Политический кризис в России 30-40-годов XVI века (борьба за власть и механизм управления страной)

Впервые в историографии целостная концепция губной реформы как целенаправленного мероприятия правительства конца 30-х - 40-х годов XVI в., проведенного в общероссийском масштабе, была представлена в монографии (1957) и серии статей Н. Е. Носова. После критики со стороны С. М. Каштанова, А.А. Зимина, А. К. Леонтьева эта схема была преобразована в гипотезу о поэтапном проведении реформы, начатой в конце 1530-х и завершенной лишь в середине 1550-х гг.: эти представления прочно утвердились в науке. Однако в новейшей литературе введение губных учреждений представляется уже не как радикальная реформа, приуроченная к определенной дате, а как длительный эволюционный процесс (С. Н. Богатырев).

В диссертации предложен новый взгляд на изучаемую проблему: создание на местах выборных органов для преследования «лихих людей» рассматривается как одна из мер, практиковавшихся великокняжеской властью с конца XV в. с целью обуздания разгула преступности в стране. В жалованных несудимых грамотах 1520-х гг. появился особый пункт о бессрочном вызове в суд крестьян по делам о татьбе и разбое: в этом случае бояре присылали за обвиняемыми недельщиков «с записью». В жалованной грамоте Василия III Корнильеву Комельскому монастырю от 18 сентября 1531 г. упоминаются бояре, которым великий князь приказал «обыскивати лихих людей, татей и розбойников» (впервые на эту грамоту еще в 1959 г. обратил внимание С.М. Каштанов, но она до сих пор остается неопубликованной).

В деятельности боярской комиссии по «разбойным делам», существовавшей, как выясняется, уже в 1531 г. (за восемь лет до первых известных нам губных грамот), можно видеть развитие на практике норм Судебника 1497 г. о боярском суде над татями (ст. 8) и посылке за ними недельщиков (ст. 34). Централизованный сыск «лихих людей» путем посылки из Москвы недельщиков или «обыщиков» (по терминологии ранних губных грамот), несмотря на жалобы населения на причиняемые ими убытки, продолжал существовать и впоследствии, параллельно с создаваемыми на местах выборными губными органами.

Поручение выборным «лучшим людям» сыска разбойников было своего рода экспериментом, начатым в некоторых уездах страны во второй половине 30-х гг. (по предположению диссертанта, первые губные грамоты были составлены между 1534 и 1539 гг.). При этом правительство не отказывалось и от прежних методов борьбы с «лихими людьми». Как явствует из Судебника 1550 г., эта категория дел была оставлена в компетенции центрального, боярского суда (ст. 59), которому подчинялись недельщики, как и прежде, посылавшиеся для поимки татей и разбойников. Но при этом в другой статье (60-й) упоминаются уже новые судебно-административные органы - губные старосты, и делается попытка разграничить их полномочия с наместниками и волостелями.

В целом, суммируя сделанные наблюдения, диссертант приходит к выводу о том, что вплоть до середины XVI в. губные учреждения оставались в глазах центральных властей лишь одним из органов борьбы с преступностью, и какой из существующих параллельно структур в дальнейшем будет отдано предпочтение, в момент издания Судебника было еще неясно.

В третьем параграфе показана связь ряда статей царского Судебника с судебно-административной практикой 1530 - 1540-х гг. Хотя обличение неправедного суда было одним из расхожих обвинений по адресу бояр-правителей, новый Судебник в ст. 97 недвусмысленно оставил в силе все прежние судебные решения, запретив их пересмотр. Таким образом, законность судебной практики предшествующего периода под сомнение не ставилась. Более того, и сам порядок судопроизводства, описанный в новом законе (ст. 1, 28, 29, 34), полностью соответствовал практике, сложившейся в десятилетия, предшествовавшие принятию Судебника 1550 г.

Расширение судебной деятельности дворецких и казначеев и дальнейшая бюрократизация управления в 30 - 40-е гг. XVI в. отразились в преамбуле и первых статьях (ст. 1 - 3) царского Судебника: к боярам и окольничим в качестве судей высшей инстанции добавились дворецкие, казначеи, дьяки и «всякие приказные люди».

Несомненная новация 1530-х - 1540-х гг., отразившаяся в Судебнике 1550 г., - губные учреждения: в ст. 60 упоминаются «губные старосты» и «губные грамоты». По существу именно царский Судебник узаконил губные учреждения в общероссийском масштабе: до того в течение десятилетия они вводились в отдельных волостях и городах как локальная мера, мотивированная просьбами самого местного населения.

Еще одно новшество периода «боярского правления» - форма коллегиального решения, известная как «всех бояр приговор». Эта формула появилась в начале 1540-х гг. в обстановке яростной борьбы придворных кланов как своего рода отражение необходимости компромисса. Она отразилась в двух статьях Судебника 1550 г. (ст. 75 и 98).

Выявление в Судебнике 1550 г. «пласта», относящегося к 40-м гг. XVI в., эпохе «боярского правления», позволяет сделать вывод о том, что его составители руководствовались вполне прагматическими соображениями. Поэтому в этом памятнике нет противопоставления одних периодов другим, и, таким образом, обнаруживается несомненная преемственность в развитии судебно-административной системы страны на протяжении полувека.

Заключение

российский монархия политический

В Заключении формулируются основные выводы диссертационной работы. Помещая наблюдения, сделанные в ходе исследования, в более широкий контекст, автор стремился выявить институциональные особенности русской монархии, проявившиеся во время кризиса 1530-х - 1540-х гг.

1. Сравнение с предшествующими и последующими эпохами малолетства или недееспособности государя позволяет сделать вывод о том, что причины политического кризиса, охватившего страну в 30-40-е гг. XVI в. коренились в сочетании нескольких факторов: нерешенной династической проблеме (наличии претендентов на престол по боковой линии); гетерогенности придворной элиты и неясности местнического статуса разных по происхождению групп знати; отсутствии института регентства.

2. В политической системе русской монархии XVI - XVII вв. так и не нашлось места для института регентства, который, очевидно, был несовместим с формирующимся самодержавием. Вопреки утвердившимся в науке представлениям, правление «государыни великой княгини» Елены (как и позднее царевны Софьи) основывалось на модели соправительства с царствующим монархом, а не временного исполнения властных полномочий (регентства) при нем.

3. Отсутствие регентства было проявлением институциональной слабости московской монархии, особенно заметной в моменты смены лиц на престоле. Как показывает опыт XVI-XVII столетий, государь оставался единственным источником легитимной власти, и от его способности контролировать придворную элиту зависела стабильность этой политической системы. Попытки кого-либо из его окружения хотя бы временно присвоить себе указанную прерогативу монарха в случае его малолетства или недееспособности зачастую приводили к вспышкам насилия и другим кризисным явлениям

4. Как показало проведенное исследование, административно-хозяйственная сфера обладала определенной долей автономии по отношению к носителю верховной власти и придворной элите. Этим обстоятельством в значительной мере объясняется тот факт, что «корабль» государственного управления не пошел ко дну во время «дворцовых бурь», бушевавших в 30 - 40-е гг. XVI в. По-видимому, данное наблюдение с определенными коррективами может быть распространено и на другие эпохи дворцовых переворотов, будь то 80-е гг. XVII в. или вторая четверть XVIII в.

5. Наблюдения над земельной политикой, монетной и губной реформами, а также другими правительственными мероприятиями 30-40-х гг. XVI в. позволяют поставить вопрос о специфике преобразований в позднесредневековом обществе, логика и последовательность которых существенно отличались от реформ нового и новейшего времени. Возможно, и сам термин «реформы», противоречащий политической культуре изучаемой эпохи с ее культом старины, не вполне подходит для описания административной практики XVI в.

Литература

1. Кром М.М. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30-40-х годов XVI века. М., 2010. - 888 с. (55,5 п.л.).

2. Радзивилловские акты из собрания Российской национальной библиотеки: первая половина XVI века / Сост. М.М. КроМ.М. - Варшава, 2002. С. 85 - 87, 96 - 100, 107 - 111, 113 - 118, 195 - 201, 212 (1,5 п.л.).

3. Кром М.М. Стародубская война (1534 - 1537). Из истории русско-литовских отношений. М., 2008. Гл. 2. С. 24 - 36 (1 п.л.).

4. Кром М.М. «Записки» С. Герберштейна и польские известия о регентстве Елены Глинской // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XXV. СПб., 1994. С. 77 - 86 (1 п.л.).

5. Кром М.М. Судьба регентского совета при малолетнем Иване IV. Новые данные о внутриполитической борьбе конца 1533 - 1534 года // Отечественная история. 1996. № 5. С. 34 - 49 (2 п.л.).

6. Кром М.М. «Человек на всякий час»: Авантюрная карьера князя Михаила Глинского // Родина. 1996. № 5. С. 45 - 49 (0, 5 п.л.).

7. Кром М.М. Политический кризис 30 - 40-х годов XVI века (Постановка проблемы) // Отечественная история. 1998. № 5. С. 3 - 19 (2 п.л.).

8. Кром М.М. Антропологический подход к изучению русского средневековья (заметки о новом направлении в американской историографии) // Отечественная история. 1999. № 6. С. 90 - 106 (2 п.л.).

9. Кром М.М. Наследник двух княжеств: Одиссея князя Семена Бельского // Родина. 1999. № 7. С. 37 - 40 (0, 4 п.л.)

10. Кром М.М. Политическая антропология: новые подходы к изучению феномена власти в истории России // Исторические записки. Вып. 4 (122). М., 2001. С. 370 - 397 (2, 1 п.л.).

11. Krom M. La monarchie russe а la lumiиre de la crise politique des annйes 1530-1540 // Cahiers du Monde russe. Vol. 46. No. 1 - 2. Janvier - juin 2005. P. 211 - 218 (0, 5 п.л.).

12. Кром М.М. К пониманию московской «политики» XVI в.: дискурс и практика российской позднесредневековой монархии // Одиссей. Человек в истории. 2005. М., 2005. С. 283 - 303 (1, 4 п.л.)

13. Кром М.М. Хронология губной реформы и некоторые особенности административных преобразований в России XVI века // Исторические записки. Вып. 10 (128). М., 2007. С.373 - 397 (2 п.л.).

14. Private Service and Patronage in Sixteenth-Century Russia // Russian History - Histoire russe. Vol. 35. Nos. 3 - 4 (2008). P. 309 - 320 (0, 9 п.л.).

15. Кром М.М. «Отъезды» московской знати в Литву во второй четверти XVI в. // Феодальная Россия. Новые исследования. Сборник научных статей под ред. М. Б. Свердлова. СПб., 1993. С. 34 - 37 (0, 25 п.л.).

16. Кром М.М. О некоторых спорных вопросах истории «боярского правления» (дворцовые перевороты и правительственный аппарат в 1538 - 1547 гг.) // Сословия и государственная власть в России. XV - XIX вв. Международная конференция - Чтения памяти акад. Л. В. Черепнина. Тезисы докладов. М., 1994. Ч. 1. С. 244 - 253 (0, 6 п.л.).

17. Кром М.М. «Мне сиротствующу, а царству вдовствующу»: кризис власти и механизм принятия решений в период «боярского правления» (30 - 40-е годы XVI в.) // Российская монархия: вопросы истории и теории. Межвузовский сборник статей, посвященный 450-летию учреждения царства в России (1547 - 1997 гг.). Воронеж, 1998. С. 40 - 49 (0, 6 п.л.).

18. Кром М.М. Статус Боярской думы в первой половине XVI в. (К истории возникновения формулы «боярский приговор») // Феодальная Россия. Новые исследования. Вып. II. Сборник научных статей под ред. М. Б. Свердлова. СПб., 1998. С. 47 - 50 (0, 25 п.л.).

19. Кром М.М. Сведения по истории России конца XV - первой трети XVI в. в Хронике Бернарда Ваповского // Россия в IX - XX веках. Проблемы истории, историографии и источниковедения. Сб. статей и тезисов докладов вторых чтений, посвященных памяти А.А.Зимина. Москва, 26 - 28 января 1995 г. М., 1999. С. 229 - 232 (0, 25 п.л.).

20. Кром М.М. Челобитная и «запись» Ивана Яганова // Русский дипломатарий. Вып. 6. М., 2000. С. 17 - 24 (0, 5 п.л.).

21. Кром М.М. Судьба авантюриста: князь Семен Федорович Бельский // Очерки феодальной России. Сб. статей. Вып. 4. М., 2000. С. 98 - 115 (1,2 п.л.).

22. Защита Яганова, или «Тот ли добр, который что слышав, да не скажет?» // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. Вып. 5. М., 2003. С. 92 - 110 (1 п.л.).

23. Кром М.М. Судебник 1550 г. и судебно-административная практика 30 - 40-х годов XVI в. // Восточная Европа в древности и средневековье: Проблемы источниковедения. XVII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В. Т. Пашуто, IV Чтения памяти доктора исторических наук А. А. Зимина. Москва, 19 - 22 апреля 2005 г. Тезисы докладов. В 2 ч. Ч. II. М., 2005. С. 217 - 220 (0, 2 п.л.).

24. Кром М.М. Путная печать Ивана IV // Исследования по истории средневековой Руси: К 80-летию Ю. Г. Алексеева. М. - СПб., 2006. С. 140 - 144 (0,3 п.л.).

25. Кром М.М. Боярское правление 1530 - 40-х гг. // Большая Российская энциклопедия: В 30 т. Т. 4. Большой Кавказ - Великий канал. М., 2006. С. 116 (0,1 п.л.).

26. Кром М.М. Будни власти: пометы на жалованных и указных грамотах как источник по истории великокняжеской канцелярии 30 - 40-х гг. XVI в. // Времена и судьбы. Сборник статей в честь 75-летия В. М. Панеяха. СПб., 2006. С. 381 - 402 (1 п.л.).

27. Кром М.М. Творческое наследие Н. Е. Носова и проблемы изучения губной реформы XVI в. // Государство и общество в России XV - начала XX века: Сборник статей памяти Н. Е. Носова. СПб., 2007. С. 45 - 57 (1 п.л.).

28. Кром М.М. Глинская Елена Васильевна // Большая Российская энциклопедия: В 30 т. Т. 7. Гермафродит - Григорьев. М., 2007. С. 238 (0,1 п.л.)

29. Кром М.М. Глинский Михаил Львович // Большая Российская энциклопедия: В 30 т. Т. 7. Гермафродит - Григорьев. М., 2007. С. 240 (0,1 п.л.)

30. Krom M. Les rйformes russes du XVIe siиcle: un mythe historiographique? // Annales. Histoire, Sciences Sociales, 64e annйe, no 3 (mai - juin 2009), p. 561 - 578 (1 п.л.).

31. Кром М.М. Религиозно-нравственное обоснование административных преобразований в России XVI века // Religion und Integration im Moskauer Russland. Konzepte und Praktiken, Potentiale und Grenzen. 14. - 17. Jahrhundert. Wiesbaden, 2010. S. 49 - 64 (1 п.л.).

Размещено на Allbest.ru