Взаимодействие культур в эпоху бронзы в Среднем Зауралье и Подтаежном Тоболо-Иртышье: факторы, механизмы, динамика

4.2. Бархатовская культура Большинство известных памятников расположены в пограничной зоне тайги и северной лесостепи Притоболья, включая нижнее течение Исети, Пышмы и Туры. Главным аргументом для выделения бархатовской культуры послужила керамика, обладающая типичными фоновыми признаками (короткая шейка, утолщение на переходе от шейки к тулову, наличие узкогорлых форм с сильно раздутым туловом, разреженный орнамент, выполненный преимущественно гладким штампом, насечками) и рядом специфических черт (разбивка орнаментального бордюра двумя вертикальными линиями, «флажки», сгруппированные ямки и вдавления). Металлические предметы: бронзовый кельт с ложными ушками и валиком у края втулки, черешковые наконечники стрел, однолезвийный пластинчатый нож с оттянутым назад концом, массивная ажурная подвеска, бляшки с петелькой на обратной стороне - типичны для комплексов конца бронзового века Зауралья и Западной Сибири. Оригинальным, сугубо бархатовским атрибутом можно считать так называемые глиняные «катушки». К разряду фоновых можно отнести глиняные антропоморфные скульптурки характерного стиля. Некоторые бархатовские поселки имели оборонительные сооружения. Конструктивными особенностями однокамерных и многокамерных малых построек являются специально обустроенный выход в виде коридора, тамбура или пандуса, и очаг, окруженный канавкой. Сохраняется ориентация на комплексное многоотраслевое хозяйство. В стаде домашних животных наряду с крупным рогатым скотом значительное место занимает лошадь. Есть мнение о знакомстве бархатовских групп с земледелием. Сложение бархатовской культуры происходило на местной андроноидной основе в условиях широких и тесных контактов с населением сопредельных территорий: межовско-березовским, алексеевско-саргаринским, ирменским, сузгунским.

4.3. Ирменская культура в рамках исследуемого региона представлена комплексами розановского типа в Среднем Прииртышье. Среднее Прииртышье является западной окраиной ареала ирменской культуры, основная история которой протекала на территории Верхнего Приобья и Барабы. Главную специфику памятников розановского типа определяют многочисленные примеры взаимодействия носителей ирменской культуры с сузгунским. О далеко зашедших процессах интеграции свидетельствуют синкретичные группы посуды смешанного облика, а также присутствие мощного ирменского компонента в сузгунских комплексах поздней фазы развития в южно-таежном Прииртышье.

4.4. Сузгунская культура Основная часть памятников локализуется по берегам Иртыша от Тары до Тобольска. Керамику отличает сочетание андроноидной и таежной орнаментики. Специфику керамического комплекса определяет высокий удельный вес ямок и фигурных штампов. Особую категорию находок представляют глиняные модели бронзовых изделий. Ассортимент включал ножи, шилья, кельты, клинья, наконечники стрел, копий, украшения (круглые бляхи с петелькой на обороте). Основные поступления металла исходили из лесостепных и степных районов. За исключением бронзовой антропоморфной фигурки с Чудской Горы, перекликающейся с антропоморфными изображениями черноозерских комплексов, все остальные изделия (металлические и их модели) принадлежат евразийским мастерским. Ярким атрибутом сузгунской культуры являются предметы глиняной пластики, среди которых преобладали зооморфные изображения. Система погребальной обрядности соответствует традициям периода ПБВ-3: захоронения в древней почве в неглубокой грунтовой яме или на ней в дерновой ограде или деревянной раме. Хозяйство многоотраслевое комплексное. Многие из известных сузгунских памятников представляют собой культовые объекты, имевшие длительную историю существования. Есть основания считать, что сузгунское население имело достаточный опыт строительства оборонительных систем. Круг основных связей - культуры красноозерская, бархатовская, ирменская, лозьвинская, алексеевско-саргаринская поздней фазы. Формирование сузгунской культуры произошло в условиях прямого проникновения пахомовских коллективов в южно-таежное Тоболо-Иртышье и непосредственного взаимодействия их с аборигенным населением, археологически представленного памятниками постодиновского типа. Окончательное оформление происходило на фоне тесного взаимодействия с группами населения ирменской культуры.

4.5. Красноозерская культура Основные памятники концентрируются в южнотаежном Прииртышье. Керамический комплекс включает плоскодонные горшки с выгнутой дугообразной шейки, редкие баночные сосуды и округлодонные чаши. Специфический облик керамике придает использование фигурных штампов - крестового, змейки, а также узоры, выполненные в технике отступающей палочки. Вещевой инвентарь включает литейные формы кельтов, пластинчатых ножей, возможно с кольцевым навершием или с аркой на кронштейне, копья, наконечников стрел; глиняные тигли, сделанные на фрагментах сосудов. Изделия из бронзы: наконечники стрел двухлопастные с втулкой и шипом, кинжал, выпукло-вогнутые бляшки, принадлежат культурам Восточноазиатской металлургической провинции - ирменской, карасукской, предскифской (типа Аржан). Замечательной находкой красноозерской культуры являются фрагменты костяных доспехов - пластины и оплечья панциря, украшенные кружковым орнаментом. Поселения представлены укрепленными и неукрепленными площадками с рассеянной или уличной планировкой. Хозяйство реконструируется как многоотраслевое с преобладанием присваивающего сектора. Животноводческие навыки, по мнению, специалистов, были заимствованы ими у носителей ирменской культуры. Сложение краснозерской культуры связано с продвижением в лесостепную зону групп таежного населения.

4.6. Подтаежное Тоболо-Иртышье и Среднее Зауралье в конце бронзового века Историческую особенность культурогенеза этой фазы отражают разнонаправленные процессы дифференциации культур и активно развивавшиеся интеграционные процессы. Интеграционные импульсы различной степени интенсивности обеспечили формирование культурных образований разного масштаба. Еще одной замеченной особенностью является существование многочисленных смешанных разнокультурных комплексов, которые свидетельствуют об активных процессах взаимодействия. Но, если для предыдущей стадии развития в большей степени характерна ситуация контактной непрерывности, когда перетекание признаков происходило плавно, без заметных барьеров и резких границ, то теперь границы культур и контактных зон очерчиваются вполне определенно, что сигнализирует о процессах дифференциации, закономерных для заключительной фазы развития любой системы, когда в ней начинают преобладать центробежные и деструктивные процессы, которые в итоге и приводят к дальнейшему переоформлению и скачку в развитии.

Характерными типами изделий становятся кинжалы с металлическими рукоятями, ножи с упором на черенке, серпы-косари или крюкастые серпы с фигурной пяткой, втульчатые или прямолезвийные долота, ножи-бритвы с фигурным лезвием. Основные источники поступления сырья связаны с меднорудными месторождениями Уральского и Приуральского горно-металлургических центров, Казахстанской горно-металлургической областью. Помимо алексеевско-сарагринского и ирменского, предполагается существование зауральского центра металлопроизводства. Косвенным признаком может служить формирование здесь в дальнейшем иткульского металлургического очага, а также единичные, но специфические находки металлических орудий (кельтов).

Систему погребальной обрядности передают следующие черты - погребения на древней поверхности или в неглубоких грунтовых ямах в древней почве, минимализм погребального инвентаря, поливариантность захоронений - вытянуто на спине, скорченно на боку, парциальные погребения.

Домостроительные тенденции варьируют от компактных построек со слабоуглубленными котлованами до просторных сооружений ирменского типа. В рамках каждой культуры преобладали собственные приоритеты, обусловленные особенностями системы хозяйства и масштабами скотоводческой экономики, что сказывалось на размерах и принципах обустройства поселений - большие и малые, рассеянной и уличной планировки. Еще одной общей чертой можно считать появление на этой стадии оборонительных сооружений.

Ярким фоновым признаком является распространение глиняной антропоморфной и зооморфной пластики, выполненной в едином стиле. Распространение глиняной пластики в конце бронзового века в Евразии принимает эпохальный характер.

Основные взаимодействия разворачиваются в это время между, если можно так выразиться, равноправными партнерами. Но при этом ирменской культуре принадлежит определяющая («пассионарная») роль. Именно под влиянием ирменской культуры происходит окончательное оформление сузгунской культуры в Прииртышье. Есть основания полагать, что столь мощное воздействие было обеспечено экономическим потенциалом ирменской культуры, базировавшемся на собственной металлообработке и продуктивном скотоводстве.

Способность лесостепного и южнотаежного населения устанавливать разнообразные контакты, вступать в тесные отношения с племенами соседних и удаленных областей лесного Обь-Иртышья находит простое объяснение - взаимодействующие группы связаны общностью происхождения, сузгунская, бархатовская, ирменская археологические культуры сформировались на основе родственных культурных образований предшествующего периода.

5. Культурные интеграции эпохи: факторы, механизмы, модели

Характер, интенсивность, направленность связей в период ПБВ-1 были обусловлены динамичными взрывными процессами становления новой металлоносной эпохи и обеспечивались, прежде всего, влиянием носителей бронзовой металлообработки. На Урале и к востоку от Уральского хребта в начале бронзового века складывается два больших культурных массива, демонстрирующих различные модели перехода к бронзовому веку. Первый представлен памятниками синташтинской культуры, наследующей традиции металлообработки Циркумпонтийской провинции. Второй массив - кротовско-елунинский, базировался на открытии собственной оригинальной технологии тонкостенного втульчатого литья и оловянистых сплавов. Оформление этих культурных миров, помимо выработки определенных стереотипов в металлообработке, сопровождалось становлением и закреплением собственных традиций в системе погребальной обрядности, стратегии жизнеобеспечения, домостроительстве, костюме и т.д.

Принимая во внимание связь синташтинской металлообработки с традициями Циркумпонтийской провинции, ее более длительную металлоносную родословную, можно предположить, что включение степного и лесостепного Зауралья в ареал «бронзовых» культур было стимулировано, в том числе миграцией значительных групп населения с запада. Своего рода «перетекание» признаков абашевской культуры в синташтинскую и далее в петровскую показывает хронологическую последовательность, темпы и направление распространения культуры бронзы в степном поясе далее на восток.

В это же время в лесостепном поясе от Алтая и далее на запад среди разнородных культур распространяются сходные типы металлических предметов сейминско-турбинского типа. Именно они сигнализируют о начале бронзовой эры на территории северной лесостепи и южной тайги до Урала, а к западу от Уральского хребта о смене приоритетов и традиций среднебронзовой эпохи. В отличие от степного, в северном (лесостепном/южнотаежном) поясе, события развивались по иному сценарию. Они не сопровождались миграцией больших групп населения, формированием общностей, подобных тем, которые в это время образуются в степи. Исследуемая территория входила в зону кротовско-елунинского массива, в составе которого выделяются кротовская культура на Иртыше, елунинская на Алтае, ташковская в Притоболье. Помимо общих эпохальных признаков их объединяет сходство керамических комплексов, демонстрирующих сочетание трех основных орнаментальных традиций - шагающе-протащенной, отступающе-накольчатой, печатно-гребенчатой. При этом каждая из них составляла ядро определенного образования. Культуры разнятся по принципу обеспеченности атрибутами новой эпохи. Полный комплект таких признаков демонстрируют кротовская и елунинская культуры - металл СТ-типа, скотоводство, сложившаяся система погребальной обрядности, стационарные долговременные поселения. Менее всего эти признаки представлены в материалах ташковской культуры, что передает ситуацию центра и периферии массива. Связи между культурами весьма относительные, нивелировки подобно той, которая в это время наблюдается в степи среди памятников синташтинско-петровского типа, не происходит. Кротовско-елунинский массив представляет скорее блок близких образований, что соответствует закономерностям формирования первых металлоносных культур, которые возникают не поодиночке, а своеобразными блоками и на первых порах для них характерно сочетание новационных и архаичных признаков (Бочкарев, 1991).

На исследуемой территории первый металл до недавнего времени был представлен в основном случайными единичными находками. Среди них нет образцов сопоставимых с синташтинскими Южного Зауралья, но есть предметы, выполненные по характерной сейминско-турбинской технологии втульчатого литья. Большинство известных предметов сейминско-турбинского типа обнаружено в своеобразных некрополях-мемориалах, в которых бронзовые предметы были сосредоточены в малой толике могил. На востоке подобные мемориалы ассоциируются с могильником Ростовка, к западу от Уральского хребта - это знаменитые Сейма, Турбино и др. Но между Прииртышьем и восточными склонами Урала подобных памятников нет. Единственный известный здесь могильник Сатыга XVI расположен в глубине тайги.

Согласно концепции Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых уникальный способ втульчатого литья из оловянистых бронз был открыт на крайней периферии металлоносных культур (Рудный Алтай) с весьма слабо развитой металлургией предшествующего времени. Именно отсюда носители новой технологии стремительно распространялись в западном направлении. Анализ археологических материалов позволяет присоединиться к версии столичных коллег и дополнить предложенную ими модель некоторыми деталями. Воинственный и стремительный характер мигрирующих групп подтверждается тем, что собственно в передвижения были вовлечены немногочисленные коллективы, обеспеченные богатым вооружением. Движение СТ-мигрантов не сопровождалось распространением традиций той среды, из которой они вышли - кротовско-елунинской, но сопровождалось распространением комплекса СТ-субкультуры, сконцентрированной в системе погребальной обрядности. При этом наибольшую выразительность акты манифестации СТ-субкультуры приняли за пределами близкого им кротовско-елунинского культурного мира, который простирался до Притоболья. Археологически это нашло выражение в открытии больших и малых СТ-мемориалов, значительного количества случайных находок к западу от Тобола.

Движение групп населения, обладавших уникальным оружием и орудиями, средствами транспорта, означало, что эти люди были знакомы с навыками производящего хозяйства, они знали, как разводить и содержать лошадей и других домашних животных, как плавить металл и делать из него оружие и орудия. Однако все эти навыки не сказались в полной мере на культуре жизнеобеспечения населения, с которым они контактировали. Археологически фиксируется распространение не новых технологий, а передового оружия. Подобная демонстрация вооружения и практика сооружения воинских мемориалов - признаки скорее военных агрессивных акций, нежели хозяйственного освоения новых земель. Показательно, что к западу от Урала традиции СТ-металлообработки в дальнейшем не нашли своего развития. Почему на территории северной лесостепи между Иртышом и Тоболом нет СТ-могильников сказать трудно. Можно предположить, что в пределах кротовско-елунинского массива, СТ-мигранты продвигались в относительно мирной для себя среде. Не исключено, что ими действительно был выбран северный путь, обусловленный главной транспортной магистралью того времени - р. Иртыш.

Особым пунктом в маршруте СТ-групп стал Урал. Среднее Зауралье как стратегический пункт получения ценного сырья не могло долго оставаться вне зоны внимания и особого контроля со стороны металлоносных культур. Формирование самобытной коптяковской культуры яркое тому подтверждение. Обращает на себя внимание явная приуроченность коптяковского ареала к территории основных меднорудных месторождений Среднего Урала. Большое количество предметов, являющихся своего рода промежуточными формами между классическими сейминско-турбинскими и самусьско-кижировскими образцами, позволяет выдвинуть предположение о формировании в Зауралье собственного металлообрабатывающего очага. Его своеобразие подчеркивают некоторые оригинальные типы изделий и химизм металла. Металлокомплекс коптяковской культуры представляет собой удивительно гармоничный симбиоз различных технологий, в котором превалирующими были СТ-традиции металлообработки. Как долго существовал зауральский очаг? Ответить на это вопрос довольно сложно, т.к. сейчас типология металла азиатской зоны ЕАМП нуждается в некоторой переоценке. После открытия Шайтанского Озера II стало ясно, что бытование предметов, сделанных по СТ-технологии было довольно длительным, а соответственно и более насыщенной представляется собственно история СТ-металлообработки. Есть основания полагать, что ее трансляторами вглубь таежной зоны могли быть как раз мастера зауральского очага. На уральский след указывают характерный металл и тальковые изделия в таежных памятниках - Товкуртлор 3, Сайгатино VI, кельт у д. Тюково под Тобольском.

Выдающейся особенностью коптяковской культуры является наличие на ее территории культовых комплексов, в том числе крупного сакрального центра Шайтанское Озеро II. Памятники подобного типа свидетельствуют о формировании и культивировании ритуальной практики, связанной с деятельностью первых металлургов и воинов. Для нее характерно отчуждение значительного количества металла, прежде всего, оружия, в виде обширных и точечных скоплений, в комплексе с каменными наконечниками стрел, ножами, скребками на территории специальным образом устроенных мемориалов.

Контакты с жителями степных районов носили избирательный характер и инициативной стороной в них выступали жители более южных районов. Замеченная тенденция явственно обозначится на следующем этапе развития в период ПБВ-2, особенность которого составляют мощные интеграционные процессы, обусловленные «андроновской колонизацией» и формированием андроновской общности.

Название «андроновская общность» целесообразно использовать как некий суммарный термин, который отражает чрезвычайно высокую плотность интеграционных процессов, охвативших в короткий период в начале ПБВ-2 огромную территорию от Урала до Енисея. Есть все основания полагать, что и в данном случае наблюдаются встречные импульсы, которые исходили из разных мест, не имели однонаправленного движения, означали закономерное расширение зоны влияния производящих культур, достигнувших определенных ступеней своего развития. Причина тому - экстенсивное домашнее скотоводство и начавшиеся серьезные подвижки в климатической обстановке. В условиях радиальной миграции групп степного населения процессы взаимодействия приобретают неизбежный и повсеместный характер. Археологически это выразилось в преобладании общих, фоновых признаков над специфическими, появлении синкретичных типов памятников.

Радиальный характер миграции в андроновскую эпоху подтверждается многочисленными примерами появления алакульских и федоровских черт в комплексах культур степной бронзы вплоть до Приаралья и предгорий Тянь-Шаня. В центре исследовательского внимания - результаты северного направления миграций. Археологически прослеживается постепенное расширение ойкумены степных культур на север, что хорошо регистрируется по появлению памятников сначала алакульского, а позднее федоровского типа в северной лесостепи. Период алакульских контактов был, по-видимому, непродолжительным. Алакульские группы, продвинувшись в некоторых местах до широты современного Заводоуковска и Тюмени, не оставили большого количества археологических памятников собственно в северной лесостепи. Складывается впечатление, что они не были ориентированы на глубокие взаимопроникающие контакты с местным населением. Их наследие в культурах последующих периодов на этой территории если и ощущается, то весьма незначительное.

Самые первые федоровские проявления связаны с появлением памятников черноозерского типа. Подобные памятники открыты на территории лесостепного Тоболо-Иртышья, в Среднем Зауралье их нет. Формирование характерного облика черноозерских комплексов произошло в результате тесных контактов местного населения (поздняя фаза развития кротовской культуры) и мигрантов из степной полосы. Указать более узкий район исходной миграции степных переселенцев, хоронивших своих сородичей по особому обряду (скорченно на боку в подкурганных сооружениях) в сопровождении посуды, украшенной пышным ковровым орнаментом, сложно. Рассеянная миграция в разных направлениях носителей андроновской (федоровской) традиции, затрудняет поиски ее культурного ядра. Скорее всего, оно локализовалось на территории Казахстана, где имела глубокие корни практика сооружения каменных погребальных ограждений, и где к тому времени утвердился тип экономики, основанный на отгонном скотоводстве. Вместе с утверждением андроновского типа хозяйства воспринимаются и свойственные данному ХКТ типы орудий, среди которых основное место принадлежит орудиям для хозяйственной деятельности. В керамических коллекциях представительство керамики украшенной в федоровском стиле невелико, она составляет не более 10-20 % от общей массы. Основная часть посуды украшена в традиционной местной манере. Высокая степень влияния культуры мигрантов археологически проявляется не столько в керамике, сколько в других артефактах и свидетельствах. Остеологические коллекции сообщают о кардинальном крене хозяйства в сторону производящей экономики, об этом же свидетельствуют жилища каркасно-столбовой конструкции (с колодцами и хозяйственными ямами), предназначенными, в том числе для содержания скота, зольники, содержавшие большое количество костей домашних животных. Наряду с могильниками, в которых практикуются местные погребальные обряды, появляются характерные степные курганы, в которых хоронили скорченно на боку, иногда встречается кремация. Как результат андроновского влияния воспринимается утверждающаяся практика совершения преднамеренных захоронений в отношении если не всех, то большой части членов общества. В дальнейшем андроновские погребальные традиции практически растворятся в культуре местного населения, периодически напоминая о себе некоторыми характерными деталями.

О сложности и неоднозначности происходивших процессов колонизации свидетельствуют, в том числе памятники иного, не черноозерского, облика, которые подсказывают, что, в частности, притобольские земли «оккупировались» группами андроновского населения, которые проникали сюда разными путями. Один из таких маршрутов пролегал через алакульский массив лесостепного Зауралья и Притоболья и сопровождался формированием самобытной субкультуры мигрантов (федорвоской). В условиях своеобразного культурного шока, вызванного наличием сильного и этнически близкого окружения, мигранты акцентировали все те ранее второстепенные черты, которые кардинально отличали их от культуры аборигенного населения. Не имея возможности влиять на систему жизнеобеспечения сильной и стабильной алакульской культуры, они пошли по пути манифестации в сакральной сфере тех черт, которые абсолютно подчеркивали их автономность. Значительные силы были оттянуты на сооружение трудозатратных грандиозных мегалитических усыпальниц, а сами погребальные церемонии приобрели характер длительных и сложных акций. Археологически федоровская культура проявила себя исключительно в погребальных комплексах. По сути дела реконструируется модель частичной ассимиляции, когда мигранты жертвуют своей культурой в пользу инокультурной среды частично, в какой-то одной из сфер жизни, но консолидируют собственные культурные ценности в сакральной деятельности. Именно культовая практика, религия в инокультурном окружении часто становятся средством этнического самоутверждения и сохранения идентичности, что подтверждают реалии и сегодняшней жизни.

Подобную модель взаимодействия в виде культурного обмена и диалога носителей федоровской традиции можно считать общей для андроновской общности. В условиях разного культурного окружения, варианты взаимодействий и реакции взаимодействующих сторон отличались. В подтаежном Прииртышье, Приишимье и Притоболье, где обитало не родственное им население - потомки культур кротовско-елунинского круга, которое, скорее всего, говорило на других языках, культивировало собственные ритуалы, экономика которого включала элементы производящего хозяйства, но во многом сохраняла ориентацию на охоту и рыболовство, федоровские мигранты оказались в ситуации, когда их достижения в системе жизнеобеспечения были очевидны. Отсюда столь тесное и стремительное взаимодействие, столь продуктивный диалог, который привел к слиянию местной и пришлой культур. Самые разнообразные данные говорят о весомом вкладе андроновских колонистов в культуру местного населения. То, что андроновские черты не растворились полностью в местной среде, а напротив были даже в какой-то степени усилены и акцентированы на следующем этапе культурогенеза, свидетельствует о бурно протекавших процессах аккультурации, что предполагает полное усвоение новой культуры без сколько-нибудь существенного ущерба для старой. Это был чрезвычайно активный период культурных интеграций, которые придали местной культуре новые стимулы и перспективы развития, обеспечили включение северной лесостепи и южной тайги в систему связей Евразийской металлургической провинции. Есть основания полагать, что носители федоровской культуры обладали какими-то особыми ценностями, которые были восприняты населением самых различных районов. Однако что это были за достижения, навыки, идеи - сказать трудно. Если за пределами алакульского ареала в качестве таковых могут рассматриваться прогрессивная форма хозяйства, в котором предположительно высокую роль играла лошадь, то какие достижения федоровских групп оказались существенными для алакульской культуры, представить сложно. Быть может, они были носителями каких-то новых мировоззренческих взглядов, конструктивной идеологии, которая обеспечивала им возможность комплиментарных контактов на огромной территории и глубокого влияния на аборигенные культуры? Исключать такой вариант не стоит, учитывая мощное андроновское (федоровское) наследие в культурах конца бронзового века. Особенно ярко оно проявилось в культурах андроноидной общности, которая складывается в XIV-XII вв. до н.э. в подтаежной зоне от Урала до Барабы и Алтая.

Генезис андроноидных культур (черкаскульская, пахомовская, сузгунская, еловская, корчажкинская) понимается в целом как результат аккультурации местного и пришлого населения. Однако при всем сходстве главного механизма сложения, сходстве результатов, они обладали ярко выраженным своеобразием. Такая «индивидуальность» во многом определялась спецификой местной среды, а также балансом взаимодействующих сторон, которые не исчерпывались только участием андроновского и местного населения. Есть основания полагать, что в эти процессы были втянуты и жители южной тайги.

Черкаскульская и пахомовская культуры выпукло представляют различные судьбы и вклад андроноидных культур в дальнейшие процессы культурогенеза на Урале и в Западной Сибири, обусловленные, в том числе различным характером и направлением связей. Период формирования андроноидных культур в лесостепной полосе по своему историческому содержанию соответствовал протекавшим ранее процессам интеграции и расширения андроновской ойкумены. Культуры этого периода несли мощный миграционный заряд, который во многом стимулировался бурными процессами распространения андроновского типа хозяйства, основу которого составляло подвижное скотоводство. Логично было бы ожидать дальнейшего расширения и продвижения хозяйственных достижений в среду таежного населения, однако эти возможности ввиду специфики природных условий были ограничены. Каким образом были реализованы «территориальные вопросы» в сложившихся условиях?

Две соседствующие андроноидные культуры - черкаскульская и пахомовская, демонстрируют совершенно различные миграционные модели. Археологические материалы отчетливо регистрируют массовое продвижение носителей пахомовской культуры в северном направлении, черкаскульской - в южном. Чем был вызван мощный миграционный отток черкаскульских групп, памятники которых открыты в Центральном Казахстане, Оренбуржье, Поволжье, Башкирии, на Алтае? По-видимому, сказывались местные природные условия, которые не отвечали потребностям развития скотоводства. Территория к востоку была прочно занята племенами пахомовской культуры. Южное направление миграций могло быть стимулировано изменившейся обстановкой в степном регионе, где происходит распад и трансформация андроновской общности, сопровождавшиеся формированием культур общности КВК. Исследователи предполагают явное сокращение численности населения на этапе развития алексеевско-саргаринской культуры. В опустевшие области и устремились группы черкаскульского населения, связанные своим происхождением со степным миром. В данном случае реконструируется типичная поведенческая модель диаспоры, в недрах которой всегда живет стремление к возвращению или миф о возвращении. На территории, занятой алексеевско-саргаринской культурой, «черкаскульская диаспора» проявила себя в качестве активной субкультуры, которая манифестировала свою идентичность в грандиозных погребальных ансамблях. Наиболее ярким примером такого сооружения является курган, раскопанный в могильнике Приплодный Лог, представляющий собой монументальное сооружение, которое посещалось в течение длительного времени и служило не только усыпальницей, но и местом отправления собственных культов.

Иное направление связей реализовано носителями пахомовской культуры. Связанные своим происхождением, в том числе и с населением таежной зоны, овладевшие в полной мере навыками отгонного скотоводства, именно они стали трансляторами нового типа хозяйства в южнотаежную подзону. Здесь непосредственно под их влиянием и с их участием позднее складывается сузгунская культура, локализованная вдоль течения Иртыша и по сути разделившая в конце бронзового века мир таежных охотников и лесостепных животноводов, мир тайги и мир степи. Достижения в области развития системы жизнеобеспечения пахомовская культура дополнила включением в свой контекст общих ритуальных практик, которые говорят о глубокой интегрированности в систему связей ПБВ в Евразии. Одним из ярких феноменов пахомовской культуры являются зольники. Пахомовские зольники вместе с ирменскими на востоке и белогрудовскими и сабатиновскими на западе очерчивают огромную территорию от Приобья до Причерноморья, на которой культивировались сходные ритуалы. Распространение сходных обрядов подсказывает, что речь может идти об этнической консолидации, связанной с расширением зоны влияния индоевропейских традиций. Внедрение навыков культуры их носителей сопровождалось заимствованиями в хозяйстве, социальной, сакральной и языковой сферах.

Дальнейшими хранителями и трансляторами традиций достижений индоевропейского мира вглубь таежной зоны в дальнейшем стали не собственно андроновские колонисты, а креолизированные группы лесостепного населения. Приведенный еще раньше (на стадии ПБВ-1) в действие механизм расширения сферы влияния скотоводческих культур на север, создал ситуацию своеобразного эстафетного «андроновского культурогенеза». В итоге андроновские традиции, о чем ярко свидетельствует орнаментика андроноидных культур, доживают в Тоболо-Иртышье вплоть до конца бронзового века, в то время как на исходной территории они к тому времени полностью затухли. Пахомовская культура - яркий пример среднего звена эстафеты. Это культура в целом стабильного периода, что подтверждает большое количество памятников в Тоболо-Иртышье. Нетипичные ситуации, как этого и стоило ожидать, возникают на периферии ареала, отсюда реально ощущаемые трудности в определении культурной принадлежности того или иного отдельного памятника. Одним из ярких примеров такого рода является проблема соотношения пахомовских и сузгунских древностей. Формирование сузгунской культуры - результат продолжающейся колонизации и распространения зоны производящего хозяйства на север. Но в это время и в этих условиях эстафету приняло андроноидное население лесостепной полосы, которое было самым тесным образом связано с жителями южной тайги. Отсюда столь органичное и глубокое внедрение андроноидных традиций в культуру местного населения, которое было подготовлено и открыто для подобного рода контактов сложившейся к тому времени системой связей с лесостепными соседями, чему во многом способствовали природные условия края, вполне пригодные, в том числе для ведения домашнего животноводства. Такая поэтапность, постепенность вполне соответствуют состоянию археологической неопределенности, размытости, непрерывности, что и передают археологические комплексы пограничных территорий. Тем более что четкой границы в период собственно колонизации и быть не могло, она устанавливается вместе с окончанием процесса оформления новой культуры и выработки оппозиции «свой-чужой». Историческое значение реализованной носителями пахомовской культуры миграционной модели заключается в расширении ареала производящих культур до южной тайги. Только с русской колонизацией XVI в. эти границы будут расширены дальше к северу.

Период ПБВ-3, как это и соответствует содержанию заключительного периода, характеризуют процессы дифференциации, дробления культур, распада былого единства, нарастания дестабилизирующих факторов, сигнализирующих о приближение новых сломов, нового деструктивного периода.

Обозначенные процессы документируют культуры конца эпохи бронзы - ирменская, сузгунская, бархатовская, межовско-березовская. При этом надо отметить, что не все из них равнозначны по своему статусу, влиянию, вкладу. Так очевидно, что в рамках изучаемой территории особое значение приобретает ирменская культура, которая имела собственную рудную базу, мощный металлургический и металлообрабатывающий очаг. Территория ирменской культуры охватывала в период апогея Верхнее и Томское Приобье, Барабу и Среднее Прииртышье, Кузнецкую котловину. В рамках интересующего региона, ирменская культура представлена памятниками розановского типа, представляющих иртышский локальный вариант.

Как это и свойственно магистральным образованиям, ирменская культура была открыта для всякого рода контактов и связей. Ее отдельные проявления хорошо регистрируются на Ишиме, на Тоболе. Есть основания полагать, что именно под влиянием ирменских контактов произошла окончательная консолидация населения, обитавшего на берегах Иртыша от Тары до Тобольска и его притоков, где сосредоточены памятники сузгунской культуры. Подобные процессы охватили в это время и другие области, о чем свидетельствуют материалы городищ Чича-1 в Барабе и Кент в Сары-Арке. Появление таких поселений с цитаделями и компактной округой, специальным образом спланированных, отмеченных высокой степенью концентрации разнокультурных комплексов, подтверждает существование развитой системы социальной регуляции и управления и являются своеобразным результатом всей предшествующей истории взаимосвязей и контактов.

Археологическим доказательством диалоговых отношений служит большое количество памятников ирменско-сузгунского (сузгунско-ирменского) облика в Прииртышье. Залогом таких связей явилась определенная степень родства ирменской и сузгунской культур, в основе которого лежал сходный андроноидный компонент. Точно по такому же принципу развивались и связи сузгунской культуры с таежными соседями. Археологически это состояние передают памятники сузгунско-красноозерского (красноозерско-сузгунского) облика в Прииртышье, которые сигнализируют о продвижении в лесостепной регион групп таежного населения. Основной магистралью таежных мигрантов был Иртыш, именно по его берегам обнаружена основная часть памятников красноозерского и смешанного сузгунско-красноозерского типа. Несмотря на тесные контакты, сложившиеся возможности сосуществования (в силу реализации различных хозяйственных укладов?) с местным сузгунским населением, носители красноозерской культуры не внесли существенного вклада в дальнейшие процессы культурогенеза. Их след в комплексах переходного времени и раннего железного века, если и прослеживается, то весьма слабо. Культурную преемственность на этапе дальнейших трансформаций обеспечили ирменская и сузгунская культуры, обогащенные разнообразными инокультурными связями. Помимо обозначенных выше культур, Прииртышье в конце бронзового века оказывается в сфере влияния культур валиковой керамики.

В условиях начавшейся дифференциации лесостепных культур, представлявших ранее относительно монолитный андроноидный массив, происходит неизбежная ротация и перераспределение культурных ареалов. Приртышье в этом смысле представляет уникальный район, где фиксируется разнообразие культурных модификаций как результат взаимодействия носителей сузгунских, ирменских, красноозерских и алексеевско-саргаринских традиций, принадлежавших миру таежных, лесостепных и степных культур.

Другой вариант подобного процесса взаимодействия передают памятники Нижнего Приишимья. Здесь отчетливо прослеживается влияние еще одной культуры - бархатовской. Но главным субстратом в Приишимье выступают носители сузгунской культуры. Более определенная и, если можно так выразиться, однозначная картина, вырисовывается в Притоболье. Здесь в конце бронзового века формируется самобытная бархатовская культура, которая обладала целым рядом устойчивых специфических признаков. Ее отличает компактная территория, на границах ареала она представлена многообразием смешанных памятников, но в зоне своего ядра отличается совокупностью устойчивых признаков. На юге партнерами бархатовской культуры выступали алексеевско-саргаринские племена, на севере - сузгунские, на востоке - население, оставившее памятники типа Чупино и Кучум-Гора. Спорным и неоднозначным представляется положение с западными соседями. Традиционно считается, что Среднее Зауралье в конце бронзового века входило в область межовской/березовской культур. Однако в последние годы здесь открыты поселения бархатовской культуры, что существенно раздвигает границы последней на запад. Данный вывод может показаться преждевременным, учитывая характерные для того времени примеры инокультурных «языков» в Тоболо-Иртышье, чересполосного и совместного проживания на одной территории групп разнокультурного, но близкого населения. Принципы и условия такого сосуществования остаются неясными, тем более что неизвестны очевидные и безусловные примеры бархатовско-березовских контаминаций (в отличие, например, от бархатовско-сузгунских, бархатовско-саргаринских). Последнее обстоятельство можно рассматривать как дополнительный штрих к реконструируемой в Зауралье ситуации. Возможности собственного культурогенеза к концу бронзового века здесь были в значительной степени утрачены, а потому данная территория оказалась в сфере преимущественного влияния бархатовской культуры, чьи территориальные устремления могли быть реализованы исключительно в западном направлении в силу присутствия сильных соседей на востоке и на юге. Сложившаяся система жизнеобеспечения, основу которой теперь составляло, в том числе и коневодство, обеспечивала освоение уязвимого для ведения животноводства горно-лесного Зауралья. Многие исследователи единодушно указывают на влияние западносибирского компонента в сложении приуральских культур конца бронзового века. В связи с оценкой связей бархатовской культуры стоит обратить внимание на появление еще одного культурного партнера в конце бронзового века. Если на Ишиме и Иртыше представители групп таежного населения ассоциируются с красноозерской культурой, то в Притоболье и Зауралье таежный компонент представлен древностями гамаюнского типа.

Таким образом, несмотря на формирование достаточно обособленных локальных образований, имевших собственное ядро, контактную округу, культуры конца бронзового века демонстрируют развитую систему активных связей, которые в рамках Евразийской провинции принимали вид растянутых в пространстве цепочек (крестовая керамика в Тагискене, бархатовская керамика в степном Зауралье, керамика алеексеевско-саргаринского облика в южнотаежном Прииртышье, ирменского в Притоболье и Приуралье, антропоморфные фигурки в Среднем Приобье). Распространение в комплексах лесостепных культур конца бронзового века глиняной пластики определенного стиля является объективным подтверждением сложения тесных информационных связей и культивирования сходных ритуальных практик в евразийском лесостепном поясе.

Расширение зоны производящего хозяйства, включавшего помимо производства продуктов питания, металлургию и металлообработку, самым непосредственным образом сказалось на культурных контактах. Преобладающими становятся связи, направленные «внутрь» круга таких культур, благодаря чему происходило своеобразное выравнивание технологий и «языка» культур (Черных, 2007), что нашло отражение в формировании металлургических провинций, культурных общностей, массивов.

Оценивая археологические свидетельства взаимодействий в бронзовом веке на изучаемой территории, главными факторами связей можно считать:

* Уровень социально-экономического развития, что в рамках ПБВ означало уровень развития комплексного производящего хозяйства, в основе которого лежали производство металла и скотоводство.

* На направлении и развитии информационных связей сказывалась конкретная историческая обстановка. В данном случае она определялась сложением двух культурных массивов - степного и лесостепного. Плотность связей между ними менялась и характеризовалась стремлением к интеграции и диалоговым отношениям, реализованными в рамках сложившейся Евразийской металлургической провинции.

* Определяющее значение имели особенности природного окружения. В преимущественном положении оказались культуры, приуроченные к зоне меднорудных месторождений и лесостепным ландшафтам, которые обеспечивали развитие скотоводства. Здесь плотность информационных связей имела наивысшие показатели, именно отсюда исходили основные инновационные и интеграционные импульсы. В зоне подобных очагов формировались своеобразные магистральные культуры (Головнев, 2009), определявшие характер взаимодействий эпохи.

* Необходимым условием диалога и культурных интеграций является подготовленность взаимодействующих сторон. Воздействие воспринимается тем полнее, чем ближе культуры находятся в стадиальном положении, т.к. судьба внешнего импульса во многом зависит от того, насколько он совпадает с тенденциями внутреннего развития

* Мощный стимул связей - миграции. Миграционные мотивы поддерживаются поиском новых источников сырья, необходимостью расширения хозяйственных угодий, военными амбициями, жизненной активностью, обусловленной развитием транспорта, мифами, новыми знаниями.

* Особое значение на характер связей оказывает производство оружия и активизация военных действий. Технологический переворот, обусловленный появлением металлического оружия, произвел революцию в системе отношений между культурами, их иерархии. Существенным фактором отношений становится производство и поставки высокотехнологичного оружия. Археологически это проявляется в формировании субкультуры воинской элиты, появлении укрепленных поселков, воинских мемориалов вдали от исходной территории, формировании комплекса наступательного вооружения и защитных доспехов.

Механизмы восприятия внешних воздействий включали процедуры селекции, воспроизводства, приспособления и структурной интеграции. Отбор происходил в соответствии с внутренними потребностями развития культуры и во многом зависел от характера и формы взаимодействий - диалог или монолог, мирные или принудительные. Наибольшей динамичностью отличались связи между элитами, отражением чего служат общие фоновые черты в оружии, украшениях, пластике, культах, аккумулирующих главные достижения и ценности эпохи. Распространение новаций имело волнообразный радиальный характер от центра к периферии. При этом наиболее существенные ценностные черты исходной/магистральной культуры на окраине приобретали в отдельных случаях ярко выраженный специфический облик, стимулированный стремлением ее носителей сохранить собственную самобытность в новом окружении. Археологически это фиксируется в выделении субкультурных образований различного толка.

Производство металла и возможность вести устойчивое скотоводческое хозяйство стали главными факторами формирования культурных очагов и центров, откуда исходили общие инновации, которые продуцировали различные технологические и культурные традиции, модели взаимодействия (обмен навыками, идеями, вещами) и освоения новых территорий - от стремительных военных походов, экспедиций до поэтапной колонизации. Производство и поставки сырья и металла опирались на сложную и разветвленную систему предпочтительных транспортных путей. Основу инфраструктуры составляли мощные водные магистрали - Тобол, Ишим и Иртыш, обусловившие установление меридионального канала связей и расширение ареала металлоносных культур в последовательности степь-лесостепь-тайга.

О бурно шедших процессах взаимодействия разноэтничного населения свидетельствуют хорошо прослеживаемые процессы метисации, которые были ведущей формой расообразовательных процессов в течение всего бронзового века. Смешение европеоидного и монголоидного компонентов к моменту формирования андроноидных культур можно считать установленным фактом. С известной долей осторожности можно предполагать контакты носителей праугорских, прасамодийских и индоевропейских диалектов. Учитывая мощный местный компонент, его преобладание на всех стадиях ПБВ, можно в целом оценивать изучаемую территорию в рамках угорского этнокультурного массива, испытавшего на разных стадиях мощные иноэтничные вливания, что в целом и обеспечило перспективы этого региона и его дальнейшее включение в активные процессы культурогенеза раннего железного века, когда он полностью входит в ареал саргатской общности.

Реконструированная система связей на исследуемой территории убедительно показала преимущества и исторические перспективы принципов мирного сосуществования и культурных интеграций, экономического сотрудничества и взаимообмена. Культуры бронзового века, по сути, продемонстрировали принципы современной экономики, базирующиеся на преимуществах поставок высокотехнологичных изделий и разделении труда. В целом, оценивая культурологические модели связей, можно констатировать, что определяющее значение имели процессы аккультурации и диалога культур, в которых наиболее активная и действенная роль принадлежала носителям элиты. Еще одним мощным фактором связей становится производство и поставки оружия, война и ее последствия. Прогресс в производстве оружия самым непосредственным образом сказался на формирующемся менталитете металлоносных культур.

СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ

Монографии

1. Корочкова О.Н. В.И. Лесное Тоболо-Иртышье в конце эпохи бронзы / Потемкина Т.М., Корочкова О.Н., Стефанов. М.: ПАИМС, 1995. - 107 с.

2. Корочкова О.Н. Андроновские древности Тюменского Притоболья / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. Екатеринбург: Полиграфист, 2000. - 105 с.

3. Корочкова О.Н. Урефты: зауральский памятник в андроновском контексте / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2006. 160 с.

4. Корочкова О.Н. Взаимодействие культур в эпоху поздней бронзы (андроноидные древности Тоболо-Иртышья) / Корочкова О.Н. Екатеринбург: УралЮрИздат, 2010а. - 104 с.

Статьи в рецензируемых журналах

5. Корочкова О.Н. Алакульская и федоровская культуры в лесостепном Зауралье: проблемы взаимодействия / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. // Российская археология. -2004. - № 4. - С. 52-66.

6. Корочкова О.Н. О западносибирских зольниках эпохи поздней бронзы / Корочкова О.Н. // Российская археология. - 2009а.- № 1. - С. 25-35.

7. Корочкова О.Н. Шайтанское Озеро II: новые сюжеты в изучении бронзового века Урала / Сериков Ю.Б., Корочкова О.Н., Кузьминых С.В., Стефанов В.И. // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2009б. - № 2 (38). - С. 67-78.

8. Корочкова О.Н. Культурные интеграции позднего бронзового века: факторы, механизмы, модели / Корочкова О.Н. // Уральский исторический вестник. - 2009в. - № 2 (23). - С. 40-49.

9. Корочкова О.Н. Пахомовская культура / Корочкова О.Н. // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2009 г. - № 3 (39). - С. 75-84.

10. Корочкова О.Н. Андроноидные культуры Урала и Западной Сибири: генезис, динамика, связи / Корочкова О.Н. // Уральский исторический вестник. - 2010б. - № 2. - С. 46-51.

11. Корочкова О.Н. Культовый памятник на Шайтанском озере под Екатеринбургом (по материалам раскопок 2008 г.) / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // Российская археология. - 2010в. - № 4. - С. 128-137.

Статьи в сборниках

12. Корочкова О.Н. Курганы федоровского типа могильника Урефты I / Стефанов В.И, Днепров С.А., Корочкова О.Н. // Советская археология. - 1983.- № 1. - С. 155-166.

13. Корочкова О.Н. Поселение федоровской культуры / Корочкова О.Н., Стефанов В.И. // Бронзовый век степной полосы Урало-Иртышского междуречья. Челябинск, 1983. С. 143-151.

14. Корочкова О.Н. Поселения заключительного этапа бронзового века на р.Тобол / Стефанов В.И., Корочкова О.Н. // Древние поселения Урала и Западной Сибири. -Свердловск. 1984. - С. 79-90.

15. Корочкова О.Н. Культуры бронзового века предтаежного Тоболо-Иртышья / Корочкова О.Н., Стефанов В.И., Стефанова Н.К. // Вопросы археологии Урала. -Екатеринбург, 1991. С. 70-92.

16. Корочкова О.Н. Поселение Пахомовская Пристань I / Евдокимов В.В., Корочкова О.Н. // Источники этнокультурной истории Западной Сибири. - Тюмень.- 1991. - С. 50-63.

17. Корочкова О.Н. Новое в изучении зольников и погребальных комплексов эпохи поздней бронзы Западной Сибири / Корочкова О.Н. // 120 лет археологии Восточного склона Урала. Первые чтения памяти В.Ф. Генинга. Екатеринбург, 1999. - С. 57-63.

18. Корочкова О.Н. Алакульско-федоровские комплексы Зауралья: к постановке проблемы / Корочкова О.Н. // Проблемы археологии Евразии. М., 2002. - С. 189-197.

19. Корочкова О.Н. К обсуждению термина «андроновская общность» / Корочкова О.Н. // Проблемы первобытной археологии Евразии. М., 2004. С. 202-211.