Приобретенная эпиграфика на средневековых пушечных стволах

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт украинской археографии и источниковедения им. М. С. Грушевского НАН Украины

Institute of Ukranian Archeography and Source Studies N. A. M. S. Grushevsky of the National Academy of Sciences of the Ukraine

Приобретенная эпиграфика на средневековых пушечных стволах

Мальченко Олег Евгеньевич, кандидат исторических наук, Старший научный сотрудник

Mal'chenko Oleg Evgen'evich, PhD in History, senior research assistant tantra69@mail.ru

01001, Украина, Киевская обл., Киев, Трехсвятительская, 4, кабинет 5071-8-2013

01001, Ukraine, Kievskaya obl., Trekhsvyatitelskaya 4, kab. 507

Аннотация

Статья посвящена приобретенной артиллерийской эпиграфике XVI-XIX вв. Дается оценка невысокой информативности артиллерийской эпиграфики как исторического источника. Рассматриваются различные типы приобретенной эпиграфики в зависимости от заключенной в них информации: учетная, техническая, при смене собственника (трофей, дарение, покупка), описательная, граффити. Приводятся конкретные примеры надписей на пушечных стволах с расшифровкой мотивов их появления. Впервые в научный оборот вводится понятие «пушечные граффити». Автор обосновывает применение термина «граффити» по отношению к нелегитимным надписям на артиллерийских стволах. Пушечные граффити рассматриваются как неофициальная форма коммуникации пушкарского армейского сообщества в конфликтогенных условиях. Предпринята попытка типологизации пушечных граффити на основе анализа сохранившихся образцов из музеев Евразии, Северной и Центральной Америки. Критически оцениваются некоторые исследовательские подходы к изучению пушечных граффити (тематический, мотивационный). Много места в статье посвящено магической, интегративной и пространственной функциям пушечных граффити. Делается вывод о перспективности данного типа эпиграфического материала для изучения исторической артиллерии в рамках антропоцентрического подхода.

Ключевые слова: история артиллерии, средневековая артиллерия, исторический источник, информативность источника, приобретенная эпиграфика, типология, антропологический подход, манифестации, функции, военная культура

Abstract

The article is devoted to artillery epigraphies in the XVI - XIX centuries. The author underlines the low information capacity of artillery epigraphies as the primary source of historical data. The author also describes different types of acquired epigraphies depending on the information they contained. The author's classification includes the accounting details, technical specifications, epigraphies when the owner of the weapon was changed (trophy, gift, purchase), descriptive epigraphies and graffiti. The author also gives examples of inscriptions on gun barrels and explains why they were created. For the first time in literature the author introduces the definition of 'gun barrel graffiti'. The author also proves why the term 'graffiti' also applies to illegitimate inscriptions on artillery gan barrels. Gan barrel graffiti is viewed as an informal form of communication of the military community in conflictogenic situations. The author also makes an attemp to create a classification of gan barrel graffiti based on the analysis of inscribed gan barrels from the museums in Eurasia, Northern and Central America. The author critisizes some approaches to studying gan barrel graffiti. Much attention is paid to the 'magical', integrative and spatial functions of gan barrel graffiti. The conclusion is that this type of epigraphy material can be useful for studying the history of artillery based on the anthropocentric approach.

Keywords: history of artillery, Medieval artillery, primary source, information capacity of the source, acquired epigraphy, typology (classification), anthropological approach, manifestations, functions, military culture

Введенный в современный научный оборот материал пушечной эпиграфики XV ? XIX вв. в большинстве своем отличается формализованностью: короткие инскрипции, имена, эпитеты, титулы, даты отливок. Такие мизерные «посевы», надежно упрятанные в скорлупе своей типичности, не дают богатого научного «урожая» и чаще всего способны выступать в роли дополнительного информационного материала к основным письменным источникам. Традиционные структурные шаблоны надписей не позволяют «пушечной литературе» раскрыться во всей полноте. Потому, любой оригинальный текст со многими подтекстами и скрытыми смыслами является желанной находкой для исследователя. Но даже тот артиллерийский эпиграфический комплекс (около 2000 оригинальных надписей из музеев Евразии, Африки и Северной Америки), которым мы располагаем, позволяет судить о нем как о явлении историческом.

С исследователем пушечная эпиграфика ведет себя бесцеремонно. Иногда легкомысленно яркая и эмоциональная, она бывает выдержана и строга, придерживается собственных правил, при этом постоянно нарушая их. Несмотря на безответственную непоследовательность, эпиграфика пушечных стволов претендует на статус цельного культурного явления, которое пронизывает временные и географические рубежи, охватывая весь глобальный артиллерийский арсенал XV-XIX вв. Когда же исследователь, скрепя сердце, решает смириться, эпиграфика рассыпается под его взглядом на множество мелких и противоречивых практик - региональных, жанровых, юридических и традиционных, сохраняя при этом устойчивые взаимосвязи. Это превращает артиллерийскую эпиграфику в исторический источник и совсем не упрощает работу с ее разнообразием.

Первым делом, приходится отказаться от попыток выразить эпиграфические особенности в исчерпывающих формулах и точных определениях. Прочтение и интерпретация надписей превращается в искусство, поскольку даже коротенькая инскрипция может выражать оригинальную точку зрения некоей социальной общности, быть откликом на политическое событие или скрывать мгновенную личностную рефлексию автора. Перечень подобных «или» формирует широкое поле для исследований, предположений, догадок и прозрений. Артиллерийская эпиграфика, особенно ее приобретенный вариант, преподносит нам некую скрытую реальность, расшифровки которой, т. е. понимания мотивов, которыми руководствовались авторы, можно достичь только при условии прослеживания индивидуальных приоритетов.

При систематизации пушечной эпиграфики можно исходить из разных принципов: географического происхождения стволов, языковых особенностей, временных периодов, информационного наполнения, национальных признаков и много другого - такой податливый материал как эпиграфика все стерпит. Надписи дробятся и причисляются к бесконечному ряду категорий со своими параметрами, что свидетельствует о гибкости и «неуловимости» огромного комплекса артиллерийских эпиграфий. Предмет рассмотрения данной статьи появился также благодаря очередной попытке разложить эпиграфику исторической артиллерии по новым полочкам, разделив ее на два типа: базовую (первичную) и приобретенную.

Базовый эпиграфический набор замышлялся на этапе проектирования пушки, утверждался заказчиком, иллюстрировал символику и состоял из надписей отлитых или вырезанных после чистовой обработки ствола. Приобретенной считается эпиграфика, нанесенная на ствол в процессе его эксплуатации. Именно элементы приобретенной эпиграфики формируют «биографию» исторической пушки, освещают ее путешествие через столетия от арсенала к арсеналу, от собственника к собственнику, от победы к пленению, от склада вооружений к музею. Обычно она отражается на пушечных стволах с помощью резьбы, чеканки или специальных пластин с надписями. Все разнообразие приобретенной эпиграфики сводится к нескольким информационным блокам: учетная, техническая, при смене собственника (трофей, дарение, покупка), описательная и, наконец, граффити. артиллерийский эпиграфика исторический

Несколько слов о применяемом нами термине «средневековая артиллерия». Можно дискутировать по поводу хронологических рамок Средневековья. Мы склоняемся к варианту так называемого «длинного Средневековья», особенно, принимая во внимание феномен огнестрельной артиллерии, который, зародившись в классическом XIV в., практически без принципиальных морфологических изменений, успешно «дожил» до технологического скачка середины XIX в. Все признаки средневековой артиллерии (дульное заряжание, гладкий канал, использование бронзы, чугуна или железа как материала ствола) ушли в прошлое с началом изготовления стальных казнозарядных орудий с нарезными каналами. Конечно, мы говорим о массовом производстве, поскольку исключения, технологические отклонения, курьезы и частные пожелания были всегда.

К приобретенной эпиграфике учетного характера относится, прежде всего, арсенальный номер, который формально не является технической маркировкой, поскольку не имеет отношения ни к архитектонике, ни к тактико-техническим параметрам орудия. Это всего лишь канцелярская «пометка» арсенала, куда попадала во время своего исторического путешествия пушка, и при определенных условиях арсенальный номер (способ его начертания, формуляр, место нанесения на ствол) может помочь в идентификации орудия. Номер - наиболее «блуждающий» элемент пушечной эпиграфики, и его можно обнаружить в любой части ствола: от дульного среза до шишки винграда. Иногда дополнительно указывалась арсенальная принадлежность ствола, как, к примеру, на бронзовой мортире 1703 г., отлитой Семеном Леонтьевым: «МАР[ТИРА] 5 ПУД[ОВ] НАСТО[ЯЩЕГО]. КИЕВ[СКОГО] ОСАД[НОГО] КОРПУ[СА]» ^[1]. Но чаще всего о трансфере орудия напоминал короткий резной маркер, типа: «ИС КИЕВА», «ИС ДУБНО», «ИС КАЗАНИ», «ИС СМОЛЕНСКА», «ИС ТУЛЫ». Появлению именно этих надписей мы обязаны указам Петра І от 6 и 17 декабря 1702 г., предписывавших в пограничных арсеналах (Киеве, Батурине, Смоленске, Казани и др.) собрать и, вместе с описаниями, отправить в новый Московский арсенал польские, турецкие, шведские и другие орудия, а также иные военные трофеи всех видов. Исполняя царское указание, гетман И. С. Мазепа и смоленский воевода П. С. Салтыков, к примеру, отправили в Москву 49 стволов. Но только в 1725 году, согласно описаниям пушек, в Московском арсенале во время инвентаризации нанесли упомянутые выше маркеры. К примеру, пушка кн. Острожских, отлитая в замке Дубно в 1621 г. Йоганом Эркленсом с надписью «ИС КИЕВА», теперь хранится в коллекции Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге (Дальше - Артиллерийский музей).

Но такие развернутые надписи, как в Московском арсенале, были редкостью. Чаще использовали простую одно-двухбуквенную маркировку. Кажется, для современников она, в большинстве случаев, представляла такую же загадку, как и для нас. Во время инвентаризации цейхгаузов монограммы технического характера обычно не упоминаются, а количество попыток их расшифровки стремится к нулю на территории всей Западной Евразии.

В паре с арсенальным номером обычно вырезали вес и калибр ствола, зашифрованный согласно региональной традиции. Эта техническая информация, прежде всего, свидетельствовала об изменениях диаметра канала ствола, который с активной эксплуатацией орудия постепенно и неравномерно увеличивался из-за деформации и разгара. Со временем на стволах накапливался набор приобретенных криптограмм в чистом виде. Создавался особый вид «тайнописи», содержание которой было понятно ограниченному кругу людей (артиллеристов отдельной страны или географического региона), знакомых только с определенной системой маркировки. Другие варианты фиксации веса и калибра могли загнать неопытных артиллеристов в глухой угол, а для непрофессиональной аудитории техническая тайнопись, при кажущейся очевидности, навсегда оставалась недоступной информацией. Даже понимая, что перед ними описание веса и калибра, пушкарям необходимо было достоверно знать не только чужие, использованные на столе единицы измерения, но и соотношение с известными единицами, чтобы конвертировать их в удобный для себя формат. Потому «работать» с плененными во время боя пушками было сложно и опасно, и артиллеристы обычно полагались на свой опыт, интуицию и всех святых.

И только когда трофейные стволы попадали в новые арсеналы, их в складской тишине опять взвешивали, определяли калибры, иногда испытывали и наносили на ствол уже другую техническую «загадку», известную местным артиллеристам. К примеру, двойную приобретенную техническую маркировку мы встречаем на шведской 4-фунтовой чугунной пушке (диаметр канала 80 мм, длина ствола 1410 мм), выставленной в открытой экспозиции на вадах древнего «детинца» г. Чернигова. На базовом кольце высечена маркировка «.ІІ . V . V .». Над запальным отверстием в донной части неаккуратно проставлена поздняя маркировка в российской системе веса: «19 = ПУ = 14 Ф». Образец позволяет сравнить абсолютные результаты конвертации двух маркировок. Если предположить, что латинские цифры - это шведская маркировка, то вес ствола составит 2 скеппспунда (272 кг), 5 лиспундов (34 кг) и 5 пундов (1,7 кг), всего - 307,7 кг. Согласно российской надписи ствол весит 19 пудов (311 кг) и 14 фунтов (5,7 кг), всего - 317 кг. Разница в 10 кг невелика, потому ею можно пренебречь.

Для военной администрации точные сведения о весе были важны по двум причинам: во-первых, плата за пушечное литье рассчитывалась на основе веса ствола; во-вторых, арсеналы были наполнены орудиями подобных калибров, которые, однако, отличались по длине, толщине стенок и по весу, что усложняло оперирование наличным артиллерийским парком.

В конце концов, почти всякое трофейное орудие «приобретало» новые элементы эпиграфики.

Однако, принципы технической маркировки отражают и некоторые общие цивилизационные аспекты жизни XV-XVIII ст., к примеру, отсутствие любых стандартов для единиц веса и длины. Большинство европейских стран и даже отдельные регионы в пределах одной страны, пользовались собственным «весовым» формуляром и собственным способом его фиксации на пушечных стволах.

В качестве прикладной операционной информации, приведем здесь примеры подсчета веса стволов согласно высеченной маркировки разных европейских регионов.

Российская артиллерия с XV в. маркировалась весом по принципу «В?СУ Ѕ: ПУД[ОВ] Л: ГРИВЕНОК» (6 пудов 30 гривенок) ^[2]. В переводе на десятичную систему мер пуд весил 16,38 кг, гривенка (большая) - 0,409 кг. Вес ствола - 110,55 кг. В XVII в. под влиянием торговых связей с Западом, появляется слово термин «фунт», который постепенно вытеснил гривенку. Однако, на протяжении всего столетия в пушечной маркировке использовались параллельно два термина. Новая форма отображения веса была такой: 29 ПУД 18 ФУ, или еще короче - 9 П 17 Ф. Иногда перед буквенно-числовым рядом ставили сокращения ВЕ, ВУ, В (ВЕСУ, В?СУ). Вес на российских пушках (включаю трофейные) высекался в любой части ствола, чаще всего - в донной части и на тарели. С унификацией российской артиллерийской эпиграфики в начале XIX в., технические маркировки переместились на срезы цапф.

На пушках, отлитых в Англии, Уэльсе и Шотландии вес высекался в формате 40 - 3 - 12 (40 Hundredweight (CWT) - 3 Quarters - 20 Pounds). Hundredweight (CWT) = 112 фунтов, Quarter = 28 фунтов, Pound = 0,454 кг. Общий вес ствола составляет 4576 фунтов, или 2078 кг. В маркировке английских стволов использовался так называемый «длинный» центнер (50,80 кг), в отличие от короткого (45,36 кг). В случае, если маркировка состоит из четырех групп цифр (125 - 4 - 3 - 22), первая группа обозначает арсенальный номер.

Швеция, Норвегия и Дания использовали для обозначения веса римские цифры: XVIII : XIV : V (XVIII Skeppspund : XIV Lispund : V Pund). Skeppspund = 20 Lispund, Lispund = 20 Pund, Pund = 0,340 кг. Общий вес ствола составляет 2545 кг. В случае, если перед первым римским числом находится буква «N», то число обозначало арсенальный номер пушки. Например, маркировку «N : XXXV : XVIII : VII» следует читать как «пушка № 35, весом 18 скеппспундов и 7 лиспундов».

Франция до 1794 г. использовала собственную версию фунта (poid de marc): 1 Livre (ливр, фунт) = 16 унций = 0,4894 кг; 1 Once (унция) = 576 гран = 30,588 г. Вес на стволы наносился в цифровом формате: на пушке 1551 г. - «1201», на мортире 1683 г. - «2840» или в формате буква + число: «Р1250» (612 кг). На базовом кольце бронзовой пушки 1787 г. надпись: «A 1787 № 48 P 7243» ^[3]. После 1794 г. вес маркировался по тому же принципу, но в килограммах: «К1250». Маркировались, в основном, цапфы.

В основе португальской весовой маркировки был положен местный вариант фунта (Arratel) и надпись выглядела так: 8Q 2A 12A (8 Quintal 2 Arroba 14 Arratel). Quintal (58,75 кг) = 4 Arroba, Arroba = 32 Arratel, Arratel = 0,459 кг. Вес ствола составлял 505 кг.

Испанская артиллерия тоже маркировалась с помощью Quintal и Arroba, которые несколько отличались от португальских, и формуляр надписи выглядел иначе: «64 Q 35 L» (64 Quintales 35 Libras) кастильского веса. Quintal (46,13 кг) = 25 Arroba, Arroba = 25 Libra, Libra = 0,460 кг. Вес ствола - 2968 кг. Другим вариантом испанской маркировки может быть «P^o C^o 42 qq^s 49L» ^[4], но способ расчета веса остается стандартным.

Венецианский арсенал маркировал вес пушек только числовым значением, в основе которого заложен венецианский фунт (Libbre - 0,303 кг).

Генуя для фиксации веса стволов своей артиллерии пользовалась средиземноморской единицей Cantaro, которая равнялась 100 Rotoli и меняла значение в зависимости от времени и места исчисления. Генуэзская марка веса выглядит так: CA 9 - R° 53 (Cantara 9 - Rotoli 53). Cantaro = 100 Rotolo (47,6 кг), Rotolo = 1,5 Libbre (0,476 кг), Libbre = 0,317 кг. Вес ствола - 454 кг.

Австрийская монархия и немецкие земли, как принято считать, пользовались нюрнбергским фунтом для маркировки веса пушек. Но эта единица не была универсальной на всей территории империи в разные времена. Формальная запись веса на стволах немецкого происхождения выглядит так: 5 : С. 4 : Pf. (5 : Center (Zentner). 4 : Pfund) ^[5]. Но к расшифровке марки надо подходить осторожно. Дело в том, что нюрнбергский фунт имеет два значения: 0,682 кг и 0,509 кг. На территории Венгрии для инвентаризации крепостной артиллерии использовался венский фунт: 0,5612 кг с XVI в. и 0,560 кг для в. п. XVIII в. Кроме того, существовал еще и венгерский фунт (XVI в.) со значением 0,409 кг ^[6].

Голландцы маркировали вес пушек числом, выраженным в амстердамских фунтах (0,494 кг), обычно с добавлением буквы «А»: «2305А», что соответствовало 1161 кг. Надпись традиционно высекали в верхней части базового кольца, потому, скажем, надписи в диапазоне между 1650А и 1789А иногда ошибочно трактуются как датировка ствола. Кроме того, ближе к ХІХ в. кроме буквы «А» появляются и другие варианты, например буквы «В», «К» или монограмма «LB», которые непросто объяснить ^[7].

Для того, чтобы понять огромную вариативность символики и эпиграфики на голландской артиллерии, нужно понять принцип самого государственного образования этой страны, с ее уникальным сотрудничеством областей и торговлей. Признание необычно высокой степени автономий (во всем) играет ключевую роль в истории голландской артиллерии. Именно этот дух сотрудничества породил такой всемирный феномен, как VOC (Vereenigde Oost-Indische Compagnie - Голландская Ост-Индская Кампания) - акционерную кампанию в современном смысле этого слова. Девиз Голландии в ее золотой век Concordia res parvae crescunt, который символизирует дух сотрудничества, был довольно необычным в период господства абсолютизма. Поэтому на маркировках пушек кампании представлено столько разных городов. Без учета этой городской символики на маркировке пушек невозможно объяснить даже такие, на первый взгляд, простые вещи, как, например, единицы веса и длины в Голландской Республике. Децентрализация административной структуры, ее политическая динамика и экономические основы, а также взаимосвязь между этими факторами внутри Конфедерации сформировали историю голландской артиллерии.

Вес, зафиксированный на стволе, во многих случаях не является неоспоримым доказательством происхождения пушки, но только показателем вероятности. К примеру, десятки пушек английского производства и голландских стволов с символикой VOC известны под шведской весовой маркировкой; индонезийские пушки - с французской технической эпиграфикой; украинская артиллерия с российскими высеченными надписями; турецкие пушки - с английскими весовыми формулярами, и множество других комбинаций. История, очевидно, не признает линейного развития и в основе своей поливариативна. Но не исключаются случаи, когда именно правильно расшифрованная техническая маркировка может поставить точку в идентификации средневековой пушки.

К приобретенной эпиграфике технического характера также следует отнести буквенные обозначения успешно проведенных испытаний на полигоне: что-то подобное современному штампу ОТК. Этот тип знаков (или клейм) наносился независимыми организациями, иногда через довольно длительный промежуток времени с момента литья самого орудия, но «испытательная» традиция была присуща всему мировому артиллерийскому арсеналу.

Так, в 6-летнем контракте 1532 г., составленном между королем Польши Сигизмундом І и литейщиком Георгием Альгером, указывалось, что «…facetas vero pixides et machinas tribus vicibus de more probare debet…» […после литья стволов результат работы следует проверять установленным способом на соответствующих машинах…]. Формальное выражение «установленным способом» свидетельствует об устоявшейся, принятой всеми традиции. Дальше в документе находим интересный нюанс: «Si auitem aliquae pixides in proba constantes non fuerint, eas ipse suis impensis de novo facere debebit» [Если отлитые орудия не будут поддаваться установленным испытаниям, мастер сам, на свои деньги должен провести такое испытание] ^[8].

В Украине также существовали «страховые» механизмы европейского происхождения, которые должны были гарантировать качество монументального бронзового литья. У литейщиков-пушечников обычная гарантия «antiquo more» [по старинному обычаю] состояла в троекратном испытании пушки выстрелами, которые должен был произвести сам мастер. В случае неудачи проводилось расследование инцидента, как это произошло с некачественным орудием львовского мастера Феликса Зелинского (Жулковского-Щенсного), изготовленным в соавторстве с Гансом Мильнером для кн. Андрея Вишневецкого. Во время испытания пушка разорвалась и для установления причины «конфуза» была создана специальная комиссия в составе Мельхиора Герля, Даниэля Кроля и сына Феликса - Станислава Жулковского. Эксперты, вместе с представителем заказчика, пришли к выводу, что ствол треснул из-за низкого содержания олова в бронзовом составе. Городские власти обязали литейщиков-неудачников на протяжении 7 недель перелить княжескую пушку заново собственными средствами ^[9].

В коротком контракте 1567 г., согласно которого львовский литейщик Леонард Герль обязуется отлить орудие по заказу краковского воеводы, последним пунктом записано обязательное испытание изделия в присутствии представителя заказчика: «Laus Dei 1567 anno: Ja Piotr Kinczel wiznawam zem panu Lenartowi puszkarzowi lwowskiemu dal sztuk№, ktora pulczwarta kamienia, od roboti za kamien mam dacz zloti, a ma mij odliacz sztuk№, ktora zawazi pulczwartha czentnara, b№dz mnieji albo wi№czej, a czo szwoie spize przilozi, mam mu dacz od czкtnara fl.22 z robot№, ne thoch zadal fl.16, a ma bycz gotowo na њwi№to Piotra Pawla, a kiedy mij bкdzie oddawal ma trzi krocz pijrweij strzelicz z niego, ijakoz temu ijest obijczai…» [Хвала Господу, 1567 года: Я, Петр Кинчель, признаю, что отдал три с половиной камня материала львовскому пушкарю Леонарду, и должен заплатить за работу 1 злотый от каждого камня. Он же должен отлить пушку весом около трех с половиной центнеров, а если добавит своей бронзы, то (я) должен ему заплатить за центнер 22 флорина с работой. Должна быть готова (пушка) на праздник Петра и Павла. А когда (литейщик) мне будет отдавать (пушку), должен сначала выстрелить из нее три раза, согласно обычаю] ^[10].

Словом, традиционные собственноручные испытательные выстрелы из новой пушки в присутствии представителей заказчика плюс записи в литейном контракте снимали необходимость в специальных маркировках, которые бы подтверждали проведение проверки ствола. Но это действовало в период XV - начала XVII вв., когда превалировали индивидуальные пушечные заказы или небольшие серии идентичных стволов. Мануфактурное, а потом - заводское массовое пушечное производство, которое неизбежно должно было привести к снижению качества изделий, требовало упрощения и формализации как проведения испытания, так и его подтверждения через внедрение специальных маркировок.

Собственно говоря, большинство стволов так или иначе проходили проверку испытательными выстрелами, но визуализация общепринятого знака качества, который вызывал доверие, действовала успокоительно как на собственников, так и на пушкарей, придавая уважение самому изделию. Кроме того, наличие проверочной маркировки влияло на повышение рыночной стоимости орудия.

К примеру, в начале XVII в. английский рынок вооружений наполнился некачественной импортной артиллерией, стволы которой иногда не выдерживали первого выстрела. Устранить проблему решили путем создания в 1631 г. «Gunmakers Company» [Товарищества оружейников] с официальным правом проверять/испытывать оружие. На весомость новой контрольной организации указывает тот факт, что орудия, не прошедшие испытание и не получившие соответственного клейма (корона, увенчанная буквой «А»), запрещались к продаже. С тех пор на всех английских армейских стволах проставляли три маркировки, размещенные в районе запального отверстия: две от «Gunmakers Company» и одна от производителя. Нижняя буква «V» под короной свидетельствовала, что ствол осмотрен («viewed») и принят к испытанию. Средняя марка «GP» [«Gunmakers Proved» или «Gunmaker Proof»] под короной подтверждала испытание ствола стрельбой. Верхняя маркировка производителя обычно состояла из двух символов, зарегистрированных кампанией-испытателем. Форма маркировки «Gunmakers Company» изменялась в 1672 и 1702 гг., превратившись в букву «Р» под короной. В украинских музеях также находится несколько образцов испытанных английских орудий с маркировкой «Р» в донной части ствола: две чугунные 18-фунтовые пушки начала XIX в. возле диорамы «Штурм Измаила» (г. Измаил); бронзове пушки Ф. Кинмана (конец XVIII в.) в Уманском, Корсунь-Шевченковском и Черкасском краеведческих музеях.

Наследуя английскую традицию, с п. п. XVIII в. маркировать проверенные орудия буквой «Р» (или зеркальным ее отражением), начали и россияне. В украинских музеях сохранились маркированные чугунные фальконеты 1730-х гг., предназначенные для бортовой артиллерии запорожской Днепровской флотилии. Две из них находятся в музее Национального заповедника «Хортица», три орудия - в Запорожском краеведческом музее, четыре - в Днепропетровском историческом музее, и по одному стволу - в Никопольском, Переяславском и Очаковском краеведческих музеях. Все стволы отмечены высеченной буквой «Р» ^[11]. В связи с этими орудиями следует упомянуть одну показательную деталь: на пушечных вертлюгах в месте соединения вилки и штыря также проставлена маркировка «Р» ^[12]. Возможно, она свидетельствует об отдельном испытании поворотного механизма пушки (вертлюги), от прочности которого зависела ее функциональность.

Французская артиллерия, изготовленная на королевских заводах, согласно указу 1786 г. маркировалась монограммой «МА» на базовом кольце, которая подтверждала, что орудие прошло через испытательные выстрелы. Дефектные, но все еще пригодные к эксплуатации стволы маркировались буквой «Т» ^[13].

Формально любое официальное (зарегистрированное) клеймо изготовителя могло считаться «знаком качества» и подтверждением того, что ствол прошел проверку на заводском полигоне. Скажем, все пушки, предназначенные на продажу или на распределение в провинции через Амстердам, за исключением необходимых для стандартного вооружения собственных кораблей, согласно амстердамских законов, проверялись испытательными выстрелами. Делалось это как для повышения эксплуатационной безопасности, так и для защиты международной репутации военной промышленности Амстердама, а вместе с тем - для поддержания прибыльности торговли артиллерией. В Артиллерийском музее Санкт-Петербурга хранится мортира 1695 г. голландского мастера Клауди Фреми, отлитая по заказу российского правительства, маркированная амстердамским клеймом в виде стилизованного фонаря. Однако, при этом, маркировка Амстердама часто не отвечала реальному месту отливки орудия (Энхайзен, Хорн, Гаага и др.). Функцию, аналогичную амстердамской марки, выполняло клеймо Варшавского арсенала во в. п. XVIII в. ^[14].

В случае проведения нестандартных испытательных действий, пушечный ствол оснащался целыми «объяснительными записками». Скажем, когда обычную российскую мортиру 1702 г. попытались усовершенствовать согласно требованиям изобретателя Винера, в 1751 г. была сделана надпись: «МАРТИРА 5 ПУД. СД?ЛАНА С? ЛАФЕТОМ? ДЛЯ ПРОБЫ БРОСАНІЯ БОМБЪ ПО ИНВЕНЦІИ ВЫПИСАННАГО ИЗЪ Н?МЕЦКИХЪ КРАЕВЪ АРТИЛЕРИСТА ВІЕНЕРА 1751 ГОДА ФЕВРАЛЯ 22 ДНЯ.» ^[15].

В другом случае чеканенная надпись 1819 года свидетельствовала о испытании стволов в 1808 г.: «ВЪ 1819 ГОДУ ПРИ УЧРЕЖДЕННОМЪ КОММИТЕТ? ДЛЯ СРАВНЕНИЯ СЪ ЧЕТЫРМЯ ВНОВЪ ВЫЛИТЫМИ ПРИ КОММИТЕТ? ОРУДИЯМИ ВЫСТРЕЛЕНО 2000 БОЕВЫХЪ СНАРЯДОВЪ ПО 130 ВЫСТРЕЛОВЪ КАЖДОЙ ДЕНЪ» ^[16].

Общеизвестна пространная надпись о испытании так называемой «секретной» гаубицы П. И. Шувалова: «В 1753-М ГОДУ НОЯБРЯ 10 ДНЯ ТОГО ГОДУ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩИМЪ СЕНАТОМЪ ВОЕННОЮ КОЛЛЕГИЕЮ И ГЕНЕРАЛИТЕТОМ ПРОБОВАНА И УСМОТРЕНА ВО ВСЕМЪ В ОТМЕННОМЪ ЕЮ ДЕЙСТВЕ ПЕРЕД ПРЕЖНИМИ И ПОЛЕЗНЕЙШЕЮ ПРОТИВ НЕПРИЯТЕЛЯ. КАКОВОЙ ДОНЫНЕ ИЗОБРЕТЕНО НЕ БЫЛО» ^[17].

Довольно необычной ситуацией, порождавшей новую эпиграфику, была «реанимация» устаревших списанных орудий. Классическим примером являются чугунные орудийные стволы приморских городов (Одесса, Севастополь, Измаил, Балаклава, Кронштадт и др.), которые закладывались в основу молов и причалов, а также выполняли функцию швартовых тумб. Историографически самым известным является пример Одессы, где устаревшие орудия (скажем, воронежского литья 1739 г.) для использования в качестве кнехтов, были получены по приказу Артиллерийской государственной коллегии в ответ на просьбу герцога де Ришелье 1809 г. Стволы установили только в 1815 г., когда Одесский Строительный Комитет (структура, которая занималась обустройством города и порта) окончательно рассчитался за них с военным ведомством ^[18]. Следующую партию пушек-кнехтов из Севастополя одесский порт принял в 1834 г. в рамках акции по ликвидации последствий сильного шторма, повредившего гидротехнические сооружения. Очевидно, севастопольские пушки были более современными, поскольку во время Крымской войны именно их сняли с причалов, проверили по всем правилам и использовали для формирования новых береговых батарей. После окончания военной кампании орудия снова заняли место в порту в качестве швартовых тумб. В это же время на другом конце Империи, защитники Соловецкого монастыря установили три батареи, куда входили арсенальные пушки "старинного маниру и в употреблении совсем не способные", а также добытые из земли древние стволы, которые использовались для швартовки суден ^[19].

В коллекции украинской исторической артиллерии свидетельство о повторно проведенном испытании сохранилось на 24-фунтовой чугунной пушке XVIII в., установленной у входа в Белгород-Днестровский краеведческий музей. В донной части ствола под стандартной «испытательной» маркировкой «Р», вырезана надпись: «ПРОБ : АВГ : 13 : ДН : 1805 ГО:».

Другим случаем, когда пушка почти автоматически получала новую эпиграфику технического, учетного, информационного или символического характера, было ее попадание в плен. Высеченные и чеканные надписи на трофейных стволах увековечивали героические усилия и были элементом государственной идеологической пропаганды. «Литературным творчеством» над трофеями занимались почти все, кто имел желание, вдохновение, место хранения и, что особо важно в данном случае, - возможности экспонировать «пленные» орудия. Инскрипции на вражеских пушках можно считать протовариантом современных музейных легенд-подписей. В нашем рабочем артиллерийском эпиграфическом каталоге их скопилось немало, но здесь мы остановимся на примере двух молодых наций-«драконов», которые в свое время готовы были бороться со всем миром за свои геополитические интересы.

Швеция времен Карла XII. Амбициозный король, хотя и занимался завоеваниями несколько аматорским способом, не забывал коллекционировать свои победы, и на презентабельных пушечных трофеях всегда приказывал вырезать информационные надписи. Выглядят они «сухими» инскрипциями с установленным формуляром, но позволяют «читателям» проследить год за годом победоносный марш шведской армии на европейских просторах.

На российской пищали «Лев» (1590 г.) в средней части под дельфинами надпись: «MED GUDS HIELP AF K. CARL D. XII TAGIT WID NARWEN D 20 NOVEМB. 1700» [С Божьей помощью королем Карлом XII захвачена под Нарвой 20 ноября 1700]. Пищаль была задействована в осаде Нарвы, во время которой и захвачена. В Россию вернулась в 1720-х гг ^[20]. Подобную надпись получила и плененная в той несчастливой для Петра І битве пищаль «Медведь». Некоторые другие российские орудия большого калибра («Инрог» (1577 г.) и «Царь Ахиллес» (1617 г.) Андрея Чохова), доставшиеся полякам под Смоленском в 1634 г., попали в Стокгольм с шведской армией, и получили соответствующую надпись: «МED GUDS HIELP AF. KON. CARL D. XII TAGID МED STADEN ELBING D. 3 DECEМB. 1703» [С Божьей помощью захвачена королем Карлом XII с городом Эльбингом 3 декабря 1703 года]. В 1723 г. ствол «Инрога», распиленный на три части, был возвращен в Россию стокгольмским купцом Яганом Примом и спаян на артиллерийском дворе Санкт-Петербурга мастером Семеном Леонтьевым ^[21].

Саксонские орудия «Собака» (1618 г.) и «Олень» (1623 г.) после захвата арсенала крепости Ноймюнде, получили надписи: «MED GVDS HIELP AF. K. CARL D. XII TAGIT MEDH FESTNINGEN NEVMVNDE 11 DECEMB. 1701» [С Божьей помощью королем Карлом XII захвачена с крепостью Ноймюнде 11 декабря 1701] ^[22]. Несколько орудий саксонского курфюрста Иоганна Георга III с такой же надписью находятся в Armemuseum (Стокгольм).

На пушке князя Христофора Радзивилла (1638 г.) после захвата его резиденции в Биржах, появилась надпись: «MED GUDS HIELP OCHK. CARL D XII WAPEN TAGIT MED FESTNINGEN BIRSSEN D. 15 SEPT. A. 1704 UNDER GENERAL ADAM LEOUNHUF WUDS ANFORANDE» [С Божьей помощью захвачена королем Карлом XII с крепостью Бирзен 15 сентября 1704, под руководством генерала Адама Левенгаупта] ^[23].

Польская пушка «Святой Матвей» (1640 г.) из краковского арсенала, тоже снабжена шведской трофейной информацией: «MED GUDS HIELP AF KON. CFRL D. XII TAGIT MED STADEN CRACAU D. 2 OCTOB. A. 1702» [С Божьей помощью захвачена королем Карлом XII с городом Краковом 2 октября 1702 года] ^[24].

Оказались в шведском плену и орудия украинского производства. Три из них, отлитые для города Познань львовскими мастерами Ганушем (1524 г.) и Леонардом Герлем (1550 г.), получили надпись: «MED GUDS GIELP AF K. CARL XII TAGIT UTUR HOGPOLEM 31 OCTOB. 1703». Четвертая - мортира львовского литейщика Андрея Франке (1664 г.) была украшена тремя шведскими надписями в картушах, самый большой из которых - в виде лаврового венка с монограммой-вензелем «СR» [CAROLUS REX] и латинским девизом «ЕXPERIENTIA» [Опытность]. Конечно же не обошлось и без стандартной эпиграммы-сообщения о захвате мортиры во Львове в 1704 году. До наших дней стволы не сохранились и об их эпиграфике мы можем судить только благодаря рисункам шведского офицера Филиппа Теллота, сделанным в 1720-х гг., альбом с которыми находится в архиве Armemuseum (Стокгольм).

Традиция информационных надписей с неизменным формуляром на трофейных пушках поддерживалась шведскими королями и в дальнейшем. В Артиллерийском музее Санкт-Петербурга находится бронзовый российский «единорог» (1788 г.) с надписью в донной части: «МED GUDS HIELP AF KONUNG GUSTAF III TAGEN WID BATALLEN ISWENSKSUND D. 9 JULII 1790» [С Божьей помощью королем Густавом ІІІ захвачен в Свенкзундском сражении 9 июля 1790]. Однако, русским удалось вернуть трофей, о чем тотчас было извещено новой эпиграфией. Вместе с переводом шведской надписи, который как бы возвращал русскоязычного «читателя» к предыстории события, была вырезана следующая информация: «ВОЗВРАЩЕНЪ В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I ИЗ ЗАВОЕВАННОЙ ШВЕАБОРГСКОЙ КРЕПОСТИ 21 АПРЕЛЯ 1808 ГОДА» ^[25], которая должна была поставить точку в военном и идеологическом противостоянии монархий. Подобные литературные соревнования на поверхности пушечных стволов напоминают детскую игру: кто скажет последнее слово, тот и победил.

Особенно увлекались этой игрой самовластные правители. Скажем, приблизительно в это же время на индийском субконтиненте пышно расцветала традиция сочинения победоносной эпиграфики на орудиях. Но, в отличие от своего шведского коллеги, султан Аурангзеб был человеком поэтической натуры и не позволял загонять свое мировосприятие в сухие формуляры. После покорения Аурангзебом крепости Биджапура (1686 г.) на огромной пушке «Малик-и-майдан» [Повелитель битвы] была вырезана дополнительная инскрипция: «ШАХ АЛАМГИР КОРОЛЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ И ЗАЩИТНИК ВЕРЫ. ВЕРШИЛ ПРАВОСУДИЕ И ВЛАДЕЛ КОРОЛЕВСТВАМИ, ЗАВОЕВАЛ БИДЖАПУР И, ПОЛУЧИВ ПОБЕДУ, УСЛЫШАЛ ОТ СУДЬБЫ: «ОН СТАЛ ПОВЕЛИТИЛЕМ РАВНИН» ^[26].

В западном полушарии также не отказывали себе в удовольствии резьбы победных реляций на трофейных пушечных стволах. Военная история Соединенных Штатов конца XVIII - XIX вв. предлагает нам несколько интересных образцов трофейной эпиграфики, один из которых принадлежит стволу пушки «THE HANCOCK» [Освященный для свободы]. Легенда, сопровождающая это историческое орудие, такова ^[27]. В сентябре 1774 г. бостонские патриоты украли четыре пушки прямо из-под носа британской портовой охраны. Стволы спрятали в одном из тайников, предназначенных для накопления оружия для колониальной армии. Позже трофейные пушки использовались в революционной войне, хотя две из них были захвачены англичанами. Однако две другие («The Hancock» и «The Adams») вернулись после победы в Бостон ^[28]. Учитывая героизм бостонцев и оригинальную мифологию события, Конгресс постановил сделать на стволах памятную надпись: «THIS IS ONE OF FOUR CANNON, WHICH CONSTITUTED THE WHOLE TRAIN OF FIELD ARTILLERY, POSSESSED BY THE BRITISH COLONIES OF NORTH AМERICA, AT THE COММENCEМENT OF THE WAR, ON THE 19^TH OF APRIL, 1775. THIS CANNON AND ITS FELLOW BELONGING TO A NUМBER OF CITISENS OF BOSTON, WERE USED IN МANY ENGAGEМENTS DURING THE WAR. THE OTHER TWO, THE PROPERTY OF THE GOWERNМENT OF МASSACHUSETTS WERE TAKEN BY THE ENEМY. BY ORDER OF THE UNITED STATES IN CONGRESS ASSEМBLED. МAY 19^TH1788» [Это одна из четырех пушек, которые представляли весь парк полевой артиллерии Британских Колоний Северной Америки в начале войны, 19 апреля 1775. Это орудие вместе с подобными, принадлежащими гражданам Бостона, использовались во многих столкновениях во время войны. Две другие (пушки), которые находились в собственности Правительства Массачусетса, были захвачены врагами. Согласно велению Соединенных Штатов в собрании Конгресса. 19 мая 1788]. Собственно, приведенный выше резной текст на стволе остается единственным документальным свидетельством этого интересного исторического эпизода.

В музее Флота США (Вашингтон) экспонируются и другие образцы трофейных орудий с соответствующей эпиграфикой. К примеру, испанская пушка 1776 г. «EL TOSICO» [Отравленный], была захвачена во время Мексиканской войны (1846-1848), позже - утрачена и снова возвращена на базу ВМФ в Норфолке уже во время Гражданской войны. Судьба трофея высечена в казенной части ствола.

Другой экспонат в Leuteze Park - бронзовая австрийская гаубица 1852 г., снаряженная классической трофейной эпиграфикой: «AUSTRIAN RIFLE HOWITZER CAPTURED ON BORD THE STEAМER COLUМBIA AUG. 3. 1862» [Австрийская нарезная гаубица захвачена на борту парохода Колумбия 3 августа 1862]. Это событие иллюстрирует рапорт командора Д. Б. Ридли, командующего офицера парохода Соединенных Штатов «Сантьяго де Куба» от 6 августа 1862 г. Офицер пишет о захвате после шестичасовой погони парохода «Колумбия» с британской командой, на котором перевозилась военная контрабанда: винтовки, порох, пушки, листовой металл. Пароход, очевидно, намеревался прорвать блокаду, и доставить оружие для канонерки конфедератов, которая в это время строилась ^[29].

Трофейная эпиграфика может быть как единственным свидетельством исторического события (в редких случаях), так и маркировать определенные моменты биографии военных частей или военачальников (что случается довольно часто). К примеру, такой иллюстрацией к насыщенной и авантюрной жизни польского бригадного генерала М. Сокольницкого служит надпись на прусской пушке XVIII в.: «ZDOBYTE POD NEVFAHRWASSER DNIA 26 МARCA 1809 PRZEZ RYCERZY POLSKICH POD KOМENDҐ GENERAЈA BRYGADY SOKOLNICKIEGO» [Захвачена под Нойфарвассером 26 марта 1809 польскими рыцарями под командованием бригадного генерала Сокольницкого] ^[30]. Пушка с аналогичной по тематике приобретенной надписью времен русско-прусско-французской войны (1806-1807) экспонируется в Историческом музее Вены: «LEGION 3-ci POLSKI POD KOMENDҐ GEN. BRYGADY DҐBROWSKIEGO ZDOBYЈ TК ARMATК NA PRUSAKACH POD TОRUNIEM DNIA 22 LUTEGO 1807 ROKU» [Третий Польский Легион под командованием бригадного генерала Домбровского захватил эту пушку у пруссаков под Торунем 22 февраля 1807 года].

Смена собственника орудия, которая в большинстве случаев приводила к появлению новой эпиграфики, могла происходить не только трофейным способом, но и путем смены дислокации в границах одного государства (между крепостями), после перевода в другой арсенал, в результате дарения или купли/продажи. Так, в России XVII в., когда устаревшие железные кованые пищали массово переводились на вооружение монастырей, на них высекали аббревиатуры (традиционные клейма) новых владельцев: «СЕУ» (Спасо-Ефимьевский монастырь, г. Суздаль), «СЛО» (Соловецкий монастырь) ^[31]. В случае закупок российским правительством партий пушек за границей (Германия, Голландия), импортные стволы после прибытия в арсеналы, обычно получали местную эпиграфику. На сохранившемся образце такой 15-фунтовой «голанки» под фигурой всадника (Георгий Победоносец) находится элегантная кирилличная надпись со справкой о технических параметрах ствола: «ПИЩАЛ ЯДРО ЄІ ГРИВЕНОК В?СУ ПЗ ПУД КЄ ГРИВЕНОК» [Пищаль ядро 15 гривенок, вес 87 пудов 25 гривенок] ^[32].

Примером данного типа приобретенной эпиграфики из украинского исторического ареала может быть 1-фунтовый ствол, отлитый львовским мастером Ганушем (1524 г.) по заказу администрации короля Сигизмунда І: ствол украшен гербом «Орел» с буквой «S» [Sigismundus] на груди. Однако, в 1550-х гг., когда орудие перешло в собственность каменецкого старосты Мацея Влодка, ниже королевского герба был высечен собственный герб шляхтича «Полкозич» с монограммой «M. W. G.» [Macej Wіodek General] ^[33].

В морской артиллерии орудия получали новые эпиграфические элементы в случае перевода на вооружение других судов, которые выполняли роль временных плавучих арсеналов. Множество примеров тому среди голландской корабельной артиллерии XVIII в., образцы которой разбросаны среди музеев всего мира.

Особенно распространенным явлением была смена дислокации пушек с эпиграфическим дополнением в морских колониальных империях, таких как Англия или Голландия. К примеру, на некоторых пушках голландской торговой кампании VOC встречаются высеченные монограммы типа «B.V.A», что, предположительно, может означать «BATAVIA» - новое место службы орудий.

Популярными были и подарочные варианты приобретенной эпиграфики. Оформление дарственных надписей имело не только информационный и технический смысл, но и приобретало идеологическую окраску, указывало на союзнические отношения между странами и определяло степень уважения к правителю. Особенной художественностью и изысканностью отличалась дарственная каллиграфическая резьба на образцах восточной артиллерии. В донной части 8-фунтовой пушки, отлитой мастером Т. Энбюри в форте Вильямс (Калькутта) (1806 г.) имеется надпись на арабском языке: «ЭТО - ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ДРУЖБЫ И СОЮЗА МЕЖДУ ДВУМЯ ГОСУДАРСТВАМИ, РУМИЙСКИМ И АНГЛИЙСКИМ, С АБСОЛЮТНОЙ ИСКРЕННОСТЬЮ, ОТ БЛАГОРОДНЕЙШЕГО ИЗ БЛАГОРОДНЫХ МАРКИЗА УЭЛЛЕСЛИ БАГАДУРА, АЛИ-ПАШЕ ВАЛИ БАГДАДСКОМУ» ^[34].

Среди образцов европейской дарственной эпиграфики вспомним подаренные шведским королем Густавом-Адольфом императору Александру І орудийные стволы 1777-1780-х гг. Чтобы в будущем избежать разночтений относительно причины появления шведских орудий в российских арсеналах или музейных коллекциях, на подарочных стволах вырезали «пояснительную» надпись: «НЕ ТРОФЕИ, А ЗНАКЪ ДРУЖБЫ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ ОТЪ КОРОЛЯ ГУСТАВА-АДОЛЬФА ВЪ ВОЙНУ 1807 Л?ТА» ^[35]. Теперь подарок хранится в Артиллерийском музее Санкт-Петербурга).

В той же музейной коллекции находится 6-фунтовая пушка с гербом А. Д. Меншикова (1709 г.) и гравированной через 124 года эпиграфией: «ГОСУДАРЕМЪ ИМПЕРАТОРОМЪ НИКОЛАЕМ ПАВЛОВИЧЕМ ПУШКА ПРИНАДЛЕЖАВШАЯ КНЯЗЮ АЛЕКСАНДРУ ДАНИЛОВИЧУ МЕНШИКОВУ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ ВОЗВРАЩЕНА КНЯЗЮ АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ МЕНШИКОВУ В БЫТНОСТЬ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА НА ИМПЕРАТОРСКИХ АДМИРАЛТЕЙСКИХ ЗАВОДАХ В СЕЛЕ КАСЛИНЕ АПРЕЛЯ В 26 ДЕНЬ 1835 ГОДА» ^[36].

Среди способов создания пушечной эпиграфики в момент смены собственника встречается также нечто похожее на палимпсест. Мы осознаем несколько не корректное использование этого термина относительно металлической поверхности пушечного ствола, однако, если абстрагироваться от материала, то способ и место нанесения нового текста формально будет отвечать именно понятию палимпсеста. Надпись не была вечной декорацией и, при необходимости, ее срезали, зашлифовывали или счищали, а на подготовленной поверхности процарапывали, чеканили или высекали новые эпиграфии. В любом случае, следы палимпсеста являются маркером смены статуса или собственника орудия.

Примером такого палимпсеста из «украинского арсенала» является бронзовый фальконет, отлитый львовским мастером Каспаром Франке между 1630 и 1636 гг. (дата повреждена ударом ядра). В донной части ствола находится пустая разграфленная основа для пятистрочной надписи, под которой отлит барокковый картуш также без надписи и изображения. По предположению исследовательницы коллекции вооружений музея С. Стефанськой, надпись была удалена позже, о чем свидетельствуют остатки бороздок от букв: «S…M…-…M-…GEN…» ^[37]. Не исключено, что надписи вообще не было, хотя литейщик уже ее распланировал. Эту версию подтверждает пустой гербовый картуш без признаков резьбы. Возможно, К. Франке просто не успел вырезать надписи и герб, или же заказ был аннулирован и литейщику пришлось удалять уже готовую эпиграфию.

Специальное уничтожение части надписи на стволе з целью изменения смысла и символики, также относится к созданию новой эпиграфики. В таком случае пустота среди тщательно распланированного текста «говорила» более красноречиво, чем любые слова. К примеру, традиционный в королевской Франции девиз «ULTIMA RATIO REGUM» [Последний довод королей], в республиканской Франции был признан неуместным, и литейщики должны были убрать последнее «неактуальное» слово, иногда, вместе с королевской символикой (лилиями, гербом). Однако, пустая бронзовая лента из-под надписи, которая оставалась на стволе, все-таки напоминала о монархическом прошлом орудия. Образцы такой урезанной эпиграфики мы встречаем, к примеру, на французских пушках «L'INCORRUPTIBLE» и «LE BRIESEМURS» ^[38]. Но даже на этом эпиграфические метаморфозы древнего девиза не закончились и нам известен образец французской пушки, на котором вместо уничтоженного «REGUM» было выцарапано «LIBERTATIS», тем самым создавая новый смысл: «ULTIМA RATIO LIBERTATIS» [Последний довод за освобождение]. Поскольку такой вариант девиза является очень редким, очевидно, он не был масштабной санкционированной властями или военным командованием акцией. В таком случае оригинальная приписка была приватной офицерской инициативой, и надпись следует отнести к категории граффити, о чем будет сказано ниже.

Оригинальное техническое решение для облегчения нанесения (или замены?) эпиграфики на железный сварной ствол применили португальские литейщики из колониального Гоа. На индийскую пушку, захваченную португальцами в Бидаре (XVI в.), в районе цапф был нанесен слой мягкого свинца, на котором вместе с символикой изобразили надписи «IНS» и «МARIA». Интересно, что среди португальской символики присутствует изображение слона, что само по себе необычно. Очевидно, таким способом отобразили происхождение орудия из арсенала Бидара ^[39].

Достаточно распространенным способом обновления эпиграфики на пушке было привинчивание или приваривание пластины с готовым текстом, что исключало тяжелую и кропотливую работу резьбы инскрипций на неподатливой артиллерийской бронзе. Иногда такими пластинами прикрывали старый, неактуальный текст. Известно немного орудий с уцелевшими эпиграфическими пластинами, однако сохранилось достаточно стволов со следами креплений, что говорит о массовом характере явления. К примеру, на железной кованной пушке из Муршидабада (Индия) под именем «ДЖАХАНКОША» [Завоеватель мира], прикреплено девять бронзовых пластин с текстами. Эпиграфии сообщают название пушки, время изготовления (1047 г. хиджры, месяц джамаддинсани (октябрь 1637 г.), в период правления императора Шаха Джахана), место изготовления (Джагангирнагар (Дакка), авторство (изготовлена главой механиков Джанарданом под наблюдением Дарога Шер Махаммада и инспектора Харабуллава Даса). На другой индийской пушке «ФАТХ ЛАШКАР» [Триумф армии] имеется восемь пластин с подобной информацией ^[40].

Часть приобрененной эпиграфики носила иллюстративный характер и предназначалась для описания и фиксации определенного события. Чаще всего иллюстративные надписи формировались отношением двух субъектов: собственно, орудием, и персоной, так или иначе касавшейся судьбы орудия в данный момент. Персоны, обычно, были самого высокого ранга.