К вопросу о предполагаемом масонстве российского императора Павла I

Вообще меры по укреплению положения сельских священников весьма характерны для царствования Павла I. Указ от 22 декабря 1796 г. обеспечил будущность детей сельских священников -- они направлялись на вакансии по церквам, их использовали в качестве учителей и приглашали на военную службу. Павловским законодательством облегчалось получение соответствующего образования: в 1797 г. были вновь открыты Вифанская, Брацлавская и Переяславская духовные семинарии; в 1800 г. семинарии открылись в Калужской, Оренбургской, Пермской, Саратовской и Слободско-Украинской епархиях. Очень существенно (более чем в пять раз) увеличилось денежное содержание духовных академий в Москве, Петербурге, Киеве и Казани, заметно (примерно в два раза) увеличивались правительственные ассигнования на содержание семинарий.

Были значительно переработаны программы обучения в духовных академиях. Кроме специальных курсов, в них преподавались «полная система философии и богословия», «высшее красноречие», физика, латынь, греческий, древнееврейский, немецкий и французский языки. Двух лучших семинаристов за казенный счет могли посылать для обучения в академию. Государство пыталось контролировать и нравственный облик священно- и церковнослужителей. Так, специальным указом им запрещено было посещать питейные дома.

Павел не был чужд религиозной веротерпимости, особенно по отношению к другим христианским конфессиям. Император решительно пресек всяческие гонения на старообрядцев, так характерные для «просвещенной» Екатерины; им возвращались конфискованные ранее книги. Такая же терпимость была проявлена по отношению к униатам и католикам. Так, при Павле митрополит Сестренцевич-Богуш, ставший с 1798 г. кардиналом, возглавлял специально учрежденный департамент для управления делами римско-католической церкви, но выступал за отделение католической церкви России от Рима. Павел наградил его орденом Андрея Первозванного и Иерусалимским крестом. Юстиц-коллегию при Павле возглавлял барон Гейкинг, одновременно курировавший консисториальные дела у лютеран, кальвинистов и католиков. Гейкинг полагал, что католики в России, как и во всем мире, должны признавать примат папы, в силу этого барон считался врагом Сестренцевича, что не мешало ему в высоких чинах служить империи и императору. В своих записках Гейкинг передал позицию императора по этому вопросу. Павел заявил барону: «Я предоставляю вам самые широкие полномочия относительно ваших господ пасторов. Глядите во все глаза и сообщайте мне; я знаю, что многие из них пропитаны духом новшеств и обнаруживают воззрения, сходные с теперешними французскими учениями. Законосуществующим в моем государстве вероисповеданиям я всегда буду покровительствовать и, следовательно, и служителям их; но пусть они не уклоняются от подобающего повиновения законам, иначе я накажу их примерно, потому что они будут вдвойне виноваты» [41; 378]. Таким образом, позиция Павла по отношению к католикам состояла в следующем: они должны подчиняться законам, а закон им покровительствует.

Павел более чем Екатерина «уважал традиционные структуры на окраинах империи» и не проявлял такого стремления к унификации государства, как Екатерина, чем, безусловно, укрепил империю. Павел отказался от применения насилия и принуждения при обращении украинских и белорусских униатов в православие. По поручению императора минский губернатор, действительный статский советник Корнеев ездил по своей губернии, чтобы понять, почему народ равнодушен к православной церкви. В рапорте на высочайшее имя Корнеев предложил конкретные меры для исправления ситуации, главнейшая из которых состояла в следующем: «Просить Минского и Волынского архиепископа Иова разрешить служить униатским попам, чтобы не творить никакого насилия» (выделено нами. -- Ю.С.). Павел согласился [42; 1561-1563]. Для сравнения: Екатерина после разделов Польши распустила униатские епископства, и до 1796 г., по крайней мере, 1,8 млн. униатов были насильственно возвращены в православие [43; 65]. Павел осуждал насилие в вопросах веры, выступал за свободу совести де-факто, требуя лишь соблюдения законов.

Ничего общего с надысторической и универсальной религиозностью масонов, с их горячим отрицанием церкви и церковно- и священнослужителей мы не находим ни в конфессиональной политике императора, ни в его приватной жизни.

Укажем еще на одно обстоятельство. Для европейских историков тот факт, что короли Пруссии и Швеции были масонами, никак не отразился ни на статусе этих государств, ни на проводимой ими политике, ни на судьбе их народов, по крайней мере, в глобальном плане. Принято считать, что членство в масонских ложах -- приватное дело Густава III и Фридриха-Вильгельма. И только для отечественных историков подозрения в масонстве Павла Петровича выступили основаниями для однозначно негативных оценок его политики.

Масонские реминисценции, с точки зрения А.М.Пескова, можно наблюдать в коренных нравственных императивах Павла (честность, справедливость, верность), которые наряду с его религиозностью, романтизмом и рыцарственностью, с точки зрения многих авторов, выдают в нем масона. На подобные упреки в адрес Павла Петровича проще всего ответить язвительным замечанием П.Н.Милюкова: «Когда молодой писатель того времени рисует себе полный контраст с изображенной выше сатирой на «вольтерьянца», когда он стремится наделить свой идеал всеми возможными «достоинствами», у него сам собой выходит из-под пера житейский кодекс масона» [23; 346]. Мысль видного русского историка предельно понятна: достаточно приписать той или иной фигуре русского XVIII в. высокие достоинства, как немедленно оказывалось, что эти качества соответствуют масонскому идеалу, масонскому нравственному кодексу. Таким образом, под пером некоторых дореволюционных, советских и современных авторов, сочувствующих Павлу, наделявших его самыми высокими качествами, выписывается образ, который они без всякой иронии склонны трактовать как тождественный масонскому.

Остановимся на рыцарственности Павла Петровича. Еще несколько лет назад рыцарственность и романтическая приподнятость толковались авторами как дурные для наследника и государя качества [44]. Однако в новейшей литературе понятие «рыцарственность» реабилитировано, более того, понятия «русский рыцарь», «рыцарь Российской Империи» не только широко используются, но даже выносятся в заглавие как сущность авторского отношения к своему герою [45]. Ричард Уортман полагал, что «Николай I не прочь был вести себя как рыцарь. Его любовь к императрице подавалась как благородный акт самозабвенной преданности» и далее «Александр II был рыцарем, покровительствующим беспомощному существу (будущей жене. -- Ю.С.)» [46; 345, 486]. Подобную метаморфозу-- признание рыцарственности Павла явлением глубоко положительным -- пережили и младшие современники Павла I. Н.И.Греч в своих знаменитых мемуарах осуждает те качества Павла Петровича, которые можно обозначить как рыцарские. Но, когда 1 августа 1851 г. состоялась церемония открытия статуи Павла в Гатчине Н.И.Греч, рассказывая читателям «Русского художественного листка» об этом событии, пишет, что русские люди увидят в статуе «лик государя, который водворил с собой на троне любовь к порядку, уважение ко всему достойному уважения, строгую справедливость и нелицеприятную грозную кару пороку, беспредельную щедрость заслуге и достоинству». И далее: «Но в конце сего века (XVIII. -- Ю.С.) Россия вознеслась еще выше, сделавшись не покорительницею, а защитницею народов, употребив грозные силы свои на великодушие, бескорыстное вспоможение слабым против сильных, утеснением против утеснителей, правым против неверных, верующим против нечестивцев» [47; 1]. Под пером Н.И.Греча Павел предстает настоящим рыцарем.

Тем не менее особая рыцарственность Павла, наряду с якобы имевшейся у него ненавистью к Екатерине, многими трактуется как реальный двигатель павловских реформ. Вслед за мемуаристами считал Павла «романтическим императором» А. С.Пушкин; «коронованным Дон Кихотом» назвал Павла Петровича А.И.Герцен. Историк Н.Я.Эйдельман трактует это качество императора, во-первых, как производное от неверно понятых средневековых рыцарских кодексов чести; во-вторых, как следствие определенным образом интерпретированных масонских идей, образов; в-третьих, как результат влияния идей, идущих в общем контексте развития революционного романтизма в Европе на основе неприятия буржуазной революции во Франции [48; 72-76]. Историк считал «рыцарственность» Павла I одним из решающих моментов, определявших его миросозерцание, качеством, повлиявшим на его внутреннюю и внешнюю политику и поэтому имевшим общероссийское значение.

Мы не склонны видеть в романтизме Павла ни квинтэссенцию его личности, ни основного идеологического обоснования его деятельности. Напротив, романтический флер павловских писем и приватных бесед, соответствующие поступки императора не должны скрывать сущностные начала ни в его политике, ни в самой его личности. Павел Петрович вовсе не склонен был смотреть на мир сквозь розовые очки и не пытался воевать с ветряными мельницами. Его политика была подчинена потребностям империи и направлена на укрепление абсолютизма, на максимально возможную централизацию государственного аппарата, усиление личной власти монарха. Она представляла собой адекватную реакцию (с точки зрения самодержца) на великие идеи и принципы французской буржуазной революции и особенности российской социально-политической жизни (еще не изжитые попытки сановной фронды ограничить самодержавие, усилившиеся крестьянские волнения, отсутствие единого законодательства и пр.).

Объективное содержание политики Павла I никак нельзя считать утопией. Однако методы ее проведения, ориентированные на чрезвычайную скорость претворения задуманного в жизнь и «железную лозу» и основанные на известном пренебрежении к личной свободе и праву дворянина, сами по себе не могли быть успешными. Но эти методы утопичны лишь постольку, поскольку вообще утопичны попытки любой центральной власти путем «закручивания гаек», репрессий, подавления личной свободы добиться политической стабильности и динамичного, поступательного развития государства. Что же касается форм, в которые Павел облекал свои начинания, то они вполне традиционны для России и не отличаются заметно ни от предшествующего, ни от последующего царствования. Более того, романтическая струнка, хоть и не чужда была Павлу, вовсе не определяла его натуру. Он был более джентльмен, чем средневековый рыцарь. Почтительность и любезность с дамами, умение помнить свои обещания, стремление поступать сообразно законам и правилам, им же установленным, отмечают у Павла многие современники и трактуют их как проявление «рыцарства времен прошедших». Думается, названные качества порождены французским воспитанием государя, придворным этикетом и особенностями характера, нежели некими мистическими рыцарскими обрядами. Иными словами, нет других подтверждений романтического рыцарского мировоззрения Павла I, кроме утверждения мемуаристов да двух-трех словечек самого императора.

О.Ю.Захарова справедливо толкует конец XVIII - начало XIX вв. как время увлечения идеалами рыцарского средневековья. Ритуалы рыцарства внедрялись в придворную жизнь. Конные рыцарские ристалища («карусели») с заменами на механическую карусель прижились при русском дворе. Первое подобное действо состоялось на Царицыном лугу в Петербурге в 1766 г. В его честь была выбита золотая медаль, на одной стороне которой была изображена императрица Екатерина II, на другой -- само ристалище с парящим орлом. Действо повторилось 20 и 25 июня 1811 г., при Александре I. Всякий раз избирался победитель, провозглашавший королеву и проч. [49; 106-112]. Весьма характерно, что подобных светских забав при Павле не существовало. Следует, таким образом, признать, что некая рыцарственность, сопровождаемая соответствующими играми и церемониалами, не есть характеристика только павловской эпохи и только Павла. Следовательно, мы должны, опираясь на тягу к рыцарственности, относить к масонам всех ее носителей -- от Екатерины II до Александра II, либо перестать считать Павла I масоном на основании его рыцарственности, да еще и дурно истолкованной. Справедливости ради отметим, что историки прежде всего ставят в вину Павлу Петровичу принятие им под свое покровительство Мальтийского ордена именно в силу его рыцарственности.

По мнению О П.Ведьмина, в XVIII в. Мальтийский орден трансформировался в масонство. Аргументы историка в пользу этого утверждения таковы: академик А.Н.Пыпин в публицистической статье заметил, что мальтийское рыцарство отчасти было похоже на масонских тамплиеров, а Т.Соколовская полагала, что Мальтийский орден по своей обрядности близко подходил к высшим рыцарским степеням шведского масонства [44; 26]. Оставим в стороне параллели между мальтийскими рыцарями и масонами, но попробуем доказать, что принятие мальтийского ордена под русское покровительство вполне объяснимо политическими реалиями.

В литературе появление мальтийских рыцарей в России связывают с именем Юлия Ренато (Юлия Помпеевича в православии) Литты. Он родился в Милане в 1763 г. в весьма знатном семействе; с 17 лет записан в мальтийские рыцари, много воевал на море. В январе 1789 г. с рекомендациями гроссмейстера герцога Рогана поступил на русскую службу в чине капитана I ранга. Командовал легкой гребной флотилией на Балтике. За мужество в первом Роченсальмском сражении (1789 г.) получил орден св. Георгия, золотую шпагу с надписью «За храбрость» и чин контр-адмирала, однако год спустя уволился с русской службы. В 1795 г. Литта по поручению Рогана приехал в Петербург хлопотать о возвращении Мальтийскому ордену доходов с Острожского приорства (В 1773 г. по взаимному соглашению держав, участвовавших в разделе Польши, устанавливалось польское приорство ордена св. Иоанна Иерусалимского с шестью командорствами. Центром его стал г. Острог, на содержание польского приорства должно было отпускаться 180 тысяч флоринов. Хлопотать об этих деньгах и приехал Литта в Россию в 1795 г.) и был принят «как старый друг», однако денег не получил. 17 сентября 1798 г. Литта принял русское подданство, за что был пожалован Павлом I графским титулом и командорством, но уже 18 марта 1799 г., из-за конфликта с Ф. В. Ростопчиным Литта уволен «без прошения» в отставку. Вскоре он был возвращен, но служба сделалась Литте неинтересна, ибо его привлекла вполне счастливая и обеспеченная частная жизнь -- ему удалось утроить доходы от имения жены и уплатить все долги. 9 июля 1811 г. Александр I назначил Литту членом Государственного совета, а Николай I сделал графа обер-камергером (камер-юнкер А.С.Пушкин по службе был ему подчинен) и пожаловал ему орден Андрея Первозванного. Скончался Юрий Помпеевич 26 января 1839 г., честно послужив четырем российским императорам. Николай I должным образом оценивая это, присутствовал на похоронах [50; 211-215].

Ни в жизненном пути, ни в деяниях графа Литты мы не находим ничего такого, что позволило бы считать справедливым мнение о нем как об «авантюристе», «политическом проходимце», «шарлатане», высказанное в литературе. Литта действительно пытался убедить императора Павла I, что мальтийский орден может стать своеобразным оплотом христианства против неверия и защитником монархии против якобинства. При таком подходе («борьба с неверием») известное противоречие между православием и католицизмом неминуемо должно было отойти на второй план. Литта доказывал, что Россия могла бы, опираясь на структуры ордена, объединить дворянство Европы, вне зависимости от национальности и подданства, в борьбе с французской революцией. Павел I, действительно желавший противопоставить русское влияние в Европе французскому, а равно обосноваться твердо на Мальте, чтобы иметь в Средиземном море надежную базу, заключил с гроссмейстером мальтийских рыцарей специальную конвенцию. Польское гранд-приорство уничтожалось, вместо него утверждалось Великое Приорство Российское, состоящее из десяти командорств, на содержание которых отпускалось 300 тысяч флоринов. Специально оговаривалось, что гранд-приорство и командорство «не должны ни под каким видом жалованы быть кому-либо иному, кроме подданных империи» [51]. Специальным указом Павел оговорил правила управления имениями, отошедшими к командорствам мальтийского ордена. В частности, командор не мог претендовать на получение большего денежного оброка, чем платили казенные крестьяне по последней ревизии; не имел права «заводить фабрики и заводы», т.е. заниматься предпринимательской деятельностью; не имел права сводить леса, а тем более торговать лесом; всякого рода сделки с имениями, входящими в командорство, в том числе сдача их в аренду, строжайше запрещались; в деревнях сельскохозяйственные угодья делились таким образом, чтобы крестьянам отходило 2/3 земли, а владельцу 1/3 и т.д. [52].

Гроссмейстер мальтийцев герцог Роган с благодарностью прислал в Петербург орденскую святыню -- крест, который носил один из самых знаменитых мальтийских рыцарей Ла Валетт и предложил императору Павлу I сделаться «протектором», т.е. покровителем, защитником ордена, на что император дал согласие. 11 января 1799 г. появился указ о создании корпуса кавалергардов, шефом которого назначался Литта, а лейтенантом -- князь В.П. Долгоруков. Последний после отставки Лит- ты возглавил корпус. Вскоре на основе этого корпуса (3 апреля 1799 г.) учреждался «двор великого магистра державного ордена св. Иоанна Иерусалимского». Формированием личного состава корпуса занимался исключительно В .П. Долгоруков. Личный состав корпуса составлялся им на основе унтер- офицеров Конной Гвардии, а также «служащих в присутственных местах при письменных делах, имеющих чин коллежского регистратора». Привлекались и недоросли, преимущественно из Малороссии. Штаб-, обер- и унтер-офицеры, назначенные в корпус кавалергардов, жаловались Павлом I в мальтийские рыцари. Других мальтийских рыцарей, кроме кавалергардов, по большому счету, в России никогда не было. 11 января 1800 г. корпус трансформирован в полк, т.е. поступил в общий состав войск России, с неизменными требованиями дисциплины, подчинения уставам и проч., удержав единственную привилегию: стража у трона при венчании на царство российских монархов назначалась только из кавалергадов [50; 48-51]. Нижний состав полка, т.е. двора мальтийских рыцарей, формировался после этого за счет перевода из армейских кирасирских полков, а офицеры переводились из Конной гвардии [50; 52]. Других мальтийских рыцарей, скажем еще раз, в России не было.

Изгнание папы Пия VI из Рима и оккупация Мальты французами, из-за бездействия гроссмейстера Гомпеша удавшаяся французами очень легко, имели значительные последствия. Папа лишил Гомпеша гроссмейстерства, что вызвало одобрение большинства мальтийских рыцарей. Тогда-то и возникла идея предложить гроссмейстерство протектору ордена. Существуют сведения, что Павел I снесся с папой, пригласил его в Россию и с его согласия принял на себя гроссмейстрество. 29 ноября 1798 г. в Георгиевском зале Зимнего дворца Литта от имени Капитула (т.е. Совета) ордена держал речь и торжественно провозгласил Павла I гроссмейстером («гранд-метром»), поднеся соответствующие акт и регалии.

Мальтийские рыцарские обряды в России, за участие в которых Павла так часто упрекали, действительно имели место. Так, при участии Павла I, императрицы Марии Федоровны, наследника Александра Павловича и при огромном скоплении народа проходил главный орденский праздник -- обряд сожжения костров накануне Иванова дня, известный еще с Палестины, когда рыцари сжигали белье своих странноприимных домов. Не участвовать в подобных церемониях гроссмейстер и протектор ордена, конечно же, не мог. Отказ Англии, захватившей Мальту, вернуть остров ордену стал одной из причин, приведших к резкому ухудшению русско-английских отношений, что, в конечном счете, привело к заговору и цареубийству в ночь с 11 на 12 марта 1801 г.

Таким образом, даже беглое обращение к фактической стороне дела позволяет сделать вывод о том, что у Павла к мальтийским рыцарям была прежде всего «любовь политическая», в руководстве ордена наличествовали только русские подданные, да и большинство мальтийских рыцарей в России считали своим родным украинский язык. Параллели же между мальтийцами и масонами становятся вовсе неуместными -- не зачислять же в масоны всех офицеров-кавалергардов, пожалованных в мальтийские рыцари.

Некоторые авторы, в частности О.П.Ведьмин, полагают, что Павлу принципиально были чужды краеугольные камни будущей теории официальной народности -- православие, самодержавие, народность -- на том основании, что Павлом I создана «самодержавно-масоно-рыцарская идеология» [44; 198]. Разберем это утверждение.

Петр I отказался от самодержавной модели власти и попытался заменить ее иной моделью, основанной на идеях просвещения. Еще Д.А.Хомяков указывал: «Вся суть реформ Петра сводится к одному -- к замене русского самодержавия абсолютизмом. Самодержавие, означающее первоначально просто единодержавие, становится с него римско-германским императорством. Царь есть «отрицание абсолютизма» именно потому, что он связан пределами народного понимания и мировоззрения, которые служат той рамой, в пределах коей власть может и должна почитать себя свободной» [53; 103]. Кризис абсолютистской модели власти и в еще большей степени ее идеологического обоснования, проявившиеся вполне наглядно в 1775-1793 гг., заставили Павла Петровича искать новые начала в управлении империей. Он нашел их в самодержавии, т.е. в той модели власти, идеологической основой которой является православное мировоззрение. Русские православные люди XVIII в., и Павел Петрович в том числе, разумели под православием, самодержавием и народностью вовсе не то, что современный историк О П.Ведьмин, но для последнего это не может быть основанием для отрицания в деятельности Павла наличия этих высоких принципов. Впрочем, О.П.Ведьмин прав, когда указывает, что идеология при Павле была самодержавной.

Справедливости ради укажем, что едва ли не первым на историческую роль Павла I и его реформ в плане возвращения к самодержавным началам и православным ценностям указал И.Л.Солоневич, видевший в царствовании Павла Петровича достаточно полное воплощение идеала «народной монархии». Во многом прав историк начала ХХ в. В.И.Вишняков, заметивший, что вне православия невозможно понять ни личности, ни деяний Павла [54; 8].

Наконец, многие современные авторы должны разделить ответственность за логику научного исследования, подобную логике Г.И.Чулкова: «насколько Павел был «уловлен» Новиковым, мы не знаем. Мы не знаем также, когда именно Павел был «посвящен», однако едва ли можно сомневаться в том, что он был посвящен» [55; 42]. Уверенность подобных авторов в масонстве Павла Петровича вряд ли будет поколеблена какими бы то ни было рациональными доводами.

Таким образом, членство Павла Петровича в масонских ложах не только не доказано, но и, смеем утверждать, не может быть доказано при нынешнем состоянии источниковой базы. Одновременно мы никоим образом не готовы считать русских масонов XVIII в. врагами православия, церкви, империи и т.п. Наше понимание значения деятельности «вольных каменщиков» в России XVIII в. восходит к пушкинскому. В статье «Александр Радищев» А.С.Пушкин указывал, в частности: «В то время существовали в России люди, известные под именем мартинистов (выделено Пушкиным. -- Ю.С.). Мы еще застали несколько стариков, принадлежавших этому полуполитическому, полурелигиозному обществу. Странная смесь мистической набожности и философического вольнодумства, бескорыстная любовь к просвещению, практическая филантропия, ярко отличали их от поколения, которому они принадлежали. Люди, находившие свою выгоду в коварном злословии, старались представить мартинистов заговорщиками и приписывали им преступные политические виды. ... Нельзя отрицать, чтобы многие из них не принадлежали к числу недовольных; но их недоброжелательство ограничивалось брюзгливым порицанием настоящего, невинными надеждами на будущее и двусмысленными тостами на фран-масонских ужинах» [56; 31-32]. «Коварное злословие» -- так определил национальный гений измышления на масонов XVIII в., не изжитые и по сей день.

Список литературы

1. Соловьев О.Ф. Масонство в России // Вопросы истории. -- 1988. -- № 10.

2. Старцев В.И. Русские масоны XX века // Вопросы истории. -- 1988. -- № 6.

3. Хасс Л. Еще раз о масонстве в России начала XX века // Вопросы истории. -- 1990. -- № 1.

4. Николаевский Б.И. Русские масоны и революция. -- М.: Терра, 1990.

5. Бакунина Т.А. Знаменитые русские масоны. -- М.: Интербук, 1991.

6. Масонство в его прошлом и настоящем: В 2 т. -- М.: ИКПА, 1991.

7. ЛонгиновМ.Н. Новиков и московские мартинисты. -- СПб.: Лань, 2000.

8. Вернадский Г.В. Русское масонство в царствование Екатерины II. -- СПб.: Изд-во им. Н.И. Новикова, 2001.

9. Масонство и масоны. Вып. 1. -- М.: Культура, 1994.

10. Митрополит Антоний. Послание о масонстве // Николаевский Б.И. Русские масоны и революция. -- М.: Терра, 1990.

11. Лопатин В.С. Суворов не был масоном // Иванов О.А., Лопатин В.С., Писаренко К.А. Загадки русской истории. Восемнадцатый век. -- М.: Древлехранилище, 2000.

12. ПесковА.М. Павел I. -- М.: Молодая гвардия, 1999.

13. Пушкин А.С. Заметки и афоризмы разных лет // А.С.Пушкин. Полн. собр. соч. -- Т. 12. -- М.: ЦентрКом, 1996.

14. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. -- Т. 4. -- СПб.: Диамант, 1996.

15. Пыпин А.Н. Русское масонство. XVIII и первая четверть XIX в. -- Пг.: Огни, 1916.

16. БердяевН.А. Жозеф де Местр и масонство // Масонство и русская культура. -- М.: Искусство, 1998.

17. ЗафесовГ.Р. Тайные рычаги власти. -- М.: Мысль, 1984.

18. Платонов О.А. Тайная история масонства. Документы и материалы. -- Т. 1. -- 2. -- М.: Русский вестник, 2000.

19. Худушева И.Ф. Царь. Бог. Россия. Самосознание русского дворянства. (Конец XVIII -- первая треть XIX вв.). -- М.: ИФ РАН, 1995.

20. МикешинМ.И., ВоронцовМ.С. Метафизический портрет в пейзаже // Философский век. Вып. 2. -- СПб., 1997.

21. Юрков С.Е. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре. (XI - начало XX вв.). -- СПб., 2003.

22. ПустарнаковВ.Ф. Масоны // Исторический лексикон. XVIII век. -- М.: Изд. центр АЗ, 1996. -- С. 489-493.

23. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. -- Т. 3. -- М.: Прогресс, 1995.

24. Философский энциклопедический словарь. -- М.: Сов. энцикл., 1983.

25. ЧечулинН. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века. -- СПб.: Тип. В.С.Балашева, 1889.

26. Геллер М. История российской империи. -- Т. 2. -- М.: МИК, 2001.

27. Де Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. -- М.: Новое литературное обозрение, 2002.

28. Тайная история масонов. Документы и материалы. -- Т. 1. -- М.: Русский Вестник, 2000.

29. Зеньковский В.В.История русской философии // Масоны и русская культура. -- М., 1998.

30. Телепнев Б. Франкмасонство в России // Тайная история масонов. Документы и материалы. -- Т. 1. -- М., 2000.

31. Русская православная церковь против масонства // Тайная история масонов. Документы и материалы. -- Т. 1. -- М.: Новое литературное обозрение, 2000. -- С. 12 -- 205.

32. Аббат Баррюэль. О злоумышлениях и таинствах масонских лож, имеющих влияние на все европейские державы // Тайная история масонов. Документы и материалы. -- Т. 1. -- М., 2000. -- С. 392-431.

33. ОльховскийЕ.Р. Тайны и авантюры в российской истории. -- СПб.: Нева: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

34. Сорокин Ю.А. Российский абсолютизм в последней трети XVIII в. -- Омск, 1999.

35. Сорокин Ю.А. Павел I. Личность и судьба. -- Омск, 1996.

36. Русская старина. 1901. -- № 30.

37. Шумигорский Е.С. Император Павел I и масонство // Масонство в его прошлом и настоящем. -- Т. II. -- М.: Интербук, 1991.

38. Сергеев В.И. Павел I. -- Ростов н/Д: Феникс, 1999.

39. Государственность России. Кн. 3. -- М.: Наука, 2001.

40. Русская старина. 1874. -- Т. IX.

41. Русская старина. 1887. -- Т. 56.

42. Русский архив. 1869.

43. КапеллерА. Россия -- многонациональная империя. -- М.: Прогресс-Традиция, 1997.

44. Ведьмин О.П. Масоны в России. 1730-1825 гг. -- Кемерово: Кузбассвузиздат, 1998.

45. Захарова О.Ю. Генерал-фельдмаршал светлейший князь М.С.Воронцов. Рыцарь Российской империи. -- М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2001.

46. Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. -- М.: ОГИ, 2002.

47. Греч Н.И. Открытие памятника императору Павлу Петровичу в Гатчине // Русский художественный листок. 1851. -- № 32.

48. Эйдельман Н.Я. Грань веков. -- М.: Мысль, 1986.

49. Захарова О.Ю. Светские церемониалы в России XVIII -- начало XX вв. -- М.: Центрполиграф, 2001.

50. БондаренкоА.Ю. Кавалергарды: история, биографии, мемуары. -- М.: Воениздат, 1997.

51. Конвенция, заключенная между его величеством императором всероссийским и державным орденом Мальтийским и его преимуществом гроссмейстером. -- СПб.: Императорская типография, 1798.

52. ПСЗ -- I. Т. XXIV. -- № 17946.

53. ХомяковД.А. Православие, самодержавие, народность. -- Минск: Беларуская грамата, 1997.

54. Вишняков В.И. Император Павел I. Опыт применения принципов православия к историческим исследованиям. -- Пг., 1916.

55. Чулков Г.И. Император Павел I // Императоры. -- М.: Олимп: АСТ, 2001.

56. Пушкин А.С. Александр Радищев // А.С.Пушкин. Полное собрание сочинений. -- Т. 12. -- М., 1996

Размещено на Allbest.ru