Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки

Институт археологии Российской Академии Наук

На правах рукописи

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Археологические организации и властные структуры российской империи (в контексте внутренней и внешней политики второй половины XIX - начала XX века)

Специальность 07.00.06 - Археология

Смирнов Александр Сергеевич

Москва - 2013

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном учреждении науки Институте археологии Российской академии наук.

Официальные оппоненты:

Басаргина Екатерина Юрьевна, доктор исторических наук, заведующая отделом Санкт-Петербургского филиала Федерального государственного бюджетного учреждения науки Архив Российской академии наук;

Петрухин Владимир Яковлевич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Отдела истории средних веков Федерального государственного бюджетного учреждении науки Института славяноведения Российской академии наук;

Платонова Надежда Игоревна, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Федерального государственного бюджетного учреждении науки Института истории материальной культуры Российской академии наук;

Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук.

Защита состоится "5" апреля 2013 г. в 12.00 часов на заседании совета Д 002.007.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Федеральном государственном бюджетном учреждении науки Институте археологии Российской академии наук по адресу: г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, 4-й этаж, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ИА РАН по адресу: г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19.

Автореферат разослан "_______" _____________ 2013 г.

Ученый секретарь совета, доктор исторических наук Е.Г. Дэвлет.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В последние десятилетия тема участия археологической науки в формировании наших представлений о современной идентичности обсуждалась в Европе неоднократно и широко. Целью дискуссий было осмысление проблем связи между различными формами национальной идентичности и прошлым народов, в той части, которая изучается археологией.

Подобные проблемы становятся особенно злободневными, если понять, что политическое, а нередко и националистическое использование археологии для тех или иных, далеких от науки, целей не есть какая-либо региональная или хронологическая особенность. Невозможно найти континент, страну, регион, где не пытались бы использовать древнюю историю и археологию для сиюминутных нужд. В первую очередь, для утверждения национальной идентичности на определенной территории. Особенно часто это происходит в проблемных регионах и во времена смут и потрясений. Чем чрезвычайно богато наше время.

Властные элиты Российской империи, действиям которых посвящена эта работа, не были исключением. Они действовали в русле европейской и мировой традиции, которая использовала науку о древностях в целях внутренней и внешней политики. В первом случае это реализовывалась в виде различных программ национальной легитимизации, во втором - для обоснования территориальных и политических претензий.

Актуальность темы. Проблема взаимоотношения археологического сообщества дореволюционной России с государственными структурами Российской империи и с российским обществом в целом практически не разработана в современной отечественной историографии.

Без детального анализа взаимодействия трех саморазвивающихся систем - археологической науки, государства и общества - невозможно адекватно оценить сложные процессы, которые протекали в сообществе российских ученых в процессе формирования и становления отечественной археологии.

Необходимо понять, в какой степени российская археологическая наука отвечала на вызовы времени, была подвержена влиянию государственных институтов, соотносила свои научные устремления с идеологическими доктринами империи. Представители археологической науки были не только учеными, но и составляли деятельную часть российского просвещенного общества, нередко являясь функционерами различных общественных объединений, политических партий.

С другой стороны, требуется детальный анализ процесса восприятия государством археологической науки и ее представителей как субъектов государственной политической и идеологической деятельности.

Эти проблемы необходимо оценить во взаимосвязи, изменении во времени и пространстве. Без подобного многовекторного анализа невозможно адекватно представить и понять особенности становления и первых этапов развития российской археологической науки.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования являются различные по своей организационной форме археологические структуры российской империи, от государственных учреждений до общественных объединений и археологических съездов.

Предметом изучения являются процессы взаимодействия различных археологических структур и государственных учреждений, включая высшую администрацию империи.

Цель и задачи исследования. Целью исследования является реконструкция процесса взаимодействия и взаимовлияния археологического сообщества дореволюционной России, имперских институтов и общественных структур государства, определение пределов государственного руководства и социальной поддержки археологической науки в Российской империи.

Для достижения этой цели решаются задачи анализа воздействия государства на процесс формирования и развития археологической науки в стране, ее структурирования и соответствия политическим устремлениям властной элиты, участие представителей археологического сообщества в реализации государственных проектов и идеологических программ.

Хронологические рамки диссертационного исследования определены второй половиной XIX - началом XX в. (до 1917 г.), когда в России дифференциация науки привела к формированию археологии как самостоятельной научной дисциплины.

Территориально-географические рамки. В работе рассматриваются процессы, протекавшие на территории Российской империи, прежде всего в европейской части страны и в среднеазиатских владениях. А также в регионах за ее пределами, на которые императорское правительство стремилось распространить свое политическое, либо экономическое влияние. В первую очередь это территория Турецкой империи и Восточного (Китайского) Туркестана.

Источники и методы исследования. Основными источниками исследования являются материалы центральных, ведомственных и региональных архивов России и Украины. Это Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Российский государственный исторический архив (РГИА), Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Архив внешней политики Российской империи Министерства иностранных дел РФ (АВПРИ), Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), Центральный государственный исторический архив Украины (ЦГИАУ), Центральный исторический архив г. Москвы (ЦИАМ), Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб), Государственный архив Владимирской области (ГАВО), Государственный архив Ярославской области (ГАЯО), Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук (СПФ АРАН), Рукописный архив Научного архива Института истории материальной культуры РАН (РА НА ИИМК), Отдел письменных источников (ОПИ ГИМ) и Научно-ведомственный архив (НВА ГИМ) Государственного Исторического музея, Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ) и Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ).

В качестве источников также использовались законодательные акты, изложенные в Своде законов Российской империи (СЗРИ) и Полном собрании законов Российской империи (ПСЗРИ), указы и распоряжения различных министерств, в первую очередь - Министерства народного просвещения и Министерства внутренних дел.

Важным источником для данной работы явились издания XIX - начала XX вв. Среди них значительную долю составляют различные археологические публикации, материалы столичных и региональных научных обществ, издания археологических съездов и их Предварительных комитетов, а также мемуары, воспоминания, статьи и полемические заметки научных, политических и общественных деятелей Российской империи. В качестве источником привлекались материалы общественной печати. В первую очередь, статьи центральных и провинциальных газет.

Научная новизна работы. В существующей отечественной литературе, посвященной истории российской археологии, до сих пор главное внимание уделялось проблемам внутреннего развития этой науки, анализу смены научных парадигм, изменению методических подходов и тому подобным вопросам. Гораздо реже авторы старались исследовать и понять внешние связи археологического сообщества, взаимодействие власти и общества с научным археологическим миром. Исследователи, уделившие внимание этой проблеме, сосредотачивали свои устремления на послереволюционном периоде развития отечественной археологии, рассматривая влияние марксистской философии и методологии на изменения в археологической науке. В имеющейся историографии присутствует тема репрессий советской власти в отношении ученых, проявлявших несогласие с установками политико-методологического характера или личное неприятие нового режима.

На этом фоне практически отсутствуют труды, посвященные анализу подобных проблем в императорской России. Немногочисленные работы в этой области обычно касаются изменения устремлений и предпочтений просвещенного российского общества в части интереса к древней истории.

Предлагаемая работа старается возместить этот пробел в отечественной археологической историографии, анализируя комплекс основных проблем в системе наука-государство-общество, стремясь определить приоритетные векторы развития археологии, методы структурирования этой науки и понять причины, определившие те или иные пути развития археологического сообщества.

Практическая значимость работы. Предлагаемая работа восполняет историографическую лакуну в части взаимоотношения науки, власти и общества в Российской империи в отношении археологии. В ней вводится в оборот значительный объем архивных материалов, ранее не затрагиваемых при изучении истории археологической науки в России. Эти свидетельства позволяют в новом свете рассмотреть многие периоды формирования науки о древностях, понять побудительные причины действий тех или иных ученых, представителей власти и государства в целом.

Представленные материалы могут быть использованы при создании трудов по истории археологического изучения определенных эпох и территорий, различных научных структур - комиссий, обществ, учебных заведений и т.п. Учитывая специфику этой работы, ее результаты могут быть востребованы не только в области археологии, но и общественной и политической истории XIX - начала XX в. Представленные факты и выводы могут быть составной частью исторических и историографических трудов по отечественной истории, лекционных курсов и т.п.

Апробация результатов исследования. Материалы исследования изложены в статьях и монографии "Власть и организация археологической науки в Российской империи. М., 2011" объемом более 70 печатных листов. Основные положения работы обсуждались на заседаниях Ученого совета и Отдела теории и методики Института археологии РАН, археологических съездах, международных, общероссийских и региональных конференциях и симпозиумах.

Структура исследования. Предлагаемая работа состоит из введения, шести глав, заключения и списка использованной литературы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во вступлении дается краткое изложение истории изучения проблемы в России и за рубежом, представляются различные мнения ученых по вопросам социальной роли археологической науки и эволюции этой роли, излагаются основные цели и задачи работы, определяется методика исследования, обозначаются его основные источники.

Глава 1. Использование археологии для политических целей.

Археология довольно рано стала использоваться властвующей элитой общества для своих политических целей. Ранее всего археологические свидетельства использовалась как один из аргументов в процессе "политической легализации" прав владетельных сословий. Нередко это были различные штудии в области династических и территориальных претензий, а также доказательства прав преемственности.

В новое время, в эпоху формирования и существования наций, на смену династической легитимизации приходит легитимизация национальная. Хронологически процесс создания новой политической системы и новой идеологии государственной нации совпадает со временем становления археологии как научной дисциплины и осознанием обществом места и задач этой новой науки. Эти два параллельных процесса не могли не влиять друг на друга. В качестве примеров использования древней истории и археологии для национальных нужд в работе рассматривается деятельность политических элит западноевропейских государств, в том числе Франции, Германии, Италии, Испании, Португалии, Англии и Ирландии. А также ряда балканских и центральноевропейских государств, получивших независимость в результате Первой мировой войны. Для азиатских стран в качестве примера анализируется ситуация с привлечением археологии для решения различных идеолого-политических задач в Турции и Иране.

Помимо внутригосударственных задач, археологические аргументы привлеклись для решения межгосударственных споров в идеологической области или сфере территориальных претензий. В первом случае достаточно вспомнить извечный спор между Европой и Россией, пангерманские и панславистские движения.

Примером второго служит конфликт по окончании Первой мировой войны между Германией и Польшей по поводу Силезии, когда активно дискутировался вопрос об этнической принадлежности лужицкой культуры.

Пока существуют национальные государства, использование археологии в национальных целях будет продолжаться. В исторической перспективе подобные действия неизбежны. В силу противодействия этой тенденции в конце ХХ в. Комиссия по культуре ЕС начала специальную программу по изучению роли археологии в формировании политической идентичности в которой задействовано более 20 археологических учреждений.

Глава 2. Взаимоотношение государственной власти, археологических учреждений и научных обществ в Российской империи.

Российское государство, начиная с XVI в., проявляло интерес к материальным древностям. Первоначально это был интерес к владению драгоценностями, чем объясняются вводившиеся властью наказания против расхитителей древностей. Подобными делами ведал Разрядный, затем Записной приказ. До середины XVII в. государственная политика в отношении древностей существовала в русле материальных интересов. Но уже в середине века появляется и познавательный интерес, предтеча науки.

В XVIII в. взаимоотношения науки, в недрах которой зрела и наука археологическая, и государства реализовывалось, чаще всего, в виде научных путешествий, вызванных политическими и экономическими интересами империи. Но в конце века расширение круга образованного общества, возросший интерес к истории приводит к попыткам создания первых научных исторических обществ в России.

Отношение государства к своей истории, археологическим памятникам проявилось в начале XIX в. в создании казенных структур, действовавших в рамках статистической службы Министерства внутренних дел, вызвавшей к жизни систему губернских статистических комитетов. В отечественной историографии археологической составляющей в деятельности российской статистики в первой половине XIX в. уделено незаслуженно мало внимания.

Понятие "статистика" в те времена понималось весьма расширительно, включая и описание древностей, что вовлекало в сферу интересов статистических комитетов археологическую тему. Учитывая, что статистические комитеты были созданы в большинстве губерний империи, можно говорить о первой в стране государственной системе учреждений, занимавшейся, в том числе, и сбором археологической информации. В изданиях и архивных документах статистических комитетов содержится немало сведений об археологических памятниках различных российских губерний. В дальнейшем комитеты активно сотрудничали с археологическими обществами, Археологической комиссией, принимали участие в работе археологических съездов.

Основная заслуга статистических комитетов в отношении археологии заключается в распространении интереса к археологическим древностям в провинции, создании первоначальной научной базы в губерниях, начале археологических исследований в регионах местными силами. Деятельность статистических комитетов способствовала осознанию просвещенным обществом России необходимости создания археологических научных обществ. археологическое сообщество дореволюционная россия

Недостатками губернских статистических комитетов и их отличием от научных обществ, была размытость научных целей. Это было одной из причин того, что статистические комитеты не стали истинно научными центрами. При всем этом следует также помнить, что основные задачи созданных государством статистических комитетов были дела утилитарные - сбор сведений о состоянии губерний.

Неудовлетворенность научной деятельностью статистических комитетов вызвало к жизни идею создания губернских ученых архивных комиссий, которые имели гораздо более конкретные научные задачи.

Губернские ученые архивные комиссии, действовавшие в России более 30 лет (с 1884 по 1918 г.), были своеобразными общественно-государственными структурами, учреждаемыми Министерством внутренних дел, но подотчетными, в конечном счете, Министерству народного просвещения. Они смогли сгруппировать вокруг себя энтузиастов выявления, сохранения и изучения местных древностей, ранее разбросанных по губернским статистическим комитетам, "Губернским ведомостям" и др. Ученые архивные комиссии продолжили начатое статистическими комитетами дело налаживания и укрепление связей внутри провинциального научного сообщества.

"Положение" об архивных комиссиях практически делало их региональными научными обществами. Это были первые провинциальные общества, в название которых было официально включено понятие "ученые". Еще одним моментом, сосредоточившим в составе архивных комиссий наиболее просвещенную часть провинциального общества, было распространение к тому времени понимания значения истории в духовной и политической жизни страны, в формировании мировоззренческой позиции российского общества в целом.

Губернским архивным комиссиям принадлежит существенный вклад в изучение древней истории России. Они нередко были первыми, кто систематически, часто на достаточно высоком научном уровне проводил археологическое обследование территории той или иной губернии. В своей практической деятельности комиссии были тесно связаны с археологией не только целями, но и административно, отчитываясь в своей научной деятельности перед Петербургским археологическим институтом. Связь между археологической наукой и деятельностью архивных комиссий проявилось и в том, что некоторые археологические общества получили права архивных комиссий. Их роль в деятельности столичных и региональных научных обществ, музеев, Археологической комиссии, организации и проведении археологических съездов была весьма значительна. Им принадлежит заслуга проведения областных археологических съездов, региональных археологических курсов. В последнем случае архивные комиссии выступили как кузница археологических кадров в провинции.

Проведение региональных съездов, археологических курсов, преподавательская и методическая деятельность, все это было видимым доказательством качественного роста археологической науки на местах, в губерниях и областях империи. Областные археологические съезды стали свидетельством того, что провинциальные научные силы, лидером которых в это время были ученые архивные комиссии, стали самостоятельной частью общероссийского научного сообщества. Это подтвердилось проведением Всероссийских съездов ученых архивных комиссий в 1908 и в 1914 гг.

Но следует подчеркнуть, что, несмотря на вклад сотрудников губернских ученых архивных комиссий в развитие российской археологии, эти учреждения создавались для иных целей, в первую очередь для архивной деятельности.

Появление региональных археологических обществ и отделений центральных научных обществ в провинции означало переход на более высокий научный уровень, по сравнению с архивными комиссиями, процесса формирования археологического сообщества на российских просторах.

Ведущую роль в государственном управлении археологическими исследованиями в Российской империи принадлежит императорской Археологической комиссии. Это единственное государственное учреждение России дореволюционного времени, сосредоточившее все государственные функции управления археологическими древностями. Создание императорской Археологической комиссии свидетельствовало о понимании государством значения археологического наследия страны в системе материальных и духовных ценностей империи. Недаром она была создана при Министерстве императорского двора.

Археологическая комиссия появилась в конце 50-х годов XIX в., в период наибольшей активности губернских статистических комитетов. Можно предполагать, что их деятельность в области археологии подвинули власть на создание в системе государственного управления специального органа.

Отмечая непреходящее значение Археологической комиссии в процессе становления отечественной археологии, нельзя не признать, что одно государственное учреждение не могло обеспечить потребности нарождающейся археологической науки. Оно не могло осуществлять действенный контроль на местах, сбор, обработку и осмысление археологических материалов, поступавших из многочисленных губерний и краев необъятной империи. Государству необходимо было создавать систему провинциальных археологических центров. Ими, во многом, стали уже охарактеризованные нами губернские ученые архивные комиссии.

Стремление сконцентрировать все функции государственного управления археологическим наследием в руках единого административного органа не могло не вызвать скрытого раздражения, а нередко противодействия в рядах существовавших научных обществ. Но, несмотря на имевшееся противодействие, имперская власть целенаправленно проводило политику поддержки государственного управления в области использования и охраны археологических памятников.

Параллельно созданию государственных структур, имевших отношение к археологии, в России формировались разнообразные общественные научные организации, в первую очередь различные научные общества. История их создания хорошо иллюстрирует процесс формирования отношения общества к древностям, понимания их исторического, культурного, а также социального значения. Если проанализировать хронологию создания этих общественных организаций, то можно проследить определенную закономерность.

Попытки организации научных обществ относятся к XVIII в. Но первое реально действующее общество, Московское общество истории и древностей российских при Московском университете, появилось в Москве в 1804 г. по инициативе чиновников - министра народного просвещения графа П.В. Завадовского и попечителя Московского университета М.Н. Муравьева.

Тем не менее, в дореформенное время большинство научных обществ возникает в прибалтийских и западных губерниях России, в национальных регионах империи, в чем можно видеть стремление жителей этих губерний сохранить и подчеркнуть свою национальную идентичность. Археологические общества в центральной России начитают создаваться лишь в середине XIX в.

В плане рассмотрения истории создания и существования в России археологических научных обществ, да и научной деятельности вообще, нельзя обойти вниманием деятельность Министерства народного просвещения, в ведении которого были эти научные объединения. Министерство отвечало не только за административное функционирование учебных и научных учреждений России, не только за идеологическую работу в их деятельности, но за идеологическую составляющую внутренней политики империи в целом. Можно смело говорить, что формирование археологической науки в России и деятельность ее функционеров проходило под пристальным вниманием Министерства народного просвещения.

В последней четверти XIX в. в среде археологического сообщества стала осознаваться новая проблема - нехватка образованных специалистов в области археологии. Как отдельная дисциплина археология в университетах в дореволюционное время не сформировалась и специалистов в области археологии целенаправленно не готовились. Эта ниша оказалась заполненной благодаря негосударственным учреждениям, в первую очередь Петербургскому и Московскому археологическим институтам и отделениям последнего в провинциях.

Дань культурным традициям Европы, общее увлечение древностями, необходимость знания древнейшей отечественной истории и, хочется верить, понимание научного, культурного, политического и идеологического значения археологии привели к осознанию значения этой науки членами царствующего дома. Археология была включена в перечень наук, изучаемых царскими детьми. Император, Великие князья были Почетными председателями, Почетными попечителями и Почетными членами многих исторических и археологических обществ и институтов. Главные археологические общества России имели наименования "императорские", что придавало им больший моральный авторитет и дополнительную материальную поддержку. Государственные ассигнования получали и многие провинциальные общества.

Дотации из госбюджета, Почетные председатели из числа монарших особ и их личные пожертвования - все это "привязывало" научные общества, формально полностью общественные, к существующей государственной системе. Более того - делало их ее частью. Хотя достаточно опосредованно и с большой долей самостоятельности. В то же время, высочайшее внимание к археологии, археологическим съездам и обществам способствовало росту авторитета этих научных объединений и всей археологической науки в государстве. Само археологическое сообщество, как правило, отвечало взаимностью монаршим милостям и стремилось исключить из своей деятельности все моменты, могущие вызвать неприятие властей.

Можно констатировать, что в России государство обратило внимание на археологию еще в XVI веке, руководствуясь, первоначально, меркантильными соображениями. По мере конкретизации представлений о предмете тех или иных наук, в первую очередь статистики, архивоведения и самой археологии, археологическая наука организационно перемещается из сферы государственных структур в область общественных научных объединений. Государство оставило за собой сферу управления древностями, в первую очередь вопросы контроля за их использованием. Определенную роль в сфере управления, главным образом как источник информации, играли государственные губернские статистические комитеты и общественно-государственные архивные комиссии.

В начале ХХ в. процесс формирования археологического научного сообщества и его организационных структур находился на подъеме. Мировая война и последующие революции подорвали этот процесс. В дальнейшем он был направлен в иное русло, целиком и полностью в рамках государственной системы.

Научные общества, являясь общественными организациями, тем не менее, были тесно связаны с властью и государственным аппаратом административными, финансовыми, идеологическими нитями, находясь под постоянным и пристальным государственным контролем.

Глава 3. Археологические съезды и внутренняя политика Российской империи.

Научные съезды - это привилегия пореформенной России, когда научное сообщество в условиях либерализации внутренней, в том числе и научной жизни, искало новые формы организации науки. Этот процесс затронул и область археологии, которая начала осознавать себя самостоятельной дисциплиной. Государство в это время создавало систему управления этим процессом и вырабатывало критерии, предъявляемые к организации, проведению и контролю такой новой структуры научного сообщества, как съезды. По целому ряду причин анализ организации и проведения археологических съездов наиболее полно показал взаимосвязь внутренней политики империи и научной археологической деятельности.

Либерализация внутренней жизни не отменила пристального внимания государства к деятельности научного сообщества, осуществлявшегося, главным образом, посредством Министерства народного просвещения.

Государственным аппаратом была выработана система организации и проведения съездов, суть которой заключалась в следующем. Инициативная группа, МАО или Подготовительная комиссия, обращалась в Министерство народного просвещения с отношением об организации Предварительного комитета, задачей которого было определение места проведения съезда, выработка правил съезда, состава Ученого комитета съезда и т.п. По получении подобного отношения, Министерство просвещения согласовывало этот вопрос с Министерством внутренних дел, а затем выносило его на рассмотрение Комитета министров. В случае положительного заключения Комитетом министров подавалось прошение на высочайшее имя. В свою очередь император, на основании рекомендации Комитета министров, соизволял разрешить съезд и позволял Министерству народного просвещения утвердить "Правила" съезда. При этом "Правила" предварительно согласовывались с Министерством внутренних дел и генерал-губернатором по месту проведения съезда. Решение императора через Министерство просвещения доводилось до инициаторов съезда. Министр назначал своего представителя на съезде (обычно попечителя местного учебного округа), который, а не представитель науки, и открывал съезд. Как мы видим, решающая роль в принятии решения о проведении съездов принадлежала Министерству народного просвещения.

Главная задача этой системы - сконцентрировать работу съездов исключительно в рамках научной деятельности и не допустить появления тем, затрагивающих политические вопросы. Недаром А.С. Уваров одним из аргументов в пользу проведения съездов предлагал использовать их в политических целях, как противодействие антиправительственным силам в их "подрывной работе" и направлять "умы к ученой цели и отвлекая их от того реального и материалистического направления, в котором они теперь находятся".

Основным документом, который определял порядок проведения съездов, были "Правила" съезда, согласно которым доступ желающих к работе съезда ограничивался. Во всех "Правилах" имелись обязательные пункты о том, что заседания совета, комитетов и комиссий съезда проходят при "закрытых дверях", что программа, как общих собраний, так и отделений определяется заблаговременно и ни один новый вопрос не может быть возбужден без предварительного разрешения ученого комитета. Так что попытки внести какие-либо незапланированные темы для обсуждения на съезде или попытки проникнуть на съезд случайным людям были сведены к минимуму.

В особых случаях правительство считало необходимым внести в "Правила" дополнения, диктовавшиеся конкретными условиями. В "Правила" IX съезда в Вильно, в Западном крае, имевшего особый статус в составе империи, были внесены требования, по которым "высшее наблюдение принадлежит Виленскому генерал-губернатору, а ближайший надзор - попечителю Виленского учебного округа". Во время первой русской революции правительство усилило контроль над проведением съездов, тематикой "рефератов" и даже участием в экскурсиях.

Главной действующей структурой при подготовке съезда был Предварительный комитет, посему Министерство народного просвещения уделяло им достаточного внимания. Состав Предварительного комитета утверждался министерством и должен был удовлетворять требованиям этого не самого либерального ведомства, что ни могли не учитывать организаторы съездов.

Предварительный комитет первого съезда состоял всего из шестнадцати делегатов, в последствие число его членов возросло до 112 человек. При анализе учреждений, которые представляли члены Предварительных комитетов, выяснилось, что в их составе постоянно растет число делегатов государственных учреждений, т.е. в большей или меньшей степени чиновников. Ни в коей мере не умаляя научных заслуг сотрудников музеев, статистических комитетов, а отчасти и архивных комиссий следует помнить, что они подчинялись регламентам государственной службы. Это относится и к университетской профессуре, подчинявшейся университетскому уставу, где их статус соответствовал чиновничьему. Эта тенденция становится особо показательной, если знать, что первоначально А.С. Уваров предполагал привлекать к деятельности Предварительных комитетов, по примеру запада, только членов научных обществ

Если мы проанализируем процесс организации съездов, тематику докладов и дискуссий, мероприятия по их окончании, то не сможем не заметить совпадение идеологических приоритетов этих научных форумов и государственных приоритетов в области внутренней национальной политики, осуществляемых правительством в той или иной части империи. На первых съездах, проводимых в восточных провинциях, явно чувствовалась доминанта религиозной, православной тематики. На последующих съездах, проводимых в Западном крае, на первый план выходит этническая тематика (проблема русской идентичности), которая нередко преломлялась в дискуссиях по языковым вопросам. Это совпадает с общей динамикой изменения внутренней национальной политики империи, когда первоначально довлеющий религиозный фактор уступает первенство этническому.

На первых трех съездах подобные явления, по различным причинам, не нашли видимого отражения. Но, начиная с IV съезда в Казани (1877), внутриполитический вектор в их работе проявился достаточно отчетливо. Казань являлась в те годы всероссийским центром православной миссионерской деятельности, а также борьбы с исламом. Недаром духовенство в структурах IV съезда было представлено шире всего за всю историю этих форумов и деятельно отстаивало свое видение истории Поволжья.

На следующем, V археологическом съезде, проведенном в другой национальной окраине империи, на Кавказе, в Тифлисе (1881 г.), тема православия в контексте борьбы с мусульманством, была продолжена. Это был первый из археологических съездов, созванных по инициативе члена царской фамилии, наместника кавказского Великого князя Михаила Николаевича.

На VII съезде в Ярославле (1887 г.) тема православия уже сочеталась с державно-великорусской. На съезде громогласно провозглашались лозунги государственной "русской" имперской идеологии, практически повторявшие доктрину "официальной народности". Подобная атмосфера съезда отвечала духу правления Александра III, демонстрировавшему культурные символы, которые мыслились в качестве идеологической основы сохранения самобытного русского уклада жизни (старомосковский "русский стиль", восточно-христианский ориентализм, панславизм и др.).

Практически все последующие съезды прошли в западных губерниях империи. Это "перемещение" в Западный край, которое явилось реализацией личного пожелания Александра III, продолжилось и после его смерти. Проведение съездов на западе империи явилось отражением правительственной политики, утверждавшей великорусскую идентичность этих территорий. В Западном крае к традиционной православной тематике, выражавшейся здесь в противоречиях с католицизмом, добавлялся языковой вопрос. Если на восточных и южных окраинах империи правительство поощряло использование национальных языков даже в религиозных вопросах и церковной службе, то на западе повсеместному использованию русского языка придавалось особое значение. В этом преломлялись многовековые русско-польские отношения, проявлявшиеся в борьбе центральной власти с полонизацией, стремлении доказать "исконно русскую" принадлежность западных окраин государства, что являлись главной идеологической задачей империи в этих краях.

Борьба с полонизацией наиболее остро проявилась при организации и проведении IX съезда в Вильно в 1893 г. При подготовке съезда главенствующую роль, в отличие от прочих съездов, отвели Виленскому генерал-губернатору и попечителю Виленского учебного округа. Попытки П.С. Уваровой отстоять права МАО на руководство съездом были жестко отвергнуты Министерством народного просвещения. В своих директивах министерство стремилось свести тематику съезда исключительно к обсуждению "русских начал жизни в Северо-Западном крае".

При подготовке съезда наиболее острой была языковая проблема. Доклады на съезде можно было произносить только на русском языке, что вызывало возмущение местных ученых. Благодаря усилиям власти и П.С. Уваровой мероприятие прошло без эксцессов. Но попытки МАО в начале ХХ в. провести съезд в Варшаве по аналогичным правилам, натолкнулось на такое сопротивление польской профессуры, что эта идея была оставлена.

На последующих съездах на первое место на смену "полонизации" выходит проблема украинской идентичности, также преломлявшаяся в дискуссиях языковому вопрос. Руководством Министерства народного просвещения и организаторами съезда всячески отвергалась возможность употребления украинского языка, рассматривавшегося официальными кругами лишь как диалект великорусского. Даже когда на XI съезде в Киеве (1899г.) в качестве компромисса было разрешено употребление "галицко-русского" языка, как якобы иностранного, личное сопротивление этому многих делегатов привело к отказу галицких ученых от участия в его работе. Эта проблема нашла формальное разрешение лишь на XII съезде 1902 г. в Харькове, когда стало возможным делать сообщения "и на всех славянских наречиях".

Национальные отношения на съездах начала ХХ в. все более и более перемещались из области государственной политики в область личных пристрастий ученых и участников съездов. Наиболее ярко личные позиции делегатов проявились при подготовке и проведении XIV съезда в Чернигове (1908г.). Ставшие традиционными битвы по языковой проблеме, о допущении докладов на "диалектах" развернулись уже не между официальными учреждениями и организаторами съезда, а между членами Предварительного комитета. На самом съезде личные отношения российских ученых к внутрироссийским национальным проблемам также нашли свое выражение.

Политизация научного сообщества Российской империи привело к созданию в 1904 г. Союза деятелей высшей школы - Академическому, составившему основу Кадетской партии во главе с историком П.Н. Милюковым, имевшим близкие отношения с археологической наукой. В партийных рядах состояло около 70 % преподавательского состава высшей школы, в т.ч. А.Н. Веселовский, А.А. Шахматов и другие известные ученые. В этом отношении наиболее показательна позиция М.И. Ростовцева, успешно сочетавшего научную и общественную деятельность.

Все вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы относительно взаимосвязи внутренней политики царской администрации и деятельностью археологических съездов.

Правительство непосредственно не определяло деятельность археологических съездов и археологического сообщества в целом, археология развивалось исходя из своих внутренних научных целей и потребностей.

Но правительство осуществляло контроль за деятельностью съездов, корректируя, в ряде случаев достаточно настойчиво, те или иные направления их организации и работы.

Правительство нередко направляло интересы МАО в русло государственных приоритетов, место проведения многих съездов выбиралось по указаниям членов императорской семьи. Съезды чаще всего проводилось в национальных окраинах империи.

МАО последовательно проводило в жизнь указания "сверху". Противоречия общества и Министерства народного просвещения возникали, когда МАО пыталась отстаивать свои "ведомственные" интересы (Вильно).

В 1900-х гг. государственный надзор несколько ослаб, отчасти либерализовались условия проведения съездов, более всего языковая политика. Но это не отменило постоянный контроль власти.

Археологические съезды избежали явной политизации, даже в период революции 1905 г., хотя отдельные проявления имели место (Киев, Харьков, Чернигов). Организаторам археологических съездов удалось, не без участия власти, дистанцироваться от дискуссий по общественно-политическим вопросам и ограничить круг обсуждаемых проблем исключительно научной тематикой.

Глава 4. Российская археология в зоне интересов Османской империи.

Под понятием "внешняя политика" обычно понимают дипломатические действия государства. В данной работе используется расширительное понимание этого термина, включая в него не только собственно дипломатию, но и военные усилия.

Дипломатия и древняя история, археология связаны многими узами. Они изначально взаимно обогащали друг друга. Самым распространенным явлением было использования исторических аргументов в дипломатических спорах. Как следствие этого, нередко усилия ученых различными способами направлялись на те разделы древней истории, которые могли дать государству дополнительные свидетельства о его правах. То же можно сказать и о территориальных предпочтениях в научных исследованиях.

Как следствие этого, власть часто стремилась направить усилия ученых на те разделы древней истории, которые могли дать государству дополнительные свидетельства о его правах. То же можно сказать и о территориальных предпочтениях в научных исследованиях.

Археологическое сообщество России прекрасно представляло научную ценность информации, поступающей от дипломатических представителей. Археологические общества не раз обращались в Министерство иностранных дел с просьбой предоставлять им данные о древних памятниках, содержащиеся в отчетах послов и консулов.

Неудивительно, что многие представители дипломатического ведомства России отдали дань увлечения археологическими древностями, а некоторые стали профессиональными учеными.

Одно из первых мест, если не первое, во внешней политике Российской империи занимал так называемый "Восточный вопрос". Не одно столетие его решение было доминирующей задачей отечественной дипломатии. По словам Ф.И. Успенского, термин "Восточный вопрос" достаточно условен, особенно если вспомнить, что Османская империя соприкасалась, в основном, с юго-западными границами России.

Но и собственно Восток, Средняя и Восточная Азия, занимали важные позиции во внешней политики России, особенно во второй половине XIX - начале XX в. Если толковать термин "Восточный вопрос" расширительно, включая в него не только проблему черноморских проливов, но и утверждение России в иных районах Азиатского материка, можно смело считать его главным и наиболее протяженным во времени направлением внешнеполитической деятельности Российской империи. Этим объясняется, что именно в контексте "Восточного вопроса" в работе рассматривается взаимосвязь между развитием отечественной археологии и внешней политикой Российского государства.

Первоначально Россия стремилась получить выход к Черному морю, впоследствии ее интересы распространились далее, на Балканы и проливы, а во второй половине XIX в. - на Среднюю Азию. Именно в этой последовательности рассматриваются проблемы развития археологии в нашей стране.

Присоединение к России северного Причерноморья сыграло существенную роль в формировании отечественной археологии, в первую очередь археологии античной.

На Балканах с конца XIX в. главную роль играл Русский археологический институт в Константинополе (РАИК). В результате проведенного исследования удалось установить, что утверждение идеи организации института в сферах властной элиты, этапы формальной организация института, выбор объектов исследования, предпочтения в территориальных вопросах коррелируются с изменениями внешнеполитического курса империи, действиями МИД, дипломатическими актами и т.п.

Научное сообщество России, начиная с середины XIX в., будировало вопрос о создании русского научного учреждения в Турции, а именно в Константинополе. Позднее эта идея нашла приверженцев в недрах дипломатического ведомства, в первую очередь среди сотрудников и руководителей императорского посольства в Константинополе. Но до второй половины 80-х гг. XIX в. эти предложения не находили должного внимания в руководстве МИДа и правительстве. Это объяснялось стремлением России, с одной стороны, не подвергать испытанию и без того сложные отношения с Турцией и балканскими странами, а с другой, упованием на традиционные дипломатические и военные методы воздействия.

Но после разрыва в 1886 г. дипломатических отношений с Болгарией идея создания русского научного учреждения на Балканах, как проводника российского политического влияния, была принята правительством империи.

Процесс прохождения проекта РАИК во властных структурах занял восемь лет (с 1887 по 1894 г). Периоды активного продвижения этого проекта, сменяемые периодами стагнации, совпадают с периодами конфронтации и потепления в отношениях России с Османской империей, балканскими странами и европейскими державами. Показательно, что российский император в 1894 г. утвердил устав Русского археологического института в Константинополе спустя всего лишь три месяца после вступления в силу русско-французского военно-политического союза, направленного против Германии и Турции.

Российские ученые, дипломаты и высшие чиновники империи, обосновывая и продвигая идею создания русского научного учреждения в Константинополе, прекрасно понимали политические значение этого мероприятия и активно использовали политико-идеологические аргументы, отстаивая свою идею. Важную роль политической составляющей в деятельности института прекрасно сознавали и руководители РАИК, в первую очередь его бессменный директор Ф.И. Успенский. Недаром наиболее масштабные и результативные научные мероприятия РАИК осуществлял в пределах славянских государств балканского полуострова. В первую очередь на территории Болгарии и Сербии.

В 1899 г. экспедиция института локализовала местонахождение столицы первого Болгарского царства - Плиски, где начались масштабные раскопки, поддержанные болгарским князем Фердинандом. В те же годы (1899 и 1900 гг.) исследовалось Велико Тырново, столица Второго Болгарского царства. В 1905 г. институт начал исследование второй столицы Первого Болгарского царства - Великого Преслава. Интерес РАИК привлекали именно политические центры Первого и Второго Болгарских царств. Помимо масштабных научных результатов, исследования древних столиц способствовали утверждению молодого Болгарского княжества как самостоятельного европейского государства, вносили свою лепту в формирование национальной доктрины.

После Боснийского кризиса 1908-1909 гг. и прихода к власти младотурок в политике Турции возобладали прогерманские настроения, котором российское правительство всячески стремилось противодействовать. Посему отношения РАИК со славянскими учеными приняли качественно иной характер. От политики проведения самостоятельных работ руководство института перешло к формированию научного сообщества славянских ученых на Балканах под патронажем России.

В декабре 1909 г. Ф.И. Успенский обратился к русскому послу в Константинополе с запиской, где предлагал открыть при институте "отделение доисторических древностей" из сербских, болгарских и русских ученых под председательством директора института. Эта идея нашла поддержку российского МИДа. В 1910 г. в Софии проходил Славянский съезд, на котором был подготовлен проект устава Балканской археологической комиссии при РАИК. В 1911 г. в Константинополе прошел съезд представителей Сербии, Болгарии и России, на котором было выработано положение об особом Славянском отделении при институте.

Императорское правительство всячески поддерживало усилия РАИК стать центром единения археологов балканских стран, видя в этом возможность консолидации просвещенного общества и политической элиты этих государств на пророссийской основе.

В свете новых политических реалий наиболее злободневной темой стало изучение не византийских древностей, а реконструкция первобытной истории с целью показать общность развития Балкан и России, чтобы найти единые культурные истоки и общие исторические традиции.

В последней четверти XIX и начале XX в. традиционная союзница России Болгария охладела к державе Романовых. В сложившейся ситуации Россия вынуждена была искать новых союзников. Главным претендентом на эту роль являлась Сербия. И в 1911 г. РАИК приступил к работам в Сербии близ Белграда и обследованию долины р. Марицы. Работы в Сербии были поддержаны великим князем Константином Константиновичем, указавшим "на особую важность, вследствие изменения политической карты Балканского полуострова, изучения археологических христианских памятников в тех областях, которые издавна вошли в сербскую державу".

РАИК также проводил исследования в Палестине, сотрудничая с императорским Православным палестинским обществом. Но по целому ряду причин РАИК не мог занять здесь лидирующего положения. К тому же российское правительство, не считало Восточное средиземноморье приоритетной зоной своих политических интересов. Хотя и здесь археологические исследования нередко имели в подоснове политические цели, а программы работ экспедиций в ряде случаев содержали секретные разделы.

Взаимодействие политики и археологии в Малой Азии проявилось в повышенном внимании российских дипломатов к археологической деятельности ученых других стран, в первую очередь Германии. Активизацию археологических исследований немецких ученых в этом регионе русские дипломаты не без оснований считали попытками проникновения и упрочения германского влияния в Османской империи и в Азии вообще. Они видели в интенсификации деятельности немецких археологов политические цели, аналогичные решаемым РАИК в европейской части Турции. В ряде случаев конфликты с немецкими исследователями использовались российскими дипломатами для проведения шумных политических антигерманских акций.

Российское научное сообщество не раз пыталось реализовать проект создания русского археологического учреждения в Палестине. Внимание к этой идее обострилось с началом Первой мировой войны, особенно когда стало ясно, что Турция терпит поражение. В это время активно и эмоционально обсуждалось предложение об образовании "Комитета палестиноведения" и об учреждении в Иерусалиме "Русского историко-археологического института". Но ничего создано не было.