Русская армия в Кавказской войне XVIII-XIX веков

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

Русская армия в Кавказской войне XVIII-XIX вв.

Специальность: 07.00.02 - Отечественная история

доктора исторических наук

Лапин Владимир Викентьевич

Санкт-Петербург.

2008

Работа выполнена в Санкт-Петербургском Институте Истории Российской Академии наук

Официальные оппоненты:

Доктор исторических наук Исмаил-Заде Дилара Ибрагимовна

Доктор исторических наук Даудов Абдулла Хамидович

Доктор исторических наук Аранович Алексей Владимирович

Ведущая организация:

Санкт-Петербургский университет культуры и искусств

Защита диссертации состоится «25» ноября 2008 г. на заседании Диссертационного совета Д. 002.200.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Санкт-Петербургском Институте истории Российской Академии наук (197110, Санкт-Петербург, Петрозаводская ул., д.7)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского Института истории Российской Академии наук

Автореферат разослан «___» _____________ 2008г.

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат исторических наук П.В. Крылов

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования вытекает из потребностей развития исторической науки на современном этапе, особенностью которого является повышенный интерес к проблемам взаимоотношений армии и общества, к процессу включения Северного Кавказа и Закавказья в состав Российской империи. Этот интерес обусловлен исполнением программ реформирования вооруженных сил Российской Федерации, их применением в проведении миротворческих операций, сложной ситуацией в Кавказском регионе.

Другим обоснованием актуальности данной работы является наличие ряда дискуссионных проблем военной и политической истории России, истории национальных отношений, истории империй. Изучение действий европейской армии за пределами породившего ее социокультурного пространства позволяет судить о специфике модернизации России в XVIII-XIX вв., о функционировании государственных механизмов в условиях сильного инокультурного давления.

Объектом исследования выбран весь комплекс вооруженных сил Российской империи, действовавший на Кавказе в XVIII-XIX вв. а также противостоявший данному комплексу противник. Это - регулярные части русской армии, Кубанское и Терское казачье войско, национальные формирования, Черноморский флот - с одной стороны, ополчения горцев и дружины кавказских «владетелей» - с другой. Термин «Кавказская война» применяется ко всей совокупности вооруженных конфликтов, имевших место в данном регионе в 1722-1877 гг.

ПРЕДМЕТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ являются функционирование европейской армии как системы организованного насилия в неевропейских социокультурных условиях, взаимоотношения комбатантов, принадлежащих к различным военным субкультурам, процесс формирования таких субкультур, механизмы воздействия окружающей среды на военные действия, влияние специфических условий «перманентной войны» на ментальность ее участников, на их персональные и коллективные жизненные стратегии.

ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ - выявить механизмы возникновения и пролонгации конфликта между военными системами, существовавшими в одну историческую эпоху, но различавшимися своими социокультурными основами.

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ЗАДАЧИ, поставленные для достижения вышеуказанной цели:

- определить место Кавказской войны в военной истории России (геополитика, причины, потери, результаты);

- рассмотреть с позиций военно-исторической антропологии военную организацию горцев Северного Кавказа и Отдельный Кавказский корпус армии России;

- оценить влияние природно-климатической и военно-технологической составляющей на ход боевых действий;

- выявить причины малой эффективности европейской стратегии и тактики в местных условиях;

- определить особенности регулярной армии России, казачьих войск и национальных формирований, способствовавшие возникновению и препятствовавшие снижению напряженности в отношении между ними и местным населением.

Хронологические рамки определены задачами исследования. Начало присоединения Северного Кавказа к России было положено Персидским походом Петра I 1722-1723 гг. Завершением этого процесса по нашему мнению связано с подавлением восстания 1877-1878 гг. в Чечне и Дагестане. Развернутое обоснование хронологии - в 1-м параграфе 1-й главы.

Методологические основы исследования

Диссертация подготовлена на основе базовых принципов исторической науки, в число которых входит историзм, системность, а также идея многофакторности исторического процесса. Принцип историзма предполагает изучение исторических явлений в контексте их эпохи, что включает в себя корректный перевод ретроспективной информации на язык современной науки. В соответствии с принципом системности объект исследования рассматривается как особая система с присущей ей структурой и механизмами функционирования. Согласно идее многофакторности исторического процесса, события обуславливаются различными факторами (политическими, идеологическими, социальными, культурными, внешними и др.), соотношение которых в разных ситуациях меняется. Проблемно-хронологический подход позволил расчленить проблему на несколько составляющих, каждая из которых рассматривалась в хронологической последовательности. Структурный метод применялся при рассмотрении внутренней организации вооруженных сил России на Северном Кавказе и в Закавказье. Важнейшее место в применявшихся методиках занимает ретроспективный анализа - движение от удаленного к менее удаленному. Таким способом изучалась внутренняя логика конфликта, изменения военной субкультуры во времени. Автор отказывается от парадигмы, заимствованной современными историками из военной историографии XIX - начала XX вв., когда чрезмерное внимание уделялось событийной стороне. Все поставленные в диссертации вопросы решаются на основе системного подхода. Он предполагает изучение проблемы «европейская армия в неевропейской войне» в тесной связи с естественно-географической средой, с развитием военных технологий в широком смысле этого слова (вооружение, организация пространства войны, тактика, стратегия, военная администрация, военное право, военная экономика и пр.). Особое внимание уделялось также системе взаимоотношений в рамках воинских коллективов, а также отношениям между противниками и союзниками.

Апробация работы

Диссертация обсуждалась на заседаниях Отдела новой истории России Санкт-Петербургского Института истории Российской Академии Наук и была рекомендована к защите (2007-2008 гг.). Результаты исследования изложены в монографии «Русская армия в Кавказской войне XVIII-XIX вв.» (24 п.л.), учебном пособии «История Кавказской войны» (5,5 п.л.) а также в 30 статьях и других печатных работах соискателя общим объемом более 20 печатных листов. Из числа этих статей 7 опубликовано в ведущих рецензируемых журналах.

Основные положения диссертации были представлены на региональной конференции «Россия и Кавказ. Взгляд сквозь два столетия» (2001 г. Санкт-Петербург), на семинарах по истории империй Высшей школы социальных наук (2004 г. Париж), на международном коллоквиуме «Историческая память и общество в Российской империи и Советском Союзе» (2007 г. Санкт-Петербург).

Структура работы построена по проблемному принципу, что соответствует задачам исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, разделенных на параграфы, заключения, списков использованных архивных фондов, опубликованных источников и литературы.

Научная новизна исследования состоит в том, что в диссертации впервые в отечественной историографии фокус исследовательского внимания сосредотачивается на русской армии как на самостоятельном участнике вооруженного конфликта. Такой подход позволяет уйти от малопродуктивного формата дискуссии о причинах и характере Кавказской войны, формата, определенного «генеральным» вопросом: является ли она порождением внешнего воздействия (активизация России на Северном Кавказе) или же конфликт вырос на «внутренней» основе, важной частью которой была военная составляющая горского быта.

Научно-практическая значимость

Материалы и научные результаты диссертации могут быть использованы при написании обобщающих трудов и учебных пособий по отечественной истории, разработке курсов и спецкурсов по военной истории России XVIII-XIX вв., истории вооруженных сил России, по истории империй, социальной истории техники, военно-исторической антропологии и другим вопросам.

Основное содержание работы

Во ВВЕДЕНИИ приводится обоснование научной новизны и актуальности работы, определяется предмет, цель, задачи исследования, методологические основы и научно-практическая значимость.

В первой главе «ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ», разделенной на два параграфа, анализируется исследовательская литература и характеризуется источниковая база диссертации.

В основе традиции, обоснованно названной «имперской», лежит утверждение о том, что присоединение Кавказа отвечало государственным интересам России, было исполнением цивилизаторской миссии на Востоке, возвращением некогда утраченных владений (Тмутараканское княжество), оказанием помощи христианам. Это направления историографии представлено П. Зубовым, Р.А. Фадеевым, Н.Ф.Дубровиным, В.А.Потто, А.Л.Зиссерманом, Н.С. Дроздовым, Н.А. Волконским, П.И. Ковалевским. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т.1-6. СПб., 1871-1888; Зиссерман А.Л. Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский. 1815-1879. Т.1-3. М., 1888-1891; Зубов П. Подвиги русских воинов в странах Кавказских с 1800 по 1834 год. Т.1-2. СПб., 1836;

Ковалевский П.И. Завоевание Кавказа Россией. Исторические очерки. СПб., 1911; Потто В.А. Исторический очерк Кавказских войск от их начала до присоединения Грузии. Тифлис, 1899; Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах легендах и биографиях. СПб., 1897; Фадеев Р.А. 60 лет кавказской войны. Собр. соч. Т.1. Ч.1. СПб., 1889. Бесспорность тезиса о превосходстве западной цивилизации исключала признание противника равноправной фигурой (как это было в европейских войнах) и не предполагала основательного изучения горской военной культуры. Откровенный евроцентризм этих ученых сам по себе исключал глубокий анализ сущности конфликта, который сводил все к столкновению просвещенного начала с варварством. Небывалая длительность войны (даже если под таковой подразумевалась только борьба с Шамилем в 1834-1859 гг.) объяснялась природными условиями края, фанатизмом противника и, самое главное, неразумным отступлением в 1826 г. от победоносной стратегии «правильной осады», применявшейся А.П. Ермоловым. Критическое отношение к эпохе Николая I усилило внимание к субъективным факторам («виновными» в неудачах представили кавказских военачальников 1826-1856 гг.). В работах по истории Кавказа в описательном виде представлены проблемы адаптации русских войск к горной «нерегулярной» войне, характер действий горцев, казаков и национальной милиции, но практически во всех случаях это используется для обоснования вышеперечисленных историографических построений, осью которых служит схема «стратегической ошибки». Истории «кавказских» полков, написанные военными историками в конце XIX - начале XX вв. несли имперскую традицию «в массы», придавая ей большую устойчивость за счет закрепления ее положений в общественном сознании. Николаев Е.П. История 50-го пехотного…Белостокского полка. 1807-1907. СПб., 1907; Павлюк П.П. История 51-го пехотного…Литовского полка. Т.1-2., Одесса, 1909; Шеленговский И.И. История 69-го пехотного… Рязанского полка. Т.1-3. Люблин, 1911; Бобровский П.О.История 13-го лейб-гренадерского Эриванского… полка за 250 лет. Ч.1-5., СПб., 1892-1898; Махлаюк Н.П. Грузинцы в Закавказье. Боевая летопись 14-го гренадерского Грузинского… полка. Второе столетие. 1800-1900. Тифлис, 1900; Протасов М.Д. История 73-го пехотного Крымского.. полка. Ч.1-2, Могилев-Подольский, 1909; Вальтер М.К. История 75-го Севастопольского…полка. 1856-1899. Тифлис., б.г.; Ракович Д.В. Тенгинский полк на Кавказе. 1819-1846. Тифлис, 1990; Зиссерман А.Л. История 80-го пехотного Кабардинского… полка. Т.1-3. СПб., 1881; Богуславский Л.А. История Апшеронского полка. Т.1-3., СПб., 1892; Петров А.К. История 83-го пехотного… Самурского полка. Петровск, 1892; Служба ширванца. 1726-1909. История Ширванского пехотного полка. Тифлис, 1910; Соседко Ф.Д. История 72-го пехотного Тульского… полка. Варшава, 1901; Мартынов А.И. Краткая история 46-го драгунского Переяславского полка. СПб., 1899; Эсадзе Г.С. Тверские драгуны на Кавказе. Тифлис, 1898; Потто В.А. История 44-го драгунского Нижегородского полка. Т.1-11. Тифлис, 1892-1898; Белькович Л.Н. История 38-й артиллерийской бригады. Тифлис, 1884; Скрутовский С.Э.Лейб-гвардии Сводный полк на Кавказе. СПб., 1896; Козубский Е.И. История Дагестанского конного полка. Петровск, 1909.

Военно-антропологический подход к изучению вооруженных конфликтов вообще и Кавказской войны в частности был затруднен целым рядом обстоятельств. Топографическая локализация событий военной истории, сама специфика документов, фокусировавших внимание на передвижениях войск, подвигала авторов к сухому описанию походов и битв. Каноны военной истории ставили всех изучавших Кавказскую войну в сложное положение: бесчисленные мелкие стычки не укладывались в парадигму «событийной» традиционной военной историографии.

Советскому периоду исследования Кавказской войны дана основательная характеристика в статье В.В. Дегоева «Проблема Кавказской войны ХIХ века: историографические итоги» в «Сборнике Русского исторического общества» за 2000 г. Главным признаком этого этапа было то, что «…теоретические схемы и моральные оценки преобладали над системой доказательств». В 1930-1970-е гг. происходило тасование «антиколониального» и «антифеодального» акцентов, сопровождавшееся поиском классовых противоречий и искусственным «подъемом» уровня развития общественного устройства горцев, что позволяло говорить о классовой борьбе как подоплеке событий. Дегоев В.В. Проблема Кавказской войны ХIХ в.: историографические итоги. Сборник русского исторического общества. М., 2000. №2(150). С.228.

Изучение Кавказа проходило под жесточайшим идеологическим прессом, важнейшими деталями которого были высказывания К.Маркса и Ф.Энгельса, которые «…в событиях на Кавказе … усматривали частный случай проявления международного революционного подъема против царской России, героический пример национально-освободительного движения, достойный всеобщего подражания». Там же. С. 227 Состояние советской историографии Кавказской войны демонстрирует судьба книги Н.И. Покровского «Кавказские войны и имамат Шамиля», завершенной в 1940 г. и опубликованной только 60 лет спустя. Автор, связанный идеологическими и методологическими установками, сумел уйти от принятых штампов, рискнул некоторые из них поставить под сомнение, признавал большое значение военно-стратегического фактора в развитии событий. Покровский осторожно говорил об экономических корнях российской экспансии, не избегал упоминаний о набегах горцев, о жестокости, проявляемой обеими сторонами, и даже решался показать, что ряд выступлений горцев нельзя однозначно определять как антиколониальные или антифеодальные. Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2000.

Повышенное внимание к социальным и экономическим вопросам автоматически отодвинуло на задний план военно-культурный аспект. Тезисов о бездарности царских генералов и героизме горцев оказывалось достаточно для объяснения причин продолжительности войны. Разделение противников по социальному признаку позволяло уйти от их национальной маркировки. Авторы избегали упоминать обо всем, что могло бросить тень на горцев как братьев по классовой борьбе (набеги, кровавые междоусобицы, участие туземной знати в восстаниях). Отрицание «буржуазно-дворянских» ценностей, которые несла на Восток дореволюционная Россия, автоматически снимало вопрос об «азиатском варварстве».

В 1983 году М.М. Блиев опубликовал в журнале «Вопросы истории» статью, которая стала смелым шагом за рамки «антиколониально-антифеодальной концепции. Он предлагал обратить внимание на внутренние механизмы конфликта, поставил под вопрос обоснованность традиционных хронологических рамок: «…уже в ХVIII веке политика России, постепенно лишавшая горцев традиционных объектов экспансии, приходила в столкновение с интересами организаторов и участников набегов». Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки, сущность // История СССР. 1983. №2. С. 57, 59. В монографии этого же ученого, вышедшей в 2004 году, война однозначно объявляется порождением процессов, протекавших в недрах самого горского общества. Блиев М.М. Россия и горцы Северного Кавказа на пути к цивилизации. М., 2004.С. 795 Блиев признавал то, что Кавказская война сама стала средой, в которой происходили все исследуемые социальные изменения: «Сдвинувшая с места все пласты традиционного жизненного уклада, война переступила все мыслимые и немыслимые пороги привычной жизни». Там же. С. 9 По мнению Блиева непримиримость противоборства России и горцев Кавказа «… основывалась главным образом на принадлежности воюющих сторон к слишком разным и слишком отдаленным друг от друга историческим эпохам. Россия, пережившая промышленную революцию, столкнулась с обществом в стадии революционного перехода от эгалитарности к иерархическому обществу». Там же. С.10 Исследовательский интерес в данном случае концентрируется на механизмах и формах такого противоборства, на способах смягчения конфликта, на возможности коррекции поведения акторов глобальных процессов.

Заметным явлением в постсоветской историографии Кавказской войны стал выход книги Я.А. Гордина «Кавказ. Земля и кровь», в которой показано, как на практике реализовался некий имперский комплекс идей, как эти идеи трансформировались в соответствии с обстановкой и внешними «вызовами». Оценка Гординым причин Кавказской войны выглядит убедительной, равно как и система аргументации. Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне ХIХ века. СПб., 2000. При этом автор возвращается к идее, оформившейся еще в работах дореволюционных историков: главной причиной затягивания войны стал отход от стратегии «правильной осады».

Академические попытки пересмотра явно устаревших концепций в 1980-90-е гг. совпали по времени с действиями тех, кто стремился к политизированной актуализации истории Кавказской войны, используя при этом ненаучные методы. Дегоев В.В. Проблема Кавказской войны … С.240

Зарубежные историки не предложили сколько-нибудь оригинальных работ по истории завоевания Кавказа. Для подавляющего большинства сочинений XIX - начала XX вв. по справедливому замечанию М.М. Блиева характерна увлеченность «русофобистскими обыкновениями и кавказской экзотикой». Блиев М.М. Россия и горцы Северного Кавказа… С.7 Компилятивность, некритичное отношение к источникам, причудливый сплав «имперского» подхода и обвинительного уклона в характеристике действий России на Кавказе, не позволяют назвать книгу Д. Бэдли, несмотря на ее солидный объем, самостоятельным исследованием. Baddlay J.F. The Russian conquest of the Caucasus. London, 1908 Монография израильского историка Моше Гаммера «Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана» вплотную приближается к грани между научным исследованием и ангажированной публицистикой. Гаммер М. Мусульманское сопротивление царизму: Шамиль и завоевание Чечни и Дагестана. М., 1998 Совершенно иной, несравнимо более высокий профессиональный уровень продемонстрирован в книге американского историка Томаса Баррета «На окраине империи. Терские казаки и Северо-Кавказский фронтир. 1700-1860». Barrett M. Thomas. At the Edge of Empire. The Terek Cossacks and the North Caucasus Frontier, 1700-1860. Westview Press. 1999. В этой работе процесс включения терцев в жизнь региона рассматривается в сравнении с историей вооруженного противостояния индейских племен и белых поселенцев. Хотя все внимание автора сосредоточено на казаках, некоторые его положения о механизмах взаимного обогащения воинских культур, о формировании особого фронтирного быта и менталитета являются применимым и к трансформации регулярной армии в условиях перманентной войны.

В дореволюционной России изучение армии как самостоятельного фактора Кавказской войны было маловероятным, поскольку требовало отступления от большого числа существовавших тогда представлений об историческом сочинении. В советской историографии вероятность появления серьезной работы в таком исследовательском ракурсе также была предельно мала. Во-первых, для этого требовался запрещенный выход за «национально-освободительные» и «антифеодальные» рамки. Во-вторых, тому препятствовал традиционный «военно-полевой уклон» и тенденция к военной биографике. Сенявская Е.С. Военно-историческая антропология как новая отрасль исторической науки. - Военно-историческая антропология. Ежегодник. 2002. М., 2002. С. 6-9. Проблемным блокам «армия и государство», «армия и общество» и сегодня уделяется немного внимания российскими учеными. Несмотря на то, что в последнее десятилетие появился ряд очень ценных исследований в этой области, до сих пор нет работ равных по уровню книгам Д. Байрау, и Д. Кипа. Beyrau D. Militдr und Gesellschaft im Vorrevolutionдren Russland. Vien., 1984; Keep J.L.H. Soldiers of the Tsar. Army and Society in Russia. 1462-1874. New Jork ., 1985. В настоящее время изучение военной субкультуры в различных аспектах стало одним из быстро развивающихся направлений в отечественной историографии, но при этом наблюдается явный «хронологический» крен в сторону XX столетия. Сенявская Е.С. Военно-историческая... С.8-9.

Препятствием на пути всестороннего изучения природы Кавказской войны по нашему мнению является и то, что до сих пор не существует ее научно обоснованных хронологических рамок. Нынешние общепринятые временные границы (1817-1864 гг.) являются конструктом, помогавшим имперским, советским и постсоветским историкам отвечать на «неудобные» вопросы. См. подробнее: Лапин В.В. Хронологические рамки Кавказской войны в контексте ее историографии // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2007. Серия 2. История. Вып.3. С.78-89. Таким же конструктом, унаследованным от историков имперского направления, является объяснение длительности войны отходом от стратегии, применявшейся А.П. Ермоловым. Складыванию «ермоловской» схемы способствовал такое имманентное свойство военной историографии как «поучительность»: существование вывода, полезного для полководцев следующих поколений.

В основе современных дискуссий о характере Кавказской войны лежит вопрос: что стало причиной такого масштабного конфликта - продвижение России на Кавказ, или реалии самого этого региона (военная активность горцев). Дегоев В.В. Проблема Кавказской войны … С.243. Очевидное наличие обеих вышеуказанных причин открывает возможность создания множества версий - от неоимперской до ультранационалистической. Альтернативой подобной малопродуктивной поляризации научных гипотез может послужить военно-антропологический подход.

Американский исследователь Пол Верт справедливо отметил, что в российской и зарубежной историографии отношения между имперским центром и нерусскими сообществами представлены в основном сюжетами, связанными с проявлениями открытого сопротивления (национально-освободительные войны, восстания, религиозные движения и т.д.). Он призвал обращать больше внимание на роль пассивной оппозиционности национальных окраин, которая оказывала огромное влияние на контакты коронной администрации с местным населением. См. Верт П.В. От «сопротивления» к подрывной деятельности»: власть империи, противостояние местного населения и их взаимозависимость // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Сб. статей. М., 2005. С.48-83 Исследование роли армии в Кавказской войне, с одной стороны, продолжает традицию повышенного внимания к острым конфликтам, с другой стороны, позволяет взглянуть на механизмы перехода мирного противостояния в вооруженную борьбу и обратно, а также сочетания этих форм оппозиционности. Последний феномен был особенно характерен для Северного Кавказа, где «мирные» горцы часто балансировали на грани вооруженного выступления, а власти удовлетворялись их формальным согласием соблюдать условия принятия российского подданства.

Еще одной особенностью изучения истории Российской имперской организации является видение прошлого с позиций «государственного центра», а также (особенно в советское время) «обвинительный» уклон в оценке политики по отношению к национальным окраинам. При этом на периферии внимания оказались вопросы о том, как многонациональной и поликонфессиональной государственной структуре удалось просуществовать в течение нескольких столетий, демонстрируя при этом политическую энергию и добиваясь впечатляющих успехов в области экономического и политического освоения огромных территорий с разными векторами культурного развития. Недостаточно изучена роль державного центра в примирении различных сообществ и территорий, вошедших в состав России. Марк фон Хаген. История России как история империи // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Сб. статей. М., 2005. С.21,25 По нашему мнению, к вышеназванным особенностям историографии Российской империи следует добавить представление о неком органическом единстве верховной власти, центральных государственных учреждений и их инструментов, к числу которых относится и армия. Вооруженные силы представляются как рабочий орган, лишенный самостоятельности и управляющийся с помощью исходящих «сверху» импульсов. Представление же это - сугубо априорное, имеющее своей основой умозрительные конструкты, не подвергавшиеся критике с использованием исторических источников. Это положение в силу своей важности требует либо подтверждения, либо существенной коррекции в том случае, если вооруженные силы, способствующие имперскому расширению, выступают в роли достаточно самостоятельного действующей организации.

Изучение поставленных проблем хорошо обеспечено историческими ИСТОЧНИКАМИ разных видов. Основная масса неопубликованных материалов, использовавшихся в данной работе, хранится в Российском Государственном Военно-Историческом Архиве (фонд 482 - Кавказские войны; фонд 846 - Военно-ученый архив; фонд 13454 - Штаб войск Кавказской линии и в Черномории расположенных; фонд 14719 - Главный штаб Кавказской армии). В Российском государственном архиве военно-морского флота (фонд 283 - Главный морской штаб) содержится ценная информация об участии моряков-черноморцев в этой войне. Личный фонд начальника морского штаба А.С. Меншикова (фонд 19) хранит большое количество материалов о боевых действиях во всех районах Кавказа: влиятельный сановник Николая I внимательно следил за происходящим на этой окраине империи. Ряд важных документов удалось обнаружить в фондах Государственного архива Российской Федерации и Российского государственного исторического архива, в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки.

Многие материалы по истории Кавказской войны опубликованы. В 1866 году вышел в свет первый из 12-ти томов публикации документов, собранных Кавказской Археографической комиссией под руководством А.Д.Берже, а в1876 г. началось издание альманаха «Кавказский сборник». Кроме того, во второй половине ХIХ века были опубликованы многотомные собрания историко-этнографических материалов - «Сборники сведений о кавказских горцах», «Сборники материалов для описания местностей и племен Кавказа». В послереволюционный период также издавались ценные собрания документов - «Движение горцев Северо-Восточного Кавказа» и др.

Обильное цитирование документов из полковых архивов (в большинстве случаев утраченных) позволяют рассматривать уже упоминавшиеся полковые истории в качестве исторического источника. Кроме того, многие из этих работ имеют весьма содержательные документальные приложения.

Ценным источником сведений о событиях на Кавказе и важным средством для критического анализа документов официального происхождения являются мемуары участников войны (более 500 единиц). Широкий круг авторов позволяет взглянуть на события глазами людей с разными уровнями информированности, с разными критериями в оценках событий. Воспоминания участников и свидетелей Кавказской войны. Библиография // Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века. СПб., 2000. С.430-458.

Широкое использование мемуаров в данной работе объясняется тем, что как источник по военно-антропологической истории они не только не уступают официальным документам, но и по многим параметрам их превосходят. Многие реалии Кавказской войны, как впрочем, и других вооруженных конфликтов с трудом находили себе путь на страницы официальных документов, поскольку авторы последних предвидели реакцию адресатов. Когда генерал П.Х. Граббе рассказывал о боях с горцами в Петербурге, ему «…трудно было объяснить, почему война, особливо с народом полудиким, доводит до поступков, обыкновенному понятию о человеколюбии противных». Граббе П.Х. Записная книжка П.Х. Грабе. М., 1888.С. 147 Мемуаристы также, как правило, избегали щекотливых тем, но время от времени «проговаривались» (о расправах с пленными и ранеными, о мародерстве, об использовании горских методов ведения войны и т.д.). военный боевой европейский кавказский

Несмотря на то, что с 1829 г. сведения о боевых действиях и прочих важных событиях начали регулярно публиковаться на страницах таких газет как «Тифлисских ведомостей», «Русский Инвалид», «Кавказ», их информативная ценность для историка невелика. Все материалы проходили столь жесткую цензуру, что авторами публикаций можно считать тех, кто готовил их к печати в Тифлисе и в Петербурге.

Донесения и другие официальные документы - сочинения особого жанра, имеющего свои законы, приемы отражения и искажения действительности, свой язык и внутреннюю структуру. В отличие от Европы, где эпизоды сражения наблюдались и оценивались с разных позиций и разными людьми, на Кавказе очень часто рапорт командира экспедиционного отряда оказывался единственным письменным документом. Важным является и то обстоятельство, что сам военный лексикон XVIII-XIX вв. далеко не всегда годился для адекватного описания местных реалий.

Особенностью корпуса источников о Кавказской войне является то, что подавляющая масса их освещает события с российской стороны. Народы, оказывавшие сопротивление России, не имели своей письменности, а немногие документы, написанные на арабском языке, практически все вышли из-под пера ученых мулл, и содержат очень мало информации, востребованной для данной работы. Кроме того, эти сочинения, сохранившиеся только в печатном виде, прошли жесткую цензуру русских издателей. Эта односторонность источниковой базы создает трудности при реконструкции картины событий двухвековой давности: нет возможности посмотреть на русскую армию глазами противника, собрать репрезентативный материал для анализа восприятия местными жителями поведения чинов Отдельного Кавказского Корпуса.

Вторая глава «ПРИСОЕДИНЕНИЕ КАВКАЗА В ВОЕННОЙ ИСТОРИИ РОССИИ XVIII-XIX ВВ.» состоит из пяти параграфов. В первом параграфе «ХРОНИКА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ НА КАВКАЗЕ В XVI-XIX ВВ.» рассмотрена история боевых действия армии России в указанном регионе. Персидский поход 1722-1723 гг. открыл список разномасштабных и регулярных столкновений вооруженных сил империи с горцами, на всем протяжении формировавшейся оборонительной линии от устья Кубани до устья Терека. Присоединение Кабарды и Осетии сопровождалось вооруженными конфликтами разной интенсивности. В последней трети XVIII века русским войскам, отправленным в Закавказье для помощи Грузии в борьбе с Турцией и Персией, пришлось сражаться с отрядами горцев. После присоединения Восточной Грузии к России в 1801 г., Петербург включился в сложнейшую систему местной политики, с неизбежными столкновениями с племенами, жившими на границах с новыми владениями империи. В 1817 г. началось постепенное установление контроля над горными районами Адыгеи, Чечни и Дагестана. Именно бои в этих областях и стали впоследствии называть Кавказско-горской войной. После нескольких крупных поражений в первых столкновениях чеченцы и дагестанцы объявили о своей покорности, но уже в начале 1820-х гг. сопротивление стало нарастать. В 1840-1847 гг. Чечня и Дагестан фактически контролировались Шамилем, который был вынужден сдаться только в 1859 г.

Со второй половины XVIII столетия до начала 1860-х гг. продолжались регулярные разномасштабные столкновения в бассейне Кубани. Только весной 1864 г. племена Западного Кавказа одно за другим объявили о своей покорности. Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны. Исторический очерк Кавказско-горской войны в Закубанском крае и Черноморском побережье. Тифлис, 1914. С.109-170. После того, как Кавказская война «официально» закончилась, войскам неоднократно приходилось иметь дело с вооруженными выступлениями горцев. В 1859-1877 гг. только в Дагестанской области произошло 18 «возмущений». В 1858 г. пришлось «усмирять» ингушей. С мая 1860 по март 1861 гг. после выступления жителей аула Беной власти утратили контроль над горной Чечней. В 1863 г. восстали лезгины в Закатальском округе. В1864 г. потребовалась артиллерия для разгрома зикристов в районе Шали. В 1865 г. вспыхнуло новое восстание в Ичкерии. Северный Кавказ в составе Российской империи. М., 2007. С. 139-141 В 1866 г. подавлением очередного массового выступления завершилось присоединение Абхазии. В 1877-1878 гг. пришлось вести полномасштабные боевые действия в Чечне и Дагестане.

Для нашей работы тезис о чрезвычайной длительности войны на Кавказе (1722 - 1878 гг.) имеет принципиальное значение, поскольку постоянство этого конфликта оказывало большое влияние на его внутреннее содержание и заметно сказывалось на формировании особого типа кавказского солдата, на поведении регулярной армии.

Второй параграф «ЦЕЛИ И ЦЕНА КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ» посвящен выявлению причин конфликта. Приращение территорий в качестве «жизненного пространства» или сельскохозяйственных угодий не являлось стимулом для имперской экспансии. Неуспех - самое мягкое определение для результатов «крестьянской» колонизации Кавказа. Там же. С. 75 Выдвижение станиц за Терек и Кубань имело своей основой не экономические, а военные резоны: командование пыталось разрушить хозяйственный фундамент сопротивления, создать на границе надежный заслон из военизированных поселений. Существовавший в XVIII в. интерес к местным недрам в начале XIX в. уже угас из-за выявившейся их бесперспективности. Главное минеральное богатство Кавказа - нефть до 1870-х гг. не считалась предметом, из-за которого стоило воевать. До середины XIX века горные предприятия края приносили казне одни убытки. Правилова Е.А. Финансы империи. Деньги и власть в политике России на национальных окраинах. 1801-1917. М., 2006. С.108 Не оправдались надежды на производство здесь «колониальных» товаров, на пополнение казны за счет налогов с туземцев, на переориентацию грузовых потоков восточной торговли по трассе Баку-Астрахань-Петербург.

Мотивы движения России на Кавказ лежали вне сферы экономических интересов. Главную роль здесь играл военно-стратегический фактор, внутренняя логика конфликта. Обеспечение безопасности подконтрольной территории требовало завоевания или «усмирения» соседней, следствием чего стал процесс известный как «поиск границы». Пестрота и неопределенность этнополитической карты, особенности политической культуры Кавказа вели к тому, что Россия, присоединяя какую-то территорию, принимала в наследство все спорные пограничные вопросы. Поскольку практически все государства и родоплеменные организации имели застарелые конфликты со своими соседями, Волконский Н.А. Война на восточном Кавказе с 1824 по 1834 г. в связи с мюридизмом // К.С. Т.11. С.17-19 русская армия, олицетворявшая империю, всегда имела «казус белли». В этом отношении можно провести аналгию с положением французов в Алжире в 1830-1856 гг.

Россия заплатила очень высокую цену за присоединение этого края. Армия похоронила на Кавказе около одного миллиона человек, причем на одного убитого приходилось примерно девять умерших. Такое соотношение боевых и санитарных потерь характерно для кампаний, которые вели европейские войска за пределами Старого света. Примерно в таких же цифрах выражаются потери коренного населения Кавказа. Огромными были и финансовые затраты.

Мощнейшим импульсом продвижения России на Кавказ в XIX в. стала материализация имперских идей, выполнение «миссии белого человека». Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь… С.3-39.

Отсутствие очевидных целей войны (понятных для участников с российской стороны) вкупе с ее небывалой продолжительностью выдвигали в качестве таковых конструкты, порожденные самой войной. Кавказский корпус шел в бой «потому что так заведено», чтобы отомстить за ранее погибших товарищей, чтобы удержать ранее захваченные рубежи. Фактически война велась ради самой войны, и это многое значило для трансформации Кавказских войск в особый субэтнос.

В третьем параграфе «ВОЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ГОСУДАРСТВ И НАРОДОВ КАВКАЗА» рассматривается воинская культура региона, причем основное внимание уделено ополчениям горцев. Политическая и социальная организация как мусульманских, так и христианских провинций Закавказья облегчала задачу их покорения: военная и финансовая мощь империи имела там точки приложения - местную феодальную элиту. Комбинация устрашения и сохранения привилегий (имущества) позволила склонить на сторону коронной власти большую часть грузинской и азербайджанской знати. Почти двухвековое пребывание закавказских владетелей в состоянии ограниченного суверенитета в условиях турецкой и персидской экспансии также способствовало снижению резистентности этих структур как самостоятельных государств.

На Северном Кавказе вооруженные силы России столкнулись с ранее еще не ведомым противником: народы, у которых владение оружием составляло одну из важнейших частей быта. Хотя основным занятием подавляющего большинства жителей этого региона было земледелие и животноводство, они хорошо владели оружием и считали участие в военных предприятиях достойным делом. Сами мирные занятия горцев не отменяли обязательное участие неженатой молодежи в набегах, служивших средством социализации. Карпов Ю.Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа. СПб., 1996.С.34-36, 59, 118-119 Практически у всех горских народов существовали так называемые мужские союзы, одной из основных общественных функций которых была организация набегов и защита собственных селений. Там же. С. 33-34

Природные и этнополитические особенности Северного Кавказа препятствовали военной экспансии горцев за его пределы. Хотя персидские, турецкие и грузинские правители приглашали их участвовать в своих военных предприятиях, огромный военный потенциал Северного Кавказа в основном реализовывался внутри этого края, что привело к созданию особой культуры перманентного военного конфликта. Высокая пассионарность горцев Северного Кавказа привела к разрушению феодальных структур, складывавшихся в ряде районов. Сохранились предания об «изгнании» князей из Чечни, уже на глазах русских произошла фактическая ликвидация ханских фамилий в Дагестане и борьба черкесских князей со свободными общинниками, закончившаяся победой последних. Свою лепту в этот процесс внесли в начале XIX в. и российские власти, нанеся удар по деспотическим правителям восточного Кавказа. Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь…. С. 133-134.

Мощное чувство родовой и племенной солидарности было причиной того, что каждая силовая акция по отношению к одному человеку мобилизовала на его защиту всех, кто чувствовал с ним кровное единство. Все причины, по которым горцы брались за оружие (защита себя, семьи и имущества, месть за родственника, закрепление или повышения социального статуса, захват военной добычи, выполнение роли кунака или вассала, священная война с иноверцами) обеспечивали высокий уровень мотивации их действий. В XVIII-XIX вв. общественное сознание большинства горских народов не осуждало набеговую систему, более того, заметны были попытки найти ей обоснование в религиозной сфере. Русская экспансия на Кавказе привела к созданию большого числа объектов для нападения: агрессивных, чуждых, позволяющих рассчитывать на добычу.

В Новое время европейский солдат превратился в персонал, обслуживающий боевую машину (мушкет, пушку и т.д.). Его цельность как самостоятельного воина разрушалась западными тактическими приемами и системой обучения. Горцы же сохранили эту очень важную цельность, что в условиях маневренной и многовариантной войны имело огромное значение. Их снаряжение, тактика и военные обычаи являлись продуктом многовековой практики постоянных междоусобиц. Основным тактическим приемом был набег, предусматривавший быстрое и внезапное вторжение на вражескую территорию и столь же быстрое возвращение в свои пределы.

В четвертом параграфе «ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ ИМАМАТА ШАМИЛЯ» рассматривается трансформация горской военной организации в эпоху имама Шамиля. До начала 1830-х гг. рисунок войны определялся в основном сериями ожесточенных, но сравнительно коротких и разрозненных вспышек. Затем наличие центрального руководства проявилось в увеличении длительности и организованности «возмущений». Это было не только следствием деятельности религиозного вождя, но и реакцией на поведение русской армии. Многократные присяги о «покорности» различных родов и этнических групп являлись не более чем средством избежать больших человеческих и материальных жертв, оформлением перемирия. Походы русских войск в «доермоловский» период не выходили за рамки того, что Кавказ переживал не единожды (нашествия персов, монголов, арабов и т.д.). Этим объясняется то, что в 1817-1819 гг. после кровавых сражений Чечня и Дагестан признали себя подданными русского царя. Однако дальнейшие действия русских противоречили всем представлениям о войне, которые, в силу высокой милитаризации горского общества, являлись едва ли не основой местной картины мироустройства. Они не ушли, стали вмешиваться во внутренние дела горцев, создав предпосылки для появления имама Шамиля. Большую роль в обострении ситуации сыграла политика Ермолова по отношению к туземной феодальной знати: как и П.Д. Цицианов (главнокомандующий на Кавказе в 1802-1806 гг.) он многое сделал для подрыва власти ханов, составлявших противовес теократам. Сосредоточение в руках Шамиля невиданных ранее властных ресурсов привело к радикальным изменениям в соотношении сил на Северо-Восточном Кавказе: попытки занять нейтральную позицию карались столь же жестоко, как и сотрудничество с русскими. Правительственные же войска не могли обеспечить безопасность всем, кто был готов прекратить сопротивление.

Основой стратегии Шамиля стало понуждение противника к постоянным передвижениям, которые мешали планомерному проведению операций. Регулярные войска именно на таких изматывающих маршах оказывались наиболее уязвимыми для нападений партизан. Не имея возможности «жестко» оборонять территорию имамата, Шамиль выбрал единственный возможный для него вариант маневренной войны. Имам провел реформу армии, придав ранее аморфным горским ополчениям некоторый порядок, заложил основы системы тылового обеспечения, упорядочил комплектование отрядов. Эти и другие мероприятия, направленные на повышение управляемости войском, с одной стороны заметно усилили сопротивление горцев, которые сумели в 1840-е гг. перейти в стратегическое наступление и фактически установить контроль над большей частью территории Чечни и Дагестана. С другой стороны, концентрация сил снизила маневренность армии имама, лишила ее непредсказуемости. Складывание имамата позволило русскому командованию найти ранее не существовавшую точку приложения силы. Шамиль, вовлекая огромную массу населения в боевые действия, заставлял буквально каждую «ячейку» горского социума убедиться на личном опыте в бесперспективности сопротивления.

Пятый параграф «ПРИРОДА КАВКАЗА КАК ПРОТИВНИК» посвящен вопросу о роли природного фактора в завоевании Кавказа. Военно-антропологический подход сам по себе предполагает учет климатических и ландшафтных условий военных операций. Рисунок вооруженных конфликтов на территории Старого Света соответствовал политической и военно-технической организации пространства. Кроме того, европейское военное дело было теснейшим образом привязано к тем природным условиям, в которых оно сформировалось: густонаселенная равнина, на которой доминируют освобожденные от леса площади, и умеренный климат.

Европейское военное пространство организовывалось в XVIII-XIX вв. прежде всего в интересах пехотных частей. Поэтому во всех европейских языках место сражения называется полем битвы (champ de bataille, battlefield, Schlachtfeld, etc.). Это - отражение практики организации боя на открытом пространстве, необходимом для развертывания войск и управления ими. Горные и лесные массивы считались военными теоретиками серьезными препятствиями, операции в них являлись редкими исключениями. Каждый горец был и разведчиком, и связистом, и начальником штаба, и командиром, и бойцом, и интендантом в одном лице. В регулярном войске все эти функции разделены, и чем больше воинское формирование, тем медленнее движется информация в ту или другую сторону по «технологической военной цепочке», в результате чего утрачиваются преимущества европейской армии. В горной местности резко снижалась эффективность артиллерии, затруднялось управление войсками, возможность штыковых атак.

Природные условия Кавказа вступали в противоречие с основным принципом европейской военной организации того времени - воспитанием и обучением солдата не как самостоятельной боевой единицы, а как части коллектива. Кавказ дробил военную машину, вторгшуюся на его территорию, на отдельные детали и тем самым лишал ее мощности. Разумеется, нельзя назвать природу главным препятствием на пути установления российского владычества на Кавказе, но влияние этого фактора было чрезвычайно велико.

На Кавказе в полной мере проявилась привязанность европейской военной системы к европейскому же климату, рельефу, антропогенным изменениям ландшафта. При кратковременных экспедициях, при незначительной интенсивности боев европейская армия могла в какой-то мере минимизировать воздействие неблагоприятных природных условий. Однако в условиях длительной войны войскам приходилось адаптироваться к окружающей среде, двигаясь по этому пути вслед за туземцами, принимая шаг за шагом их быт и обычаи. В то же время, не могло быть и речи отказа от европейского вооружения и, соответствующей организации войск, ориентированных на действия на открытых пространствах. Поэтому титаническая работа по рубке леса, приспособление ландшафта к своим возможностям было проявлением компромисса между двумя военными культурами.

Третья глава «ЕВРОПЕЙСКАЯ АРМИЯ В НЕЕВРОПЕЙСКОЙ ВОЙНЕ» посвящена трансформации военной системы, построенной по западным моделям, под воздействием реалий Северного Кавказа. В первом параграфе «КРИЗИС ЕВРОПЕЙСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ “ПРОСТРАНСТВА ВОЙНЫ”» объясняется процесс выбора стратегии (навязывание генеральной битвы, захват важнейших пунктов, создание кордонных линий, проведение масштабных экспедиций, формирование сети укрепленных опорных пунктов, экономическая блокада, превентивные и экзекуционные набеги).

Европейские основы стратегии оказались практически не приемлемыми на Северном Кавказе: ни победы ( в европейском понимании) в открытых сражениях, ни устройство оборонительных линий, ни строительство множества фортов, ни походы больших отрядов не приближали к окончательному и бесповоротному «замирению». Не более продуктивными были и разгромы аулов, считавшихся «оплотом» сопротивления (Салты, Ведено, Гимры, Гергебиль, Дарго, Шали и др.). Осознание этого русским командованием приходится только на конец 1840-х гг.

«Рассеивать» горцев, как часто предписывали директивы, исходящие от самого императора, было совершенно бессмысленно, так как, в случае надобности, они сами легко рассредоточивались, а затем, с не меньшей легкостью собирались вновь. Это была не европейская армия, которая для своего возрождения требовала колоссальных организационных усилий, финансовых затрат и продолжительного времени. Отсутствие у горцев военной организации западного типа не позволяло закончить войну одним или несколькими «решительными» ударами.

К устройству кордонных линий и фортов в «стратегически» важных точках подталкивало характерное для Кавказа смешение военных и политических задач. Укрепления возводились «…для указания предела или окраины занятой нами территории». Волконский Н.А. Война на Восточном Кавказе с 1824 по 1834 г. в связи с мюридизмом // Кавказский сборник ( далее - К.С.). 1886. С. 96 При этом их гарнизоны в большинстве случаев жили в обстановке постоянной тревоги, а границы их влияния ограничивались дальностью прямого выстрела.

Неэффективность крупных экспедиций, превращавшихся большей частью в изнуряющие войска переходы по горному бездорожью, а также прочие вышеназванные стратегические приемы подталкивали кавказское командование к использованию по существу туземной стратегии - к карательным и превентивным набегам. Большинство этих так называемых «частных» экспедиций было рефлексом на военную активность горцев. Только система набегов могла быть сравнительно безопасным средством мобилизации местных ресурсов (провиант и фураж). Набеги вели к «варваризации» войск, к «приватизации» войны, превращению ее в нескончаемую средневековую междоусобицу.

На Северном Кавказе оказались малопригодными и многие тактические установки, основанные на европейских военно-культурных реалиях. Достаточно сказать, что здесь самым ответственным пунктом был не авангард, который в Европе являлся едва ли не синонимом отваги, а арьергард - замыкающая часть колонны. В маневренной войне, без четкого определения фронта и тыла, наступление и ретирада не являлись противоположностями, что не всегда понимали командиры, не вполне усвоившие местные правила. С теми же проблемами организации пространства войны столкнулся и русский флот, которому пришлось вести утомительную «малую», партизанскую войну в морском ее варианте.