Аспекты истории и жизни Венеции

Каково это общее благо, к которому стремились венецианцы? Его можно назвать необходимостью самого выживания, продолжения бытия. В иной цели, чем поддержание и сохранения жизни как таковой. Она первичная, она слышится в крике младенца и хрипе умирающего. «Согласие здесь наблюдается лишь в одном, - писал испанский посол о венецианском правлении в начале семнадцатого века, - и это непрерывность власти». Все другие мотивы человеческих действий - богатство, могущество, слава - подчинены этой главной необходимости. Этот принцип взаимосвязи и взаимодействия основан, скорее, на органической, чем на механической силе. Именно этот поток взаимосвязанной целенаправленной деятельности и образует историю Венеции. В истории мы, несомненно, различаем отдельные события и пытаемся установить их «причины». Но главная причина выше нашего понимания. Она часть внутреннего бытия вещей. Вместо этого мы можем ухватить только хитросплетение событий, которое более важно и существенно, чем находящиеся в связи события и предметы.

Общее благо воплощало в себе волю и восприимчивость общины. Каждый человек был обязан подчинять свои интересы интересам государства. Если первичный капитализм может быть также формой первичного коммунизма, тогда Венеция была олицетворением этого состояния. Но эти термины, возможно, анахроничны. Возможно, более уместно рассматривать их в контексте средневекового коллектива, используя понятие города, как человеческого организма, созданного по образу и подобию Божию. «Капитализм» и «коммунизм» стали инструментами инстинктивной потребности борьбы за выживание. Как было сказано, в Венецианской республике, в отличие от королевств и герцогств, общественное благо имело приоритет над индивидуальной волей. Природа республики определяется правовыми и институциональными процессами, а не государством или личностью. В Венеции не было единого центра власти. В ней процветал плюрализм. На протяжении всей истории Венеции там не было ни одного деспота. На первом месте всегда стоял сам город.

Идея семьи проявляется в четырех различных представлениях или верованиях: территория города - это общее наследие; форма правления городом определена священным договором; происхождении города связано с семьей или кланом; благочестие города основано на уважении к предкам. Граждане Венеции с рождения находились в обстановке человеческой взаимозависимости и естественной потребности в ней. Возможно, это условие самой жизни. Общественная жизнь отвечает природе человека. Людям нет нужды устанавливать руссоистский общественный договор. Джорджа Элиота посетило озарение, когда, наблюдая закат на венецианской лагуне, он заметил: «это была картина такого рода, перед которой я с готовностью забыл о собственном существовании и чувствовал, что растворяюсь в общей жизни».

Целями были единодушие и солидарность. К примеру, крупные торговые проекты Венеции были коллективными мероприятиями, в ходе которых группы купцов заключали официальный договор по доставке товаров. За самые большие галеры отвечали власти города. Венецианцы находили смысл found meaning в создании сети гильдий, приходов и школ, scuole , составлявших важную часть общественной жизни города, а также бесконечных комитеты, советов и правлений, выполнявших контролирующие функции.

Равенство венецианцев вопрос весьма спорный. Разделение жителей Венеции на патрициев, граждан и popolani , простой народ, заставляет предположить существование иерархии в том, что касалось общественного положения и общественной ответственности. Однако не возникает никаких сомнений, что внутри венецианской политики имелась тенденция к сглаживанию различий. Еще в шестом веке Кассиодор, вождь остготов, сказал о венецианцах: «здесь бедняк на равных говорит с богачом, все едят одну и ту же пищу и живут в одинаковых домах». По традиции все дома в городе когда-то были одной и той же высоты. Когда в одиннадцатом веке две-три старые семьи попыталась создать правящие династии, они получили резкий отпор со стороны патрициев, заявивших: «мы пришли сюда не для того, чтобы жить под чьей-то властью».

Среди венецианских купцов на самом деле существует подлинное равенство. Деньги не знают социальных барьеров. Так, Томас Кориат отметил, что «у них люди благородного происхождения и знаменитые сенаторы, имеющий состояние, возможно, в два миллиона дукатов, ходят на рынок и покупают там мясо, фрукты и прочие вещи, необходимые для содержания семьи». На узких улицах города постоянно смешивались и общались друг с другом различные классы. Как купцы, так и патриции не могли оставаться в стороне от обыденной жизни. Вот почему нижние этажи роскошных домов нередко сдавались под магазины и лавки. Венецианские законы запрещали показную роскошь. Но, так или иначе, бережливость, или так называемая mediocritas, была у венецианцев в крови. Во многих завещаниях оговаривается, чтобы похороны были «как можно скромнее». Естественная среда обитания также сыграла свою роль. Вода великий эгалитарист. К примеру, было замечено, что Темза - великая гавань социального равенства. На воде все находятся на одном уровне.

Вот почему в отношении всех венецианцев друг к другу чувствовалась сердечность. Один английский аристократ восемнадцатого века заметил: «во всех слоях общества здесь присутствует поголовная вежливость; люди ожидают учтивого отношения к себе со стороны своей знати и с почтительностью и признательностью отвечают тем же; разве стал бы вельможа вести себя высокомерно и нагло с простыми людьми, если бы те не терпели такое поведение?» В комедиях Гольдони слуги часто сердятся на своих хозяев. Хозяева же никогда, никогда не бьют своих слуг. Находились те, у кого подобная свобода обращения вызывала сожаление. В диалоге конца шестнадцатого века под названием «Discorsi Morali» один из собеседников замечает, что в Венеции «слуги распущены, развраты, порочны и дерзки», тогда как при княжеских дворах «добры, верны, честны и благовоспитанны».

К тому же, существовало официальное понимание понятия «свобода», согласно которому считалось, что государство не должно быть слугой князей. Миф о государстве, построенном на общинной основе, тогда как на самом деле беженцы попадали под власть епископов или местных господ, был очень силен. Для правительства Венеции свобода заключалась не в личной свободе, но в свободе от вмешательства других государств.

Уже начиная с четырнадцатого века Венеция позволяет приезжим пользоваться роскошью свободы вероисповедания. Вот почему она считалась открытым городом, дающим пристанище кальвинистам и анабаптистам, а также православным, мусульманам и евреям. Религиозный фанатизм не слишком хорошо уживается со свободой торговли. «Так как я человек, рожденный в свободном городе, - сказал один сенатор своим коллегам, - я буду свободно выражать свои чувства». В начале шестнадцатого века мало где можно было произнести эту фразу. А в конце семнадцатого века французский путешественник писал: «венецианская свобода сообщает подлинность всему, что вы делаете: образу жизни, который вы ведете, религии, которую вы исповедуете; если только вы не говорите и не предпринимаете ничего против государства или знати, вы можете жить спокойно, ибо никто не станет надзирать за вашим поведением или разбираться в неурядицах ваших соседей».

Вот почему эта свобода сознания вылилась в свободу поведения, которая всегда отличала город. В четырнадцатом веке Петрарка заклеймил «исковерканный язык и непомерную вольность поведения» венецианцев», которая в семнадцатом и восемнадцатом века стала отличительной чертой города. Венеция славилась тем, что ныне называется «вседозволенностью», и вскоре было замечено, что личная свобода вполне сочетается с упорядоченным правлением. Для остального мира это было откровением. Английские путешественники часто противопоставляли атмосферу Венеции атмосфере Лондона, где главным занятием жителей и властей был надзор за поведением других. Ничего подобного не наблюдалось в городе на лагуне. Однако за изнеженной атмосферой скрывалась система. Свобода поощряла приезжих тратить все больше денег. Здесь царила свобода иного вида. В Венеции ты мог забыть свое прошлое и стать другим человеком.

Как часто отмечалось, в венецианской литературе почти нет биографий или автобиографий. Действительно, в венецианской жизни нет отдельного человека. Детей патрициев с младенчества учили не выделяться из среды своих товарищей. Было сказано, что венецианцы не прощают своим адмиралам или военачальникам поражения, точно так же они не прощали успеха. Личная слава грозила затмить славу города.

Главной разновидностью венецианского портрета был портрет групповой. В действительности было высказано предположение, что именно он появился в Венеции первым. Прекрасный знаток венецианской истории Полпео Молменти заметил в девятнадцатом веке, что «в венецианской живописи индивидуальное теряется в радостной толчее». К примеру, Тинторетто, увлеченный передвижением и распределением людских толп, редко уделял внимание отдельным персонажам, подчиненным всеохватывающему ритму и единству композиции, точно также, как жители Венеции были частью государственного ритма. На картинах Карпаччо мы всегда видим группы людей, обменивающихся шутками и сплетнями. Они никогда не спорят. Никогда не возникает чувства, что они могут что-то изменить в своей жизни. Такова природа венецианского общества. Венеции всегда была местом, скорее, для толпы, чем для одиноких странников. В двадцать первом веке первое, что бросается в глаза, это группы туристов. Если венецианский портретист изображает отдельного человека, он (почти всегда это он) представлен в своей социальной или политической роли. На портрете нет внутренней жизни, нет попытки психологического разоблачения. Вместо этого тщательно соблюдаемая анонимность. Выражение лица отчужденное и замкнутое. Главное в характере сдержанность и благопристойность, известная в Венеции как decoro . Здесь важен не столько сам человек, как его классовая принадлежность или сан. Изображенный на портрете поглощен своей государственной ролью. Его руки почти всегда срыты.

Таким образом, трудно воздать хвалу знаменитым мужчинам и женщинам Венеции. Там были великие артисты, но не было великих личностей, таких как Лоренцо Медичи или папа Юлий V. Как в литературе, так и в истории жители Венеции не блещут индивидуальностью. Они не запомнились нам своей эксцентричностью или своими победами. Комедии Гольдони - это комедии обыденной жизни; они наполнены поэзией домашних событий и локальной интриги, но им чужды подвиги, приключения или уязвимость выдающихся личностей или сбившихся с праведного пути. В них отражен благодатный общественный порядок. Венецианцы всегда отличались покорностью. Они могли легко предаться личным страстям, но всегда относились к власти с уважением.

Буркхардт никогда не мог бы написать о Венеции тех слов, которые он посвятил Флоренции: «в результате человек мог достичь высших пределов в осуществлении и использовании власти» и правители народа «обретали ярко выраженный личный характер». Никто из дожей или правителей Венеции не отличался «ярко выраженным характером». Город никогда не был и не мог быть феодальным государством; при феодализме санкционировалось и сохранялось личное господство. Макиавелли отметил, что безопасность и благоденствие города проистекали из того факта, что его знать не имела ни замков, ни собственных армий, ни вассалов. Венеция - это «великий и достойный уважения результат совместных человеческих усилий, - написал Гете, - великолепный монумент, созданный не одним мастером, но народом».

Должное воздавалось самому народу. Гаспаро Контарини в своей книге о государственной власти в Венеции, опубликованной в 1547 году, заметил: «наши предки, от которых мы получили столь процветающую страну, объединились, чтобы сохранять, чтить и укреплять свою страну, не помышляя о личной выгоде или славе». Они остались безымянными в жизни и смерти, единственным памятником им было само государство. «хотя эти венецианские джентльмены необычайно мудры, когда они вместе , - писал в семнадцатом веке Джеймс Хауэлл, - возьмите их поодиночке, и они окажутся такими же, остальные». Секрет лежал в их сплоченности. Вне этого контекста у этих патрициев не было своего лица. Их собственное «я» было поглощено из политическим «я». Без государства они были ничто. Отсутствие «великих людей» в Венеции подтверждает мнение Толстого, что человеческой историей управляют миллионы различных случайностей и интересов, связанных друг с другом тем, что можно называть общественным инстинктом. Каждый исторический период - это раскрытие подобного инстинкта. Автор в полном смысле слова потрясен сложностью этого процесса.

Библиография

венеция религия миф инквизиция

1.Peter Ackroyd. Venice. Chatto&Windus. London, 2009

2.Кротовская Н.Г., Кулагина-Ярцева В.С. Применение теории Лакана в клиническом психоанализе (перевод) // NB: Психология и психотехника. -- 2012.-№ 1.-С.76-108. DOI: 10.7256/2306-0425.2012.1.142. URL: http://e-notabene.ru/psp/article_142.html

3.Кротовская Н.Г. Л. Пикард. Религиозные течения и похоронные ритуалы в викторианском Лондоне (перевод) // NB: Филологические исследования. -- 2013.-№ 1.-С.263-311. DOI: 10.7256/2306-1596.2013.1.138. URL: http://e-notabene.ru/fil/article_138.htm

4.Кротовская Н.Г. Ранк О. Терапия воли (перевод) // NB: Психология и психотехника. -- 2012.-№ 1.-С.196-216. DOI: 10.7256/2306-0425.2012.1.137. URL: http://e-notabene.ru/psp/article_137.html

5.Кротовская Н.Г. Набоков В. Лекции о зарубежной литературе. Роберт Луис Стивенсон. (Сокр. перевод) // NB: Филологические исследования. -- 2013.-№ 2.-С.24-66. DOI: 10.7256/2306-1596.2013.2.132. URL: http://e-notabene.ru/fil/article_132.html

6.Кротовская Н.Г. Набоков В. Лекции о Дон Кихоте (перевод) // NB: Филологические исследования. -- 2012.-№ 1.-С.82-127. DOI: 10.7256/2306-1596.2012.1.131. URL: http://e-notabene.ru/fil/article_131.htm

References (transliterated)

1.Peter Ackroyd. Venice. Chatto&Windus. London, 2009

2.Krotovskaya N.G., Kulagina-Yartseva V.S. Primenenie teorii Lakana v klinicheskom psikhoanalize (perevod) // NB: Psikhologiya i psikhotekhnika. -- 2012.-№ 1.-S.76-108. DOI: 10.7256/2306-0425.2012.1.142. URL: http://e-notabene.ru/psp/article_142.html

3.Krotovskaya N.G. L. Pikard. Religioznye techeniya i pokhoronnye ritualy v viktorianskom Londone (perevod) // NB: Filologicheskie issledovaniya. -- 2013.-№ 1.-S.263-311. DOI: 10.7256/2306-1596.2013.1.138. URL: http://e-notabene.ru/fil/article_138.htm

4.Krotovskaya N.G. Rank O. Terapiya voli (perevod) // NB: Psikhologiya i psikhotekhnika. -- 2012.-№ 1.-S.196-216. DOI: 10.7256/2306-0425.2012.1.137. URL: http://e-notabene.ru/psp/article_137.html

5.Krotovskaya N.G. Nabokov V. Lektsii o zarubezhnoi literature. Robert Luis Stivenson. (Sokr. perevod) // NB: Filologicheskie issledovaniya. -- 2013.-№ 2.-S.24-66. DOI: 10.7256/2306-1596.2013.2.132. URL: http://e-notabene.ru/fil/article_132.html

6.Krotovskaya N.G. Nabokov V. Lektsii o Don Kikhote (perevod) // NB: Filologicheskie issledovaniya. -- 2012.-№ 1.-S.82-127. DOI: 10.7256/2306-1596.2012.1.131. URL: http://e-notabene.ru/fil/article_131.htm

Размещено на Allbest.ru