем, часть проживавших в этих странах российских эмигрантов интегрировались в политическую систему стран «народной демократии», а некоторые деятели диаспоры вернулись в Советский Союз.

В диссертации проанализирована ситуация внутри российской диаспоры в странах Западной Европы. В послевоенный период шла эволюция Русского Парижа, происходило существенное (хотя и не полное) разрушение его довоенной инфраструктуры. Анализ психологического состояния проживавших во Франции российских эмигрантов показывает стремление многих представителей первой послереволюционной волны эмиграции сохранить элементы привычного им в течение многих лет уклада жизни. Спецификой отличалась психология тех эмигрантов, которые в прошлом принадлежали к старой аристократии Российской империи. Спустя многие годы после отъезда из России они и в эмиграции сохраняли некоторые стереотипы мышления и модели поведения, присущие их кругу до 1917 г.

Важное значение имели и неформальные личные контакты, пронизывавшие Российское зарубежье и после Второй мировой войны. Они играли особую роль в условиях кризиса институциональной структуры российской диаспоры, который наблюдается после Второй мировой войны. Анализ источников показывает снижение активности военных организаций и казачьих объединений по сравнению с периодом 1920-1930-х гг., противоречивые процессы, протекавшие внутри политических организаций Российского зарубежья.

Характеризуя восприятие российскими эмигрантами социально-экономической эволюции Франции, Великобритании и других государств Европы после войны, можно придти к выводу, что в сознании эмигрантов в первое послевоенное десятилетие господствовало представление о резком снижении уровня их жизни по сравнению с довоенным периодом. Это обстоятельство оказывало существенное влияние на политические взгляды российских эмигрантов после Второй мировой войны, становясь, в частности, одной из причин распространения среди некоторых из них критических по отношению к политическим системам стран Запада настроений. Нередко это усиливало симпатии части эмигрантов к советской модели развития.

Во втором параграфе «Специфика формирования идейно-политических позиций и настроений представителей второй волны эмиграции из СССР» подчеркивается, что среди эмигрантов этой волны были люди с разными судьбами, принадлежавшие до войны к различным слоям населения Советского Союза. Некорректной является унификация социокультурного облика, психологических и идейно-политических установок всех бывших граждан СССР, оставшихся после Второй мировой войны за рубежом. Выявлено несколько основных групп бывших советских граждан, сыгравших важную роль в формировании феномена «второй волны» советской эмиграции. Обращение к проблеме ценностных ориентаций военнопленных РККА и «остарбайтеров» позволило сделать вывод о том, что некорректен присутствующий в работах некоторых авторов (например, видного власовского пропагандиста А.С. Казанцева) тезис о господстве среди этих категорий людей эмиграционных и антисоветских настроений. Однако, как показывают источники, действия советских официальных структур, их отношение к оказавшимся за границей в результате Второй мировой войны гражданам СССР зачастую вынуждали последних оставаться на Западе. Особую группу, несомненно, составляли коллаборационисты, которые изначально были ориентированы на то, чтобы не возвращаться в Советский Союз.

В работе охарактеризованы основные направления советской политики репатриации, проводившейся в соответствии с решениями Ялтинской конференции стран антигитлеровской коалиции в феврале 1945 г. Характеризуя эволюцию позиции США и Великобритании по вопросу о репатриации советских граждан во второй половине 1940-х гг., необходимо подчеркнуть, что ее ужесточение было связано с начавшейся «холодной войной». Большое внимание уделено анализу психологических установок репатриантов, доказано, что наряду с пропагандистским обеспечением процесса репатриации (где были задействованы и популярные деятели культуры, например, А. Вертинский) большую роль в формировании репатриационных установок играли чувства ностальгии по родной земле, желание вернуться к родным и близким, характерные для многих эмигрантов. На основе изучения документов, хранящихся в Архиве Управления ФСБ по Свердловской области, можно сделать вывод о том, что судьбы репатриантов в Советском Союзе складывались по-разному. Официальные власти СССР внимательно отслеживали наличие у некоторых репатриантов антисоветских настроений, применяя к ним разнообразные репрессии.

Сложной проблемой являются и судьбы советских «перемещенных лиц» («ди-пи») на Западе. Многие из них весьма критически относились к деятельности ЮНРРА (Администрации помощи и восстановления при ООН) и ИРО (Международной организации по делам беженцев), регулировавших процессы создания и функционирования лагерей «ди-пи». Сложная экономическая и социально-политическая ситуация в странах Европы после Второй мировой войны привела к тому, что в конце 1940-х - начале 1950-х гг. начался отъезд эмигрантов в США, страны Латинской Америки, Австралию, Новую Зеландию и др. При этом, если мотивационные установки, способствовавшие иммиграции в США, определялись прежде всего высоким уровнем жизни в этой стране, то значительная доля уехавших в Аргентину, Венесуэлу, Австралию обусловливалась льготными условиями въезда в указанные государства.

В работе дается анализ точек зрения историков на проблему численности российской эмиграции «второй волны». При этом следует подчеркнуть, что специфика условий, в которых происходила эта волна эмиграции, сознательное искажение значительной частью эмигрантов персональных данных о себе крайне затрудняют определение конкретных количественных параметров второй волны эмиграции из СССР.

Значительное внимание в работе уделяется проблеме взаимоотношений внутри российской диаспоры представителей разных волн российской эмиграции. Подчеркивая наличие данной проблемы, указывая на сложный, противоречивый характер отношений между представителями первой и второй волн эмиграции из СССР, необходимо отметить, что одной из главных причин данного явления была специфика процессов формирования каждой из этих волн эмиграции. Большое влияние оказывали и исторические условия, в которых формировались как личности эмигранты первой и второй волн, своеобразный «конфликт поколений» внутри российской диаспоры.

Третья глава «Послевоенное Российское зарубежье и Советский Союз: сотрудничество и борьба» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Попытки компромисса между Российским зарубежьем и Советской властью после Второй мировой войны» проанализирована проблема сотрудничества российских эмигрантов с официальными структурами и гражданами СССР после Второй мировой войны. Не следует игнорировать наличие в эмигрантской среде симпатий к советским людям, замалчивать позитивное отношение части представителей Российского зарубежья к Советскому Союзу, что нередко происходит в современной историографии, когда все внимание уделяется антикоммунистической эмиграции. Анализ источников показывает, что просоветские настроения части зарубежных россиян особенно ярко проявились в первые послевоенные годы. Это было связано с тем, что энтузиазм, вызванный победами Красной Армии во Второй мировой войне, осознание того, что именно она внесла решающий вклад в разгром нацизма заслонили для многих эмигрантов негативные черты существовавшего в СССР политического режима. Предпринятый в работе анализ основных направлений деятельности Союза советских патриотов (ССП) во Франции позволяет сделать вывод об эволюции этой структуры, выразившейся в усилении идеологизации в ее работе. Как показывают привлеченные в диссертации источники, если на первом этапе деятельности ССП основное внимание уделялось проблеме сохранения и пропаганды русского культурного наследия, патриотическому воспитанию эмигрантской молодежи, то впоследствии посольство СССР во Франции ставит Союз под более жесткий контроль. Это выражалось и в переименовании организации в Союз советских граждан (ССГ).

Материал диссертации показывает, что эта эволюция Союза вызвала отторжение у части ориентировавшихся на него российских эмигрантов, что привело к снижению активности данной организации. Тем не менее, именно усиление напряженности в международных отношениях, развитие «холодной войны» стали важнейшими причинами ликвидации ССГ французскими властями в январе 1948 г. Рассматривая деятельность других структур, созданных симпатизировавшими Советскому Союзу российскими эмигрантами во Франции, в частности, Объединения русской эмиграции для сближения с Советской Россией, следует указать на то, что, в отличие от ССГ, они не были напрямую связаны с советским посольством в Париже. Их возникновение в большей степени было связано с надеждами части эмигрантов на существенную трансформацию политического режима в СССР после Второй мировой войны.

Вместе с тем, идею о возможности сотрудничества между Российским зарубежьем и Советской властью после войны разделяли некоторые российские эмигранты не только во Франции, но и в других странах мира. В возможность взаимодействия с Советской властью какое-то время верил, например, бывший российский посол в Лондоне Е.В. Саблин, сотрудничавший в годы войны с дипломатическими представителями СССР. Анализ личных писем Е.В. Саблина показывает, что к этому его подтолкнули патриотические настроения, психология государственника. Однако, как свидетельствуют источники, уже к осени 1945 г. один из наиболее авторитетных лидеров российской диаспоры в Великобритании разочаровался в возможности сотрудничества с Советской властью.

В диссертации отмечено, что стремление к принятию существовавшего в СССР строя наблюдалось и у части эмигрантов, проживавших в странах Центральной и Восточной Европы. Нет оснований считать, что такая позиция вызвана лишь приходом к власти в этом регионе ориентировавшихся на СССР режимов. Как показывают использованные в работе источники (например, материалы из личной архивной коллекции В. Б. Станкевича в Международном институте социальной истории в Амстердаме), определенные симпатии у некоторых эмигрантов вызывали и положительные черты формировавшегося социалистического общества (гарантированное право на труд, на бесплатное образование и здравоохранение и т.д.). Сочетаясь с негативными особенностями, эти черты, однако, были очевидны для многих зарубежных соотечественников.

Симпатии к Советскому Союзу испытывали и некоторые группы эмигрантов за океаном: в США (редакция газеты «Русский голос», клуб имени Н.Г. Чернышевского в Нью-Йорке), Канаде (Федерация русских канадцев), странах Латинской Америки (славянские союзы), Австралии и других регионах. В этих регионах формирование просоветских настроений у части эмигрантов происходило под влиянием целого комплекса факторов (патриотические настроения, симпатии к социалистическому эксперименту в СССР и др.).

Большое внимание в диссертации уделено пока еще слабо изученной в историографии проблеме связей российских эмигрантов с советскими людьми, общению соотечественников, разделенных «железным занавесом». Как свидетельствуют источники, начиная с середины 1930-х гг. все контакты эмигрантов с советскими людьми были чрезвычайно затруднены. Важнейшей причиной этого была эволюция политического режима в Советском Союзе, дальнейшее усиление контроля государственной власти над обществом. Впрочем, во второй половине 1940-х гг. отдельные просоветски настроенные эмигранты (например, известный художник и поэт Д.Д. Бурлюк) имели возможность вести переписку с гражданами СССР.

Лишь смерть И.В. Сталина в 1953 г. и начало процесса десталинизации привели к существенному расширению возможностей для общения эмигрантов с гражданами СССР. Одним из тех эмигрантов, которые наиболее активно контактировали с советскими коллегами в годы «оттепели», продолжал оставаться Д.Д. Бурлюк, поддерживавший связи со своими соратниками по «кругу Маяковского» и российскому футуризму первой четверти ХХ в. - Н.Н. Асеевым, А.Е. Крученых и др. Активно контактировали с советскими деятелями культуры сын Ф.И. Шаляпина Ф.Ф. Шаляпин, известная деятельница Серебряного века С.Н. Андроникова-Гальперн, бывшая подруга М. Горького М.И. Закревская-Будберг и некоторые другие деятели Российского зарубежья. Важное значение имела и публикация в СССР в годы «оттепели» некоторых произведений эмигрантских литераторов. Некоторой трансформации образа российской эмиграции в сознании советских людей способствовали и гастроли деятелей Российского зарубежья (например, И.Ф. Стравинского) в Советском Союзе.

Тем не менее, анализ источников показывает, что и в годы «оттепели» существовало немало препятствий для установления контактов между гражданами СССР и их родственниками и коллегами за границей. Причины того, что общение между эмигрантами и гражданами СССР не было особенно интенсивным, не стоит сводить лишь к позиции органов власти Советского Союза, не поощрявших подобные контакты. Были случаи, когда наблюдалось отсутствие желания общаться с прежними друзьями, развитие личности которых в течение многих лет продолжалось в иных условиях. Советские граждане нередко осознавали, что их старые товарищи, оказавшись в эмиграции, уже получили иной жизненный опыт, могли существенно изменить и свои взгляды. Однако, несмотря на «железный занавес», и у многих эмигрантов, и у части советских граждан существовало стремление к установлению контактов, восстановлению нарушенной связи между соотечественниками. Для многих эмигрантов это было связано с осознанием ими общей судьбы эмиграции и Родины, пониманием того факта, что без связи с Россией Российское зарубежье будет стремительно распадаться, превращаясь в полностью ассимилированную массу людей, лишь своими корнями связанных с Отечеством их предков. К тому же те изменения, которые происходили в Советском Союзе, патриотические заявления советского руководства в годы Великой Отечественной войны позволяли надеяться на то, что произошел отказ от революционных традиций, начало которым положил Октябрь 1917 г. Принципиально неверен взгляд на движение «советских патриотов» и связанные с ним структуры лишь как на объединения неких «агентов Кремля».

Симпатии к Советскому Союзу, внесшему важнейший вклад в победу над нацизмом, были весьма широко распространены в Российском зарубежье в первые послевоенные годы. Их разделяли люди, исповедывавшие разные политические взгляды, нередко критически относившиеся к событиям Октября 1917 г. Многие из них чрезвычайно дорожили своей духовной свободой, были весьма самостоятельно мыслящими личностями. Таких людей, как И.А. Бунин, Е.В. Саблин, В.А. Маклаков, трудно представить себе в качестве послушных исполнителей воли дипломатических учреждений и спецслужб СССР. Они вполне искренне поверили в то, что выигравший Великую Отечественную войну Советский Союз будет уже совершенно иной страной, чем та, которая, возникнув, заключила Брестский мир с Германией. Однако их настроения были использованы руководством СССР, чтобы усилить свои позиции в начинавшейся «холодной войне», создать позитивный образ Советского Союза среди западных интеллектуалов. «Советский патриотизм» обернулся трагедией, обманутыми надеждами многих российских эмигрантов, поверивших в возможность честного компромисса Российского зарубежья и Советской власти.

Во втором параграфе «Организационно-политическая и пропагандистская работа российской антикоммунистической эмиграции с советскими гражданами» показано, что эмигрантские антисоветские организации стремились опереться в своей борьбе против коммунистического режима на население СССР, трансформировать его идейно-политические установки. Для этого они пытались «проникнуть» в Советский Союз, создать на его территории свои структуры. Особенно активно в этом направлении работал Народно-трудовой союз (НТС), исходивший из стратегии подготовки народной революции в СССР. И в солидаристской прессе тех лет, и в более поздних трудах исторического характера деятели НТС стремились подчеркнуть, что советские граждане активно откликались на пропаганду идей Союза. Однако, как показывает анализ источников, подобными утверждениями лидеры НТС скорее выдавали желаемое для них за действительное. Не следует преувеличивать глубину и темпы отхода советской интеллигенции от официальной идеологии. К середине 1960-х гг. этот процесс, хотя и получил некоторое развитие, символом чего стало возникновение движения диссидентов, тем не менее, отнюдь не достиг фазы полного разочарования общества в ценностях, пропагандируемых властью. Следует учесть также и тот факт, что нередко протест принимал характер не политической, а культурной оппозиции. Что же касается политических оппонентов режима, то неприятие существовавшей в СССР модели социализма могло сочетаться с представлением о необходимости возвращения к истокам марксизма или «политическому завещанию Ленина». Это приводило к тому, что пропаганда антикоммунистических эмигрантских организаций далеко не всегда находила отклик у советских людей.

Весьма взвешенно следует подходить и к оценке результатов той антикоммунистической пропаганды среди советских граждан, которую вел НТС. Бесспорно, не стоит совершенно игнорировать тот факт, что деятели Союза действительно пытались привлечь на свою сторону некоторых представителей советской интеллигенции (особенно, из числа молодежи), используя для этого все доступные им средства. Весьма активно, как показывает проведенный анализ источников, НТС вел пропаганду среди матросов советского торгового флота, чьи корабли оказывались в иностранных портах. Под влиянием передач радиостанции «Свободная Россия» и материалов журнала «Посев» политическое сознание некоторых представителей советской молодежи действительно подверглось существенной трансформации. Однако, в большинстве случаев вся эта деятельность не приносила результатов, советские люди не воспринимали всерьез призывы НТС к началу в России новой революции. Большинство советских интеллигентов, даже из числа тех, кто критически относился к существовавшей в стране политической системе, полагали, что для улучшения жизни населения необходимо действовать иными методами, чем те, которые пропагандировал НТС.

Существовало немало серьезных проблем в отношениях между НТС и советскими диссидентами. Деятели Союза активно стремились к контактам с советской оппозицией, однако нередко им не удавалось достичь взаимопонимания. Среди причин этого сами диссиденты выделяли различие целей и методов их достижения: стремление к постепенной демократизации советской системы открытым и легальным путем - у диссидентов, и ставка на насильственное свержение власти - у НТС. У многих диссидентов либерально-демократического направления вызывал также отторжение национал-патриотизм, который являлся одной из основ идеологии НТС. Большинство представителей оппозиционно настроенной советской интеллигенции отрицательно относились к тем методам революционного подполья, которые пропагандировал НТС. Анализ воспоминаний критически настроенных по отношению к политическому режиму в СССР представителей советской интеллигенции показывает, что одной из причин их настороженного отношения к НТС было то, что связь с этой организаций не только являлась компрометирующим материалом для органов госбезопасности, но и дискредитировала диссидентов в глазах советских людей, поскольку в годы Второй мировой войны деятели НТС активно сотрудничали с генералом А.А. Власовым. Вместе с тем, НТС и другие эмигрантские антикоммунистические организации внесли большой вклад в то, что деятельность советских диссидентов получила широкую известность на Западе. В зарубежной прессе появлялись статьи, освещавшие отдельные акции оппозиции в СССР, печатались материалы судебных процессов над ее деятелями (в частности, над А. Синявским и Ю. Даниэлем). Привлеченные нами источники из архива Исследовательского института Радио «Свобода»/ Радио «Свободная Европа» в Будапеште показывают, что эмигранты внимательно следили за деятельностью в СССР диссидентов. Нередко антикоммунистическая эмиграция преувеличивала масштабы активности диссидентов, так как информация об усилении их деятельности должна была являться символом кризиса политической системы СССР.

В третьем параграфе «Политические процессы в Советском Союзе в середине 1940-х - конце 1960-х гг.: взгляд российских эмигрантов» показано, что отношение эмигрантов к политическому режиму в СССР, их оценки его характера во многом являлись решающими при определении места той или иной эмигрантской группировки в политическом спектре диаспоры.

Важной является проблема общей оценки российскими эмигрантами эволюции политического режима в СССР во второй половине 1940-х - конце 1960-х гг. Часть эмигрантов (прежде всего представители правых сил) в первые годы после смерти И.В. Сталина продолжали считать режим в Советском Союзе тоталитарным, несмотря на сделанные властью уступки. Однако, среди сторонников либеральных и социалистических идей постепенно формировалось мнение о трансформации сущности коммунистической системы. После ХХ съезда КПСС ими указывалось на исчезновение в СССР тех условий, при которых было возможно ранее существование тоталитаризма. Эволюция политического режима в СССР к середине 1960-х гг. оценивалась как «детотализация», когда «в монолитном здании тоталитаризма одна за другой образуются трещины». Вместе с тем, эмигранты-антикоммунисты подчеркивали, что процесс либерализации шел прежде всего снизу, а не направлялся властью, так как власть «не чувствовала себя связанной» реформами, и могла их отменить в своих политических целях, что и произошло в период «ресталинизации» конца 1960-х - 1970-х гг. Политические процессы в СССР оценивались эмигрантами сквозь призму собственных политических взглядов. Тем не менее, особенно в личной переписке, некоторые деятели антикоммунистической эмиграции вынуждены были признавать, что их надежды на скорое крушение политического режима в СССР не имели под собой реальных оснований. Революционная ситуация в стране в 1940-1960-е гг. отсутствовала. Некоторая эволюция политического режима в Советском Союзе происходила, однако ее характер, очевидно, был далек от «нового революционного подъема».

Правомонархическая часть эмиграции зачастую страдала некой схематизацией политического анализа ситуации в Советском Союзе, когда негативное отношение к существовавшему режиму заслоняло те объективные процессы, которые протекали внутри страны. Именно поэтому многие монархические газеты и журналы «не заметили» хрущевскую «оттепель», тон их публикаций после смерти Сталина практически не изменился. Что же касается старых эсеров и меньшевиков, то некоторых из них (прежде всего Б.И. Николаевского) нередко упрекают в чрезмерном внимании к мельчайшим изменениям внутри политической элиты СССР. В условиях практически полного отсутствия источников информации о ситуации внутри ЦК КПСС, кроме советских газет и телевидения и редких сообщений западных корреспондентов, используемый Б.И. Николаевским анализ на микроуровне действительно был далеко не всегда корректен. Весьма дискуссионным является вопрос о том, насколько адекватна исторической реальности та картина борьбы между «ревизионистами» и «ортодоксами» в руководстве СССР, которую рисовала эмигрантская пресса. Тем не менее, все вышесказанное отнюдь не свидетельствует о бесплодности эмигрантского анализа ситуации в Советском Союзе. Многое из того, что впервые прозвучало на страницах малотиражных изданий Российского зарубежья 1940-1960-х гг. теперь вошло в учебники по истории России, а к мнению некоторых эмигрантских аналитиков (таких, как, например, Б.И. Николаевский, ставший основоположником западной «кремленологии») прислушивались политологи США, Великобритании и других стран Запада. Творческое наследие Б.И. Николаевского, Р.А. Абрамовича, Д.Ю. Далина и других эмигрантских публицистов во многом стало фундаментом, на котором выросла американская советология.

Четвертая глава «Противостояние Востока и Запада в середине 1940-х - конце 1960-х гг. в восприятии российских эмигрантов» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Западная демократия в оценке российских эмигрантов» показано, что, констатируя наличие серьезных проблем в различных сферах жизни на Западе, российская эмиграция пыталась предложить и варианты выхода из того состояния, которое частью аналитиков оценивалось как «кризис демократии». Среди либерал-демократов и социалистов уже в 1950-1960-е гг. получили распространение идеи синтеза элементов социализма и капитализма, которые позднее стали известны в СССР как теория конвергенции. Обращение к концепциям такого рода для многих левых эмигрантов было вызвано признанием того факта, что схема развития капиталистического общества по К. Марксу не отвечала реалиям середины ХХ в. Это приводило некоторых левых эмигрантов к мысли о формировании на Западе «народного капитализма» - общества мелких собственников-акционеров. Отметим, что такого рода проекты (социальный капитализм, общество всеобщего благосостояния и т.д.) воспринимались либерально-демократической и социалистической эмиграцией как единственная возможность для Запада адекватно ответить на те вызовы, которые ему бросали российская революция 1917 г. и коммунистический режим в СССР. Что же касается правоцентристов, деятелей НТС, то в их среде наилучшим выходом из ситуации «кризиса демократии» считалась идеология солидаризма, где особое внимание обращалось на морально-этическую сферу общественной жизни. Основной акцент делался на необходимости свободного служения личности «сверхличным и сверхобщественным ценностям истины, добра и красоты».

Личность в этой концепции выступала как автономное, но не абсолютное начало. При этом отметим, что солидаризм так же, как и «народный капитализм» воспринимался в качестве «третьего пути», наилучшего сочетания элементов уже существовавших социально-политических систем. Представители русской религиозной философии полагали, что выходом из кризиса современного Запада может быть его возвращение к христианским ценностям. Вместе с тем, и их позиция предусматривала, что продуктивным является сочетание свободы личности с расширением участия государства в экономике. Русские религиозные философы (например, Н.О. Лосский), подчеркивали тезис о том, что именно на основе идеи Бога можно отстоять ту самую концепцию свободы личности, человеческую индивидуальность, которую стремились уничтожить в ХХ в. тоталитарные режимы.

Таким образом, в произведениях мыслителей Российского зарубежья был представлен очень сложный, противоречивый образ «Свободного мира». Даже находившиеся на антикоммунистических позициях философы и публицисты отнюдь не идеализировали Западный блок. Многие из них разделяли и активно обсуждавшуюся в западной публицистике концепцию некоего «заката Европы», кризиса Запада и отстаиваемых им ценностей свободы и демократии. Анализ личной переписки проживавших в США, Франции, Италии и других странах Запада российских эмигрантов убедительно показывает: в их восприятии «Свободный мир» к середине ХХ в. еще был далек от решения многих своих внутренних проблем, а человек этого мира прежде всего ощущал «трагедию свободы», одиночество в атомизированном обществе. Однако, оценка характера этого «кризиса Запада» имела свои нюансы в работах различных эмигрантских мыслителей. Далеко не все были согласны с тезисом о том, что речь шла о крахе самих ценностей свободы, автономии человеческой личности, о том, что тоталитаризм оказался эффективнее в условиях ХХ в. Скорее, полагали мыслители Российского зарубежья, речь шла о необходимости поиска новых основ или, точнее, возвращения к старым - христианским ценностям, которые являлись фундаментом европейской цивилизации.

Во втором параграфе «Восприятие международных процессов российскими эмигрантами после Второй мировой войны (середина 1940-х - середина 1950-х гг.)» анализируется восприятие российскими эмигрантами международных процессов в первое послевоенное десятилетие. Некоторые представители антикоммунистической российской эмиграции не только полностью оправдывали агрессивный внешнеполитический курс США после Второй мировой войны, но даже фактически подталкивали американских политиков к развязыванию третьей мировой войны. Эта часть российской диаспоры была готова даже на применение оружия массового уничтожения против Советского Союза, если бы это привело к ликвидации коммунистического режима. Лишь немногие из тех деятелей, которые не относились к просоветской эмиграции, такие, как старый политик из либерального лагеря Е.Д. Кускова или представительница известной семьи русских социал-демократов Л.О. Дан, с тревогой ожидали нового глобального противостояния, принципиально выступая против интервенции, которая превращала эмиграцию в орудие агрессии иностранных государств против России.

В диссертации отмечается, что противоречивой была ситуация и в той части диаспоры, которая симпатизировала Советскому Союзу. Часть печатных изданий этого направления лишь повторяли стереотипные тезисы советских средств массовой информации, возлагая всю вину за эскалацию напряженности в мире на США и их союзников и заявляя об отсутствии у СССР каких-либо экспансионистских замыслов. Однако к поддержке Советского Союза после Второй мировой войны склонялись и некоторые старые русские либералы, бывшие деятели партии кадетов и Республиканско-демократического объединения. Для них внешняя политика СССР была лишь выражением законных национальных интересов России, понимаемых в рамках классической геополитики начала ХХ в. Усиление позиций СССР на Балканах и в Восточной Европе, в Средиземноморье и на Ближнем Востоке, стремление контролировать Босфор и Дарданеллы представляли собой, по мнению А.Ф. Ступницкого, А.М. Михельсона и других бывших соратников П.Н. Милюкова свидетельство того, что закончившая экономическую модернизацию Россия восстанавливает утраченные позиции на мировой арене.

В третьем параграфе «Оценка эмигрантами международных процессов в середине 1950-х - конце 1960-х гг.» показано, что эволюция международных отношений от «холодной войны» к провозглашенному Советским Союзом «мирному сосуществованию» была «замечена» далеко не всеми эмигрантскими политиками. Для многих из них во внешней политике СССР сменились прежде всего методы достижения тех целей, которые остались прежними. Более того: высказывалось даже мнение о том, что сам этот «поворот» во внешней политике был разработан еще И. В. Сталиным, который не успел его осуществить. И во второй половине 1950-х - конце 1960-х гг. Советский Союз не собирался отказываться от контроля над Центральной и Восточной Европой, о чем, как полагали эмигранты, отчетливо свидетельствовала его реакция на события в Венгрии в 1956 г. и в Чехословакии в 1968 г. Западный же блок, по мнению многих представителей антикоммунистической эмиграции, совершал ошибку, когда шел на переговоры с Советским Союзом, необходимые лишь последнему. Руководство КПСС, считали российские эмигранты, выигрывало время, необходимое ему для преодоления экономических трудностей, с тем, чтобы в новых условиях продолжить проведение стратегии «мировой революции». Именно так воспринимались, и те переговоры о запрете ядерных испытаний, нераспространении ядерного оружия и т.д., которые стали реальностью в 1960-е гг. И лишь немногие группировавшиеся вокруг «Социалистического вестника» старые меньшевики после Карибского кризиса 1962 г. смогли признать возможность наличия у советского руководства искреннего желания к достижению прочного мира.

В Заключении диссертации подведены итоги исследования, изложены основные выводы.

Проведенный в диссертации анализ состояния послевоенной российской диаспоры показывает ее неоднородность. Вторая мировая война вызвала среди российских эмигрантов всплеск патриотизма, пробудила надежды на то, что на покинутой ими Родине произошли существенные изменения по сравнению с периодом революции 1917 г. и Гражданской войны. Особенно широко такие настроения были распространены в среде тех эмигрантов, которые являлись убежденными государственниками, сторонниками имперской модели Великой России. Однако, Советский Союз все-таки не стал тем новым воплощением старой России, о котором мечтали некоторые белоэмигранты. Стремление превратить идею «советского патриотизма» в инструмент влияния СССР вызвало отторжение у многих лидеров Российского зарубежья. Уже с конца 1940-х гг. почти все активные политики Российского зарубежья вновь оказались в антикоммунистическом лагере.

В диссертации показано, что концепция жесткого противодействия «коммунистической экспансии», разделявшаяся значительной частью политической элиты российской эмиграции, предусматривала не только «холодную войну», но и возможность начала новой мировой войны. Бесспорно, не стоит полагать, что все эмигрантские политики подталкивали США к началу глобальной войны против Советского Союза. Были в российской диаспоре и общественные деятели, которые, несмотря на негативное отношение к политическому режиму в СССР, понимали опасность, угрожавшую их соотечественникам в случае начала новой мировой войны, осознавали, какие жертвы понесет наш народ. Однако, приведенный в диссертации материал показывает, что значительно активнее были те, кто в периоды обострения напряженности в различных точках земного шара призывали США идти на любые меры для противодействия политике СССР, допуская даже возможность участия вооруженных формирований из российских эмигрантов в будущей мировой войне на стороне противников Советского Союза.

История российской эмиграции эпохи «холодной войны» показывает целесообразность учета такого важного фактора, как зарубежные соотечественники, при формировании внешнеполитической стратегии современной России. Вместе с тем, важно избегать идеологизированных подходов, свойственных советской дипломатии в годы «холодной войны». Исторический опыт эпохи «холодной войны» убедительно свидетельствует, что внесение элементов политизации в работу с зарубежными соотечественниками зачастую приводит к снижению у последних желания контактировать с официальными структурами нашей страны.

Проведенное исследование показывает важность фактора российской диаспоры в формировании образа России на Западе. Именно российская эмиграция оказывала существенное влияние на формирование представлений о России, исторического и политического сознания у значительной части интеллектуалов США и Западной Европы. Стереотипы восприятия политической и социально-экономической системы нашей страны, оценки менталитета русского народа, которые были заложены некоторыми российскими эмигрантами - авторами использовавшихся в университетах США учебников по истории России, оказывали существенное влияние на американских дипломатов эпохи «холодной войны». Эти стереотипы продолжают иметь значение и при формировании внешнеполитической стратегии США на современном этапе. Для понимания истоков тех противоречий, которые существуют между Россией и США в условиях нового миропорядка, исключительно важным является обращение к эпохе «холодной войны». Именно в те годы были заложены многие из тех препятствий, что и сейчас мешают взаимопониманию между представителями политических элит и населением двух стран.

эмигрант конфронтация война политический

Публикации автора по теме диссертации

Монографии:

1. Российские эмигранты в условиях «холодной войны» (середина 1940-х - середина 1960-х гг.). Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2008 (38,32 п.л.).

2. Международные отношения в эпоху «холодной войны»: взгляд российской эмиграции. Екатеринбург: Екатеринбургский артиллерийский институт, 2004 (4 п.л.).

Учебные пособия:

1. Российская эмиграция: история и современность: Учеб. пособие. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006 (5,58 п.л.).

Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях (в соответствии с перечнем ВАК):

1. Меньшевики в эмиграции после Второй мировой войны // Отечественная история. 2007. № 1. С. 102-115 (1 п.л.).

2. Российские анархисты в эмиграции. 1920-1960-е гг. (по документам Международного института социальной истории) // Отечественные архивы. 2006. № 5. С. 66-72 (0,4 п.л.).

3. Документы российской эмиграции в Русском архиве Лидса // Отечественные архивы. 2008. № 5. С. 67-71 (0,4 п.л.).

4. Государственно-территориальное устройство посткоммунистической России в идеологии эмигрантов в 1920-1950-е гг. // Федерализм. 2008. № 3(51). С. 115-126 (0,5 п.л.).

5. Политический режим в Советском Союзе в середине 1940-х - начале 1950-х гг. в оценках российских эмигрантов // Вестник Челябинского государственного университета. История. 2008. Вып. 26. С. 159-170 (1 п.л.).

6. Первая на Урале монография по истории российской эмиграции в странах Востока // Известия Уральского государственного университета. 2008. № 59. Гуманитарная серия. Вып. 16. С. 352-354 (0,1 п.л.).

7. Через «железный занавес»: контакты российских эмигрантов с гражданами СССР в середине 1940-х - середине 1960-х гг. // Известия Уральского государственного университета. Проблемы образования, науки и культуры. 2005. Вып. 18. С. 129-141 (0,5 п.л.).

Статьи в сборниках научных трудов и материалах конференций:

1. Армия П.Н. Врангеля после Крымской катастрофы и кадетская эмиграция // Вторые уральские военно-исторические чтения. Материалы регион. конф. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. С. 111-112 (0,2 п.л.).

2. Русские солидаристы на оккупированных нацистской Германией территориях СССР (1941-1944) // Урал в стратегии Второй мировой войны. Материалы Всерос. конф. Екатеринбург: Институт истории и археологии УрО РАН, 2000. С. 187-190 (0,2 п.л.).

3. Парижская газета «Русская мысль» - исторический источник по истории Русского зарубежья после Второй мировой войны // Документ. Архив. История. Современность. Материалы Всерос. конф. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. С. 198-201 (0,2 п.л.).

4. Социальные проблемы уральских городов периода хрущевской «оттепели» в освещении русской эмигрантской прессы // Третьи Татищевские чтения. Материалы регион. конф. Екатеринбург: Институт истории и археологии УрО РАН, 2000. С. 125-127 (0,2 п.л.).

5. НТС в советской историографии 1960-1980-х гг. // Политические партии, организации, движения в условиях кризисов, конфликтов и трансформации общества: опыт уходящего столетия. Материалы междунар. конф. Омск: Омский гос. пед. ун-т, 2000. С. 113-117 (0,3 п.л.).

6. Русская эмиграция в Париже после Второй мировой войны: источниковая база проблемы // Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории. Материалы регион. конф. Омск: Омский гос. ун-т, 2000. С. 107-109 (0,2 п.л.).

7. Советские историки о ситуации в российской монархической эмиграции после Второй мировой войны // Шестые Романовские чтения. Материалы Всерос. конф. Екатеринбург, 2001. С. 88-90 (0,2 п.л.).

8. Патриотическое воспитание российской молодежи в условиях эмиграции // Гражданственность и патриотизм в XXI веке: теория и практика. Материалы Всерос. конф. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2002. С. 88-90 (0,2 п.л.).

9. Благотворительная деятельность Земгора в России и эмиграции // Милосердие и благотворительность в российской провинции. Материалы Всерос. конф. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. С. 100-101 (0,1 п.л.).

10. «Образ Запада» в политических представлениях российской монархической эмиграции в период «холодной войны» // Седьмые Романовские чтения. Материалы регион. конф. Екатеринбург, 2002. С. 81-83 (0,2 п.л.).

11. Социалистическая идея в российской эмиграции после Второй мировой войны: между прошлым и будущим // Философская и правовая мысль. Альманах. СПб. - Саратов, 2002. Вып. 3. С. 195-203 (0,5 п.л.).

12. Советская экономика в послевоенный период: взгляд российских эмигрантов // Россия в ХХ в.: история и историография. Сборник науч. статей. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. С. 198-209 (0,5 п.л.).

13. Донские, кубанские и терские казаки в эмиграции после Второй мировой войны // История российской повседневности. Материалы Всерос. заоч. конф. СПб.: Нестор, 2002. С. 238-241 (0,2 п.л.).

14. Российская эмиграция и эпоха «разрядки» в международных отношениях // Уральский вестник международных исследований. Екатеринбург, 2003. Вып. 1. С. 77-82 (0,5 п.л.).

15. Немецкая и еврейская эмиграция из СССР в конце 1960-х - середине 1980-х гг.: проблема мотивации (на материалах Урала) // Социально-экономическое и политическое развитие Урала в XIX-XX вв. Сборник науч. статей. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2004. С. 199-209 (0,5 п.л.).

16. «Правый центр» в российской политической эмиграции после Второй мировой войны: Союз борьбы за свободу России // Наука, культура и политика русской эмиграции. Сборник статей. СПб.: СПБ. гос. ун-т культуры и искусств, 2004. С. 58-63 (0,4 п.л.).

17. Российские монархисты - легитимисты в эмиграции в Бразилии после Второй мировой войны // Восьмые Романовские чтения. Тезисы регион. конф. Екатеринбург, 2004. С. 100-104 (0,2 п.л.).

18. От Минска до Касабланки: судьба офицера Камышловско-Оровайского полка Е.В. Каликина // Галицийский сборник. 1914-2004. Историко-литературный альманах. Екатеринбург, 2004. С. 5-12 (0,5 п.л.).

19. Отражение междисциплинарности исследований международных отношений в преподавании курсов по истории российской эмиграции // Международные отношения в XIX-XX вв. Сборник трудов молодых исследователей. Екатеринбург, 2004. С. 108-113 (0,4 п.л.).

20. Российская эмиграция и германский вопрос в 1945-1961 гг. // Уральский вестник международных исследований. Екатеринбург, 2004. Вып. 3. С. 168-176 (0,5 п.л.).

21. Российская социал-демократия о проблемах политического развития Северной Африки в 1950-1960-е гг. // Уральское востоковедение. Международный альманах. Екатеринбург, 2005. Вып. 1. С. 159-164 (0,5 п.л.).

22. Политические конфликты в Северной Африке в 1950-1960-е гг. глазами российской эмиграции // Безопасность Африки: внутренние и внешние аспекты. Тезисы междунар. конф. М.: Институт Африки РАН, 2005. С. 110-111 (0,1 п.л.).

23. Российские эмигранты в Европе на заключительном этапе Второй мировой войны: эволюция повседневности // Война и российское общество. 1914-1945 гг. Тезисы регион. конф. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2005. С. 86-92 (0,3 п.л.).

24. Генезис «холодной войны» в оценках просоветски настроенной российской эмиграции // Международные отношения в XIX-XX вв. Сборник трудов молодых исследователей. Екатеринбург, 2005. Вып. 4. С. 97-102 (0,5 п.л.).