Русский Туркестан: судьба и власть (туркестанские генерал-губернаторы в 1865–1886 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru

Завоевание центральноазиатского региона зачастую носило спонтанный характер. Территория Бухары, Хивы, Коканда и кочевых казахских и киргизских племен превратилась в театр, на котором внешнеполитические амбиции империи, испытавшей стыд крымской трагедии, столкнулись с амбициями российского генералитета, жаждавшего реванша, наград и славы. Центральная Азия для Российской империи всегда была страной загадочной и неизвестной. Изолированные от России бескрайней Степью ханства виделись из Петербурга краем несметных богатств, сказочных диковин и мудрых правителей (имею в виду стереотипы восточного красноречия и восточной мудрости). Вполне закономерно, что в этих условиях не только туркестанские генералы, но и столичные власти имели весьма смутное представление о политической и культурной жизни неведомых народов. Недаром в течение более двадцати лет после завоевания Туркестана за главным начальством края закреплялось право применять общеимперские узаконения с учетом местной специфики.

Поэтому не стоит приравнивать службу на этой окраине к губернаторским должностям во внутренней России. Назначение того или иного губернатора, а позднее генерал-губернатора являлось своего рода декларацией политического курса правительства в этом регионе. На главноначальствующие должности в Туркестан не попадали случайно. Каждый из них должен был выполнить свою задачу. Одному предстояло завоевать край. Другому надо было обустроить его. Третий должен был ввести регулярное управление и т. п. Осуществить это было под силу людям исключительно неординарным, облеченным высоким доверием власти. М.Г. Черняев, Д.И. Романовский, К.П. фон Кауфман, Н.О. фон Розенбах - первые главные начальники Русского Туркестана - каждому предстояло выполнить политическую волю Петербурга. А те, кто не был в состоянии этого делать, покидали свои посты. Пристальное знакомство с туркестанскими генерал-губернаторами позволяет проследить направление, характер и динамику взглядов центральной власти как институционального единства (при всем различии мнений отдельных министров) на политику империи в Центральной Азии. Поэтому, рассматривая историю региона вне изучения фигур его руководителей, вряд ли можно получить полное представление о Русском Туркестане.

В настоящей работе мы попытаемся выяснить, каким путем российские генералы попадали в Ташкент; какие отношения связывали их с властной элитой; как влияли их личные и деловые качества, приобретенный за годы службы опыт на мероприятия по организации управления в генерал-губернаторстве. Понятно, что важнейшей задачей российских полпредов в Центральной Азии стала институциональная организация системы управления. Поэтому политику главных начальников края мы будем рассматривать именно в контексте их влияния на привнесение общеимперских, адаптацию или уничтожение традиционных и конструирование новых административных и культовых институтов.

В качестве хронологического отрезка взят период с момента образования Туркестанской области (1865 г.) до издания Положения об управлении Туркестанским краем (1886 г.), которое продолжало действовать до падения Российской империи. Именно в это время в крае формировалась новая административная система, определялось место региона в империи, проявлялись различные тенденции правительственной политики в отношении мусульманской окраины.

Покорителем среднеазиатских ханств и первым военным губернатором Туркестанской области был Михаил Григорьевич Черняев. Семья Черняевых происходила из Великого Новгорода и с конца XVI в. волею судеб начала свое путешествие по бескрайним просторам родины. В середине следующего столетия Черняевы приблизились к царскому престолу. Находясь на службе по таможенному ведомству, дед будущего полководца Никита Исаевич был известен императрице Екатерине II и ряду важных сановников того времени. Первым в роде военную карьеру сделал дядя будущего губернатора Александр Никитич Черняев. По окончании 1-го кадетского корпуса, отказавшись от придворной службы в Гатчинском полку, он поступил в Павлоградский легкоконный полк, принял участие в нескольких военных походах и вышел в отставку полковником. Отец Михаила Григорьевича Григорий Никитич вместе со своими братьями был определен в кадетский корпус генерала Зорича (Шкловское благородное училище, с 1824 г. - 1-й московский кадетский корпус). По окончании корпуса в 1804 г. Г.Н. Черняев поступил на службу прапорщиком в Новоингерманландский мушкетерский полк. Его участие в турецкой кампании было отмечено орденом Св. Анны IV степени. К началу Отечественной войны Григорию Никитичу исполнилось 25 лет. За оборону Смоленска он был награжден орденом Св. Анны III степени, за участие в сражениях под Малоярославцем и Красным - орденом Св. Владимира и золотой шпагой с надписью «За храбрость», после Бородино произведен в штабс-капитаны. По окончании заграничного похода участвовал в торжественном марше по французской столице.

В течение двух месяцев Г.Н. Черняев являлся военным губернатором административного центра Лотарингии - Люневиля, граждане которого так выразили свое отношение к русскому майору: «…Господин Черняев (…) своим усердием, деятельностью и благонамерением, которыми он был воодушевлен, доставил жителям совершенное спокойствие, полную неприкосновенность их личности и имущества».

22 октября 1828 г. в семье Г.Н. Черняева родился второй сын Михаил, которому суждено было стать покорителем Туркестана.

Поначалу отец, по слабости здоровья сына, опасался отпускать Михаила на учебу в Петербург. Но в 1840 г., проучившись несколько лет в киевской и могилевской гимназиях, М.Г Черняев поступил в Дворянский полк (с 1855 г. - Константиновский кадетский корпус). Стал одним из лучших курсантов и был произведен в унтер-офицеры и ефрейторы.

Григорий Никитич часто менял места своей службы. Новые назначения чередовались с отставками. Возможно, Михаил Григорьевич унаследовал от отца не только «нрав прямой и честный, никогда не дававший ему мириться с малейшим уклонением от правды», но и вспыльчивость, самоуверенность, гордость, граничившую с гордыней. Качества, которые не позволяли будущему генералу иметь близких друзей, лишь восторженных поклонников или ярых противников. имперский туркестанский губернатор

Когда в 1855 г. градоначальник Г.Н. Черняев с полутора сотнями казаков оберегал город и порт Бердянск от неприятеля, его сын доблестно сражался на Малаховом кургане осажденного Севастополя.

В 1853 г., вскоре по выпуску из Академии Генерального Штаба, М.Г. Черняев получил назначение в Мало-Валахский отряд, действовавший против Турции в Придунайских княжествах. Каракалинское дело, Инкерманское сражение, 8 месяцев обороны Малахова кургана и орден Св. Владимира IV степени с бантом, золотая шашка с надписью «За храбрость», да звание подполковника. Вот личный итог Крымской войны.

После войны Черняев получил назначение начальником штаба в 3-ю пехотную дивизию в Царство Польское. Но жестокая романтика войны, жажда геройской славы и блеск генеральских эполетов манили его в Оренбург. Не столь известная и популярная в войсках как Кавказ Средняя Азия увлекала как загадка, разгадать которую и взялся тридцатилетний полковник Черняев. Здесь он оказался под началом оренбургского генерал-губернатора А.А. Катенина, готовившего экспедицию к Кунграду. Экспедиция, имевшая целью защитить кунградского правителя от происков хивинцев и поддержать русское влияние в регионе, едва не закончилась трагедией. Однако это первое знакомство со Степью во многом определило военную судьбу генерала. Ему суждено было стать ее покорителем, создателем новой колоссальной провинции империи. А морская часть кунградской экспедиции (по Аралу и Аму это официальное название XIX в. можно заменить «Амударьей») вызвала в его памяти планы Петра I по повороту вод Амударьи в Каспийское море. К этому плану Михаилу Григорьевичу суждено было вернуться спустя более 20 лет.

В следующем 1859 г. Черняев оказался уже на Кавказе, где под командованием генерала Н.И. Евдокимова завершалось усмирение горцев. По окончании Кавказской войны он вновь возвращается в Оренбург на должность начальника штаба Отдельного Оренбургского корпуса. Однако неуживчивый характер вынудил М.Г. Черняева вернуться в столицу.

Но Восток продолжал манить. И уже в 1864 г. Михаил Григорьевич был призван реализовать планы правительства по укреплению российских позиций в Средней Азии. Занять несколько укрепленных пунктов для того, чтобы соединить Оренбургскую и Сибирскую линии, предстояло западносибирскому отряду под командованием полковника Черняева. Разбив кокандцев, захватив Аулие-Ату и Чимкент, он присоединил к российским владениям значительную часть региона. Занятие Ташкента не входило в планы Петербурга. Однако, взяв важнейший стратегический пункт Центральной Азии в 1865 г., Черняев сумел убедить правительство в необходимости удержания его за собой. Награжденный за свои подвиги орденом Св. Георгия III степени и золотой саблей с бриллиантами «За взятие Ташкента», генерал-майор Черняев был назначен военным губернатором вновь образованной Туркестанской области.

Первый начальник Русского Туркестана должен был приняться за гражданское устроение покоренного края. В своем проекте «Об управлении Киргизской ордой», составленном еще накануне покорения Туркестана, М.Г. Черняев предполагал придать большую самостоятельность начальству Сырдарьинской линии, освободив его от мелочной опеки Оренбурга. Этот проект наделял официальными полномочиями одного из местных султанов, поставив его под контроль российской администрации. Уже в этом документе содержится целая программа, предусматривавшая развитие земледелия и русской (сначала военной, а затем и крестьянской) колонизации края. Идея использования традиционных местных институтов, заявленная М.Г. Черняевым, была не просто актуальной, но, думается, единственно возможной в условиях режима военной оккупации Туркестана.

Захват Ташкента поставил перед российскими властями вопрос о политической судьбе «сердца Азии». Столичные дипломаты опасались осложнения отношений с Англией и предлагали образовать Ташкентскую область, превратив ее в вассальное ханство. Директор Азиатского департамента МИД П.Н. Стремоухов утверждал, что присоединение Ташкента не соответствует экономическим и политическим интересам России. Военный министр Д.А. Милютин полагал, что Ташкент должен будет сохранить независимое муниципальное управление. Однако осложнение российско-бухарских отношений вынудило правительство отказаться от идеи «независимого Ташкента», ярым противником которой выступил и М.Г. Черняев.

Итак, в феврале 1865 г. новый регион превратился в Туркестанскую область в составе Оренбургского генерал-губернаторства. А уже 5 марта в приказе военного министра был объявлен указ об упразднении управления Сырдарьинской линией и образовании на его базе управления Туркестанской областью.

Не дожидаясь санкции центра, вскоре после захвата Ташкента, в июне 1865 г. первый военный губернатор новосозданной области М.Г. Черняев распространил на местных базарах свое обращение к жителям города. Оно в целом вполне соответствовало уже складывавшимся принципам управления азиатскими народами. Начальник новой области обещал местным жителям неприкосновенность веры и обычаев, отказывался от квартирной и военной повинностей, сохранял шариатский суд, запрещал произвольные поборы с населения и в качестве особой милости на год освобождал горожан ото всех податей и налогов. Обращаясь позднее к вопросу о статусе Ташкента, генерал Черняев считал необходимым предоставить его жителям самоуправление, ограничив вмешательство российской власти только наблюдением за представителями местной администрации и при необходимости правом смещения последних с занимаемых должностей.

Завоевание огромного пространства в Центральной Азии поставило перед российской властью проблему административной организации новой территории. И здесь, по вполне понятным причинам, проявилось разномыслие между действующим главным начальником края оренбургским генерал-губернатором Н.А. Крыжановским и военным губернатором Туркестанской области (в составе Оренбургского края) Черняевым. Первый в сентябре 1865 г. объявил Ташкент независимым владением, а второй считал необходимым присоединить его к империи. Третейским судьей выступил Петербург. Вызванные в столицу генералы приняли участие в особом совещании, итогом которого стало появление высочайше утвержденной инструкции, предписывавшей «в Ташкенте не стеснять себя никакими регламентациями, а стараться дать ему устройство, действительно наиболее соответствующее нашим и его выгодам».

Еще до решения «ташкентского вопроса» 6 августа 1865 г. было высочайше утверждено временное Положение об управлении Туркестанской областью, составленное на основе подготовленного М.Г. Черняевым и известным ученым-путешественником Н.А. Северцовым проекта «Положения о Среднеазиатской пограничной области». В результате административных преобразований в области сложилась особая система военно-народного управления, уже опробованная при завоевании и замирении Кавказа. Получили законодательное оформление ее первоначальные принципы: 1) неделимость административной и военной власти и сосредоточение ее в одних руках; 2) принадлежность всех чинов военно-народного управления военному ведомству; 3) сохранение наиболее принципиальных традиционных институтов управления под контролем русской администрации; 4) отделение в допустимой степени суда от администрации.

Временное Положение сохраняло ряд туземных должностных лиц. Аксакалы стояли во главе оседлого населения и соединяли в своем лице административную и полицейскую власть. Казии исполняли обязанности судей городских жителей, а бии - кочевников. Базар-баши заведовали торговой полицией города. На серкерах и зякетчах лежали обязанности по взиманию податей. Наблюдение за чистотой народных нравов осталось главным занятием раисов. Непосредственными начальниками всей туземной администрации являлись управляющие туземным населением. Подчинялись они начальникам отделов. По Временному положению об управлении Туркестанской областью 1865 г. «туземное» управление в городах также составляли выборные из местных жителей. Таким образом, управление местным населением сочетало стремление властей подчинить местные органы российской администрации с сохранением некоторых основ традиционного самоуправления.

Вполне очевидно, что в условиях традиционного общества, с которым столкнулась Россия в Центральной Азии, особую роль в жизни коренного населения играла местная элита, представленная в основном служителями мусульманского культа. Поэтому важнейшей задачей оккупационного режима, устанавливавшегося одновременно с завоеванием, стало привлечение традиционных институтов (в том числе и исламских) на службу новой власти и налаживание контактов с представителями местной элиты.

Вопрос о взаимоотношении царской администрации с исламским миром и духовенством стал предметом обсуждения лиц, участвовавших в формировании российской политики в Центральной Азии еще в момент завоевания региона. Так, в январе 1865 г. оренбургский генерал-губернатор Н. Крыжановский в своем рапорте военному министру отмечал необходимость оказания давления на мусульманское духовенство с целью снизить его влияние на население, ибо, в противном случае, оно «захватит в руки все пружины управления». Наиболее действенной мерой в этом направлении он считал ограничение вмешательства духовенства в судебную часть и постепенную замену традиционного суда русским. Следует заметить, что к мнению Крыжановского как специалиста по Центральной Азии весьма охотно прислушивались в Петербурге.

Иной позиции придерживался военный губернатор М.Г. Черняев. Еще накануне захвата Ташкента он направил в военное министерство записку, в которой рекомендовал правительству проявлять осторожность и внимание к мусульманскому духовенству, стремясь превратить его в одну из опор русской власти в крае. Как уже отмечалось, вслед за занятием Ташкента он заключил с представителями местного высшего духовенства «соглашение», в котором от имени правительства обязывался сохранять в неприкосновенности ислам и все его институты, не вмешиваться в религиозную жизнь населения и деятельность духовенства. Последнее же обещало проявлять полную лояльность в отношении имперской администрации. В своем обращении к горожанам Черняев призвал их строго следовать предписаниям ислама, угрожая наказанием за неповиновение. Видимо, военный губернатор понимал, что ислам вполне может стать основой для интеграции региона в состав империи.

Однако не следует думать, что Черняев встал на путь попустительства исламу. В определенной мере он вмешивался в некоторые прерогативы мусульманского духовенства: отменил наиболее жестокие судебные наказания, сократил размеры оплаты услуг казиев и раисов, наказывал и отрешал от должностей провинившихся представителей культа, утверждал в должностях не только административных, но и духовных лиц, выслал за пределы края наиболее антирусски настроенных представителей духовенства. Заметим, что все эти меры не вызывали недовольства местного населения. Более того, мусульманское духовенство готово было добровольно отказаться от избрания «туземных» должностных лиц, передав все управление в руки военного губернатора. Оно видело новую власть сильной и великодушной, что не противоречило установлениям ислама.

Такая политика Черняева встретила активное противодействие со стороны Крыжановского, убежденного в том, что его подчиненный потворствует мусульманскому духовенству, усиливая последнее и ослабляя позиции имперской власти. Эта точка зрения была поддержана Д.А. Милютиным. Военный министр в своей записке на имя императора подчеркивал, что ослабление влияния служителей ислама должно было стать одной из важнейших задач российской политики в регионе. И решить ее (избегая открытой конфронтации и действуя исподволь) он полагал, перенеся в Центральную Азию опыт организации военно-народных судов (мехкеме), в которых исламское духовенство играло второстепенные роли.

Для реализации этой идеи был избран мало знакомый с местной практикой Д.И. Романовский, сменивший Черняева на посту военного губернатора Туркестана.

Дмитрий Ильич Романовский, выходец из тверских дворян, родился 25 февраля 1825 г. В 1839 г. поступил в Николаевское инженерное училище, по окончании которого был зачислен в офицерский класс (позднее - Николаевскую инженерную академию). После выпуска из академии в 1844 г., прослужив несколько лет в Санкт-Петербургской и Киевской инженерной командах и в Грузинском инженерном округе, Д. Романовский получил назначение в Кабардинский полк, действовавший на Кавказе. За участие в боевых действиях в Малой Чечне Дмитрий Ильич был в 1848 г. награжден орденами Св. Анны III степени с бантом и Св. Владимира IV степени. В следующем году он поступил в Академию Генерального Штаба, которую закончил с серебряной медалью и был произведен в капитаны.

Судьба Романовского - судьба настоящего русского офицера, бравого героя-вояки, грамотного управленца, участника дворцовых интриг (это вместо «паркетных баталий» - я имел в виду дуэли, борьбу разных группировок и т. п.) и удачливого полководца. Карьерный путь этого всецело преданного армии солдата был, пожалуй, самым непростым среди всех прочих правителей Русского Туркестана.

Едва окончив курс Академии Генштаба в 1851 г., Д.И. Романовский вынужден был выйти в отставку за участие в дуэли. В следующем году он вновь начал службу рядовым в Ставропольском пехотном полку. За боевые отличия в операциях против горцев получил чины унтер-офицера и прапорщика. Наконец, в 1854 г. за подвиги при Кюрюк-Даре Д.И. Романовский вернул себе капитанское звание и вновь был переведен в Генеральный Штаб. За отличие при Карсе (1855 г.) капитан Романовский получил в награду золотую шпагу с надписью «За храбрость». Близкое общение с главнокомандующим на Кавказе генерал-адъютантом Н.Н. Муравьевым и генерал-адъютантом Н.И. Евдокимовым, участие в разного рода невоенных командировках и дипломатических переговорах дало возможность не просто глубже понять стратегию и тактику Кавказской войны, но и получить сведения о повседневной жизни горцев, об их традициях и культуре, что способствовало формированию у будущего начальника Русского Туркестана собственного взгляда на устройство вновь покоренных земель.

В августе 1856 г. Д.И. Романовский был назначен начальником военно-походной канцелярии нового главнокомандующего на Кавказе князя А.И. Барятинского. Начальником штаба кавказских войск стал Д.А. Милютин. С новыми начальниками у капитана Романовского сложились вполне благоприятные отношения. И вскоре Дмитрий Ильич получил звание подполковника. Однако в результате неожиданного конфликта и обиды, нанесенной ему главнокомандующим, подполковник Романовский вынужден был покинуть Кавказ. В Петербурге он был назначен управляющим временным отделением Департамента Главного штаба по войскам, расположенным в Кавказском, Оренбургском и Сибирском краях.

В 1859 г. полковник Романовский, как заведующий Азиатской частью Главного штаба, неоднократно встречался и беседовал с Шамилем. Итоги этих бесед, равно как и собственный опыт участия в борьбе с горцами и в управлении Кавказом, легли в основу знаменитых лекций, прочитанных им в зале петербургского Пассажа и опубликованных в том же 1860 г. отдельным изданием («Кавказ и Кавказская война»). В следующем году Дмитрий Ильич был избран действительным членом Императорского Русского Географического Общества.

С сентября 1862 г. по апрель 1865 г. Д.И. Романовский редактировал «Русский Инвалид». Не следует воспринимать это назначение как попытку трудоустроить неудобного полковника. Дело в том, что в конце 1850-х гг. «Русский инвалид», официальное издание Военного министерства, находился в глубоком экономическом кризисе. Систематические попытки военного ведомства сделать издание рентабельным постоянно терпели фиаско. Передача в аренду и выделение из издания газеты «Современное слово» не только не способствовали подъему авторитета и влияния «Русского инвалида», но и ухудшали и без того низкое качество публикаций, сокращая число подписчиков. В 1862 г. началась реформа «Русского инвалида». Были введены должности главного и второго редакторов, пересмотрены программы издания за счет расширения собственно военного отдела, усиления отдела внутренних известий. Было заявлено, что газета возлагает на себя важную и сложную обязанность доносить до читателя сведения обо всех преобразованиях в государстве и обществе. Всем этим сложным и, безусловно, важным (особенно для военного министра Д.А. Милютина) хозяйством и призван был руководить Д.И. Романовский. Надежды, возложенные на него, оправдались. Газета стала обретать новых читателей, ее бюджетный дефицит сокращался.

Работа в «Русском инвалиде» была кропотливой. Романовскому она виделась неспешной, размеренной, ограниченной узкими рамками редакторского кабинета. Жажда активной деятельности томила и влекла к новому. Случай представился, когда Милютин назначил его в свой штат. В феврале 1966 г., уже в чине генерал-майора, Дмитрий Ильич был командирован в распоряжение Оренбургского генерал-губернатора. А 4 июня того же года он получил назначение временным губернатором Туркестанской области. На этом посту он сменил М.Г. Черняева. Перед Романовским открылись необычайно широкие перспективы для реализации не только обычных генеральских амбиций, но и военных знаний и кавказского опыта.

Указ о снятии Черняева с должности военного губернатора поступил в Оренбург еще в ноябре 1865 г. Однако отправлен в отставку Михаил Григорьевич был только в марте следующего года, когда в край приехал Д.И. Романовский. Непростая внешнеполитическая обстановка в регионе не позволила ему сразу заняться гражданским обустройством нового края.

Нового начальника Туркестана ждала проблема усмирения Бухары, пытавшейся вернуть себе пошатнувшееся величие. Эмир объявил газават, к которому грозились присоединиться Хива и Коканд.

25 марта 1866 г. Д.И. Романовский прибыл в Ташкент. Покинул его на следующий день. А уже 27 марта вступил в командование войсками. Постоянные стычки с бухарцами завершились 8 мая взятием русскими войсками Иджара. Эта победа была тем более важна, поскольку явилась ответом на последнюю черняевскую неудачу под Джизаком. Орден Св. Георгия III степени стал наградой генералу за эту блестящую победу. 14 мая без боя занят Нау. 24 мая после продолжительной артподготовки штурмом был взят Ходжент. Геройский дух солдат и военный талант Романовского сломили сопротивление противника, потерявшего убитыми до 2 500 человек (против 140 чел. пострадавших с российской стороны). Победа под Ходжентом заставила Бухару искать сближения с российской властью. Эмир отпустил всех удерживавшихся под арестом российских подданных и вернул им собственность.

Исполняющий обязанности военного губернатора Туркестанской области Д.И. Романовский на гражданском поприще столкнулся с непосильной задачей введения в действие «Положения об управлении Туркестанской области» при практическом отсутствии административных кадров. Тем не менее с именем этого генерала следует связать проявление новой тенденции в управлении - внедрения русского начала в «туземную» администрацию. Именно в период его управления краем административная система здесь стала постепенно приобретать вид, более близкий общеимперскому. Именно на этом настаивала высочайше утвержденная инструкция, данная новому начальнику Туркестанской области: «В Ташкенте не стеснять себя никакими регламентациями, а стараться дать ему устройство, действительно наиболее соответствующее нашим и его выгодам».

Наиболее значительным препятствием в этом деле стали мусульманские духовные лица, пытавшиеся сохранить свое доминирующее положение среди местного населения. Действовать в этом направлении предстояло весьма осторожно, дабы не вызвать раздражения, а, наоборот, расположить к новой власти этот важный элемент туземной жизни. Дмитрий Ильич прекрасно знал и помнил все сложности взаимодействия завоевателей с покоренными народами Кавказа. Знал, с какой готовностью исламские деятели используют все просчеты новой власти.

С целью ограничить влияние мусульманского духовенства на внутреннюю жизнь завоеванного края и поставить местную власть под свой контроль новый начальник области пошел на устройство, по примеру Кавказа, мехкеме - особого органа, состоявшего из советников от коренного населения, среди которых лишь один мог быть служителем культа. В мехкеме входили четыре советника от сартовского (оседлого) и три от киргизского (кочевого) населения. Содержание старшего советника из сартов было определено в размере 2 400 руб., трое младших получали по 900 руб. Из киргизов один советник-бий получал 500 руб., двое младших - по 250 руб. Заседания мехкеме в порядке эксперимента начались летом 1866 г. Дела в этом органе рассматривались в полном соответствии с законами шариата. Ведению мехкеме подлежало свидетельствование торговых сделок и разного рода обязательств. Здесь разбирались споры и иски, семейные дела. Этот орган рассматривал и разнообразные хозяйственные вопросы. Мехкеме функционировал под контролем российской администрации (управляющего туземным населением) и разрешение наиболее важных проблем передавал на усмотрение военного губернатора. Можно сказать, это была первая попытка преобразовать местный традиционный суд.

Однако неравномерность содержания членов мехкеме вызывала постоянные распри и доносы его членов друг на друга. В то же время создание мехкеме вызвало резко негативную реакцию местного духовенства, воспринявшего нововведение как грубое вмешательство в вопросы культа. И это, возможно, послужило одной из причин отстранения Романовского от должности. Убежденность в социальной чужеродности духовенства народным массам толкнула Романовского на острый конфликт с мусульманским «клиром». Не до конца продуманные действия военного губернатора (стремившегося воплотить в жизнь идею Д.А. Милютина о распространении в Туркестане аналога северокавказских мехкеме) зачастую производили на местное население негативное впечатление. Учреждение мехкеме было просто никем не понято.

В июле 1866 г. отношения с Бухарой вновь обострились, что привело к напряжению отношений между Романовским, предлагавшим дипломатическое решение вопроса, и Крыжановским, требовавшим решительных мер. Обеспокоенный проблемами обустройства новой администрации, Дмитрий Ильич категорически не мог согласиться со своим непосредственным начальником и просил у него об отставке. Вместо этого в конце сентября Романовскому было поручено начать против Бухары боевые действия. Одно обнадеживало военного губернатора - Крыжановский отказался от своей идеи воевать с Кокандом, что спасло войска от необходимости вести войну на два фронта.

Ключевым пунктом боевых действий стал Ура-Тюбе, готовясь к штурму которого генерал Романовский в полной мере проявил свои способности военного инженера при сооружении ложементов для осадных орудий. После довольно продолжительной осады 2 октября главный оплот власти эмира пал. После взятия Ура-Тюбе единственной надеждой на удержание долины Сыр-Дарьи под бухарским контролем оставалась специально укрепленная крепость Джизак. Наверное, Д.И. Романовский был незаурядным военачальником: десятитысячный гарнизон Джизака сопротивлялся не более часа. 18 октября город стал русским. 6 000 убитых неприятелей против 98 убитых, раненых и контуженных с русской стороны. Эмир бухарский был сломлен, а Дмитрий Ильич получил орден Св. Анны I степени с мечами. Теперь военный губернатор Туркестанской области смог, наконец, вернуться к гражданскому обустройству края.

В конце октября Дмитрий Ильич уже в Ташкенте был занят разработкой проекта положения об управлении краем, работы над которым были завершены уже в декабре. Одновременно военный губернатор занимался бытовым обустройством войск в новых населенных пунктах, строительством лазаретов, административных и общественных зданий. Ликвидация бухарской угрозы дала Романовскому возможность активизировать торговые сношения с Кокандом.

Сегодня трудно определить объективность выдвинутых против него обвинений в незаконных казенных тратах. Тем не менее Дмитрий Ильич был отозван в Петербург и 11 декабря 1866 г. покинул Ташкент, получив назначение в свиту императора.

Через год Романовский стал начальником штаба Казанского военного округа, а в 1871 г. - командующим 11-й пехотной дивизии. В 1873 г. генерал-майор Романовский был награжден орденом Св. Владимира II степени. С 1877 г. он назначен членом Военно-ученого комитета Главного штаба. А в начале 1878 г. произведен в генерал-лейтенанты.

Кто возьмется дать объективную характеристику Д.И. Романовскому спустя более ста лет? Мы знаем, как крепко цепляются за людей ярлыки, какими противоречивыми слухами обрастает их личная жизнь и служебная деятельность. Одни из современников становятся лакированными героями, другие - бездарными карьеристами. Разбираться в справедливости обвинений, выдвинутых против Романовского, не наша задача. Заметим лишь, что он был автором ряда достаточно интересных и известных публикаций по истории и географии Кавказа и Туркестана, пользовался доверием и уважением большинства своих сослуживцев. Среди его друзей был и известный Чокан Валиханов, кстати, крайне негативно относившийся к М.Г. Черняеву. Подвиги Черняева и успехи Кауфмана заслонили заслуги Романовского в деле закрепления российского господства в Центральной Азии. Однако не стоит забывать, что по инициативе Романовского началось не только строительство русских частей в городах Чиназе и Ташкенте, но и шоссирование дорог, возводились лазареты и т. п.

Тяжелобольной Дмитрий Ильич в 1878 г. вынужден был лечиться за границей. Вернувшись в 1880 г. в Россию, он поселился в Казани, где заболел и скончался в госпитале 16 мая 1881 г.

Почти 15 лет в истории Русского Туркестана связаны с именем первого генерал-губернатора Туркестанского края генерал-адъютан-та и инженер-генерала Константина Петровича фон Кауфмана. Именно на его долю выпало сделать наиболее крупные шаги в деле приобщения Туркестана к общеимперским порядкам и вовлечения генерал-губернаторства в орбиту внутренней жизни России. Удаленность региона от центра, весьма сложное внутреннее и внешнеполитическое положение края обусловили и особую роль его главного начальника на политической сцене России второй половины XIX в. Русская власть в Туркестанском крае не могла не персонифицироваться в лице человека, имевшего право толковать и даже устанавливать правовые нормы, облеченного дипломатическими полномочиями в отношении сопредельных стран, обладавшего значительной свободой в решении военных вопросов.

Род фон Кауфманов происходил из Швабии и в конце XVIII в. переселился в Россию. Дед Константина Петровича, участник румянцевских походов, на смертном одре принял православие. Отец воевал с Суворовым и Кутузовым, дослужился до генерал-лейтенанта. Сам же К.П. фон Кауфман родился 19 февраля 1818 г. В 1833 г. он был определен на службу в Главное (позднее - Николаевское) инженерное училище, по окончании которого продолжил обучение в его офицерских классах (позднее - академия). Выпустившись в войска, Кауфман поступил сначала на службу в Западном крае, а в 1844 г. началась его служба на Кавказе. В 1844-1846 гг. участвовал в боевых действиях в Чечне и Дагестане, в Андии, под Азалом и Дарго, был произведен в капитаны и награжден орденом Св. Анны III степени с бантом. За подвиг при штурме Гергебиля в 1848 г. он получил орден Св. Георгия IV степени. В следующем году в сражении при укрепленном ауле Чох - орден Св. Анны II степени. Сражение при Гергебильском спуске в 1853 г. принесло ему золотую саблю с надписью «За храбрость». Под Карсом в 1855 г. полковник Кауфман показал себя не только удачливым командиром, но и способным организатором и дипломатом. Признанием этих заслуг стал орден Св. Владимира III степени. В 1856 г. К.П. фон Кауфман был произведен в генерал-майоры и назначен членом советов Императорской военной и Николаевской инженерной академий.

Наступил судьбоносный для империи 1861 г. Военный министр Д.А. Милютин нуждался в грамотных и работоспособных сотрудниках, способных обеспечить слаженное функционирование военной машины в условиях ее глубокой модернизации. 30 августа 1861 г. фон Кауфман был назначен директором канцелярии Военного министерства и управляющим делами Военного совета. За рвение на этом поприще Константин Петрович получил чин генерал-лейтенанта и звание генерал-адъютанта.

В апреле 1865 г. он был назначен Виленским, Ковенским, Гродненским и Минским генерал-губернатором, главным начальником Витебской и Могилевской губерний и командующим войсками Виленского военного округа. Управлению Кауфмана был подчинен край, очаги восстания в котором были уже подавлены, но глухая вражда со стороны местного населения ко всему русскому сохранялась. И новый генерал-губернатор направил свою деятельность не на обрусение возбужденного восстанием края, а на располячение местного населения, на очищение его от чужеродного, по мнению Константина Петровича, польского влияния. Однако деятельность нового генерал-губернатора Западного края встретила яростную критику в придворных кругах, и 9 ноября 1866 г. фон Кауфман был отозван из Вильны и уволен в одиннадцатимесячный отпуск с отставкой от должностей, но с сохранением всех званий.

Объективности ради следует признать, что, хотя управление К.П. фон Кауфманом Северо-Западным краем и не явилось апогеем его административной деятельности, оно дало уникальный опыт, позволивший Константину Петровичу в скором будущем стать одним из крупнейших государственных деятелей своего времени. Не прошло и восьми месяцев со дня устранения Кауфмана от дел, как император дал ему, пожалуй, более важное назначение. 14 июня 1867 г. К.П. фон Кауфман был назначен главным начальником нового генерал-губернаторства, образованного из завоеванных областей Средней Азии, а также командующим войсками Туркестанского военного округа. В отличие от прочих региональных руководителей, туркестанский глава получил от императора право объявлять войну и заключать мир с соседними государствами. Высочайший рескрипт обещал «за благо принять все, что <…> уполномоченным нашим (К.П. фон Кауфманом. - Д.В.) заключено и подписано будет».

По прибытии в край новый генерал-губернатор сразу же оказался перед необходимостью решать сложные внешнеполитические задачи. И первоочередной проблемой стала Бухара, объятая жаждой реванша. Дипломатические переговоры в апреле 1868 г. переросли в открытое столкновение, знаменовавшее начало Самаркандской кампании, результатом которой стали успешные штурмы Самарканда и Катта-Кургана в мае того же года. За победы над Бухарой Константин Петрович был награжден орденами Св. Георгия III степени и Белого Орла. А в Главном инженерном училище его имя занесли на мраморную доску с прибавлением: «1868 год. Самарканд». Однако присоединение этого города не вписывалось в планы МИД. И в Ташкент полетела императорская депеша с требованием вернуть Самарканд Бухаре. На свой страх и риск Кауфман отказался выполнить монаршью волю. Более того, во время аудиенции у императора ему удалось убедить государя изменить свое решение. Случай экстраординарный, лишний раз подтверждающий высокую степень доверия к туркестанскому генерал-губернатору со стороны Александра II.

Знаменитый Хивинский поход, сложность которого заключалась даже не в непосредственной борьбе с соперником, а в преодолении трудностей беспощадной среднеазиатской природы, Кауфман предпринял в 1873 г. Экспедиция завершилась взятием Хивы 29 мая. На мундире генерал-губернатора появился орден Св. Георгия II степени. 1 января 1874 г. он был произведен в инженер-генералы (это звание «генерал инженерных войск» типа генерал-полковник, генерал от инфантерии и т. п.). В 1875-1876 гг. боевые действия велись против бунтующего Коканда и завершились присоединением кокандской территории к России под именем Ферганской области. Сам же Кауфман получил от императора саблю с бриллиантами и надписью: «За поражение кокандцев».

Однако, несмотря на военные доблести, Кауфман известен не как покоритель, а именно как устроитель Русского Туркестана. На его счету масса мероприятий, названных современниками «водворением русской гражданственности». В его правление был ликвидирован оккупационный режим и край стал постепенно превращаться в органическую часть Российской империи.

Важнейшую роль в этом сыграло введение в действие временного «Положения об управлении Семиреченской и Сырдарьинской областей», которое основывалось на следующих принципах: 1) укрепление краевой (главной) администрации; 2) приближение органов управления в Туркестане к соответствующему в прочих частях империи; 3) предоставление местного управления по всем делам, не имеющим политического характера, выборным лицам из среды коренного населения; 4) сохранение шариата и обычного права в рамках местного традиционного законодательства в той сфере правоотношений, которая не могла быть еще определена русским законом и пр.

Главное начальство в Туркестане вверялось назначавшемуся непосредственно императором генерал-губернатору, который являлся одновременно и командующим войсками округа. По военно-народному управлению главный начальник края подчинялся военному министру. На его канцелярию, кроме обычных для внутренних губерний обязанностей, возлагалось общее заведование всеми управлениями отдельных ведомств (за исключением дипломатической, финансовой, медицинской и горной частей), подчиненными во внутренней России соответствующим министерствам.

Управление каждой из областей делилось на общее (или областное) и частное (по городам, селениям, волостям и аулам). Областные органы власти возглавляли военные губернаторы, которые в отношении военно-народного управления обладали правами и обязанностями губернаторов по Общим губернским учреждениям с определенными дополнениями, внесенными в проект Положения. Новый закон заменял созданные в 1865 г. отделы более привычными для внутренней империи уездами, все управление в которых сосредоточивалось в лице уездного начальника.

Проект Положения 1867 г. стал новым шагом и в деле упорядочения управления местным населением. Он делил все коренное население края по условно-этнографическому признаку на сартов (в основном оседлое) и киргизов (в основном кочевое население) с определенными различиями в системе местного управления. Кочевое население в каждом уезде делилось на волости, волости - на аулы. Волости управлялись волостными управителями, аулы - аульными старшинами. «Волостные» и «аульные» избирались населением сроком на 3 года на аульных сходах и волостных съездах. Выборы должностных лиц низшей администрации были двухступенчатыми. Утверждение волостных управителей осуществлялось военным губернатором, а аульных старшин - уездным начальником. В местах жительства оседлого населения Сырдарьинской области местная полицейская и распорядительная власть находилась в руках аксакалов. Процедура их выборов устанавливалась в том же виде, что и у кочевников. Аксакалы пользовались властью волостных управителей кочевого населения. Созданные прежде институты - мехкеме и управляющие туземным населением - упразднялись как не соответствующие идее замены традиционных учреждений общеимперскими.

Вскоре после своего вступления в должность первый генерал-губернатор Туркестана собрал представителей мусульманского духовенства и почетных «туземцев», которым предложил неприкосновенность культа в обмен на полную лояльность. Более того, ему удалось получить фетву, признавшую положение об управлении краем не противоречащим основным принципам мусульманской религии. На деле это означало признание новой власти и ее постановлений законными с точки зрения мусульманского права. Развязав себе руки подобным образом, Кауфман упразднил должности казы-каляна, шейх-уль-ислама, раисов и т. п., ибо новое краевое положение носило более унифицированный характер и не предусматривало особых «туземных» должностных лиц за исключением аксакалов (старшин), биев и казиев (судей).

Ставя ближайшей задачей русской администрации упрочение нового порядка, проект определял переходное положение власти от роли наблюдательной, последовавшей за завоеванием, к роли организующей, перспективной целью которой было введение Центральной Азии в общегражданскую жизнь Российской империи. Принятый как временная мера, проект 1867 г. казался центральным властям несовершенным. В 1871 и 1873 гг. под руководством Кауфмана были составлены новые проекты Положения об управлении Туркестанского края, впрочем, не введенные в действие в силу межминистерского противостояния. Главной причиной такого поворота событий стало заложенное в эти проекты значительное расширение прав генерал-губернатора и введение порядков, мало согласованных с управлением в других частях империи. Почему не приняли? Схожая ситуация была в Киргизской степи, где временное положение 1868 г. действовало до 1891 г. Так что временное Положение 1867 г. продолжало сохранять свое значение в течение почти двух десятилетий.

Мусульманскую политику Кауфмана, с его легкой руки, принято называть политикой «игнорирования», хотя ее следовало бы назвать политикой позитивного нейтралитета, при которой исламские институты игнорировались как политическая сила и за которыми устанавливался контроль. Краевые чиновники были уверены, что без поддержки администрации ислам скоро лишится широкой общественной поддержки и перестанет быть популярным в среде местного населения. Этим был продиктован и отказ властей от утверждения в должностях избранных мулл и других представителей исламского духовенства, что ярко демонстрирует тенденцию отказа от конструирования в крае особого мусульманского духовного сословия.

Во взаимоотношениях власти и местной элиты одним из важнейших стал вопрос об организации управления духовными делами мусульман Туркестана. Следует заметить, что имперское законодательство, предоставляя свободу вероисповедания христианам иностранных исповеданий, иудеям, мусульманам и язычникам, устанавливало специальные органы для заведования их духовными делами. Этим особым духовным управлениям дозволялось руководствоваться в деятельности своими религиозными нормами при условии, однако, полного соблюдения российского законодательства. Иными словами, не допускалось существование в империи религиозных общин, действующих вне поля имперского законодательства. Вслед за присоединением Центральной Азии сложилась ситуация, когда трехмиллионное исламское население Туркестана с веками сложившейся и обладавшей известной стройностью организацией духовного быта было изъято из подчинения мусульманским владыкам. Новая же система управления духовными делами сформирована не была.

Свод законов Российской империи устанавливал подведомственность российских мусульман соответствующим духовным управлениям. Так, к ведению Таврического Магометанского Духовного Правления относились исламские духовные лица Таврической и Западных губерний. В Закавказье функционировали Шиитское и Суннитское Духовные Правления. На мусульман всех прочих губерний империи распространялось влияние Оренбургского Магометанского Духовного Собрания (ОМДС). Иными словами, туркестанские мусульмане должны были подчиняться ОМДС. Однако вслед за присоединением Центральной Азии к России новая администрация на этой окраине стала проводить политику, направленную на концентрацию всей полноты власти в своих руках (что вполне объясняется особым геостратегическим положением региона). И вопрос о подотчетности местного духовенства ОМДС был решен отрицательно.

Однако идея создания собственного подобного органа возникла вскоре после завоевания края Россией. И первый генерал-губернатор Туркестана поначалу намеревался создать местный муфтиат в противовес Оренбургскому Магометанскому Духовному Собранию, в сферу ведения которого по закону и должны были входить мусульмане региона. Однако, желая оставить всю полноту власти в своих руках и в ведении Военного министерства (ОМДС подчинялось МВД), с одной стороны, и не желая придавать исламу государственный характер - с другой, Кауфман отказался от этой идеи, равно как и добился вывода Туркестана из сферы ответственности ОМДС.

В 1881 г. под руководством генерал-губернатора началась подготовка очередного проекта местного положения. Закончить эту работу Кауфману не довелось. Известие о трагической гибели Александра II стало тяжелым ударом для Константина Петровича. 26 марта его постиг апоплексический удар. Умер первый туркестанский генерал-губернатор в ночь на 4 мая следующего года.

Опыт биографического обзора первых туркестанских губернаторов убеждает в том, что военный министр Д.А. Милютин назначал в этот чрезвычайно важный регион непременно боевых генералов, имевших кавказский опыт. Ко всему прочему он предпочитал иметь на ключевых постах «своих» людей, прошедших горнило «паркетной» (административной) службы в аппарате министерства. Исключение составил М.Г. Черняев - фигура самодостаточная (или, во всяком случае, стремившаяся к самостоятельности и независимости). Самостоятельным и независимым Черняев стремился быть как во власти, так и вне ее.

Покинув Ташкент и выйдя в отставку, Черняев стал в жесткую оппозицию к военному министру, в котором видел виновника своей незаслуженной опалы. Естественно, что его конфронтационные настроения в отношении Военного министерства не могли не иметь обратного действия. Итог был печальным. Вряд ли можно ожидать, что пенсия в 430 рублей в год могла обеспечить достойное существование генеральской семьи. В армию путь закрыт. Пытался устроиться на гражданскую службу нотариусом, сдал соответствующий экзамен и собирался открыть нотариальную контору. Одна проблема - военным в отставке не полагалось заниматься столь недостойным делом. На оппозиционной почве М.Г. Черняев сблизился с И.С. Аксаковым, братьями Киреевскими, другими славянофилами. В первой половине 1870-х гг. он был одним из авторов, а затем и редактором консервативной газеты «Русский мир», которая, казалось бы, существовала только для того, чтобы обличать реформаторов из Военного министерства и поливать грязью новую туркестанскую администрацию. Сам Михаил Григорьевич мало интересовался внутренней политикой. Но чувство унижения толкало его в круг «патриотов», ненавидевших бюрократизм и иноземщину. Вредоносное иноземное влияние он видел и в нововведениях Д.А. Милютина. Все беды российской административной системы приписывал немцам, чьи устремления, по его мнению, шли вразрез с насущными потребностями России. Возможно, именно это обстоятельство и усиливало его органическую неприязнь к К.П. фон Кауфману.

«Русский мир» становится центром панславянской пропаганды, особенно активизировавшейся с 1875 г., когда в Боснии началось антитурецкое восстание, вскоре перекинувшееся на Болгарию и Сербию. На призывы Черняева оказать помощь братьям-славянам откликнулись славянские комитеты по всей стране. В центре движения славянской солидарности стал сам покоритель Средней Азии, чья харизма национального героя лишь укрепилась его опалой. Сотни добровольцев устремились в армию сербского князя Милана Обреновича. М.Г. Черняев, скорее всего намереваясь доказать свою полководческую состоятельность, а в то же время стремясь повернуть фортуну к себе лицом, отправляется в бунтующую Сербию. Это единственное место, пока еще не подконтрольное чиновному Петербургу, где он может вполне реализовать свои амбиции и отомстить военному министру за унижение. Говоря о Черняеве в Сербии, не стоит абсолютизировать его стремление помочь братьям-славянам. Здесь не обошлось без природного честолюбия и генеральской гордыни.

Итак, обманув наружное наблюдение, получив путем хитроумных уловок заграничный паспорт, вопреки монаршему запрету, в апреле 1876 г. Черняев прибывает в Белград вовремя. 18 июня Сербия объявила войну Турции. Эта война заведомо была обречена на неудачу. Маленькое сербское войско не смогло бы выстоять против турецкой махины. Однако правительство Сербского княжества решило воспользоваться антиосманским восстанием для того, чтобы навсегда покончить с турецким игом. На фоне нехватки собственных офицерских кадров генерал Черняев пришелся как нельзя кстати. Он становится главнокомандующим повстанческой армией. На другие командные должности к нему стекались десятки русских офицеров.

«Своя» война не стала новым черняевским триумфом. Сама сербско-черногорская армия представляла собой не что иное, как соединение партизанских отрядов, мало дисциплинированных, плохо вооруженных, не имевших кадрового офицерского состава, штабов и интендантских служб. Кроме того, категорично отрицательная официальная оценка поступка М.Г. Черняева отталкивала от него значительную часть русских добровольцев. Но долг боевой генерал выполнил. Уже 20 июня 1876 г. войска под его командованием разбили турок у села Бабина Глава. В августе Черняев дважды нанес им поражение при Алексинаце. А 17 октября его армия была полностью разбита в бою у Джуниса. Черняев проиграл войну. Виной тому и постоянная нехватка боеприпасов, и действия башибузуков в тылу сербской армии, и ограниченность ее численного состава.