Российско-латвийские отношения первого периода независимости Латвии в контексте восточной политики Германии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Томский государственный университет

Российско-латвийские отношения первого периода независимости Латвии в контексте восточной политики Германии

Белковец Лариса Прокопьевна

доктор исторических наук профессор

Шумская Ксения Викторовна

кандидат исторических наук доцент

Аннотация

В статье исследована политика РСФСР (СССР) в отношении латвийского государства. Изучены регулировавшие процесс признания независимости Латвии договоры, предпосылки и обстоятельства латвийско-российских отношений, главными из которых являлось российско-германское противостояние. Латвия, почти 200 лет находившаяся в составе Российской империи, впервые получила статус независимого государства из рук РСФСР в результате договора 1920 г., более отвечавшего интересам лимитрофного государства, нежели обременённой проблемами бывшей метрополии. Однако уже тогда «демократическая» Латвия проявляла амбиции, свойственные «национальному шовинизму» молодого окраинного государства. Приход к власти в Германии национал-социалистов обострил прежнее противостояние в Прибалтике двух великих держав. В преддверии грядущей новой мировой войны Латвия потеряла обретённую в 1920-е гг. независимость. Но возврат её в состав СССР, правопреемника Российской империи, восстановившего прежнее статус-кво, отвечал не только геополитическим интересам Советского Союза, но и, в конечном счёте, интересам латвийского народа и государства.

Ключевые слова: Латвия, Россия, Германия, советы, власть, предпосылки, договоры, признание, независимость, отношения

Abstract

латвия советский германия отношения

The article investigates the policy of the Russian Soviet Federal Socialist Republic (RSFSR) in the relation of Latvian state in the first half of the 1920th. Contracts which regulated the process of recognition process of independence of Latvia, background and conditions of the Latvian-Russian relations, the main thing from which was Russian-German opposition, were studied. Conclusions about the policy answering to the general principles of international law, to geopolitical interests of the Russian state and to the interests of the Latvian people and state on the threshold of the future new world war have been made.Keywords: Latvia, Russia, Germany, Soviet power, background, agreement, conditions, recognition, independence, relation.

Keywords: Latvia, Russia, Germany, unions, power, prerequisites, agreements, declaration, independence, relations

Основная часть

Политический кризис, мировая война, революционные потрясения начала двадцатого столетия на пространстве Российской империи сформировали центробежные тенденции и сепаратистские настроения в её национальных окраинах. Брест-Литовский мирный договор 1918 г., который вывел Россию из войны, стал и точкой отсчёта в образовании ряда самостоятельных государств на её территории. Одним из таких государств стала Латвийская Республика.

Главным событием на пути обретения независимости Латвийской Республикой является Мирный договор от 11 августа 1920 г. с Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой. Исходя из провозглашённого ею «права всех народов на свободное самоопределение вплоть до полного отделения от государства, в состав которого они входят», РСФСР безоговорочно признала «независимость, самостоятельность и суверенность Латвийского Государства» и «добровольно и на вечные времена отказалась от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к латвийскому народу»^[1].

Дальнейший ход событий, в частности, потеря Латвией независимости в результате вхождения её в состав Советского Союза в 1940 г., свидетельствуют о том, что в таких делах не бывает ничего «вечного». Это обстоятельство вновь и вновь ставит перед исследователями задачу более внимательного рассмотрения событий, связанных с образованием и ликвидацией латвийской независимости. Важность этой задачи подтверждает господство политизированных оценок, как правило, осуждающих Россию и её правопреемника - СССР, особенно за действия 1940 года, квалифицирующиеся в постсоветской Латвии как оккупация и аннексия враждебного по отношению к Латвийской республике и агрессивного Российского государства. Так были оценены события конца 1930-х - 1940 г. официальными властями Латвии в декларациях: «О восстановлении независимости Латвийской Республики», принятой Верховным Советом Латвийской ССР 4 мая 1990 г., и «Об оккупации Латвии», принятой Сеймом Латвийской Республики 22 августа 1996 г.

Тогда же в Латвии стали говорить о русских не как о традиционном этническом меньшинстве, веками проживавшем на её территории, а как об оккупантах и гастарбайтерах.

Однако в последнее время все чаще раздаются трезвые голоса, требующие принимать во внимание особую «деликатность» проблемы ^{[2, с. 7]}, призывающие историков и политологов исходить в оценке латвийско-российских отношений из всего комплекса проблем, встававших в то время перед европейскими политиками. Необходимо учитывать все аспекты международных отношений, на развитие которых влиял самый главный европейский, да и мировой фактор - нацистская Германия, стремившаяся к мировому господству [3. C. 192]. Немаловажное значение приобретает также объективная правовая оценка договоров, заключённых Советской Россией с прибалтийскими странами.

Необходимо иметь в виду, что вся недолгая история Латвийского государства первого периода независимости, процесс становления и ликвидации суверенитета Латвийской республики напрямую были связаны с развитием российско-германских отношений. Прибалтика стала в первой половине ХХ в. тем регионом, где столкнулись интересы двух европейских держав, Российской империи, РСФСР, СССР и Германского рейха, стран, внутреннее развитие которых уверенно эволюционировало в сторону формирования авторитарных диктаторских режимов. С учётом этого обстоятельства и возможно приближающееся к истине рассмотрение не только предыстории, но и всей двадцатилетней истории Латвии в период между двумя мировыми войнами.

Ко времени, когда на повестку дня был поставлен вопрос о независимости, Латвия, а вернее сказать, земли, населённые латышами, уже два столетия находились в составе Российского государства. Весьма показателен и сам процесс вхождения этих земель в состав России. Он начался в ходе Северной войны со Швецией, когда в 1709 г. русские войска под командованием фельдмаршала Б. Шереметьева заняли Ригу. 30 сентября 1710 г. по «Жалованной грамоте» Петра Первого дворяне и бюргеры Лифляндского княжества были объявлены подданными России. Русский царь возвратил лифляндскому дворянству, немецкому, в своей основе, которое доминировало в Лифляндии со времён Ливонского и Тевтонского орденов, все земли, отнятые у них в период шведско-польского владычества, превратив их в главных собственников земли. За ними были сохранены и все другие права и привилегии, которыми они обладали ранее. Другим актом - «Жалованной грамотой городу Риге» были подтверждены сословные права граждан Риги (статусы, чины, вольности, древние обычаи, преимущества, а также «владения наследственными местностями на том же основании, как оные издревле от разных государей содержаны были»).

Юридические права России на Лифляндию были закреплены Ништадтским мирным договором 30 августа 1721 г. ^[5]Россия, выплатив Швеции значительную контрибуцию, получила северную часть Латвии (Видземе) с городом Ригой, на территории которой была создана Лифляндская губерния. Договор окончательно закрепил в Прибалтике существовавшее господство немецкой культуры и сохранил в качестве официального немецкий язык. Ст. 10 договора гласила: «Его царское величество обещает, что все жители Лифляндские, шляхетные и нешляхетные, и в провинции обретающиеся города, магистраты, цехи, и цунфты при них, под свейским правлением имевшие привилегии, постоянно и непоколебимо защищены будут.

Таким образом, российское правительство в абсолютной неприкосновенности оставило сложившуюся здесь систему права: уголовного, гражданского, административного, особое сословное законодательство, судоустройство и судопроизводство.

Второй этап собирания латышских земель в составе Российской империи связан с разделами Польши, после которых Речь Посполитая перестала существовать на политической карте мира. В 1772 г. в результате первого раздела к Российской Империи отошла Польская Инфлянтия - Латгале, которая была оформлена как Двинская провинция в составе Псковской губернии. В 1777 г. она была разделена на три уезда - Двинский (Даугавпилсский), Режицкий (Резекненский) и Люцинский (Лудзенский).

В 1795 г. состоялся третий раздел Польши. Но ещё до этого события курляндское дворянство, опасавшееся революционных волнений, обратилось к российской императрице Екатерине II с просьбой взять их под свою опеку. Переговоры в Петербурге между делегацией курляндского рыцарства и русской императрицей закончились отречением герцога от престола ^[6]. Он получил вознаграждение в сумме стоимости своих имений, ежегодную пенсию и обеспечение вдовьей доли для своей жены. Дворяне признали себя подданными российского престола. Курляндское герцогство было преобразовано в Курляндскую губернию Прибалтийского (Остзейского) края.

Присоединением Курляндского герцогства и Пильтенского округа завершился процесс собирания в составе Российской империи земель, заселённых латышским народом. Юридически переход был оформлен 15 апреля 1795 г. «Указом о присоединении на вечные времена к Российской империи княжеств Курляндского и Семигальского, а также округа Пильтенского». Жители края получили не только гарантии соблюдения российскими властями прежних их прав, но и приобретения «прав, вольностей, выгод и преимуществ», которыми обладали российские подданные.

Можно согласиться с утверждением известного латвийского общественного деятеля Г. Меркеля, который положительно оценивал присоединение Прибалтики к России. (Меркель Гарлиб - прибалтийский немец, священник г. Катлакалн. Автор книги «Латыши, особенно в Видземе, на исходе философского века» о национальном пробуждении латышского народа). Включение Лифляндии, Курляндии и Латгалии в состав России, считал он, объединив под скипетром одного государства территории, населённые латышами, обеспечило не только воссоединение латышского народа, но и его продолжительное мирное развитие. «Под властью России Лифляндия почти девяносто лет жила в мире; это дало время латышу проснуться от духовной летаргии» ^{[8, c. 126]}. Присоединение территории, населённой преимущественно одним этносом, создавало предпосылки и предопределило формирование в будущем национальной государственности латвийского народа.

Но осуществление стратегических планов Петра I и последующих российских императоров, их стремление прочно закрепить позиции России на Балтике, вызывали необходимость заручиться поддержкой новой власти со стороны привилегированного остзейского дворянства. Поэтому не имела никаких последствий попытка поднять на заседании Уложенной комиссии в 1766 г. так называемый «остзейский вопрос». Именной указ императрицы Екатерины II от 3 июля 1783 г. о распространении на Остзейский край Учреждения о губерниях 1775 г., предполагавший создание в Лифляндии общероссийской административной и судебной систем, привёл лишь к уравнению в правах местного и российского дворянства. В создававшемся губернском правлении предполагалось наличие двух «экспедиций» - русской и немецкой, а судопроизводство могло осуществляться как на русском, так и на немецком языке. Однако и аборигенное латышское население не остались без призрения новой власти. Распространённое на Ригу общее для Российской империи Городовое положение 1785 г. предоставило гражданские права, в том числе право избирать и быть избранным в органы городского самоуправления, всем её жителям, независимо от национальности (деление на граждан, к которым причислялись только немцы, и неграждан, латышей и русских, было отменено).

Тем не менее, Лифляндия и Курляндия продолжали находиться на «особом положении». Они ещё довольно долго не рассматривались для проживавших здесь русских людей как отечество, о чём свидетельствуют многочисленные правительственные манифесты, призывавшие их «вернуться в пределы отечества» ^{[5, т. XV. № 11007, 11456; т. XVI. № 11618, 11720, 11815; т. ХХ. № 14870, 17870; т. XXVI. № 19786; т. ХХХII. № 25677]}.

Русское население, несмотря на общую государственную политику, начав освоение территории Прибалтики в эпоху Раннего Средневековья (поселения русских купцов зафиксированы в летописях и ливонских хрониках уже в XII - XIII веках, а 1212 год считается годом основания в Риге «Русской деревни» ^{[9, с. 18]}), успешно продолжало наращивать своё присутствие в землях латышей. Играли свою роль не только притягательная сила географически близких к русскому государству земель, заселённых балтийскими племенами, но и наличие здесь торговых путей в Центральную Европу, выхода к Балтийскому морю. Сказывалась традиционная веротерпимость местного населения, радушно принимавшего беженцев из русских земель, в том числе представителей разного рода сект, преследовавшихся официальной церковью ^{[10, C. 22]}. Среди таковых видное место занимали старообрядческие общины, сформированные в Риге и её предместьях выходцами из Пскова, Новгорода, Москвы ^{[11, c. 66]}.

С изменением политического статуса прибалтийских земель после присоединения к России в эти земли был открыт путь русским купцам и ремесленникам, им было разрешено селиться в Риге и других городах Лифляндии. Ликвидация в середине XVIII в. таможенных границ, отделявших прибалтийские губернии от остальной Российской империи, усилила приток русских поселенцев. Русское население Лифляндии пополнялось также за счёт беглых крепостных крестьян из внутренних губерний России. Серьёзным стимулом для них являлось отсутствие в прибалтийских губерниях до вступления на престол в 1796 г. Павла I рекрутской повинности ^{[12, c. 6]}.

Распространение на Ригу Городового положения 1785 г. не только усилило приток в Прибалтику русского населения, но превратило колонизацию края в важный фактор его экономического и социального развития. Отмена крепостного права в России в 1861 г. обеспечила свободу передвижения всем слоям населения, в том числе и податным сословиям. В Лифляндии рядом с крупными домовладельцами, предпринимателями, фабрикантами, купцами, появляется русская интеллигенция: врачи, учителя ^{[10, c. 33]}.

Вхождение русского народа в полосу демографического взрыва во второй половине XIX в. превратило естественный прирост русской этнической группы в основной источник пополнения русского населения Лифляндии и Курляндии.

В царствование Александра I была внесена робкая «поправка» в правовое положение остзейских привилегированных сословий, которой подчёркивалось, что местные права и привилегии не должны противоречить общероссийским законам. Фактически же ничего не изменилось и в 1845 г., когда «особый порядок» и «особый» статус Риги были юридически узаконены «Сводом местных узаконений губерний Остзейских» ^[13].

Не привела к ограничению прав местных помещиков на землепользование и проведённая на территории Курляндии и Лифляндии в 1818 - 1819 гг. отмена крепостного права, поскольку крестьяне освобождались только лично, без права претендовать на землю.

Как отмечал известный русский правовед Б. Э. Нольде, «Россия позволила балтийским сословиям и обществам перевести с собою, через государственную границу, весь юридический свой багаж, не подвергая его таможенному осмотру, и отложила обстоятельный перебор его до другого времени» ^{[14, c. 358]}.

Такой «перебор» прежнего юридического багажа латвийского общества начался во второй половине XIX в., но и он не привёл к посягательству на его традиционные воззрения и обычаи.

Начало политике интеграции Прибалтийского края с особым «остзейским порядком» в общероссийское пространство было положено в царствование Александра II. Были предприняты попытки закрепления статуса русского языка в качестве государственного в ходе перевода на него делопроизводства губернского правления и всех присутственных мест. В правительственных кругах и на страницах российской периодической печати («Голос», «Москва», «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости», «Биржевые ведомости») стал активно обсуждаться вопрос об ограничении привилегий прибалтийского дворянства, улучшения положения крестьян. Требовалось также унифицировать судебную и школьную системы с теми, которые были приняты во внутренних губерниях России. Это вызвало жёсткое противостояние остзейского дворянства. Так, проф. Дерптского университета К. Ширрен в своём «Лифляндском ответе» славянофилу Ю. Самарину подчёркивал, что «остзейцы ничего общего с русским народом не имеют, кроме принадлежности к одному государству» ^{[15, S. 95]}.

Новая школьная политика в Прибалтике была продолжена Александром Ш. В 1880 - 1890-е гг. в образовательных государственных и частных учебных заведениях края стал вводиться русский язык, изучение которого становилось обязательным для каждого гражданина, живущего в России. Эта политика была вполне естественной, поскольку диктовалась самой жизнью, и достаточно продуманной, ибо введение русского языка в Остзейском крае, как, кстати говоря, и в районах проживания других «национальных меньшинств», осуществлялось не в одночасье и не одним росчерком пера. Здесь обязательное преподавание предметов в школах на русском языке внедрялось постепенно, в течение шести лет (с 1887 по 1893 гг.). Такую «мягкую» политику положительно оценивали современники, которые подчёркивали «заботливость» правительства в отношении постепенного «обрусения» окраин и интеграции их в общероссийское пространство ^{[16, c. 10]}. Сказывалось традиционно терпимое отношение к национально-культурным, религиозным, правовым особенностям населения нерусских областей. И хотя особый статус западных национальных районов был проявлением некоторой децентрализации унитарного государства, но он являлся и своеобразным способом решения национального вопроса в многонациональной империи. Регулирование общественных отношений в отдельных регионах осуществлялось посредством специальных законодательных актов.

К концу XIX в. русские стали второй по численности национальностью в Остзейском крае после латышей (8 % населения). Наибольшее число русских - 77 тыс. (15 % от всего русского населения) приходилось на Латгалию, 68 тыс. (5 %) - на Видземе ^{[17, S. 93]}. Проведённая в 1913 г. в Риге отдельная перепись населения выявила 88,7 тыс. жителей русской национальности (19 % от всех жителей Риги). Значительная часть русских входила в состав администрации населённых пунктов и служила в полиции. В вооружённых силах их доля доходила до 70-80 процентов, 10 % составляли работники образования, науки, искусства, здравоохранения ^{[18, c. 7]}. К 1918 г. численность русского населения достигла 10 % (на 70 % латышей, 7 % немцев, 6 % евреев).

С таким населением находившаяся в составе Российской империи Латвия встретила начало ХХ столетия, Первую мировую войну, русскую революцию и обретение независимости. Независимость впервые в истории латвийского народа была получена из рук РСФСР в условиях военного времени и в результате унизительных для России договоров с её главным противником в этой войне - Германской империей. В Прибалтике, ставшей ареной военных действий, столкнулись их интересы. Часть территории Латвии (Курземе) была оккупирована немецкими войсками уже в 1915 г. На другой её части (Видземе и Латгалия) располагались русские войска Северного фронта. В августе 1917 г. войска генерала Корнилова после поражения в боях с германской армией оставили Ригу. Линия фронта переместилась на восток, и немецкие войска заняли Земгале и Ригу. Между тем, на не оккупированных немцами территориях, в северо-восточной части Лифляндии, латышские революционеры при помощи большевистских военных организаций в ноябре 1917 г. провозгласили советскую власть. В декабре 1917 г. правительство Советской России решило вопрос о включении в состав Советской Латвии четырёх уездов Витебской губернии (Латгалии), населённых латышами-католиками. Первое советское правительство Латвии (Исколат), располагавшееся в городе Валка, в свою очередь, издало декрет о национальном и государственном самоопределении Латвии.

Ослабление России разбудило аппетиты Германии в отношении Прибалтики и создало возможность для притязаний на включение её в состав Рейха. Германская военная администрация добилась от местных ландтагов оккупированных областей принятия решений об отделении Латвии от России и вхождении их в Рейх. На Брестских переговорах германское командование потребовало от советской делегации оставления за Германией 150 тыс. кв. км в Прибалтике (всю Курляндию, часть Лифляндии, г. Ригу и Рижский залив с островами). Отказ советского правительства удовлетворить эти требования послужил предлогом к срыву переговоров и к наступлению германской армии по всему фронту в Прибалтике. В течение 5 дней (18-22 февраля) вся Латвия была оккупирована немцами, и германские войска вышли на подступы к Пскову ^{[19, c. 112-113]}.

3 марта 1918 г. мирный договор между РСФСР, с одной стороны, и Германией, Австрией, Болгарией и Турцией, с другой, был подписан в Брест-Литовске. Его не зря называли «грабительским» и называют «циничным», ибо немцы, навязавшие его, не пощадили побеждённой России. Она понесла огромные территориальные, людские и экономические потери: около 1 млн. кв. км, включая польские, литовские, частично белорусские и латвийские земли. На территории Прибалтики создавались «независимые» государства, получившие название «окраинных» (Rangstaaten). Россия потеряла почти 56 млн. человек - треть населения страны, проживавшего на отделённых территориях, лишилась 54 % промышленного потенциала и 33 % железных дорог ^{[20, c. 123]}.

Советское правительство, признав действительным прежний договор России с Германией от 8 декабря 1874 г., согласилось на немедленное возобновление дипломатических и консульских сношений между сторонами. В Брест-Литовском договоре были оговорены права и привилегии германских штатных консульств и должностных лиц дипломатических и консульских представительств Германии, и «прикомандированных к германским консульствам в России специальных чиновников, а также агентов русского финансового ведомства и их секретарей (атташе) в Германии» ^{[21, c. 369]}.

Для эксплуатации российских богатств немцы планировали создать синдикат с капиталом от 50 до 100 млн. марок. Собираясь превратить поверженную Россию в особый сырьевой придаток Рейха, они предполагали создать при германском представительстве в Москве специальный «хозяйственный штаб» для координации экономической деятельности своих фирм в России.

Первой крупной политической акцией нового российского внешнеполитического ведомства - Наркомата по иностранным делам под руководством Г. В. Чичерина стало принятие германо-австрийской миссии по делам о военнопленных во главе с графом Мирбахом. В апреле в Берлине во главе с А. А. Иоффе открылось Полномочное представительство РСФСР и Российское генеральное консульство. Первого полпреда советского правительства в Германии немцы считали весьма образованным человеком, «который обладал формами общения, сильно отличавшими его от товарищей по партии». А. А. Иоффе происходил из зажиточной еврейской семьи в Крыму, всё состояние которой подарил большевистской партии. Как личному другу и политическому соратнику Л. Д. Троцкого, Иоффе было уготовано стать жертвой «большой чистки», если бы он уже в 1927 г. из-за болезни и разочарований сам не лишил себя жизни ^{[22, S. 27]}.

Брест-Литовский договор, однако, не провозглашал ликвидацию суверенитета России над Лифляндией и Эстляндией, что не помешало германским властям развернуть активную работу по установлению такого «государственного порядка», который был им угоден. Буквально спустя всего одну неделю после подписания договора на совещании представителей Верховного главнокомандования и имперского правительства о политическом положении в Литве и прибалтийских областях было принято решение о сохранении Германией «фактического господства» в этих областях «путём подчинения их своей верховной власти». Прибалтийские области (т. е. Курляндия - Литва, Лифляндия и Эстляндия) должны были объединиться в «единое государственное целое» и присоединиться к Германской империи ^{[23, c. 478]}. 14 апреля объединённый ландрат прибалтийских земель такое желание высказал. «Единое сплочённое конституционно-монархическое государство с единой конституцией и единым управлением» присоединялось «к Германской империи путем личной унии с прусским королем» ^{[24, т. 1, c. 514]}.

В результате самостоятельность новых государств была отдана на откуп завоевателю, принявшему окончательное решение о создании из них некоего «союза» в рамках Германского рейха, включавшего Эстляндскую, Лифляндскую и Курляндскую губернии Российской империи. «Чтобы менее резко бросалась в глаза зависимость законодательства окраинных государств в регулируемых единым образом областях права, постановления о введении имперских законов в этих странах были окончательно исключены из вводной части и в изменённой и смягчённой редакции помещены в конце», - значилось в письме статс-секретаря имперского ведомства внутренних дел имперским ведомствам. Существовала острая потребность завуалировать происходящее, поскольку «основная масса латышского и эстонского населения, как подчёркивал на одном из совещаний будущий президент Германии Фридрих Эберт, депутат рейхстага и правый лидер социал-демократии, является противником договора» с Германией, «если даже они и хотели отделения от России» ^{[25, т. 1, c. 588]}.

В связи с этим появилась необходимость договориться с Россией о её отказе от своих бывших территорий.

Советское правительство было вынуждено пойти на переговоры с немцами, открывшиеся в Берлине в августе 1918 г. Немецкая сторона считала, что «переговоры были трудными», поскольку советский полпред А. А. Иоффе «был уполномочен добиться также восстановления законного порядка в некоторых местах России, где ещё фактически существует состояние войны между нами и большевиками». Учитывая существующие условия, русские представители, тем не менее, «вели переговоры разумно и по-деловому» ^{[26, c. 638]}. В результате 27 августа 1918 г. был заключен «Добавочный договор» к Брест-Литовскому мирному договору, в ст. 7, гл. IV которого указывалось, что «РСФСР отступается от верховной власти над Лифляндией и Эстляндией» ^{[27, т. 1, c. 605]}.

Это немцы считали своим главным достижением, поскольку удалось добиться того, на что Брест-Литовский договор права не давал. В качестве эквивалента «за уступку русских» немцы любезно согласились «на прохождение через новые окраинные государства определённых неотъемлемых торговых путей» (ст. 8), благодаря чему Россия получала необходимый для экономики доступ к своим прежним портам - Ревелю, Риге и Виндаве. Немцы гордились также тем, что им удалось добиться признания своей «заинтересованности в существовании самостоятельной Грузии» (ст. 13). «Русским было совершенно ясно, что в противном случае Грузия досталась бы туркам». Теперь же «германский консул с помощью немецких военнопленных уже занял железнодорожные станции», - торжествовали в Берлине ^{[26, c. 638]}.

Согласно дополнительным соглашениям Россия обязывалась выплатить Германии в возмещение понесённых ею и её гражданами убытков контрибуцию в шесть миллиардов золотых рублей (250 т золотом, на один млрд. товарами и 2,3 млрд. кредитными билетами займа, обеспеченного государственными доходами России от концессий, предоставленных немецким фирмам). Её составили суммы русского государственного долга, затрат на пленных, ущерба, причинённого гражданским лицам и отчуждённым предприятиям ^{[26, c. 640]}. Особую статью составляли убытки, причинённые действиями органов власти или населения дипломатическим и консульским чинам, зданиям посольства и консульств и их инвентарю. В Германии договор оценивали как большую победу не только немецкого оружия, но и немецкой дипломатии.

Развал кайзеровского режима подорвал немецкие позиции в Прибалтике и привёл к усилению влияния стран Антанты в этом регионе. 11 ноября 1918 г. между Германией, потерпевшей поражение в мировой войне, с одной стороны и Францией, Великобританией, США и другими странами антигерманской коалиции с другой, было заключено Компьенское перемирие. Одним из условий договора являлось прекращение военных действий, немедленный вывод германских войск со всех оккупированных ею территорий на Западе. На основе статьи XVI Компьенского перемирия, обеспечивавшей «свободный вход и выход из Балтики» всем военным и торговым судам Антанты ^[28], в Прибалтику были введены её войска.

В ноябре 1918 г. изменился политический статус латвийских земель. При поддержке войск Антанты в Риге был сформирован Национальный совет, в который вошли представители правых латвийских партий. Манифестом 18 ноября 1918 г. Совет провозгласил независимость демократической Латвии в пределах исторических границ, сохранявших этнографическое единство Курляндии, Ливонии и Латгалии ^{[28, c. 202]}. Обращаясь к гражданам Латвии, Национальный совет проинформировал их о том, что Латвия отныне является «самостоятельным, независимым, демократическим, республиканским государством».

Совет сформировал временное правительство во главе с министром-президентом Карлисом Ульманисом, главой партии Латышский Крестьянский Союз. С этого момента вся борьба «буржуазной» Латвии с Советской Россией велась от имени этого правительства, хотя главную роль в ней играли иностранные военные силы.

В ноябре 1918 г. правительство Германии, озабоченное необходимостью договариваться о перемирии с Антантой, выступило инициатором разрыва дипломатических отношений с Советской Россией. Его восточную политику по-прежнему определяли те же служащие Министерства иностранных дел (Аусамта), которые во время мировой войны участвовали в революционизировании российских наций, подготавливали Брест-Литовский договор и способствовали отделению от России прибалтийских государств. Это были карьерные дипломаты, вышедшие из аристократии и одворяненных кругов крупной и образованной буржуазии империи, которые сохраняли своё прежнее политическое влияние. Напомню, что согласно военной доктрине Германии, которую они активно поддерживали, Российская империя исключалась из числа «великих стран», её европейскую территорию следовало расчленить под предлогом освобождения «нерусских народов» от господства «реакционного царского режима» ^{[20, c. 109]}.

Несмотря на различия своего социального происхождения и политические убеждения, все они были противниками коммунистического мировоззрения, равно как и возникшей в России советской экономической и общественной системы. За три дня до начала германской революции 5 ноября, воспользовавшись фактом обнаружения в багаже курьера, ехавшего к Иоффе в Берлин, «немецких революционных листков», германское правительство объявило о нарушении ст. 2 договора о запрещении агитации и разорвало Брестский договор. Нарком иностранных дел РСФСР, объясняя случившееся VП съезду Советов в декабре 1919 г. категорически открещивался от принадлежности ему ящика, «странным образом развалившегося на вокзале в Берлине», где и оказались эти листки, «которых мы туда не клали». И позднее советское правительство категорически настаивало на том, что пропагандистский материал на немецком языке был подложен немецкими органами с провокационной целью ^{[21, т. 2, с. 141]}. Советник германского посольства Густав Хильгер писал позднее, что это был лишь удобный повод прервать отношения, в результате которых советское представительство получало посредством курьерской почты значительные средства для ведения коммунистической пропаганды ^{[22, S. 27]}. Советскому правительству было высказано также недовольство тем, что не были найдены и подвергнуты суду убийцы посланника Германии в РСФСР графа Вильгельма Мирбаха, убитого выстрелом из револьвера в здании миссии 6 июля 1918 г. левым эсером, предъявившим поддельный мандат ВЧК на право ведения переговоров по делам военнопленных. Убийство должно было спровоцировать разрыв советско-германских отношений, но послужило лишь сигналом к авантюре левых эсеров, в тот же день пытавшихся поднять восстание против советской власти в Москве.

Итак, в результате разрыва договора германское представительство и все приступившие к работе комиссии, как по эвакуации граждан и военнопленных, так и по выполнению других условий Брестского мира, были отозваны, советские дипломаты высланы из Берлина, германские из Москвы.

К этому времени советское правительство, выполняя условия договора, уже сумело внести два взноса в размере около Ѕ миллиарда марок, частично золотом, частично рублями. Всего Россия успела выплатить немцам 93 т золота на сумму 124 835 549 золотых рублей ^{[20, c. 109]}. Немцы были вынуждены передать это золото союзным державам «на хранение» в связи с условиями Компьенского перемирия, которые предполагали также отказ Германии от мирного договора с Россией.

Германское правительство считало, однако, что Брест-Литовский договор потерял международно-правовое значение в отношениях с Россией только после заявлений о денонсации, сделанных советским правительством 13 ноября 1918 г. ^{[29, т. 2, с. 150]} После денонсации договора оно активизировало своё участие в борьбе за установление советской власти в Лифляндии. Окраинные государства, в том числе и Латвия, стали рассматриваться Советской Россией как своеобразный плацдарм для прорыва блокады западных стран.

Брест-Литовский договор не означал, однако, окончания притязаний Германии на российские прибалтийские земли. Министерство иностранных дел Германии ещё в течение целого года признавало отношения с Россией равными «состоянию фактической войны» ^{[29, т. 2, с. 146]}. Как считал А. О. Чубарьян, Германия активно участвовала в создании зависимых от неё государств на территориях бывшей Российской империи: Украине, в Прибалтике ^{[30, c. 108]}.

. После денонсации договора присутствие Германии в Прибалтике ещё некоторое время поддерживала Антанта. Союзники намеревались сделать побеждённую Германию активной участницей формирующегося антисоветского блока, «своего рода штаба вооружённой интервенции империалистических держав против Советской России» ^{[31, c. 163]}. Германия была приглашена ими на открывшуюся 18 января 1919 г. в Версале конференцию по выработке мирного договора. Ей было разрешено оставить свои оккупационные войска на востоке и «до особого распоряжения» сохранить там все оборонительные сооружения. По словам представителя США в военной комиссии генерала Дегута, они могли ещё послужить своеобразной «защитой от большевизма».

Представлять интересы Германии на Версальской мирной конференции было поручено графу Брокдорф-Ранцау, посланнику в Копенгагене, бывшему секретарю германского посольства в Петербурге, который 30 декабря 1918 г. занял пост статс-секретаря Министерства иностранных дел. МИД должен был теперь, после ликвидации империи, играть ключевую роль в делах внешней политики Веймарской республики, руководствуясь лишь директивами рейхcканцлера и распоряжениями министра ^{[32, S. 105]}. Брокдорф-Ранцау и стал первым главой республиканского внешнеполитического ведомства Германии в кабинете Филиппа Шейдемана, которому пришлось начинать работу по восстановлению отношений с Россией практически с чистого листа.

Дело это оказалось весьма непростым, поскольку надо было учитывать не только национальные интересы Германии, но и приспосабливаться к постоянно меняющимся позициям держав Антанты, занятых разработкой условий мирного договора. Уже тогда, в периоде между Компьеном и Версалем, было положено начало политике розыгрыша «русской карты» во взаимоотношениях Германии с западными державами, в тех или иных формах продолжавшейся до начала Второй мировой войны ^{[33, c. 10]}. Её конкретная практика хорошо просматривается в позиции и действиях Аусамта и его главы в русском вопросе.

Необходимость восстановления суверенитета поверженной в мировой войне великой державы - Германского рейха - ставила перед МИД задачу определения в этом деле роли России. Последний имперский госсекретарь по иностранным делам, Пауль фон Хинтце, выражая общее мнение ведомства, давал в августе 1818 г. такое напутствие своим преемникам: «Мы можем только мечтать о скором конце большевиков, но не можем ему способствовать. Большевики - в высшей степени обыкновенные, хотя и антипатичные люди… Но мы должны с ними работать, неважно с охотой или без неё, до тех пор, пока нам это будет нужно» ^{[34, S. 85]}. Так, уже в это время, исходя не из идеологических предпосылок, а из государственных интересов,было определено функциональное значение развития отношений с восточным соседом в качестве противовеса державам Запада.

Версальская мирная конференция оценивалась российскими историками дипломатии как «своего рода штаб вооружённой интервенции империалистических держав против Советской России» ^{[31, c. 163]}. Но эта общая и в целом верная оценка может быть принята с учётом некоторых нюансов. Союзники, действительно, полагали, что Германия должна была стать активной участницей антисоветского фронта и предпринимали попытки втянуть её в свои антироссийские дела. Однако сразу после Октября и выхода советского правительства из войны, надеясь свергнуть его силами российского оружия, союзники оставили поле сражения с большевиками белым российским армиям. До начала переговоров в Париже они не поддерживали идею военного вмешательства в российские дела. Более того, Вильсон и Ллойд Джордж 22 января 1919 г., выдвинули инициативу мирного урегулирования русского вопроса, для чего предложили организовать на Принцевых островах под руководством союзников конференцию с участием всех втянутых в гражданскую войну в России группировок.

Такая позиция союзников вполне отвечала умонастроениям ведущих германских политиков и Брокдорфа-Ранцау в том числе. В своей первой программе от 21 января 1919 г. он недвусмысленно высказался за необходимость экономического оздоровления России, в котором интересы Германии совпадали с интересами западных стран. Благодаря совместным действиям, полагал он, «террористический коммунизм», угрожающий Европе и разрушающий ныне русское народное хозяйство, снова приобретёт такую экономическую форму, которая вызовет и «внутриполитический переворот». В реставрации России заинтересованы все державы: Франция может вернуть свои довоенные займы, Англия и Америка защитят свои военные инвестиции. Германия не имеет возможности инвестировать новые капиталы в русское хозяйство, но обладает огромным «человеческим материалом», при помощи которого промышленность и сельское хозяйство России могли бы снова достичь своего расцвета» ^{[35, S. 37]}.

Для достижения такой цели требуется общая политика Германии и союзников против большевиков. Экономические выгоды, которые в долгосрочной перспективе обещает совместная работа западных держав с Германией в русском вопросе, могут превзойти ожидания, если условия мирного договора, предложенные германскому правительству, будут для Германии более благоприятны. В том случае, если удастся договориться относительно такой единой против России политики с бывшими военными противниками на Западе, Ранцау предлагал «прекратить всеобщие переговоры о перемирии во имя защиты мира от большевистской угрозы в интересах всей Европы». Одновременно он побуждал союзников к «более решительной интервенционистской политике против большевиков, полный отказ от которой, полагал он, способствует укреплению их власти и престижа».

Одновременно не была оставлена без внимания МИД и «независимая» Прибалтика, где можно было взять реванш за грядущие потери.

Поскольку Компьенское перемирие не предусматривало вывода германских войск из оккупированных ими российских территорий, в Прибалтике взамен развалившейся немецкой оккупационной армии были сформированы новые немецкие военные формирования. Военные действия Германии с Советской Россией, прекратившиеся 5 марта 1918 г., возобновились уже в начале декабря этого года. Теперь в Латвии действовали так называемый «ландесвер» из местных немцев-остзейцев с привлечением солдат оккупационной армии (на началах найма за предоставление земли и латвийского гражданства) и «Железная дивизия» - профессиональная военная добровольческая организация из унтер-офицеров и офицеров частей бывшей германской армии под начальством генерала Бишова ^{[19, c. 115]}.

Параллельно развивались другие события. На местах, даже там, откуда ещё не ушли немецкие войска, стали воссоздаваться советы (в Валке, Лиепае, Митаве). 4 декабря 1918 г. в Валке создаётся Временное правительство Советской Латвии. Оно обращается к Советской России с просьбой оказать поддержку для изгнания немецких интервентов из Латвии. 22 декабря СНК РСФСР издаёт декрет о признании независимости Советской Латвии и об оказании «всяческого содействия её правительству» ^{[36, c. 242]}.

23 декабря этот декрет был ратифицирован ВЦИК РСФСР. Советской Латвии была предоставлена полная свобода в решении вопроса о присоединении или неприсоединении к России. «Факт принадлежности Латвии к царской империи, - говорилось в ратификации, - не налагает на неё никаких обязательств». Было оказано и «содействие» советскому правительству Латвии, и в конце декабря 1918 г. немецкие части были разбиты Красной армией. 3 января 1919 г. латышские стрелки при поддержке частей Красной армии и рабочего восстания заняли Ригу.

Вскоре почти на всей территории Латвии была установлена советская власть. Немцы, правительство Ульманиса и отступившие войска Антанты закрепились в Лиепае (Либаве), где на рейде стояла английская эскадра. Но победоносное шествие советской власти по территории Латвии оказалось недолгим, в марте 1919 г. в Лиепае из «немецких добровольцев» была сформирована армия под командованием генерала, графа фон дер Гольца, успешно подавившего революционное движение в Финляндии, достигшая численности свыше 60 тыс. чел. ^{[37, c. 171]} Летом 1919 г. в неё влился созданный под руководством немцев и на немецкие деньги корпус Белой гвардии под командованием полковника Бермонта-Авалова, который пополнялся за счёт завербованных в лагерях Германии русских военнопленных. В результате была создана так называемая западная русско-немецкая «добровольческая» армия, насчитывавшая более 51 тыс. солдат и офицеров и состоявшая на 45 из немцев. Она-то, преследуя свои корыстные цели - установления немецкого господства в Латвии - и обеспечила успех правительству Ульманиса, освободив Ригу от малочисленных советских войск (их составляли около четырех тыс. латышских и 2,5 тыс. советских красноармейцев). К январю 1920 г. вся латвийская территория была занята правительственными войсками Ульманиса.

Но Антанта не желала укрепления власти Германии над Прибалтикой. В июне 1919 г. фон дер Гольц потерпел поражение от эстонско-латвийских войск буржуазных правительств, ориентировавшихся на Антанту. В ноте от 28 сентября 1919 г. союзники потребовали отвода немецких войск из Прибалтики, грозя правительству Германии отказом его требованиям увеличить поставки в Германию продовольствия и сырья. Кроме того, Антанта блокировала движение немецких судов на Балтике. Москва, терпевшая поражение, могла перевести дух. В октябре 1919 г. под давлением стран Антанты фон дер Гольц был отозван германским правительством, а его войска расформированы. Ответственность за немецкие действия на Балтике глава Народного комиссариата по иностранным делам РСФСР Г. В. Чичерин возложил на кабинет Шейдемана. Он справедливо сравнивал его политику с той, которую в Брестский период проводили по отношению к России «Людендорф, Тирпиц и им подобные». Как тогда, так и теперь они руководствовались стремлением превратить территорию Россию в политически и экономически зависимый от Германии источник сырьевых ресурсов ^{[38, S. 22]}.

Таким образом, надеждам германского МИДа на закрепление немцев в Прибалтике не суждено было сбыться. Советское правительство, приняв сторону Антанты, подвело итоги военного противостояния со своими бывшими окраинами в мирных договорах с республиками 1920 года. Тем самым было реализовано стремление не только прорвать кольцо блокады и получить из-за границы военное снаряжение и другие средства для успешного ведения борьбы на белых фронтах, но и наладить через «окраинные» государства отношения со странами Запада.

30 января 1920 г. в Москве был заключён советско-латвийский «перемирный» договор, подписанный с советской стороны наркомом иностранных дел Г. В. Чичериным и его заместителем Л. М. Караханом, а с латвийской - членами Национального Совета Андреем Фриденбергом и Фрицисом Мендерсом. В договоре о перемирии, определившем прекращение военных действий и разграничение территорий, на которых сохранялись разведённые войска, советская сторона обязалась эвакуировать с территории Латвии «только военное имущество РСФСР» и оставить в распоряжении латвийских властей всё «остальное русское имущество», в том числе технические приспособления железнодорожных станций и пути, «целыми и невредимыми». Такое же обязательство оно давало в отношении оставленного частного и общественного имущества ^{[39, т. 2. с. 333-338]}.

Германский генеральный консул Г. В. Гросскопф, родившийся и выросший в Риге, трудившийся до войны в германском посольстве в Санкт-Петербурге, наблюдая происходящее из Гельсингфорса (Хельсинки), столицы ещё одного «окраинного» государства, получившего самостоятельность из рук советского правительства, так оценивал итоги военного противостояния России с её бывшими окраинами: «Из чувства самосохранения большевики напрягли тогда все силы против белых фронтов, а по отношению к окраинам, силы которых оказались недостаточными для перенесения войны на территорию Советской России, большевики держались пассивно, пуская одновременно в ход все дипломатические средства для достижения мирного положения. Большевиков побуждали к этому менее всего опасения военного характера. Главная причина было стремление прорвать кольцо блокады, чтобы получить из-за границы военное снаряжение и необходимые изделия для успешного ведения борьбы на белых фронтах. Вместе с тем стремления большевиков были направлены и к тому, чтобы через окраинные государства вступить в сношения со странами Запада, с намерением оказать на правительства этих стран давление в сторону снятия блокады и признания советской власти». Достижению мирного положения с окраинными государствами не могли помешать ни «вызванные в 1920 г. Францией выступления поляков», ни Врангель, ни «украинские самостийники Петлюры» ^[40].

Политика германского МИД в отношении Советской России, как видим, рождалась в муках. Позиции Брокдорфа-Ранцау противостояла альтернатива, которую предлагала Антанта, - а именно втягивание рейха в антисоветскую коалицию. Глава немецкой делегации в Версале активно сопротивлялся этому, понимая, что западные державы отнюдь не собираются платить за такое сотрудничество разумную цену, в то время как Рейх терял свободу торговли, что было бы для него тяжелейшим ударом.

В течение месяца Брокдорф-Ранцау при помощи нотной переписки, поскольку союзники не допускали устных выступлений германской делегации, вёл борьбу за смягчение условий Версальского договора. Убедившись в невозможности добиться этого, он покинул конференцию и пытался убедить Веймарское учредительное собрание отказаться от подписания Версальского договора. 20 июня 1919 г. вместе с другими членами кабинета Ранцау ушёл в отставку, отказавшись подписать расценённый как «предательство Германии» Версальский договор.