От архаической Скифии к классической

Глобальные изменения произошли в материальной и, по всей видимости, в духовной культуре кочевников в середине--второй половине VI в. до н. э. Данный период в работе мы будем именовать переходным. Изменения коснулись населения всего степного пояса Евразии. Исследователи отдельных регионов обратили внимание на данные процессы и предложили свои варианты реконструкции событий, которые привели к данным изменениям. скифия погребальный кочевой

В.Ю. Мурзин в работе посвященной захоронениям второй половины VII -- V вв. до н. э. Северного Причерноморья пришел к выводу, что скифы после поражения в Передней Азии формируют сперва центр своего объединения на Северном Кавказе. В конце VI в. до н. э., по мнению исследователя, происходит перемещение ядра Скифии в Северное Причерноморье, что находит подтверждение в увеличении количества погребальных памятников [Мурзин, 1984, с. 97, 101].

При рассмотрении вопроса о приходе к власти в степи династии скифов-царских Б.Н. Мо- золевский обращал внимание на концепцию двух Скифий А.Ю. Алексеева. Отмечая последовательность данного подхода, исследователь сомневается в значительной смене населения в регионе, аргументируя это преувеличением отличий культуры двух периодов и отсутсвием информации о данном событии у Геродота, который по мнению Б.Н. Мозолевского побывал в Скифии спустя несколько десятилетий. Выдающийся исследователь допускал, что появление новых групп населения в конце VI -- начале V вв. до н. э. может быть связано с возвращением в Северное Причерноморье части скифов, которые задержались на Северном Кавказе после окончания переднеазиатских походов [1990, с. 24, 27, 28].

А.Ю. Алексеев для Северного Причерноморья и Северного Кавказа данные изменения связывает с проникновением новых групп номадов с востока, которые пришли в движение в результате среднеазиатских походов Ахеменидов. Исследователь считает, что рубеж между Скифиями около середины VI в. до н. э. не отчетливый для степей Северного Причерноморья и Нижнего Дона [2003, с. 157]. Мы склонны все же его фиксировать достаточно уверенно. Для Степи заметно отличие между раннескифскими комплексами [Дубовская, 1997, c. 198--206] и древнейшими среднескифскими (Шолохово, Великомихайловка, Куцеволовка и др.). С.А. Скорый не фиксирует для VI в. до н. е. скифских вторжений на территорию Днепровского Лесостепного Правобережья [Скорый, 2003, c. 89].

Для Нижнего Дона отмечается наличие 30 или 40 комплексов VI в. до н. э. [Копылов, 1994, с. 22; Житников, 1997, с. 51]. При их анализе получается, что практически все они относятся к группе раннескифских захоронений (типа Бушуйки). Памятники раннескифского времени Нижнего Подонья и Прикубанья были проанализированы Т.В. Рябковой. Для Нижнего Дона отмечается активное самостоятельное развитие региона до середины--третьей четверти VI в. до н. э. Все инновации в междуречье Дона и Кубани раннескифского времени исследовательница связывает с притоком нового населения с востока, которое периодически осваивало данные благоприятные для скотоводства земли. Исчезновение памятников связано с событиями, которые привели к исчезновению Таганрогского поселения [Рябкова, 2003, с. 21]. Материалы свидетельствуют о неоднородности кочевников данного региона раннескифского времени. Финал скифской истории в Прикубанье не отличается ясностью. Исследователи фиксируют слияние к концу 6 в. до н. э. раннескифской культуры с культурой «меотов» и образование синкретической меото-скифской [Алексеев, Рябкова, 2010, с. 252]. К середине--второй половине столетия в данном регионе можно отнести лишь находки у хут. Дугино [Копылов, 1992, с. 84, рис. 1, 5]. Несколько восточнее исследовано известное аксайское захоронение. Единичность захоронений переходного периода на Нижнем Дону отмечает С.Ю. Гуцалов, что объясняет нахождением данной территории на стыке нескольких культурных миров, что мешало стабильному проживанию населения [Гуцалов, 2007, с. 87]. Данный регион в переходный период представлен наименьшим количеством комплексов, что, вероятно, обусловлено перемещениями новых групп кочевников через эту территорию. Постоянное население здесь появится лишь с образованием Елизаветовского городища и могильника.

Для Предкавказья фиксируется достаточно стабильное проживание групп кочевого населения, начиная с раннескифского времени, что выразилось в непрерывном существовании некоторых некрополей (Нартан). С.В. Махортых связывает уменьшение количества скифских памятников в Предкавказье в VI--V в. до н. э. с оттоком кочевников после окончания переднеазиатских походов в Северное Причерноморье Исследователь, вслед за В.А. Ильинской, связывает с этими процессами появления раннескифских погребений в Лесостепи, а не первых среднескифских. и смешением части скифов с местным населением и пришлыми из Волго-Донского междуречья кочевниками [Махортых, 1991, с. 113]. В данный период на Северном Кавказе известно большое количество местных поселений, при этом определенная напряженность в отношениях с кочевниками сохранялась [Виноградов, 1972, с. 37--38, 84--86]. Стоит отметить общее наблюдение специалистов, что погребальные памятники Северного Кавказа указывают на этническую пестроту кочевников региона в раннескифское время.

Часть исследователей правомерно отмечают участие номадов Северного Кавказа в формировании савроматской культуры междуречья Волги и Дона во второй половине VI -- начале V вв. до н. э. [Маслов, Очир-Горяева, 1997, с. 62--71]. Связи между данными регионами могли быть обусловлены сезонными перемещениями кочевников, поскольку Предкавказье было удобно для зимников. Кроме того, Северный Кавказ для кочевников являлся производственной базой, которая в значительной мере обеспечивала степняков. Связь населения Северного Причерноморья с Поволжьем проходила через северокавказский регион. Фиксируется и восточный импульс второй половины VI в. до н. э. для Предкавказья. В целом, С.Б. Бурков и В.Е. Маслов, отмечают среди важнейших особенностей региона наличие многочисленного автохтонного населения и близость Закавказью. Последнее обстоятельство обуславливало участие местных кочевиков в посреднеческой торговли с данным регионом, организации набегов и наемничестве [Бурков, Маслов, 2007, с. 309].

Важными являются вопросы датировки Уль- ских курганов, которые долгое время не были комплексно опубликованы. После выхода посвященного данному памятнику монографического исследования [Ульские ..., 2015] мы склонны согласиться с В.Р. Эрлихом в отношении распределения комплексов во времени. В связи с темой данной работы нас будет интересовать вторая хронологическая группа погребений (вторая половина VI в. до н. э.) [Эрлих, 2000, с. 77, 78].

Для памятников Нижнего Поволжья выделяется два хронологических периода, первый (ранний этап) из них связан с более менее плотным заселением региона в конце VI в. до н. э. [Очир-Горяева, 2012, с. 184, 185]. При этом, для несколько более раннего времени (около третьей четверти VI в. до н. э.) Л.Т. Яблонский допускает возможность проникновения в Нижнее Поволжье и Южное Приуралье отдельных малочисленных коллективов кочевников с территории Казахстана и Южной Сибири, которые оставили единичные захоронения типа «Комсомольский» [Яблонский, 2007, с. 24]. С.Ю. Гуцалов и А.Д. Таиров предполагают проникновение в первой половине-середине VI в. до н. э. в Южное Приуралье скифского этнокультурного компонента (кург. 59 Целинное 1 на Илеке, Бурдыгино кург. 8/2 в бассейне Самары, Покровка-2, кург. 17/1 [Гуцалов, Таиров, 2000, с. 65]).

К.Ф. Смирнов выделял в раннесавроматские погребения (VII--VI в. до н. э.) вместе с раннескифскими и переходные комплексы. Была определена целая группа захоронений второй половины VI в. до н. э., которые по времени предшествуют многочисленным комплексам последней четверти VI -- первой половины V в. до н. э. типа Блюменфельд А12. Выдающийся исследователь считал, что савроматская культура Волго-Уральского региона сформировалась на местной срубно-андроновской основе при существенном участии элементов более восточного происхождения из Средней Азии [Смирнов, 19б4, с. 33--40, 187--188].

Финал проживания ананьинского населе - ния в Поволжье исследователи связывают с походом Дария I и вероятным опустошением скифами, при обходе персов, западных земель фиссагетов-ананьинцев. Отмечается перемещение волжских ананьинцев на северо-восток в Поветлужье и севернее в конце VI в. до н. э. После вынужденного ухода из наиболее благоприятных земель ананьинские племена теряют свою монолитность и участвуют в сложении новых этнокультурных общностей [Халиков, 1977, с. 258].

В южноуральских степях масштабные изменения также происходят в середине -- второй половине VI в. до н. э., которые исследователи связывают с притоком нового населения и трансформацией культуры в Южном зауралье, а также в заселении Южного Приуралья [Таиров, 2000, с. 151--154]. Новый комплекс культуры появляется в готовом виде. Инновацией в погребально-поминальной практике стало сооружение святилищ с каменными изваяниями [Гуцалов, Таиров, 2000]. С.Ю. Гуцалов ви- дит несколько этнокультурных компонентов у населения южноуральского региона скифского времени. Допускается, что глобальные изменения в степях связаны с изменением климата и возможностью ведения кочевого хозяйства в степи. В одной из последних работ исследователь на основе анализа погребальной традиции регионов пришел к выводу об участии мигрантов с территории Северного Кавказа и Поднепровья в сложении элиты номадом Южного Урала. Завершение формирования «союза южноуральских номадов» связано с приходом мигрантов из низовьев Сырдарьи и Амударьи в конце VI в. до н. э. [Гуцалов, 2011, с. 52].

Для Горного Алтая внезапность смены культурного облика часть исследователей объясняет приходом нового пазырыкского населения, которое подчиняет или вытесняет местные майемирские и бийкенские племена в VI в. до н. э. (Л.С. Марсадолов, А.А. Тишкин); формированием пазырыкской культуры в результате взаимодействия местного населения и мигрантов из степей восточного и юго-восточного Казахстана (В.А. Могильников; подробнее см.: [Тишкин, Дашковский, 2005, с. 248--267]). П.И. Шульга выделяет хронологический разрыв между раннескифскими и пазырыкскими погребальными комплексами в пределах полувека, обусловленный ухудшением климатических условий в регионе ^ Исследователь отмечает что в середине--второй половине VI в. до н. э. погребальный обряд и комплекс материальной культуры кардинально меняется по всей степи, как минимум от Урала до Ордоса. Отмечается схожесть данного явления с процессами, которые происходили при формировании раннескифской культуры. Автор не склонен это объяснять миграциями и завоеваниями, а считает, что произошла эпохальная смена культурного облика. Основная масса населения горного Алтая осталась на месте, что, по мнению П.И. Шульги, подтверждается данными антропологии и лепной керамики [Шульга, 2008, с. 13]. В недавней работе автор все же допускает возможность миграции в данное время на территорию Горного Алтая из предгорной равнины и Тувы [Шульга, 2015, с. 29].

«Импульсу VI в. до н. э.» посвящена специальная работа А.Д. Таирова. Предполагается, что во второй четверти -- середине данного столетия при улучшении климатических условий увеличилась численность кочевого населения в Монголии, Северном и Северо-Западном Китае, что вызвало перемещение племен, в основном внутри региона. Под влиянием усобиц в это время часть кочевников Тувы и Минусинской котловины «выплеснулась из центральноазиатского По моему мнению, выделение подобного «хиатуса», с учетом отсутствия надежных хронологических индикаторов и четкой абсолютной датировки для комплексов данного региона (погрешность может достигать 100--200 лет) [Шульга, 2015, с. 22], не выглядит бесспорным. котла». В Туве на смену алды-бельской культуре, носители которой перемещаются на запад, приходит саглынская. В результате данных событий происходит общая подвижка населения в западном направлении. Кочевники Восточного Туркестана и Юго-Восточного Казахстана были вытеснены и двинулись в обход сильного объединения номадов Центрального Казахстана вдоль предгорий Алтая в Верхнее Приобье и на запад через Семиречье на Южный Урал и, вероятно, вплоть до Северного Причерноморья. Движение имело характер нескольких импульсов, которые не оставили следов на промежуточных территориях. Восточный Туркестан при этом заняли кочевники, родственные племенам, которые заселили Горный Алтай и приняли участие в сложении пазырыкской культуры. А.Д. Таиров, вслед за Л.Т. Яблонским, отмечает, что «пульсирующие миграции» представляли собой перемещения, вероятно, разноэтнических групп кочевников, которые были носителями специфических комплексов материальной культуры [Таиров, 2008, с. 162--163].

Интересна реконструкция сезонных миграций кочевников Южного Урала предложенная А.Д. Таировым. Исследователь считает, что контакты между кочевниками урало-казахстанских степей с племенами низовий Сырдарьи были непосредственными и выражались во взаимовлиянии. Контакты (мирные, военные) наиболее активно проходили в период зимовки на сопредельных территориях и охватывали, скорее всего, широкие слои общества. Взаимодействие затрагивало не только хозяйство, но и потестар- но-политические (заключение союзов, договоров, посылке посольств и т. п.) и духовно-идеологические стороны жизни кочевых сообществ. Заимствовались преимущественно передовые предметы вооружения и конской упряжи [Таиров, 2007, с. 64--101]. Таким мог быть механизм передачи «по цепочке» различных инноваций.

На середину VI в. до н. э. выделяется несколько регионов, не имевших постоянного населения: степи Северного Причерноморья, Волго-Донское междуречье, включая низовья рек, Южное Приуралье, то есть степной регион от Дуная до Урала. Данное явление, вероятно, связано с состоянием климата того времени. На востоке потенциальными исходными регионами миграции на запад могли быть Южное Зауралье, Северный и Центральный Казахстан (тасмолинская КЭО), Восточный Казахстан, Алтай, Тува, Южная Сибирь, и Приара- лье. Перемещение саков Приаралья в Южное Зауралье (могильник Маровый шлях) происходит несколько позднее в конце VI в. до н. э. [Таиров, 2006, с. 89, 90].

Подытоживая, можно сказать, что ученые в своих региональных реконструкциях отмечают активизацию этнокультурных процессов около середины VI в. до н. э. Данные явления частью исследователей связываются с проникновением кочевников из Тувы и Минусинской котловины через предгорья Алтая в Восточный Туркменистан, Юго-Восточный Казахстан и далее через Семиречье и Южное Приуралье вплоть до Северного Причерноморья ¹ Предполагается влияние военной активности первых Ахеменидов на сако-масагетские племена.

Рис. 1. Комплексы переходного периода юга Восточной Европы: 1 -- Колоски; 2 -- Гусарка; 3 -- Куцеволов- ка; 4 -- Дугино; 5 -- Шолохово; 6 -- Гладкое; 7 -- Ясиноватое; 8 -- Роблена Могила; 9 -- Великомихайловка; 10 -- Аксай; 11 -- Ольвия; 12 -- Комсомольский; 13 -- Кривая Лука; 14 -- Покровка; 15 -- Политотдельское; 16 -- Нартан; 17 -- Новозаведенное; 18 -- Ульские курганы; 19 -- Каменномостский могильник; 20 -- Асси- новская; 21 -- Пирогово; 22 -- Цветково; 23 -- Басовка; 24 -- Стайкин Верх; 25 -- Волковцы; 26 -- Гладков- щина; 27 -- Ярмолинцы, ур. Камашня; 28 -- Великие Будки; 29 -- Лубны; 30 -- Келеберда; 31 -- Ерковцы; 32 -- Купьеваха; 33 -- Опишлянка; 34 -- Витова Могила; 35 -- Бельск; 36 -- Тетюшино; 37 -- Малая Ро- гозянка; 38 -- Запорожье; 39 -- 15-й поселок; 40 -- Энгельс; 41 -- Визенмиллер; 42 -- Абрамовка (Черная Гора); 43 -- Белореченский могильник

Долгое время считалось, что значимое воздействие на историю Скифии имел поход Дария І в Северное Причерноморье. Критический анализ всей совокупности данных ведущими исследователями лишает меня необходимости возвращаться к данной проблеме [Полин, 1994]. В последние годы исследователи стали обращать внимание на войны Кира ІІ с масса- гетами и походом ранних Ахеменидов на Северный Кавказ [Алексеев, 2003, с. 190]. Именно данные кампании имели важное значение для жизни кочевников степного пояса Евразии в последней четверти VI в. до н. э.

Целью данной работы является попытка разработки микрохронологии материальной Встречный культурный импульс с Северного Кавказа, как минимум, до Южного Приуралья (памятники типа Целинный и Покровка) в это время маловероятен. Находка костей верблюда в кург. 17 могильника Покровка-2 (см. далее: рис. 5, 1) [Яблонский и др., 1994, с. 37--40], скорее, говорят о восточном происхождении данных групп кочевников. Движение кочевников с запада на восток, вероятно, имело место позднее, в последней четверти VI в. до н. э. культуры VI в. до н. э. и детализации истории кочевого и оседлого населения юга Восточной Европы в это время (рис. 1).

Погребальный обряд. А.Ю. Алексеев отмечает, что изменения погребального обряда носили более эволюционный характер, чем в материальной культуре [2003, с. 186--187]. Работа Ю.Н. Бойко, не лишенная спорных моментов, показала отличие погребальной обрядности населения юга Восточной Европы раннескифского и среднескифского периодов [1994, с. 22--24].

Большинство позднейших раннескифских захоронений восточноевропейской Лесостепи [Гречко, 2012, с. 80--82] совершено в камерных могилах с деревянными конструкциями («склепы»), которые не отличаются от сооружений более ранннего времени (рис. 2, 1--7). Ориентировка нестабильна. Абсолютно преобладает ингумация. К данной хронологической группе относятся и позднейшие комплексы Среднего Днестра (Перебыковцы, кург. 2) [Смирнова, 1993, с. 115--117].

Древнейшие среднескифские захоронения совершены в обычных ямах без деревянных конструкций (Витова Могила, Опишлянка, Аксай кург. 3/3 Шолохово кург. 13, Великомихайловка), с канавками вдоль стен могилы (Купьеваха кург. 19) и в камерной гробнице с угловыми столбами (Басовка, кург. 482, Малая Рогозянка-1, кург. 1/3 ^:). Известны погребения К группе захоронений переходного периода данный комплекс позволяет отнести присутствие трехлопас- ных башневидных наконечников стрел в колчанном наборе и близость лепного кувшинообразного сосуда изделию из кург. 20/4 Купьевахинского могильника (вторая половина VI в. до н. э.) [Бандуровский, Буйнов, 2000, c. 20--21; 171, рис. 31, 1--15]. в деревянных камерах, которые меньше размеров ямы (Тетюшино) (рис. 2, 8--10; 3, 1, 3; 4, 3).

Рис. 2. Погребальные сооружения второй половины VII -- VI вв. до н. э. юга Восточной Европы: 1 -- Купьеваха, кург. 14; 2 -- Купьеваха, кург. 15/2; 3 -- Журовка 407; 4 -- Старшая Могила; 5 -- Репяховатая Могила, погр. 1; 6 -- Перебыковцы, кург. 2; 7 -- Новозаведенное-II, кург. 17; 8 -- Аксай-I, кург. 3/3; 9 -- Тетюшино; 10 -- Купьеваха, кург. 19 (по: [Ильинская, 1968, 1975; Ильинская, Мозолевский, Тереножкин, 1980; Смирнова, 2006; Петренко и др., 2006; Бандуровский, Буйнов, 2000; Бойко, Берестнев, 2001; Дьяченко и др., 1999]) ; масштаб произвольный

Среди немногочисленных захоронений данной группы известна кремация покойника (Скоробор кург. 4) [Шрамко, 1994, c. 108]. В Опишлянке кальцинированные кости были помещены в урну [Zakharov, 1932, c. 76--77]. Обряд сожжения в раннескифское время занимает значительное место среди погребальных практик населения Днепровского Лесостепного Правобережья (36 %) и лишь немного уменьшается его удельный вес в среднескифский пеиод [Ковпаненко, Бессонова, Скорый, 1989, с. 34, 38]. Обряд сожжения известен на Среднем Днестре [Смирнова, 2006, с. 74], в Предкавказье (Нартан, кург. 12) [Батчаев, 1985 с. 31--32] и в Средней Европе (культура Сентеш- Векерзуг) [Хохоровски, 2013, с. 64].

Рис. 3. Погребальные сооружения второй половины VII -- VI вв. до н. э. юга Восточной Европы: 1 -- Великоми- хайловка; 2 -- Нартан, кург. 19; 3 -- Малая Рогозянка-1, кург. 1/3; 4 -- Нартан, кург. 10; 5 -- Нартан, кург. 4; 6 -- Купьеваха кург. 19; 7 -- Нартан, кург. 9; 8 -- Нижнедонской, кург. 1/24 (по: [Мухопад, 1984; Бандуровский, Буйнов, 2000; Ильюков, Лукьяшко, 1994; Батчаев, 1985; Бойко, Берестнев, 2001]); масштаб произвольный

Ближайшие аналогии погребальным соору жениям переходного периода среди раннескифских комплексов можно найти в Предкавказье. могильника. Ямы с канавками вдоль стен (Ку-Так, квадратная яма с угловыми округлыми пьеваха, кург. 19 ^:) аналогичны более ранним углублениями (Велькомихайловка [Мухопад, 1984, с. 118]) идентична кург. 19 Нартанского 1. При этом совпадает и ориентировка могил.нартановским (кург. 9, 11) (рис. 3, 1--2, 6--7) [Батчаев, 1985, с. 27--31].

Рис. 4. Погребальные комплексы с изваяниями VI в. до н. э. юга Восточной Европы: 1 -- Великомихайловка; 2 -- Роблена Могила; 3 -- Шолохово, кург. 13; 4 -- Куцеволовка, кург. 9; 5 -- Запорожье, кург. 2/2; 6 -- Яси- новатая (по: [Мухопад, 1984; Волкобой и др., 1979; Григорьев, 1989; Ольховский, Евдокимов, 1994; Бокий, Ольховский, 1994; Андрух, Тощев, 2012]); масштаб произвольный

Ориентировка могил нестабильна (С--Ю, СЗ--ЮВ, Сз--ЮВ (Купьеваха). При этом, в Лесостепи преобладает меридиональная (Витова Могила, Опишлянка, Басовка), а в Степи и Приднепровской террасовой Лесостепи лучше представлена широтная ориентировка (Шолохово, Роблена Могила). Серия могил имеет подквадратную форму и была ориентирована по сторонам света.

Дважды (Великомихайловка, Малая Рогозянка-1, кург. 1/2) было зафиксировано диагональное положение умершего в могилу (рис. 3, 1, 3). Аналогиями могут служить захоронения раннескифского времени в кург. 10 Нартанско- го могильника ¹ (рис. 3, 4) [Батчаев, 1985, с. 30], погребение в кург. 1 группы 2 у с. Волошково в Приднепровской террасовой Лесостепи [Кула- това и др., 2006, с. 49] и захоронение в кург. 1 могильника Донской на Нижнем Дону (рис. 3, 8) [Ильюков, Лукьяшко, 1994, с. 58].

Положение коня в могилу (Витова Могила, Роблена Могила) также находит аналогии в Предкавказье (Нартан и др.) [Махортых, 1991, с. 41]. Прямоугольная форма могилы (Витова Могила) вместе с костяком коня находит параллели и в синхронных, и более ранних погребениях Горного Алтая и его предгорий [Шульга, 2008, с. 9, с. 195, рис. 4, 1].

Погребения переходного периода были совершены на территории существовавших могильников (Скоробор, Купьеваха), положили начало существованию группы (Басовка), либо созданы на новом месте и являются одиночными (Тетюшино²). Стоит отметить, что все погребения являются основными и единственными в курганах. значительная часть курганов выделяется своими большими размерами. Среди комплексов переходного периода (вторая--третья четверти VI в. до н. э.) Северного Причерноморья отсутствуют бесспорно женские одиночные погребения ³.

Выделяется группа захоронений данного периода, в которых в могиле или в засыпке найдены каменные изваяния (Шолохово, кург. 13, Великомихайловка, Гладкое, Роблена Могила) (рис. 3, 1; 4, 1--3). Кроме того, известны два комплекса (святилища?) Куцеволовский комплекс датируется третьей четвертью VI в. до н. э. [Бокий, Ольховский, 1994], а Ясиноватая -- VI--V вв. до н. э. [Ольховский, Евдокимов, 1994, с. 24]. Комплекс у с. Гладкое также неординарен и, вероятно, является захоронением изваяния в сопровождении человека и части туловища лошади [Бессонова, 2009, с. 46]., где под насыпями не было выявлено погребений, но были найдены изваяния и другие материалы (панцирные пластины либо железный топор и набор амфор) (рис. 4, 4, 6). Отношение данной группы комплексов, аналогии которым отсутствуют в Северном Причерноморье в раннескифское время, к переходному периоду заслуживает внимания. Вероятно, это было связано с изменениями в этническом составе населения данного региону, что могло сопровождаться и определенными ритуалами и идеологическом обосновании прав мигрантов на новые территории. Таким образом, непосредственную привязку к комплексам изваяния получают около середины VI в. до н. э. При этом, традиционно считается, что появление традиции создания антропоморфных изваяний в Северном Причерноморье и Северном Кавказе связано со «скифами» конца VIII -- первой половине VII вв. до н. э. Хотя, для Северного Причерноморья их присутствие отмечается для времени не ранее VI в. до н. э., а, в основном, в последней четверти данного столетия [Бессонова, 2009, с. 15, 64]. Надежно датированных комплексов раннескифского времени на территории Северного Причерноморья с изваяниями нет В ровике кург. 2 в г. Запорожье на просп. Советский было обнаружено изваяние [Тощев, Андрух, 2012, с. 184--223]. Его связь с впускным погребением 2 вполне вероятна (рис. 4, 5). Инвентарь данного захоронения, безусловно, относится еще к материальной культуре раннескифского типа. Нельзя исключать принадлежность погребения с финальными раннескифскими (переходный период) и синхронизировать с комплексом Робленой Могилы. Данный комплекс отличается от других нахождением стелы в ровике, в то время когда остальные изваяния были найдены в могилах либо насыпи.. Ситуация с появлением новых традиций изготовления каменной монументальной скульптуры, схожа с распространением «киммерийских» стел из Центральной Азии, вероятно, через Северный Кавказ в Северное Причерноморье. Интересно мнение И.В. Бруяко, что их использование в погребальной обрядности было необходимо для более четкого обозначения связи «стела-погребение» в инокультурном окружении [Бруя- ко, 2005, с. 141, рис. 30; 144]. Вероятно, новые группы кочевников использовали скульптуру для включения новых земель в свою культурную территорию, то есть -- освоение земель не только физически, но и ментально.

1. Судя по положению костяка лошади, подобное положение основного погребенного можно предполагать и для кург. 4 Нартана (рис. 3, 5) [Батчаев, 1985, с. 22, табл. 15].

2. Интересно, что погребальную яму данного кургана окружал мощный глиняный выкид с перемычкой с севера, котрый до сооружения насыпи был обложен сосновыми бревнами, горбылями и плахами [Банду- ровский, Буйнов, 2001, с. 75].

3. В Лесостепи такая возможность допускается для нескольких захоронений Купьевахинского могильника (кург. 20/4, 5), что при отсутствии антропологических определений и специфических категорий погребального инвентаря выглядит не бесспорным [Бойко, Берестнев, 2001, с. 42, 43].

Традиция размещения в насыпи, в надмогильной выкладке или могиле антропоморфных изваяний или камней известна в раннескифских курганах Северного Кавказа (Нартан кург. 11, 16, 17, 20), Красное Знамя, 1973])

Кург. 1, 8 (подробнее см.: [Бессонова, 2009, с. 25, 26]). Интересно синхронное появление в Южном Приуралье каменных изваяний, близких антропоморфам Северного Кавказа и Северного Причерноморья, во второй половине VI в. До н. э. вместе с появлением с появлением новых групп кочевников. Это, по мнению исследователей, подтверждает мысль о проникновении в данный регион скифского этнокультурного компонента, который участвует в сложении прохоровской культуры [Гуцалов, Таиров, 2000]. Важным представляется отмеченное исследователями преобладание ранних изваяний (VII--VI вв. до н. э.) на Северном Кавказе [Ольховский, Евдокимов, 1994, с. 45] и их преемственность с более поздними причерноморскими [Бессонова, 2009, с. 16].

Рис. 5. Погребение в кургане 17/1 могильника Покровка 2 в Южном Приуралье (1) и наборы наконечников стрел из курганов могильника Уйгарак: 2 -- № 70; 3 -- № 84 (по: [Яблонский и др., 1994; Вишневская,

Рис. 6. Двухлопастные наконечники стрел конца VII -- VI вв. до н. э. юга Восточной Европы: 1 -- Цу- кур-Лиман; 2 -- Репяховатая Могила 2; 3 -- Перебыковцы, кург. 2; 4 -- Аксай-1, кург. 3/3; 5 -- Новоза- веденное-II, кург. 6; 6 -- Великие Будки, кург. 478; 7 -- Басовка, кург. 483; 8, 9 -- Ольвия, погр. 1911/66; 10 -- Ольвия, погр. 1914/15; 11 -- Нартан, кург. 5 (по: [Ильинская, 1968; Ильинская, Мозолевский, Тереножкин, 1980; Смирнова, 1993; Бандуровский, Буйнов, 2000; Бойко, Берестнев, 2001; Дьяченко и др., 1999; Скуднова, 1988; Батчаев, 1985; Петренко и др., 2006]); масштаб произвольный

В целом, подтверждается наблюдение исследователей, что для начала среднескифского периода для всех регионов характерна значительная «обрядовая смешанность», а обряд погребения элиты и рядового населения сильно отличается. Это может говорить о смешении различных групп населения в результате миграций [Гуцалов, 2011, с. 96]. Основными хранителями древних верований и традиций были представители аристократии [Плетнева, 1982, с. 17], обряды же рядового населения могли отличаться меньшей консервативностью и обуславливались многими факторами. При переселении в движение вовлекались часто и племена, через земли которых проходила миграция. Все это усложняет процесс реконструкции миграций населения при отсутствии данных письменных источников.

Таким образом, полной идентичности погребального обряда позднейших раннескифских комплексов и древнейших среднескифских нет, и отличия имеются, что, по крайней мере, не противоречит этнокультурному размежеванию рассматриваемых групп. Кроме того, погребальная обрядность новых групп населения также не отличался однородностью. Истоки новых элементов погребального обряда достаточно четко обнаруживаются в традициях населения раннескифского времени Предкавказья. С данным регионом стоит связывать и появление каменных изваяний, которые найдены в погребальных и культовых комплексах.

Материальная культура

Наконечники стрел. Важное место в разработке хронологии VI в. до н. э. принадлежит выявлению закономерностей изменения состава колчанных наборов. Традиционно смена 1 хронологической группы стрел (раннескифской) 2 группой (первой среднескифской), согласно А.И. Мелюковой, приходилась на середину VI в. до н. э. С.В. Полин сделал попытку удревнить данное явление до рубежа первой и второй четверти данного столетия [Полін, 1987, с. 28--29], что не нашло поддержки специалистов, в виду отсутствия опорных комплексов для подтверждения такой датировки [Алексеев, 2003, с. 158-- 159; Бруяко, 2005, с. 239]. Несколько лет спустя после выхода работы С.В. Полина был опубликован каталог погребений архаического некрополя Ольвии [Скуднова, 1988], в котором многие захоронения с наконечниками стрел были датированы античной керамикой. Это позволяет уточнить ряд дискуссионных моментов.

Данный период, как и его «смешанные» колчанные наборы, правомерно называть переходными [Полін, 1987, с. 31]. В наборах второй-начала третьей четверти VI в. до н. э. присутствуют наконечники стрел раннескифских типов (рис. 5, 1; 6, 4). Значительные изменения происходят в наборах стрел середины--третьей четверти VI в. до н. э. по сравнению с позднейшими классическими раннескифскими (типа Репяховатой Могилы 2). Классические двухлопастные наконечники стрел с лавролистной головкой с шипом или без более одного экземпляра встречены лишь в одном из древнейших среднескифских комплексов в Аксае (около 560--540 гг. до н. э.) (рис. 6, 4). Своеобразными, отличными от раннескифских образцов, являются остлолистные со срезанными под тупым углом ко втулке основаниями лопастей двухлопастные наконечники стрел из ольвийского погребения с крестовидной бляхой 1910/12 (рис. 6, 12). Близкий наконечник обнаружен в кург. 467 у с. Аксютинцы в Посулье, колчанный набор из которого близок комплексам переходного периода [Галанина, 1977, с. 39, табл. 18, 16].

На смену стрелам келермесского типа приходит серия двухлопастных наконечников без выделенной втулки, либо с очень незначительной, иногда, с шипом (рис. 6, 6--11). Значительное количество подобных наконечников найдено в архаическом некрополе Ольвии [Скуднова, 1988]. По одному экземпляру обнаружено в кург. 482 Басовки и кург. 478 у с. В. Будки [Галанина, 1977], Броварки кург. 4 [Гавриш, 2000, с. 30--34], на Хотовском и Мотронинском городищах [Петровська, 1970, с. 138, рис. 13, 2; Бессонова, Скорый, 2000, с. 91]. Данный тип, учитывая отсутствие переходных форм, маловероятно выводить из раннескифских. Лишь в кург. 84 Уйгарака, кроме черешковых стрел был найден один близкий наконечник (рис. 5, 3) [Вишневская, 1973, табл. ХХ, 10]. Аналогии данным наконечникам известны в синхронных комплексах Предкавказья и Прикубанья (Нартан кург. 5, Ульский 1909/1) (рис. 6, 11) [Батчаев, 1985, с. 23--24; Ульские ..., 2015, табл. 5, 81]. Можно предполагать их юго-восточное происхождение.

Рис. 7. Трехлопастные наконечники стрел конца VII -- VI вв. до н. э. юга Восточной Европы: 1 -- Ре- пяховатая Могила 2; 2 -- Перебыковцы, кург. 2; 3, 11 -- Басовка, кург. 482; 4 -- Аксай-1, кург. 3/3; 5 -- Ольвия, погр. 1909/6; 6 -- Ольвия, погр. 1914/15; 7 -- Колоски, кург. 5/5; 8 -- Тетюшино; 9 -- Нартан, кург. 5; 10 -- Ольвия, погр. 1911/52 (по: [Ильинская, 1968; Ильинская, Мозолевский, Тереножкин, 1980; Смирнова, 1993; Бандуровский, Буйнов, 2000; Дьяченко и др., 1999; Скуднова, 1988; Батчаев, 1985; Ольховский, 1982]) ; масштаб произвольный

В наиболее ранних среднескифских колчанных наборах встречаются трехлопастные наконечники стрел с лавролистной головкой, выделенной втулкой с шипом или без, в количестве до десяти штук (рис. 7, 4). Наибольшее их количество встречено в Аксае, кург. 482 Басовки и кург. 478 у с. В. Будки, что, как и в ситуации с двухлопастными стрелами, подчеркивает их относительную древность среди комплексов переходного периода.

На сегодня можно говорить с уверенностью, что в северопричерноморских комплексах последней четверти VII -- первой четверти VI в. до н. э. базисные трехлопастные наконечники стрел отсутствуют (Репяховатая Могила 2, Цукур-Лиман, Гуляй-Город, кург. 38, Бушуйка). Нет в это время и наконечников с башневидной головкой. Изменения происходят во второй--третьей четвертях VI в. до н. э., когда в наборах появляются трехлопастные стрелы с башневидной головкой, с длинной выступающей втулкой или без, с шипом или без него (Ольвия погр. 1910/12, 1909/6) [Скуднова, 1988, с. 42--43, 55, 78--80, 101], Новозаведеннное-II, кург. 6 и 17, Нартан кург. 3, 5, 8, Перебыковцы кург. 2, Аксай кург. 3/3 [Дьяченко и др., 1999, с. 96], Каменномостский могильник, погр. 2 (рис. 7, 2, 9) Башневидные трехлопастные наконечники стрел с лопастями переходящими в шипы найдены в ульском кургане 1982/10 [Лесков, 2015, табл. 13, 203], что позволяет присоединиться к мнению В.Р. Эрлиха о датировке кургана около середины (скорее всего, третьей четвертью) VI в. до н. э. [2000, с. 78], а не серединой следующего столетия [Алексеев, 2003, с. 157]. [Батчаев, 1985, с. 8, 22--27]. Подобные трехлопастные наконечники стрел могут служить надежными маркерами комплексов второй--третьей четверти VI в. до н. э., поскольку в погребениях последней четверти данного столетия в количестве более одного экземпляра они мне уже не известны [Гречко, 2012, рис. 13, 14].

Генетически связана с келермесскими трехлопастными наконечниками группа стрел, у которых уменьшается втулка, а форма головки вытягивается и приобретает остролистную форму. Шип сохраняется (рис. 7, 5--7).

Появляются массивные бронзовые трехлопастные наконечники с головкой башневидной формы со срезанными под тупым углом к основанию лопастями без выделенной втулки (Тетюшино, Скоробор, Ольвия) (рис. 7, 8). Они могут маркировать комплексы третьей четвер - ти VI в. до н. э. В последней четверти данного столетия, они приобретают более стройные пропорции (Александровка). Наконечники подобной формы получили широкое распространение в культуре Сентеш-Векерзуг [Kemenczei, 2009, taf. 12; 155, 3; 162, 5; 178, 7, 8].

В небольшом количестве представлены трехлопастные стрелы со скрытой или слабовыделенной втулкой стройных пропорций, которые получат распространение позднее (рис. 7, 4).

В комплексах второй-третьей четвертей VI в. до н. э., так же как и в раннескифских, практически отсутствуют классические базисные наконечники, под которыми мы понимаем опорновтульчатые наконечники стрел с треугольной в профиль головкой и широким основанием (соотношение высоты к ширине основания близко 1 к 2). Единичные экземпляры массивных базисных наконечников найдены в комплексах середины -- третьей четверти VI в. до н. э. (кург. 478 у с. Волковцы и кург. 482 у с. Басовка) [Галанина, 1977, табл. 23, 26, 28; 25, 23]. Интересно, что трехлопастные наконечники стрел со скрытой втулкой и широким основанием известны раннескифское время в Китае [Шульга, 2015, с. 80--84] и Туве (Уйгарак кург. 70, 84.) (рис. 5, 2, 3) [Вишневская, 1973].

Рис. 8. Наконечники стрел конца VII -- VI вв. до н. э. юга Восточной Европы: 1 -- Репяховатая Могила 2; 2 -- Цукур-Лиман; 3 -- Перебыковцы, кург. 2; 4, 9 -- Басовка, кург. 482; 5 -- Ольвия, погр. 1911/66; 6 -- Тетюшино; 7 -- Новозаведенное-II, кург. 17; 8 -- Камен- номосткий могильник, погр. 2; 10 -- Аксай-1, кург. 3/3; 11 -- Нартан, кург. 5 (по: [Ильинская, 1968; Смирнова, 1993; Бандуровский, Буйнов, 2000; Бойко, Берестнев, 2001; Дьяченко и др., 1999; Скуднова, 1988; Батчаев, 1985; Петренко и др., 2006]); масштаб произвольный

Единичными экземплярами представлены бронзовые трехгранные наконечники стрел с подтреугольной головкой, аналогичные раннескифским (Басовка, кург. 482). Эволюция данного типа стрел в данный период идет в сторону уменьшения длины втулки, и приобретения головкой башневидной формы (Тетюшино) (рис. 8, 6).

Редкими ¹ являются бронзовые четырехгранные наконечники стрел (Волковцы, кург. 478, городище у хут. Городище на Харьковщине [Либеров, 1962, с. 33, рис. 4, 21], второй колчанный набор кургана 2 у с. Перебыковцы (рис. 8, 3) [Смирнова, 1993, с. 115, рис. 9, 15], которые неизвестны в раннескифских комплексах восточноевропейской Лесостепи. Можно предполагать их восточное предположения.

Продолжают использоваться в редких случаях костяные пулевидные наконечники стрел, исчезая к последней четверти VI в. до н. э. Разнообразием отличаются костяные наконечники данного периода Предкавказья (Нартан, Новозаведен- ное-II). В это время появляются квадратные в сечении костяные наконечники, специфические для Северного Кавказа. Интересно отметить наблюдение о том, что наборы со значительным количеством костяных стрел предшествуют наборам, в которых доминируют железные экземпляры [Бурков, Маслов, 1997, с. 121].

В погребениях Северо-Восточного Причерноморья известны железные втульчатые наконечники стрел (двух-, трехлопастных и трехгранных). Они найдены в Аксайском погребении (рис. 6, 8), к. 5 и 8 Нартанского некрополя [Бат- чаев, 1985, табл. 19, 28; 25, 26, 27], Таманском захоронении 1930/5 (рис. 8, 9--11) [Гайдукевич, 1959, с. 161, рис. 5]. Данные погребения могут быть датированы около середины VI в. до н. э. Важно отметить, что в погребениях Северного Причерноморья последней четверти VI -- начала V вв. до н. э. железные наконечники уже отсутствуют, в то время как в Прикубаньи и Предкавказьи начинают доминировать.

Стоит отметить то, что в колчанном наборе бронзовые наконечники стрел должны иметь приблизительно одинаковый вес. Это обусловлено тем, что стрелок должен быть уверен, что выпустив стрелу рефлекторно отработанным движением, разброс попаданий по дальности будет минимальным. Вероятно, поэтому первые базисные наконечники стрел были более массивны, чем классические среднескифского времени. Вес раннескифских наконечников стрел колеблется в среднем 3--4 г, в то время как классические базисные наконечники -- 1,02--2 г, что позволяет допустить смену длины стрел и переход к меньшему, более жесткому луку в ССК [Дараган, 2015, с. 159, 160].

А.Ю. Алексеев пишет об аналогичной находке из п. 15/1914 Ольвийского некрополя, что не соответствует действительности [Скуднова, 1988, с. 71, рис. 8, 2]. Ошибка, очевидно, была почерпнута из работы А.И. Мелюковой, в которой, кстати, фигурируют отдельно комлексы стрел из Опишлянки и кург. 13 у с. Лихачевка, которые являются одним памятником [Мелюкова, 1964, с. 22].

Детали колчанов. В данный период исчезают костяные столбики столь характерные для конструкции колчанов раннескифского времени. Вероятно, традиция создания колчанов была иная у первых носителей среднескифской материальной культуры.

Металлические колчанные застежки продолжают использоваться. Известна серия бронзовых изделий, которые, судя по всему, генетически связаны подобными изделиями раннескифского времени (подборку см.: [Ромашко, Скорый, Филимонов, 2014, с. 110--116]). Застежку из одного из древнейших погребений культуры Сентеш-Векерзуг (погр. «В» Шайо- сентпетер) исследователи относят к концу VH в. до н. э. (Кеменцеи). Этим же временем датирует комплекс из Огородного А.Ю. Алексеев справедливо отмечает неординарность данного комплекса и наличие материалов ССК [2003, с. 156]. И.В. Бруяко [Бруяко, 2005, с. 274]. Уточняет дату данных колчанных застежек экземпляр из погр. 1910/12 Ольвийс- кого некрополя, которое можно датировать около середины VI в. до н. э. [Скуднова, 1988, с. 55, 56; Гречко, 2012]. Не противоречит этой дате и наличие клювовидных бляшек-пронизок в погр. «В» Шайосентпетера, которые широко известны и в комплексах второй половины VI в. до н. э. в Ульском могильнике [Лесков, 2015, табл. 18, 264, 267, 269] и Южном Приуралье [Очир-Горяева, 2012, илл. 332--333].

Рис. 9. Изделия с изображениями животных VI в. до н. э. юга Восточной Европы и аналогии: 1 -- Ольвия, погр. 1910/12; 2 -- Енковцы; 3 -- Опишлянка; 4, 5 -- Аржан-2; 6 -- изображение на коринфском арибалле, Родос; 7 -- Ульский курган 1909/2; 8 -- Дунхейгоу, М102 (по: [Скуднова 1988; Кулатова, 1995; Мурзин 1984; Cugunov, Parzinger, Nagler, 2010; Ульские курганы, 2015; Clara Rodos, 1936; Шульга, 2010]) ; масштаб произвольный