Идеологема "православие – самодержавие – народность" в трактовке просветительской мысли России XIX – начала XX века: интерпретация и развитие

Семья же, по Хомякову, дает и правильную постановку понятий о знании (науке) и умении (искусстве), которые берут свое начало в правильно поставленной заботе о благолепии домашнего быта (тезис 8). Признавая, что желание творчества происходит из заложенного в человеке «образа Божия», суть грехопадения Хомяков видит в том, что Адам и Ева пожелали знаний и умений, не вытекавших из их жизненных потребностей, и потому отвергает «искусство для искусства» и «науку для науки» Рассуждения Д.А. Хомякова о ненужности многих научных изобретений (парового двигателя, электричества, воздухоплавания) не выдерживают критики, однако в их основе лежит здравая мысль о необходимости соотносить ценность научных изобретений с духовно-нравственным состоянием человечества.. Вместе с тем, его нельзя обвинить в чисто утилитарном взгляде на культуру: Евангелие оправдывает жену, пролившую драгоценное миро на ноги Христа, а не Иуду, вступившего с ней в пререкания ради того, чтобы раздать деньги бедным. Жизненная потребность в эстетическом и научном творчестве вытекает не из чисто материальных задач и не из «самоуслаждения» индивидуальными дарованиями, а из религиозных запросов, поисков высшей гармонии, понятия о целости духа как необходимости подчинять развитие отдельных способностей духовному «камертону», наконец, достижения наиболее совершенного человеческого типа, доходящего до святости Там же. С. 131-160..

Остальные тезисы касаются веры и церкви, церковных обычаев и обрядов. Любая вера (религия) находит воплощение в гражданской жизни народа (тезис 9), так что нелепо думать, что гражданское подчиняется духовному лишь там, где господствует так называемый клерикализм. Однако государство, представляя собой низшее начало, не может быть во всем осуществлением христианства. Поэтому «для православного христианские требования безусловны, а гражданский долг имеет границы там, где ему моли бы повстречаться требования антихристианского свойства» Там же. С. 164, 166, 175, 180..

В любом христианском народе «видимая» церковь служит основанием народной жизни и воспитания в народном духе (10). Церковь «видимая» вырастает на почве церкви «невидимой», «мистической», и, признавая конечной целью душеспасение, в земной жизни довольствуется установлением мировоззрения, которое имеет задачей осветить общественную и частую жизнь с ее наглядной стороны. И если церковный приход есть изначально молитвенное собрание, то полнота церковной жизни в ее земном проявлении требует также иных форм (тезис 11), так что всякий православный, дабы молитва не оставалась чуждой делам, должен принимать живое участие в деятельной жизни церкви. Наконец, весьма важна мысль, что «православие в его культурном проявлении» не есть нечто застывшее (тезис 12), поэтому в гражданской жизни его роль может подлежать пересмотру и найти применение к более широкому кругу вопросов Там же. С. 200-201..

Два последующих раздела труда Д.А. Хомякова представляют опыт схематического изложения концептов «самодержавия» и «народности», которые частично затронуты уже в разделе о православии, ибо суть их осмысления проистекает из понимания православия.

Прежде всего отметим, что самодержавие в воззрениях Хомякова, в отличие от других консервативных направлений, вовсе не является «основным началом, краеуголием русской жизни», хотя «богодаровано» свыше. Даже недостатки парламентаризма сами по себе не дают аргументов в защиту самодержавия, ибо находят параллельные явления в скрытых «изнанках» самодержавного порядка Там же. С. 209-210. Более того, Д.А. Хомяков даже допускает мысль, что при конституционном правлении злоупотреблений будет меньше, «так как за течением дел там зорко следят партии, для того чтобы подсиживать одна другую» (Там же. С. 211).. Хомяков отстаивает самодержавие не из практических соображений, на которых основывал свои рассуждения Уваров, но видит в нем «олицетворенную волю народа», его сконцентрированное в одном лице активное самосознание, органически вырастающее из идеи семейного главенства отца Там же. С. 212, 305. Ср. «Задача Самодержца в том, чтобы угадывать потребности народные, как у отца семейства семейные, а не перекраивать народ по своим, хотя бы и «гениальным» планам» (Там же. С. 212).. Самодержавие противопоставляется «императорству» как абсолютизму, который формируется на почве физической силы, «власти меча» и представляет не органическое, а утилитарное начало.

Абсолютная власть императора, по Хомякову, есть не самодержавие, а его «лжеподобие», возникающее на закате Древнего Рима как выражение «отчаявшегося в своем существовании республиканства». Самодержавие мыслится как «прирожденная» часть духовного организма любого народа в его «первобытной» жизни, еще не запятнанной материальными интересами богатства, могущества и культурности. Республиканский строй, как более поздний, развивается «преимущественно у тех народов, у которых духовный интерес наиболее слаб» и трактуется как квинтэссенция материализма, преобладания земных интересов над духовными Там же. С. 213-214, 242-243. См. также: Андрейченко А.С. Консервативное правопонимание в России XIX-XX вв. Дис. … кандидата юридических наук. Ростов на Дону, 2006. - 182 с..

Всякая империя, начиная с Рима, рассматривается как учреждение «хронического диктаторства», вызванного необходимостью удержать разросшуюся державу. Однако ничем не стесняемая, чисто внешняя власть императора (с которой Хомяков отождествляет абсолютные монархии Западной Европы, исключая, отчасти, Англию) входит в противоречие с интересами народа и потому чревата опасностью реакции на нее в виде требования конституции или республики (потому абсолютизм и республика, по Хомякову, - антиподы, взаимосвязанные как лицо и изнанка одного явления). Напротив, самодержавие предполагает органическую связь между царем и народом («Царь - глава, народ - члены»): свобода царской власти не исключает зависимости ее от общих всему народному организму начал («свобода власти - не произвол, а зависимость народа - не рабство») Там же. С. 218, 220 - 221. . Наиболее полно русское самодержавие проявилось, по Хомякову, в период Московского царства.

В петровскую же эпоху в Россию искусственно внесены те западные понятия о строе абсолютистского государства, которые не могли не вызвать развития идеи «народоправства» как протеста против них Ср.: «Вся суть реформы Петра сводится к одному - к замене русского самодержавия - абсолютизмом. <…> Власть ради власти, автократия ради самой себя - вот чем Петр и его преемники, а за ними их современные апологеты стремились заменить живое народное понятие об органическом строе государства» (Там же. С. 219-220). Заметим, что Хомяков отличает политическую «сущность» преобразований Петра от «технических подробностей реформ», вызванных необходимостью (Там же. С. 219), тем самым оправдывая в частностях те технические новшества, против которых возражает по существу.. Согласно с этимологией термина, Д.А. Хомяков интерпретирует абсолютизм как отрешенность от народа Там же. С. 232, 237, 295-296. Лат. absolutus от absolvere «отделять, отвязывать, избавлять».. Царь же, самодержец, рассматривается им как «отрицание абсолютизма» именно потому, что «связан пределами народного понимания и мировоззрения <…> для народа верно то, что из тех рамок, которые поставлены верой и обычаями, Царь так же мало может выступить, как и он сам (народ-Земля)» Там же. С. 221-222. Ср. далее: «но сбривать бороды, предписывать покрой платья, переносить по произволу столицу - никогда не представлялось входящим в компетенцию русского Самодержца». В этой связи Д.А. Хомяков обращает внимание на нелюбовь народа к мало понятным терминам «император» и «монарх» в отличие от понятного «царь» (Там же. С. 273, 236)..

В этом смысле «самодержавие» представлено как власть «вполне народная», которая свободна в исполнении всего, «клонящегося к достижению народного блага согласно с народным об этом благе понятием», ограничена же тем, что «сама вращается в сфере народных понятий», то есть свободна и ограничена одновременно Там же. С. 274. См. также: Васильев А.А. Консервативная правовая идеологоия России: сущность и формы проявления. Автореф. дис. … доктора юридических наук (12.00.01). Екатеринбург, 2015. - 41 с..

Таким образом, по Хомякову, самодержавие есть союз Царя и Земли; их «совместное думанье» выступает условием правильного течения «государственно-земских» дел Там же. С. 222. Ср. также: «Народ верил и верит до сих пор, что Царь, когда это ему кажется нужным, думает о великом государевом, земском деле вместе с Землей» (Там же. С. 221). Поэтому Хомяков полагал, что в учреждении Государственной Думы после революционных событий 1905 года народ «скорее приветствовал возвращение самодержавия к его исконно русским традициям» (Там же. С. 324).. Однако формам этого «совместного думанья» не дается никакого положительного определения; вместо этого высказывается недовольство тогдашними земскими учреждениями, которые лишь имитируют связь Царя и Земли, на деле представляя собой «достойное детище бюрократии», чуждое народу Там же. С. 233, 302-303. Неоднозначно относится Д.А. Хомяков и к идее Земских Соборов, которые, будучи средством общения с народом «истинно самодержавной власти» [в Московской Руси], в условиях абсолютизма могли бы превратиться в форму, утратившую дух (Там же. С. 303-304)..

Бюрократия для Хомякова выступает «внешним орудием абсолютной власти» и неизбежным следствием имперского периода русской истории. Отрешившись от живого взаимодействия с народом и отвергнув ограниченность, которая истекает из начал «народности и веры», российская монархия подпала другой, худшей ограниченности - зависимости от чиновничества, которое «под именем Царя, под священным лозунгом самодержавия, работает по своей программе» как замкнутая в себе корпорация Там же. С. 232.. Бюрократия положила конец той «патриархальной» форме государственного быта, которая основывалась на «всеупрощающем» крепостном праве, окончательно заслонив собой народ от государя Там же. С. 231-232.. Оправдание крепостного права, звучащее в подобных высказываниях, связано с идеализацией крестьянской общины, которая для славянофилов оставалась единственной хранительницей «патриархальных» начал жизни.

В данных высказываниях Д.А. Хомякова интересны, однако, не столько соответствие или несоответствие его построений историческим фактам, сколько новые оттенки политической мысли, отличавшиеся от взглядов официальных кругов.

С.С. Уваров усматривал в бюрократии «народную систему, открывающую перед каждым возможность социального продвижения» Бельский В.Ю. Философия образования К.Д. Ушинского: Дисс. … д-ра философ. наук. М., 2004. С. 175. Когда в 1847 г. обсуждался вопрос об отмене «чиновной лестницы», Уваров представил царю записку, в которой защищал «табель о рангах», где утверждал, что поступив на службу, сын бедняка мог на равных состязаться с сыновьями знати. См.: Виттекер Ц. Граф Сергей Семенович Уваров и его время. СПб., 1999. С. 161.. Отметим, что Д.А. Хомяков не отвергал целиком пользы чиновников, но возражал против того, чтобы эта «служилая среда» обратилась в преграду между государем и народом Ср.: «чиновники… неизбежны при всякой форме правления, но в государстве, где все части органически друг с другом связаны, они… остаются в свойственных им пределах и следовательно полезны» (Там же. С. 228-229). И далее: «Окружающая государя служилая среда очень склонна обратиться в средостение между ним и народом, и потому он должен постоянно, так сказать, протыкать этот войлок служилого люда, чтобы через него доходил к нему дух самого народа» (Там же. С. 301). . Тревогу Хомякова вызывали притязания бюрократического аппарата на то, чтобы полностью подчинить государству духовную жизнь народа. Именно так интерпретирует он представления о власти К.П. Победоносцева, цитируя его слова «власть безгранична не в материальном лишь смысле, но и в духовном… <…> Власти принадлежит и первое, и последнее слово, альфа и омега, в делах человеческой действительности» Там же. С. 226.. Между тем в высказываниях обер-прокурора на эту тему можно найти и иные оттенки, отчасти сближающие его с воззрениями славянофилов на духовное единение царя с народом через православную веру Ср.: «Государство не может быть представителем одних материальных интересов общества; в таком случае оно само себя лишило бы духовной силы и отрешилось бы от духовного единения с народом. Государство тем сильнее и тем более имеет значения, чем явственнее в нём обозначается представительство духовное. <…> Религия, и именно христианство, есть духовная основа всякого права в государственном и гражданском быту и всякой истинной культуры” (Церковь и Государство. Ч. IV-V. Московский сборник. Цит. по: https://ru.wikipedia.org/wiki/Победоносцев,_Константин_Петрович (дата обращения 26.01.2018). О сложном и противоречивом характере взглядов Победоносцева и его сочувствии славянофилам см.: Полунов А.Ю. Константин Петрович Победоносцев в общественно-политической и духовной жизни России. М.: Росспэн, 2010. https://www.academia.edu/3555265/Константин_Петрович_Победоносцев_в_общественно-политической_и_духовной_жизни_России._М_Росспэн_2010. Дата обращения 26.01.2018..

Однако для Д.А. Хомякова Победоносцев остается представителем «петербургского» направления государственной мысли, символом торжества возведенного в принцип личного «произволения» монарха, которому противостоит «смиренное древнерусское самодержавие, не считавшее себя ни альфой, ни омегой». Возражая Победоносцеву, Хомяков отмечает: «Самодержавие всегда считало себя ограниченным, а безграничным только условно» Хомяков Д.А. Указ. соч. С. 226-227. Это не мешает Хомякову, вместе с тем, называть власть самодержца «неограниченной», ср. «Всякому понятна разница между «безграничной» и «неограниченной» властью. Первое касается ее существа, а второе - лишь проявления» (Там же. С. 226).. Полновластие царя ограничено «пределами народного понимания и мировоззрения» Там же. С. 221..

Именно в этих пределах допускает Хомяков совмещение самодержавия с коллективными формами правления: «Англия для себя «самодержавна»: парламент вместе с королем - коллективный самодержец; но она император для колоний и Индии». Английский парламентаризм, вместе с уважением англичан к аристократии, оценивается как симптом «органического» строя английского народа, а не искусственного насаждения Там же. С. 217, 210-212, 309.. Интересно, однако, что сходная мысль о возможности «коллективного самодержавия» появляется также в отношении Хомякова к «удельно-вечевому укладу» Древней Руси, который трактуется как зачаточная форма самодержавной власти - «самодержавие рода», достигшее вершины в лице Владимира Мономаха Там же. С. 320-321..

Поскольку Д.А. Хомяков выводит самодержавие из начал духовно-нравственных Ср.: «Главная ценность самодержавия заключается не в собственных достоинствах, а в том, что оно - симптом известного духовного строя народа» (Там же. С. 270). Ср. также: «Главное его [самодержавия] достоинство заключается в личной нравственной ответственной власти» (Там же. С. 269)., то русский царь-самодержец выступает для него представителем того комплекса понятий, из которых слагается православие как начало просветительно-бытовое - личное и общественное Там же. С. 221.. Главное из них лежит в русле христианских воззрений на земную жизнь как на подготовку к жизни вечной Ср.: «Настоящая цель человека - это проявление внутренней свободы и охранения ее не столько от так называемой политической зависимости, сколько от зависимости поглощения политическими интересами, тем, что на Западе выражается словом цивилизация» (Там же. С. 249).. Будучи более других народов «всецело» поглощен духовно-нравственными интересами и менее озабочен «земным благоустроением», русский народ смотрит на власть как на нечто служебное, средство «поддержания того порядка и той безопасности, при которых этими высшими интересами можно жить безмятежно» Там же. С. 247. Чистое политиканство, по Хомякову, «заедает этику» (Там же. С. 272).. Поэтому так называемые политические права относятся им к области обязанностей, повинностей, и главный носитель этой повинности - царь, который обеспечивает народу свободу духа и «своего быта». Отсюда проистекает тот чисто нравственный (и потому «священный») характер, который, согласно Хомякову, имеет в глазах русского народа самодержавие: оно «не представляется ему de droit divin [франц. “от божественного права”] в западном смысле: оно священно по своему внутреннему значению» Там же. С. 265, 272, 297, 289. Ср. также: «Власть, понятая как бремя, а не как «привилегия» - краеугольная плита христианского самодержавия» (Там же. С. 291)..

Таким образом, «божественное» оправдание самодержавия Хомяков видит не в прямой передаче власти свыше (вполне согласной с природой абсолютизма, при котором монарху нет нужды советоваться с народом), но выводит его из христианских заповедей (ср. «Не любите мира, ни того, что в мире», 1Ин 2:15). Первое понимание, породившее между западными венценосцами и папством спор о том, вручается ли меч монарху непосредственно от Бога и через посредство наместника апостола Петра, чревато обожествлением государства, в чем Хомяков обвиняет защитников абсолютизма Ср.: «Для признания jus divinum [божественного права] главы государства необходимо признавать и некую божественность самого государства… Рим этого не стеснялся… От языческого Рима, путем эволюции, произошла Священная Римская Империя средних веков» (Там же. С. 292). К ним причисляется и выдающийся общественный деятель М.Н. Катков, которого Д.А. Хомяков глубоко ценил, хотя и расходился с ним во взглядах (Там же. С. 285). .

Ссылаясь на интерпретацию свт. Иоанном Златоустом апостольского определения государственной власти («ибо нет власти не от Бога», Рим. 13:1), Д.А. Хомяков предлагает понимать слова апостола Павла «не в том смысле, что она [власть] сама по себе божественна, но что идет от Бога как все явления внешнего мира, против которых ни возмущаться, ни роптать нельзя» Отмечая при этом: «Русский человек избегает поэтому квалифицировать даже стихийные явления эпитетами хороший, плохой» (Там же. С. 293-294).. Указание на «стихийный», природный характер власти позволяет ему «устранить идею возможного возмущения против нее, став на точку зрения безразличия к ней… конечно, не со стороны ее внутренней святости» Там же. С. 294-295..

Тем самым самодержавие становится ценностью лишь «косвенным, обходным» путем, как выражение «нежелания властвовать» того народа, который почитает «наиценнейшим» не могущество, не утонченность политической системы, не принцип обогащения, но свободу веры и быта Там же. С. 271.. Внутренняя же святость самодержавия связывается с исполнением царем, взявшим на себя бремя власти, еще одной заповеди - «носите бремена [«тяготы» в церковнославянском] друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6, 2). Царь почитается совершающим подвиг самопожертвования, беря на себя начало принуждения - «неизбежное в государственном домостроительстве», но «начало не благое, претящее каждому отдельному человеку» Там же. С. 289-290. Хомяков вводит и другую евангельскую аллюзию: царь - подвижник, положивший «душу свою за друзей своих» (Ин. 15: 13) (Там же. С. 291)..

Несение царем всех «тягот» власти имеет оборотной стороной явление, по Хомякову, не знакомое Западу - необходимость «бороться с излишней уклончивостью народа от государственных дел». Интересно, что Хомяков выводит отсюда потребность царя в конкретном и компетентном совете: «Царь должен знать, что без обмена мыслей с народом у него не хватит знания для ведения многосложного государственного механизма» Там же. С. 300.. Здесь воззрения Д.А. Хомякова неожиданным образом перекликаются со взглядами К.Д. Ушинского, который, не возражая против самодержавных основ власти в России, в своем кредо общественного воспитания поставил на место самодержавия - науку.

В рассуждениях Д.А. Хомякова народность выступает несомненным ограничением власти монарха Там же. С. 227., вытекающим из ее «органической» природы и христианской веры. Вместе с тем, в самой идее народности Хомяков не видит никакой вынужденной ограниченности (тем более - «односторонности и отсталости»): народность - не уклонение от «истинно всечеловеческого», но неизбежная форма «самопроявления» полноты даров человеческого рода через язык, обычаи, культуру. Общая задача, принадлежащая человечеству, «выполняется постепенно и последовательно совместным трудом племен и народов», хотя каждым по-своему. Народность - плодотворный на практике прообраз разделения труда Там же. С. 327, 452, 404..

«Мнимая общечеловечность», по Хомякову, есть не что иное, как навязывание чужой народности, каковым оказалось стремление французской культуры выдать себя за всемирный идеал; искать же общечеловеческого помимо народного бесплодно. Всякая деятельность «общечеловечески полезна», когда проникнута народной индивидуальностью. «Народное» не исключает общечеловеческого, но служит его своеобразным проявлением; народы даже в однородном остаются оригинальными. «Общечеловечное» первоначально может быть выражено одним человеком или народом; конечная же цель всякой народности заключается в «возведении частного на степень или в достоинство общечеловеческого» Там же. С. 369, 334, 402, 407, 451, 454-455. . Таким образом, Хомяков не разделяет «народное» и «общечеловеческое» непроходимой гранью, а мыслит их в диалектическом взаимодействии (почему и не считает народность препятствием на пути прогресса). Столь же диалектически трактуется им и сама народность.

В характеристике народности Д.А. Хомяков исходит из христианской антропологии, разграничивающей в человеке дух, душу и тело, а в составе души выделяющей ум, волю и чувство.

С одной стороны, единственное, что в человеке «вненародно и сверхнародно» - это дух, в нем живущий, та «искра Божества», которая ставит его выше всех одушевленных существ. Эта сторона человеческой личности оставляет представителям разных народов «свободу единения в области духа» - единения, которое проявляется либо в области чистой нравственности, либо в творениях гения. «Исключительно народное» относится, прежде всего, к области душевной. Народность рассматривается как «коллективная индивидуальность», коренящаяся в «сокровенных изгибах человеческой души» Там же. С. 359-360, 354..

С другой стороны, понятие народности распространяется и на область духа. Духовное и душевное не разделены барьером, поэтому забвение народности - это забвение целости духа. Народность для Хомякова «по существу есть нечто духовное, но облекается некоторой внешней оболочкой, которая совместно с духовной стороной дает народный тип» Там же. С. 420.. «Внешней оболочкой» является, очевидно, народная психология, тесно связанная с духовными потребностями народа, которые проявляются в языке и вере.

В языке выражается «миросозерцание и самая суть народного духа». Язык есть «залог неизменности» народности, хотя не может считаться абсолютно тождественным с ней. В библейском сказании о «вавилонском смешении» языков отражена «избыточествующая мощь первых людей», которые отличались таким богатством выражения мысли во всех ее оттенках, что «из этого неисчерпаемого сокровища обособляющиеся народы могли избирать себе каждый то, что более соответствовало вкусу каждого». Благодаря языку народность выступает как неизбежный фактор в развитии человечества, способствующий проявлению данных ему «многоразличных даров». Язык есть «как бы естественная записная книжка человечества» Там же. 381, 383, 421, 329..

Однако лишь в области веры народность «завершает» себя, причем «окончательную окраску» дает европейским народностям по-разному воспринимаемое христианство. Если религия вообще есть «наилучшая выразительница души всякого народа», то главный «коэффициент» русской народности Д.А. Хомяков видит «в ее излюбленной вере, православной» и понимает его как особую восприимчивость к сердечному усвоению истины христианства в чувстве. Русская народность для него не отделима от православия. Своеобразие веры еще более, чем своеобразие языка, обнаруживает соединение в народности душевного и духовного. Если народность как индивидуальность народа есть «полнота его прирожденных способностей и всего его духовного (душевного) склада», то и в Новом Завете («нет ни эллина, ни иудея», Кол. 3, 11) народность не упраздняется, но лишь перестает быть помехой для единения во Христе Там же. С. 346, 370, 408, 425..

От собственно народности как духовно-душевного склада Хомяков отличает «породу», проявляющуюся в «земной телесности» и составляющую наиболее выразительные и «осязаемые» черты народа, в которых пересекаются физическое и душевное (не только одежда, пища, но и физиогномика, темперамент) Там же. С. 354. Так, А.С. Пушкин по «породе» обнаруживает африканские черты, оставаясь истинно русским по духу (Там же. С. 363-364). . Напротив, основная народная стихия в отношении психологическом невыразима, а может лишь чувствоваться. Иначе говоря, «неуловимая» сущность каждой народности выразима лишь путем художественного воспроизведения Поэтому невозможно составить «список» основных черт какого-либо народа, но можно выразить их в литературе, как это сделал Н.В. Гоголь в отношении «великороссов» и «малороссов» (Там же. С. 426-427).. Таким образом, душевная сторона народности апеллирует более к чувству, нежели к разуму. Ум, по мнению Хомякова, наиболее «международен», хотя ученый и допускает влияние народности на науку Там же. С. 356, 416..

Остается выявить взгляд Д.А. Хомякова на отношение народности к третьей (наряду с умом и чувством) составляющей душевных способностей - воле. Если ощущение народности могло так пошатнуться в русском обществе в эпоху Петра, но не исчезло до конца, спрашивает Хомяков, кто же ответственен за поддержание народности? По его убеждению, образованная элита склонна к смешению в единый «всемирно-однородный поверхностный слой», хранителями же народности всегда были и будут народные массы, которые воздействуют «неуловимыми веяниями» на свои верхние классы, удерживая их от утраты народного типа Там же. С. 349-350. .

Вместе с тем, именно образованные классы, владея оружием слова, составляют тот общественный орган, который должен служить к поддержанию и развитию народности. Когда после петровских реформ народность в России была загнана внутрь с лишением возможности выражения в слове, народ утратил своих выразителей и весь «ушел в простонародность». Даже лучшие умы, как М.В. Ломоносов, отстаивая достоинство России, видели его в том, чтобы «иностранные образцы применялись русскими руками». Позже осмысленный протест вышел из среды самого общества в лице славянофилов, задачей которых было возвратить народу «истинную интеллигенцию». В правительстве признание того же самого совершилось интуитивно, но не нашло отклика в среде, «искаженной» петровской реформой, почему лозунг «православие-самодержавие-народность» остался «мертвой буквой» и даже послужил поводом для враждебности к идее народности Там же. С. 406, 412-413, 438-439.. По мнению Хомякова, значение интеллигенции для развития народности лучше всего выразил английский мыслитель Э. Берк: «Народ наш хозяин; ему надлежит выражать свои потребности в общих чертах; мы же - опытные мастера, призванные дать его желаниям наиболее совершенную формулировку» Там же. С. 462..

Как показывают предыдущие рассуждения, народность для Хомякова не есть нечто застывшее, раз и навсегда данное, но явление развивающееся. И если попытка связать происхождение «пород» (признаков «душевно-плотских») с библейским сказанием о сыновьях Ноя (Симе, Хаме и Яфете) По Хомякову, эти «исконные разновидности» проявились далее в «душевной разнокачественности» людей (Там же. С. 379). может быть подвергнута критике, то разграничение в душевно-духовном складе народа признаков «основных» (изначально данных, заложенных в самих истоках народности) и признаков «исторических», обусловленных историей народного просвещения и культуры заслуживает определенного внимания.

В связи с этим следует остановиться на различии, которое проводит Д.А. Хомяков между «просвещением» и «культурой». Понятия эти в его рассуждениях иногда почти сливаются, иногда же ясно противополагаются друг другу. С одной стороны, нет народностей, проявляющихся помимо какого-нибудь культурного начала, так что первоначально народность - «некая коллективная индивидуальность (душевная, но не духовная), которая уже восприняла ту или иную… культуру». Индивидуальность народа есть нечто «само в себе», а не продукт просвещения. С другой стороны, в современном человечестве народность неотделима от просвещения, которое для значительной части народов дано христианством. Таким образом, просвещение понимается как духовная, укорененная в вере основа, а над ней исторически вырастает культура - нечто вроде «декоративного» здания Там же. С. 375, 394, 351. Вместе с тем, некая первоначальная культура, оказывается и у самих истоков народности, определяя далее характер восприятия «просвещения»..

Народность «основная» и народность «(культурно-)историческая» (иначе - «прирожденная» и «благоприобретенная») различаются на основе противопоставления признаков «исконно народных» и «просветительно-благоприобретенных». Основная народность служит «почвой» для исторической народности и не может быть точно сформулирована, ибо подлежит лишь непосредственному восприятию чувством, а народность историческая может быть уяснена изучением всего, в чем народ себя исторически проявляет. Настоящий путь развития народности от «первобытной» до степени «культурной» идет либо из «недр ее самой», либо через «усвоение органически-сродного». Утратить основную народность невозможно, но подражание чужим культурам может дать вредные плоды, и потому к своей «исторически-культурной» народности надо относиться «охранительно и возгревательно». Так, «Владимирово крещение было лишь осуществление назревшего, а «петровщина» - насильственно навязанное подражание... Первая культура явилась созидательно-объединительной, а вторая внесла лишь раздвоение» Там же. С. 397-398, 449, 455-458. Русский нигилизм, по Хомякову - черта «извращенной» народности, сложившаяся вследствие влияния чуждого России атеизма на славянскую склонность к «безусловному» (Там же. С. 377). .

Исторические основы русской народности, по Хомякову, сформированы под влиянием церковно-политических институтов и обычаев Византии, однако усвоенных и переработанных в силу прирожденных черт, роднящих славянство с народами Востока в противовес Западу, а именно, предпочтения духовных интересов материальным, из которых вытекает стремление к «безусловному» как всецелая преданность вере и отвержение индивидуализма в делах земного устроения, в том числе в политике.

Таким образом, понятие «народности», хоть и не получает в труде Д.А. Хомякова окончательного определения, оценивается как завершающее «полноту религиозно-политико-культурной программы», намеченной в официальном девизе «православие-самодержавие-народность». Вместе взятые, они составляют формулу, в которой выразилось сознание русской исторической народности, где первые две части составляют ее отличительную черту, третья же, слово «народность», введено для того, чтобы показать, что только самобытностью крепки народ и государство Там же. С. 461..

Труд Д.А. Хомякова «Православие - самодержавие - народность» представляет попытку обобщения и систематизации славянофильских воззрений на исторические основы российской государственности в условиях надвигающейся революции с целью вернуть общество к «органичным» путям развития.

Основой его концепции выступает православие, понимаемое не только как догма, а как культурно-бытовой институт, направленный на воплощение идеала евангельской любви к ближнему как в государственной, так и в частной жизни. Средствами формирования братских взаимоотношений людей выступают для него семья и труда.

Самодержавие, в отличие от абсолютизма, рассматривается им не просто как неограниченная власть императора, но как власть, выражающая коллективное народное самосознание и основанная на тесной взаимосвязи царя с народом. Выводя самодержавие из начал духовно-нравственных, Д.А. Хомяков расценивает его как жертвенное служение царя народу и как освобождение народа от излишних повинностей ради свободы быта и духа.

Народность интерпретируется с позиций христианской антропологии, охватывая все стороны человеческой личности, телесную и душевную, но с преобладанием духовного начала, проистекающего из веры.

Исторически русская народность, по Хомякову, сформировалась под влиянием православие и самодержавия, хотя и усвоенных из Византии, но переработанных в силу органических черт русского народа, предполагающих стремление к «безусловному», всецелую преданность христианской вере и отвержение индивидуализма в делах земного устроения, в том числе в политике.

Заключение

Идеологема «православие-самодержавие-народность», выдвинутая на роль «национальной идеи» министром народного просвещения С.С. Уваровым в эпоху царствования Николая I, возникла как попытка компромисса между буржуазно-демократическими представлениями о национальной государственности, основанными на понятиях прогресса и парламентаризма, и историческими формами российской государственной власти и веры - самодержавием и православием, защищавшими религиозные основания монархии.

На протяжении XIX-начала XX в. указанная формула, признанная царским правительством в качестве официальной идеологии, расценивалась значительной частью российских просвещенных кругов как реакционная, не только в смысле движения назад, к российской «древности», но и в смысле охранительной «реакции» власти на любые либеральные общественные начинания, хотя по своим европейским корням, восходящим к немецкой романтической философии Ф. Шлегеля, данная триада таила в себе реформаторский заряд.

В официальной трактовке «самодержавие» означало неограниченную власть императора, «православие» - «господствующую» и «национальную» религию. «Народность» же оставалась наиболее туманным понятием и либо означала верность государю и церкви, что обеспечивало равную доступность для всех свободных сословий продвижения на государственной службе, либо сводилась к внешней этнографической специфике древнерусского или простонародного быта.

В просветительской мысли России идеологема «православие-самодержавие-народность» претерпела развитие в двух направлениях:

либерально-демократическом (в теории «народности воспитания» К.Д. Ушинского) и либерально-консервативном (славянофильская трактовка, обобщенная Д.А. Хомяковым).

Оба эти направления обнаруживают существенные отличия от официальной трактовки уваровской триады.

Во взглядах К.Д. Ушинского на «народность воспитания», наряду с национально-самобытной стороной, акцентируется ее общественно-демократический пафос; на место преданности «самодержавию» ставится «наука»; «православие» мыслится в духе христианской антропологии, как основа духовно-нравственного развития.

Д.А. Хомяков различает православие догматическое и православие как культурно-бытовой институт, утверждая тесную связь последнего с идеями самодержавия и народности; отличает самодержавие от абсолютизма, понимая первое как коллективное народное самосознание, предполагающее тесную взаимосвязь царя с народом; русскую народность воспринимает как жизненное, историческое воплощение культурно-бытового православия.

Хотя демократические взгляды Ушинского в большей степени предполагают внедрение в воспитание европейского просвещения, чем консервативные воззрения Хомякова, укорененные в идеалах Московской Руси, оба эти направления подразумевают не охрану существующего порядка, а его преобразование в рамках национальной традиции, чему служит более глубокая интерпретация общественного значения православия, самодержавия и народности в сравнении с официальной трактовкой.

Сходства и различия взглядов К.Д. Ушинского и Д.А. Хомякова на составляющие триады «православие-самодержавие-народность» могут быть сформулированы следующим образом.

Оба мыслителя согласны в том, что «православие» подразумевает гораздо более, чем чистую догматику и национально-самобытные обычаи и обряды, охватывая все стороны жизни и сознания, определяя отношение человека к ближним и дальним, труду, семье, науке, искусству, гражданской жизни. Отсюда следует главенство духовно-нравственных проблем над материальными в общественном воспитании и политике. Решающую роль в привитии христианских духовных ценностей играют труд и семья.

Оба мыслителя дают труду религиозное обоснование, рассматривая его, однако, не только как наказание (в библейском плане), но, прежде всего, как источник общего блага и нравственного совершенствования, причем Ушинский стремится совместить религиозное обоснование с научным, рассматривая труд как неотъемлемую часть психической природы человека.

Семья оценивается не только как ячейка, служащая удовлетворению социально-экономических и естественных потребностей, а как «путь восхождения» к духовному строю общества, нравственному осмыслению знаний и умений, в том числе, к осуществлению в житейском обиходе христианской заповеди о любви. В семье, с ее взаимовлиянием отцов и детей, зарождаются и правильные начала взаимодействия поколений как краеугольного камня общественного порядка.

Однако если Хомяков всецело доверяет рождающейся в семье «патриархальной» нравственности, с ее «само собой» складывающимися «общебратскими» отношениями, то Ушинский предостерегает против семейного эгоизма и предрассудков, отводя церкви важную роль в формировании нравственности «гражданской и государственной», тем более востребованной на пути прогресса и цивилизации. Впрочем, Хомяков также согласен с тем, что православие требует не одной молитвы, а живого участия в деятельной гражданской жизни, способного принимать разные, в том числе и новые, формы.

В то время как Ушинский исключает «самодержавие» из программы общественного воспитания, Хомяков дает этому члену триады детальное и оригинальное толкование. Его расхождение с официальной трактовкой не сводится к противопоставлению самодержавия абсолютизму как начала органического - утилитарному. Интереснее переосмысление религиозных основ самодержавия, которые состоят для него не столько в признании самодержца «помазанником Божиим», сколько в исполнении евангельских заповедей как царем, так и народом.

Самодержавный царь несет на себе все «тяготы» власти, «полагая душу» за народ и тем исполняя «закон Христов», а народ, следуя заповеди «не любите мира, ни того, что в мире», освобождается от государственных забот ради свободы духа и «своего быта». Сколь бы иллюзорной (вследствие своей идилличности) ни выглядела подобная картина взаимоотношений власти и народа, в ее основе лежит справедливое убеждение во взаимной нравственной ответственности и нравственных обязанностях правителя и граждан, не теряющее своей значимости и в наше время.

Самодержавная власть в понимании Хомякова свободна и ограничена одновременно, причем ее ограничение связывается не с конституцией или бюрократией, а с «пределами народного миропонимания». Сходный оттенок находим и во взглядах Ушинского при обсуждении им воспитания будущего наследника престола, которому он считал необходимым привить «вполне русские» убеждения, согласные с действительными потребностями народа.

Духовно-нравственная связь власти и народа стоит для Хомякова настолько выше всех других обоснований самодержавия, что он допускает даже мысль о «коллективном самодержце» или «самодержавии рода», чем ставит на второе место единоличный принцип правления. Тем самым «самодержавие» в его трактовке не сводится к династической монархии или харизматическому лидерству, а выступает, прежде всего, как «совместное думанье» правителя и народа. Однако формам этого «думанья» он не дает четкого определения, хотя и ссылается на необходимость для царя «знания» в управлении государственным механизмом, которое не может быть достигнуто «без обмена мыслей с народом».

Мысль Ушинского, видимо, работала в сходном направлении, когда в своем педагогическом кредо он переформулировал уваровскую триаду как «наука-народность-христианство», настаивая при этом, что православие, хотя и отражает более ранние формы христианства, не препятствует прогрессу и потому может стать религией народа, идущего по пути общей европейской цивилизации.

Отношение Д.А. Хомякова к научно-техническим и культурным достижениям Запада более критично, однако его критика направлена не против научного и художественного творчества как такового, а против утери им духовно-нравственного смысла, определяющего жизнь «Царя и Земли», правителя и народа. В этом расширенном смысле идея «самодержавия» как сильная власть главы государства, выражающего самосознание народа и взаимодействующего с ним через институт компетентных экспертов (например, через национально-исследовательские университеты), сохраняет актуальность и поныне.

«Народность» не ограничивается в трудах обоих мыслителей набором внешних статичных признаков народного быта и характера, а понимается как совокупность культурно-исторических проявлений и достижений народа, неотделимых от его духовно-нравственных исканий, осуществлявшихся в рамках определенной религиозной конфессии. Однако если для Хомякова православная вера, наряду с самодержавием, выступает в качестве определяющего начала русской «исторической» народности как «Святой Руси», всецело преданной духовному началу, Ушинский избегает столь категоричных формулировок. Тем не менее, и он придает большое значение православию. Думается, что нынешнее взаимодействие церкви и общества, проявляющееся, например, в социальной концепции РПЦ или введении в школе факультатива «Основы православной культуры» (в составе предмета «Основы религиозных культур и светской этики»), говорят об актуальности их взглядов.

В «народности воспитания» Ушинского ярче выражен общественно-демократический пафос, который определяется значительно большим влиянием на его взгляды научно-технического и социального прогресса, в то время как Хомякову ближе идея «общинности» как более патриархальной формы быта. Однако и эта идея находит отклик в благожелательных рассуждениях Ушинского о «полуобщинном духе» английских школ, как и его неприятии излишней «политизированности» школьников США.

И тот, и другой ученый исходит в понимании народности из христианской антропологии, выделяющей в человеке дух, душу и тело, однако ни тот, ни другой не проводит жесткой грани между телесными, душевными и духовными чертами народа, а мыслит их в диалектической взаимосвязи, ярким выражением которой служит язык как национально-самобытная особенность, устанавливающая, вместе с тем, главенство духа над материей в оценке народности. Оба ученых отводят родному языку приоритетное место в народном воспитании как выразителю «народного духа». Вместе с тем, возражая против «мнимой общечеловечности», оба мыслителя не отрывают «народного» от «общечеловеческого», но оценивают народность как форму проявления полноты даров человеческого рода.

Таким образом, при всех различиях во взглядах К.Д. Ушинского (1824-1871) и Д.А. Хомякова (1841-1919), между ними существует достаточно точек соприкосновения, которые позволяют представить их как фазы последовательного переосмысления триады «православие-самодержавие-народность», отображающие, с одной стороны, реформаторский запал общества в период отмены крепостного права на рубеже 1850-1860-х гг., с другой стороны - стремление не только к обновлению, но и к стабилизации общественной жизни в эпоху назревания первой русской революции на рубеже XIX-XX в. С данной точки зрения, взгляды этих крупнейших представителей просветительской мысли России прошлых столетий сохраняют свое значение на рубеже XX-XXI вв., в эпоху построения новой российской государственности и идеологии, указывая направление дальнейших поисков национальной идеи России.

Список источников и литературы

Киреевский, И.В. Избранные статьи [Текст] / И.В. Киреевский. - М.: Современник, 1984. - 383 с.

Уваров, С.С. Письмо Николаю I. Март 1832 г. [Текст] / С.С. Уваров // Е.П. Белозерцев. Образование. Историко-культурный феномен. Курс лекций. - СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс, 2004. - С. 672-678.

Уваров С. С. Избранные труды [Текст] / С.С. Уваров. - М.: РОССПЭН, 2010. - 719 с.

Уваров, С.С. Государственные основы [Текст] / С.С. Уваров / Сост., предисл. и коммент. В.Б. Трофимовой / Отв. ред. О.А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2014. - 608 с.

Ушинский, К.Д. О пользе педагогической литературы [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х книгах. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 12-32.

Ушинский, К.Д. Три элемента школы [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х книгах. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 33-53.

Ушинский, К.Д. О народности в общественном воспитании [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х книгах. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 54-131.

Ушинский, К.Д. Письма о воспитании наследника русского престола [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х книгах. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 132-162.

Ушинский, К.Д. Новая программа «Журнала Министерства народного просвещения» [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х книгах. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 163-168.

Ушинский, К.Д. Труд в его психическом и воспитательном значении [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х книгах. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 169-190.

Ушинский, К.Д. О нравственном элементе в русском воспитании [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х книгах. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 191-239.

Ушинский, К.Д. Родное слово [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. - С. 240-256.

Ушинский, К.Д. Педагогические сочинения Н.И. Пирогова [Текст] / К.Д. Ушинский // К.Д. Ушинский. Избранные труды в 4-х. Кн. 1. - М.: Дрофа, 2005. С. 257-316.

Хомяков, А. С. Об общественном воспитании в России [Текст] /А.С. Хомяков // Антология педагогической мысли России первой половины XIX века. Т. 1. - М.: Педагогика, 1987. - С. 35- 42.

Хомяков, Д.А. Православие, Самодержавие, Народность [Текст] / Д.А. Хомяков. - М.: «ДАРЪ», 2005. - 464 с.

Хомяков, Д.А. Православие. Самодержавие. Народность [Текст] / Д.А. Хомяков / Составл., вступ. ст., примечания, именной словарь А.Д. Каплина; отв. ред. О.А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2011. - 576 с.

А.С. Хомяков - мыслитель, поэт, публицист [Текст] / Сб. статей по материалам международ. научн. конф. / отв. ред. Б.Н. Тарасов. - М.: Языки славянской культуры. Т. 1. М., 2007. - 1240 с.

Андрейченко, А.С. Консервативное правопонимание в России XIX-XX вв. [Текст]: дис. … канд. юридич. Наук / Андрейченко А.С. - Ростов на Дону, 2006. - 182 с.

Баранов, П.А. Мысли К.Д. Ушинского о значении религии в деле воспитания [Текст] / П.А. Баранов // Народное образование. - СПб. 1897. - Кн. 11, ноябрь. - С. 15-32.

Белозерцев, Е.П. Образование. Историко-культурный феномен. Курс лекций [Текст] / Е.П. Белозерцев. - СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс, 2004. - 704 с.

Белозерцев, Е.П. Народность - общественная идея и принцип образования [Текст] / Е.П. Белозерцев // Е.П. Белозерцев. Образование. Историко-культурный феномен. Курс лекций. - СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс, 2004. - С. 188-247.

Бельский, В.Ю. Принцип народности в системе социально-философских воззрений К.Д. Ушинского [Текст]: монография / В.Ю. Бельский. - М.: Московский университет МВД России, 2002. - 161 с.

Бельский, В.Ю. Философия образования К.Д. Ушинского [Текст]: дис. ... докт. философ. наук / В.Ю. Бельский; Московский университет МВД России. - М., 2004. - 264 с.

Васильев, А.А. Консервативная правовая идеология России: сущность и формы проявления [Текст]: автореф. дис. … докт. юридич. наук: 12.00.01 / А.А. Васильев. - Екатеринбург, 2015. - 41 с.

Виттекер, Цинтия Х. Граф С.С. Уваров и его время [Текст] / Цинтия Х. Виттекер. - СПб.: Акад. проект, 1999. - 348 с.

Галицына, Л.В. Православная вера в педагогическом наследии К.Д. Ушинского [Текст] / Л.В. Галицына // Образование. - 2004. № 3. - С. 19-37.

Голошумов, Е.В. Национальная идея в современной России (теоретико-методологические аспекты) [Текст]: автореф. дис. … канд. политич. наук / Е.В. Голошумов. - М., 1998. - 22 с.

Гончаров, И.Ф. К.Д. Ушинский и русская национальная школа [Текст] / И.Ф. Гончаров // Вестник Герценовского университета. - 2009. - № 3(65). - С. 69-77.

Гулыга, А.В. Формула русской культуры [Текст] / А. Гулыга // Наш современник. - 1992. № 4. - С. 142-149.

Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы [Текст] / А.В. Гулыга. - М.: Изд-во Эксмо, 2003. - 448 с.

Дегтярева, М.И. Религиозно-философская мысль Жозефа де Местра в контексте формирования консервативных традиций России и Европы [Текст]: дис. … докт. философ. наук: 09.00.03. - М., 2009. - 321 с.

Днепров, Э.Д. Ушинский и современность [Текст] / Э.Д. Днепров. - М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2007. - 232 с.

Дридгер, К.А. Развитие принципа народности воспитания в педагогике России второй половины XIX - начала XX вв. [Текст]: дис. … канд. пед. наук: 13.00.01 / К.А. Дридгер. - Оренбург, 2009. - 202 с.

Зверева, Н.А. Общественно-политические взгляды С.С. Уварова [Текст]: дис. … канд. истор. наук / Н.А. Зверева. - Волгоград, 2005. - 184 с.

Зорин, А.Л. Идеология «православия-самодержавия-народности» и ее немецкие источники [Текст] / А.Л. Зорин // В раздумьях о России (XIX век): Сб. ст. / Отв. ред., сост. и авт. вступ. ст. Е. Л. Рудницкая. - М.: Археографический центр, 1996. - С. 105-128.

Зорин, А.Л. Русская литература последней трети XVIII - начала XIX в. и становление государственной идеологии [Текст]: дис. … докт. филол. наук: 10.01.01 / Зорин А.Л. - М., 2000. - 311 с.

Зорин, А.Л. «Кормя двуглавого орла…”: Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII -- первой трети XIX века [Текст] / А.Л. Зорин. - М.: НЛО, 2001. - 416 с.

Зорин, А. Л. Идеология «православия-самодержавия-народности»: опыт реконструкции [Текст] /А. Л. Зорин // Е.П. Белозерцев. Образование. Историко-культурный феномен. - СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. - С. 640-684.

Кавторин Вл. По стопам инока Филофея // Литературная газета. 1997. 29 янв.

Каплин, А.Д. Славянофилы, их сподвижники и последователи [Текст] / А.Д. Каплин. - М.: Институт русской цивилизации, 2011. - 624 с.