Государственная и церковная политика в отношении старообрядчества Байкальского региона (XVII-ХХI вв.)

В корпусе неопубликованных источников можно выделить несколько групп документов: материалы политических партий и организаций, органов законодательной и исполнительной власти, документы общественных и религиозных организаций. При работе над диссертацией использованы документы различных партийных инстанций, протоколы заседаний Политбюро ЦК, имеющие различные грифы секретности, в т.ч. «особые папки». Особое значение имеют документы, отложившиеся в фондах региональных партийных комитетов, - циркуляры, инструкции, разъяснения Секретариата ЦК в местные партийные органы относительно идеологической работы по религиозному вопросу. Обращение к материалам Политбюро и СНК позволило, с одной стороны, проследить механизм принятия решений, с другой, - компенсировать недостаток источников.

Особую информативность имеет ведомственная делопроизводственная документация управленческого характера. Основной массив представлен документами учреждений различных ведомств, комитетов, отделов по связям с общественными и религиозными организациями, отложившимися в текущих архивах администраций Президента Республики Бурятия, губернаторов Иркутской области и Забайкальского края. Хронологически эти материалы охватывают период с начала 90-х гг. ХХ в. до сегодняшних дней и позволяют проследить взаимоотношения старообрядческих общин Байкальского региона с государственными структурами и другими религиозными организациями, выяснить особенности их деятельности. В ходе исследования нами были изучены текущие архивы управлений Министерства юстиции РФ по Иркутской области, Республике Бурятия, Забайкальскому краю. Наибольший интерес представляют ежегодные отчеты местных организаций старообрядческих общин об их деятельности и справки, составляемые сотрудниками регистрирующего органа по итогам регулярных проверок деятельности религиозных организаций, что помогло выявить соответствие их деятельности собственным уставам и существующему законодательству в сфере свободы совести и вероисповедания.

Ценным источником канонического права являются протоколы архиерейских соборов, епархиальных советов, постановления всероссийских и региональных старообрядческих съездов. Дополнительным источником в исследовании взаимоотношений государства и старообрядчества являются материалы бесед, расширенных интервью с руководителями религиозных общин, полученных в результате собственных полевых исследований автора в Тарбагатайском, Бичурском, Мухоршибирском, Хоринском, Кижингинском, Заиграевском районах Республики Бурятия, в селах Красный Чикой, Урлук, Малоархангельское, в городе Петровск-Забайкальский (Петровский Завод) Забайкальского края, в Аларском районе Иркутской области и городах Нижнеудинск и Иркутск (2001-2011 гг.). В ходе экспедиционных исследований были выявлены архивные миникомплексы современных старообрядческих общин Байкальского региона.

Наряду с этими собраниями нами использованы и «личные архивы» духовных лиц и старообрядческих деятелей. Особую группу документов, связанных с историей и культурой русского старообрядчества, составляют материалы, возникшие в результате деятельности различных государственных структур, в том числе и научных учреждений, а также личные архивы исследователей. Отдельную группу составляют технотронные источники - кино-, фото- и интернет-документы.

К опубликованным законодательно-распорядительным источникам относятся тексты Конституций, документы партийных инстанций высшего уровня, постановления Президиумов ЦИК СССР и СНК (СМ) СССР, РСФСР, указы Верховного Совета СССР и Верховного Советов БМАССР, уголовные кодексы СССР и РСФСР. Помимо собственно законов в данную группу источников включены нормативные документы и подзаконные акты.

Тематика государственно-церковных взаимоотношений 1920-1930-х гг. отложилась и в документальных сборниках, посвященных проблемам репрессивной политики Советского государства: деятельность политбюро, ОГПУ, НКВД и др. Наибольшую ценность для настоящего исследования представляли данные о механизме репрессий, мотивах и технологии фальсификаций, сведения о предшествующих репрессиях. Для оценки масштабов репрессий по делам «служителей культа» в диссертации использована сводная информационно-аналитическая база общества «Мемориал». Несмотря на сложности доступа, в работе использованы массовые персонифицированные источники по истории репрессий. В первую очередь, к ним относятся архивно-следственные дела на старообрядческих священников, уставщиков и начетчиков. Полнота и достоверность этой базы подтверждена при сплошной обработке протоколов «троек» и Особых совещаний, заключений и постановлений следственных дел, хранящихся в управлениях ФСБ и прокуратуры Республики Бурятия. В ходе исследования было выявлено и обработано около 11 тыс. уголовных дел на репрессированных в Республике Бурятия, использовано более 7 тыс. данных картотек. Результатом проделанной работы стало издание пяти томов «Книги Памяти жертв политических репрессий в Республике Бурятия», руководителем группы составителей которой на протяжении 5 лет является автор диссертации.

Группу опубликованных источников представляют также периодические издания, книги, брошюры и другие материалы, издаваемые представителями Русской православной церкви (Московский патриархат), древнеправославных иерархий и старообрядческих сообществ.

Помимо документальных источников старообрядцы сохранили до наших дней множество вещественных источников: архитектурные памятники (храмы, часовни), иконы, своеобразный традиционный костюм, домашнюю утварь, росписи жилища, которые являются ценным материалом для изучения, достоянием музеев и с полным правом могут служить объектом самостоятельных специальных исследований. Тематические рамки нашего исследования охватывают правовой статус жизни староверов и в меньшей степени - материальную культуру, поэтому вещественные источники привлекаются лишь для раскрытия того или иного вопроса.

Итак, представленные источники разнородны по происхождению, функциональной направленности, уровню объективности и имеют ряд особенностей. Во-первых, документы законодательного характера находятся в «смешанных комплексах» вместе с документами иных раскольнических и сектантских течений, что связано с деятельностью наблюдательных, карательных и реже - научных учреждений. Во-вторых, многие частные распоряжения, касавшиеся отдельных старообрядческих общин или поселений, впоследствии приобретали статус общероссийских в силу их практической реализации. В-третьих, нечеткость формулировок, которая вызывает довольно широкое толкование одного и того же текста. Все это требовало скрупулезного сравнительного сопоставления текстов самых разнообразных источников.

В целом источниковая база диссертационного исследования обладает достаточной репрезентативностью. Анализ всего комплекса разнообразных и многочисленных источников, использованных в работе, позволяет сделать вывод о том, что информация, содержащаяся в них, является прочной основой для системного изучения всех поставленных проблем и решения сформулированных задач.

Глава II «Законодательная политика Российского государства и Русской православной церкви к старообрядчеству в Байкальском регионе XVII-XVIII вв.» состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе «Законодательное оформление положения старообрядчества во второй половине XVII - первой половине XVIII в.» выделяется три этапа формирования основных норм правового порядка в действиях государства после церковного раскола. Для первого этапа (1667-1699 гг.) характерно следование правительства в фарватере церковной политики, которой принадлежал приоритет в борьбе со старообрядчеством. Церковь закрепила за старообрядцами ярлык еретиков, безнадежно отделившихся от церкви, а правительство разработало систему репрессивных мер против «раскольников». После начала открытых гонений на старообрядцев в 1682 г. многие из них бежали в Сибирь. Так, в 1657-1662 гг. Даурия (Забайкалье) стала местом ссылки протопопа Аввакума, в 1699 г. в Нерчинск было направлено 9 семей стрельцов-староверов. Однако в целом число староверов в конце семнадцатого столетия в Байкальском регионе было невелико. Течения и согласия староверов в религиозном плане выглядело аморфно.

Второй этап (1701-1724 гг.) посвящен законодательному оформлению положения старообрядцев в период петровской администрации. Анализ фактического материала свидетельствует о том, что правительство первой четверти XVIII в. вело интенсивную законотворческую работу, был разработан комплекс мер по ограничению и стеснению старообрядцев, созданы специальные должности и учреждения «по раскольническим делам». Однако необходимо отметить, что при огромном количестве новых законов не был разработан механизм их реализации, что вызывало появление новых постановлений со всевозможными уточнениями и дополнениями.

Третий этап (1725-1761гг.). Анализ нормативных документов существования старообрядчества в рамках сложившейся законодательной системы позволяет утверждать, что непосредственно старообрядчеству Байкальского региона правительство стало уделять внимание несколько позже - в 20-30-е гг. XVIII в., когда сюда стали централизованно перемещать первые партии старообрядцев. Главным новшеством в политике правительства этого периода было то, что власть не просто декларировала необходимость использовать в обращении «раскольников» в православие мирные, увещевательные средства, как это делалось ранее, но и законодательно ограничивала строгость представителей власти в деле сыска и привлечения старообрядцев к «истинной вере».

Во втором параграфе «Трансформация законодательной политики правительства в отношении старообрядцев во второй половине XVIII в.» рассматривается период, который характерен тем, что здесь совместились либеральные и репрессивные тенденции в старообрядческом вопросе. В параграфе делается вывод о том, что в этот период власти не создали новой стройной системы законодательных и административных мер в отношении старообрядчества, а старая фактически была разрушена. Формально большинство прежних законов сохраняло свое действие и могло быть использовано в любой удобный для правительства момент. Обосновывается идея о том, что последнее двадцатилетие ХVIII в. представляет собой совершенно новое явление в развитии государственной политики, когда усилия светских и духовных властей объединились в поиске компромисса со старообрядчеством. В целом в XVIII в. развитие светского законодательства по старообрядчеству шло по пути постепенной трансформации от жестких репрессивных мер к мерам разрешительного характера. И если в эпоху Петра Великого, как показывает анализ следственных дел Преображенского приказа и Тайной Канцелярии, причастность к расколу усугубляла вину обвиняемого по «слову и делу», то уже во времена Екатерины Великой вероисповедание мало учитывалось в определении меры наказания за политические преступления - о чем ярко свидетельствуют материалы Тайной экспедиции Сената. А при Павле I приверженность «старой вере» и вовсе стали оценивать как некое суеверие.

В третьем параграфе «Церковное законодательство и старообрядчество в XVIII в.» анализируются мероприятия, которые использовало духовное ведомство для искоренения старообрядческого движения в России.

Процесс взаимоотношений государства и официальной церкви со старообрядчеством в XVIII в. был крайне сложным и запутанным. Следствием этого, как показано в диссертации, являлось то, что раскол находился в ведении как советских, так и духовных властей. Церковь не была отделена от государства, следовательно, церковная политика развивалась в рамках государственной и должна была следовать с ней в одном направлении». Для этого были созданы специальные учреждения (патриарший приказ, епархиальные церковные суды). Русская православная церковь кроме сыска и учета старообрядцев, наложения на них штрафов вела и идеологическую борьбу с расколом.

Автором обращается внимание на настойчивое стремление церковных властей ограничить распространение старообрядчества в рамках своей компетенции, не признавая «раскольнические требоисправления» и добиваясь запрета на свободную запись в «раскол». По данным прибавления «Иркутских епархиальных ведомостей», выяснилось, что каждый приходской священник Иркутской епархии должен был в обязательном порядке сообщать епископу, «имеются ли в его приходе старообрядцы, а заказчику поручалось проверять достоверность предоставляемых сведений подтверждением, не ведали ли они где в своих приходах тайных или явных раскольников». В 1735 г. первая партия староверов, выведенных из центра России, прибыла в Иркутск. Это были представители старообрядческого духовенства, всего 20 человек: 12 монахинь и 8 монахов. За период с 1735 по 1737 г. в Иркутскую епархию было сослано 60 староверов. Им запрещалось распространять свою веру и предписывалось находиться «в монастырских трудах и молитвах».

В четвертом параграфе «Формирование старообрядчества Байкальского региона в контексте реализации государственной политики во второй половине XVIII в.» рассматривается динамика численности последователей древлеправославия, размещение, внутренние и дальние миграции староверов Байкальского региона, а также отмечается специфика и уникальность жизнестойкости, стабильности старообрядчества как явления в целом.

В отличие от процесса расселения старообрядцев в Западной Сибири и на Дальнем Востоке, где преобладало добровольное переселение, старообрядцы проникли в исследуемый регион преимущественно в качестве ссыльных. Старообрядцы на местах водворения создавали прочную неформальную общность, которая являлась основой традиционных институтов самоуправления. И именно это обстоятельство наряду с более рациональной системой хозяйственных ценностей делало старообрядцев весьма подходящей категорией населения для исполнения роли пионеров фронтира. Все это повлияло на то, что расселение старообрядцев в регионе было вовлечено в разнонаправленные процессы. В самом начале для них важно было образовать компактный ареал, обособленный от всего остального населения территориально. Анализ архивных документов позволяет утверждать, что Тарбагатайская, Мухоршибирская, Брянская волости были заселены преимущественно «семейскими».

Несмотря на то, что «семейские» были выходцами из разных районов и областей России, разных территорий польских пределов, в Забайкалье они стремились преодолеть этнокультурные различия. Объединяло их в этом случае этноконфессиональное самосознание и специфический этноним - «семейские».

В исследовании подчеркивается, что если в Петербурге все еще опасались вредного религиозного влияния старообрядцев, то окраинные власти поощряли переселение старообрядцев, отмечая их высокий колонизационный потенциал, ценя их способность хранить «облик чистых великороссов». И хотя правительство заботилось о подготовке базы для обороны и будущего имперского расширения, старообрядцы стремились найти свободу вероисповедания или лучшие условия для жизни, шли разными путями и сторонились друг друга, но в результатах их устремленности на восток было многое, что их сближало. Принцип русскости на далекой окраине стоял выше стремления добиться церковного единства, отражая важные тенденции в формировании общерусской национальной идентичности. В иерархии идентичностей конфессиональный фактор здесь явно уступал национальному. Как отмечается в диссертации, именно это определило впоследствии специфику и уникальность старообрядчества Байкальского региона.

Глава III «Эволюция государственной и церковной политики в отношении старообрядчества в Байкальском регионе (XIX - нач. XX в.)» состоит из четырех параграфов. Первый параграф «Государственно-правовое регулирование положения религиозных организаций в Российской империи в XIX - начале ХХ в.» посвящен характеристике религиозного и этнокультурного разнообразия протоимперской практики на основе модернизации традиционных отношений к религиозным верованиям этнических групп, племен и диаспор, включаемых в состав России на протяжении XIX в.

Вероисповедный состав населения России был не только весьма разнообразен, но и постоянно пополнялся новыми конфессиональными группами. Правовое пространство веротерпимости определялось и структурировалось особым положением Русской церкви среди многочисленных религиозных общин империи. Остальные вероисповедания делились на две группы: терпимые и нетерпимые. К первой относились католицизм, протестантизм (лютеранство, англиканство, евангелизм), армяно-григорианство, ислам, буддизм, иудаизм. Эти религии могли свободно исповедовать русские подданные, принадлежавшие к ним по происхождению. Но заниматься миссионерской деятельностью, а тем более обращать в свое вероисповедание православных перечисленные конфессии не имели возможности. Ко второй относились нетерпимые религии: старообрядчество, старорусское и протестантское сектантство. Русская православная церковь обвиняла их в ереси, что считалось преступлением против правоверия и уголовно наказуемым деянием.

Поэтому нормы религиозного законодательства, действовавшие в империи в XIX - начале XX в., имели ряд ограничений, касавшихся таких важных принципов вероисповедной свободы, как свобода миссионерской деятельности, свобода избрания веры и образования новых религиозных групп среди признанных законом вероисповеданий, а также зависимость личных прав подданных от вероисповедания. В законодательном аспекте веротерпимость, по сути, выражала государственную концепцию свободы совести и веры, согласованную с интересами церкви и государства.

Государственная правовая система вероисповедных отношений, построенная частично на канонической основе, начнет эволюционировать в сторону расширения религиозных свобод в начале ХХ в. В работе подчеркивается, что русские старообрядцы, которым отныне было присвоено это наименование взамен официально бытовавшего «раскольники», и сектанты должны были получить практически такие же религиозные и гражданские права, которыми обладали в России верующие «инославных и иноверных» исповеданий.

Во втором параграфе «Реализация государственной политики по отношению к старообрядчеству в Байкальском регионе в XIX в.» дается обзор нормативно-правового комплекса российского законодательства, в котором курс на «противораскольническую» деятельность был провозглашен задачей первостепенной государственной важности.

К деятельности губернских и местных властей относилось три направления: сбор сведений о старообрядцах, поиск старообрядцев, совершивших преступления, и наказание старообрядцев.

Заниматься поиском старообрядцев, совершивших преступления, должны были низшие чины полиции и ведомственные чиновники. С 20-х - 30-х гг. XIX в. на местах и в столице происходило формирование системы всестороннего контроля за старообрядцами.

Анализ нормативно-правового комплекса диссертации позволяет утверждать, что в этот период была начата работа по кодификации законодательства, осуществлялись мероприятия по изучению истории раскола, установлению численности старообрядцев и сектантов; была создана сеть особых секретных учреждений, централизованно подчиняющихся самодержцу («Секретные совещательные комитеты по делам раскольников»); сформировалась система розыска, судопроизводства и наказания старообрядцев, совершавших уголовные преступления или преступления против веры. Проводниками государственной политики на местах в отношении старообрядцев и сектантов являлись Секретные совещательные комитеты о раскольниках, которые были созданы при Министерстве внутренних дел. Решение о создании Секретного комитета в Иркутске было принято по Указу императора 25 апреля 1844 г. вследствие осложнившейся ситуации в Забайкальской области, где в конце 40-х гг. XIX в. в селах Куйтун, Куналей, Бичура, Мухоршибирь старообрядцы выступили против закрытия часовен, снятия колоколов, ареста священников.

Значительная часть этих дел проходила под грифом «секретно» или «совершенно секретно», попадая тем самым в компетенцию Министерства внутренних дел, которое ведало составлением программ с целью пресечения деятельности старообрядчества в России. Так, раскол рассматривался правительством как временное зло в государстве, подлежащее уничтожению. Соответственно и правовая система носила ограничительно-запретительный и карающий характер. Сам факт вхождения данных юридических норм в уголовное законодательство является следствием того, что старообрядчество в России было гонимой религией. Между тем анализ статистических документов исследования о численности приверженцев раскола и распространении его на территории Байкальского региона убеждает в том, что это было не временное «зло», а реально существующее явление.

В целом, как демонстрирует исследование, для российского законодательства XIX в. по отношению к старообрядчеству характерны расплывчатые формулировки нормативных актов, их двойственность, алогичность и противоречивость.

Третий параграф «Святейший синод и старообрядчество Байкальского региона (1800 - февраль 1917 гг.)» отражает меры епархиальных властей, направленные на реинтеграцию старообрядчества в официальное православие.

Одним из распространенных способов борьбы официальной православной церкви в «развивающимся расколом» в России стало принятие идеи единоверия, однако важный шаг правительства и церкви, призванный стать компромиссным решением проблемы в распространении раскола, привлечь староверов в лоно официального православия, не получил широкой поддержки в России и в Байкальском регионе в частности. Среди документов Иркутской духовной консистории есть дела, полностью состоящие из рапортов приходских священников об отказе староверов присоединиться к церкви на правилах единоверия. Все они относятся к 1840-1850 гг.

Еще одним методом «привлечения» старообрядцев в единоверие и православие была широко распространенная практика конфискации икон, предметов церковной утвари, богослужебных и других старопечатных, рукописных книг. То немногое, что оставалось у староверов, тщательно скрывалось ими.

На основе опубликованных источников и значительного числа имеющихся исследований в диссертационной работе обобщен опыт противораскольнических миссий в изучаемом регионе. Диссертант отмечает, что к концу 70-х гг. XIX в. происходит оживление миссионерской деятельности среди старообрядцев, это было связано с появлением новых миссионеров. Так, в ведении главного миссионера Селенгинского Троицкого монастыря Читинской и Забайкальской епархии и приходских церквей находились практически все села по рекам Селенга, Хилок и Чикой, населенные староверами. Однако анализ источников различного происхождения позволил предположить, что миссионерская деятельность православной церкви среди старообрядцев на рубеже XIX-XX вв. приобрела более общий характер. Старообрядцы традиционно сопротивлялись насаждению единоверия, оказывали активное сопротивление, организованно протестовали против притеснений, арестов священников, опечатыванию часовен и нелегально поддерживали устои и правила староверия.

Причины категорического несогласия староверов с единоверцами, неподчинения властям кроются не столько в «бунтарском духе» старообрядцев, сколько в недальновидной политике правительства, чьи чиновники вмешивались в духовные дела. Церковные же власти оказывались практически не у дел, использовали слишком грубые методы, неприемлемые для миссионерской деятельности среди защитников староверия, и в результате потерпели поражение.

В четвертом параграфе «Расширение гражданских и политических прав старообрядцев в 1905-1917 гг.» дается характеристика специфики регионального старообрядчества в сложный период российской истории.

Как демонстрируют новейшие исследования, в начале XX в. столкновения законодательной и исполнительной ветвей власти зримо проявились при обсуждении законопроектов об отмене политических и гражданских ограничений староверов.

Анализ архивных документов позволил проследить процесс послабления правового положения староверов. В отличие от законов XIX в. о разделении старообрядцев на категории, в указе 1905 г. впервые официально признали существование «вероучений старообрядческих согласий». В первую группу были отнесены старообрядческие согласия, во вторую - сектантство, в третью - последователи изуверских учений, принадлежность к которым была наказуема в уголовном порядке. Разрешалось устройство старообрядческих школ, отменялся запрет на печать старообрядческих богослужебных книг .

Однако в исследовании подчеркивается сложность и неоднозначность этого процесса. Наряду с запрещением преследовать «отпавших от православия» правительство по-прежнему запрещало старообрядцам проводить крестные процессии в церковном облачении и публично проявлять обрядовую сторону старой веры. На староверов распространялась статья уголовного законодательства о наказании - заключении в тюрьму лиц, «препятствующих угрозами или насилием над личностью совершению богослужений, обрядов или принуждение к участию в обрядах». Кроме всего прочего, наставники всех зарегистрированных общин были обязаны вести метрические книги, записывая в них все рождения, браки и смерти в семьях членов общины, становясь, таким образом, звеном в государственной системе учета населения. По всем случаям неправильного исполнения треб проводились расследования, и виновные несли соответствующее проступку наказание. Именно по этой причине старообрядцы Забайкальской области Тарбагатайской волости Верхнеудинского уезда игнорировали регистрацию общин и ведение метрических книг, объясняя, что «официальность общины не согласуется с духом их толка, и не имеется совершенно никакой надобности в существовании общины».

Таким образом, исходя из материалов архива, можем утверждать, что в вероисповедной политике России в отношении старообрядцев были задействованы три элемента: само государство, которое должно в идеале защищать интересы всех своих подданных; официальная православная церковь, у которой были серьезные проблемы по внутреннему устройству, взаимоотношениям с государством и старообрядчеством; и, наконец, сами старообрядцы. Для того чтобы успешно построить свою вероисповедную политику, перед государственными органами в начале XX в. стояли чрезвычайно сложные задачи. А строить эту политику было необходимо, т.к. Россия достигла того уровня общественного развития, когда ни внутренняя ситуация, ни внешняя не позволяла иметь нерешенные религиозно-церковные проблемы.

Глава IV «Старообрядческие общины Байкальского региона в XX-XXI вв.» состоит из 4 параграфов. Первый параграф «История взаимоотношений государства и старообрядческой церкви Байкальского региона в первой трети ХХ в.» посвящен анализу деятельности старообрядческих общин в период «великих потрясений».

Начало XX в. со всей очевидностью выявило резкое расхождение позиций государства и общества в религиозном вопросе. Февральская революция 1917 г. положила конец длительному периоду в нашей истории, когда российское государство было государством «клерикальным». В своей практической деятельности Временное правительство исходило из принципов светского государства и стремилось реализовать то, что было наработано демократическими партиями в думских баталиях. Старообрядцы, приняв и поддержав Февральскую революцию, уничтожившую их гонителя - монархию, крайне отрицательно отнеслись к социалистической революции, в которой они видели серьезную опасность для России. Угроза, по их мнению, исходила от надвигающейся на страну анархии и декларируемого большевистским правительством атеизма. Тем не менее, несмотря на значительные потери в области прав староверия, в новом законодательстве о культах имелись и некоторые положительные нормы. Положительным в новых условиях явилось и то, что бывшая господствующая церковь, ослабленная жесточайшими репрессиями советской власти, не имела возможности продолжать борьбу со старообрядчеством. Возможно, благодаря тому, что РПЦ отвлекала на себя силы и средства Советского государства на первом этапе его борьбы с религией, староверам в течение определенного времени удавалось избегать его преследований.

Как показывает анализ источников, политическая деятельность провинциального старообрядчества, в частности старообрядчества Байкальского региона, имела свою специфику. На фоне активного участия старообрядцев центра страны в политическом процессе местные староверы были гораздо более пассивными. Большинство старообрядческих общин Байкальского региона проявило в процессе регистрации законопослушность и дисциплину, руководствуясь прямыми указаниями епархиального совета и архиепископии. Общины в процессе регистрации вынуждены были жертвовать своей традиционной замкнутостью и закрытостью религиозно-общественной жизни, а это вызывало сомнения в совместимости сотрудничества с властью с основами «христианского вероисповедания» и побуждало староверов тщательно продумывать последствия своих шагов.

Архивные документы свидетельствуют о том, что наряду с закрытием культовых зданий ухудшилось положение и священнослужителей. В результате комплекса антирелигиозных мер, направленных на окончательное уничтожение церкви, большая часть священнослужителей была лишена элементарных средств к существованию. Репрессиям подвергались не только верующие и члены их семей, в районах компактного проживания староверов Бурятии подверглись арестам и высылкам крепкие хозяйственники и единоличники из числа «семейских».

Таким образом, политика Советской России первой трети XX в. затронула все «согласия» и социальные слои старообрядчества, в том числе объединения, наиболее замкнутые и закрытые для окружающего мира. Старообрядческие общины различными способами были вынуждены реагировать на меняющуюся действительность.

Второй параграф «Политика Советского государства в отношении старообрядческой церкви Байкальского региона в 1930-е - 1990-е гг.» содержит анализ деятельности старообрядчества в рамках внутриполитической жизни Советской России в период радикальной социально-политической трансформации общества.

История правового положения старообрядческих общин Байкальского региона в военные годы и послевоенные десятилетия может быть понята только в контексте изменения вероисповедной политики Советского государства, которая произошла в годы Великой Отечественной войны .

В 1930-е гг. большинство старообрядческих храмов было закрыто. На территории СССР не осталось ни одного легально действующего старообрядческого монастыря, ни одного учебного заведения. Большинство архиереев, священников были репрессированы.

Нападение гитлеровской Германии, развернувшаяся тяжелая война потребовали мобилизации не только всех организационных, финансовых, материальных ресурсов, но и ресурсов моральных, патриотических. Для партийно-советского руководства еще со времен Всесоюзной переписи населения 1937 г. не было секретом, что значительная часть граждан Советского Союза относила себя к категории верующих. В Великую Отечественную войну древлеправославные христиане, как и в прежние трудные времена, встали на защиту Отечества. Многие тысячи старообрядцев пали на полях сражений, умерли от голода и болезней.

В 1943-1945 гг. произошли значительные изменения государственной политики в отношении религиозных организаций. Анализ комплекса документов различного происхождения позволяет аргументированно подтвердить существующий в современной историографии вывод о том, что впервые со времени образования социалистического государства со стороны власти была предпринята попытка перейти от политики, направленной на уничтожение церкви как социального института, к конструктивному диалогу с ней. Появились новые государственные органы -- Совет по делам РПЦ и Совет по делам религиозных культов, которые, оказывая самое непосредственное воздействие на «подведомственных», стали важным инструментом государственной политики в религиозной сфере. Советская власть через эти органы контролировала и координировала внутреннюю жизнь конфессиональных организаций, в том числе и старообрядческие общины.

Опираясь на современные исследования, диссертант считает необходимым отметить, что, несмотря на явное улучшение положения религиозных организаций в Советском Союзе, было бы ошибочным думать, что советская власть и коммунистическая партия в 1943 г. кардинально изменили свое отношение к религии. Более терпимым стало отношение к религиозным организациям, но не к религиозному мировоззрению. Подтверждением этому служат действия ЦК ВКП(б) и Правительства СССР, предпринятые в 1940-е гг. и направленные на развитие у советского народа научного мировоззрения, материалистического понимания природы и общественной жизни.

В послевоенный период положение древлеправославной церкви было крайне тяжелым. Большинство закрытых в 1930-е гг. храмов так и не было возвращено церкви. Архиепископия Московская и всея Руси ютилась в подсобке единоверческого храма святителя Николы на Рогожском кладбище. Не было получено разрешения на открытие монастырей и учебных заведений. Единственным признаком религиозной «оттепели» стало разрешение издания церковного старообрядческого календаря на 1945 г.

К 1950 г. в древлеправославной церкви служило пять епископов, на сохранившиеся приходы было рукоположено несколько десятков священников. В Байкальском регионе оживление религиозной жизни старообрядцев после Великой Отечественной войны было связано с началом богослужений в молитвенной часовне с. Новый-Заган Мухоршибирского района (1947 г.).

Как показывает анализ источников, в указанный период происходит постепенная смена акцентов в контактах старообрядческих «согласий» с Русской православной церковью, которая в предшествующий период выполняла по отношению к старообрядчеству преимущественно функции полицейского характера. На передний план постепенно начинают выдвигаться догматические дискуссии, которые сменяются осознанием единства обеих церквей перед лицом общей угрозы - атеизма. Для улучшения антирелигиозной работы в основных организованы клубы атеистов, старообрядческих районах - Бичурском, Мухоршибирском, Тарбагатайском и Октябрьском районе г. Улан-Удэ были которые уже начали вести воспитательную работу среди верующих старообрядцев.

Официальным органом государственного контроля за деятельностью религиозных организаций в стране в 1960-1980-е гг. оставался Совет по делам религий при Совете Министров СССР. Важное место в параграфе отводится освещению деятельности аппарата уполномоченных на местах. Анализ архивных документов позволил выявить специфику деятельности региональных уполномоченных. Она заключалась в том, что абсолютное большинство руководителей - от районного до областного уровня - под различными предлогами затягивали реализацию распоряжений уполномоченных, порой задерживали и не выполняли, грубо нарушали законодательства о культах. Документы свидетельствуют, что руководство уполномоченных не имело рычагов влияния на представителей местных органов власти. В работе приводятся многочисленные факты привлечения аппарата уполномоченных к работе, не имеющей отношение к их прямым обязанностям.

Таким образом, институт уполномоченных Советов по делам РПЦ и делам религиозных культов в Байкальском регионе переживал те же проблемы становления, что и в других регионах страны: кадровые трудности и недостаточное внимание со стороны местных органов власти.

Третий параграф «Организация внутриконфессиональной жизни старообрядческих общин в Байкальском регионе» подвергает анализу некоторые аспекты внутренней жизни старообрядческих сообществ к условиям атеистического государства.

Наличие иерархической структуры позволяло согласиям, приемлющим священство, выстроить соответствующую руководящую вертикаль: приходские советы подчинялись епархиальным советам, ко-торые, в свою очередь, подчинялись Совету при Московской архиепископии.

Архивные материалы церковного делопроизводства позволяют проследить, что конфессиональная жизнь старообрядческих объединений Байкальского региона протекала преимущественно внутри общин, хотя все они входили в более крупные региональные и всероссийские старообрядческие конфессиональные сообщества. Соборы, независимо от согласия, собирались в деревнях, отстоящих на десятки километров от крупных административных центров, что отчасти рассматривалось как стремление уйти из поля зрения новой власти, которую опасались, но признавали. В исследовании подчеркивается, что ни один из соборов не высказывался напрямую о политических изменениях в стране и открыто не формулировал своего отношения к каким-либо конкретным проявлениям политики советского правительства.

Изменение внутриполитического курса советской власти в отношении религии отразилось и на законодательстве, которое приобрело четкую направленность на организацию все больших затруднений религиозной жизни. Одним из механизмов давления на общины стало увеличение налогообложения на имущество, которое создавало материальные трудности и вынуждало принудить их к отказу от содержания культовых зданий и самоликвидации. В этот период налогообложение на храмы уже предусматривало такие новые платежи, как рента за землю, занимаемую культовыми постройками, и налог со строений.

Таким образом, в советский период в системе организации религиозно-общественной жизни старообрядцев Байкальского региона сохраняются прежние, сложившиеся до 1917 г. структуры - церковно-приходские советы, региональные и всероссийские съезды. Но в то же время в условиях процесса адаптации этих структур к новым социально-правовым условиям изменяются качество и направленность их работы. В тематике конфессиональных съездов, как санкционированных, так и нелегальных, все большее место занимают вопросы о целесообразности и характере взаимодействия со светской властью. В новых условиях церковные советы зачастую вынуждены были решать как духовные, так и материальные задачи выживания общин.

В четвертом параграфе «Проблема достижения конфессионального единства в условиях постсоветского общества» рассматриваются задачи воспроизводства религиозно-культурной традиции как непременного условия дальнейшего существования старообрядчества, важнейшими из которых являются сохранение специфических черт бытового уклада, укрепление нравственных норм жизни, религиозное образование.

Политические события, развивавшиеся в СССР во второй половине 1980-х гг., повлекли за собой не только распад союзного государства, коренные изменения в государственной, политической, социальной сферах бывших союзных республик, но и самым существенным образом затронули государственно-церковные отношения, жизнь и деятельность религиозных организаций и граждан, исповедующих различные религии.

Первой затрагивающей интересы старообрядчества проблемой, связанной с проведением в жизнь вновь принятого закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» (1990 г.), стала проблема идентификации вероисповедной принадлежности религиозных объединений.

Старообрядческие религиозные организации России не выработали единой позиции по отношению к новому закону. Русская православная старообрядческая церковь оценила его отрицательно и призывала сохранить прежде действовавший закон 1990 г. «О свободе вероисповеданий», а при необходимости постепенно совершенствовать законодательные нормы. В связи с этим гарантии защиты своих прав и интересов старообрядцы склонны видеть не в формальных положениях законов и подзаконных нормативных актов, а в таком субъективном факторе, как степень благожелательности к старообрядчеству светских властей.

Несмотря на то, что ни в одной из старообрядческих религиозных организаций не принималось специальных решений, ограничивающих политическую активность духовных лиц, как это было сделано Московским патриархатом, современное старообрядчество остается удаленным от тесных контактов со светскими политическими партиями и движениями. Поэтому и со стороны старообрядчества, и со стороны общественных объединений и партий отсутствует стремление к активному взаимодействию.

В изучаемом регионе структурами, осуществляющими взаимодействие с религиозным организациями, стали: в Иркутской области - Межконфессиональный совет при губернаторе, в Республике Бурятия - Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РБ, в Забайкальском крае - Управление по внутренней политике при губернаторе Забайкальского края.

Старообрядчество изучаемого региона исторически не было единым церковно-религиозным институтом. Эта разъединенность сохраняется и присутствует и выражается в формировании самостоятельных церковно-административных митрополий. В Байкальском регионе сегодня древлеправославие канонически и административно представлено двумя иерархиями: Русская православная старообрядческая церковь (старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию) и Русская древлеправославная церковь.

Особенностью старообрядчества в Байкальском регионе является то, что оно функционирует в условиях поли- и этноконфессиональности. Автором обращается внимание на то, что в истории правового положения старообрядчества можно выделить два периода. Первый - с конца 1980-х по 1997 г. - характеризуется активным поиском своей религиозной идентичности со стороны определенной части Байкальского социума - это выразилось в повышении интереса к религии вообще. Второй период - с 1997 г. по настоящее время - характеризуется сначала стабилизацией, а затем падением интереса к различным проявлениям религиозности.

Пик интереса к возрождению древлеправославия изучаемого региона приходится на самые кризисные годы - 1993-2001 гг. Этот период характеризуется ростом числа верующих, наибольшей активностью прихожан. Надо отметить и тот факт, что старообрядческая деноминация, ставшая заметным явлением общественной жизни России с последнего десятилетия ХХ в., представляет собой и культурно-исторический феномен, различные формы проявления которого можно обнаружить на всем протяжении истории Байкальского региона.

Для сохранения традиционной культуры семейские Забайкалья в настоящее время активно сотрудничают с органами государственной власти. Примером такого сотрудничества можно считать проведение I съезда семейских (1993 г.), где присутствовали представители компактного проживания старообрядцев Байкальского региона, были сформулированы основные концептуальные подходы, приняты основополагающие документы, избран на демократической основе руководящий орган. Правительством Республики Бурятия в 2001 г. была разработана и утверждена республиканская целевая программа «Изучение, сохранение и развитие культуры семейских (2001-2006)».

На основе имеющихся исследований и анализа ведомственных архивов диссертант отмечает, что в Байкальском регионе сложились благоприятные условия для сохранения и развития традиционной культуры староверов. Сотрудничество автора с настоятелями старообрядческих общин, продолжительная работа с руководителями общественных национально-культурных центров старообрядцев (семейских) позволяют сделать вывод о том, что духовное возрождение конфессии в региональном варианте возможно только благодаря энергии и активной деятельности самих старообрядцев, заинтересованности и лояльности органов государственной власти, интереса к культуре со стороны общественности,

Автор обращает особое внимание на период - с июня 2007 г. по настоящее время, который характеризуется падением интереса общественных и гражданских институтов к конфессии. Значительное количество республиканских программ завершилось, сократилось количество приходов и их последователей. В диссертации отмечается, что за период 2007-2010 гг. ни одно ходатайство о продолжении проекта по сохранению и изучению старообрядчества в Республике Бурятия, Забайкальском крае не получило положительного решения. Трудности, на наш взгляд, обусловлены очевидным диссонансом в оценках общей ситуации в религиозном вопросе между официальной властью и обществом. Основной причиной этого, утверждается в диссертации, являлось отсутствие в руководстве субъектов Федерации единой точки зрения на цели и характер политики в отношении религиозных организаций и на перспективы государственно-церковных отношений в стране. В связи с этим очень важно критически отнестись к состоявшемуся опыту (положительному и отрицательному) прошедших периодов.

В Заключении подведены итоги исследования и сделаны следующие выводы:

1. Отечественная и зарубежная историография старообрядческого направления проделала достаточно долгий и сложный путь развития, отразив происходившие изменения государственной политики и общественного сознания. Со времени своего возникновения она не была цельной, включая в дореволюционный период работы представителей разного направления - от историко-философских исследований православно-христианской мысли до трудов светских историков.

В советский период была выработана определенная концепция в отражении государственно-конфесиональных отношений. Монополия государственной власти на освещение вопросов взаимоотношения с церковью привела к тому, что в отечественной историографии сформировался своеобразный выбор представлений о роли религии и старообрядческой церкви в том числе.

В постсоветский период начинается совершенно новый этап в исторической науке, свободный от идеологических рамок как конфессиональных, так и классовых. Появился доступ к широкому кругу источников. Исследователи различных областей гуманитарного знания проявили интерес к религиозной проблематике. Оформились первые в Бурятии научные центры (БНЦ СО РАН, БГУ, ВСГАКИ), коллективы которых систематически исследуют прошлое и настоящее старообрядчества Байкальского региона.

2. Источниковая база проблемы государственной политики в отношении старообрядчества в Байкальском регионе (XVII-XXI вв.) представлена историческими документами и материалами центральных и региональных архивов. Данный корпус документальных свидетельств имеет солидный информационный потенциал применительно к нашей проблематике. Систематизация использованных источников за период XVII - начала ХХI в. позволяет констатировать, что архивные комплексы исследования в значительной степени отличаются друг от друга происхождением, функциональной направленностью и степенью объективности в освещении правового положения староверов в Байкальском регионе. Все это ведет к росту латентной информации, для извлечения которой требуется применение новых методов, а изменение видовой структуры исторических документов ставит перед исследователем проблему тщательного компаративного анализа.

3. Обеспечивая русское присутствие на азиатских окраинах, госу-дарство способствовало в первую очередь заселению стратегически важных территорий (трактов и пограничных линий), укомплектованию штата административных учреждений и пополнению военных гарнизонов. В отличие от приверженцев официальной церкви старообрядцы на местах водворения создавали чрезвычайно прочную неформальную общность, которая являлась основой традиционных институтов самоуправления. И именно это обстоятельство наряду с более рациональной системой хозяйственных ценностей делало старообрядцев весьма подходящей категорией населения для исполнения роли пионеров фронтира. Несмотря на антигосударственные настроения, старообрядцы стихийно закладывали основу российской государственности.

4. Старообрядцы Байкальского региона представляли собой часть русского субэтноса, неравномерно распределенного по территории края, их численность постоянно возрастала в связи с миграционными процессами и естественным приростом населения. В результате масштабного переселения старообрядцев в Байкальский регион (ХVIII в.) оформился территориальный центр старообрядцев (семейских), расположенный в Забайкалье. Носители древнего православия проникали в регион двумя путями: в качестве ссыльных и вольных колонистов. Вероисповедная принадлежность к старообрядческим толкам в ХVII в. и первой трети ХVIII в. была слабо выражена. Это было связано, во-первых, с тем, что для начального этапа расселения старообрядцев в регионе было важно образовать территориальный, обособленный компактный ареал от всего остального населения, во-вторых, в этот период отсутствовала единая церковно-административная система управления старообрядцами Восточной Сибири. Разделение на согласия явственно ощущалось в ХVIII-XIX вв. Старообрядчество Байкальского региона было представлено последователями поповщины, и незначительная часть - беспоповщины. По волостям и селениям последователи разных толков группировались неравномерно.

5. Проблема непростых взаимоотношений государства и старообрядцев представлена в виде противостояния двух ветвей православия, несмотря на то, что именно светская власть определяла характер отношений со староверами, отведя официальной церкви роль инструмента воздействия. В связи с этим формирование законодательной политики правительства в отношении староверов выглядит, на наш взгляд, следующим образом: с 1654 по 1667 г. вопросы раскола были «чисто религиозными»; с 1667 по 1700 г. - раскол воспринимался как «религиозно-политическое явление»; в первой четверти XVIII в. власти начинают относиться к старообрядчеству как к явлению политико-социального характера; с 1738 по 1761 г. - как социально-политическому, а с 1762 г. начинает все больше преобладать социальное восприятие старообрядчества. При этом религиозно-политический аспект все больше и больше концентрировался в XVIII в. в церковно-православных кругах.

6. Изучение светского и церковного законодательства в отношении старообрядчества в XVIII-XIX вв. позволяет нам рассмотреть вопрос о том, что государство и церковь были едины, добиваясь одной цели - искоренения старообрядчества, и часто решали разные задачи, используя различные методы для их достижения. На этом этапе был разработан комплекс мер, регламентирующий практически все стороны жизни старообрядцев. Отличие от предыдущего периода заключается в том, что наряду с ограничением гражданских прав старообрядцев приоритетными мерами стали экономические. Признав существование старообрядчества как объективную данность, правительство стремилось использовать «раскол» в фискальных целях.

Однако при издании огромного количества законов не был разработан механизм их реализации, что вызывало необходимость появления всевозможных постановлений с уточнениями и дополнениями к этим законам. Политика, проводимая правительством по отношению к отдельным старообрядческим общинам, зачастую отличалась от общероссийской. Что касается стратегии Синодальной церкви, то она не была последовательной и однозначной.

Именно в этот период была начата работа по кодификации законодательства, осуществлялись мероприятия по изучению истории раскола, установлению численности старообрядцев и сектантов; была создана сеть особых секретных учреждений «Секретные совещательные комитеты по делам раскольников»; сформировалась система розыска, судопроизводства и наказания.