Макс Вебер в Америке: к истории доклада на конгрессе в Сент-Луисе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Макс Вебер в Америке: к истории доклада на конгрессе в Сент-Луисе

Тимофей Дмитриев

Кандидат философских наук, доцент, факультет гуманитарных наук, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Аннотация

Статья посвящена контексту появления доклада Макса Вебера на Международном конгрессе искусств и наук в Сент-Луисе в сентябре 1904 года, а также основным положениям, представленным в данном докладе. Рассматриваются взгляды Вебера на динамику общественных изменений, которые принимают форму сравнительно-исторической социологии европейского и американского модерна. В первой части статьи освещается предыстория поездки Макса Вебера и его супруги Марианны Вебер в США и ее наиболее значительные эпизоды. Вторая часть статьи посвящена рассмотрению основных положений доклада Вебера в Сент-Луисе. В третьей части исследуются наблюдения и выводы по поводу специфики различных сторон жизни американского модерна, сделанные Вебером на основе его непосредственного знакомства с жизнью Соединенных Штатов. В заключении дается краткий анализ вклада, внесенного Максом Вебером в развитие представлений исторической социологии о характере и траекториях развития модерна на Западе.

Ключевые слова: аграрный строй, традиция, капитализм, модерн, рационализм, европеизация, американизация, сравнительно-историческая социология, Макс Вебер

Annotation

Max Weber in America: On the History of His St. Louis's Paper

Timofey Dmitriev

Associate Professor, Faculty of Humanities, National Research University -- Higher School of Economics

The paper highlights the context and the main points of the speech given by Max Weber at the International Congress of Arts and Science in St. Louis in September, 1904. It analyzes Weber's views on the dynamics of social change as presented by the German classic in the shape of the comparative historical sociology of the European and American versions of modernity. The first part of the article covers the background and the most significant episodes of the trip to the United States undertaken by Max Weber and his wife Marianne. The second part of the article elucidates the main points of Weber's speech in St. Louis. The third part examines the observations and conclusions of the specifics of American modernity made by Weber through his direct acquaintance with life in the United States. In conclusion, the paper proposes a brief analysis of Weber's contribution to the development of historical sociology's ideas about the nature and pathways of Western modernity.

Keywords: Max Weber, rural constitution, tradition, capitalism, modernity, rationalism, Europeanization, Americanization, comparative-historical sociology

Разве наша страна -- не безграничное поле для многозначительных сравнений?

Уолт Уитмен. «Американская национальная литература. Существует ли она и может ли вообще существовать?» (1891)

Предлагаемый вниманию читателя ниже перевод представляет собой текст доклада Макса Вебера на Международном конгрессе искусств и науки («Congress of Arts and Science») в Сент-Луисе (штат Миссури, США) в сентябре 1904 года. С самого начала необходимо отметить, что мы работали не с оригиналом, а с переводом на английский язык, осуществленным профессором Чикагского университета Чарльзом У Зайденаделем (Charles W Seidenadel) и опубликованным в трудах конгресса (Weber, 1906: 725-746). Исходный немецкий оригинал текста, носивший название «Об аграрных отношениях Германии в прошлом и настоящем» («Deutsche Agrar-

Verhдltnisse in Vergangenheit und Gegenwart»), не сохранился¹. Сегодня мы располагаем уточненным английским вариантом, сделанным исследователем Питером Гошем и опубликованным в 2005 году в журнале «История европейских идей» (Ghosh, 2005a: 327-366), поэтому нами была учтена также и эта публикация Попытки разыскать немецкий оригинал доклада Вебера в архиве Чикагского университета, предпринятые в начале 1980-х гг. известным вебероведом Вольфгангом Моммзеном, не увенчались успехом (MWG I/8: 211). ^{Об этом полном академическом издании сочинений, писем и лекций М. Вебера см.:} https://www. mohrsiebeck.com/mehrbaendiges-werk/max-weber-gesamtausgabe-mwg-323700000.,чье достоинство в том, что ее автор произвел сплошную сверку английских языковых выражений, использованных при переводе, и сопоставил их с понятийным языком самого Вебера, прежде всего периода 1890-1905 гг. Как отмечают издатели академического собрания сочинений Макса Вебера в редакционной статье к публикации перевода доклада, «этот текст содержит многочисленные ошибки и искажения, которые следует приписать отсутствию соответствующих языковых и профессиональных компетенций у переводчика» (MWG I/8: 211). Об этом же подробно пишет Питер Гош в своей обстоятельной статье, посвященной докладу Вебера в Сент-Луисе: Ghosh, 2005b: 367-369.

Доклад Вебера на международном конгрессе наук и искусств стал его первым публичным выступлением после психологического кризиса конца 1890-х годов, а сама поездка на конгресс дала ему уникальную возможность совершить двух с половиной месячное путешествие по Соединенным Штатам, которое, по оценке Вольфганга Моммзена, имело «поворотное значение для развития его социальной и политической мысли» (Mommsen, 2000: 103).

Необходимостью введения в оборот русской веберианы нового и, как сможет убедиться отечественный читатель, концептуально и исторически значимого текста Макса Вебера, относящегося к периоду его работы над темой вклада протестантской этики в возникновение современного промышленного капитализма на Западе, были продиктованы и те задачи, которые решаются во вступительной статье к публикации.

В первой части вступительной статьи мы вкратце опишем предысторию поездки Макса Вебера и его супруги Марианны в США и наиболее значительные эпизоды их путешествия, во второй -- рассмотрим основные положения доклада Вебера об «аграрном обществе» (rural society), которые принимают у него форму сравнительно-исторической социологии европейского и американского модерна, а в заключительной, третьей части -- остановимся на некоторых вынесенных им из непосредственного знакомства с жизнью Соединенных Штатов наблюдениях и выводах, оказавших существенное влияние на развитие его социологических и исторических представлений о характере и траекториях развития мира модерна на Западе.

Путешествие четы Веберов по Америке

Летом 1903 года в Гейдельберге Вебера навестил его коллега, немецкий философ и психолог Гуго Мюнстерберг (Hugo Mьnsterberg, 1863-1916) Немецкий философ и психолог, уроженец Данцига, создатель нового направления в практической психологии, названного им «психотехникой». С 1897 г. преподавал в Гарвардском университете. С 1898 г. -- председатель Американской психологической ассоциации.. Мюнстерберг, чья академическая карьера в Германии не задалась, сумел перебраться за океан и с большим успехом преподавал в ту пору в Гарвардском университете Вебер был знаком с Мюнстербергом по Фрейбургскому университету, где они оба преподавали в 1890-е годы (Вебер, 2007: 182).. Он предложил Веберу выступить на Конгрессе наук и искусств в рамках проведения международной выставки в Сент-Луисе (штат Миссури), которая должна была состояться осенью следующего, 1904 года Выставка в Сент-Луисе была приурочена к столетию сделки 1803 г. между США и Францией, по которой Соединенные Штаты приобрели у Франции Нью-Орлеан, Луизиану и другие земли к западу от реки Миссисипи. Она проходила с 30 апреля по 1 декабря 1904 г. Как отмечает Гэнгольф Хюбингер, наряду с возрожденными Олимпийскими играми подобные международные выставки «служили заметными признаками глобализации накануне Первой мировой войны» (Hubinger, 2019: 42). ^{Оно составляло $500, или} Ј100, что соответствовало годовой зарплате квалифицированного американского рабочего (Ghosh, 2005b: 370).. Темой выступления Вебер выбрал состояние «аграрного вопроса» в Германии и историю его возникновения.

Вебер был не единственным, кто получил от Мюнстерберга подобное предложение: наряду с ним на конгресс были приглашены и другие корифеи немецкой социальной науки, в частности религиовед Эрнст Трёльч и экономист Вернер Зом- барт. «Каждый должен был прочесть в Сент-Луисе доклад за значительное вознаграждение» (Вебер, 2007: 244)7. Приглашение давало немецкому ученому отличный шанс не только сменить привычную обстановку, но и лично познакомиться с Новым Светом, получить впечатления и информацию «из первых рук».

Вебер отправился в Америку со своей женой Марианной в довольно непростой период своей жизни. Прошло уже довольно много времени с лета 1897 года, когда из-за размолвки с отцом, вскоре после этого скончавшимся, он испытал сильное душевное потрясение и был на какое-то время не только выбит из привычной жизненной колеи, но и вынужден отказаться от своих академических занятий. Все эти годы Макс Вебер ведет довольно замкнутый образ жизни и проводит время в путешествиях по Европе в надежде на восстановление душевных сил, благо что его средства, равно как и приданное жены, позволяли жить на ренту. Постепенно дела начали идти на поправку, и примерно с 1903 года Вебер постепенно возвращается к своим академическим занятиям. У него оформляется замысел большой работы, посвященной влиянию протестантской Реформации на хозяйственную этику современного промышленного капитализма В 1904 г. Вебер начинает публикацию в издаваемом им совместно с Вернером Зомбартом и Эдгаром Яффе «Архиве социальных наук и социальной политики» цикла статей, которые станут известны его современникам как работа «Протестантская этика и дух капитализма». Вебер отправил ее первую часть в печать незадолго до своего отбытия в Америку. Статья вышла в осеннем номере «Архива», когда Вебер путешествовал по Новому Свету (Вебер, 2007: 243).. Именно в этот момент Веберу последовало приглашение на конгресс в Сент-Луисе, так что поездка в Америку в этой ситуации стала удачным поводом не только для сбора исторического материала для планируемой работы, но и для «включенного наблюдения» за американским образом жизни и его религиозными корнями.

Макс Вебер отправился в путешествие в Америку вместе с женой и коллегами, в частности Эрнстом Трёльчем, на первоклассном океанском лайнере «Бремен» 20 августа 1904 года (Каубе, 2016: 249). Помимо отменного аппетита своего мужа, которого за ним не наблюдалось уже несколько лет, Марианна не без удовлетворения отмечает:

Спокойное морское путешествие создает хорошую подготовку для новых впечатлений. Особенно это относится к Веберу. Ибо широкие зелено-голубые волны океана легко убаюкивают его, даруя обычно мучительно достигаемый сон. Он, глубоко дыша, наслаждается снимающим напряжение простором -- игрой облаков, волн и ветра, а движение толпы людей служит все время новым материалом для наблюдений. В этом плавучем городе, в котором рафинированная техника способна удовлетворить все потребности в комфорте, в этой чудесной свежести соленого воздуха ему действительно становится хорошо, и наличие большого количества вкусных вещей в нем вновь пробуждает «любителя поесть»; морская болезнь не портит ему удовольствия. (Вебер, 2007: 244)

Судя по воспоминаниям Марианны, Вебер с нетерпением ждал того часа, когда он сможет ступить на американскую землю и наконец-то заняться «коллекционированием» новых впечатлений.

Вебер с трудом дождался высадки и окончания таможенного досмотра. Выйдя, он быстро пошел пружинящими шагами, оставив своих спутников далеко позади, -- подобно освобожденному орлу, который наконец-то взмывает ввысь. Они направились к двадцатиэтажному отелю в деловом квартале Манхэттена, где теснятся дерзкие башни-жилища и «капиталистический дух» этой страны создал свои самые впечатляющие символы. Здесь буквально дышишь и ощущаешь на губах засохший навоз этих полных яростного движения улиц. Боже мой! Какой контраст с Италией: Римом, Флоренцией, Неаполем! Все действует ужасающее чуждо: это безликая казарма для странствующих купцов, в которой каждый являет собой лишь номер. (Вебер, 2007: 245) Читая этот отрывок из воспоминаний жены Вебера, стоит помнить о том, что чета Веберов посетила Нью-Йорк и США еще до того, как там произошла великая революция 1920-х -- 1950-х гг. в жизненных стандартах американской нации. Это означало, что в ту пору улицы такого мегаполиса, как Нью-Йорк, всё еще утопали в навозе от проезжавших конных экипажей и повозок, электричество, вода и канализация были даже в Америке признаками образа жизни привилегированных классов, а о современных формах массового доступного потребления товаров и услуг можно было только мечтать. Хотя в этот период США были первопроходцами западного модерна в деле освоения достижений второй промышленной революции 1870-1900 гг. -- электричества, двигателя внутреннего сгорания, водопровода, туалетов и канализации в домах, телефонной и телеграфной связи, массовых развлечений, автомобилей и бензина -- революционизирующее влияние этих технологических изобретений на жизненные стандарты американцев только начало ощущаться, да и сама революция в жизненных стандартах лишь набирала свои обороты. Пройдет еще не так много времени, и к 1920 г. городская Америка станет в этом плане самым передовым обществом модерна. См. об этом недавнее блестящее исследование Роберта Гордона: Gordon, 2016.

Марианна Вебер отмечает, что немецких академических «мандаринов» с их привычкой к камерной и антропоморфной Gemьtlichkeit, ставшей второй натурой, небоскребы Манхэттена подавляли своим размером и деловой функциональностью. Правда, в отличие от некоторых своих спутников, которые, едва ступив на американскую землю, сразу же стали демонстрировать интеллектуальный и культурный снобизм не самого лучшего свойства -- так, Вернер Зомбарт в одном из своих писем из Америки передавал своему адресату «теплые поздравления... из этого жуткого культурного ада» Цит. по: Offe, 2005: 48. ^{«Бесконечная возня смешанного населения всех рас и частей света», -- так комментировала Марианна увиденное ими на улицах города (Вебер, 2007: 249). Письмо Макса Вебера от 19 сентября 1904 г. Цит. по:} Scaff, 2011: 41-42., -- Вебер с явным удовольствием знакомился с еще одним миром западного модерна и занимался коллекционированием новых впечатлений. Увиденное сперва в Нью-Йорке, а затем в других городах и штатах США сильно поразило его. Здесь он смог окунуться в самую гущу американского модерна с его бурно кипящей деловой и повседневной городской жизнью.

Из Нью-Йорка 30 августа 1904 года чета Веберов отправилась в путешествие по стране, которое продлилось 11 недель и завершилось 19 ноября опять-таки Нью- Йорком. Их путь лежал через Буффало к Ниагарскому водопаду, затем -- в Чикаго и оттуда -- на конгресс в Сент-Луис. Первый этап путешествия пролегал из Нью- Йорка «на запад вдоль лесных берегов Гудзона к Ниагарскому водопаду» (Вебер, 2007: 247). По пути в промышленном городке Норд-Тонованда Вебер с женой навестили пастора Гаупта, родственника одного их немецкого коллеги. «Здесь путешественники нашли удивительный по контрасту с Нью-Йорком маленький город и узнали от акклиматизировавшихся соотечественников больше о своеобразии американской жизни, чем могли бы узнать за недели» (Вебер, 2007: 248). Затем наступила очередь Чикаго, крупного промышленного центра на берегу озера Мичиган, где Вебер смог на месте познакомиться с тем, как в этом центре притяжения разноплеменных масс иммигрантов с Запада и Востока работала машина американского промышленного капитализма.

«Весь этот огромный город, -- писал Вебер одному из своих немецких корреспондентов, -- а он более растянут, чем Лондон! -- похож, если оставить в стороне фешенебельные кварталы, на человека, с которого содрали кожу, благодаря чему мы видим работу внутренностей»!². с неподдельным изумлением описывал Вебер свою экскурсию в сопровождении местного «Вергилия» -- подростка, который за 50 центов взялся сопровождать его -- по чикагским бойням, где можно было воочию проследить все перипетии массового промышленного производства, перемещающего свинью «от ее пребывания в хлеву до превращения в колбасу и коробку консервов» Письмо Макса Вебера от 20 сентября 1904 г. Цит. по: Scaff, 2011: 45. ^{Отчеты Вебера о его поездках в Англию в 1895 и 1910 гг. не содержат упоминаний о посещении заводов и фабрик (Вебер, 2007: 184-192), то же самое можно сказать и о Германии. Все это резко контрастирует с его многочисленными исследованиями положения сельского хозяйства в Германской империи и ярко выраженным интересом к его организации в Англии} (Ghosh, 2005b: 394). ^{Письмо Макса Вебера от 20 сентября 1904 г. Цит. по:} Scaff, 2011: 45. ^{Отметим любопытное, не без иронии замечание Вебера в письме брату Альфреду: «40 мин. -- на лекцию, 20 мин. -- на то, чтобы забрать чек» (письмо от 18 марта 1904 г.; цит. по:} MWG I/8: 204). Здесь, правда, Вебер слегка слукавил -- по регламенту конгресса на доклад и ответы на вопросы коллег полагалось 45 минут (Ghosh, 2005b: 372)..

Вероятно, именно в Чикаго Веберу впервые довелось воочию познакомиться с механизмом массового конвейерного производства^. Вебер спешил поделиться своими впечатлениями:

Повсюду бросается в глаза невероятная интенсивность труда. Больше всего на бойнях с их «океаном крови», где ежедневно забивают несколько тысяч быков и свиней. С момента, когда бык, ничего не подозревая, входит на бойню, падает от удара молотка, а затем подхваченный железной скобой поднимается наверх, начинается его странствие; процесс неудержимо идет своим ходом, минуя все новых рабочих, которые потрошат быка, сдирают с него шкуру и т. д., но все время (в темпе работы) они привязаны к машине, которая проводит его мимо них. Перед нами предстает совершенно невероятная картина процесса в этой атмосфере чада, нечистот, крови и шкур, где я... проявляю чудеса эквилибристики, чтобы не утонуть в нечистотах^.

Из Чикаго Вебер с супругой проследовал в Сент-Луис (штат Миссури), где на Международном конгрессе искусств и науки он 21 сентября 1904 года прочитал свой доклад, правда, по-немецки, поскольку небольшую аудиторию слушателей составляли «американцы, учившиеся в свое время в германских университетах, и немецкие коллеги, приехавшие на конгресс, из числа тех, кто работал в смежных областях и был хорошо знаком Веберу» (Scaff, 2005b: 372). Сохранились любопытные воспоминания Марианны Вебер: «Он говорил прекрасно, очень спокойно и сильно; доклад был блестящ по форме и содержанию и сопровождался рядом политических замечаний, интересных американцам. К сожалению, круг слушателей был очень мал, как и всегда на выступлениях всех иностранных ораторов, не имеющих, подобно Гарнаку, мирового признания, однако все коллеги-специалисты присутствовали, и Вебер сделал ряд важных знакомств» (Вебер, 2007: 253)16.

Из Сент-Луиса чета Веберов снова отправилась в путешествие по стране. Стоит отметить, что особое внимание Вебера во время его поездки привлекала система образования в США с их многочисленными колледжами и университетами, многие из которых были основаны еще в XVII-XVIII веках переселенцами-пуританами. Здесь Вебера особенно интересовали «отчетливые следы организаторских сил религиозного духа. Большинство колледжей создано пуританскими сектами и нечто от традиции отцов-пилигримов в них все еще ощущается, они сохраняют в юношах идеал целомудренности, осуждают непристойность и внушают молодому человеку рыцарственность по отношению к женщине, не известную нашим убеждениям среднего уровня» (Вебер, 2007: 246).

Вебер посещает колледж квакеров Хаверфорд неподалеку от Филадельфии, где «знакомится с библиотекой для своей работы о „духе“ капитализма и получает незабываемые впечатления» (Вебер, 2007: 252), связанные, помимо всего прочего, с присутствием на богослужениях квакеров. Вебера также посетил практически все крупные университеты на Восточном побережье, включая Гарвард, Йель, Бра- уновский университет и университет Джона Хопкинса, и даже присутствовал на занятиях, чтобы изучить американские методы преподавания (Mommsen, 2000: 104). В Гарварде Вебер встретился с известным американским философом-прагма- тистом Уильямом Джеймсом, автором имевшего большой резонанс исследования «Многообразие религиозного опыта» (1902).

Отдельным пунктом пребывания Вебера в США стало изучение на месте «расового вопроса», т. е. отношений между белым большинством и черным меньшинством, который после окончания Гражданской войны (1861-1865) и периода реконструкции на Юге несколько утратил былую остроту, но продолжал омрачать актуальную повестку дня американской политики. Намереваясь понять, насколько серьезна эта проблема, носившая, по его мнению, не «экономический, а этнический характер» (MWG I/8: 213), Вебер встречается с лидерами негритянской общины США. С одним из них -- Уильямом Эдвардом Бургхардом Дюбуа (William Edward Burghardt Du Bois, 1868-1963), «первым чернокожим социологом за всю историю этой науки» (Каубе, 2016: 271), -- Вебер познакомился еще в 1890-е годы в Берлине, где тот посещал лекции начинающего немецкого ученого. В Америке Веберу удалось уговорить Дюбуа, который много писал по «негритянскому вопросу», печататься в «Архиве социальных наук и социальной политики» В 1906 г. Дюбуа опубликовал в «Архиве» статью, посвященную «негритянскому вопросу» в США: Du Bois, 1906: 31-79.. Сам Вебер одно время после возвращения из Америки также намеревался опубликовать в «Архиве» обзор литературы по негритянской проблеме в США, однако этот замысел так и остался неосуществленным (Вебер, 2007: 264). Взвешенный и аргументированный социально-научно взгляд У. Дюбуа на расовую проблему импонировал Веберу намного больше, чем моралистический пафос другого известного борца за права негритянского меньшинства -- Букера Т. Вашингтона (Booker Taliaferro Washington, 1856-1915) с его тезисом о том, что «in the sight of God there is no colour line» -- «с точки зрения Господа нет никакой расовой проблемы» (Hubinger, 2019: 43). Тем не менее супруги Вебер с большим интересом посетили в Алабаме первое в истории США профессиональное училище для чернокожих американцев -- Индустриальный педагогический институт в Таскиги, директором которого был Букер Т. Вашингтон, много и плодотворно занимавшийся образованием и воспитанием чернокожих американцев.

Сам Вебер был сторонником равноправия как способа решения «расового вопроса» в США и противником политики сегрегации, но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что практически все белые американцы, с которыми он обсуждал эту тему, не мыслили себе отношения белых с негритянским меньшинством без сохранения тех или иных форм расовой сегрегации. Вебер писал, что даже те из белых американцев Юга, которые считали Букера Т. Вашингтона величайшим из американцев после Томаса Джефферсона и Джорджа Вашингтона, «полностью исключали возможность „социального равенства“ и „социального взаимодействия“» между белыми и чернокожими американцами Письмо М. Вебера от 12 октября 1904 г. Цит. по: Scaff, 2011: 109.. Вероятно, эти и подобные им наблюдения привели Вебера к выводу о том, что «проблема „расовой дискримина- ции“ будет проблемой первостепенной важности надвигающейся эпохи, как здесь [в США], так и повсюду в миреМ Письмо М. Вебера У Э. Б. Дюбуа от 17 ноября 1904 г. Цит. по: Scaff, 1998: 72..

Говоря о богатейших впечатлениях, полученных Вебером во время своей поездки по Америке и послуживших впоследствии материалом для многих его выводов и размышлений, нельзя не отметить важности его знакомства со спецификой религиозной жизни Нового Света. Особый интерес вызывала у него жизнь небольших местных религиозных общин, принадлежавших к различным ветвям протестантизма, которые задавали тон в религиозной жизни США и делали ее сильно отличающейся от стран Западной Европы, где преобладали крупные официальные церкви. Для того чтобы получить информацию из «первых рук», Вебер посещает бывших соотечественников, и среди них -- даже своих дальних родственников. Вольфганг Моммзен отмечает:

Наибольшее впечатление на Вебера произвела та формообразующая функция, посредством которой добровольные религиозные ассоциации воздействовали на индивида. Он пришел к выводу, что эти религиозные социальные группы производили своего рода социальный отбор, принимая в свои ряды только тех кандидатов, которые признавались ассоциацией морально достойными людьми и в то же самое время являлись уважаемыми и профессионально успешными гражданами. По его мнению, этот процесс оказывал благотворное воздействие на общество в целом, поскольку он поощрял индивидуальную инициативу и эффективность и служил источником самоуважения. (Mommsen, 2000: 106)

Следующими остановками на их пути стали культурные центры на Восточном побережье США -- Ричмонд, Вашингтон, Филадельфия, Бостон и, наконец, снова -- Нью-Йорк, откуда Макс и Марианна отправилась на родину Подробная, разбитая по дням хронология поездки Макса Вебера по Соединенным Штатам приведена в монографии Лоуренса Скаффа «Макс Вебер в Америке»: Scaff, 2011: 253-256.. Наступало Рождество, которое путешественники желали встретить дома (Вебер, 2007: 264). Подводя итог результатам своей поездки, Вебер отмечал: «Для моей работы по истории культуры я узнал не многим больше, чем то, где находятся вещи, мне необходимые, особенно библиотеки, которые мне надлежало использовать и которые, рассеянные по всей стране, находятся в маленьких сектах и колледжах. При таких условиях путешествие в нашем теперешнем положении оправдывается только с общей точки зрения расширения научного кругозора (и состояния здоровья). Результаты его в этом отношении могут, конечно, проявиться только через некоторое время» (Вебер, 2007: 264). В заключение этого краткого очерка пребывания Вебера в Америке отметим, что в самом конце своего путешествия он в письме к Уильяму Дюбуа подытожил свои впечатления об американцах как о «замечательном народе», будущее которого «омрачено только негритянским вопросом и ужасной иммиграцией» Письмо от 16 ноября 1904 г. Цит. по: Scaff, 1998: 72. По поводу того, что Вебер имел в виду под «ужасной иммиграцией» и ее значением для будущего Соединенных Штатов, см. третью часть нашей статьи, посвященную анализу М. Вебером американского модерна в сравнительно-исторической перспективе..

Доклад Макса Вебера в Сент-Луисе: рождение мира модерна из борьбы «капитализма» с «традицией»

Уже само название доклада вроде бы подсказывает тематику, о которой в нем идет речь. Однако при внимательном знакомстве с его содержанием становится понятным, что оба названия, что английское, что немецкое -- обманчивы. В действительности круг затронутых проблем выходит далеко за рамки не только «аграрного вопроса» в Германии и истории его появления, но и темы «аграрного общества» как таковой. В этом отношении английская версия названия доклада, несмотря на ее внешнюю неуклюжесть, если и передает смысл его содержания лучше, чем немецкая, то лишь до известной степени. Проблема с названиями в том, что в своем докладе, помимо значения «аграрного вопроса» для исторических судеб Германии в контексте социально-экономических и культурных различий между востоком, западом и югом «немецкого отечества», которое лишь в 1871 году смогло обрести свое национальное единство, Вебер затрагивает еще два круга вопросов более общего свойства. Первый из них связан со сравнительным анализом траекторий становления и эволюции западноевропейского и американского модерна. Второй вопрос нацелен на общий анализ динамики модерна на Западе в свете противостояния двух структурных начал, которые Вебер в своем докладе именует «традицией» и «капитализмом». Как показывает в своих работах Питер Гош, в ту пору именно эта понятийная пара служила Веберу главным средством концептуальной ориентации, с помощью которого он осмыслял процесс формирования мира модерна на Западе (Ghosh, 2005b: 367-407; 2008: 75-118).

Стало быть, та картина развития мира модерна, которую дает Вебер в своем докладе, не ограничивается анализом особенностей «аграрного вопроса» в Германии, а широкими мазками рисует историю появления на свет нового типа общества и культуры -- рационального промышленного капитализма западного типа -- и его борьбы со старым аграрным обществом и стоящими за ним традициями и влиятельными историческими преданиями на европейском континенте Как считает Питер Гош, «помимо всего прочего, доклад в Сент-Луисе является лучшим обзорным изложением взглядов Вебера на современный капитализм» (Ghosh, 2005b: 381). ^{В силу этого прав Лоуренс Скафф, когда он, характеризуя доклад Вебера в Сент-Луисе с помощью принятой сегодня терминологии, оценивает его как «текст, относящийся к развивающимся сегодня и более масштабным дебатам о „множественных модернах“»} (Scaff, 2011: 60). ^{В этих условиях, как подчеркивал Вебер, «способ распределения земли приобретает определяющее значение при дифференциации общества и всех экономических и политических условий страны»} (MWG I/8: 214). ^{О «моральной экономике» крестьянского хозяйства как этике выживания см. классические работы Джеймса Скотта, и прежде всего:} Scott, 1979..

Вебер начинает свой доклад с оценки американского пути развития капитализма в сельском хозяйстве. Он целенаправленно подчеркивает «абсолютный индивидуализм фермерского хозяйства» в Соединенных Штатах, специфическое качество которого заключается в том, что «фермер -- это сугубо деловой человек» (MWG I/8: 213). В его глазах независимый мелкий фермер, ведущий свое хозяйство на относительно небольшом, но принадлежащем ему лично участке земли представляет собой предпринимателя капиталистического типа, с самого начала занятого производством в целях сбыта своей продукции на рынке. В Америке, доказывает Вебер, «рынок старее, чем сам производитель» (Ibid.: 215). Начав с оценки американского фермерского капитализма в сельском хозяйстве, Вебер дальнейший ход своих рассуждений строит на противопоставлении Северной Америки и Западной Европы. Совсем иначе обстояло дело, доказывает он, в старых культурных странах на европейском континенте. «В старых странах, -- настаивает Вебер, -- действует характерная комбинация мотивов, которая и объясняет их отклонение от американских условий» (Ibid.: 225). Тем самым повествование принимает форму сравнения американского и европейского модерна, направленного на уяснение различий между ними и породивших эти различия причи^³.

По мнению Вебера, различие между американским и европейским модерном было «обусловлено особыми последствиями капитализма в странах со старой культурой и более высокой плотностью населения в них» (Ibid.: 213). В европейских странах с их колоссальным багажом старой культуры и истории в силу дефицита свободных земель и той роли, которую власть исторической традиции играла в ее апроприации, использование земли определялось отношениями между зем- левладельцами-аристократами и зависимыми от них крестьянам^⁴, хозяйства которых были ориентированы на покрытие естественных, привычных потребностей крестьянской семьи, а не на поставку на рынок больших объемов товарной продукции на продажу. Тем самым здесь преобладала «моральная экономика», рассчитанная не на достижение максимальной эффективности сельскохозяйственного производства, а на то, чтобы прокормить максимально большое количество «едоков» из числа членов крестьянской семьи за счет эксплуатации обрабатываемого ею участка земли2⁵. Само собою понятно, что большая часть произведенной продукции потреблялась в таком случае внутри самого крестьянского хозяйства, а не шла на продажу; более того, зачастую произведенного не хватало до нового урожая. Такая логика входила в резкое противоречие с логикой капиталистической хозяйственной рациональности, рассчитанной на получение максимальной отдачи от используемой земли при минимизации всех расходов, включая не в последнюю очередь расходы на рабочую силу, т. е. на труд самих крестьян.

Две совершенно разнородные социальные тенденции борются здесь друг с другом, причем эта борьба не ограничивается социально-экономической плоскостью, но принимает форму культурной борьбы. Здесь Вебер прямо отсылает к событиям недавней немецкой истории -- политике канцлера Бисмарка, направленной на ограничение влияния Католической церкви в Германской империи, которая получила название Kulturkampf -- с тем чтобы подчеркнуть духовно-историческое, а не только прозаически-экономическое значение происходящих процессов. Смысл имеющего место в рамках аграрного общества стран Западной Европы противостояния Вебер формулирует совершенно четко и недвусмысленно: «Старый хозяйственный строй вопрошал: „Как я могу на данной земле послужить приложению труда наибольшего числа людей и дать им пропитание?“ Капитализм задается вопросом: „Как я могу собрать максимальный урожай с этой земли с целью его продажи на рынке, задействовав при этом как можно меньше рабочих рук?“» (Ibid.: 217). Эта борьба патриархальных и капиталистических начал в сельском хозяйстве представляла собой яркий пример тех проблем, с которыми старые европейские державы сталкивались в ходе формирования мира модерна. «Тысячелетия прошлого сопротивляются этому вторжению капиталистического духа» (Ibid.: 217), -- отмечает Вебер.

Это мощное вторжение «капиталистического духа» в патриархальный аграрный мир Восточной Пруссии до неузнаваемости изменяло как отношения между помещиками-землевладельцами и крестьянами, так и их самих. Речь тем самым шла не только о создании новой, ориентированной на рынок экономики, но и новой культуры. Прусский «юнкер» становился капиталистическим предпринимателем, начинал работать на внутренний рынок и на внешний вывоз производимой продукции, прежде всего зерновых. Он учился использовать городские кредиты Капитализм, как отмечает по этому поводу Вебер, превращает прусского помещика-юнкера «в рентного должника» (MWG I/8: 220). и сезонную рабочую силу, приходящую из-за границы -- из привисленских губерний Российской империи. Прусский помещик-юнкер хотел быть одновременно лендлордом на английский манер и капиталистическим предпринимателем и буржуа. Однако давление императивов рыночно-капиталистической экономики в сочетании с «вторжением капиталистического духа» в аграрные отношения германского востока подталкивали его к отказу от первой социальной роли. Сегодня, говорит Вебер, «собственник имения ведет себя сегодня так же, как и любой другой предприниматель, и он вынужден так поступать, пусть его аристократические традиции и идут вразрез с подобным образом действий» (Ibid.: 240). Менялся и местный крестьянин, который под давлением требований коммерциализации и товаризации социальных отношений зачастую был вынужден расставаться со своим старым налаженным хозяйством и искать счастья на стороне -- или за океаном, в Соединенных Штатах, или на заводах и фабриках промышленно развитого запада Германии: «В надежде избавиться от своей изоляции и патриархальной зависимости» немецкие крестьяне востока бежали «поближе к дыму фабричных труб немецких заводов, который одновременно был для них воздухом свободы» (Ibid.: 240) Здесь у Вебера акцент на идеальных мотивах, подталкивающих немецких крестьян востока покидать свои родные места и превращаться в заводских рабочих на западе Германии, а не только на мотивах материальной нужды или экономической выгоды. Такой подход не был для Вебера случайным. Еще в своей лекции 1895 г., прочитанной по случаю вступления в должность профессора Фрейбург- ского университета, он отмечал по поводу миграции крестьян-немцев с востока Германской империи: «Почему же уезжают немецкие поденщики? Не по материальным причинам: отъезд происходит не из местностей с низким уровнем оплаты труда, и отъезжают не плохо оплачиваемые категории рабочих» (Вебер, 2003a [1895]: 14-15). Их выбор определяет стремление к свободе и к освобождению от патриархальных отношений. По словам Вебера, «в смутной, полуосознанной устремленности в дали скрыт момент примитивного идеализма. Кто не может расшифровать этого, тому неведомы чары свободы» (Вебер, 2003a [1895]: 14).. Такова была та цена, которую немецкий крестьянин востока был вынужден платить за расставание со старым патриархальным миром своего хозяйства и своей Kultur.

Не менее важной для перехода от аграрно-традиционного к современному промышленному обществу в Западной Европе была и позиция другой стороны этого базового социального отношения, а именно традиционной земельной аристократии. По словам Вебера, «под воздействием капитализма земельная аристократия претерпевает серьезные внутренние изменения, которые совершенно меняют характер этой аристократии, унаследованный ею от прошлого» (Ibid.: 225). Необходимость поддерживать привычный социальный статус дворянства, владевшего землей, приводила к взлету арендных ставок на землю до заоблачных высот.

Иными словами, сила традиции в европейских странах со старой многовековой культурой не ограничивается сопротивлением крестьянских масс разрушению «моральной экономики» их хозяйств буржуазно-капиталистической модернизацией. На стороне традиции в странах Старого Света стояли и привилегированные слои общества, прежде всего традиционная аристократия и служилое дворянство, удельный вес и социально-политическое значение которого оказываются особенно значимыми в странах с прочными и многовековыми государственным традициями -- Австрии, Пруссии, Франции. Фигура чиновника или офицера для таких стран была более характерным социально-культурным типом, чем фигура делового человека или частного предпринимателя. По словам Вебера, «значение класса государственных должностных лиц оказывается большим и должно быть таковым в Западной Европе, чем в Соединенных Штатах. Более сложная социальная организация делает для Европы необходимым наличие множества специально обученных должных лиц, для которых это занятие становится делом всей жизни» (Ibid.: 221). Помимо всего прочего, в европейских странах старой культуры занятие должностей в аппарате государственного управления требовало получения сложного и дорогостоящего высшего образования, что могли позволить себе только выходцы из привилегированных и состоятельных кругов общества.

Вебер констатирует в своем докладе:

Вследствие всех этих влияний, европейский капитализм, по крайней мере на континенте, отмечен характерной печатью авторитарности, что особенно бросается в глаза на фоне гражданского равноправия в Америке и отчетливо ощущается самими американцами. Эти авторитарные тенденции, равно как и антикапиталистические настроения, характерные для различных страт европейского общества... находят свое социальное выражение в конфликте между земельной аристократией и городскими буржуазными слоями.

(Ibid.: 225)

Этот конфликт между индустриальными и аграрными капиталистическими интересами и их носителями в странах Западной Европы имел, по мнению Вебера, важное политическое измерение

.поскольку встает вопрос, перейдет ли экономическая и политическая власть окончательно в руки городского капитализма, суждено ли будет небольшим сельским центрам с их политическим руководящим слоем (intelligence), отличающимся своей специфически окрашенной социальной культурой, прийти в упадок и уступить свое место на поле боя городам как единственным носителям политической, социальной и эстетической культуры. Этот вопрос является одновременно и вопросом о том, будут ли люди, жившие ради политики и государства, как это делала старая, экономически независимая земельная аристократия, сменены подавляющим господством профессиональных политиков, живущих за счет политики и за счет государства. (Ibid.: 220)

Говоря о «политическом руководящем слое (intelligence), отличающемся своей специфически окрашенной социальной культурой» и своим «политическим разумом», Вебер имеет в виду «юнкеров» -- представителей прусской земельной аристократии, которая традиционно выполняла сперва в Пруссии, а с 1871 года -- в Германской империи -- руководящие политические и социальные функции, а также предоставляла кадры для офицерского состава армии и гражданского чиновничества. В созданной в 1871 году Германской империи «юнкерское» сословие продолжало играть большую роль в политике «Класс сельских землевладельцев в Германии, состоящий в основном из дворян, живущих на землях к востоку от Эльбы, политически правит ведущим германским государством» (MWG I/8: 226), -- подчеркивал Вебер по поводу прусского государства и его социальной основы в своем докладе.. «Особенность прусского юнкерства состояла в том, что оно сохраняло кастовую замкнутость и привилегии на занятие высших постов в администрации и офицерских должностей в армии и флоте» (Кривогуз, 1959: 262). Такая организация рекрутирования кадров для аппарата государственного управления приводила к тому, что «в Пруссии из 12 обер-президентов 11, а из 36 регирунгс-президентов 25 были дворянами. Дворянами были 87% штабных офицеров в кавалерии, более 40% -- в пехоте и артиллерии. Большая часть дипломатов также была из дворянства» (Там же: 262). Более того, влияние прусского юнкерства на немецкую политическую и социальную жизнь не ограничивалось его удельной долей в составе правящего класса. Не менее важным было и то, что образ жизни прусской аристократии служил образцом для подражания буржуазным слоям в том, что касалось жизненных стилей и презентации себя в повседневной жизни (MWG I/8: 22б) Эта точка зрения находит свое подтверждение и у современных исследователей. См., к примеру, последнее фундаментальное исследование, посвященное истории, социальному строю и культуре прусского государства: Spenkuch, 2019: 120-121..

Переломный момент в немецкой политике наступает, согласно Веберу, на рубеже веков, когда закат экономического господства помещиков-юнкеров начинает подрывать их политические позиции в Германской империи. Инициатива переходит к городам, где политически активные группы были представлены как буржуазными кругами, так и мощным рабочим движением, политическим выразителем интересов которого являлась германская социал-демократия. Еще в 1895 году Вебер подчеркивал, что «усадьбы востока были опорными пунктами дислоцированного в этих землях господствующего класса и такими же опорными пунктами для чиновничества -- но с их распадом, с утратой социального характера старым поместным дворянством центр политического разума неудержимо сдвигается в города. Этот сдвиг -- решающий политический момент аграрного развития востока» (Вебер, 2003a [1895]: 14).

Проблему, однако, Вебер здесь видел в том, что политический и экономический потенциал главных классов европейских наций были не тождественны друг другу. По словам Вебера, «экономическая власть и призвание к политическому господству нацией не всегда совпадают между собой» (Там же: 30). Вебер показывает это на примере расстановки классово-политических сил, сложившихся в Германской империи на рубеже XIX-XX веков. Класс может обладать серьезным политическим потенциалом или «политическим разумом» (Intelligenz), но относительно слабым или убывающим экономическим потенциалом. Таково было положение прусского помещика-юнкера на рубеже веков, этой опоры монархии и империи в Пруссии и Германии. Напротив, класс может занимать серьезные экономические позиции в обществе, но при этом быть не в состоянии адекватно выполнять в нем политическую руководящую роль. Именно в этом, по Веберу, заключалась главная проблема немецкой буржуазии, с одной стороны, и немецкого рабочего класса -- с другой. Будучи восходящими социальными классами, немецкая буржуазия и рабочие, в отличие от прусской аристократии, не обладали теми политическими навыками и качествами, которые могли бы помочь им справиться с управлением немецкой государственно-политической жизнью. Тем не менее будущее было за ними -- о чем Вебер настойчиво говорил начиная с 1890-х годов, но это будущее было неопределенным и внушало Веберу серьезные опасения в силу известной политической «незрелости» обоих классов.

В этом плане политическая борьба в Германии была одновременно борьбой между индустриально-капиталистическими и аграрно-капиталистическими интересами. Что касается самого Вебера, то он целиком и полностью стоял на стороне индустриально-капиталистической Германии, хотя и не считал городскую буржуазию и ее промышленно-деловые круги политически зрелыми для того, чтобы взять власть над страной в свои собственные руки. Тем не менее главную политическую дилемму, стоявшую перед Германией и ее основными социальными классами на рубеже веков, он формулировал достаточно четко и недвусмысленно. Еще в ноябре 1896 года, выступая на учредительном конгрессе Национально-социального союза в Эрфурте, инициатором создания которого был его близкий друг и либеральный теолог Фридрих Науманн, Вебер прямо заявил делегатам съезда, что «остается только выбор, поддерживать либо буржуазный, либо аграрно-феодальный класс. Социал-демократия своим наступлением на буржуазию лишь проложила путь реакции... Поэтому необходимо решиться на то, чтобы стать новой национальной партией буржуазной свободы, стремящейся к буржуазно-капиталистическому развитию» Цит. по: Вебер, 2007: 197-198. Перевод исправлен мной. Подробнее о дебатах на конгрессе см.: Mommsen, 1959: 137-139.. Именно с такой постановкой вопроса мы имеем дело и в его докладе 1904 года.

Наконец, описывая борьбу традиции и капитализма в процессе упрочения европейского модерна, Вебер вводит еще одно важное понятийное новшество, которое получит развитие в поздний период его творчества. По Веберу, на стороне традиции в Германии и в других европейских странах стояла не только корона и старая земельная аристократия, церковь и значительная часть крестьянства, но и образованные слои общества, которые он называет Bildungsaristokratie -- «аристократией образования». Эта мощная социальная сила, аналогов которой Вебер не находил в Соединенных Штатах, также занимала в основном консервативные и антикапиталистические позиции, и тем самым -- стояла на стороне традиции в сфере культуры, образования и воспитания. По словам Вебера,

В стране старой культуры «аристократия образования» (aristocracy of education), Bildungsaristokratie, как она предпочитает называться, представляет собой влиятельный класс населения, лишенный лично окрашенного интереса к экономике; она склонна смотреть более скептически на триумфальное шествие капитализма и критиковать его более рьяно», чем «в стране, подобной, к примеру, Соединенным Штатам». В условиях, когда интеллектуальное и эстетическое образование становится профессией, ее представители оказываются «связанными отношениями внутреннего сродства со всеми носителями старинной социальной культуры, поскольку также и для них профессия не может и не должна служить источником барыша, полученного в результате игры слепого случая. (MWG I/8: 224)

Свобода от материальной необходимости, равно как и рентный, а не предпринимательский источник дохода аристократов, привилегированных посредством образования, имели своим следствием то, что представители «аристократии образования» с недоверием относились к капиталистическому духу и его носителям. Они боялись, что прогрессирующее вторжение капитализма в жизнь старых культурных европейских наций приведет к утрате жизненно важных «этических и эстетических ценностей», укорененных в «традиционных условиях жизни общности» (Ibid.: 224). Они, -- отмечает Вебер по поводу представителей «аристократии образования», -- «сомневаются в том, что господство капитала способно будет дать лучшие и более прочные гарантии личной свободе и развитию интеллектуальной, этической и социальной культуры, представителями которой они являются, по сравнению с теми гарантиями, которые давала аристократия в прошлом». И даже более того: «Они желают, чтобы ими правили люди, чью социальную культуру они считают равновеликой их собственной; по этой причине они оказывают предпочтение господству экономически независимой аристократии, господству профессиональных политиков». В результате «сегодня в культурных странах дела складываются таким образом», -- говорит Вебер, -- что «представители высших интересов культуры обращают свой взор к прошлому, с глубокой антипатией относятся к неизбежному развитию капитализма и отказываются от сотрудничества [с ним] в определении контуров будущего» (Ibid.: 224). Тем самым, по Веберу, выходит так, что жизненные идеалы и базовые интересы образованного сословия в европейских странах со старой Kultur находятся на стороне тех социальных сил, которые стоят за традицию и против современного капитализма Эти соображения по поводу роли лиц, привилегированных посредством образования и культурных компетенций (literati) в европейской политической и культурной жизни, получат острополемическое звучание в политических статьях и выступлениях Вебера 1917-1919 гг., посвященных демократизации политической системы Германии. См. об этом: Ghosh, 2005b: 405-407. Из последних работ на эту тему упомянем только в высшей степени информативную и ценную в плане выводов статью: Ghosh, 2016. ^{В одной из своих статей 1894 г.} («Die Ergebnisse der deutschen Bцrsenenquete. I») Вебер прямо пишет о Соединенных Штатах как об «ультрасовременном, капиталистическом, полуварварском государстве» (MWG 1/5,1: 220).. Такова в общих чертах была картина европейского и германского модерна, которую Вебер нарисовал в своем докладе в Сент-Луисе, организовав материал своего выступления вокруг понятийной пары «традиция» и «капитализм».

Американский модерн в сравнительно-исторической перспективе

Реконструкция основных черт и исторической динамики европейского модерна была необходима Веберу, помимо всего прочего, для сравнения его с той формой модерна и рационального промышленного капитализма, которые получили развитие в Северной Америке. Для Вебера американский капитализм был капитализмом высшей пробью² в силу целого ряда уникальных особенностей истории Северо-Американских Соединенных Штатов. Пользуясь понятийным языком самого Вебера, можно сказать, что американский капитализм представлял для него результат уникальной исторической констелляции -- схождения в одной точке пространства и времени некоторых факторов, незнакомых старым культурным державам Европы, которым для того, чтобы совершить свой прорыв к миру модерна, пришлось долго и упорно бороться с инерцией традиции, а точнее -- с целым рядом могущественных традиций религиозного, социального и культурного свойства. Иначе обстояло дело в Америке, где множество обстоятельств, некоторые из которых отмечал уже А. де Токвиль в своей «Демократии в Америке» (Токвиль, 1992 [1835/1840]), -- наличие большого запаса свободных земель и богатых залежей сырья, отсутствие могущественных внешних врагов, равно как и влиятельной наследственной аристократии, свободолюбивый и антиавторитарный религиозных дух протестантских сект и деноминаций, последователи которых составили первую волну переселенцев в Новый Свет, низкая плотность населения, дефицит рабочей силы, заставлявшей предпринимателей ставить себе на службу новейшие технические изобретения и заменять рабочую силу машинами и неживыми источниками энергии, -- благоприятствовали быстрому продвижению американской нации к миру модерна и придавали этому движению беспрецедентный динамизм и колоссальную деловую и жизненную энергию. Капиталистическое развитие в Америке, отмечал Вебер, происходило с необыкновенной быстротой: всему, что «стояло на пути капиталистической культуры, суждено было быть сметенным с несокрушимой силой» Цит. по: Вебер, 2007: 256. Перевод исправлен мной по изданию: Weber, 1984 [1926]: 306..