Разработка принципов составления официальной истории казачества в Военном министерстве

Размещено на http://www.allbest.ru/

Разработка принципов составления официальной истории казачества в Военном министерстве

А.Ю. Перетятько

В начале XX в. Военным министерством была предпринята попытка написать официальную историю российского казачества, закончившаяся полным провалом. Статья посвящена первому этапу работ над этим проектом, в ходе которого высшие чины Военного министерства пытались понять, как организовать научные исследования прошлого всех казачьих войск. На основании материалов отдела рукописей Российской национальной библиотеки автор показывает, что уже на этом этапе четко определились факторы, обрекшие правительственный проект на неудачу. Прежде всего следует выделить личностный фактор: в России в принципе не было историков, которые были достаточно подготовлены к немедленной работе над таким циклом книг. В итоге разработку принципов научного исследования прошлого российского казачества доверили историку-любителю, генерал-лейтенанту Н.А. Маслаковцу. Его крайне неудачные решения породили целый ряд организационных и концептуальных проблем. Так, генерал отрицал необходимость подготовительных работ, сравнивая поиск источников и литературы с деятельностью «мифического Сизифа», на том основании, что за время собирания подобного материала неизбежно будут выходить новые книги, а в архивах может быть найдено множество прежде неизвестных документов. Н.А. Маслаковец считал ненужным и единый план исследования, опасаясь, что подобная регламентация приведет к «стеснению производителей трудов этих». Основой официальной истории казачества он видел консервативную концепцию публицистического характера казака-воина, в которую не укладывались многие исторические факты. Даже в своем «общем историческом взгляде на появление и развитие казачьих войск в России» генерал вышел за рамки этой концепции, уделив основное внимание не предусмотренным ею вопросам, например, о происхождении или времени возникновения казачества. Результатом исследования, проведенного автором статьи, является вывод о том, что личностный, организационный и концептуальный факторы обрекли на провал попытки создать официальную историю казачества еще до того, как начался поиск авторов для «исторических описаний» отдельных казачьих войск.

Ключевые слова: проблемы историографии начала XX в., Военное министерство, официальная история казачества, А. Н. Куропаткин, П. О. Щербов-Нефедович, Н. А. Маслаковец.

The Development of the Principles of Writing of the Official History of the Cossacks in the Ministry of War. A. Yu. Peretyatko

At the beginning of the 20th century the Ministry of War of the Russian Empire attempted to write the official history of the Russian Cossacks, which ended in complete failure. The article is dedicated to the first stage of the work on this project, during which the high ranks of the Ministry of War tried to understand how to organize scholarly research into the past of all Cossack troops. On the basis of the materials from the Manuscripts department in the National Library of Russia, the author demonstrates that at this stage the factors that predetermined the failure of the government project were clearly defined. Firstly, a personal factor is worth considering: there were no historians who were sufficiently prepared to immediately undertake work on such a series of books in Russia at the beginning of the 20th century. As a result, the development of the principles of scholarly research into the past of the Russian Cossacks was entrusted to the amateur historian Lieutenant-General N. A. Maslakovets. His extremely unsuccessful decisions gave rise to many organizational and conceptual problems. For example, the General denied the significance of preliminary research. He compared the search for sources and literature with the activity of `mythical Sisyphus' explaining that during the process of collecting material, new books would inevitably come out and new, previously unknown documents, would be discovered in the archives. N. A. Maslakovets also regarded a unified research plan as unnecessary step on the grounds that such kind of regimentation would `constrain the creators of these works'. He perceived the journalistic conservative concept of a Cossack warrior as the basis for the official history of the Cossacks, which failed to accommodate many historical facts. Even in his `broad historical perspective” on the emergence and development of the Cossack Hosts in Russia the General went beyond the boundaries of this concept, having focused on such questions as the descent and origins of Cossacks. As a result of the research, the author concludes that personal, organizational and conceptual factors had foredoomed attempts to create an official history of the Cossacks to failure even before the search for authors for “historical descriptions” of Cossack Hosts began.

Keywords: issues of historiography of the beginning of 20th century, Ministry of War of the Russian Empire, official history of the Cossacks, A. N. Kuropatkin, P. O. Scherbov-Nefedovich, N. A. Maslakovets.

В начале XX в. Военное министерство предприняло попытку создать официальную историю российского казачества. Этот амбициозный и почти неизвестный даже ученым, профессиональным историкам, проект потерпел крах после более чем десятилетия работ, охвативших столицы и казачьи войска , и не оставил после себя заметного следа в отечественной историографии. А. А. Волвенко, посвятивший отдельную статью неудачным попыткам властных структур в рамках данного проекта организовать написание книги о Донском войске, пришел к неутешительным выводам: проведенные работы оказались полезными для многих их участ-ников, использовавших найденные материалы в своей научной работе, прямо не связанной с правительственным заказом . Современный историк также приводит цитату из постановления Военного совета, из которой следует, что в других казачьих войсках дела обстояли еще хуже, и только на Дону и на Урале удалось довести исследования хотя бы до достойного опубликования промежуточного результата .

Бесплодные в прямом смысле этого слова попытки написать официальную историю казачества контрастируют не только с затраченным на правительственный проект временем, но и с тем, насколько важные лица выражали личную заинтересованность в нем: в подготовительных работах участвовали военный министр А. Н. Куропаткин, ряд высокопоставленных чиновников центрального аппарата Военного министерства, атаманы казачьих войск, историки с всероссийскими именами и авторитетные местные краеведы . Почему же такое амбициозное предприятие закончилось практически ничем? Что помешало создать хотя бы черновики истории отдельных казачьих войск, которые удовлетворяли бы правительственным требованиям? В настоящее время, когда остро стоит проблема государственного и общественного заказа исторических текстов, когда властные структуры снова выделяют значительные ресурсы на проведение исторических исследований, нега-тивный опыт прошлого столетия особенно актуален. В своей статье мы попытаемся показать, какие ошибки были допущены еще до того, как к реализации правительственного проекта приступили на местах, и найти концептуальные и организационные недостатки сделанного Военным министерством заказа. Ведь написать официальную историю не смогли ни в одном казачьем войске, и, следовательно, было что-то в спущенном сверху задании, что делало его невыполнимым, причем эта невыполнимость не была очевидна тем людям, которые пытались реализовать правительственный проект в течение более чем десятилетия. Возможно, ошибки, допущенные высокопоставленными чиновниками и генералами начала XX в., покажут, каким не должен быть государственный заказ в области истории и сегодня.

Основой для нашего исследования послужили дела из хранящегося в отделе рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ) личного фонда генерала Н. А. Маслаковца, который в 1901-1902 гг. как раз разрабатывал те принципы, на которых должна была основываться официальная история казачества. К сожа-лению, в этом фонде сохранился только черновик подготовленного им доклада, написанный крайне неразборчиво и содержащий массу исправлений . Хотя он в принципе читаем, некоторые слова в приводимых нами цитатах восстановлены предположительно, а некоторые нам вообще не удалось разобрать. Однако можно с уверенностью говорить, что основой для правительственного заказа стал именно этот доклад, поскольку, как мы покажем ниже, отдельные места из него были дословно включены в отправленные в казачьи войска распоряжения о необходимости написания местных историй. Мы будем также использовать материалы из Госу-дарственного архива Ростовской области (ГАРО), чтобы показать, каким образом организовывались удачные научные исследования, проводимые по заказу правительства, и, кроме того, обратимся к материалам из Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), проливающим свет на специфику казачьих войск, атаманом которых был Н. А. Маслаковец.

Что касается литературы, то количество исследований по истории казачьих войск 1861-1905 гг. относительно невелико , а для темы нашего исследования огромное значение имеет упомянутая выше статья А. А. Волвенко «Как донским казакам историю хотели написать... Официальный заказ, историк и местная адми-нистрация (1902-1912 гг.)», которая, насколько нам известно, является единственным отображением в современной историографии попытки Военного министерства написать официальную историю казачества. Благодаря этой статье мы можем сравнивать то, как представлял себе написание исторических трудов об отдельном казачьем войске Н. А. Маслаковец, с тем, как данный процесс выглядел в реальности. Кроме того, хотя попытки генерала проявить себя на научном поприще не привлекали внимания исследователей, целый ряд текстов посвящен его деятельности как правительственного чиновника .

Идея сделать государственный заказ на написание трудов по истории казачества зародилась у военного министра А. Н. Куропаткина в 1899 г. во время путешествия по Сибири, когда генерал написал в одной из резолюций: «Надо поспешить с составлением подобных исторических трудов по каждому из казачьих войск, по определенной программе, о его прошлом; затем составить, по общей программе, описания о настоящем казачьих войск; тогда легче будет, без ошибок и сомнений, решать все вопросы, определяющие будущее каждого из казачьих войск в отдельности и всех месте» . Таким образом, в первоначальные планы Военного министерства входило создание даже не официальной истории казачества, но некоей универсальной системы текстов о прошлом и настоящем всех казачьих войск, эта система текстов должна была предназначаться для правительственных чиновников и использоваться при определении государственной политики на казачьих территориях. Необходимость как-то познакомить должностных лиц из центрального административного аппарата Российской империи с реальным положением дел в казачьих войсках назрела давно: еще один из предшественников А. Н. Куропаткина на посту военного министра Д. А. Милютин отмечал, что когда он в 1871 г. посетил Донское войско, оказалось, что казаки во многом не соответствуют представлениям о них, господствовавшим в Военном министерстве . Но именно потому, что ничего подобного проекту А. Н. Куропаткина в России конца XIX в. не существовало, сам военный министр едва ли четко представлял, как должна выглядеть система текстов, которую он предложил создать. Во всяком случае он не сделал в своей резолюции никаких указаний по этому поводу, ограничившись заявлением о том, что для решения «сих вопросов» нужно организовать «особое делопроизводство в Главном Управлении Казачьих войск» . Написать о прошлом и настоящем казачества было вменено в обязанность тем же самым чиновникам, которых А. Н. Куропаткин предполагал более детально ознакомить с его историей! Даже если оставить в стороне данное противоречие, Главное управление Казачьих войск не обладало ни опытом, ни человеческими ресурсами для решения подобной задачи. Но распоряжение военного министра было получено, и руководитель министерства генерал-лейтенант П. О. Щербов-Нефедович был вынужден отреагировать на него. официальный история казачество российский

Судя по всему, П.О. Щербов-Нефедович не слишком торопился. Только в ноябре 1900 г. Главное управление Казачьих войск внесло на рассмотрение Военного совета доклад № 1354, содержавший предполагаемый план предстоящих работ. Идея А. Н. Куропаткина создать «особое делопроизводство в Главном Управлении Казачьих войск» нашла в нем поддержку, однако предлагалось возложить на членов этого делопроизводства не написание каких бы то ни было текстов, но неопределенно долгую «подготовительную работу». По мнению чиновников Главного управления, прежде всего следовало собрать «возможно полные сведения о имеющихся печатных материалах по истории казаков», составить «для сих материалов систематический сборник» и «напечатать рукописные материалы, имеющиеся во многих архивах казачьих войск» . Более того, даже эту работу «особое делопроизводство» «едва ли могло» успешно выполнять из-за «неудовлетворительного состояния в целом книжного материала». Чтобы разрешить эту проблему, нужна была специализированная библиотека по истории казачества, но приобрести ее единовременно не представлялось возможным, и поэтому рекомендовалось увеличить финансирование Главного управления, чтобы постепенно сформировать при нем книгохранилище из «книг исторических, как всех вновь выходящих, так, главным образом, и прежде вышедших» . Приступить к «составлению исторических описаний» автор доклада предполагал только после полного завершения всех подготовительных работ, причем не гарантировалось, что эту задачу возьмет на себя именно «особое делопроизводство» . Вопрос о создании «описаний о настоящем казачьих войск» в докладе № 1354 не поднимался вовсе, а «особое делопроизводство», исходя, видимо, из специфики лежащих на нем задач, именовалось также «историческим» .

Фактически уже тогда первоначальная идея А. Н. Куропаткина оказалась искажена. Автор доклада № 1354 предложил организовать написание не системы текстов о прошлом и настоящем казачьих войск, а лишь написание официальной истории казачества, основой же должна была стать не «определенная программа», о которой писал военный министр, но собранные в ходе «подготовительной работы» источники и литература. Чтобы понять причины такого искажения, следует обратиться почти на полвека назад, к 1867 г., когда в очередной раз реформировалась структура Главного управления иррегулярных войск, впоследствии переиме-нованного в Главное управление Казачьих войск. Хотя научная работа не входила в задачи этого органа, его вновь создаваемому четвертому отделению, называемому также межевым и статистическим, было вменено в обязанность собирать географические и статистические сведения о казачьих войсках . Первым начальником этого отделения стал Н. И. Краснов, крупнейший донской статистик второй половины XIX в., занимавший эту должность пятнадцать лет . В Главном управлении служил и другой известный казачий статистик -- М. П. Хорошхин . Наконец, сам П. О. Щербов-Нефедович был военным статистиком и даже преподавал эту дис-циплину в Николаевской академии Генерального штаба . Именно статистические исследования традиционно представляли собой основную, хотя и необязательную научную деятельность чиновников Главного управления Казачьих войск, и поставленную военным министром задачу они попытались решить с применением стати-стической методологии. Подобно тому, как статистик собирает первичную информацию, чтобы на ее основе прийти к выводам и обобщениям, офицеры Главного управления предлагали сначала собрать и систематизировать как можно больше текстов по истории казачьих войск. У такого подхода были свои существенные плюсы, и, возможно, реализация доклада № 1354 вовлекла бы в научный оборот упомянутые рукописи из архивов казачьих войск, в том числе и те, что впоследствии погибли в ходе Гражданской войны.

Однако эта «подготовительная работа» с точки зрения озвученной Военным министерством задачи действительно была только подготовительной, и ее непосредственным результатом могло стать составление сборников документов, но никак не «исторических описаний» казачьих войск. Главное управление даже не ука-зало, берется ли оно организовать создание этих описаний в обозримом будущем. Более того, упор на технические проблемы и необходимость предварительного сбора информации позволили полностью обойти в докладе № 1354 вопрос о том, что же должна представлять собой официальная история казачества. Военному со-вету предлагалось одобрить «подготовительную работу». Именно поэтому доклад № 1354 не встретил поддержки.

Заседание Военного совета 17 мая хотя и одобрило именно «исторические исследования», а не более масштабный проект по созданию цикла книг о прошлом и настоящем казачества, все же постановило не организовывать «постоянного исторического делопроизводства», а найти «достаточно подготовленное к этим работам особое лицо» для обеспечения «должных устроенности и быстроты» в «разработке истории казачьих войск» . Те технические проблемы, которым был посвящен доклад № 1354, просто снимались: задача создания «исторических описаний» перекладывалась с Главного управления на специально нанятого профессионального историка, не нуждавшегося в подготовительной работе. Однако очевидной кандидатуры в распоряжении Военного министерства не нашлось, и ее предстояло искать на стороне . Начинать же эти поиски было признано нецелесообразным до решения ряда организационных вопросов: П. О. Щербову-Нефедовичу поручили сначала составить программу предстоящих работ, определить срок их проведения, «выяснить порядок приглашения» подходящего для этих работ исследователя и, наконец, назначить ему гонорар . Последнему же оставалось только выполнить спущенную сверху программу, как ее выполняли бы чиновники, члены «исторического делопроизводства» при Главном управлении Казачьих войск. Таким образом, Военный совет фактически разделял авторство официальной истории российского казачества между двумя лицами. Мы не хотим сказать, что при подобном подходе написать серьезный исторический труд было невозможно в принципе. Однако перед правительственным чиновником, волею судеб становившимся «соавтором» профессионального историка, к тому же еще не назначенного, стояла сложнейшая задача: разработать качественный, отвечающий уровню развития исторической науки начала XX в. план целого цикла книг, объединенных стилистически и методологически, четко сформулировать для их будущего автора основные вопросы, на которые он должен будет дать ответ, и при этом не связать его по рукам и ногам мелочным регламентированием.

К чести П. О. Щербова-Нефедовича, он, по-видимому, даже не взялся за выполнение этой задачи, очевидно лежащей за пределами компетенции военного статистика. Об этом можно судить по тому, что к 21 декабря 1901 г., когда составление программы официальной истории казачьих войск было передано другому лицу , последними документами по этой теме так и остались доклад № 1354 и ответ на него Военного совета . Незадолго до этой даты П. О. Щербов-Нефедович лично встретился с А. Н. Куропаткиным и сообщил ему об отказе Военного совета одобрить создание «исторического делопроизводства» при вверенном ему Главном управлении. Военный министр согласился с этим решением и предложил кандидатуру генерал-лейтенанта Н. А. Маслаковца для «разработки оснований по составлению истории казачьих войск» . Таким образом, именно Н. А. Маслаковцу выпало стать своеобразным идеологом официальной истории казачества, автором ее концепции и разработать принципы организации исторических исследований. Утверждение А. А. Волвенко о том, что функции генерала сводились к сбору материалов для истории казачьих войск , представляет собой очевидную неточность. Военный совет как раз хотел свести к минимуму сбор этих предварительных материалов и был против того, чтобы подобной работой на постоянной основе занимались штатные чиновники Военного министерства.

Обратим внимание на еще один значимый момент. Уже к этому времени первоначальная задача, которую А. Н. Куропаткин рассчитывал решить с помощью написания официальной истории казачества, перестала быть приоритетной: и в приказе Н. А. Маслаковцу заняться «разработкой вопроса по изучению казачьих войск», и в докладе, подготовленном генералом в соответствии с этим приказом, игнорируется вопрос о том, как конкретно исторические труды будут помогать правительственным чиновникам в определении дальнейшей судьбы казачьих регионов. Не придавал особого значения Н. А. Маслаковец и пожеланиям Военного совета: в своем докладе он не дал ясных ответов на вопросы о том, на каких основаниях следовало приглашать авторов для трудов по истории отдельных казачьих войск и какое вознаграждение им полагалось. О сроках исполнения работ в докладе генерала вообще не говорилось ни слова. Нетрудно заметить, что проект А. Н. Куропаткина по созданию цикла книг о казачестве из способа решения определенных проблем правительственной политики сразу превратился в самоцель, причем каждый новый чиновник и каждая новая инстанция из-за отсутствия конкретных критериев, которым проект должен был удовлетворять, видели его итоговый результат по-своему.

Как нам представляется, главной и решающей ошибкой Военного министерства стал именно выбор Н. А. Маслаковца в качестве автора «оснований» для написания официальной истории казачества. На первый взгляд этот выбор был логичен и очевиден: генерал был автором нескольких научных работ, наибольший успех из которых снискало «Физическое и статистическое описание кочевья донских калмыков» . По поводу этого исследования крупный донской статистик С. Ф. Номикосов писал: «Труд в высшей степени серьезный, до мельчайших подробностей тщательно обработанный. Подобные образцовые труды крайне желательны и по отношению к другим местностям» . Это произведение Н. А. Маслоковца выдержало испытание временем: им продолжают пользоваться современные ученые, в том числе такой авторитетный историк, как К. Н. Максимов . При этом с 1894 г. Н. А. Маслаковец находился в распоряжении военного министра, выполняя своеобразные функции «генерала по особым поручениям» в казачьих войсках. Вероятно, наибольшую известность получила его командировка на Дон в 1898-1899 гг., когда столичный чиновник выступал в роли председателя комиссии для исследования причин, подрывающих хозяйственный быт войска Донского, и изыскания мер к восстановлению его благосостояния . Посещал Н. А. Маслаковец со специальными заданиями и другие казачьи войска, о чем свидетельствуют как материалы его личного фонда в ОР РНБ, так и изданный в 1903 г. «Доклад о результатах командировки состоящего в распоряжении военного министра генерал-лейтенанта Маслаковца в 1903 году в Забайкальское казачье войско» . К этому стоит добавить еще и то, что военный чиновник двадцать лет прослужил на Дону, достигнув должности помощника атамана по гражданской части, а затем почти восемь лет был оренбургским атаманом и основательно знал особенности крупнейшего «старого» и крупного «молодого» казачьих войск. А о серьезном различии между «настоящими, так называемыми старыми казаками», и «жителями станиц, не принадлежащими к старым казакам», еще в 1875 г. писал Д. А. Милютин . Таким обра-зом, генерал, возможно, лучше всех в России знал специфику различных казачьих войск, казался серьезным ученым и к тому же находился «под рукой» у военного министра.

Однако при более детальном знакомстве с научной деятельностью Н. А. Маслаковца у нас возникли серьезные сомнения в том, насколько он в принципе был способен к выполнению крайне специфической задачи по написанию «оснований» для официальной истории казачьих войск. К сожалению, полная библиография его трудов до сих пор не составлена, но и «Физическое и статистическое описание кочевья донских калмыков», и вторая упоминаемая историками научная книга генерала «Краткий исторический очерк постепенного образования Оренбургского казачьего войска и развитие форм военного и гражданского устройства» были закончены в 1870-х годах. Кстати, работа над историей Оренбургского войска велась Н. А. Маслаковцом еще с первой половины 1860-х годов, когда он служил там: по крайней мере в его фонде в ОР РНБ рукопись «Оренбургское казачье войско. Очерк» датируется 1861 г. , а рукопись «Статистическое описание Оренбургского казачьего войска» следующим, 1862 г. Практически исследования военного чиновника по истории и статистике Оренбуржья оказались не востребованы: большая их часть, несмотря на крайнюю бедность отечественной литературы о казачестве второй половины XIX в., так и осталась в рукописях. «Краткий исторический очерк постепенного образования Оренбургского казачьего войска и развитие форм военного и гражданского устройства» отсутствует и в Российской государственной библиотеке, и в Российской национальной библиотеке. Следовательно, либо эта книга представляет собой своеобразный историографический миф, ошибку позднейших авторов , либо она была издана крайне ограниченным тиражом и не вызвала особого интереса. Что касается более удачного «Физического и статистического описания кочевья донских калмыков», то Н. А. Маслаковец даже не был его единственным автором: он сам уточнял в предисловии, что разделы об образовании и, что особенно важно, о бытовых особенностях калмыцкого населения были написаны А. Л. Крыловым .

Таким образом, попытки проявить себя на научном поприще Н. А. Маслаковец предпринимал еще в бытность свою молодым офицером, за несколько десятилетий до того, как на него была возложена миссия стать автором «оснований» официальной истории российских казачьих войск. Только одна из этих попыток, к тому же предпринятая в соавторстве, оказалась удачной, а большая часть исторических и статистических рукописей генерала не напечатана и хранится в его архивном фонде, не вызывая особенного интереса ученых. Но руководство Военного министерства волновало совсем не это. К декабрю 1901 г. Н. А. Маслаковец уже достаточно долго не имел никакого специального задания. Тут следует отдельно отметить, что военный чиновник был вдов и бездетен, и уже дважды побывал в отставке, в последний раз -- в 1892-1894 гг. В литературе о нем встречается утверждение, что после смерти жены, произошедшей как раз в 1894 г., генерал тяготился одиночеством, выходом из которого и стало возвращение на службу . В любом случае к началу XX в. военная служба для Н. А. Маслаковца была не столько источником заработка, сколько местом самореализации. Еще до того, как А. Н. Куропаткин узнал о нежелании Военного совета создавать особое «историческое делопроизводство», военный министр беседовал с Н. А. Маслаковцом и, не имея никакого занятия для него, приказал П. О. Щербову-Нефедовичу найти «какой-либо отдельный вопрос по ведомству Главного Управления Казачьих войск» для разрешения его генералом . Подвернувшееся составление «оснований» официальной истории казачества и стало этим вопросом, для работы с которым Н. А. Маслаковец, как мы показали выше, на первый взгляд очень подходил. Таким образом без какого-либо конкурса или рассмотрения других кандидатур Военное министерство возложило на него обязанности по разработке «оснований» исторических исследований.

Н. А. Маслаковец взялся за дело с очевидным желанием и усердием. «Доклад военному министру Алексею Николаевичу Куропаткину о разработке принципов исторического исследования о казачьих войсках в России» был готов уже к 22 мая 1902 г. Это особенно поражает с учетом того факта, что новоявленный историограф российского казачества не был освобожден и от черновой работы: им было собственноручно сделано множество выписок из различных исторических трудов . В фонде Н. А. Маслаковца в ОР РНБ материалы по подготовке «оснований» для официальной истории казачества составляют целый раздел. Помимо черновика итогового доклада генерал сохранил распоряжение начальства заняться «разработкой вопроса по изучению истории казачьих войск» и даже свои подготовительные материалы . Следует подчеркнуть, что Н. А. Маслаковец собирал только важнейшие документы, связанные с его деятельностью: так, из трех докладов членов комиссии для исследования причин, подрывающих хозяйственный быт войска Донского, и для изыскания мер к восстановлению его благосостояния, которые были поданы ему на рассмотрение , военный чиновник сохранил в своем архиве только одобренный им текст П. Г. Мордвинцева . Следовательно, можно утверждать, что Н. А. Маслаковец считал свою работу по составлению «оснований» официальной истории казачества достаточно важной, чтобы не выбрасывать даже предварительные выписки для нее. В конце концов, как мы писали выше, генерал заботливо хранил свои старые рукописи по истории и статистике оренбургского казачества, хотя и не пытался их опубликовать. Вероятно, обращение к историческому исследованию после десятилетий перерыва было приятно самому Н. А. Маслаковцу, который получил еще один шанс проявить себя на историческом поприще, пусть не как историк, а как своеобразный идеолог целого цикла исторических книг. Во всяком случае большая часть его доклада была посвящена не тому, как следует организовать создание официальной истории казачества, и даже не тому, каким критериям эта история должна соответствовать. Об этих критериях генерал вообще не счел нужным писать что-либо определенное, -- например, он утверждал: «...Порядок рассмотрения и оценки достоинства предоставляемых составителями исторических описаний <.> выходят уже из сферы возложенного на меня поручения» . Наиболее объемную часть рукописи Н. А. Маслаковца составляет именно историческая часть, «общий исторический взгляд на появление и развитие казачьих войск в России» . Обратим внимание на несколько особенностей этого «общего взгляда», которые нам представляются наиболее значимыми.

Прежде всего, в научном отношении работа Н. А. Маслаковца не выдерживает никакой критики. Особенно показателен его обширный очерк ранней истории казачества. Генерал без комментариев выписывал различные мнения по спорным вопросам из уже опубликованных текстов, причем с цитатами из профессиональных историков соседствовали отрывки из энциклопедических статей неопределенного авторства (военный чиновник указывал только фамилию редактора энциклопедии51), с утверждениями исторических лиц52 -- материалы провинциальной периодической печати53. Без всякого анализа достоверности источников и литературы, без какой-либо попытки реконструировать ситуацию в казачьих регионах Н. А. Маслаковец в итоге просто выбирал из этих мнений то, что казалось ему правильным, не скрывая, впрочем, своей неуверенности. Так, рассуждая о времени возникновения казачества, он писал: «Эпоху вероятного появления казаков на Руси едва ли следует относить ранее XIV или XV столетия (курсив наш. -- А. П.)»54. Очевидно, представления Н. А. Маслаковца о методах исторического исследования остались на уровне историка-любителя 1860-1870 гг., и с современными тенденциями в исторической науке он совершенно не был знаком. Однако если П. О. Щербов-Нефедович и офицеры Главного управления Казачьих войск рассчитывали в какой-то степени компенсировать свою некомпетентность в исторических вопросах обширной подгото-вительной работой, сперва собрав малоизвестные и опубликовав ненапечатанные тексты по истории казачества, то Н. А. Маслаковец сразу попытался дать именно «общий исторический взгляд» на историю всех казачьих войск, в зависимости от которого, по его мнению, следовало «установить и все дальнейшие подробности» правительственного проекта55.

Таким образом, отправной точкой для написания официальной истории казачества в итоге стало не предложение военного министра о создании серии книг, полезных для правительственных чиновников, и даже не совокупность обширного первичного материала, которую рассчитывал собрать автор доклада № 1354, но концепция прошлого казачьих войск, созданная историком-любителем. Впрочем, применить эту концепцию к своему «общему историческому взгляду» Н. А. Маслаковец не смог. Фактически его образовывали или цитаты из других авторов, или бессистемный пересказ общеизвестных фактов. Относительно последовательный текст об истории казачества ему удалось довести только до конца XVI в. Затем генерал заинтересовался «борьбой днепровских казаков за поддержание собственной самостоятельности» и посвятил ей, опуская ситуацию на других казачьих территориях, несколько страниц56. После этого к системному и хронологическому изложению Н. А. Маслаковец уже не возвращался, вместо этого он полемически доказывал крайнюю полезность казаков для Российского государства57. Поэтому, на наш взгляд, та концепция, которую генерал хотел положить в основу официальной истории казачьих войск, связана с его «общим историческим взглядом» на историю казачества достаточно косвенно. Так, подробнее всего военный чиновник разобрал вопросы о времени возникновения казаков58, их происхождении59 и месте появления60, хотя ни один из этих вопросов не назван генералом в числе обязательных для истории казачьих войск . Поэтому мы воздержимся от анализа доклада Н. А. Маслаковца как исторического труда, тем более что собираемся посвятить этой теме отдельную статью. Нас доклад будет интересовать как документ, на основании которого велась дальнейшая работа по написанию официальной истории казачества.

В этом отношении особенно важны две другие части текста Н. А. Маслаковца, обрамляющие «общий исторический взгляд» на казачье прошлое. Первую из них можно условно назвать организационной, поскольку она сводится к ответу на четыре организационных вопроса: можно ли совместить исторические работы с нор-мальной деятельностью правительственного учреждения; необходимо ли для ведения научных работ собирать по обширным российским губерниям рукописный и редкий печатный материал; способно ли Главное управление Казачьих войск руководить исследовательской работой, в том числе и на удаленных территориях, и, самое главное, «что должна представлять собой программа для составления исторических описаний казачьих войск, и в какой мере введенными в нее вопросами могут быть обуславливаемы как общий план, так и положения исторических работ по каждому казачьему войску в отдельности» . При этом для нашего исследования интересны не только ответы Н. А. Маслаковца на эти вопросы, но и их мотивировка, содержащая крайне любопытные утверждения.

Генерал в принципе понимал, что любое полноценное историческое исследование отвечает совершенно особым критериям, но представлял эти критерии очень примерно и совершенно некорректно. Он утверждал: «Труд научный, кроме заключенной в нем фактической стороны предмета, доложен удовлетворять еще и другим требованиям, а именно: представлять описываемые события в глубокой связи между собой, так же и по отношению их к современным явлениям, в связи с соседними с описываемою страною областями и целым государством. Наконец, помимо этого, историческое описание казачьего войска, как и всякий другой исторический труд, должно быть написано в такой исторической форме, при которой оживляются события и явления (курсив наш. -- А. П.)» . Зато ни о чем, хотя бы отдаленно напоминающем принципы объективности и историзма, он не упомянул. Для сравнения: В.О. Ключевский, которому в рамках того же проекта официальной истории казачества будет предложено стать историографом Донского войска, задаст властям прямой вопрос: «Какая история должна быть составлена: история формальная, официальная с известными пропусками, или правдивая история, история, так сказать, написанная с соблюдением требований современной исторической науки (курсив наш. -- А. П.)?» . На наш взгляд, Н. А. Маслаковец видел предполагаемые труды по истории казачества похожими не на полноценные, зачастую сухие и специализированные исторические исследования начала XX в., но скорее напоминающими историко-статистические описания эпохи своей молодости, когда, например, Н. И. Краснов в «Материалах для географии и статистики России, собранных офицерами Генерального штаба. Земля войска Донского» доходил до такой «живости» и вовлеченности в острые общественные дискуссии, что текст из научной работы превращался в политический памфлет . Об этом свидетельствует и то, что в своем докладе Н. А. Маслаковец использовал в качестве образцового определения значения казаков для России далеко не научный текст «историка» М. Х. Сенюткина . Приведем несколько примеров из обширной выписки, сделанной генералом: «По какому-то безотчетному горящему желанию оборонять веру Христову от натиска Магометанства, эти вольные малочисленные ратники отражали денно и нощно, целые века, исконных врагов России, не чувствуя в борьбе с ними ни изнурения, ни усталости» . «Тщетно хотели остановить их Турки, Крымцы, Ногайцы и Черкесы. Донцы не только побеждают их, но как бы стирают с лица своей земли. Они завоевывают огромные просторы Сибири, и наконец все -- и свои завоевания, и славу, и жизнь -- приносят Царю России, говоря: “Мы холопы твои, готовы служить, готовы за православную веру и за тебя, Государь!”» .

В результате подобных рассуждений Н. А. Маслаковец приходил к выводу, что написание официальной истории казачества следует возложить не на коллектив чиновников какого-то ведомства, но на «особо избранное лицо», обладающее как «научною подготовкою», так и «личными способностями». Однако эта разумная мысль была испорчена непомерностью тех требований к «избранному лицу», которые выдвигал генерал. По его мнению, автор любых исторических трудов должен был не только «обладать научным подходом» и «уметь работать в архивах», но и с самого начала работ демонстрировать «тесное знакомство» с материалами, в том числе и неопубликованными, по своей теме, а также иметь достаточно развитые «литературные навыки» . В начале XX в. история многих казачьих войск еще не разрабатывалась профессиональными историками, и в итоге, когда в войсках начали искать официальных историографов, тех, кто отвечал бы всем требованиям Н. А. Маслаковца, просто не нашлось. В этом отношении снова очень показателен процесс написания истории донского казачества: в ходе этой работы на ее начальных этапах очень скоро развернулась борьба местных историков-любителей против приглашения признанных авторитетов российской исторической науки -- именно на основании незнания ими деталей местной истории. В местный статистический комитет даже была отправлена анонимная записка, автор которой писал по поводу возможного приглашения В. О. Ключевского или кого-то из его маститых коллег: «Если это будет лицо, не знакомое с бытом казачества, то его еще надо будет ввести в курс этой жизни, иначе разобраться ему в малопонятном для него материале будет крайне затруднительно» . Как видим, Н. А. Маслаковец не только не разрешил, но и усугубил проблему, связанную с поиском автора (точнее, авторов, о чем мы напишем чуть ниже) официальной истории казачества.

Еще хуже было то, что в своих дальнейших рассуждениях генерал исходил из предположения, что официальную историю казачества будут писать люди, соответствующие заявленным им качествам. При этом Н. А. Маслаковец в очередной раз демонстрировал полное непонимание современных ему тенденций развития исторической науки. Он сводил к минимуму роль специальных библиотек в научном исследовании на том основании, что «даже наиболее обширная библиотека» «едва ли» могла иметь в своих книгохранилищах все работы по какому-либо предмету, а сами исследователи в ходе серьезного научного труда обычно обращались «в более или менее значительное число библиотек, книгохранилищ и архивов» . И уж вовсе иронических замечаний генерала удостоилось предложение составить систематический указатель по истории казачества. Военный чиновник сравнивал подобный труд с «работами мифического Сизифа», полагая, что его завершение было бы принципиально невозможно: за время сбора известных книг, статей и рукописей неизбежно появились бы новые «произведения человеческой мысли», а также были бы обнаружены «неизвестные до того времени материалы» . Судя по всему, генерал не понимал, что библиотеки и систематические указатели представляют собой вспомогательный инструмент исторической науки, благодаря которым историк-профессионал может за сравнительно небольшой срок получить определенное представление об интересующей его теме. Поэтому Н. А. Маслаковцу казалось необходимым, чтобы официальную историю казачества создавал не один профессиональный историк с помощью государственных чиновников, но множество авторов, «само образование которых было бы специальной библиотекой» .

Исходя из этих, не соответствующих действительности рассуждений, генерал выносил столь же суровый, сколь и несправедливый вердикт: предварительные работы для будущих авторов заказанных правительством текстов «были бы лишь задержкой без всякой пользы» . Нужно ли говорить, что в реальности подготовка к написанию истории казачьих войск на местах началась именно со сбора материалов, поскольку ни местные историки-любители, ни историки-профессионалы из университетских городов не знали, какую в точности информацию хранят архивы . И существование специализированной библиотеки, а тем более систематиче-ского указателя по истории казачества, включающего и неопубликованные работы, могло заметно ускорить этот процесс. С точки зрения современного историка, еще важнее то, что многие тексты были бы спасены от исторического забвения, если не уничтожения. Так, Н. И. Краснов в одной из своих работ ссылается на книгу «Клятва Булавина», судя по всему, собственного авторства . Однако книги с таким названием, как и книги «Краткий исторический очерк постепенного образования Оренбургского казачьего войска и развитие форм военного и гражданского устройства» нам не удалось обнаружить ни в одной из крупнейших российских библиотек. Специальная библиотека по истории казачества, если бы она была создана в начале XX в., стала бы бесценным даром для будущих поколений, поскольку в ее состав должны были войти десятки таких «работ-фантомов». А по системному указателю неопубликованных работ можно было бы судить о том, какие ныне потерянные тексты хранились в местных архивах (кстати, реконструкция этих архивов в настоящее время представляет собой перспективное направление исследований ). Но доклад Н. А. Маслаковца окончательно поставил крест на будущем «подготовительных работ» при Главном управлении Казачьих войск: даже уже одобренная Военным советом идея создания специализированной библиотеки при данном органе была генералом отвергнута.

В конце концов Н. А. Маслаковец советовал не только не создавать особого «исторического делопроизводства» при Главном управлении Казачьих войск, но и не наделять этот орган даже наблюдательными функциями в деле написания официальной истории казачества . На сей раз он позволил себе проявить эмоции: «Вопрос о возложении на эти органы наблюдения, а тем более руководства по ходу исторических описаний казачьих войск сам собою решен уже в смысле отрицательном. Это и понятно! Так как для руководства чем-нибудь необходимо прежде всего более или менее близкое родство с предметом, руководству сему подлежащему» . Себя генерал, видимо, считал экспертом в исторических вопросах, раз взялся не просто за руководство историческими исследованиями, но за создание «оснований» для целого цикла исторических книг. Увы, в итоге он фактически обезглавил правительственный проект: теперь написание официальной истории казачества полностью возлагалось на неких «избранных лиц», а Главное управление Казачьих войск, изложив им задачу, должно было воздерживаться от «наблюдения» или «руководства», самоустранившись до конца процесса. При таком подходе, на наш взгляд, оставалось только два способа сделать так, чтобы официальная история казачества была создана как единый труд, а не разрозненный цикл книг, объединенных чисто тематически. Следовало либо как-то организовать кооперацию и взаимодействие историков, отвечающих за отдельные части проекта, возможно даже назначив кого-то из них главным научным руководителем, либо сформулировать ясную и подробную, не допускающую разночтений программу для «исторических описаний» всех казачьих войск. Но Н. А. Маслаковец снова пошел «своим путем», далеко отстоящим от общепринятых в исторической науке начала XX в. «Целью настоящего исследования будет указание той <неразборчивое слово> программы, при коей вполне было бы возможно избежать излишней регламентации в плане работ, дабы избежать ненужного стеснения производителей трудов этих», -- писал он.

Безусловно, отказ от тотального контроля над исполнителями правительственного проекта мог привести к положительным результатам, дав назначенным историкам возможность обратиться к малоизученным и интересным им темам. Однако едва ли общую программу истории казачества следовало писать для достижения подобной цели. В таком случае, скорее, было логично вовсе обойтись без нее, чтобы ничем не сковывать исследователей! Мы не ставим перед собой задачи указать на то, как можно было более эффективно организовать работу над правительственным проектом. Однако имеет смысл, для сравнения, обратиться к удачному опыту в деле организации центральным правительственным аппаратом научной деятельности в казачьих войсках.

На Дону первым органом, ведущим такую деятельность, стал местный статистический комитет. При этом первые несколько десятилетий своего существования он проводил только эпизодические работы, порой, судя по свидетельствам современников и отсутствию протоколов, годами не собираясь на заседания . Ситуация изменилась в 1860-х годах, когда были четко определены обязанности комитета и резко увеличено его финансирование. Министерство внутренних дел еще на рубеже 1850-1860 гг. разделило работы подобных комитетов на обязательные и необязательные, причем обязательные работы должны были вестись в соответ-ствии с четко определенной программой, в которой оговаривалось не только то, какие сведения и в какой срок должны были сообщаться в Санкт-Петербург, но и даже то, по какому образцу эти сведения следовало оформлять . Что же касается необязательных работ, то их Министерство внутренних дел отказалось регламен-тировать вовсе, считая, что введение правил в этой сфере только препятствовало бы проведению дополнительных исследований. Зато четко формулировалось, к каким положительным результатам, в том числе и для местных администраций, может привести необязательная работа статистических комитетов, и подчеркива-лось, что итоговая оценка деятельности этих органов будет зависеть от успешности как обязательной, так и дополнительной деятельности . Введение обязательных статистических работ на Дону только подстегнуло дальнейшую деятельность местного статистического комитета, поскольку, несмотря на серьезнейшие проблемы в их организации, благодаря этим работам область научных интересов комитета серьезно расширилась и в научный оборот было вовлечено много новой информации о неточностях переписей, об особенностях быта донских староверов, о деятельности станичных правлений и т. д.

Между тем Н. А. Маслаковец считал, что включение в программу официальной истории казачества подобных четко регламентированных обязательных работ привело бы только к негативным последствиям. По его мнению, «ненужное стеснение производителей трудов» негативно сказалось бы и на «порядке исторических описаний», и на «их характеристических особенностях, одинаково зависящих как от местных условий и обстоятельств, под влиянием коих происходило последовательное развитие каждого из казачьих войск, так и личных качеств авторов, истории эти писавших» . Очевидно, генерал снова проявил ограниченность в вос-приятии базовых понятий исторической науки и не понял того, что качественно составленная программа обязательных работ должна была не сковать историков, но, напротив, помочь им вычленить наиболее важные для исследования темы. Поэтому вполне закономерно, что в итоге Н. А. Маслаковец пришел к следующему вы-воду: «.. .Необходимо уже выработать особую для каждого из войск этих программу, далеко не всегда сходную с программами для других казачьих войск (курсив наш. -- А. П.)» . Правда, генерал все же признавал, что должна существовать и некая «общая часть программы» для всех исторических описаний правительственного проекта . Однако ее предлагалось свести к минимуму: центральному аппарату Военного министерства чиновник предлагал ограничиться «лишь немногими требованиями, одинаково отвечающими понятию о казачестве, насколько оно выявилось в историческом развитии государственного организма всей Империи» . Остается констатировать, что в представлении Н. А. Маслаковца «историческое описание» каждого казачьего войска должно было создаваться независимым автором и по собственной программе.

На наш взгляд, именно это решение стало фатальным ударом по правительственному проекту как единой системе книг. Вкупе с предыдущими рекомендациями Н. А. Маслаковца, не дающими возможности центральным правительственным органам ни провести полноценную подготовительную работу, ни проследить за написанием оплачиваемых текстов, реализация «оснований» превращала создание историй отдельных казачьих войск в русскую рулетку, причем с минимальным шансом выиграть. Все работы должны были возлагаться на неконтролируемых из Санкт-Петербурга «избранных лиц», при том, что авторитетных и профессиональных историков, специально занимавшихся казачьей тематикой, в России начала XX в., как мы писали выше, не было. И правительство оказалось обречено выделять деньги без какой-либо гарантии того, что работы ведутся в правильном направлении. Так, на Дону, когда первый предполагаемый автор «исторического описания» местного казачьего войска И. П. Попов преждевременно скончался, сделанные им приготовления оказались не востребованы его преемником П. Х. Поповым, который написал историю. участия донских казаков в Отечественной войне 1812 г. В итоге две законченные к 1912 г. книги по истории казачества оказались совершенно разными даже тематически: если на Дону было написано самодостаточное исследование участия донских казаков в войне 1812 г., то на Урале был создан первый том планируемого цикла по истории местного казачьего войска.

Впрочем, в заключительной, концептуальной части своего доклада Н. А. Маслаковец попытался вывести некие «общие требования», обязательные для трудов по истории всех казачьих войск. Как мы уже писали, речь шла не о критериях оценки отдельных «исторических описаний», но скорее о концепции, которая должна была лечь в их основу, причем эта концепция не соответствовала «общему взгляду» генерала на прошлое казачества. Он исходил не столько из тех исторических фактов, которые приводил в своем докладе, сколько из традиционных консервативных воззрений, в согласии с которыми казаки представали воинственными защитниками России. Своих симпатий к консервативной идеологии и неприятия либеральных идей военный чиновник не скрывал с 1880-х годов . Н. А. Маслаковец писал о «троякой роли» казачьих войск в истории: их представители «являлись в России первыми колонизаторами новых земель», осваивая опасные территории «степных пространств, составляющих достояние полудиких кочевников»; они же «вели непрерывную военную деятельность» против «внешних врагов России» в «пограничных областях государства»; и, наконец, «казак-воин становился и на страже веры православной» . При этом военный чиновник опирался на цитируемые тексты донского консерватора старшего поколения М. Х. Сенюткина. Однако схожие утверждения можно найти в работах и других донских консерваторов. В частности, они встречаются в риторике «группы Холмского» -- объединения казачьих националистов 1910-х годов. Сам С. А. Холмский называл казаков «то спасителями, то оберегателями, то мстителями за славу и честь Руси», а его соратник П. Орлов считал казачьи войска «оплотом государства», в том числе и в военной сфере . Такие же утверждения мы можем найти и в текстах противников казачьих националистов -- у российских националистов из числа казаков. В 1912 г. М. Кочергин писал, что казачество есть «гроза для всех врагов России» . На наш взгляд, Н. А. Маслаковец, не сумев создать собственной концепции истории казачества, в ходе исторических штудий использовал близкую ему консервативную концепцию, несколько развив ее, причем крайне неудачно, учитывая цель его работы. Концепция казака-воина в интерпретации генерала совершенно не годилась в качестве основы для всеобъ-емлющей истории казачества хотя бы потому, что к 1900-м годам «стража веры православной» уже много десятилетий не представляла для казачьих войск сколько-либо актуальной задачи, а колонизаторские функции и функции непрерывной военной защиты границ исполняли только некоторые из них. Теоретически концепция, предложенная Н. А. Маслаковцом, несмотря на откровенную политизированность и игнорирование, например, многочисленных казачьих восстаний, могла быть использована для описания истории казачества до XVIII в., но никак не для последующего периода. Кроме того, она вовсе не предусматривала исследования социальной и экономической истории! Очевидно, ограниченность этой концепции понимал и сам генерал, поскольку, помимо трех исторических ролей казачества, он фактически выделил, не нумеруя, еще одну роль, «заметно обнаружившуюся» со времен Петра Великого: «решительное участие в военных действиях совместно с русскими регулярными войсками» . Исходя из всего им изложенного, Н. А. Маслаковец полагал возможным свести обязательную часть историй отдельных казачьих войск к четырем вопросам: казачество 1) «как первые колонизаторы земель», 2) «как бдительный страж неприкосновенных государственных границ», 3) «как исконный ревнитель веры православной» и, наконец, «как один из элементов вооруженных сил в Империи» . Сколько-либо развернутого описания принципов, в соответствии с которыми на эти вопросы следовало отвечать, Н. А. Маслаковец не сделал.