К вопросу о предполагаемом масонстве российского императора Павла I

Размещено на http://allbest.ru

К вопросу о предполагаемом масонстве российского императора Павла I

Автор: Ю.А. Сорокин

Во второй половине 1980-х -- начале 1990-х гг. в отечественной исторической литературе появился ряд публикаций, посвященных так называемому «политическому масонству» начала XX в. [1-3]. Публикации вызвали громкий научный и общественный резонанс. Интерес к проблеме вызвал поток не только научных, но и квазинаучных сочинений, причем именно последние стали определять тот социальный фон, на котором разворачивалась деятельность профессиональных историков.

Позднее были переизданы классические труды по истории российского масонства [4-8]. Появились сборники статей и отдельные публикации о масонах откровенно апологетического содержания [9], хотя в обыденном сознании (в меньшей мере в научном сообществе) возобладали преимущественно негативные оценки их деятельности в России, во многом аналогичные положениям, высказанным еще в 1932 г. председателем Архиерейского собора Русской Православной Церкви за границей митрополитом Антонием. Православный священник писал, в частности: «Одним из самых вредных и поистине сатанинских лжеучений в истории человечества является масонство. Масонство есть тайная интернациональная мировая революционная организация борьбы с Богом, с христианством, с Церковью, с национальной государственностью и особенно государственностью христианской» [10; 173]. Конечно, современные ученые с большей осторожностью рассуждают о всемирном масонском заговоре или о гибели Российской Империи в результате деятельности масонских лож, но негативные последствия влияния масонства на русскую культуру и русскую политическую жизнь признаются сегодня некоторыми современными российскими авторами.

Сама природа исторического познания заставила людей, изучавших «политическое» масонство начала XX в., обратиться к более ранним периодам его истории, в частности, к «золотому веку» российского масонства -- XVIII столетию.

Материалы XVIII в. предоставили широкий простор для многочисленных философских и исторических спекуляций, связанных с деятельностью масонских лож в России. Одна из самых популярных -- возможное масонство великого князя и наследника российского престола, а с ноября 1796 г.-- российского императора Павла Петровича.

За последние два десятилетия в России подготовлено огромное количество публикаций и о Павле I, и о Екатерине II. Сюжет о масонских ложах и их деятельности, а также о членстве Павла Петровича в масонских организациях не был обойден вниманием. Наметилась любопытная закономерность: те авторы, которые высоко оценивали деяния Екатерины II, признавали гонения на масонов в ее царствование (иногда косвенно) вполне оправданными, а, следовательно, деяния масонов вынуждены были рассматривать как некое зло. Признавая, что Павел I переиначил многое из сделанного Екатериной Великой, эти авторы склонны гиперболизировать его связь с масонскими ложами. То есть для них Павел в сравнении с Екатериной плох уже потому, что тесно связан с масонами. К примеру, современный исследователь В.С. Лопатин без всяких сомнений называет Павла «царем- масоном» на том основании, что новый император с первых дней окружил себя масонами, приступил к опрусачиванию русской армии (главным его помощником в этом деле выступил масон Репнин), боялся народного героя А.В. Суворова, подвергнув его «неожиданной и вдвойне несправедливой опале» [11; 149-151] и т.п. Итак, авторы, склонные со знаком «плюс» оценивать деяния и личные качества Екатерины, противопоставляя мать сыну, со знаком «минус» оценивают деяния и личные качества Павла, объясняя их, не в последнюю очередь, его масонством.

Историки, пытающиеся отойти от преимущественно негативных оценок павловской эпохи, не ставят вопроса о возможном масонстве Павла Петровича вовсе, чтобы не добавлять негативных характеристик своему герою. А.М. Песков, автор книги о Павле I, изданной в серии «Жизнь замечательных людей», прямо указывает: «Масонство Павла -- особый сюжет, не вмещающийся в основной корпус анекдотов, документов и комментариев, их которых составлена эта книга, -- потому, что это сюжет для чуждого нам мифа, предполагающего поиск тайных недругов вне нас.» [12; 344].

Историографическая ситуация осложнена еще и тем, что достоверных исторических источников как о деятельности масонов в России вообще, так и о масонстве Павла Петровича в частности до наших дней почти не дошло, что позволяет авторам чересчур смело, в зависимости от своих научных и политических симпатий, интерпретировать отдельные правительственные указы, свидетельства мемуаристов, эпистолярное наследие и проч. Следует признать правоту профессора Института истории Польской академии наук Людвика Хасса, призывавшего коллег: «Именно в наши дни необходим, как никогда раньше, спокойный и взвешенный подход к разбираемой теме, не «разоблачения», а объективный анализ. Поэтому сейчас необходимо прежде всего уделить глубочайшее внимание источниковедческим, методологическим и методическим вопросам истории русского масонства.» [3; 25]. Увы, призыв почтенного исследователя отказаться от излишней политизации при обращении к данной проблематике, по большому счету, так и не был услышан. Малопочтенные мифы обыденного сознания по отношению к масонам, пережившие столетия, продолжают тиражироваться и в наши дни. К примеру, тетушка Г.Р.Державина Ф.С.Блудова считала масонов «отступниками от веры, еретиками, богохульниками, преданными антихристу, о которых разглашали невероятные басни, что они заочно за несколько тысяч верст неприятелей своих умервщляют». Редкая работа современных авторов обходится без пересказа этой цитаты из мемуаров Державина. Обычно мысль Ф. С.Блудовой подается как своеобразный «Vox рориіі».

Цель настоящей статьи -- разобрать высказанные в литературе представления о русском масонстве последней трети XVIII в. и о возможном членстве в масонских ложах Павла Петровича.

Мы вправе выделить два подхода к решению вопроса о природе и сущности масонства. Первый связан с абсолютным отрицанием каких бы то ни было положительных черт у масонов. Начало этой традиции в России заложила Екатерина II. Считается, что она является автором брошюры «Тайны противонелепого общества» (1780 г.), в которой масонство откровенно высмеивается как «болтанье и детская игрушка». В первой половине 1786 г. в Эрмитажном театре были поставлены три комедии, разоблачавшие «мартышек» («Обманщик», «Обольщенный», «Шаман Сибирский»). Императрица с гордостью писала своим иностранным корреспондентам об огромном успехе ее пьес. Понятно, что в Санкт-Петербурге масонов начали высмеивать и порицать. Отзвуки этого порицания зафиксировал еще А.С.Пушкин, заметивший: «... Старушки бранят повес франкмасонами и волтериянцами -- не имея понятия ни о Вольтере, ни о франкмасонстве» [13; 178]. По В.И. Далю, «фармасон» в живом великорусском языке есть «вольнодумец и безбожник» [14; 532]. В обществе упорно носились слухи, что масонские ритуалы не только богохульны, но и кровавы [15; 96]. Разгром московских масонов в 1792 г. и расправа над Н.И.Новиковым стали квинтэссенцией екатерининской политики по отношению к «вольным каменщикам». В последующие времена отношение к масонству, по словам Н.А.Бердяева, носит характер исключительно эмоциональный, а не познавательный. Он справедливо отмечал, что в XX в. «вопрос о масонстве ставится и обсуждается в атмосфере культурного и нравственного одичания, порожденного политическим ужасом перед революцией.

Розыск агентов «жидомасонства», мирового масонского заговора имеет ту же природу, что и розыск большевиками агентов мирового контрреволюционного заговора буржуазии. Толком никто ничего о масонстве не знает. Обличители масонства питаются подметными листами, крайне недоброкачественными и рассчитанными на разжигание страстей, написанными в стиле погромной антисемитской литературы» [16; 92].

Пояснения Н.А.Бердяева применимы, к сожалению, не только к русской эмигрантской литературе. В Советском Союзе о масонах и масонстве писали не только ученые, но, едва ли не в большей степени, журналисты и политические обозреватели. Примером может служить книжка собственного корреспондента газеты «Правда» в Италии Г.Р.Зафесова, изданная в серии «Империализм. События. Факты. Документы» [17]. Автор обличил «невидимое» влияние масонства, «претендующего ныне не более и не менее как на вершителей судеб стран и народов». Эта традиция сохраняется и в современной России. С 1996 г. издается серия историко-архивных исследований под названием «Терновый венец России». О.А.Платонов, книги которого, как следует из аннотации, посвящены «изучению тайной войны против России западных иудейско-масонских организаций и спецслужб», издал в этой серии весьма объемный труд (91 п. л.), разделы которого прекрасно передают его содержание, например: «Цели и задачи преступного сообщества масонов», «На путях заговоров и революций», «Связи масонов с еврейскими большевиками» и т.п. [18] Еще раз подчеркнем, что подобные издания рассчитаны в первую очередь на массового читателя, на формирование определенных стереотипов и клише, влияющих на обыденное сознание. Добросовестные ученые брезгуют критикой такого рода сочинений, обходят их презрительным молчанием и, может быть, напрасно.

Другая традиция в отношении природы и сущности русского масонства гораздо менее политизирована и представлена трудами крупнейших русских историков и философов, среди них В. О. Ключевский, П.Н.Милюков, прот. Георгий Флоровский, Р.В.Иванов-Разумник, В.В.Зеньковский, М.Н.Лонгинов, А.Н.Пыпин, Г.В.Вернадский и многие другие. Они по-разному понимали идеологию и мировоззрение русских масонов, дали неодинаковое толкование их практической деятельности (прежде всего Н.И.Новикова), неоднозначно оценивали вклад масонов в формирование русской культуры и проч. Их построения роднит одна общая черта: они считали масонство в России явлением далеко не случайным, подходили к его изучению как к изучению особого социально-политического и культурного феномена, пытались опереться на источники и т.п. Масонство для них не мишень, а объект изучения.

При таком подходе пропадала возможность говорить о борьбе масонов с «христианской государственностью», об их борьбе с политическим режимом Екатерины II, о претензиях масонов на мировое господство, о засилье еврейского начала в масонстве (по крайней мере, применительно к XVIII в.) и проч. По счастью, традиция научного изучения истории русских масонов не прервалась и в наши дни [19-21]. Существуют и дельные популярные статьи о масонах [22].

Итак, в обыденном сознании и некоторых публикациях, претендующих на научность, доминировали и доминируют однозначно негативные оценки масонов как непримиримых врагов православия, церкви, государства, русского народа; одновременно в ряде публикаций имеют место представления о масонстве как о куда более сложном и значимом явлении.

Суммируя высказанные философами и историками мнения, получим следующие представления о сущности и природе масонства, утвердившиеся в научной литературе. Век просвещения породил в России увлечение европейскими философскими конструкциями.

Любимым автором Екатерины, а вслед за ней и большинства русской читающей публики, сделался Вольтер. Мы разделяем следующее мнение С.Е.Юркова о Вольтере и вольтерьянстве: «В его трактатах и романах «просвещенная молодежь находила привлекавший ее дух скептицизма и иронии, сочетавшийся с культом гедонизма и чувственных удовольствий»» [21; 109]. Понятия «вольтерьянец» и «вольнодумец» стали синонимами. Быть таковыми стало и модно, и престижно -- подданный, по принципу «мир живет примером государя», лишь уподоблялся императрице. Но, с гордостью называя себя «вольтерьянкой», Екатерина должна была соотнести свои идейные убеждения (если признавать наличие таковых) с делами управления огромной империей, с необходимостью укрепить существующий в России политический режим. Именно поэтому русские вольтерьянцы, подобные Екатерине, не могли и не желали следовать идеям выдающегося французского мыслителя в полном объеме.

По мнению П.Н.Милюкова, сама Екатерина продолжала понимать вольтерьянство «в более узком и низменном смысле эпохи своего детства: в смысле победы «здравого смысла» над «суеверием» -- в смысле легкой чистки человеческих мозгов, а не упорной борьбы за реформу человеческих учреждений и верований» [23; 341]. Под понятия «суеверия» и «предрассудки» русские вольтерьянцы готовы были подвести православие, Русскую Православную Церковь, традиционную мораль, принятую в обществе систему ценностей, стереотипы поведения и многое другое. Отсюда -- превращение отрицания в этический принцип, норму жизни, когда отрицание смысла, релятивизм становятся сущностью и оправданием существования самого вольтерьянства. В представлениях XIX в. вольтерьянец характеризовался такими чертами как поверхность, насмешливость, критицизм, склонность к отрицанию и разрушению авторитетов, эгоизм, тщеславие, отсутствие понятия о долге и жертве [21; 110, 111].

Впрочем, справедливости ради отметим, что русский дворянин самого Вольтера, как правило, не читал, а всего лишь следовал примеру государыни или новой моде. «Новые идеи служили доказательством утонченного образования в высших кругах светского общества. Какой-нибудь князь X или граф Y сообщал в кружке гостей самую последнюю парижскую новость, привезенную с только что полученной почтой или лично услышанную за границей. Бога, оказалось, вовсе нет, а попы и монахи -- простые шарлатаны. Эти самоновейшие открытия «философов» разносились сливками петербургского общества с таким же усердием, с каким они привыкли разносить городские сплетни и слухи», -- писал П.Н.Милюков [23; 342].

Однако действительно думающие и читающие русские люди, искренне возражая против «мнимой набожности» и никогда не путая философское наследие Вольтера с «русской карикатурой» на французский оригинал, не могли долго разделять взгляды, так ярко описанные П.Н.Милюковым. В лучшем случае для них это было сиюминутное увлечение, игра. В этом смысле характерна эволюция взглядов Д.И.Фонвизина.

В Петербурге, попадая в тон веселой компании, он смеялся и вышучивал православие. Но, посетив Москву, побеседовав с Г.Н.Тепловым, пережив настоящий духовный кризис, Денис Иванович сделался «стародумом», идеализируя, в частности московскую старину. Другой молодой человек, И.В.Лопухин, не удовлетворившись только сочинениями Вольтера, проштудировал других французских философов, в частности фундаментальный труд Гольбаха (материалиста и атеиста, идеолога французской буржуазии [24; 120]) «Система природы, или О законах мира физического и мира духовного», сделал из него переводы, но затем сжег их и во искупление написал рассуждение «О злоупотреблении разума некоторыми новыми писателями». Подобно Фонвизину, Лопухин искал спасения в вере, но нашел его не в православии, а в масонстве. Этим же путем пошли Н.И.Новиков, И.П.Елагин и другие виднейшие русские масоны.

Принципиальный вывод П.Н.Милюкова о том, что от вольтерьянства возможна эволюция либо к православию, либо к масонству, как будто разделяется всеми современными специалистами. Справедливости ради отметим, что у вольтерьянца была еще одна возможность: покинуть Петербург, уехать в деревню и там закоснеть в своем скептицизме. «Екатерининский вольтерьянец Свой праздный век в деревне пробрюзжал», -- со знанием дела писал Максимилиан Волошин. По данным Н.Д.Чечулина, финал у вольтерьянца был трагичен: меланхолия, мизантропия, даже самоубийство [25; 78].

Отсюда проистекает важнейшая составляющая русского масонства -- его близость к христианству, по крайней мере, с точки зрения самих «вольных каменщиков». На вопрос немецких масонов их русские братья твердо ответили, что обряды Греко-российской церкви так сходны с масонскими, что нельзя сомневаться в том, что они имеют один источник [26; 137].

Московский митрополит Платон, испытав твердость в вере Н И.Новикова, доносил Екатерине, что молит Бога, «дабы во всем мире были христиане таковые, как Новиков». При этом Платон осудил «гнусные и уродливые порождения так называемых энциклопедистов» [27; 836, 837]. Впоследствии И.В.Лопухин, ставший одним из самых заметных русских масонов, написал работу «Нравственный Катехизис истинных франкмасонов». Вот выдержка из него:

Вопрос. «Какова цель Ордена истинных франкмасонов?»

Ответ: «Главная его цель та же, что и у Христианства»

Вопрос. «В чем должна главным образом заключаться деятельность истинного франкмасонства?»

Ответ: «Следовать Иисусу Христу» [28; 362].

Чтобы сделаться масоном, по Лопухину, надлежит добиться проникновения «всего себя Страхом Божеским и применение этого в поступках, тщательное следование всем законам, указанным в Евангелии. . Усердно и верно следовать всем догматам и наставлениям своей религии. Только принадлежащие к христианской религии могут быть допущены в общество Рыцарей -- искателей истины» [28; 361]. Стало быть, для русских образованных людей, подобных Новикову и Лопухину, масонство есть религия и вера, но только очищенная, облагороженная разумом. Масонство для них есть «духовное христианство».

Одновременно, по мысли крупного русского философа В.В.Зеньковского, масонство было явлением внецерковной религиозности, свободной от всякого церковного авторитета. В итоге, с одной стороны, масонство уводило от «вольтерьянства», с другой -- от Церкви. Русские масоны были «западниками», они ждали откровений и наставлений от «западных» братьев, поэтому положили так много труда для приобщения русских людей к огромной религиозно-философской литературе Запада [29; 64, 65]. Масонство полагало себя вместилищем надысторической и универсальной религиозности, основанной на внутренней уверенности в существовании общечеловеческого нравственного закона. Приоритетным для масонов, по мнению М. И. Микешина, является воспитание и образование, а не борьба за нового человека; убеждение, а не принуждение; прощение, а не месть. Масонство предполагает пройти путь, но не претендует на обязательность [20; 163].

Верно и то, что во второй половине XVIII в. традиционное православие удивительным образом сочеталось в умах и душах, и не только у масонов, с верой в магию, кабалистику, оккультизм, алхимию и проч. Все большую роль в масонстве играла мистика. Все это вкупе обычно называлось оккультными науками. Их ядром служили так называемые «герметические» науки -- по имени Гермеса Трисмегиста, которому приписывалось изобретение письменности, наук и искусств. Среди «герметических» наук на первый план выходили алхимия, позволявшая найти философский камень и на его основе создать Панацею -- всеобщее лекарство для людей, и астрология, покоящаяся на вере в зависимость людских судеб от движения небесных тел.

Масоны различали науки древние и современные (для XVIII в. -- Ю.С.). К первым относили магию, т.е. сверхъестественную способность человека воздействовать на живую и мертвую природу, и ее разновидности -- теургию (возможность избранных общаться с богами и духами) и каббалу (поиск смысла всех вещей в буквах и цифрах, исцеляющих средств -- в амулетах и формулах; отсюда проистекала вся масонская символика). Среди современных наук масонов заинтересовал так называемый «животный магнетизм», открытие которого приписывали французскому врачу Месмеру.

Для христианских церквей все поименованное выше обозначается как суеверие («тщета мирская», по В.И. Далю) и ни при каких условиях не могло быть одобрено.

В силу указанных обстоятельств не только Русская Православная Церковь, но и католическая церковь в лице Папы римского не могли принять деятельность масонских лож. Принято считать, что папа Клементий XII специальной буллой от 24 апреля 1738 г. установил, что «принадлежность к масонству несовместима с католической верой и ведет к немедленному отлучению от церкви» [17; 17]. Именно поэтому иезуиты, после роспуска их ордена пригретые в России Екатериной, сделались врагами масонов [30; 364], именно поэтому русские православные иерархи возвышают свой голос против масонов, вплоть до сегодняшнего дня [31], и также поступают католические священники [32].

С точки зрения многих авторов, мораль масонства была хорошо проработана. Основу ее составили нравственное совершенствование личности (по крайней мере, для низших степеней посвященных) на основе стремления к добру, избегания зла и самопознания. В пику вольтерьянству в масонстве существовал запрет на смех (высмеивание других), ибо это разрушало братскую любовь.

Надлежало также избегать чувственных удовольствий, в том числе чревоугодия и физической близости, смиренно сносить бедность и болезни. С.Е.Юрков полагал, что земной мир, плоть и сатана связаны в масонской идеологии и морали неделимым единством. Этот мир для масонов есть зло, царство антихриста, поэтому и все явления посюстороннего мира, в том числе искусство и наука, есть дьявольское порождение, нравственное зло [21; 117, 118].

Подобный вывод вызывает возражение. На наш взгляд, масоны признавали наличие зла в мире и обществе и всеми силами пытались бороться с ним разнообразнейшими способами, но они, конечно же, не отрицали этот мир подобно альбигойцам, исмаилитам или богомилам. Жесткая нравственная требовательность масонов и их широкая благотворительная деятельность -- лишнее тому подтверждение.

Увлечение масонов мистикой и оккультизмом приводило к их стремлению окутать свою деятельность глубокой пеленой таинственности. Природу ее удачно вскрыл С.Е. Юрков. По его мнению, таинственность с позиций семиотических есть центр повышенного внимания, область «сверхзначимости».

С гносеологических позиций тайна -- напоминание о том, что не все в мире доступно рациональному познанию, что существует сфера неподвластного разуму вечного «иного». С психологической точки зрения таинственность есть балансирование на грани бытия и небытия, знание о котором способно перевернуть реальный мир. Все это обостряется в атмосфере присутствия смерти -- отсюда и вся масонская обрядность с кровью, черепами, скелетами, раскаленным железом, черным цветом, надписями «memento mori» и прочими ужасами. Именно поэтому масон, по мнению С.Е. Юркова, «чужд» этому миру, в то время как вольтерьянец просто «другой».

Таинственность всегда серьезна и всегда значительна. Отсюда и страх, который вызывали масоны у обывателя и который трактуется исследователями как «благоговейный», «суеверный», «панический». Одновременно таинственность есть способ оградиться от все более проникающего в частную жизнь подданных государственного начала [21; 118-121]. император павел масон оккультизм новиков

Впрочем, русские масоны, по словам Н.Н. Новикова, зачастую обходились с «масонством как игрушкою, ужинали и веселились». Другой известный русский масон -- И.П. Елагин признавал, что заседания лож сводились к непонятным обрядам и пьянству. В этом случае масонские ложи превращались в своеобразные клубы с бильярдом и обильными возлияниями, в которых можно было, однако же, завязать полезные знакомства.

В целом, как справедливо указывает Л. Хасс, масонская организация была прежде всего местом, где могли встречаться и общаться без предвзятости, в атмосфере полного доверия люди различных взглядов и убеждений [3; 26].

Возникло также несколько организаций, по форме близких к масонским, но не являвшихся таковыми. Одну из них основал П.И.Мелиссино, занимавший при Екатерине II должность директора Адмиралтейского и императорского кадетского корпуса. Речь идет о знаменитом «Филадельфийском обществе». Видный русский историк -- великий князь Николай Михайлович полагал, что в этом обществе великосветские повесы вроде братьев Зубовых «проходили курс всевозможных беспутств под опытным руководством старого сатира Мелиссино» [33; 120].

Историки много спорят об организации масонских лож, их численности и составе. Отвечая на этот вопрос, должно всякий раз делать определенную хронологическую привязку, ибо ситуация в России второй половины XVIII в. менялась с калейдоскопической быстротой. Обычно называют цифру 187 лож четырех направлений: английское (глава И.П.Елагин), шведское (глава А.Б.Куракин), рейхельское (глава барон Рейхель, затем И.П.Елагин), берлинское (глава И.Г.Шварц).

В свою очередь в направлениях принято выделять виды: мартинисты, розенкрейцеры и т.п. Специально подчеркнем, что, по мнению С.Е.Юркова, русские масоны не поднимались выше третьей степени посвящения, в то время как в некоторых ложах степеней (градусов) насчитывалось 33, а иногда и 99 [22; 496].

О причинах разгрома масонских лож и расправе над Н.И.Новиковым в литературе высказаны различные мнения. Историк Б.Телепнев склонен был ставить вопрос в такой плоскости: «На первый взгляд кажется странным, чтобы орден, проповедовавший верность Монарху, нравственную жизнь и веру в Бога, был бы столь преследуемым . Но разные причины соединились вместе, чтобы превратить императрицу во врага масонства».

Среди них историк называет следующие: Петр III был масон, как и его ближайшее окружение, ненависть к мужу перенесена на масонов; прусский король Фридрих Великий, сделавшийся главой германских масонов, одновременно «заклятый враг» Екатерины, а русские «братья» подчинились германским; иезуиты, к которым Екатерина относилась с нескрываемой симпатией, были противниками масонов; императрица «не презирала» французских либеральных философов, с мнениями которых боролись русские масоны [30; 364].

Ряд историков высказали мнение о том, что Екатерина рассматривала масонов как последовательную оппозицию своему царствованию. Г.В.Вернадский считал эту оппозицию консервативной, Л.Хасс полагал, что масонство объединяет людей «всех оттенков либерального мировоззрения» [8; 295, 3; 26]. Во всяком случае, Екатерина, не находя различий между отдельными направлениями и видами масонства, склонна была объявлять масонами всех своих противников, истинных или мнимых. В число подозреваемых в масонстве попал даже Г.Р. Державин, некстати переведший на русский язык 81 псалом Давида с обращением к Богу: «Приди, суди, карай лукавых И будь един царем Земли». П.Н.Милюков высказал оригинальную точку зрения, согласно которой Екатерина не обращала на масонов никакого внимания, пока они занимались внутренним самосовершенствованием или таинственными алхимическими опытами.

Но масонство, как частное общество с задачами общественного характера, как организованная общественная сила, располагавшая крупными денежными средствами, распространявшая свою литературу по всей России, сильная своим влиянием на общество и крепкая внутренними убеждениями (именно такой становилась организация Новикова), не могло существовать в самодержавной России [23; 370]. С точки зрения И.Ф.Худушевой, Екатерина II испугалась не только политических программ масонов, но и сугубо религиозно-этической литературы, издаваемой ими, испугалась не деистов или нигилистов, а людей, искренне верящих [19; 143], и именно потому, что сама была плохой христианкой.

Однако подавляющее большинство исследователей сходятся во мнении, что судьба русских масонов в век Екатерины «была более всего следствием подозрений, возбужденных в Екатерине отношением их к ее наследнику» [7; 336]. Связь цесаревича Павла Петровича с масонами и возможное посвящение великого князя привело, по их мнению, с одной стороны, к разгрому московских мартинистов и роспуску масонских лож в целом по стране, с другой -- к попыткам императрицы передать корону внуку Александру, в обход законного наследника Павла Петровича. Нетрудно заметить, что при таком подходе вопрос о возможном членстве Павла в масонских ложах из частного трансформируется в кардинальный, связанный с поисками оптимальных путей развития Российской Империи, формированием государственной идеологии, вопросами престолонаследия и проч.

Так был ли Павел Петрович членом масонских лож? Ответ на этот вопрос, казалось бы, очевиден. В исторической литературе порядочно изучены социально значимые качества личности цесаревича, его политические идеалы, отношения с матерью и большим двором, его ближайшее окружение, дан качественный анализ текстов его сочинений, исследована, наконец, политика Павла в качестве императора.

Как бы ни понималась им сущность масонства (в том числе: приверженность к антихристу, враждебность православной государственности, «своего рода моральный интернационал», «толстовство XVIII в.», «инициационная школа», нравственная теория, занятия оккультными науками, духовное христианство и проч.), это будет находиться в кричащем противоречии с его личностными характеристиками, политическими идеалами и симпатиями, деяниями в качестве цесаревича и государя.

Тогда откуда же проистекает твердое убеждение многих и многих историков в масонстве Павла Петровича, перекочевавшее затем в популярную литературу и ставшее фактом обыденного сознания? Рассмотрим некоторые аргументы, высказанные в пользу масонства цесаревича различными исследователями.

Целый ряд авторов полагают, что среди учителей маленького великого князя было много масонов. Среди них обычно называют П.И.Панина, Т.И.Остервальда, С.И.Плещеева, С.А.Порошина и других. Видными масонами стали друзья детства цесаревича, росшие и воспитывавшиеся зачастую рядом с маленьким Павлом, например кн. А.Б.Куракин.

Особняком в этом ряду стоит фигура графа Н.И.Панина, главного воспитателя наследника, дружбу с которым Павел Петрович пронес через всю жизнь и перед памятью которого благоговел. Граф Никита Иванович также заметная фигура в масонских кругах.

После совершеннолетия и женитьбы Павла Петровича историки продолжают находить в его окружении большое количество масонов. Г.В.Вернадский намекает на связь масонов с Марией Федоровной, второй супругой Павла, полагая, что Н.И.Панин именно поэтому обратил внимание на ее кандидатуру [8; 121]. Твердо установлено, что, едва сделавшись императором, Павел I призвал к себе из Литвы видного масона Н.В.Репнина, получившего вскоре чин фельдмаршала, из Москвы -- А.Б.Куракина, секретарем государя сделался И.В.Лопухин; таким образом, заключают историки, Павел Петрович был окружен масонами чуть ли не с рождения до гробовой доски. На этом основании делался вывод не только о заметном влиянии на Павла носителей масонской идеологии и морали, прежде всего братьев Н.И. и П.И.Паниных, но и о том, что мировоззрение цесаревича оказалось деформировано масонами.

Наш комментарий к такого рода построениям сводится к следующему. Считая все приведенные выше факты доказанными, соответствующими действительности, мы, вместе с тем, готовы указать на целый ряд позиций, мимо которых обычно проходят исследователи. Воспитателей и учителей к сыну подбирала сама Екатерина II. Она же утвердила Н.И.Панина главным воспитателем цесаревича. И если среди воспитателей и кавалеров Павла оказалось много масонов, то не Павла Петровича надобно в этом обвинять. Похоже, императрицу в данном случае более интересовали профессиональные и человеческие качества учителей, а не их членство в масонских ложах. Наконец, и свобода совести не была совершенно чужда Екатерине об эту пору.

Соответственно, в рамках придворной службы к великокняжескому двору придворные назначались с согласия государыни, среди них были и друзья детства, ставшие впоследствии масонами. Все эти люди избраны, скажем еще раз, Екатериной, именно ими ей угодно было окружить сына. Когда же сам Павел получил возможность выбирать, в его ближайшем окружении появились Аракчеев, Обольянинов, Кологривов, Линденер, Каннабих и другие «гатчинцы», которых никогда и никто масонами не считал. Кстати, именно они, а не Н.В.Репнин, А.Б.Куракин, И.В.Лопухин и иже с ними играли заглавные роли во время царствования Павла I. Итак, Павел Петрович действительно был близко знаком и даже дружен со многими масонами, но на этом основании неверно делать вывод о масонстве Павла даже с позиций формальной логики.

В литературе доказано, что учитель и ученик, гр. Н.И.Панин и великий князь Павел Петрович, придерживались совершенно разных взглядов на самодержавие, конституцию, дворянское самоуправление и проч. [34; 184-186]. Политическое кредо цесаревича -- самодержавие, Никита Иванович ратовал за аристократическую конституцию.

Если уж Панин не смог привить царственному воспитаннику свои политические симпатии, то на каком основании можно утверждать, что он передал масонские? Понятные человеческие чувства наследника -- любовь и признательность к человеку, фактически заменившему отца, -- вдруг сделались основанием для вывода о масонстве Павла Петровича.

Желание вывести масонство Павла из особенностей его окружения и воспитания нередко играет с исследователями злую шутку. Г.В.Вернадский повествует о желании консервативной оппозиции, т.е. масонов, найти в цесаревиче истинного государя и об их усиленной переписке с Павлом начиная с 1769 г. [8; 295], т.е. с того времени, когда великому князю шел пятнадцатый год. На основе этого утверждения авторитетного историка многие современные авторы склонны говорить о масонстве Павла чуть ли не с этого времени, забывая, что детей в масонские ложи все-таки не принимали.

Г.В.Вернадский ставит вопрос в иной плоскости: масоны связывали свои надежды с будущим государем, рассчитывая медленно и постепенно укрепить свое влияние на него, а пока «составить как бы священную охрану своего (выделено Вернадским. -- Ю.С.) государя -- цесаревича, защищая его от всех возможных случайностей дворцовой интриги» [8; 296]. Формулируя тезисы к своей диссертации «Русское масонство в царствование Екатерины II», Г.В.Вернадский собирался защищать положение о том, что «масонство было тесно связано -- или, по крайней мере, стремилось себя тесно связать -- с цесаревичем Павлом Петровичем. Он и был для масонов реальным воплощением «Святого царя» их утопий; утопии эти появляются в тех же 1784-1785 гг., когда усиливаются попытки новиковского кружка завязать постоянные сношения с цесаревичем ...» [8; 501, 502].

Из приведенных выдержек совершенно не ясно, когда же масоны пытались «уловить» Павла в свои сети: в 1769 г. или пятнадцать лет спустя? И если в 1784 -- 1785 гг. масоны, по Г.В.Вернадскому, еще только усиливают попытки завязать постоянные отношения с Павлом Петровичем, не означает ли это, что до этого времени все их попытки заканчивались безрезультатно? Маститый историк совершенно прав, когда утверждает, что для русских масонов «указанный Святым Промыслом Государь это -- Павел Петрович, спасать его от «угрожений» и давал обещание масон шведской системы. Десница истинного масона должна была поддерживать не лицо, сидящее на престоле, а, наоборот, -- от этого лица охранять истинного государя, наследника-претендента» [8; 297].

Никто и не возражает против того, что масоны связывали с восшествием на престол Павла Петровича совершенно определенные надежды, но это совсем не означает, что Павел давал им для этого поводы. Все дело в том, что только он законный наследник, и в этом качестве россияне присягнули ему еще в 1762 г. Другого «указанного Святым Промыслом Государя» в России в это время еще не просматривалось, поэтому все планы масонов строились в расчете на великого князя.

В литературе высказано мнение, что Павел не был пассивным зрителем, индифферентно наблюдавшим за деяниями масонов. Напротив, он видел в них политических союзников, совершенно явственно им покровительствовал, рассчитывал с их помощью «быстрее овладеть троном». Подобные построения в своей основе имеют тезис о том, что Павел Петрович, неудовлетворенный своим статусом в империи, готов был вступить в борьбу за свои права, опираясь в том числе и на тайные масонские организации. В действительности, цесаревичу (факт твердо установлен) не нужен был престол любой ценой.

Участия Павла в заговоре и дворцовом перевороте, аналогичном перевороту 1762 г., приведшему саму Екатерину к власти, императрица никогда не боялась. Лучшее подтверждение этому -- наличие гатчинских войск. По спискам на 1796 г. они состояли из 2399 человек, в том числе в пехоте -- 1675 человек (74 офицера), в кавалерии -- 624 (40 офицеров), в артиллерии -- 228 человек (14 офицеров) [35; 35]. Подчинялись гатчинские батальоны только Павлу.

Напомним, что по традиции считается, будто бы Елизавета Петровна совершила удачный дворцовый переворот, имея под рукой лишь 80 преображенцев. Доброхоты напоминали Екатерине, что маневры павловских войск проходят слишком близко от ее резиденции, которую охраняли лишь 20 казаков, и возможны нежелательные эксцессы, но государыня лишь посмеивалась. Что же, она была так наивна, что не пугалась трех батальонов, преданных Павлу, но испугалась Новикова, «старичонки, скрюченного гемороида- ми», по слову графа К.Г.Разумовского, и его связей с Павлом, на поверку оказавшихся едва ли не вымышленными? Наивной Екатерина, разумеется, не была.

Уверенность императрицы в том, что сын никогда не забудет своего долга по отношению к ней, кроется в личных качествах великого князя. Мать, зная их, вполне полагалась на преданность и стремление к законности Павла Петровича и его кредо: «Я -- подданный Российский и сын императрицы российской» [36; 84].

Иначе говоря, Павлу не нужны были союзники в борьбе за престол ни со стороны масонов, ни со стороны А. В. Разумовского (последний впоследствии признавался в своих намеках Павлу на возможный переворот в его пользу), ни со стороны европейских монархов именно потому, что он не вел вообще никакой политической борьбы, да и главным своим врагом он считал вовсе не мать, а Г.А.Потемкина, занявшего в империи то место, которое надеялся получить наследник.

Если, вслед за Е.С.Шумигорским, Т.О.Соколовской, В.С.Лопатиным и рядом других историков, признавать Павла Петровича масоном, то возникает вопрос о том, когда же именно царевич сделался «вольным каменщиком». Большинство авторов предлагают различные варианты вероятного вступления великого князя в масонскую ложу, все они укладываются в период 1776 -- 1782 гг., -- время «наибольшего распространения масонства в России в XVIII веке», по Т.А.Бакуниной.

Так, по одной из версий Павел Петрович сделался масоном во время своей заграничной поездки в 1776 г., когда он ездил в Берлин за невестой и был встречен Фридрихом II с тяжеловатой прусской помпезностью. Основанием для такого мнения стала известная специалистам брошюра с названием, которое в русском переводе звучит так: «Вступительная речь к принятию Святой Императорской Мастерской Российского Великого Князя в Фридрихсвильде 6 августа 1776» [5; 49].

По другой версии, представленной Е.С.Шумигорским, наиболее вероятной датой вступления цесаревича в ряды вольных каменщиков должно считать лето 1777 г. Посвящение Павла произошло под влиянием речей Н И.Панина и А.Б.Куракина в Петербурге, принят он был сенатором И.П.Елагиным келейно (выделено Шумигорским. -- Ю.С.), в собственном его доме, в присутствии НИ.Панина. Эту позицию разделяет и современный исследователь В И.Сергеев [37; 141, 142, 38; 328]. Основанием для подобного утверждения стала процитированная этими авторами со ссылкой на В.И.Семевского записка особенной канцелярии (В.И. Сергеев неверно называет ее «особой») Министерства полиции, носящая, по Е.С.Шумигорскому, характер официального документа. Ссылка на В.И.Семевского в статье Е.С.Шумигорского имеет следующий вид: «Минувшие годы. 1807, 11, 71» [37; 142]. В И.Сергеев о публикации В.И.Семевского не упоминает вовсе. В отсылке Е.С.Шумигорского многое непонятно. Ясно, что В.И.Семевский ничего в 1807 г. опубликовать не мог, ибо родился с лишним сорок лет спустя; если же В.И.Семевский просто упоминает об этой записке в своих трудах, в свою очередь ссылаясь на публикацию 1807 г., тогда остается загадкой, кто и когда ее опубликовал. Во всяком случае, Министерства полиции не существовало ни в 1776, ни в 1807 гг. Министерство полиции как центральное административно-полицейское учреждение существовало в 1810 -- 1819 гг.; его особенная канцелярия действительно осуществляла надзор за деятельностью масонских лож [39; 90].

Наконец, многие историки полагают, что Павел Петрович мог стать вольным каменщиком и в 1782 г., во время своего заграничного «ревю», когда он с женой, под именем графа и графини Северных, посетил ряд европейских стран.

Кроме Н.И.Панина и А.Б.Куракина, среди лиц, приведших Павла к масонству в зависимости от даты предполагаемого вступления чаще всего называют имена принца Генриха Прусского и шведского короля Густава III. Впрочем, последнего цесаревич не любил и даже презирал.

Подчеркнем, что три эти даты приводит, как правило, один и тот же историк в одной и той же работе. Не является ли это лучшим доказательством того, что для этих исследователей они являются не реальными, а лишь предполагаемыми, возможными датами вступления Павла Петровича в масонскую ложу. Однако бурные события, связанные с деятельностью Н.И.Новикова, заставляют нас отказаться от любой даты вступления Павла в масонские ложи в период с 1776 по 1782 гг., и вот почему. Хорошо известно, что русские масоны попытались напомнить о себе великому князю, действуя через крупного русского архитектора В.И.Баженова, известного Павлу с детства. По поручению масонов Баженов трижды встречался с Павлом Петровичем (в 1784, 1787 и 1791 гг.) и преподносил ему изданные Новиковым книги религиозного содержания. В разговорах с цесаревичем архитектор, по мнению Н.И.Новикова, «много врал и говорил своих фантазий», т.е. сопровождал масонское учение собственным политическим комментарием [8; 307]. Во время третьего визита Баженов был встречен Павлом с «превеликим гневом», при этом цесаревич заявил: «Я тебя люблю и принимаю как художника, а не как мартиниста, о них же и слышать ничего не хочу и ты рта не разевай о них говорить» [37; 146]. Начавшееся следствие по делу Н.И.Новикова вскрыло контакты мартинистов с великим князем, по крайней мере, шедшие через Баженова. Екатерина отнеслась к этому факту чрезвычайно болезненно. Следствию было поручено выяснить: «уловляли» ли и «уловили» ли мартинисты в свои сети «известную особу», т.е. наследника. К следствию был подключен известный С.И.Шешковский, глава Тайного департамента Сената. Материалы следствия незамедлительно поступали в Петербург, к государыне. Ее статс-секретарь Храповицкий, знакомый, естественно, с реакцией Екатерины, зафиксировал в своем дневнике, имея в виду Павла: «Он еще не масон» [40; 157, 158]. Именно поэтому сурово обошлись лишь с Новиковым, прочие фигуранты (Н.Трубецкой, И.Лопухин, И.Тургенев,В.Баженов) фактически не пострадали. Масонские ложи были прикрыты.

Материалы следствия убедили Екатерину и должны убедить нас: в 1792 г. Павел Петрович «еще не масон»; стало быть, все рассуждения о его обращении до 1792 г. -- лишь досужие вымыслы. Нам непонятна логика авторов, и дореволюционных, и современных, которые рассуждают о масонстве Павла в 1776-1782 гг. и тут же приводят выдержку из Храповицкого и реакцию Екатерины на материалы следствия по делу Новикова. Следует согласиться с Л.Хассом: «. неопровержимым доказательством принадлежности к ложе являются только членские списки лож. Историк обязан отличать организационные масонские документы в строгом смысле этого слова от всяких других масонских бумаг, вроде докладов на заседаниях лож, заметок и т.п. К обнаруживающимся в таких источниках сведениях о масонстве тех или иных лиц обязателен сугубо критический подход» [3; 28, 29]. Надо ли говорить, что таких документов, касающихся Павла Петровича, до сих пор не найдено.

Хорошо известно, что видный русский масон Шредер в беседах с одним из лидеров германских масонов Вельнером получил от «брата» совет: великого князя можно принять в орден. При этом предполагалось, что Павел займет пустующий пост Провинциального Гроссмейстера Восьмой автономной провинции ордена розенкрейцеров. [8; 309 и далее]. Однако в некоторых публикациях Павел уже фигурирует как Провинциальный Гроссмейстер в списках Главного Совета (Капитула) русской провинции. Вновь предполагаемое выдается за действительно бывшее.

В ходе следствия над Новиковым Екатерина обратилась к сыну за разъяснениями. Великий князь с негодованием отверг мысль о своем масонстве, назвав ее «клеветнически-лакейской», масонскую же теорию Павел счел «нагромождением бессмысленных слов». В другой раз слухи о своем масонстве цесаревич обозвал «сплетнями передней», причем сделал это в дружеской, неформальной обстановке, а вовсе не перед лицом государыни или ее доверенных лиц. Екатерина, повторимся, признала, что на великого князя «пасквиль склепан». Однако кто же автор «пасквиля»? П.Н.Милюков предлагает свой ответ на этот вопрос. Светлейший князь Г.А.Потемкин, намереваясь «вырвать зуб», т.е. скомпрометировать екатерининского фаворита П.А.Зубова, должен был доказать императрице свою незаменимость, не иначе как спасая ее от смертельной опасности. Случай представился с началом русско-турецкой войны, в ходе которой у России испортились отношения с Пруссией и Швецией. Государи этих стран сильно покровительствовали масонам, а русские масоны поддерживали связи со своими «братьями» в этих странах. А поскольку Павел имел контакты с масонами («довольно невинные», по Милюкову; Баженов, например, отстраивал наследнику Каменноостровский дворец) и состоял в переписке с русским послом в Берлине бароном Алопеусом, также масоном, возникала любопытная коллизия, позволявшая Потемкину держать императрицу в постоянном страхе. Остальное, по мнению П.Н.Милюкова, доделали слухи, один другого нелепее: благотворительная деятельность мартинистов в 1787 г., когда Новиков спас от голода сотни крестьян, подавалась как намерение «опереться на низшие классы»; Павлу помогут взойти на престол, а Екатерину устранят и т.п. У Потемкина, если верить П.Н.Милюкову, был готов даже ответ на вопрос: где мартинисты возьмут деньги -- «очевидно, масоны делают фальшивые ассигнации» [23; 373]. В любом случае предполагаемое масонство наследника служит цели скомпрометировать цесаревича в глазах императрицы и одновременно скомпрометировать Павла в глазах двора, света, верхушечного слоя русского дворянства, о негативном отношении которых к масонам мы уже сказали.

Таким образом, ни один из авторов, признающих масонство Павла Петровича, не в состоянии обосновать дату его обращения ни отсылкой на авторитетный документ, ни историческими фактами, выстроенными с безупречной логикой. Более того, эти авторы ни слова не могут сказать о деятельности Павла Петровича в масонских ложах, об его участии в масонских церемониях и обрядах. Даже портреты Павла, на которых он изображен с масонской символикой, по мнению Т.А.Бакуниной, написаны были уже в XIX столетии [5; 50] и в силу этого не могут служить доказательством масонства Павла. Естественны также вопросы: в какую именно ложу вступил Павел Петрович и к какому направлению в масонстве он примкнул? И на этот вопрос ответа не дается, исключая разве что откровенно фантастические, вроде того, что цесаревич был, по данным П.Морана, иллюминатом (иллюминатов в России не было вовсе) или состоял членом ложи «Малый свет» в Риге.

Остановимся еще на некоторых аргументах, высказанных в литературе в поддержку тезиса о масонстве Павла.

Твердо установлено, что многие тогдашние монархи и члены королевских домов, например, шведский король Густав III и прусский король Фридрих-Вильгельм, были масонами, почему бы Павлу, по логике многих авторов, им не быть? Более того, признавая эволюцию многих думающих и читающих людей XVIII в. от вольтерьянства к масонству, авторы указывали на возможные параллели между Пруссией и Россией. Прусский король Фридрих II -- вольтерьянец, а его сын и наследник -- масон; российская императрица Екатерина II -- вольтерьянка, тогда сын ее просто обречен быть масоном. Действительно, Павел довольно рано перестал быть вольтерьянцем, но от вольтерьянства он пришел не к масонству, а к религии отцов -- православию. Искреннее и теплое православие Павла Петровича можно считать твердо установленным. Считаясь с этим фактом, но настаивая на масонстве цесаревича, ряд историков делали вывод о том, что масонство могло привлечь Павла Петровича не только борьбой с материализмом энциклопедистов, но и своим религиозным характером; якобы и Павел по своему душевному складу не чужд был экзальтации, мистике, даже оккультизму. Последние выводы делались авторами на том основании, что Павел Петрович жарко молился у святых икон (паркет заметно вытерт его коленями), нередко умиляясь и обливаясь слезами, верил гаданиям. Баронесса Оберкирх в своих письмах (достоверность их с точки зрения многих историков сомнительна) сообщает о беспредельной вере Павла в сны и пророчества. Якобы и Михайловский замок был выстроен в результате видения, посетившего императора. Однако подобные построения доказывают лишь, что Павел Петрович, как и всякий русский православный человек, не чужд был и некоторых суеверий, но никак не доказывает его склонности к масонской идеологии, ибо имеется одно кардинальное различие: отношение к церкви.

Проследить отношение Павла Петровича к христианским конфессиям удобнее всего после ноября 1796 г., когда оно вылилось в законченную государственную политику. Павел I, как известно, в течение своего непродолжительного царствования попытался реставрировать в России самодержавную модель власти с учетом экономических, политических и идеологических реалий конца XVIII в., к каковым надлежит отнести разложение феодально-крепостнического хозяйства, втягивание экономики России в мировой рынок, торжество абсолютизма, основанного на идеях европейского просвещения, необходимость борьбы, в том числе и идейной, с победоносной революционной Францией, наличие сановной фронды в Российской империи, оживление крестьянского движения в 1796 -- 1797 гг. и многое другое.

Именно руководствуясь этими соображениями, Павел предпринял ряд энергичных мер для укрепления Русской Православной Церкви. Так, император щедро награждал высших иерархов орденами, душами, землей, драгоценными наперстными крестами и т.п. Указом от 18 декабря 1797 г. Павел увеличил общую сумму жалованья духовенству более чем на 100 %. Одновременно в 2-5 раз увеличивались земельные наделы архиерейских домов и монастырей. Улучшалось материальное положение сельских священников: указом от 3 декабря 1798 г. они освобождались от повинностей по несению караульной службы и содержанию полиции; указ 11 января 1798 г. предписывал прихожанам обрабатывать земли священника (церковный надел присоединялся к крестьянской запашке, а священник получал от крестьян натурой или сообразно с рыночной ценой на сельскохозяйственную продукцию). Одновременно предпринимались шаги, имевшие целью упрочить церковное влияние в массах. Ряд павловских указов отменял тяжелые штрафы за уклонение от исповеди, имевшиеся в России с петровских времен, -- вместо них вводится церковное покаяние; указ 31 января 1801 г. разрешал прихожанину исповедоваться в любое удобное для него время. Павел склонен был использовать сельский клир в деле «успокоения» крестьян. Так, указ от 1 мая 1797 г. предписывал священникам «. отвращать народные возмущения», при этом разрабатывались очень конкретные меры для поощрения и наказания священнослужителей в этой части.