Этические и социокультурные аспекты брачного выбора в России XVIII — XIX вв.

Пьеса автобиографична. Сама, выйдя замуж по любви, но не обретя счастья, Дашкова, видимо, решила, что старый способ -- не считаться с мнением невесты -- вернее. Она начала сватать дочь очень рано, лет с двенадцати, а выдала в пятнадцать. Первый претендент -- кузен покойного мужа, князь Александр Борисович Куракин, был десятью годами старше невесты. То обстоятельство, что девочка, почти ребенок, должна встретиться со взрослым мужчиной, известным своими куртуазными похождениями, не смущало мать. Позднее, выдав Анастасию за другого, очень состоятельного жениха, княгиня писала, что совместная жизнь с молодыми позволяла ей «охранять молодость» дочери, то есть до поры до времени не допускать мужа к жене. Промучившись в роли «соломенного вдовца» и не получив ни супруги, ни обещанного приданого, тот уехал. А княгиня, потратившись на обучение Анастасии в Англии, использовала дочь как бесплатного переводчика для академических журналов. Всякий раз, когда Анастасия пыталась бунтовать -- разъехаться с матерью, уйти к мужу, -- княгиня грозила заключить ее за неповиновение в тюрьму. И имела на это право. Законодательство поддерживало родительскую власть76.

В конце XVIII веке в русском дворянском быту еще доминировали традиционные формы вступления в брак: жених добивался согласия родителей, после чего уже следовало объяснение с невестой. Предварительное объяснение в любви, да и вообще романтические отношения между молодыми людьми хотя и вторгались в практику, но по нормам приличия считались необязательными или даже нежелательными. Молодежь осуждала строгость родительских требований, считая их результатом необразованности и противопоставляя им «европейское просвещение». Однако в качестве «европейского просвещения» выступала не реальная действительность Запада, а представления, навеянные романами.

«Мы алчем жизнь узнать заране, И узнаем ее в романе». (Пушкин, VI, 226). Таким образом, романные ситуации вторгались в тот русский быт, который осознавался как «просвещенный» и «западный».

На протяжении большей части XIX века в дворянском быту сохранялось сватовство, которое состояло обычно в беседе жениха с родителями. После полученного от них предварительного согласия в залу приглашалась невеста, у которой спрашивали, согласна ли она выйти замуж. Предварительное объяснение с девушкой считалось нарушением приличия. Однако практически, уже начиная с 70-х годов XVIII века, молодой человек предварительно беседовал с девушкой на балу или в каком-нибудь общественном собрании. Такая беседа считалась приличной и ни к чему еще не обязывала. Этим она отличалась от индивидуального посещения дома, в котором есть девушка на выданье.

Частый приезд молодого человека в такой дом уже накладывал на него обязательства, так как «отпугивал» других женихов и, в случае внезапного прекращения приездов, давал повод для обидных для девушки предположений и догадок.

Случаи сватовства (чаще всего, если инициатором их был знатный, богатый и немолодой жених) могли осуществляться и без согласия девушки, уступавшей приказу или уговорам родителей. Однако они были не очень часты и оставляли у невесты возможность реализовать свой отказ в церкви. В XIX веке в случае, если невеста отвергала брак на более раннем этапе или родители находили эту партию неподходящей, отказ делался в ритуальной форме: претендента благодарили за честь, но говорили, что дочь еще не думает о браке, слишком молода или же, например, намеревается поехать в Италию, чтобы совершенствоваться в пении.

В случае согласия начинался ритуал подготовки к браку. Жених устраивал «мальчишник»: встречу с приятелями по холостой жизни и прощание с молодостью. Так, Пушкин, готовясь к свадьбе, устроил в Москве «мальчишник» с участием Вяземского, Нащокина и других друзей.

В начале XIX века в дворянском быту проявилась тенденция вновь сблизиться с ритуальными народными обычаями, хотя и в специфически измененной форме.

Дворянские свадьбы сохраняли определенную связь с крестьянской календарной традицией и обрядностью, однако переводили ее на язык европеизированных нравов. Осенью в Москву съезжались девушки, чей возраст приближался к брачному, и проводили там время до Троицы. Все это время, за исключением постов, шли балы. В «Евгении Онегине» старушка Ларина получает совет от соседа: «Что ж, матушка? За чем же стало? В Москву, на ярмарку невест! Там, слышно, много праздных мест». (7, XXVI)

Сама свадьба также представляла собой сложное ритуальное действо. При этом дворянская свадьба в общей ритуальной схеме повторяла традиционную национальную структуру. Однако в ней проявлялась и социальная специфика, и мода. Помещичья свадьба отличалась от крестьянской не только богатством, но и заметной «европеизацией». Соединяя в себе черты народного обряда, церковных свадебных нормативов и специфически дворянского быта, она образовывала исключительно своеобразную смесь.

В послепетровском дворянском быту можно было реализовать несколько вариантов поведения. Так, можно было - и такой способ был достаточно распространенным, особенно среди «европеизированных» слоев- прямо после свадьбы, по выходу из церкви, в коляске отправиться за границу. Другой вариант - требующий меньших расходов и, следовательно, распространенный на менее высоком социальном уровне - отъезд в деревню. Он не исключал ритуального праздника в городе (во многих случаях -- традиционно в Москве), но можно было, особенно если свадьба была нерадостной, начинать путешествие непосредственно после выхода молодых из церкви. «Она вздыхала о другом,// Который сердцем и умом// Ей нравился гораздо боле:// Сей Грандисон был славный франт, //Игрок и гвардии сержант. //Как он, она была одета //Всегда по моде и к лицу; //Но, не спросись ее совета, //Девицу повели к венцу. //И, чтоб ее рассеять горе,// Разумный муж уехал вскоре //В свою деревню...» («Евгений Онегин» 2, XXX-XXXI)

Принято было, чтобы молодые переезжали в новый дом или в новонанятую квартиру. Так, Пушкин после свадьбы, которая проходила в Москве, поселился в новой квартире на Арбате прежде, чем переехать в Петербург.

Дворянская свадьба интересующего нас периода строилась как смешение «русского» и «европейского» обычаев.

Как отмечает Ю.М. Лотман, до 20-х годов XIX века преобладало стремление справлять свадьбы «по-европейски», то есть более просто в ритуальном отношении. В дальнейшем же в дворянской среде намечается вторичное стремление придавать обряду национальный характер.77

Герой ранней пушкинской прозы испытывает недоумение, сталкиваясь с конфликтом между романтическими ожиданиями и рутинной обыденностью реальной свадьбы. Он считает себя «не похожим на других людей». «Жениться! Легко сказать большая часть людей видят в женитьбе шали, взятые в долг, новую карету и розовый шлафорок. Другие -- приданое и степенную жизнь... Третьи женятся так, потому что все женятся...» Пушкинский герой женится из романтических побуждений, но сталкивается с самыми прозаическими условиями. «В эту минуту подали мне записку: ответ на мое письмо. Отец невесты моей ласково звал меня к себе... Отец и мать сидели в гостиной. Первый встретил меня с отверстыми объятиями. Он вынул из кармана платок, он хотел заплакать, но не мог и решился высморкаться. У матери глаза были красны. Позвали Надиньку -- она вошла бледная, неловкая. Отец вышел и вынес образа Николая Чудотворца и Казанской Богоматери. Нас благословили. Надинька подала мне холодную, безответную руку. Мать заговорила о приданом, отец о саратовской деревне - и я жених».

Заключение брака в дворянском обществе XIX вв. носит следы тех же противоречий, что и вся бытовая жизнь дворянства. Традиционные русские обычаи вступали в конфликт с представлениями о европеизме. Но сам этот «европеизм» был весьма далек от европейской реальности.

Во второй половине XIX века Л. Толстой в «Анне Карениной» писал о трудностях, с которыми было связано замужество дворянской девушки.

«Нынче уж так не выдают замуж, как прежде», -- думали и говорили все эти молодые девушки и все даже старые люди. Но как же нынче выдают замуж, княгиня ни от кого не могла узнать. Французский обычай -- родителям решать судьбу детей -- был не принят, осуждался. Английский обычай -- совершенной свободы девушки -- был тоже не принят и невозможен в русском обществе. Русский обычай сватовства считался чем-то безобразным, над ним смеялись все и сама княгиня. Но как надо выходить и выдавать замуж, никто не знал. Все, с кем княгине случалось толковать об этом, говорили ей одно: «Помилуйте, в наше время уж пора оставить эту старину. Ведь молодым людям в брак вступать, а не родителям; стало быть, и надо оставить молодых людей устраиваться, как они знают». Но хорошо было говорить так тем, у кого не было дочерей; а княгиня понимала, что при сближении дочь могла влюбиться, и влюбиться в того, кто не захочет жениться, или в того, кто не годится в мужья».

Нарисованная Л.Н. Толстым в «Анне Карениной» картина заключения брака до мелочей совпадает с бытовой реальностью. Действительно, толстовское описание обладает всей достоверностью этнографического документа. Здесь мы узнаем о таких деталях, как необходимость свидетельства о пребывании на духу; «в день свадьбы Левин, по обычаю (на исполнении всех обычаев строго настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обедал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяками». Свадьба начинается с молебна: «Бла-го-сло-ви, вла-дыко!» -- медленно один за другим, колебля волны воздуха, раздались торжественные звуки». После Великой ектений и молитв, «повернувшись опять к аналою, священник с трудом поймал маленькое кольцо Кити и, потребовав руку Левина, надел на первый сустав его пальца. «Обручается раб божий Константин рабе божией Екатерине». И, надев большое кольцо на розовый, маленький, жалкий своею слабостью палец Кити, священник проговорил то же. Несколько раз обручаемые хотели догадаться, что надо сделать... священник шепотом поправлял их». «Когда обряд обручения окончился, церковнослужитель постлал пред аналоем в середине церкви кусок розовой шелковой ткани, хор запел искусный и сложный псалом... священник, оборотившись, указал обрученным на разостланный розовый кусок ткани. Как ни часто и много слышали оба о примете, что кто первый ступит на ковер, тот будет главой в семье, ни Левин, ни Кити не могли об этом вспомнить, когда они сделали эти несколько шагов». «Священник надел на них венцы». «Поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа. Левин поцеловал с осторожностью ее улыбнувшиеся губы, подал ей руку и, ощущая новую, странную близость, пошел из церкви. После ужина в ту же ночь молодые уехали в деревню».

Отдельного исследования заслуживает этика брачного выбора в среде формирующейся в XIX в. российской интеллигенции.

Прежде всего, необходимо дать определение термину интеллигенция. Впервые данный термин для обозначения образованной прослойки общества появляется в русском языке в 1830-е гг.78 Но широкое распространение понятия и превращение его в самоназвание части общества происходит в пореформенные десятилетия. Отсутствие четких семантических рамок понятия «интеллигенция» способствовало его популярности.79 Под интеллигенцией понимали как интеллектуалов, выделявшихся образованием, так и представителей ряда «интеллигентных профессий» - учителей, врачей, работников искусства, средних медицинских работников и другие группы. 80 В исследованиях по социальной истории второй подход получил большее распространение.81

Энциклопедический словарь начала ХХ века определяет интеллигенцию как «образованные, умственно развитые классы общества, живущие интересами политики, литературы и искусств». Решающее значение имела личная самоидентификация человека как интеллигента. Людей с высшим или даже средним профессиональным образованием в России XIX века было отнюдь немного. Получив образование, они чувствовали себя чужаками в народной среде, видевшей в каждом образованном человеке «барина».

Болезненно переживая разрыв с простым народом, интеллигенция возлагала на себя ответственность за его будущие. «Жажда дела», под которой понималась, прежде всего, просветительская деятельность, повышение политической культуры «низших классов», была характерным признаком интеллигенции того времени, часто толкая ее представителей на путь политического радикализма. Благодаря всемирно известным произведениям Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и А.П. Чехова «русский интеллигент» - нравственный максималист, борец за идею, романтик и страдалец - превратился в символ эпохи, мировой «бренд» России конца XIX - начала ХХ вв.

Открытая для всего нового, что предлагала идейная жизнь, интеллигенция стояла в авангарде трансформации семейных отношений и социальной роли женщины.

К концу XIX в. набирало силу движение за женскую эмансипацию. Православный богослов и поэт В.С. Соловьев констатировал: «Множество женщин и девиц перестали удовлетворяться семейной жизнью и утратили способность сидеть дома, занимаясь домашними делами. Овладевшее ими душевное беспокойство…растет и ни какими рассуждениями и насмешками от него не отделаешься»82

Эмансипированные дамы проповедовали идею внешнего «опрощения». Минимум декоративности, простота, строгость даже «мужеподобность» костюма «прогрессивной» девушки должна была контрастировать с нарядностью и кокетливостью «кисейных барышень». Эмансипированные женщины рассуждали на темы прежде закрыты для дам: говорили о политической борьбе, увлекались изучением «экономического материализма», обсуждали шокирующую обывателей идею «свободной любви».

В Российской империи высшее образование длительное время было не доступно для женщин. Для преодоления бюрократических преград, связанных с выездом девушки на обучение за границу, вступали в фиктивные браки. Такой фиктивный брак заключили в будущем выдающаяся женщина- математик Софья Васильевна Корвин-Круковская и В.О. Ковалевский. Владимир Онуфриевич дал слово родителям невесты, что не нарушит взятого на себя обязательства «мнимого брака».

Интересное явление представляли «идейные» браки интеллигентов с девушками из народа. Вот как их описывает современник. Вызывались такие браки «жаждой живого дела». «Встречается студент с какой-нибудь мало развитой барышней, из среды хотя бы купеческой». Барышня охотно слушает лекции развивающего ее «умственные горизонты» студента. С целью окончательно «доразвить», студент, в конце концов, женится на ней.

«Обыкновенно, не надолго хватает терпения у воспитателя - через несколько месяцев наступает реакция: материал слишком тяжеловесен и неподатлив…Финалом является разъезд, или “идейный” брак превращается уже окончательно в несчастный.»83

Подобные союзы, где супруг или жених-интеллигент видит свою миссию в интеллектуальном развитии девушки-мещанки, описаны в русской художественной литературе второй половины XIX в., например, в драмах А.Н. Островского.

На рубеже веков в среде молодых интеллигентов, преимущественно студентов, приобрел распространение «идейно-платонический брак». Это явление испытало влияние социальных и религиозных воззрений крупнейшего властителя дум эпохи Льва Николаевича Толстого, жестко критиковавшего существовавшие брачно-семейные отношения, как несправедливые и бездуховные. «Идейно-платонический брак» не предполагал интимных отношений: «супруги живут в двух или даже одной комнате на правах товарищей». На вопрос о смысле подобного брака, состоявший в «идейно-платоническом» союзе студент отвечал, что супруги «нравственно очень влияют друг на друга», морально поддерживают друг друга в трудную минуту жизни84.

Замечательным примером компромисса традиционного и нового, привнесенного богатой духовной и интеллектуальной жизнью эпохи была семейная жизнь многих представителей научной элиты - профессорской интеллигенции. Было бы странно ожидать эксцентричные семейные эксперименты от этой категории интеллигенции - сановной и зависящей от консервативно настроенной власти. Компромисс между консервативным общественным мнением и сочувствием новым идейным тенденциям проявился в отношении профессоров к женской эмансипации. С одной стороны, активное участие женщин в общественной и культурной жизни встречалось ими с симпатией. Но с другой - профессорская интеллигенция в массе своей, разделяла мнение, что в борьбе за свои права женщины становились все более жесткими, теряли женственность, без которой «нет полноты и стройности жизни».

Среди профессорской интеллигенции встречались одинокие люди, пол- ностью отдававшие себя науке. Так, например, П.Н. Лебедев в письме Б.Б. Голицыну писал, что счастлив, что у него «нет жены, а тем более детей», так как семья отвлекала бы его от научной работы. В то же время в числе выдающихся ученых рубежа веков было много образцовых супругов и глав семейств: В.В. Марковников, известный ученый химик, основатель научной школы, воспитавший восьмерых детей, И.В. Цветаев, создавший Музей изящных искусств по его признанию только при поддержке и участии семьи, В.И. Вернадский, естествоиспытатель, мыслитель и общественный деятель, проживший со своей супругой «душа в душу, мысль в мысль» пятьдесят шесть лет и т. д.

Особенностью, отличавшей самые удачные брачные союзы профессорской интеллигенции, и в этом проявились идейные поиски интеллектуалов второй половины XIX в., стало формирование образа идеальной жены - товарища и ассистента творческого мужчины. Отвергался веками существовавший подход, согласно, которому целесообразность брака оценивалась исходя из размеров приданого невесты. Профессор финансового права И.И. Янжул о своей будущей жене говорил: «Моя невеста не могла мне принести никакой материальной помощи в виде приданого, но могла зато дать то, что дороже всего -- помощь своего труда и духовного творчества». В женах искали надежных помощников в интеллектуальном труде, к которому традиционное общество женщин за редким исключением не допускало. «В нашей матери, -- вспоминала А.И. Цветаева, -- отец нашел себе верного помощника по труду… Свободно владея четырьмя языками, она не раз ездила с отцом в художественные центры, вела всю его переписку».

Жена гистолога И.Ф. Огнева переписывала его рукописи, вносила стилистические исправления. Прекрасным примером жены-друга, жены- ассистента была супруга уже упоминавшегося выдающегося естествоиспытателя и философа В.И. Вернадского.85

Идейные поиски интеллигенции в области внутрисемейного строительства отразили глубокий кризис, который переживало традиционное российское общество накануне крушения монархии, одновременно они были проявлением общемировых культурных тенденций и споров о новой семье.



Заключение

Наша цель состояла в определении этических и социокультурных аспектов брачного выбора у русского православного населения XVIII - XIX веков.

В рассматриваемый период заключение и расторжение браков православным населением находилось в руках русской православной церкви, которая начиная с 1721 года (учреждение Синода) и до конца интересующего нас периода являлась неотделимой частью государственного механизма. Церковное венчание естественным образом имело двойственную природу, будучи одновременно и религиозным христианским таинством и обязательным атрибутом законного брака как акта гражданского состояния.

Светское законодательство о браке базировалось на древних церковных нормах, собранных в так называемой Кормчей книге и Духовном Регламенте. В течение XVIII - первой половины ХIX века данная правовая основа постепенно изменялась и дополнялась. Начиная с эпохи Петровских преобразований, государство активно стремилось регламентировать заключение браков, в том числе регулировать круг потенциальных брачных партнеров и право брачного выбора.

Среди важнейших законодательных актов в данной сфере следует назвать, прежде всего, указы Петра Великого, запрещавшие господам принуждать крепостных людей вступать в брак и родителям против воли женить и выдавать замуж своих детей; большое значение имело также повышение при Николае I минимального брачного возраста для мужчины c 15 до 18 лет, для девушки - c 13 лет до 16 лет.

Данные действия теоретически могли иметь большое этическое значение: способствовать росту свободного волеизъявления вступающих в брак «молодых», сделать венчание более сознательным и желанным шагом. Запретив браки «рабов» по принуждению хозяев и «окручивание» малолетних, государство имело шанс уменьшить пространство для бытового и социального насилия и даже в перспективе способствовать росту личностного начала, индивидуализма в обществе.

В то же время государство опутывало заключение брака бюрократическими формальностями, в том числе требованиями предоставлять письменное разрешение или свидетельство той администрации (физического лица, государственной, или сословной структуры), в подчинении которой находились жених и невеста. Кроме разрешения на брак от родителей чиновники и военнослужащие получали письменное позволение от начальства, удельные крестьяне - от удельного приказа, крепостные - от помещиков (в случае брака крепостной невесты со свободным требовалось еще и отпускная грамота), солдатские вдовы - установленные от военного начальства «вдовьи виды», городские сословия - свидетельства или удостоверения, выданные соответственно мещанской, ремесленной или купеческой управой.

Таким образом, не смотря на некоторые попытки сделать венчание более свободным и сознательным, в сфере заключения брака на государственном уровне в обществе поддерживались патриархальные традиции. Весь социум представлялся семьей во главе с императором, в семье были «старшие» и «младшие», кроме природных родителей, родительские функции контроля возлагались на начальство, помещиков и других лиц, облеченных властью над женихами и невестами. Косвенно это должно было поддерживать соотношение собственного брачного поведения и брачного выбора с существующими стереотипами и образцами поведения, минимизировать мезальянсы на всех уровнях социальной иерархии.

В XVIII - ХIX веках абсолютное большинство населения России не мыслило бракосочетание в качестве приватного личного дела, но рассматривало его как акт общественной жизни. Подобное понимание брака свойственно всем коллективистским культурам, то есть культурам, в которых субъективный жизненный опыт человека структурирован вокруг нескольких общностей (семья, религиозная община, сословие, народ, государство).

Исследование показало, что модель брачного выбора, существовавшая в народной среде, включавшей крестьянство, мещанство, широкие слои небогатых городских разночинцев (вольноотпущенных, отставных солдат, ямщиков и др.), а также подавляющую часть купечества, на протяжении всего рассматриваемого периода соответствовала традиционному типу демографического поведения и являлась наиболее архаичной из представленных в России данного времени. Данная модель характеризуется патриархальностью, ориентацией на социально-статусные и имущественные аспекты, а также на личностные качества невесты, позволяющие мужчине реализоваться в роли патриархального главы семьи - скромность, покорность, кротость; выбор брачного партнера проходит с обязательным участием посредников, сопровождается повышенным вниманием к мнению социума, отличается узостью эмоциональных и личностно-психологических аспектов отбора. Одной из важных причин брака как у женщин, так и у мужчин являлось достижение брачного возраста.

Социокультурные особенности брачного выбора у «низшего разряда» городских обывателей складываются на базе культуры групп, из которых шло преимущественное пополнение мещанской прослойки российских городов. С одной стороны, образцы поведения, действующие в мещанской среде, имеют многие черты крестьянской традиции, с другой испытывают влияние купеческой сословной культуры. Отличие крестьянского и купеческого стереотипа брачного поведения ярко проявилось в вопросе возраста вступления в брак для мужчин. Крестьянские браки в первой половине XIX в. характеризуются как «ранние», купеческие как относительно «поздние». Распространение среди мещан «крестьянского» или «купеческого» возраста создания семьи находилось в тесной зависимости от социально-экономической специфики города. Полуаграрный характер малых городов предопределил близость модели брачного поведения мещан и крестьянства. В крупных экономических центрах, где роль сельского хозяйства в жизни широких городских слоев была сведена к минимуму, уже во второй половине XIX в. наметилось повышение брачного возраста.

Заключение брака в дворянском обществе в рассматриваемый период носит следы тех же противоречий, что и вся бытовая жизнь дворянства. Традиционные русские обычаи вступали в конфликт с представлениями о европеизме.

В Московском царстве наряду с затворничеством знатных женщин среди аристократии существовал обычай организованного родителями брака, при котором невесты, а часто и женихи были полностью лишены права голоса, и общение между будущими супругами не допускалось. Петровская эпоха формирует новые стандарты бытового поведения дворянства, однако в вопросе власти родителей над супружеским будущим своих детей благородное сословие продолжало придерживаться устоявшейся традиции.

Во второй половине XVIII века под влиянием европейского просвещения брак по принуждению родственников, где «нимало не наблюдаются» сердечная склонность молодых, постепенно начинает осознаваться как этическая и социальная проблема дворянской корпорации. В период царствования Екатерины II в художественной литературе разворачивается полемика между противниками браков по выбору родителей без учета мнения новобрачных и сторонниками традиции. На стороне первых выступала сама императрица, позицию вторых отстаивала известная личность Российского просвещения Е.Р. Дашкова.

В XIX веке наблюдается постепенное смягчение родительской власти над брачным выбором детей. В середине - второй половине XIX века откровенно насильственные браки под давлением матери или отца среди благородного сословия становятся редкостью. В XIX веке молодой дворянин мог сам подыскивать себе жену, согласуя свой выбор с родителями, прежде всего с матерью. За дворянскими дочерьми признается право отклонить кандидатуру «немилого» жениха. В тоже время на уровне сословной морали вопрос о том, можно ли позволять девушке-дворянке самой искать себе мужа оставался не решенным до конца рассматриваемого периода.

Чрезвычайно важной составляющей идеологию российского дворянства было утверждение своего правового, нравственного, умственного, культурного превосходства над другими социальными группами и защита сословия от проникновения в его ряды простолюдинов. Поэтому браки дворян с представительницами других сословий вызывали резкое осуждение в кругу родственников и светском обществе. В силу глубокого имущественного и культурного расслоения самого российского дворянства его представители старались избегать неравных союзов, даже когда социальное расстояние не было столь значимым, и речь шла о браке дворян из разных страт.

Во второй половине XIX века, в так называемый Пореформенный период, вместе с упадком сословий формируется слой интеллигенции. Открытая для всего нового, что предлагала европейская и российская идейная жизнь, интеллигенция стояла в авангарде трансформации семейных отношений и социальной роли женщины. В этой среде получают распространение такие явления как женская эмансипация и «идейные браки», в том числе «идейно-платонические», не предполагавшие половых отношений между супругами. Отвергался веками существовавший подход, согласно которому целесообразность брака оценивалась исходя из размеров приданого невесты и материальных возможностей жениха. Одним из проявлений нравственных поисков интеллектуалов второй половины XIX века, стало формирование образа идеальной жены - товарища и ассистента творческого мужчины.

Духовные поиски российской интеллигенции в области брака были проявлением общемировых культурных тенденций и споров о новой семье.

Таким образом, к концу XIX века в России среди населения на разных этажах социальной пирамиды были представлены разные подходы к брачному выбору: и глубоко традиционные, патриархальные, и переходные формы, испытавшие влияние представлений о европеизме, и радикально новые, революционные.



Список использованных источников и литературы Источники

Мемуарная литератора, дневники, воспоминания

1. Артынов А.Я. Воспоминания крестьянина села Угодичи Ярославской губернии Ростовского уезда// Воспоминания русских крестьян XVIII-первой половины ХIХ века/Вступ. статья, сост. В.А. Кошелева. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - С.275-416.

2. Богатырев П.И. Московская старина// Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия. - М.: Правда, 1989. - С. 95- 171.

13. Богословский М.М. Москва в 1870-1890-х годах.//Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия. - М.: Правда, 1989. - С. 387-425.

14. Бычкова Н.А. Как жили ваши бабушки и прабабушки. Литературная запись Юрьевой В.В. Публикация Боковой В.М. //Лица: Биографический альманах. 8. - СПб.: «Дмитрий Буланин», 2001. - С.425-479.

15. Воспоминания лавочника// Российский архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-ХХ вв.) Выпуск XV - М.: Рос. Фонд Культуры, 2007. - С. 306-342.

16. Ёлчина В.Г. О роде и родословии Кольчугиных.//Купеческие дневники и мемуары конца XVIII - первой половины XIX в. - М.: РОССПЭН, 2007. - С. 19-24.

17. Лабзина А. Е. Воспоминания // История жизни благородной женщины. М., 1996.

18. Пурлевский С.Д. Воспоминания крепостного (1800- 1868)//Воспоминания русских крестьян XVIII-первой половины ХIХ

века/Вступ. статья, сост. В.А. Кошелева. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - С. 108-155.

19. Розанов Н.П. Воспоминания старого москвича / Розанов Николай Петрович; Подгот. и предисл. Т.Л. Латыпова. - М: Русскiй мiръ, 2004. - 429.

20. Толченов И.В. Журнал, или записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Толченова. - М.: Ин-т истории СССР, 1974. - 468 с.

21. Шипов Н.Н. История моей жизни и моих странствий.//Воспоминания русских крестьян XVIII-первой половины ХIХ века/Вступ. статья, сост. В.А. Кошелева. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - С.156-273.

Этнографические материалы

22. Даль В.И. Пословицы и поговорки русского народа. - М.: Эксмо, 2007. - 640 с.

23. Кавелин К.Д. Быт русского народа. - М.: Книжный дом

«ЛИБРОКОМ», 2011. - 104 с.

24. Лазовский Н. Личные отношения супругов по русскому обычному праву. Фрагмент // «А се грехи злые, смертные…»: Русская семейная и сексуальная культура глазами историков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов и богословов XIX - начала ХХ века: В 3-х кн. Кн. 1 /Изд. подгот. Н.Л. Пушкаревой, Л.В. Бессмертных. - М.: Ладомир, 2004. - С. 608-640.

25. Семенова-Тян-Шанская О. Жизнь «Ивана». Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний. - М.: «Ломоносовъ», 2010. - 192 с.

26. Смирнов А.Г. Очерки семейных отношений по обычному праву русского народа// «А се грехи злые, смертные…»: Русская семейная и сексуальная культура глазами историков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов и богословов XIX - начала ХХ века: В 3-х кн. Кн.

1 /Изд. подгот. Н.Л. Пушкаревой, Л.В. Бессмертных. - М.: Ладомир, 2004. - С. 356-557.

Литература

1. Авдеев, А. Некоторые аспекты изучения брачности помещичьих крестьян в первой половине XIX века по материалам ревизских сказок и метрических книг (на примере Выхинской вотчины графов Шереметевых) / А. Авдеев, А. Блюм, И. Троицкая //Homo Historicus: К 80-летию со дня рождения Ю.Л. Бессмертного: В 2 кн. - Кн.I - М.: Наука, 2003. - C. 650-676.

2. Анохина, Л.А. Быт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем. На примере городов Калуга, Елец, Ефремов/ Л.А. Анохина, М.Н. Шмелева. - М.: Наука, 1977. - 359 с.

3. Антонов, Д.Н. Метрические книги России XVIII - начала XX в./ Д.Н. Антонов, И.А. Антонова. - М.: РГГУ, 2006. - 385 с.

4. Бессмертный, Ю.Л. Частная жизнь и индивид. Предварительные итоги / Ю.Л. Бессмертный //Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. - М.: РГГУ, 1996. - С. 345-353.

5. Бодрова, Ю.В. «Как во новой во конторе сидел писарь молодой…» Брачное поведение провинциального чиновничества первой половины XIX столетии / Ю.В. Бодрова // Родина. - 2006. - №8. - С. 90-95.

6. Бойко, В.П. Купечество Западной Сибири в конце XVIII - XIX в.: очерки социальной, отраслевой, бытовой и ментальной истории / В.П. Бойко.

- Томск: Изд-во Томского государственного университета, 2007. - 423 с.

7. Будина, О.Р. Город и народные традиции русских: По материалам Центр. р-на РСФСР / О.Р. Будина, М.Н. Шмелева; Отв. ред. М.Г. Рабинович; АН СССР, Ин-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. - М.: Наука, 1989. - 254 с.

8. Быкова, В.М. Повседневная жизнь Москвы в XIX веке / В.М. Быкова. - М.: Молодая гвардия, 2010. - 540 с.

9. Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI - XXI вв.): коллективная монография / общ. ред. и сост. М.Г. Муравьевой, Н.Л. Пушкаревой. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт- Петербурге, 2012. - 200 с.

10. Василич, Г. Москва 1850-1910 гг. / Г. Василич //Москва в зеркале веков. - М.: АСТ: Астрель, 2007. - С. 759-800.

11. Вебер, М. Город / М. Вебер. - Пг.: Наука и школа, 1923. - 135 с.

12. Виртшафтер, Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи / Э.К. Виртшафтер ; пер. с англ. под ред. А.Б. Каменского. - М.: Логос, 2002. - 272 с.

13. Водарский, Я.Е. Исследования по истории русского города (факты, обобщения, аспекты) / Я.Е. Водарский. - М. : Институт российской истории РАН, 2006. - С. 415.

14. Гаврилова, И.Н. Демографическая история Москвы / И.Н. Гаврилова. - М. : Фаст-Принт, 1997. - 300 с.

15. Гагарина, Д.А. Моделирование в истории: подходы, методы, исследования / Д.А. Гагарина // Вестник пермского университета. Математика. Механика. Информатика. - 2009. - № 7(33). - С. 26-33.

16. Гис, Ф. Брак и семья в Средние века / Ф. Гис, Дж. Гис - М. : РОССПЭН, 2002. - 384 с.

17. Гончаров, Ю.М. Купеческая семья второй половины XIX - начала XX в. (по материалам компьютерной базы данных купеческих семей Западной Сибири) / Ю.М. Гончаров. - М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, Координац.-метод. центр, 1999. - 240 с.

18. Гончаров, Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX - начала ХХ в. / Ю.М. Гончаров. - Барнаул : Изд-во Алт. Ун-та, 2002. - 384 с.

19. Гончаров, Ю.М. Мещанское сословие Западной Сибири. / Ю.М. Гончаров //Преподавание истории в школе. - 2002. - №4. - С. 46-53.

20. Гончаров, Ю.М. Историческое развитие семьи в России в XVIII- начале ХХ вв. / Ю.М. Гончаров //Преподавание истории в школе. - 2001. -

№7. - С.21-32.

21. Гончаров, Ю.М. Мещанское сословие Западной Сибири второй половины XIX - начала ХХ в. / Ю.М. Гончаров, В.С. Чутчев. - Барнаул: Аз Бука, 2004.- 206 с.

22. Голод, С.И. Семья и брак : историко-социологический анализ / С.И. Голод. - СПб. : Петрополис, 1998. - 270 с.

23. Елисеева, О.И. Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины / О.И. Елисеева. - М.: Молодая гвардия, 2008. - 597 с.

24. Елисеева, О.И. Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII - первая треть XIX века. / О.И. Елисеева. - М.: Молодая гвардия, 2014. - 399 с.

25. Емельянова, А.А. Московские мещане в первой половине XIXв.: брачный круг и брачный выбор / А.А. Емельянова. - М.: Изд-во Московского университета, 2017. - 185 с.

26. Женщина в Сибири в XIX - ХХ вв.: место в региональном социуме и гендерные роли: сборник научных статей / Кол. авт. Алтайский государственный университет (Барнаул); Кол. авт. Рос. ассоциация исследователей женской истории, Отв. ред. Гончаров Ю.М. - Барнаул: Азбука, 2008. - 186 с.

27. Жирнова, Г.В. Брак и свадьба русских горожан в прошлом и настоящем / Г.В. Жирнова. - М.: Наука, 1980. - 150 с.

28. Зидер, Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII-XX вв.) / Р. Зидер. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1997. - С.302.

29. Зорин, А.Н. Горожане Среднего Поволжья во второй половине XVI-начале ХХ в. Историко-этнографический очерк / А.Н. Зорин. - Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1992. - 253 с.

30. Иванова, Н.А. Сословия и классы в России XIX - начале XX в. / Н.А. Иванова // XIX век в истории России: Современные концепции истории России XIX века и их музейная интерпретация//Труды ГИМ. Вып. 163. - М., 2007. - С. 91-111.

31. Ивонин, А.Р. Западносибирский город последней четверти XVIII- 60-х гг. XIX в.: Опыт ист.- демогр. исслед. / А.Р. Ивонин. - Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 2000. - 336 c.

32. Каменский, А.Б. Повседневность русских обывателей: Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века / А.Б. Каменский. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2007. - 403 с.

33. Козлова, Н.В. Семья и отношения родства московского купечества XVIII века / Н.В. Козлова // Вестник РГНФ. - 2002. - №4. - С. 14- 26.

34. Козлова, Н.В. Некоторые черты личностного образца купца XVIII в. (К вопросу о менталитете российского купечества) / Н.В. Козлова

//Менталитет и культура предпринимателей России XVII-XIX вв. - М.:ИРИ, 1996. - с.43-57.

35. Кон, И.С. Мужчина в меняющемся мире / И.С. Кон. - М: Время, 2009. - 494 с.

36. Коротеева, В.В. Внутриэтнические различия в брачности у русских во второй половине XIX - начале ХХ в. / В.В. Коротеева //Этно- культурная динамика в центре и на периферии этнического ареала. Сборник статей. - М.: Институт этнографии А.Н. СССР, 1986. - С.5 - 15.

37. Короткова, М.В. Семья, детство и образование в повседневной культуре московского дворянства в XVIII - первой половины XIX вв. / М.В. Короткова. - М.: Academia АПК и ПРО, 2009. - 286 с.

38. Короткова, М.В. Историко-бытовые реалии повседневной жизни купечества и мещанства в XVIII - XIX вв./ М.В. Короткова // Мультукультурная и многонациональная Россия: материалы IV Международной междисциплинарной конференции, посвященной памяти

Т.В. Батаевой. В 2 ч. - Ч.1: Актуальные проблемы отечественной истории и исторической науки: II половина XIX - начало XXI века. - М.: РУДН, 2011. - С.236-255.

39. Кошелева, О.Е. Люди Санкт-Петербургского острова Петровского времени / О.Е. Кошелева. - М.: Объединенное гуманитарное изд-во (ОГИ), 2004. - 486 с.

40. Кошелева, О.Е. Один из Иванов в эпоху Петра: опыт персональной истории. / О.Е. Кошелева // Казус: индивидуальное и уникальное в истории: 2002. Вып. 4. - С. 305 - 325.

41. Кошман, Л.В. Город и городская жизнь в России XIX столетия: социальные и культурные аспекты / Л.В. Кошман. - М. : РОССПЭН, 2008 - 448 с.

42. Кошман, Л.В. Мещанство в России в XIX в. / Л.В. Кошман // Вопросы истории. - 2008. - №2. - С. 3-20.

43. Купечество в России: XV - первая половина XIX в.: Сб. ст./ Кол. авт. Институт российской истории РАН; отв. ред. А.В. Семенова. - М.: ИРИ РАН, 1997. - 329 с.

44. Куприянов, А.И. Городская культура русской провинции. Конец XVIII- первой половины XIX века / А.И. Куприянов. - М.: Новый хронограф, 2007. - 480 с.

45. Куприянов, А.И. «Пагубная страсть» московского купца / А.И. Куприянов // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. - 1996. - М., 1997. - С. 87-106.

46. Куприянов, А.И. Русский горожанин в поисках социальной идентичности (первая половина XIX в.) / А.И. Куприянов // Одиссей. Человек в истории. 1998. - М., 1999. - С. 56-72.

47. Лотман, Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции рус. дворянства (XVIII - нач. XIX в.) / Ю.М. Лотман. - СПб.: Искусство-СПБ, 1994. - 398 с.

48. Меженина, О.В. Возрастной состав и структура мещанской семьи Бийска в 1852 г. / О.В. Меженина // Политология и политический процесс. Сборник статей. - Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 2004. - С. 67- 73.

49. Меженина, О.В. Мещанство Томской губернии в дореформенный период / О.В. Меженина. - Барнаул: Изд-во Алтайского государственного университета, 2007. - 245 с.

50. Менталитет и культура предпринимателей России XVII-XIX вв.: Сб. статей. - М.: ИРИ РАН, 1996. - 216 с.

51. Миненко, Н.А. Городская семья Западной Сибири на рубеже XVII-XVIII вв. / Н.А. Миненко // История городов Сибири (XVII - начала XX в.). - Новосибирск, 1977. - С. 175-195.

52. Миненко, Н.А. Идеал суженного у русских крестьян Урала и Сибири (XVIII-XIX вв.) / Н.А. Миненко //Традиционная культура русских крестьян Сибири и Урала: Сб. науч. ст. / Ин-т истории и археологии УрО РАН; редкол.: Н.А. Миненко (гл. ред.) и др. - Тюмень: МИ «РУТРА», 1995. - С. 3-18.

53. Миненко, Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII - первой половины XIX в.) / Н.А. Миненко. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1979.

54. Миронов, Б.Н. Русский город в 1740-1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие / Б.Н. Миронов. - Л.

: Наука, 1990. - 272 с.

55. Миронов, Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: в 2-х т. - 2-е изд., испр. / Б.Н. Миронов. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2000.

56. Миронов, Б.Н. Традиционное демографическое поведение крестьян в XIX - начале ХХ в. / Б.Н. Миронов // Брачность, рождаемость,

смертность в России и в СССР / Под ред. А.Г. Вишневского. - М., 1977. - С. 83-104.

57. Миттерауер, М. Структуры семьи в России и в Центральной Европе: сравнительный анализ / М. Миттерауер, А. Каган // Семья, дом и узы родства в истории / Под общ. ред. Т. Зоколла [и др.] - СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Алетайя, 2004. - С. 37-78.

58. Носевич, В.Л. К вопросу о достоверности метрических книг второй половины XVIII - первой половины XIX в. / В.Л. Носевич // Материалы церковно-приходского учета населения как историко- демографический источник: сборник статей / под ред. В.Н. Владиморова. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та. 2007. - С. 94-102.

59. Никс, Н.Н. Московская профессура второй половины XIX - начале XX в. - М.: Новый хронограф, 2008.

60. Османов, А.И. Петербургское купечество в последней четверти XVIII - начале ХХ века / А.И. Османов. - СПб.: Изд-во Российского государственного педагогического университета, 2005. - 363 с.

61. Предеин, Е.В. «На вывод в замужество» / Е.В. Предеин

//Московский журнал. История государства Российского. - 2000. - № 6. - С.34-35.

62. Преображенский, А.А. Московский купец середины XIX в. о времени и о себе / А.А. Преображенский. // Менталитет и культура предпринимателей России XVII - XIX вв. - М., 1996. - С. 164-180.

63. Пушкарева, Н.Л. Женская и гендерная история: итоги и перспективы развития в России / Н.Л. Пушкарева //Историческая психология и социология истории. - 2010. - Том 3. - № 2. - С.51-65.

64. Пушкарева, Н.Л. Женщины Древней Руси / Н.Л. Пушкарева. - М.: Мысль, 1989. - 286 с.

65. Пушкарева, Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X - начало XIX в.) / Н.Л. Пушкарева. - М.: Ладомир, 1997.

- 381 с.

66. Пушкарева, Н.Л. Русская женщина: история и современность: Два века изучения «жен. темы» рус. и зарубеж. наукой, 1800-2000: Материалы к библиогр. - М.: РГБ, 2003. - 522 с.

67. Рабинович, М.Г. Очерки этнографии русского феодального города. Горожане, их общественный и домашний быт / М.Г. Рабинович. - М.: Наука, 1978. - 327 с.

68. Рабинович, М.Г. Очерки материальной культуры русского феодального города / М.Г. Рабинович. - М.: Наука, 1988. - 309 с.

69. Рабцевич, В.В. Сибирский город в дореформенной системе управления / В.В. Рабцевич. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1984.

70. Рашин, А.Г. Население России за 100 лет (1811-1913 гг.). Статистические очерки. / А.Г. Рашин. - М.: Государственное статистическое издательство, 1956. - 351 с.

71. Российское купечество от средних веков к новому времени: Сб. ст. - М.: ИРИ РАН, 1993. - 150 с.

72. Русские / РАН, Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая ; отв. ред. : В.А. Александров, В.И. Власова, Н.С. Полищук. - М.: Наука, 1997. - 828 с.

73. Семейный быт народов СССР /АН СССР, Ин-т этнографии им.Н.Н. Миклухо-Маклая; отв. Ред. Т.А. Жданко. - М. : Наука, 1990. - С. 520.

74. Семенова, А.В. Национально-православные традиции в менталитете купечества в период становления российского предпринимательства / А.В. Семенова// Купечество в России. XV - первая половина XIX в. - М., 1997. - С. 96-111.

75. Середа, Н.В. Современная историографическая ситуация и проблемы изучения русского города. / Н.В. Середа // Экономика, управление, демография городов Европейской России XV-XVIII веков. Материалы науч. конф. - Тверь, 1999. - С. 23 - 30.

76. Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI - XIX вв.: сборник материалов Второй международной научной конференции

(Курск, 2009 г.) / сост. А.И. Раздорский. - Курск.: Курский гос. ун-т, 2009. - 375 с.

77. Швец, А.М. Мотивация вступления в брак и ее влияние на кризис будущей семьи / А.М. Швец, Е.А. Моголёвкин, Е.Ю. Каргаполова. //Вопросы психологии. - 2006. - №2. - С.89-97.

78. Щербинин, П.П. Российская солдатка: опыт реконструкции повседневной жизни в период войн России XIX - начала XX вв. / П.П. Щербинин // Клио. - 2003. - №2. - С.241-250.

79. Щербинин, П.П. «Соломенная вдова»: права и жизнь российской солдатки / П.П. Щербинин // Семейный узы: модели для сборки: Сборник статей. Кн.1. / сост. и ред. С. Ушакин. - М.: Новое литературное обозрений, 2004. - С. 335-359.

80. Щербинин, П.П. Правовой статус солдатских жен в Российской империи в XIX в. / П.П. Щербинин // Вестник Тамбовского университета. - 2009. - Часть 1. - С. 230-238.

Размещено на Allbest.ru

...