Этические и социокультурные аспекты брачного выбора в России XVIII — XIX вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Этические и социокультурные аспекты брачного выбора в России XVIII -- XIX вв.

Введение

Актуальность темы исследования

Сближение современной исторической науки с другими гуманитарными науками повышает значение «социокультурного» подхода, в том числе - обращения к «структурам повседневности». Одной из возможных точек пересечения исследований по истории, психологии, культурологии, этнографии, исторической демографии, социологии является проблематика брачного поведения.

Трансформации брачного поведения и изменение образцов семейной жизни требуют серьезного исторического осмысления. Сейчас, когда общие принципы существовавшего в России традиционного типа демографического поведения в значительной мере изучены, растет значение частных проблем, в их числе - особенностей развития семейно-брачных отношений и брачного выбора в определенные исторические периоды.

Историографический обзор

Начало исследования этики брачно-семейных отношений у русского православного населения было положено отечественной этнографией XIX - начала XX в. Однако, особенностью этнографического изучения брачного поведения являлось и является преимущественное внимание к традиции и обряду, ориентация на поиск в живом обычае следов глубокой языческой древности. Этнографы изучали почти исключительно крестьянское население, изредка обращая внимание на другие социальные группы «простолюдинов». Так называемые «образованные классы» вообще выпадали из их поля зрения. Исследование этических проблем брачного выбора в современном им обществе не входило в круг основных задач и интересов этой группы ученых. Тем не менее, этнографами XIX в. был собран обширный материал о создании семьи у русских в рассматриваемый исторический период. Среди авторов этого ряда стоит отметить работы К.Д. Кавелина,1 А.Г. Смирнова2, Н. Лазовского3, О. Семеновой-Тян-Шанской4.

С 1960-х гг. материальная и духовная культура дореволюционного периода попадает в поле зрения советской исторической этнографии. В работах М.Г. Рабиновича, Л.А. Анохиной, М.Н. Шмелевой, Г.В. Жирновой, О.Р. Будиной5 и других представителей историко-этнографической школы создается широкая панорама быта русских людей XVIII - начала XX вв., поднимаются в том числе вопросы, связанные с брачным выбором и созданием семьи в различных слоях населения.

В 1970-1980-е гг. в рамках исследования процессов классообразования вышел ряд работ, в которых отразился рост интереса советских историков к демографическим аспектам, истории семьи и взаимосвязи этих процессов с социально-экономическим развитием страны6.

В начале 1990-х гг. российская историческая наука пережила переломный этап, связанный с отказом от применения учения об общественно-экономических формациях и классовом характере общества в качестве руководящих методологических принципов. В последующие два десятилетия происходило активное освоение методологических подходов и проблематики мировой исторической науки. В социальной истории наблюдалось смещение приоритетов в сторону истории повседневности и истории ментальности, весьма востребованными становятся методологические концепции исторической антропологии. Среди авторов, исследующих поведение людей XVIII-XIX вв., в том числе брачное поведение, с позиции исторической антропологии, можно назвать А.И. Куприянова, Н.В. Козлову и М.В. Короткову и др.7 Исследования в русле микроистории, поднимавшие в том числе вопросы сексуального и брачного поведения, проводились О.Е. Кошелевой, А.Б. Каменским8.

Отказ от классового принципа изучения общества привел к появлению работ, посвященных отдельным группам и стратам, которые прежде крайне редко становились предметом специальных исследований (мелкое чиновничество, «сословие солдатских жен», мещанство и др.). Можно отметить повышенный интерес авторов, разрабатывающих тематику новых социальных групп, к проблемам брачно-семейных отношений и социально- демографическим аспектам. брачный дворянин интеллигенция купец

Наряду с историей повседневности в России с 1990-х гг. активно развивается женская и гендерная история. Быстрый рост числа гендерных исследований стал своего рода реакцией на характерное для социальной истории советского периода невнимание к теме пола.10 Среди авторов, работающих в данной предметной области можно указать Н.Л. Пушкареву, начавшую разрабатывать проблематику женской истории России еще в 1980- е гг., И.С. Кона, П.П. Щербинина и других. 11

Итак, в настоящее время заключение брака в России ХVIII - XIX вв. исследуется рядом дисциплин: исторической этнографией, социальной историей, историей повседневности, женской и гендерной историей, но каждая из этих исторических дисциплин рассматривает заключение брака с точки зрения своих специфических задач и не одна не изучает проблему брачного выбора как разноаспектный феномен, которому стоит уделить приоритетное внимание.

Объект исследования: этика брачно-семейных отношений у русского православного населения в России XVIII - XIX вв.

Предмет исследования: правовые, этические и социокультурные аспекты брачного выбора в России XVIII - XIX вв. у основных социальных групп православного населения.

Цель данной работы - исследовать этические и социокультурные аспекты брачного выбора в России XVIII - XIX вв.

В рамках основной цели работы предстоит решить следующие задачи:

1. Исследовать юридическую сторону заключения брака православным населением в России ХVIII - XIX вв.

2. Исследовать критерии брачного выбора и мотивации вступления в брак у крестьян, мещан, купцов и демократических городских слоев в России ХVIII- XIX вв.

3. Исследовать особенности этики брачного выбора в среде дворян и интеллигенции.

Хронологические рамки исследования. Исследование охватывает период с начала XVIII в. (условно, эпоха Петровских реформ) до рубежа XIX-ХХ вв.

В исследовании используется принятый в современных социальных науках понятийно-терминологический аппарат. Для данной работы ключевое значение имеют демографические понятия - брачный круг и брачный выбор. Под брачным кругом понимается совокупность возможных для данного человека брачных партнёров. Брачный круг определяется, с одной стороны, системой законодательных и нравственно-этических норм общества, с другой - социально-экономическим положением человека, психологическими особенностями, возрастом и иными индивидуальными факторами.12 Под брачным выбором понимается выбор брачного партнера в рамках определенного брачного круга. Брачный выбор находится в тесной зависимости от ситуации на брачном рынке. Брачный рынок - термин, используемый для характеристики всей совокупности потенциальных брачных партнеров в населении, а также системы взаимных притязаний и требований к будущим супругам. 13

Методология исследования. Теоретической и методической базой исследования послужили научные работы отечественных историков, посвященные проблемам брачно-семейных отношений и социально- демографическим аспектам периода с начала XVIII в. до рубежа XIX-ХХ вв. Вследствие этого были использованы исторические методы: историко- генетический, позволяющий проследить изучаемый объект в процессе его изменения; историко-сравнительный, позволяющий раскрыть сущность изучаемого предмета исследования на основе сходства и различий.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его положения и выводы могут служить дальнейшему изучению вопроса брачного выбора в России XVIII - XIX вв. Содержание работы может быть использовано при создании учебных пособий и спецкурсов по изучению истории и культуры России.

Структура исследования: структура работы соответствует цели и задачам исследования и состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

1. Правовой аспект брачного выбора и заключения брака в России ХVIII- XIX вв.

Историки и этнографы отмечают в России ХVIII-XIX вв. несколько форм браков. Наряду с законным браком, оформленным в соответствии с официальным законодательством, среди русского населения продолжали отмечаться случаи так называемого «сводного» брака, сопровождавшегося народным свадебным обрядом без венчания.14

В рамках нашего исследования будет рассматриваться только законный брак. Законный брак в Российской империи был одновременно и религиозным таинством и актом гражданского состояния. Заключение и расторжение брака находилось в введении церкви. Светское законодательство о браке базировалось на церковных нормах, собранных в так называемой Кормчей книге и Духовном Регламенте. В течение XVIII - первой половины ХIX вв. данная правовая основа постепенно изменялась и дополнялась.

Автор вышедшего в 1814 г. «Опыта начертания российского частного гражданского права» определял брак в «гражданском отношении» как «сообщество мужа и жены для произведения и воспитания себе подобных», а так же как «контракт, заключенный ими на всю жизнь, для взаимного вспомоществования в житейских нуждах и заботах».15 Для заключения законного брака требовались: отсутствие препятствий к браку, достаточное время, законное место, законный совершитель, известные обряды с молитвословиями и свидетельство.16

В рассматриваемый период законодательство предусматривало ряд причин, препятствующих вступлению в брак. Действовали возрастные ограничения. Кормчая книга устанавливала минимальный брачный возраст для мужчины - 15, для девушки - 13 лет. В 1830 г. минимальный возраст жениха был поднят до 18 лет, невесты - до 16 лет. В Российской империи существовала также верхняя возрастная граница вступления в брак. В 1744 г. судебный прецедент вызвал появление синодального указа о недействительности брака, заключенного в возрасте старше 80 лет .17

В брак не могли вступить лица, «связанные между собой телесным или духовным родством до известного колена». Кормчая книга запрещала браки между родственниками по прямой и боковой линиям до седьмой степени включительно. Духовное родство, возникшее в результате восприятия ребенка от купели, также препятствовало вступлению в брак до седьмого колена включительно. В начале ХIХ века церковные власти пошли на значительное смягчение ограничений, связанных с духовным родством. После указа 1810 года под запретом остались только браки восприемников (крестных родителей) с воспринятыми и их «телесными» родителями. В 1837 году Синод разрешил с позволения епархиального начальства венчать восприемника с восприемницей.18

Не могли жениться и выходить замуж лица, «бывшие уже в трех браках».

Брак воспрещался принявшим монашеский постриг и белому духовенству после посвящения в сан. 19

Православное население в Российской империи не имело право вступать в законные браки с представителями не христианских конфессий. Браки между лицами греко-русского исповедания и другими христианами допускались. Дети от смешанных браков должны были быть крещены по православному обряду.

Указ 1724 г. запрещал «родителям детей и господам рабов своих и рабынь» принуждать к браку «без самовольного их желания».20

Одновременно, условием законного бракосочетания на протяжении рассматриваемого периода оставалось разрешение («соизволение») на брак родителей или выполняющих их функции родственников21.

Для крепостных жениха или невесты дополнительно было необходимо разрешение на брак господ, для лиц служащих - разрешение начальства.

Многочисленные и запутанные обстоятельства, препятствующие венчанию, вызывали с одной стороны массовое заключение незаконных браков, а с другой - неустанные попытки Правительствующего Синода с ними бороться бюрократическими мерами. В результате, законное бракосочетание в конце XVIII - XIX вв. было сопряжено с проведением двух обязательных процедур, направленных на выявление препятствий к браку, - составлением брачного обыска и совершением оглашения (извещения или публикации).

Для складывания процессуальной и формально-юридической стороны бракосочетания особое значение имели указы от 5 августа 1775 года и 30 ноября 1837 года.

Синодальный указ 1775 года закреплял и регламентировал обязательное проведение оглашений, подтверждал составление брачных обысков и устанавливал одновременное совершение обряда церковного обручения и венчания. Указ 1837 года определил форму и содержание брачного обыска, а также основной набор документов необходимых для заключения брака.

Оглашение - торжественное публичное объявление о предстоящем венчании, которое произносилось в церкви при наибольшем скоплении прихожан в воскресные или праздничные дни. Оглашение полагалось проводить трижды22. Предполагалось, что если в церкви присутствует человек, знающий причину, по которой названная пара не может быть повенчана, то он сообщит о ней священнику. Обязательность проведения этой процедуры была юридически закреплена указом 1775 года. Как способ получения информации о личности жениха и невесты оглашение могло быть эффективно только при стабильном составе прихожан. С ростом территориальной мобильности населения в условиях города, особенно во второй половине ХIХ в., оглашение превращается в формальный архаичный обряд, что сказывается на его фактическом соблюдении.23

Важнейший атрибут законного бракосочетания - составление брачного обыска, удостоверяющего беспрепятственность брака. Брачные обыски были введены указом от 14 июля 1765 г. Им исторически предшествовали так называемые «венечные памяти». До 1837 г. документ, удостоверяющий отсутствие законных препятствий к браку, не имел строгой формы и заполнялся священниками достаточно произвольно.24 «Опыт начертания российского частного гражданского права» 1814 года приводит следующие пункты брачного обыска: имя, прозвание и состояние сочетающихся; отсутствие запрещенной степени родства; отсутствие принуждения к браку со стороны родителей, родственников или господ; отсутствие между сочетающимися «раздора»; добровольное желание жениха и невесты на вступление в брак; знание ими исповедания веры.25

В соответствии с указом 1837 года брачный обыск стал жестко формализованным документом, содержащим значительный объем информации. В брачном обыске отмечались следующие данные о вступающих в брак лицах: имена; сословное положение или чин; вероисповедание; место жительства; возраст; отсутствие запрещенной степени плотского, духовного родства и свойства; семейное положение; взаимное согласие; согласие родителей или опекунов; позволение на брак начальства, сословной организации, господ (для крепостных). В брачном обыске фиксировалось совершение троекратных оглашений, а так же наличие у сочетающихся необходимых письменных документов.

Список документов варьировался в зависимости от индивидуальных обстоятельств жениха и невесты. Например, он мог включать паспорта, если жених или невеста были из другого прихода, архиерейское разрешение брака с лицом иной христианской конфессии, указ консистории о разрешении повенчать 3-й брак и т.д. Значительная часть населения при оформлении брачного обыска была обязана представлять письменное разрешение или свидетельство той администрации (физического лица, государственной, или сословной структуры), в подчинении которой находилась. Чиновники и военнослужащие получали позволение на брак от начальства, удельные крестьяне - от удельного приказа, крепостные - от помещиков (в случае брака крепостной невесты со свободным требовалось еще и отпускная грамота), солдатские вдовы - установленные от военного начальства вдовьи виды.26 Городские сословия представляли священнику свидетельства или удостоверения, выданные соответственно мещанской, ремесленной или купеческой управой. Получение свидетельства от управы было обязательным как для мужчин, так и для женщин, принадлежащих к данным сословиям. Для получения свидетельства в управу подавали специальные прошения. Образец такого документа и свидетельства на брак, содержатся в рукописной книге московского цехового В.М. Малышева. Служивший некогда писарем Малышев дополнял собственные биографические записки копиями писем и официальных документов членов своей семьи. В том числе он скопировал прошение, поданное его дочерью «цеховой фершельного цеха девицей» А.В. Малышевой, и выданное ей свидетельство на брак. Адресованное в Московскую ремесленную управу прошение содержало следующий текст:

«Желаю я вступить в первый законный брак. Почему и прошу Ремесленную управу выдать мне Свидетельство для беспрепятственного вступления в оный, к сему прошению московская цеховая девица Александра Венцесова Малошева руку приложила. Москва 26 октября 1865 г.»27 Свидетельством подтверждался сословный статус невесты, указывался номер, под которым цеховая числилась в окладной книге, удостоверялось вероисповедание («вероисповедания православного») и возраст («от роду имеет двадцать семь лет»). После венчания свидетельство «с надлежащею подписью церковного причта и приложением печати» возвращалось в ремесленную управу. Свидетельство подписывали член управы и письмоводитель.28

Копии документов Малышевой позволяют составить представление о сроках рассмотрения прошений и выдачи свидетельств на брак чиновниками управы. Прошение «цеховой девицы» датировано 26 октября, а свидетельство - 27 октября 1865 г. Соответственно, решение вопроса прошло достаточно оперативно, всего за один день.

Функция свидетельства состояла в предоставлении священнику необходимых сведений для составления брачного обыска.

Венчание традиционно происходило в приходе жениха. Примерно за две недели до венчания отец жениха сообщал приходскому священнику о дне брака и давал сведения о женихе и невесте. На их основании дьякон делал оглашения. Если в брак вступали богатые люди, дьякон приезжал в дом жениха накануне венчания и записывал необходимые сведения о женихе и невесте. К «малосостоятельным» дьякон не ездил на дом, а запись в книгу производилась в церкви непосредственно перед венчанием.29

Венчаться надлежало в церкви «и не менее как перед двумя или тремя свидетелями»30.

Можно отметить, что в Российской империи юридическая свобода установления брачных отношений между православным населением, принадлежащим к различным социальными группам, была не полной. Государство запрещало браки между удельными крестьянами и помещиками.

2. Критерии брачного выбора и мотивация вступления в брак у крестьян, мещан, купцов и демократических городских слоев в России ХVIII - XIX вв.

Критерии брачного выбора и мотивация вступления в брак эволюционируют в истории. В отличие от современного общества, где отмечается ориентация на личностные и эмоциональные качества, в традиционном обществе доминирующими являлись экономические и статусные характеристики будущих супругов. 31

В традиционном обществе человек считал необходимым подчиняться гласной - или негласной - воле широкого круга родичей.32 При этом гласом большой семьи всегда было родительское согласие на брак.33 Вопрос о роли родителей в брачном выборе представляется достаточно важным.

Для крестьянства, мещанства и купечества на протяжении всего рассматриваемого периода было характерно понимание брака как общественно значимого события. Такое отношение к образованию новой семьи восходит к традиционной культуре крестьянства, с которым тесным образом были связаны широкие городские слои.34 В русской деревне заключение брака являлось театрализованным действом, к которому привлекалось как можно большее число односельчан. В отдельных областях существовала традиция символического обращения ко всем жителям деревни за благословением «молодого князя» на венчание.35

В пореформенный период в среде образованной купеческой молодежи складывается отношение к браку как факту личной жизни. Столкновение традиционного и нового взгляда на брак нашли отражение в дневнике, который в 1860-е гг. вел сын замоскворецкого купца Я.К. Брюсов. Он занимался самообразованием и неоднократно фиксировал различия собственного мировоззрения и мировоззрения старшего поколения. «Вот странный случай! Вчера приходит Александр Иванович и говорит: Яшенька! Я хочу с тобой идти на бал…Пойду на старости лет посмотрю, что за свадьба. Я изумился! Как это у человека нет рассуждения, что как он пойдет на бал, когда его вовсе не звали, да и к незнакомым людям. Странно!»36

В деревне и широких городских слоях отношение к бракосочетанию как общественно значимому событию продолжало жить даже во второй половине XIX века. В описании мемуариста свадьба небогатых жителей в Москве в пореформенное время - «это праздник для целого околотка; о ней толкают все, все ею интересуются…и все во время венчания лезут в церковь», а позже «силой врываются в дом и толкутся в прихожей, делая разные замечания.»37

Необходимо отметить, что понимание бракосочетания как акта общественной жизни свойственно всем коллективистским культурам, то есть культурам, в которых субъективный жизненный опыт человека структурирован вокруг нескольких общностей (семья, религиозная община, сословие, народ, государство). Если в обществе современного западного типа выбор супруги/супруга полностью лежит в плоскости индивидуальных предпочтений, то представитель коллективистской культуры, прежде всего, соизмеряет свой выбор с мнением окружающих и задается вопросом о том, что скажут о его брачном выборе другие люди.38 Косвенно это должно было поддерживать соотношение собственного брачного поведения и брачного выбора с существующими стереотипами и образцами поведения, минимизировать мезальянсы на всех уровнях социальной иерархии.

В крестьянском быту хронология брачных обрядов связана была с сельскохозяйственным календарем. Даты брачного цикла группировались вокруг осени, между «бабьим летом» и осенним постом (от 15 ноября до 24 декабря -- от мучеников Гурия и Авивы до Рождества), и весенних праздников, которые начинались с Пасхи.

Как правило, знакомства происходили весной, а браки осенью, хотя этот обычай не был жестким. Первого октября (все даты календарного цикла здесь и дальше даны по старому стилю), в день Покрова Пресвятой Богородицы, девушки молились Покрову о женихах.

Свадебный обряд в народной среде, включавшей и основную массу купечества (за исключением очень узкой прослойки богатейших предпринимателей, подражавших дворянству), в деталях отличался в разных областях, но в целом проходил по общей схеме. Мы приведем описание свадьбы крепостных, но весьма зажиточных крестьян, которые успешно занимались предпринимательством и по материальным возможностям не уступали средней руки городским купцам: «...Мой отец разослал гонцов к своим родственникам, друзьям и приятелям с приглашением их пожаловать к свадебному столу, который приготовлялся на 80 человек. Отец мой почитался настоящим русским хлебосолом, а потому распорядился, чтобы всего было в изобилии. Накануне свадьбы, около полуночи, поехал я на кладбище проститься с усопшими сродниками и испросить у покойной родительницы благословения. Это я исполнил с пролитием слез на могиле, 10-го числа вечером собрались к нам все наши родственники и знакомые; священник с диаконом и дьячками тоже пришли. В это время, по обычаю, двое наших холостых сродников посланы были к невесте с башмаками, чулками, мылом, духами, гребешком и проч. Посланных у невесты приняли, одарили платками и угостили. Между тем отец начал меня обувать и положил мне в правый сапог 3 руб. для того, что когда молодая жена станет разувать меня, то возьмет эти деньги себе. Когда я был одет, отец взял образ Божией матери в серебряном окладе, благословил меня им и залился слезами; я тоже прослезился; недаром старики говорили, что свадьба есть последнее счастие человека. Потом благословили меня своими иконами отец крестный, мать крестная и посадили меня в переднем углу, к образам. Все, начиная с отца, со мною прощались, после чего, помолившись богу, священник повел меня в церковь. Между тем сваха и дружка с хлебом и солью поехали за невестой. Здесь, на столе находился также хлеб и соль. Сваха взяла эту соль и высыпала себе, а свою отдала; хлебами же поменялись. Потом невесту, покрытую платком, посадили за стол. После благословения невесты от родителей иконами все с невестою прощались и дарили ее, по возможности, деньгами. Затем священник вывел невесту из комнаты и поехал в церковь со свахою, дружкою и светчим, который нес образа невестины и восковые свечи. За ними ехали на нескольких повозках мужчины и женщины, называющиеся проежатыми. По окончании таинства брака мы, новобрачные, по обычаю, несли образ Божией матери из церкви в дом моего отца. В доме встретил нас отец с иконою и хлебом-солью; мы приложились к образу и поцеловались с отцом. После этого начался Божией матери молебен. По окончании молебна сваха нас, молодых, привела в спальню, посадила рядом и дала нам просфору. Потом сваха убрала голову молодой так, как это бывает у замужних. После этого мы вышли к гостям и вскоре начался стол, или брачный пир»39.

Мемуарные источники показывают, что роль родителей в выборе невесты для сына и, в целом, степень зависимости взрослого сына от родителей, растет вместе с увеличением капитала семьи. Ситуация, когда молодого человека из экономических интересов семьи «женили насильно» или девушку выдавали замуж «по расчету», а не «по выбору сердца», часто фигурирует в мемуарных и дневниковых памятниках среднего и крупного московского купечества.40

Представляется, что в бедной крестьянской и мещанской среде, где важнейшим капиталом являлось физическое здоровье новобрачных, случаи насильственных браков должны были возникать редко. В 1840-е гг. историк и этнограф К.Д. Кавелин так писал о брачном выборе в народной среде:

«Почти везде заметно участие, деятельное или хоть пассивное, отрицательное, самих будущих супругов в определении выбора жениха и невесты». Хотя родители остаются «главными действующими лицами», и дети не имеют права решающего голоса при вступлении в брак, но «обыкновенно их спрашивают или им самим предоставляют выбор». Особенно заметна была активная роль женихов. «Если уж согласие невесты на брак допускается как условие брачных союзов, то тем более допускается согласие и самый выбор жениха. Нередко он является на смотр невесты, сам выбирает ее при жизни родителей и посылает к ней сватов, иногда является на сватовство вместе со сватами».41

Этнографическое изучение русского города подтверждает близость критериев брачного выбора, действовавших в мещанской и крестьянской среде, при этом социально-экономические факторы формирования супружеских пар в городе выделяются острее. Этнограф Г.В. Жирнова подчеркивала требование социального равенства будущих супругов как основополагающий принцип заключения браков во всех слоях городского населения ХIХ в. 42

По мнению исследователя культуры русского городского населения А.И. Куприянова, в среде мещан, купцов и близких им групп населения, например, мелкого чиновничества, бытовал стереотип, в котором возрастные, психологические и эмоциональные аспекты супружеской жизни отодвигались на второй план, а доминирующими являлись материальные и властные факторы. «Во главу угла ставилось… создание устойчивой патриархальной семьи, где слово мужчины - закон».43

В контексте данного подхода брачный союз, в котором семья невесты будет несколько ниже по своему социальному статусу или материальному положению, чем семья жениха, выглядит разумным и даже желательным, обратная ситуация представляется крайне нежелательной. В собрании В.И. Даля, которое, по мнению Б.Н. Миронова, может эффективно использоваться при изучении менталитета как крестьянства, так и мещан,44 встречаются пословицы, предостерегающие мужчину от брака с «богатой»:

«Лучше на убогой жениться, чем с богатой браниться», «лучше на убогой жениться, чем век с богатою волочиться».45

Мемуарные памятники подтверждают существование установки на брак с «убогой» (т.е. менее состоятельной, чем жених) невестой как предпочтительный.

Например, запись воспоминаний Н.А. Бычковой содержит рассказ о женитьбе ее деда, сына богатого купца, на пятнадцатилетней мещанской девушке Ольге. Событие относится к началу XIX в. Купчиха готовилась к свадьбе дочери и пригласила мещанку Ольгу «в обшивки». «Видит: девка - золотые руки, тихая, скромная, ничему не перечит». Разница в уровне благосостояния семей не помешала заключению брака. Личные качества девушки (скромность, покорность) - качества ценные для патриархальной семьи - оказались важнее имущественного неравенства жениха и невесты. Впрочем, отец Ольги был довольно зажиточным и оставался в мещанском сословии, главным образом, из-за нежелания платить гильдейский сбор. 46

Критерии брачного выбора раскрываются в воспоминаниях анонимного лавочника, жившего в Пензе. Интересующие нас события, связанные с выбором супруги, относятся к началу 1860-х годов. Автор воспоминаний - отставной унтер-офицер, державший «мелочную лавочку». Хотя мемуарист жил в провинциальном губернском городе, он может рассматриваться как типичный представитель широких городских слоев, которые формировались из различных социальных групп, в том числе из отставных нижних чинов.

Автор с разной степенью подробности сообщает о четырех смотринах невест. Точное количество смотрин неизвестно, автор пишет: «ходил смотреть нескольких девиц, и все оказывалось либо я для них неудобен, или они не прочны».47 Одна девушка не подошла из-за отсутствия приданого («за ней в приданое ничего не было»). Вторая невеста была портнихой и имела собственный заработок. Это обстоятельство расценивается автором как недостаток потенциальной супруги, так как экономическая самостоятельность жены унизительна для мужа. «И случиться такой грех, что на свои выработанные деньги купит хлеба, - я слыхал, что женин хлеб для мужа всегда сырой, его сколько ни жуй, не скоро проглотнешь. Нет, эта не пара, и пошли дальше». Третья невеста на первый взгляд показалась автору весьма удачной партией. Она была из зажиточной по мещанским меркам семьи и получала в приданое дом на одном дворе с домом, где жила ее семья. Однако мемуарист решил отказаться от брака с этой девушкой. Его пугала роль мужа-приемыша в семье жены: «И буду у них как послушный раб, скажи им слово противное, накинуться все на меня, как голодные собаки».

Девушка, на которой мемуарист женился, происходила из дворовых людей помещиков Раевских. Рекомендуя невесту, сваха сообщает, что девушка была взята на господский двор еще в детстве, обучалась «всякому рукоделью и хозяйству», и «примеров выставляла, что таковые живут всегда лучше, нежели мещанки, они свыклись в трудах, в заботах, с малых лет терпят всякие нужды и лишения, и натерпевшись все это, с радостью потом принимаются за хозяйство, покорны и послушны бывают всегда и мужьям своим».48 «Воспоминания лавочника» прекрасно иллюстрируют распространенный в средних городских слоях принцип брачного выбора, при котором решающими считаются качества невесты, позволяющие мужчине реализовываться в роли патриархального главы семьи.

Для мещанских и купеческих браков был характерен очень короткий период личного добрачного знакомства жениха и невесты. Основную информацию необходимую для принятия решения о браке жених и его родители получали от посредников. В купеческой среде эту функцию выполняли профессиональные свахи. У мещан посредниками чаще были общие знакомые и родственники. Браки, где жених и невеста до венчания встречались только два раза (на смотринах и благословении), были распространены даже во второй половине XIX века. Причем, подобные браки заключались как в среде богатого купечества, так и в широких демократических слоях, и в тех ситуациях, когда брак организовывали родители, и в тех, когда брачный выбор осуществлялся самим женихом.

Типичный пример брака, организованного родителями, - женитьба дмитровского купца И.А. Толченова. До смотрин молодые люди никогда не встречались. 18 января 1773 г. состоялись смотрины, а 27 января -венчание.49 Историк А.И. Куприянов назвал женитьбу Толченова образцом заурядного, «среднего» купеческого брака XVIII в. 50

Очень короткий период добрачного знакомства отмечается и в ситуации, когда выбор невесты осуществляет сам жених, и его брак не был продиктован только экономическими интересами. Упомянутый выше анонимный автор биографических записок, содержавший «мелочную лавочку», до венчания видел невесту только на смотринах и помолвке (благословении). Между смотринами и помолвкой проходит чуть больше недели, между помолвкой и венчанием проходит около двух недель. Данные события относятся к 1860-м годам.51

Другой пример, 29 октября 1870 г. московский цеховой портной Игнатий Александров записал в своем дневнике: «Смотрел невесту в Дорогомилове, которую даже не знаю, как звать, но уже решил жениться». 2 ноября Александров «благословился образом с девицею мещанскую» Александрой Петровой, «благословение было в Дорогомиловской слободе в доме Корнеева». 11 ноября в девять часов вечера было «совершено таинство бракосочетания».52 Таким образом, между смотринами и благословением прошло три дня, между первой встречей будущих супругов и венчанием - двенадцать дней. Брак автора дневника оказался очень недолгим: в сентябре 1871 г. первая жена Александрова умерла от болезни. Через год Александров решает снова жениться. 24 октября 1872 г. он записал в дневнике «смотрел невесту». 29 октября он вторично «благословился образом», а 10 ноября венчался с московской мещанкой Варварой Ивановной.53

На этот раз смотрины и благословение разделяло четыре дня, благословение и венчание - одиннадцать дней, смотрины и венчание - шестнадцать дней.

Короткий период добрачного знакомства жениха и невесты в мещанской и купеческой среде XIX в. свидетельствует о низкой роли практики отбора брачного партнера, узости критериев общения, второстепенности эмоциональных и личностно-психологических аспектов брачного выбора.

Наличие некоторого приданого было обязательным условием для замужества девушки из любой социальной группы. Значение данного фактора прослеживается при анализе материала метрических книг в Москве за 1813 г. (первый послевоенный год), когда при сохранении и даже росте числа браков мещан-мужчин, отмечается резкое сокращение браков женской части сословия. В первый год после наполеоновского нашествия значительная часть мещанских семей в Москве, имевших дочерей на выданье, оказалась в тяжелом материальном положении. Отсутствие приданого отсрочило вступление в брак существенной части московских мещанок. В 1813 году в «разночинном» Никитском сороке вступили в брак на 25% меньше мещанок, чем в 1810 году, в «купеческом» Замоскворечье - на 50% меньше. При этом количество женитьб мужчин-мещан в 1813 году по сравнению с 1810 годом в Замоскворечье практически не изменялось, а на территории Никитского сорока еще и увеличилось. Причина роста браков мужской части сословия заключалась, вероятно, в увеличении общей численности московского мещанства благодаря перемещению в эту группу разоренных войной купцов.

Одним из важнейших мотивов вступления в брак было достижение брачного возраста. Это отличает податное население России от крестьян и ремесленников Центральной Европы, у которых женитьба обуславливалась достижением, прежде всего, определенных статусных характеристик: обретением экономической самостоятельности, получением статуса «хозяина домовладения», «мастера». 54 При существующей в России XIX века установке могла возникнуть ситуация, когда потеря части имущества и падение уровня достатка семьи должны были влиять на брачный выбор, но не на само решение женить сына, достигшего брачного возраста.

У большей части русских крестьян ранний брак как для девушки, так и для юноши считался рациональным и экономически оправданным шагом. Статус женатого человека давал право на земельный надел. Наиболее ранние браки были характерны для крестьян земледельческих - южных и центральных губерний. Складыванию традиций ранних браков в Центральной России могло также способствовать крепостничество.55 Помещики были заинтересованы в том, чтобы крестьяне рано образовывали супружеские пары, так как подати «взимались с венца». Показательно, что в пределах одной губернии отмечалось отличие возраста вступления в брак у помещичьих, государственных и дворцовых крестьян.56 В качестве усредненного традиционного возраста создания супружеской пары в русской деревне XVIII - первой половины XIX века указывается - 18 лет для жениха и 16 лет для невесты.57 В крестьянской среде преобладали браки близких по возрасту людей: супругов редко разделяла разница в возрасте больше 2-3 лет в пользу мужа. Супружеские пары, в которых женщина была старше, воспринимались в народной среде негативно.58

Развивающаяся с середины XIX в. статистика фиксирует установившееся различие между брачным возрастом в городах и сельских районах. Абсолютный брачный возраст (возраст заключения наибольшего числа браков) в городе был более поздним, чем в деревне. В 1870-е годы для мужчин-горожан этот показатель составлял 25-35 лет. Женщины в городе реже, чем в дерене выходили замуж до 20 лет, а процент вышедших замуж в возрасте от 25 до 35 лет в городах был значительно выше, чем у остального населения.59 Отмечалась зависимость среднего брачного возраста от размеров города: в крупных городах новобрачные были старше, чем в городах средних и малых.60 Отличие брачного возраста в городе и деревне объяснялось, прежде всего, отсутствием в городе экономических факторов, стимулирующих ранние браки у крестьян. Во-вторых, поздний возраст создания семьи объяснялся более длительным, чем у селян, периодом подготовки горожанина к роли отца и мужа. У чиновников, интеллигенции, купцов социальная зрелость, с которой была связана возможность образования собственной семьи, наступала позже, чем у крестьян. Для того чтобы стать полноценным членом своей группы мужчина должен был пройти период обучения, достичь экономической самостоятельности и определенного уровня достатка.

Уже в начале XIX века в провинциальных городах центральной России браки канцеляристов и чиновников в возрасте 18-20 лет были мало распространены, а в середине века сократились до 8%.61 В «Записках Замоскворецкого жителя» А.Н. Островский так объясняет преобладание поздних браков в чиновничьей среде: «У нас молодые чиновники не женятся, потому что нечем содержать жену, потому что никто не отдаст порядочной невесты за младшего помощника столоначальника».62

Если в конце XVIII века купцы относительно часто женили сыновей в возрасте 18-20 лет, то к середине XIX века в купечестве укореняется представление о том, что «женитьба хороша лишь после того, как налажено «дело» и пущен в оборот наследственный капитал».63 В середине - второй половине XIX в. ранние браки среди купцов-гильдийцев встречались редко. Большинство представителей купеческого сословия заводили семьи в возрасте около 28-30 лет, возраст невест при этом всего на несколько лет превышал минимально разрешенный по закону (16 лет), составляя приблизительно 18-20 лет.64

Брачный возраст женщины меньше варьировался во всех социальных группах. Общество не возлагало на женщину основную ответственность за материальное обеспечение будущей семьи, а государственная служба и профессиональная карьера были для нее закрыты. Социальная зрелость женщины была приближена к физиологическому созреванию. На протяжении всего рассматриваемого периода девушка в 18-19 лет считалась «на выданье» во всех слоях населения.

Так как мещанство было неоднородным и глубоко стратифицированным, единого стандарта брачного поведения не существовало. В регионах, где аграрные занятия и связи с сельским окружением занимали видное место в жизни городских обывателей, в мещанской среде отмечаются относительно ранние браки мужчин и, как следствие, небольшая разница в возрасте между мужем и женой. Такая ситуация наблюдалась во многих сибирских городах.

Например, в Тюмени в середине XIX в., по свидетельству современника, мещанство стремилось женить «сыновей своих молодыми».65 Для мещан Сибири была характерна минимальная относительно других городских сословий разница в возрасте между женихом и невестой - 3-4 года. Это сближает их брачное поведение с крестьянским стереотипом. У остальных групп населения сибирских городов возрастной разрыв между супругами был больше: от 5-6 лет у духовенства до 7-10 лет в купеческой среде.66 Близкая картина наблюдалась и в небольших городах центральной России. По подсчетам Г.В. Жирновой, в уездном городе Ефремове во второй половине XIX в. разница в возрасте между женихом и невестой составляла приблизительно 2-3 года в пользу мужчины. Основное количество браков (63%) заключалось мещанами-мужчинами в возрасте от 21 до 25 лет. 67

3. Особенности этики брачного выбора в среде дворян и интеллигенции

Российское потомственное дворянство - высшее привилегированное сословие Российской империи, находилось на вершине социальной пирамиды, выстроенной в петровскую эпоху и доработанной при Екатерине II. Однако при формальной общности прав представителей данной группы дворянство в России было глубоко неоднородно и по материальному, и по культурному уровню, и по политическому влиянию, и по общественному весу в глазах современников.

Особую закрытую касту образовывала столичная аристократия, включавшая титулованную знать, из этой среды за редким исключением происходили высшие государственные сановники. Большую часть сословия составляли провинциальные дворяне - землевладельцы от крупных до мелкопоместных, служившие офицерами в армейских полках, в гвардии (наиболее состоятельные), а также чиновниками разных уровней. Кроме «старинных» дворян - потомков удельных князей и служилых людей времен первых Романовых - в течение всего рассматриваемого периода росло число «новых» «выслужившихся» дворян, проникавших в ряды «благородного сословия» благодаря возможности социальной мобильности, заложенной в петровской Табели о рангах.

Как отмечает М.В. Короткова, российское дворянство XVIII - XIX веков строго придерживалось эндогамии: «выбор «ровни» по статусу был важнейшей основой дворянского брака».68 В понимании равенства статуса вкладывалось не только сословное и имущественное равенство, но и общность круга знакомых, и авторитет, влияние семей.

Случаи мезальянсов, браков, игнорирующих сословные перегородки, осуждались дворянским обществом на протяжении всего рассматриваемого периода. Особенно остро неприятие подобных союзов проявлялось в XVIII - первой половине XIX века. Эксперимент почти всегда заканчивался плачевно: неравный брак вырывал человека из привычной социальной среды, оборачивался раскаянием, уязвленной гордостью.

Например, в 1787 году сын княгини Е.Р.Дашковой - молодой полковник Павел Михайлович женился в Киеве на девушке незнатного происхождения - дочери бывшего откупщика. Известный мемуарист Ф. Ф. Вигель так описывает этот случай и его последствия: «В Киеве ему приглянулась одна девочка, дочь облагороженного чинами купца Семена Никифоровича Алферова. По высоким философским понятиям, которые почерпнул он в своих путешествиях, … он долго не задумывался, взял да и женился, не быв даже серьезно влюблен. Сей брак поссорил его с матерью и разорвал связи его с обществом столиц… Дашков… осужден был скрывать свое величие в низеньком доме самого грязного киевского переулка. Там собирал он около себя веселых людей, каких мог найти в Киеве, шутов, всякую иностранную сволочь, шумом сего общества стараясь заглушить страдания своей гордости. Несчастный утешался презрением, которое мог он изливать на жену, на тестя, на всю родню их… Несколько лет прожил он в шумном своем уединении, среди грубых, отчаянных наслаждений, ни на что не употребляемый, забытый двором и ненавидимый обществом»69. В конце концов Дашков разъехался с женой, что в то время было аналогом развода.

Ряд браков русских аристократов с иностранками из мелкобуржуазных слоев имел место во время Заграничного похода 1813 года. Об отношении русского светского общества к этим союзам можно судить по докладной записке генерала А. X. Бенкендорфа императору: «Офицеры знатного происхождения, призванные впоследствии располагать более или менее значительным состоянием и являющиеся часто надеждою и поддержкою целой семьи, вступают в браки по увлечению, от скуки или по неразумию и привозят в отечество жен, составляющих предмет их собственного стыда и родительского отчаяния. Подобные примеры участились с прохождением наших войск через Германию и с расквартированием в Польше и принесли огорчение во множество семей». Генерал советовал запретить венчание без благословения родителей. «Подобные строгости и формальности, крайне значительно успокоив семьи… прервут множество несчастных союзов и сохранят на службе немало хороших офицеров»70.

В силу глубокой стратификации самого российского дворянства его представители старались избегать неравных браков, даже когда социальное расстояние не было столь значимым, и речь шла о браке дворян из разных групп внутри сословия. В качестве примера можно привести историю несостоявшейся женитьбы двадцатипятилетнего флигель- адъютанта Александра I В.Д. Новосильцева. Аристократ и наследник большого состояния, он просил руки воспитанницы Смольного института благородных девиц Екатерины Пахомовны, дочери генерал-майора П. К. Чернова. Однако мать Новосильцева была категорически против свадьбы, считая семью Черновых худородной и недостаточно состоятельной. Под давлением матери Новосильцев фактически отказаться от планов венчания с Екатериной и неоднократно переносил дату свадьбы под различными предлогами. В результате это привело к дуэли с братом бывшей невесты - Константином Черновым. Поединок состоялся 10 сентября 1825 года, секундантом Чернова выступил его родственник, один из лидеров Северного общества декабристов, К.Ф.Рылеев. Оба участника дуэли были смертельно ранены и умерли через несколько дней.

Брак из-за денег, где «нимало не наблюдаются» сердечная склонность молодых, осознается как этическая и социальная проблема в среде дворянства уже в XVIII в., раньше, чем в любой другой социальной группе. Проблема брака по расчету тесно связана с проблемой принуждения к замужеству или женитьбе.

Во времена Московской Руси, дворянской невесте разрешалось взглянуть на жениха только в церкви, после венчания, через узкую щель в покрове -- платке, которым покрывали голову новобрачной. Иногда молодые оставались «слепы» до свадебного пира, где между их стульями протягивалась красная драпировка, разделявшая пару. Родственники тайком подносили к ней зеркальце, чтобы муж с женой могли взглянуть друг на друга еще до брачной ночи, и по выражению лиц гадали о взаимных впечатлениях.

Конечно, подобные нравы царили только среди богатых слоев общества. У крестьян и городских мещан женщина в силу повседневной работы пользовалась бом льшей свободой. Но эта свобода не ценилась, являясь признаком низкого положения. Состоятельные люди много перенимали у восточных соседей и считали затворничество для женщины желанным идеалом, подчеркивавшим ее высокий статус.

Петровская эпоха формирует новые стандарты бытового поведения в дворянской среде. Однако в вопросе осуществления брачного выбора и особенно прав родителей определять супругов для своих детей благородное сословие упорно продолжало придерживаться устоявшихся традиционных форм.

Петр I издал три указа (в 1700, 1702 и 1724 годах), запрещавшие венчать молодых без взаимного согласия. В законодательной практике повторение означает, что тот или иной акт никак не может укорениться. В 1722 году камер-юнкер Берхгольц описал венчание, происходившее не где-то в глубинке, а при дворе. На вопрос священника, обращенный к молодым: «Желают ли они вступить в брак и добровольно ли согласились на него?» -- в церкви раздался громкий смех71.

Обычно за жениха и невесту отвечали родные. Часто к венцу подходили люди уже сломленные - уговоренные, запуганные, не смевшие «выступить из воли» старших. Имелся и другой - мягкий - способ заставить невесту поступить «как следует» -- слезы матери, рассказы о разорении семьи, о долге перед близкими. Так, в 1817 году молоденькая Екатерина Буткевич (во втором, счастливом, замужестве Зурова) была выдана родителями за богача, польского графа В. В. Стройновского. Разница в возрасте составляла 41 год. Мать на коленях просила семнадцатилетнюю красавицу спасти родных от нищеты72.

Случалось, что невесты даже не сознавали, куда и зачем их ведут. «Дело было решено без меня», -- вспоминала о своем замужестве в 80-х годах XVIII столетия А. Е. Лабзина. Больная мать позвала ее, долго ласкала и просила «согласия» на устройство дальнейшей судьбы. «Я, никак не подозревая, чтоб это было мне замужество, со слезами ей отвечала, что я никогда воле ее не противилась и всегда ставила законом ей повиноваться»73. Родители неволили своих дочерей не только из-за денег или чинов жениха, но и просто потому, что мысль о самостоятельном выборе казалась противоестественной. Иные невесты узнавали о свадьбе только в церкви. Такая предосторожность позволяла избежать сопротивления. Ошеломленный человек редко бывает способен защищаться. Не успев опомниться, девица становилась женой незнакомого ей взрослого человека, которому родители передавали свои права на нее.

В эпоху Екатерины II в публицистике и художественной литературе наметилась очевидная тенденция к осуждению браков по принуждению родственников. Сама императрица бичевала подобное обращение родителей с детьми в своей сатирической пьесе «Именины госпожи Ворчалкиной» (1772 год). «Разве я в своем доме не вольна? Разве дети-то не мои?.. Ах она мерзавка!.. Что в том, противен ли он, нравен ли он ей или нет? Она ведь моя дочь, и будет за тем, за кого я выдать ее хочу», -- рассуждала героиня пьесы Екатерины II, госпожа Ворчалкина, в которой зрители узнали старую подругу императрицы княгиню Е. Р. Дашкову, будущего директора Академии наук. Дочь заверила Ворчалкину, что «из воли ее не выступит», но едва не умерла от горя: «Она в великом смущении, побледнев и трясясь, шла через комнату, где мы сидели, и не дошед до других дверей, вдруг упала на землю, так что и поддержать никто не успел… Конечно, от печали; вот плоды вашей строгости!»74

Д.И. Фонвизин в «Недоросле» также ратовал за смягчение семейных нравов и высмеивал насильственный брак: госпожа Простакова пытается выдать сироту Софью, живущую в ее доме, замуж за своего брата Скотинина.

«Ввечеру быть уже сговору, -- объявляет Скотинин, -- так не пора ли ей сказать, что выдают замуж?» Простакова возражает: «Если ей сказать прежде времени, то она может еще подумать, что мы ей докладываемся».

Вокруг вопроса о праве родителей-дворян выбирать супругов для своих детей разгорелась полемика в характерной для второй половины XVIII века форме - форме трансляции идей через художественное сатирическое произведение.

Иной чем у императрицы взгляд на проблему брака по воле родителей защищала княгиня Е. Р. Дашкова. В 1786 году княгиня написала пьесу «Тоисиоков», где с подмостков обосновывала свои принципы. У ее главной героини -- госпожи Решимовой -- две племянницы. Одна по своей воле вышла замуж и теперь несчастна. Другая, более скромная и робкая, живет у сестры и наблюдает «неустройство» ее дома. «Крушусь о сестре твоей, -- говорит Решимова племяннице, -- но кто же виноват? Сама выбрала, влюбилась в болвана… Ты, мое любезное дитя, не погуби себя так же. Дай мне за тебя решить»75. Мать, таким образом, по мнению Е.Р. Дашковой, вправе считать свои права священными и естественными. Ребенок мыслится как собственность, которую родители в полном смысле слова «сделали». Повиновение воле старших - единственное, что может обеспечить счастье в будущем. «Она у меня маленькая по ниточке ходила», - восхищается героиня кротостью младшей из девушек.